Текст книги "Катализатор смерти"

Автор книги: Al Empvill

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Постой…

Кристина остановилась рядом со своей дверью и слегка повернула голову.

– Почему я? Моего согласия никто не спрашивал. Я вообще-то хочу жить нормальной жизнью, как все нормальные люди. Я вовсе не собирался становиться каким-то там носителем. Найди кого-нибудь другого, а меня верни назад. Я не хочу всего этого! – последние слова я буквально выкрикнул ей в спину.

Кристина слегка склонила голову. В её голосе прорезалась боль.

– Моего согласия тоже никто не спросил. Когда я попыталась сопротивляться, моя сестра умерла. Её кровь буквально вскипела внутри неё. Поэтому, если тебе дороги твои близкие, не сопротивляйся и не задавай вопросов. Пути назад нет.

– Подожди… Что произойдёт когда мы найдём всех десятерых носителей?

– Я этого ещё не знаю. Пока что наша задача – найти их. Возможно, вместе с ними мы найдём и ответы на все вопросы. Так что не будем терять времени. У нас его не так уж и много. И у мира по ту сторону – тоже.

– Стой! Что значит – у мира тоже? – выкрикнул я, но Кристина уже шагнула в дверь и исчезла за кровавыми волнами. За её спиной из ничего материализовалась дверь, и я вновь остался один в комнате.

Я перевёл взгляд вглубь «своей» двери. Я совсем не был уверен в том, что там меня ждали ответы на все вопросы. По словам Кристины, пытаться вырваться отсюда бесполезно, и учитывая обстоятельства, я был склонен ей верить. Все-таки мне совсем не хотелось, чтоб пострадал кто-то ещё. Хватит с меня смертей Коляна и Алёнки. Хоть я вроде как и не был к ним причастен.

Я закрыл глаза, выдохнул, открыл их и шагнул вперёд. Я не знаю, как будут убиваться по моему исчезновению родители, как будет ошарашена Аня, когда обнаружит, что меня рядом нет. Не знаю, что ждет впереди меня, Кристину, да и весь мир в целом, но я собираюсь это выяснить. И если для этого я должен идти вперёд, я это сделаю. Чем бы это все ни закончилось лично для меня.

Frog

«… и вышли жабы, и покрыли землю Египетскую» (Библия, Книга Исход, 8.6).

– Жаба!

Сколько же раз он слышал это слово за своей спиной. Громко. Тихо. Наглый вопль очередного ублюдка. Тихий полушёпот симпатичной девушки. Со временем разница между ними просто стёрлась в его голове. Все, что он слышал, выходя на улицу – это «жаба». Да, не всегда окружающие использовали именно это слово. Это могло быть и жир, жирдяй, жиртрест, жиробас, свиноматка, кабан, бочка, толстопуз, сало… Те, кто повоспитаннее (а таких было не очень много), использовали слова «упитанный», «с избыточным весом», «с проблемами с массой». Самым образованным был обследовавший его несколько лет назад врач, назвавший его «внебрачным сыном синдрома Прадера–Вилли и врождённой эндокринной патологии». Но форма выражения не имела значения. Для него все эти слова слились в одно. Даже интонации слились в одну. И это точно было не сочувствие. Людям даже не обязательно было использовать слова. Достаточно было заметить, с каким выражением лица на него смотрят, как взлетают вверх брови от удивления, как растягивается в язвительной ухмылке рот ближайшего мужчины или кривятся в брезгливой гримасе губы милых до этого девушек. Другими словами, почти каждый встречный тем или иным образом считал своим долгом продемонстрировать своё отношение к нему. И отношение это было совсем не добродушным.

Само собой разумеется, хождение в школу было не для него. Как не раз говорила его приёмная матушка, его бы там просто пережевали и выплюнули все эти морально уродливые подростки. Да и чего уж там, некоторые учителя от них не отстали бы. Взять хотя бы тех, кто приходил к нему домой. О да, они очень старались держать свои эмоции под контролем. Но он уже давно научился замечать малейшие косые взгляды или секундные движения мышц лица, когда человек, исполняя свои рабочие обязанности, усиленно пытался скрыть отвращение. Так что в скором времени даже лица людей начали для него смазываться в одну гротескную маску с презрительным взглядом и перекошенным кривым ртом. Который постоянно выплёвывал из себя только «Жаба!». Из всех людей только матушка вроде как любила его. Но лично ему больше казалось, что это не любовь, а жалость. И почему-то он считал, что это было даже хуже.

Впрочем, было и ещё одно исключение.

Он тогда шёл, как обычно погруженный в свои мысли, в свой внутренний мир, отгородившись от окружающих плотной стеной дэт-метала, едва не разрывающего динамики его наушников. Он любил Slaughterbloods. Каким-то образом благодаря им можно было представить себя нормальным. Таким, как все. Он не знал, как это работает, знал только, что скрежет электрогитар под безумный барабанный ритм выдавливал всю накопленную боль из души. Как гной из раны. И на некоторое время ему становилось легче.

Воодушевленный «Underworld princess», он вскинул голову и едва не начал кричать припев на всю улицу. Впрочем, он мог и не сдерживаться. Слова все равно застряли бы у него в глотке. Потому что он столкнулся взглядом с ней. Нет. С НЕЙ…

Она сидела за столиком возле кафе с глупым (на его взгляд) названием «Лили», на котором стоял стаканчик с двумя шариками мороженого «Black ice». Огромные, нереально зелёные глаза, мгновенно вышвырнувшие из головы бравых ребят с гитарами. Слегка поджатые пухлые губки, едва тронутые бледно-красной помадой. Рыжие волосы спускались огненными волнами до самой талии. Высокую грудь (второй или третий размер, и для него это было верхом совершенства) обтягивала чёрная футболка со стилизованным изображением лисы, над которой распростёр свои крылья ворон, и надписью «Fox look, raven soul». Ничем не примечательные джинсовые шорты. Вытянутые под столом длинные ноги, обутые почему-то в ботинки военного образца.

И что самое важное – на её лице не было ни малейшего намёка на брезгливость. Он не увидел и следа того отвращения, которое до этого считал присущим всем окружающим.

Он никогда никого не любил, никогда ни к кому ничего не чувствовал. Конечно, он знал, что это такое, спасибо Интернету, этому бездонному кладезю информации со всего мира. Но он всегда считал, что это не для него. Что это невозможно ни для него, ни по отношению к нему. Для него это было что-то вроде детской сказки, такой же далёкой от реальной жизни, как Стойкий Оловянный Солдатик или Русалочка. Но эти глаза разнесли в клочья все его убеждения по этому поводу. Все равно что выстрелить в арбуз из ружья.

Время остановилось. Застыли прохожие, автобусы, машины, грузовики, птицы в небе, чёрный уличный кот, меланхолично переходящий тротуар в двух метрах от него. Застыл он, с полуоткрытым ртом и с занесённой для очередного шага ногой. Застыла девушка, не донеся ложку до стакана с мороженым. Он мог бы поклясться, что застыли все пылинки, микробы, бактерии и микроорганизмы вокруг него. Даже, казалось, атомы кислорода, водорода и азота замерли, прекратив своё непрерывное движение. Застыла планета, повиснув в бесконечной пустоте голубоватой ёлочной игрушкой. Застыло Солнце, став на мгновение всего лишь ярчайшей неподвижной лампой. Замерли кометы, метеоры, звезды, галактики. Остановилась Вселенная. Единственное движение, которое он видел – это хаотичное, гипнотизирующее вращение крошечных изумрудных огоньков в глубине её зелёных глаз…

– На что уставился, бегемот? – небрежный хлопок, даже не удар, по затылку во мгновение ока разрушил неподвижную иллюзию. Он даже не заметил, когда успел стянуть наушники. Время вернулось с обеденного перерыва, мир снова стал таким, как прежде. И напомнил о себе двумя очередными имбецилами, точно срисованными с интернет-мемов про дворовых гопников.

– Ты чё, язык проглотил, пузо? – ещё один тычок, на этот раз в плечо.

По своему опыту зная, что выяснение отношений с подвидом подобных существ, которые на полторы головы выше него, ни к чему хорошему не приведёт, он просто натянул обратно наушники (в которых вокалист по кличке Мясник все ещё воспевал хвалебный гимн принцессе подземного мира) и зашагал вниз по улице, уперев взгляд в асфальт под ногами. И, разумеется, не слышал шагов двоих олигофренов за спиной, решивших, что шоу ещё не окончено.

И, конечно же, не видел, как девушка, практически не жуя, проглотила оставшееся мороженое, засунула купюру под стаканчик и решительно зашагала в том же направлении, в котором минуту назад скрылся и он.

*      *      *

– Клёвые уши, свин, – чья-то рука сдёрнула наушники, оборвав финальные аккорды «Party of the Dead» от все тех же Slaughterbloods. – Мои как раз накрылись. Подаришь?

Он обернулся, увидев тех самых уродов, что так некстати вырвали его из иллюзорного мира возле «Лили». Теперь у одного в руках были его наушники (к счастью, беспроводные, иначе этот недоумок точно оборвал бы шнур). Второй просто скалился в ожидании продолжения представления.

Чёрт. Только этого не хватало.

Он оглянулся вокруг, но они как раз стояли в пустынном переулке без единого человека. Наверняка эти двое довольно долго шли за ним, выжидая подобного момента. И дождались. Впрочем, даже если бы они были и не одни, вряд ли кто-то заступился бы за него. В современном обществе каждый заботятся только о себе. И, скорей всего, если бы даже кто-то и стал свидетелем этой сцены, то поскорее убрался бы по своим делам, благодаря судьбу, удачу, Бога или кого-нибудь ещё за то, что это происходит не с ним.

– Может, ещё и мобилу подгонишь, сальник?

Ну уж нет. Развернувшись, он решительно шагнул в сторону этих двуногих животных, занёс правую руку…

И получил такой мощный толчок (опять-таки, всего-навсего толчок, не удар) в голову, что отшатнулся на два шага назад, не удержался на ногах и плюхнулся задницей на тротуар. А две гиены в человеческом облике захохотали на всю улицу.

– Не, не, ну ты видел, ты видел, а? Как мешок с говном, точно!

– По любому, в этом доме все подвалы обвалились от такого! Сраный кит, мать его!

– Бери его тел и…

К тому времени он уже смог встать на ноги. И увидеть, что произошло дальше.

За спинами двоих недолюдей вырос тонкий огненноволосый силуэт. Тот, который был с наушниками, как-то по-смешному взбрыкнул ногами и сам приземлился на спину. После чего нога в чёрном армейском ботинке опустилась на его лицо, размазывая нос и губы в блин. Подошву ботинка оросило красным, а из того, что недавно было ртом, вырвался нечеловеческий вопль. Наушники вылетели из его руки и покатились по тротуару.

Второй начал разворачиваться со словами «Какого х…», но договорить не успел. На этот раз забрызганный кровью ботинок без особых промедлений впечатался ему в пах. Глаза второго вылезли из орбит, он рухнул на асфальт, прижав обе руки к пострадавшему месту, и пустынный двор вновь огласил дикий крик боли.

Огненноволосый ангел подобрал с тротуара наушники и направился к нему, вновь гипнотизируя его двумя зелёными безднами глаз. Она остановилась в паре метров от него и протянула к нему руку с наушниками.

– Твои?

Ничем не примечательный голос молодой девушки, но в тот момент он показался ему перезвоном небесных колокольчиков.

– Они тут треснули немного. Наверное, когда на землю упали. Но вроде работают.

Из наушников действительно можно было услышать электрогитарное соло, но в тот момент ему было как-то все равно, работают ли его верные глушилки. Он шумно сглотнул, сделал шаг вперёд, протянул руку… и в момент, когда он забирал свои наушники, их пальцы на мгновение соприкоснулись.

И вновь ощущение замершего времени и бездонного зелёного океана её глаз… и так же бесцеремонно прерванное.

Лицо девушки перекосилось, с губ сорвался короткий вскрик, когда рука Первого (Второй так и катался по земле, прижав руки к паху и время от времени подвывая) вцепилась в копну рыжих волос и рванула назад. Но, к полной его неожиданности, огненные пряди полностью отделились от головы девушки и остались в его руке, открыв взгляду короткие черные волосы.

Её глаза полыхнули зелёным, яростным пламенем. Она развернулась и с размаху ударила ногой Первому в колено. Покрытое кровью лицо мгновенно исказилось, став и вовсе кошмарной мордой неизвестного чудовища. Раздался хруст, нога Первого вывернулась назад в коленном суставе и он второй раз рухнул на тротуар, на этот раз крепко приложившись лицом к бордюру. Он успел лишь слегка пошевелиться, прежде чем разъярённая зеленоглазая фурия нанесла поистине чудовищный вертикальный удар ногой в его шею. Вновь раздался противный хруст, и Первый замер на земле с неестественно вывернутой в сторону головой, вокруг которой сразу же стал образовываться багровый нимб.

Все это время он стоял в ступоре, не в силах поверить в то, что всё, что видят его глаза, реально, а не какой-то бредовый сон.

Прошло ещё несколько секунд, прежде чем девушка пришла в себя. И, судя по её выражению лица, она начала догадываться, что натворила.

– Дьявол. Кажется, я перестаралась. – Она быстро подобрала свой рыжий парик (у него в голове пронеслись смутные ассоциации с огненным шаром, клубящимся в её ладони, языки которого в последний раз лизнули асфальт тротуара) и схватила его за руку. – Не стой столбом, валим!

*      *      *

Само собой разумеется, он вовсе не был великолепным бегуном. Поэтому, когда они в конце концов остановились, сердце у него едва не выпрыгивало из груди, воздух обжигал лёгкие, глаза заливал пот, а в бок словно кто-то вонзил тупой, зазубренный нож. Он стоял, согнувшись и уперев руки в колени, стараясь восстановить дыхание. Получалось не очень хорошо. Так что он все-таки бросил короткий взгляд на свою уже черноволосую спасительницу.

Она явно чувствовала себя после бега намного лучше. Хотя и у неё на футболке образовались тёмные пятна, черные волосы прилипли ко лбу а грудь вздымалась и опускалась гораздо чаще, чем при обычном дыхании. Но в целом было понятно, что девушка бегает (или убегает?) гораздо чаще, чем он.

– Так. Давай-ка определимся. На тот случай, если кто-то начнёт задавать тебе вопросы: на тебя напали. Ты был в шоке и ничего не помнишь. Это понятно?

Он хотел ответить, но во рту было сухо, как в пустыне Намиб. Поэтому он просто кивнул.

– Отлично. Потому что там сто процентов кто-то что-то видел в окно. Сам домой доберёшься?

Он огляделся по сторонам, мысленно прикидывая, где они сейчас находятся. Да, он бывал в этой части города. Не так уж и далеко от его дома, если разобраться. За полчаса доберётся. Поэтому он снова кивнул.

– Хорошо, – выдохнула девушка. Её дыхание было уже практически в норме. – В таком случае, мне пора.

– Постой, – получилось довольно хрипло, но по сравнению с минутой ранее это уже было невероятным достижением. – Имя… Как тебя зовут хотя бы? Пожалуйста…

Она успела отойти на несколько шагов. Оглянулась.

– Я Анна. Аня. Не знаю, зачем тебе это… Не влипай больше в неприятности, пончик, – и, улыбнувшись уголком губ, девушка скрылась за ближайшим домом.

…Он стоял возле какой-то приподъездной лавки, пока окончательно не восстановил дыхание. После чего одел наушники (которые все это время исправно исторгали из себя металлический саундтрек) и отправился домой. Мысли метались в его голове как перепуганные выстрелом птицы, но он решил все хорошо проанализировать дома. Где его точно не встретит кто-то вроде тех двух уродов.

И, к сожалению, никто вроде рыжей брюнетки Ани.

Он сам не заметил, как снова перешёл на автоматический ход. Ноги сами несли его в нужном направлении практически без участия мозга. Просто чудо, что он умудрялся в таком состоянии не попасть под машину. Он ничего не слышал и не видел вокруг, пока не добрался домой, где матушка уже начинала за него волноваться.

Если бы во время возвращения домой он догадался хоть раз оглянуться, то, возможно, увидел бы силуэт коротко стриженной черноволосой девушки, следующей за ним на расстоянии.

Или обратил бы внимание на серый мужской образ, на мгновение сотканный из поднятого порывом вечернего ветерка столба уличной пыли.

А если хотя бы мельком взглянул на одну из немногочисленных луж, оставшихся после вчерашнего дождя, наверняка заметил бы, что вода имеет какой-то неестественный красный оттенок. И что из-под воды его провожают взглядом карие девичьи глаза, покрытые густой сетью проступивших сквозь белки капилляров…

*      *      *

Была ли это любовь? Влюблённость? Мания? Или просто сексуальное возбуждение толстого парня, на которого внезапно обратила внимание красивая девушка?

Он лежал в полумраке на своей кровати, глядя в потолок и приводя в порядок кашу в голове, состоящую из металла, двоих дебилообразных человекоподобных и девушки невероятной красоты. И как она отделала тех приставал… он видел достаточно много красивых женщин (опять-таки, благодаря Интернету), но впервые столкнулся вживую с таким прекрасным существом. Прекрасным даже в своей ярости. Он не сомневался в том, что одного из тех двоих она действительно убила. Нарочно или нет, сейчас не имело значения. Важно было только то, что хрупкая на вид девушка отметелила двух здоровых лосей. И зачем она это сделала? Зачем шла за ними от самого кафе? Ведь не случайно же она оказалась в том же месте, что и они. Только для того, чтобы помочь совершенно незнакомому толстяку с врождёнными генетическими патологиями?

Она назвала его пончиком. Почему-то это слово не вызвало у него неприязни. В его внутренней словарной классификации оно не было из категории «жаба». И эта полуулыбка одним уголком губ. На его памяти ему вообще никто не улыбался. Кроме матушки, естественно, но, по его мнению, это тоже было продиктовано жалостью, а не подлинным расположением. Так что это тоже не считалось за искреннюю улыбку. Но в случае с девушкой (Аней. Нужно думать о ней как об Ане, а не просто как о собирательном образе «девушки», напомнил он сам себе) он чувствовал искренность. Ей абсолютно незачем было притворяться.

А вот он так и не назвал ей своего имени. Но стоит ли его винить за это? Он никогда не разговаривал с девушками. После нескольких попыток, когда его меряли глазами с головы до ног лишь за тем, чтобы тем или иным образом послать подальше, он перестал это делать. Да и красноречием он отнюдь не блистал. Он был достаточно начитан и умён, ведь когда у тебя нет друзей, с которыми ты можешь прожигать все имеющееся у тебя в распоряжении время, все, что тебе остаётся – это Интернет и книги. Но, несмотря на это, коммуникативными навыками он не обладал. Совсем. В разговоре с представительницами противоположного пола даже нормальные парни часто краснеют и теряются, так стоит ли удивляться, что у него как будто язык одеревенел. Сам факт того, что он каким-то образом умудрился-таки спросить её имя, уже можно было назвать невероятным успехом.

Итак, думал он, подведём итоги сегодняшнего уличного моциона. Официальная версия: он шёл по улице, никого не трогал, на него напали двое каких-то придурков, пытались ограбить, он был в таком шоке, что даже не помнит, как убежал от них и как вернулся домой. Коротко и ясно. А вот неофициально… Он понимал, что его жизнь не будет прежней. Понимал, что больше не сможет думать обо всем обществе как о тупом, безразличном стаде, которому плевать на всех, кроме себя. Не сможет думать обо всех девушках как о высокомерных гламурных кисах, отличающихся друг от друга только количеством косметики на лице. Потому что как минимум один человек не подходил под это описание. А если из правила есть исключение, то это автоматически означает, что это самое исключение может быть не одним.

Увидит ли он Аню ещё раз? Или ему теперь для этого придётся нести ежедневное дежурство возле «Лили» в надежде, что однажды Аня придёт туда снова? Это уже попахивало какой-то формой фанатизма. Да и персонал кафе начнёт задавать вопросы, если каждый день будет видеть маячащего возле их заведения толстого невысокого парня. Не такая у него внешность чтоб на него не обращали внимание. С другой стороны, мысль о том, что он больше никогда её не увидит, наполняла его невиданной доселе тихой грустью. Конечно, ему бывало грустно, и очень часто, но ничего подобного он никогда раньше не испытывал.

Так все-таки, что же это за чувство? Любовь? Влюблённость? Или простое сексуальное влечение толстяка-девственника?

За этими мыслями его и застал Морфей, который мягко, но решительно увёл его в свою страну.

Страну без сновидений.

Если не считать сном мимолётные, кратковременный образы странного коридора с десятью дверями и горящих зелёным пламенем глаз на фоне перемежающихся между собой алых и серых всплесков…

*      *      *

Проснулся он от того, что яркое солнце светило ему прямо в глаза. Мысленно обругав себя за то, что забыл закрыть вечером шторы, он поднялся и резко задёрнул их.

Матушка, естественно, уже была на работе, подстывший завтрак ждал его на столе (гречневая каша с яичницей, ничего особенного), и, поскольку сегодня была суббота, никто из учителей к нему сегодня не заявится. Так что весь день был в его распоряжении. Поэтому, уничтожая содержимое неглубокой тарелки, он мысленно составил план действий на сегодня.

Собственно, весь план состоял из всего одного действия: направиться к той самой кафешке. Да, это глупо. Да, он будет выглядеть как маньяк в собственных глазах. Но ему плевать. Он обязан увидеть её снова. Снова утонуть в этом бескрайнем зелёном океане. Если повезёт, снова прикоснуться к её бледно-розовой коже. И если очень сильно повезёт и она будет не против, это будут не пальцы. И если он опять не проглотит язык, то пригласит её домой. Все равно матушка раньше шести часов вечера не вернётся. А уж дома, если он не растеряет неведомо откуда взявшуюся смелость и если она опять-таки будет не против…

Вскочив из–за стола и чуть не опрокинув тарелку с кашей, он рванул в сторону ванной комнаты.

…Вышел он оттуда через пять минут, вытирая тщательно вымытые руки полотенцем. Сел за стол и, глядя на почти пустую тарелку, сам не заметил, как из глаз потекли слёзы. Боги ада и небес, о чем он только думал? Как вообще посмел мечтать о ТАКОМ? Зеленоглазое чудо было достойно лучшего. Она была достойна самого лучшего мужчины на Земле, нет, во всей Вселенной. И он им не являлся. Вряд ли ближайшее время его пропорции тела станут эталоном мужской красоты. Да и вообще, думать о таком по меньшей мере непристойно. И уж точно не характеризует его как хорошего человека, раз он мечтает об этом с первой же девушкой, которая обошлась с ним по-доброму.

Почему жизнь – зло? Почему мы не можем быть внешне теми, кто мы есть внутри? Если ты хороший человек, то и внешне приятен взгляду. Если моральный урод, то и внешность урода. Почему в реальности все не так?

Впрочем, это все – пустые, глупые рассуждения. Жизнь жестока и несправедлива. Он это понял на собственном опыте. И жалуйся или нет, ты ничего не исправишь.

Дожевав завтрак и залпом выпив чашку чая, он вымыл за собой посуду (ещё одна полезная привычка, особенно если имеешь дело с гречкой), он отправился в свою комнату. Естественно, вчерашняя одежда не годилась на то, чтоб снова ей воспользоваться, настолько сильно она пропиталась потом. Поэтому он собрал её и швырнул в корзину для стирки, сам одел свои любимые синие джинсы, футболку с логотипом ещё одной жизнеутверждающей истины (Reaper Аwaits Us All, с улыбающимся скелетом в чёрном балахоне и с косой наперевес), забросил в карман не такой уж толстый кошелёк. Денег там немного, но на какой-нибудь перекус в случае длительного отсутствия должно хватить. На голову отправилась чёрная кепка, за годы службы выстиранная до темно-серого цвета, а на кепку – солнцезащитные очки, которые были едва ли не старше кепки. В прихожей он нырнул в те же кроссовки, что и вчера, открыл входную дверь…

И застыл истуканом. С отвисшей челюстью и вытаращенными глазами.

– Аккуратнее, муха залетит, – тонкий пальчик коснулся его подбородка и захлопнул рот. – И не смотри на меня так, словно привидение увидел. Я вполне ещё живая. Ну, с утра вроде была.

Обувь на ней тоже была вчерашняя, черные армейские ботинки, только, естественно, отмытые от крови. Никаких голых коленей, сегодня ноги обтягивали кожаные лосины под цвет ботинок. Черная толстовка с капюшоном и надписью «VLADOF» на груди, черно-красной звездой на плече и, как он позже заметит, с огромным красным серпом и молотом на полспины. Ладони закрывали кожаные байкерские перчатки с отрезанными пальцами. На аккуратно подстриженных ногтях – матовый чёрный лак. Пепельно-серые волосы (ещё один парик, подумал он) рассыпались по плечам волнистыми змейками. Глаза цвета весенней листвы сегодня обрамляли тонкие черные контуры. На растянутых в полуулыбке губах лежал лёгкий слой чёрной помады. Едва подрумяненные щеки. И никакой бижутерии.

– Эммм… у меня где-то грязь на одежде?

Только после этого он осознал, что уже секунд десять тупо пялится на неё.

– Нннет… – промямлить вполголоса единственное слово – все, на что его хватило. Сказать, что он был потрясён, было бы серьёзным преуменьшением. И дело было даже не в том, что она заявилась к его квартире, хотя по идее не должна была знать, где он живёт. Перед ним была та же девушка, что и вчера – и в то же время какая-то иная.

Впрочем, не менее прекрасная.

– Тогда хватит меня изучать под микроскопом и идём за мороженым, – она развернулась и стала спускаться по лестнице. Захлопнув входную дверь и провернув ключ нужное количество раз (в замочную скважину он попал раза с третьего), он поспешил за ней.

*      *      *

Конечно, на них оглядывались. Не все, но многие. Он вполне отдавал себе отчет в том, что со стороны они выглядят действительно странной парочкой. Невысокий парень, который в талии и бёдрах был практически такой же ширины, как и в высоту, у которого наверняка куча комплексов и которому, скорей всего, суждено будет умереть девственником, если он не воспользуется услугами женщин лёгкого поведения. И рядом с ним – стройная, красивая девушка на добрых полторы головы выше его, которую, похоже, совершенно не смущает ни рост, ни комплекция ее спутника. И при этом абсолютно не похожая на ту самую женщину лёгкого поведения. Кто-то смотрел на Аню с сочувствием (бедная девушка, так не повезло, любовь зла, полюбишь и… ну, вы в курсе), кто-то откровенно раздевал её глазами. Только ей, судя по всему, было совершенно наплевать и на одних, и на других. И на всех остальных вместе взятых – тоже.

Пару раз, когда мимо них проходили полицейские, Аня как бы невзначай отворачивалась в другую сторону, изображая неподдельный интерес к витрине магазина по другую сторону дороги или разглядывая себя в стёклах припаркованных вдоль тротуара автомобилей. Он не задавал вопросов по этому поводу. Ведь вчера она, скорей всего, убила человека. Да, человеком он был, мягко говоря, не самым хорошим, но Фемиде абсолютно все равно на это. С юридической точки зрения это было убийство. Да, при самообороне, да, возможно, по неосторожности, да, возможно, в состоянии аффекта (он прекрасно помнил её горящие яростью глаза). Вот только доказывать подобные вещи в суде всегда проблематично. А даже если докажешь, то в места не столь отдалённые на определённый срок все равно, скорей всего, отправишься. Тем более что вряд ли у Ани или её родителей были деньги на хорошего адвоката, поэтому…

– Ау, кто-нибудь дома? Садись уже, пончик.

Надо же, они уже были на месте. Погруженный в свои мысли, он снова выпал из реальности, а его ноги сами собой переключились на автопилот. Он кивнул, снова не найдясь с ответом, и уселся на стул, жалобно скрипнувший под его весом.

– Тебе взять чего?

– Эээ… того же, что себе…

– Окей, – Аня направилась ко входу в кафе.

– Стой.

Она обернулась, стоя уже у самых дверей.

– А?

– На вот, – он со второй попытки вытащил из кармана кошелёк. – Возьми сколько нужно.

– А, брось, сегодня за мой счёт. Это же я тебя вытащила сюда.

– Нет, – он собрал в кулак все свои эмоции и взглянул ей в глаза. – Нет. Ты не будешь за меня платить.

Что-то промелькнуло в глубине зелёных глаз Анны. Настолько быстро, что он не смог определить, что именно.

– Окей, как скажешь.

Она вернулась, взяла его кошелёк. Наклонилась к нему, настолько близко, что их носы едва не соприкоснулись. Его обдало тонким ароматом ромашки.

– Знал бы ты меня получше, вряд ли доверил бы свой кошелёк.

И она скрылась в кафе.

Он смотрел ей вслед.

Что она имела в виду?

Этот вопрос висел в его голове до тех пор, пока она не вернулась с двумя стаканчиками Black Ice.

– Держи, – протянула она ему кошелёк.

Он отправил его в карман, даже не проверив, сколько она взяла.

– Мне повезло вчера. И не повезло тоже, – она уселась на стул напротив него, не сводя с него взгляда. – Если бы эти два отброса видели меня, вряд ли у меня получилось бы так красиво их отоварить. К счастью, они оба были слишком заняты тобой… то есть прости, не к счастью, конечно, просто…

– Все хорошо. Я понял, что ты имеешь в виду, – понемногу его скованность уходила, речь становилась более связной. – А когда ты…

– Это получилось случайно, – перебила она его. – Хотела приложить его ногой по голове, но этот гад дёрнулся, и я попала ему в шею. А поскольку его туша лежала на тротуаре, а голова – на бордюре, то… получилось то, что получилось.

– Как ты узнала, где я живу?

– Ты сам меня и привёл, – улыбнулась она. – Ты совсем ничего не видишь и не слышишь, когда идёшь по улице в наушниках, верно?

Возразить было нечего.

– Завязывай с этим. Музыка – это хорошо, но отключаться от внешнего мира не стоит. Если бы не это, то ты, скорей всего, заметил бы меня вчера по пути домой. И уж точно заметил бы тех двоих и выбрал бы более оживлённые улицы для своей прогулки.

– Да, ты права. Но если бы я делал все так, как ты говоришь, мы с тобой не познакомились бы.

– Хм. Возможно. Вот только почему ты думаешь, что знакомство со мной – это что-то хорошее?

Как объяснить девушке, не жалующейся на внешность, что это для него значит? Как она сможет понять? Ей явно не приходилось слышать ничего подобного в свой адрес. Или терпеть косые взгляды и смех за спиной.

Она словно прочитала его мысли.

– А, понимаю. Все окружающие относятся к тебе как к дерьму, и я просто выделилась тем, что так не считаю?

– Ну… пожалуй, можно и так выразиться.

Она откинулась на спинку стула, отправив в рот содержимое пластиковой ложки.

– Думаешь, мне не приходилось слышать смех за спиной? Думаешь, я никогда не сталкивалась с непониманием и неверием со стороны окружающих? Ошибаешься. Была одна история… даже две, если разобраться, просто про вторую, я думаю, никто не знает. После них всерьёз задумываешься, а все ли у тебя в порядке с головой. Интересно?

Вообще-то, ему сейчас было интересно все, что бы она ни рассказала. Он слушал бы из её уст даже полнейший бред, внимая каждому слову. И ни секунды в нем не сомневаясь.