Текст книги "Умереть, чтобы жить (СИ)"

Автор книги: Аида Остин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Умереть, чтобы жить.
Аида Остин (Снежинка)

Глава 1. «Люди верят в жизнь после смерти потому, что без этой веры им совсем невыносимо». Джон Грин. «В поисках Аляски»

Раймонд Моуди. Жизнь после жизни

Человек умирает. В тот момент, когда его физические страдания достигают предела, он слышит, как врач признает его мертвым. Он слышит какой-то звон и в то же время чувствует, что движется с большой скоростью сквозь длинный черный туннель. После этого он внезапно обнаруживает себя вне своего физического тела…   

К нему приходят души других людей, чтобы встретить его и помочь ему. Он видит души умерших родственников и друзей, и перед ним появляется Светящееся Существо, от которого исходит такая любовь и душевная теплота, которой он никогда в жизни не встречал.

  Затхлый и сырой запах подвала, сменился на другой – более свежий, но оттого и более опасный. Значит, вновь перенесли на другое место? Когда уже все это кончится? Скорее бы просто умереть. Умереть и забыть, не чувствовать больше этих страданий, на которые я был обречен.

   Мне всего девятнадцать, а я мечтаю умереть. Я уже давно перестал задаваться этим наивным вопросом – "почему?" На земле миллионы таких как я и все мы мечтаем об одном – умереть.

    Да, были моменты, когда я еще не потерял надежду на счастливое будущее и продолжал бороться, даже с самим собой, но я боролся. Твердил, что надо жить не смотря ни на что. Если уж я пришел на этот свет, значит, должен прожить свою жизнь до конца.  И вот, что я понял – ни хрена я ни кому и ничего не должен, а этот свет, на самом деле – тьма, что поглощает таких, как я целиком, пережевывает, давая почувствовать все "прелести" боли и проглатывает, смакуя новую искалеченную душу. Что же касается "прожить до конца", то все мы такие, мечтаем, чтобы этот конец скорее приблизился.

  Тогда зачем нам эта жизнь? Для чего? Для того, что бы показать обратную сторону счастливой жизни? Поддерживать равновесие, как и в борьбе добра со злом? Нет, я на это не согласен, поэтому требую смерти. Я требую умереть, кто там отвечает за это? Эй? Я, к вам обращаюсь?! Дайте мне уже умереть!

Глава 2.Перед выбором.

  Множество лиц мелькает передо мной. Счастливые и печальные, злые и с умоляющими о помощи глазами, лица стариков и детей, мужские и женские, все они, со скоростью молнии, проносятся мимо меня. Мне кажется, что я вот уже целую вечность, пытаюсь остановить хоть кого-то, но мне это не удается. Я брожу по тусклым коридорам туда-сюда, я обошел все это старое серое здание с облезлыми стенами и местами черным потолком, но выхода отсюда нет. Есть двери, которые, как от сквозняка хлопают без конца, но я их не вижу. Я ступаю по грязному полу голыми ногами и не чувствую холода. Я вообще ничего не чувствую.

Понимаю, что надо бы возмутиться или крикнуть от отчаяния, но не могу. Я его тоже не чувствую это отчаяние. Только вижу лица скользящие мимо и исчезающие за очередным поворотом тусклого коридора.

Кто я? Где я нахожусь? Почему, меня ни кто не слышит?

Вот, дверь в комнату, откуда я вышел, но войти обратно мне не удается. Вот старик, что сидит в инвалидном кресле, но он не отвечает на мои вопросы, а я к нему обращался тысячу раз.

Странно, сегодня он впервые смотрит на меня и по-настоящему улыбается. Встает со своего кресла и прихрамывая проходит мимо. Машет мне рукой и исчезает, как и многие до него, за поворотом. Я, словно нахожусь в невесомости, так как с первого раза не смог сделать и шага, опираюсь на стену и мои руки, точно в рыхлый снег, проваливаются в нее.

Что происходит? Я должен испугаться, но страха во мне нет. Отхожу от стены и медленно двигаюсь за стариком. Вот, я вижу его, но он уже стоит близко к двери, которой я точно знаю, здесь до этого не было. Старик подходит к ней и открывает. Яркий свет врывается в серую мглу и режет глаза. Нет. Я знаю, что должен чувствовать боль от яркой вспышки, но ее не было. Я, как и раньше могу не моргая следить за уходом старика, ровно до того момента, как закрывается дверь. Снова этот сумрак с постоянно гаснущей лампочкой под потолком. Моя подвижность вернулась, но слишком поздно. Дверь, через которую старик покинул здание, оказалась закрыта на множество замков.

Как такое возможно? Неожиданно, в тишину, что постоянно меня окружала все это время, врывается звонкий веселый смех. Не знаю откуда я взял это сравнение, но он похож на колокольчик. Спешу обратно. Мимо все так же мечутся тени искаженных людских лиц, а у одной из открытых дверей, стоит девчонка лет шестнадцати и заливисто хохочет над чем-то. Странно, но она не исчезает вслед за всеми и я ее раньше здесь не видел. С губ невольно срываются слова, но я и не надеюсь услышать ответ.

–Кто ты?

Девушка поворачивается ко мне и, всплеснув руками, начинает смеяться еще громче. Она красивая. С белыми длинными волосами, а на маленьком личике чуть видны веснушки. Ниже меня почти на голову, но смотреть у нее получается прямо в глаза. Неужели она меня слышит и видит?

–Представь себе вижу и даже слышу.

Она не переставала смеяться и ее губы не двигались, как я смог ее услышать?

–Очень просто – я читаю твои мысли. Здесь все так делают. Почти.

И ее смех вновь наполняет мою голову.

–Иди сюда, покажу тебе кое-кого.

Я подхожу ближе к ней и встаю рядом. С самого начала понимаю, что это больничная палата. На кровати лежит толстый мужчина и корчится от боли. Его лицо исказилось от очередного приступа и с покрасневших щек, на шею и подушку, ручьями стекает пот. Короткие толстые пальцы судорожно сжимают края одеяла, а ноги бьют кровать. Желтые зубы скрипят и крошаться, губы трескаются и кровоточат. Страшное зрелище, как судороги, одна за другой извивают человеческое тело словно веревку и постепенно, лишая сил, отрезают по кусочку соединяющую с жизнью нить. Мгновение, еще одно и вот, он выгибает спину и падает на кровать. Лицо его расслабляется и пальцы отпускают ткань одеяла. Все кончено. Он мертв. Я понимаю это, но жду, что будет с ним дальше.

–Нам надо уйти.

Девчонка кивает в сторону коридора и закрывает за нами дверь. Сейчас она даже не улыбается и выглядит старше. Серьезная и сосредоточенная, спешит в сторону окна, за которым я знаю нет ничего, кроме серого тумана и очертаний черных стволов деревьев.

–Кто ты? Почему я могу с тобой общаться, а с другими нет?

–Не знаю. Почему то решили, что именно я должна тебе все объяснить.

–Что объяснить? И, где мы находимся?

–Это последнее место, где ты оказался. Пошли, я покажу тебе тебя.

Она говорит странные вещи, но вокруг меня и так все странно, поэтому я иду за ней. Все равно кроме нее мне никто ничего не скажет.

–А, кто так решил?

–Они. Не спрашивай, я не смогу ответить.

Мы стоим у двери в комнату, откуда я впервые вышел. На кровати, такой же, как и у недавно умершего мужчины, лежит человеческая оболочка. Больше не нахожу слов, чтобы описать того парня.

–Это ты. Посмотри, какой красавчик.

Ее слова полный бред. Я не могу быть этим парнем, а иначе, как я вижу себя со стороны?

–Все просто – ты еще жив. Ну. Почти жив, учитывая то, что я могу с тобой говорить.

Склоняюсь над тощим телом прикрытым серой тканью и хочу разглядеть его лицо. На длинных, почти до плеч волосах, видны спутанные клочья с запекшейся кровью, а израненное лицо все в синяках и шрамах. Губы, почти втрое увеличенные, треснули и нагнивают в уголках рта. Черные гематомы покрывают весь череп, не оставляя ни одного живого места. На руках сломаны пальцы, но и в таком состоянии, руки сжимаются в кулаки.

Должно быть страшно? Но я не чувствую ничего такого.

–Хочешь посмотреть, что там под одеялом?

–Зачем?

Девчонка пожимает плечами и ухмыляется.

–Ну, кто знает, что ты можешь увидеть?

Она тянет руку и приспускает одеяло. На груди, исполосованной множеством свежих шрамов, выжжен крест. Красные кровавые бугры плоти вздулись и нагноившиеся пузыри источают неприятный запах.

–О, я тоже его чувствую.

От вида парня, моя голова начинает кружиться и я ощущаю трепет в груди. Это довольно неприятно, я хочу, чтобы этого не было. Подношу руку к голове, но резко останавливаюсь и смотрю на ладонь. Она светится мелкими точками света. Они увеличиваются и мне от них еще хуже.

–Что это?

Девчонка оборачивается ко мне и замирает.

–О, да ты еще жив! Не смотря ни на что – ты борешься. Посмотри, что с тобой сделали, разве после этого ты можешь хотеть жить?

–А я мертв?

Она мотает головой и молчит.

–Кто ты такая?

–Никто. Я блуждающая. Не там и не здесь. Таких, как я много, но наше время не бесконечно и мы должны определиться.

–В чем?

–Что мы хотим? Вернуться к живым или навсегда покинуть тот мир.

–А, где мы сейчас? Это больница, я понял, но получается, что и я блуждающий?

–Нет. Ты, еще жив. А я выбираю, между жизнью и вечностью.

Ее слова меня окончательно запутали. Все это не может быть на самом деле. Смотрю в окно на серый туман, на стены, в зеркало, что висит на противоположной стороне палаты.

В отражении вижу чистые серые глаза, лицо молодого парня с темно-русыми волосами, но мои волосы без налипшей на них крови и стрижены коротко. Рука перестала светиться и мне стало легче. Я не испытываю того щемящего трепета в груди, от которого так хотелось избавиться. Подняв руку, провожу по груди и пальцы цепляют обычную бечевку, на которой висит простой медный крестик. Один из тех, что продают в церквях.

–Кто и почему это сделал со мной?

Девушка пожимает плечами и отворачивается.

–Не знаю. Да и зачем тебе знать, если ты все равно умрешь? Если же не умрешь, то придешь в себя и сам все вспомнишь.

–Ты же сама говорила, что блуждающие решают, что им выбрать, как я могу выбирать между тем чего не знаю? Мне неизвестно, что ждет меня на земле, я представления не имею, что это за другой мир, о котором ты твердишь.

–Жизнь – Зло! Запомни это!

От ее сказанных слов я отлетаю к стене, но ударившись не чувствую боли. Она вышла в коридор и дверь за ней захлопнулась.

–Подожди. Я знаю, что ты меня слышишь. Постой, я больше ни с кем не могу говорить. Эй, отзовись!

В темном коридоре никого нет, раньше такого не было. Под потолком туда-сюда со скрипом качается лампочка и освещение получается не ровным. Удивительно, что я слышу скрип и шарканье ног за спиной. Кряхтенье и стоны, на звук которых я реагирую. Передо мной стоит старушка и шамкает губами, что-то говорит, но мне не ясно. Не могу слышать ее мысли.

–Я не слышу вас, не понимаю.

Она манит морщинистой рукой к себе и продолжает шептать. Несколько раз одно и тоже и я разбираю ее слова.

–Живи. Ты должен жить. Живи.

–Кто вы? Вы одна из них – блуждающих?

–Нет. Больше нет.

Старуха прошла мимо и открыла маленькую дверцу. Там не было такого света, как в случае со стариком, лишь мгновенная вспышка и дверь захлопнулась.

–Старуха уговаривает тебя жить? Ей ли советы давать?

–Что ты о ней знаешь?

–Не много, но и этого достаточно. Родилась, жила, любила, но ее предали. Дети бросили, внуки отвернулись. Она умерла от голода в доме престарелых, но при всем при этом советует тебе жить.

–Возможно, в ее жизни было, что-то настоящее, ради чего стоило вернуться?

–Не смеши меня. Что из перечисленного тебе не понятно?

Я раздумывал над ее вопросом пока она не засмеялась.

–Вот видишь. Там не за что цепляться. Ох, ну почему я так долго болтаюсь здесь?! Мне надоело смотреть, как мечутся души в поиске лучшего мира. Знаешь, они похожи на стервятников, что хотят урвать кусок по больше. Даже умерев, люди остаются алчными. Они и здесь хотят выгадать. Понимаешь меня? А ты? Ты. Что за причина может быть у тебя, что ты до сих пор цепляешься за жизнь? Ты видел, что стало с тобой, так почему ты хочешь вернуться?

–Возможно и у меня есть ради чего жить?

Звонкий смех больше похожий на дикий хохот сумасшедшей, прокатил волной по коридору и резко прекратился.

–Пошли, я покажу тебе твою жизнь со стороны. Возможно, когда ты увидишь все сам, то передумаешь.

Девушка протянула руку и крепко схватила мою.

–Держись.

Миг и мы полетели. Не знаю, что я увижу, но и оставаться в неведении не могу. То тело, которое по ее словам принадлежит мне, я хочу знать, что с ним произошло. И, только когда узнаю правду, сделаю свой выбор.

Глава 3. Жизнь, как разменная монета.

Мы летим над покрытой сухой желтой травой землей и изредка растущими кустарниками. Куда ни посмотри, всюду виднеются горы, возвышающиеся над равниной, так было с того момента, как мы покинули стены старого госпиталя, где я очнулся. Оказывается, в одной из комнат, куда я не заглядывал, так как не заметил ее, было открыто окно, в которое мы и вылетели. За нами никто не погнался, нас не просили вернуться назад, нам не запрещали покидать стены старого здания, так почему же у меня не получалось оттуда выйти? Это значит, что уйти или улететь можно, но, надо знать как. А мое тело то, что я видел, что будет с ним, пока мы летаем неизвестно где? И, где тело этой девушки?

–Ты знаешь, как тебя зовут? Есть у тебя имя?

–Нет, не знаю, но другие называют нас призраками.

–Кто?

–Скоро узнаешь.

–А, где твое тело?

–Что?

–Ты ведь все поняла, почему бы просто не ответить, без всех этих твоих переспросов?

–Оно в другом месте, тебе не обязательно знать, где это.

Это был весь ее ответ мне, больше она ничего не сказала.

Редко встречавшиеся на пути мерцающие тени, не обращали на нас никакого внимания, их бледные лица были наполнены страхом или отчаянием и, лишь некоторые из них, улыбались. Я видел, как пожилой старик, приподняв серую шляпу, кивнул нам, пролетая мимо.

–Ты его знаешь?

–Нет, но возможно он знает тебя.

Я, ни в чем не могу быть уверен, мысли путаются, перед глазами мелькают разные картинки, но, в основном они связаны с моими блужданиями по коридорам, возможно там я видел его?

–Возможно.

Опять эта ее странная способность отвечать на не высказанный вслух вопрос. Очередная странность в череде таких же происходящих событий. Пугает? Наверное должно бы и напугать, но я, так ничего и не испытываю, как и не чувствую.

Я не чувствую ветра, не могу определить какой он. Теплый или холодный, возможно в воздухе пахнет дождем или морем, ничего не могу об этом сказать. Мои волосы и одежда, прижаты к телу или, что там я из себя представляю? Это странно, само осознание того, что сейчас происходит, не поддается ни каким объяснениям, точно я разделен на «до» и «после».

Я знаю название вещей, умею говорить и понимаю других, могу понять настроение встретившихся на пути лиц, могу описать все, что вижу и назвать название тысячи предметов, но не объясню того, как это происходит.

Во мне нет точки отсчета, с которой можно отслеживать мой путь приведший сюда.

–Это нормально, в твоем случае.

–Что?

–Твои мысли, я могу их прочесть. Забыл?

Она права – забыл.

–Тогда почему я не могу сделать того же и читать твои мысли? Или у тебя их нет?

Скосив глаза в мою сторону, девушка недобро улыбнулась, но тряхнув головой, вновь стала смотреть вперед.

–Ты еще там, тебе не разрешается так делать.

–Кем? Ты опять говоришь, о ком-то и я хочу знать, кто этот неизвестный.

Смеясь и склонив голову на плечо, она стремительно направляет нас вниз, прямо на камни, при этом не отводит глаз от моего лица.

–Перестань, мы сейчас разобьемся.

Осталось всего – ничего до земли, когда она отпускает мою руку и я, падаю на камни.

Боли нет. Как и в палате, я ничего не почувствовал. Нависая надо мной, девушка бросила в меня большой камень. Ничего. Еще и еще, камень за камнем, летят в меня. Они попадают в руки, голову или в спину, но я так и не смог ничего ощутить.

Вся абсурдность происходящего, должна была вывести из себя, я должен быть не довольным, должен возмущаться. Но всего этого нет. Лишь в груди поднималось то не известное, что так напугало в больнице – головокружение и трепет.

–Хватит. Прекрати.

Смотрю в ее блестящие глаза и замираю. На темных ресницах, как капли росы на паутинке, висят искрящиеся на солнце слезы. Она плачет? Ей удается проявлять эмоции? Возможно, она более близка к возвращению, чем я.

–Что с тобой?

Отвернувшись, девушка схватила меня за руку и потянула за собой. Мы снова летели над усыпанной серыми камнями землей, но, вот, впереди встают горы. Их верхушки усыпаны снегом и, кажется, что серые облака, зацепились за острые пики и не могут лететь дальше, нависнув над равниной и спрятав солнце, скрывают голубое небо.

Это место совершенно отличается от госпиталя, где мы были. Я не вижу никого кроме нас, словно мы совершенно одни там, где бы мы сейчас небыли.

–Куда мы?

–Подожди и сам все увидишь.

–Ты говорила, что ничего не знаешь обо мне и о том, что со мной произошло.

–Допустим, но это не значит, что я ничего не могу показать.

–Откуда ты знаешь, куда нам лететь?

–Просто знаю и все. Не задавай лишних вопросов, ты становишься слишком назойливым и раздражаешь.

–Я ничего у тебя не просил, ты сама первая подошла ко мне.

–Так было нужно.

–Кому?

–Мне.

–От твоих ответов у меня возникает еще больше вопросов, почему бы тебе не рассказать все, как есть?

–Нельзя и это не я так решила. Не спрашивай больше ничего, просто смотри.

Внизу, где только что ничего не было, появилась колонна бронированной техники, а рядом шли вооруженные солдаты. Их было много, тысяча или две, все они шли вдоль ущелья, к самой высокой горе с крутым подъемом.

Мы нависли над ними и гул голосов заполнил мою голову, многие из которых мне были знакомы.

–Я узнаю эти голоса, я помню их. Смотри, там, почти в самом начале, идет солдат, это ведь я?

Ее ответ мне не нужен, я сам знаю, что прав. В мальчишке, с автоматом на перевес, я узнал себя. Ни того, что видел в отражении на стене, совершенно другого, но очень знакомого. Коротко стриженые волосы, кепка надвинута на глаза, а в глазах решимость и обреченная пустота. Вот он я, иду по дороге, в моих венах течет кровь и я жив. Но это не совсем так.

–Посмотри на себя, на свои глаза. Видишь, сколько там боли и грусти, сколько тоски? Ты не был счастлив на земле, ты должен умереть. Ты осознанно идешь на смерть, ищешь в ней выход от той черной бездны, в которой оказался. Она затягивает тебя все сильнее, манит, нужно лишь отпустить все и уйти. Так, чего ради, ты задерживаешься среди живых, за что ты так вцепился, что не хочешь уходить?

–Я не знаю.

Каждое ее слово, точно удар ножа в грудь, знать бы еще, каково это, но сравнение пришло само и оно мне кажется верным.

Все сильнее всматриваясь в свое живое лицо. В нем, я разглядел детскую обиду на злую судьбу, на тех, кто виноват в моем желании уйти из жизни, на самого себя, от бессилия, что-то изменить.

Понимаю, что бесполезно идти и говорить с самим собой, меня никто не услышит, но вот так висеть в воздухе и ничего не делать, тоже не могу.

–Я должен все знать. Как я оказался в госпитале, почему у меня такой жалкий вид. И, кто я такой вообще.

–Тебе не достаточно того, что ты увидел? Хочешь подробностей? Смотри.

Я оборачиваюсь к тому месту, где только что проходила колонна, но на этом месте дымятся раскуроченные от взрывов боевые машины, а рядом с ними, бесчисленное количество убитых солдат. Еще слышны автоматные очереди, взрывы гранат и крики раненых, но себя я не вижу.

–Где я?

Девушка не отвечает мне, просто указывает кивком головы в сторону высоких гор и молчит.

По узкой тропе идут человек десять взятых в плен солдат. Все, как один молодые пацаны, только прибывшие из учебной части, они со страхом на мальчишеских лицах борются со слезами, понимая, что выбраться живыми у них вряд ли получится. Первым иду я. Прямой взгляд, решимость и столько безумного блеска там, где должна быть надежда на спасение, но нет ничего, кроме жажды скорейшего завершения моей настолько короткой на столько и бесконечно устало прожитой жизни.

–Почему я этому рад?

–Это не первый раз, когда ты жаждешь уйти, но не всегда бывает так, как ты хочешь.

Где-то, внутри меня, проскальзывают мизерные и чуть ощутимые искры, распространяясь по конечностям и, чуть светящимися точками, останавливаются на ладонях, обжигая и меня и руку девушки, в которую я вцепился.

–Ты опять? Не смей при мне это делать!

Она отпускает мою руку и падаю вниз. Нет ни страха, ни желания удержаться в воздухе, просто лечу, просто падаю вниз, но не сразу встаю на землю. Раскинув руки в стороны, гляжу вверх, на недовольную девчонку, упрямо вздернувшую голову и демонстративно отвернувшуюся от меня.

–Смотри, я почти умею летать. Значит, я становлюсь блуждающим?

–Нет. Ты начинаешь чувствовать, а значит, приближается твое возвращение к жизни.

Точки на руках гораздо меньше светят, чем это было в палате, да и не больно.

–Потому, что твои эмоции положительные.

Отрываю взгляд от ладоней и смотрю в юное лицо недовольной девушки. Очень быстро она оказалась рядом со мной.

–Иди и смотри.

Я старался ничему не удивляться, когда увидел постройки из камней и досок, увидел вооруженных до зубов боевиков, увидел, как меня привязали к столбу и поднесли к моей груди горящий кусок железа. Громко заданный вопрос, в последний раз, о моем добровольном желании сменить веру. Мой ели слышный, но твердый ответ. Нет! Проклиная всех русских солдат с их верой в Бога, на моей груди выжигают крест. Тот самый, что я видел в больнице.

Мой хриплый сорванный голос разносится по округе и резко замолкает. Я потерял сознание. Но я жив. И я остался со своей верой. Я не испугался и не уступил.

–Гордишься собой? Глупо. Из всего, что ты видел, единственный твой вывод – ты герой. Для так важна твоя вера? Она дороже жизни? Или это, еще один шаг к смерти, от которого тебя постоянно, что-то удерживает?

–Не знаю.

Я действительно не знал, что ей сказать. Понимал, как мне было больно и тяжело, видел весь ужас происходящего, но и мелькнувшая в подсознании иллюзия на надежду, не осталась для меня не замеченной.

К покалыванию в ладонях добавилась теплота в груди, чуть различимая, она не оставляла меня, напоминая о горячем куске железа.

Я непроизвольно коснулся кожи, но ничего не почувствовал.

–Фантомы. Дальше будет только хуже. Хочешь еще доказательств?

Решимости во мне было ровно столько же, сколько и желания отказаться, но я кивнул. Пусть будет страшно, главное узнать, кто я такой.