Текст книги "Гримус"
Автор книги: Ахмед Салман Рушди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 26
– Как видите, – говорил ему «голос» горфа, – я решил остаться.
– И рука закоренелого любителя совать нос в чужие дела, – в тон отзывался Виргилий, – не могла воздержаться от одного-двух неуместных жестов.
– Это как горшок и печь, – ответил горф. – Как мотылек и лампа.
– Знание простейших местных идиом, – заявил Виргилий, – не является смягчающим обстоятельством. Всякий интеллект, приговоривший себя к вечному структурализму, обречен навеки оставаться узником собственных сетей. Все твои выдумки только наращивают слои кокона вокруг твоего неисправимого любопытства, мешая излечиться от него.
Досада не пошла Виргилию Джонсу на пользу: речь его стала еще более путанной и несвязной. Виной тому было смущение могильщика – он легко терял власть над собой, но боялся, что это заметят другие. Ярость была признаком слабости, а человека слабого легко обхитрить; посему речь мистера Джонса окутывала его теми же слоями кокона, какие он ставил в упрек горфу.
Зол он был как никогда. Главным образом его ярость, сознавался он себе, была следствием недавних событий. Он специально устроил тщательный мысленный смотр своего физического и морального состояния; даже то, что ему удалось уцелеть, несло в себе элемент риска; после избавления от столь опасных приключений любой вспылит, тем более если его на это провоцировать, говорил он себе. Это вполне нормально.
Кроме того, была и другая причина. Возвращаясь из своих прошлых путешествий, он чувствовал себя превосходно; так бывало всегда, и он к этому привык. Так-то. Когда-то. Раньше. Сейчас не то. Воспоминания о молодецком самочувствии ввиду теперешнего жалкого холерического состояния были просто невыносимыми. Ярость порождала в нем еще большую ярость. Спирали суживались, стягиваясь к центру.
Распухший усталый язык Виргилия раз за разом обегал губы; капли слюны стекали по подбородку; кулаки в карманах старого пиджака нетерпеливо сжимались и разжимались. Забравшись наобум в непролазный бурелом, он уселся на первый подвернувшийся поваленный ствол; сидеть было жестко и неудобно. Проговаривая слова, он подкреплял их ударами по своему покрытому корявой корой сиденью, опаляя пустое пространство огненным взглядом, словно надеясь пронзить им невидимое существо.
Спрятавшись за широким стволом, Взлетающий Орел принялся наблюдать за тем, как его проводник пререкается с пустотой и определенно получает от пустоты ответы. («Голос» горфа мог слышать только тот, к кому он обращался). Виргилий Джонс, подумал Взлетающий Орел, как же ты отличаешься от того, чем кажешься на первый взгляд. И поскольку в этом отличии положительные качества перевешивали, то мысль Взлетающего Орла можно было расценивать как комплимент.
Третий участник встречи стоял в десяти футах от Виргилия Джонса, прислонившись к дереву, трепеща сенсорной аурой от приятного возбуждения. Встреча с пожилым могильщиком нисколько не пугала горфа; более того, повидаться с мистером Джонсом горфу было приятно, поскольку это давало кое-какие намеки на то, каким может стать Итоговое Упорядочение. Однако последняя фраза мистера Джонса больно задела горфа. Определенно, сказанное могильщиком к делу не относилось.
– Известен ли вам, мистер Джонс, – холодно спросил горф, – мой статус в происходящем Упорядочении?
Мистер Джонс ничего не ответил.
– Я знаю, что это должно быть вам известно, – продолжил тогда холодный уверенный голос. – В любом случае вы должны быть знакомы с Главными Правилами процесса.
Мистер Джонс напустил на себя невинный вид. Сумев пробиться наконец сквозь (толстую) шкуру горфа, он вдруг начал успокаиваться.
– Возможно, мне следует напомнить вам их, – бросил горф. – Возможно, в будущем это заставит вас воздержаться от подобных аллюзий.
– Если не ошибаюсь, – отозвался Виргилий Джонс, – Главное Правило рекомендует также воздерживаться от вмешательства в дела других Измерений. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь.
Наступила короткая пауза.
– Ошибки нет, – ответили наконец ему.
– Тогда означает ли это, – продолжил Виргилий Джонс, – что я могу обвинить Мастера в кардинальном нарушении им же самим предложенных правил?
На этот раз молчание было крайне враждебным.
– Основания, – скованно проговорил горф. – Какие у вас основания? Прошу, объяснитесь.
– Во-первых: вы позволили себе вторгнуться во внутреннее измерение другого существа, находившегося в тот момент в критическом положении, причем повели вы себя в этом измерении не как независимый сторонний наблюдатель, а послужили источником недвусмысленной опасности. Даже самые опытные из Мастеров не могут вмешиваться в другие Измерения без риска необратимых последствий. В этом же случае риск был огромный.
– Если вы клоните к тому, что я намеревался причинить вашему спутнику вред, то вы ошибаетесь – я опытен в таких делах и в высшей степени искусен. Мне известна роль вашего спутника в процессе Итогового Упорядочивания, и с моей стороны было бы чрезвычайно неразумно и опасно мешать участнику этого могучего процесса. Я задал ему шараду, не преследуя никакой дурной цели. Я лишь хотел открыть ему глаза на суть и структуру измерений. Примите во внимание следующий факт: не окажись рядом меня с моей шарадой, чудовища непременно напали бы на него, поскольку он уже начал собственные попытки освободиться от действия Эффекта. Разве это можно назвать напрасным вмешательством? Не любопытство руководило мной, а забота.
Виргилий задумался на минуту.
– В ваших словах есть доля истины, – признал он. – Но мы не знаем одного – действительно ли ему была нужна помощь, чтобы справиться со своими чудовищами. Но что сделано, то сделано, и от того, что он теперь скажет, будет зависеть многое. Как он решит, так и будет. Поэтому ваше оправдание безосновательно. Отсутствует исходная посылка.
– Вы сами есть доказательство моим словам, – пришел ответ.
Виргилий начал новую атаку.
– Во-вторых: не будучи сами причастны к Упорядочиванию острова, вы вмешивались в процесс с самого начала и продолжаете это делать. Зачем вы здесь? Вы никому не нужны; остров – не ваша концепция, поэтому, по вашим же правилам, вмешательство в местные процессы Упорядочивания может идти только во вред. Наблюдатели нам тоже не нужны. Что скажете на это?
Молчание длилось несколько минут. (Взлетающий Орел, лишенный возможности слышать половину сверхъестественного диалога, терялся в самых ужасных догадках). Затем в голове Джонса снова зазвучал голос горфа, на этот раз медленный и угрюмый:
– Это удар ниже пояса, мистер Джонс. Вы раздражены и не можете судить трезво. Ваше первое обвинение нужно было бы пустить во вторую очередь, но горячность помешала вам все взвесить. Теперь один ход оказался лишним. Но, как бы ни было, счет очков вещь строгая. И счет есть счет. Счет есть счет. Счет есть счет. Счет есть счет.
Голос, несколько раз монотонно повторивший одну и ту же фразу, был голосом проигравшего. Виргилий, внезапно проникаясь сочувствием к невидимому странному существу, спросил:
– Но, Мастер – если вы знали, тогда зачем?…
– Не стоит называть меня Мастером. Мастер не поступил бы так.
– Однако в нашем случае это сделал именно Мастер, – упрямо гнул свое Виргилий. – И я хочу знать причины.
Горф ответил просто:
– Мне нравится ваш мир.
Виргилий попытался представить себе пейзаж планеты Тера. Пустынный. Безжизненный. Не за что зацепиться глазу. Естественно, что такое высокоразвитое существо как горф предпочло своей родине изящную усложненность острова Каф.
– Мастер, – тихо проговорил он наконец, – я должен попросить вас покинуть нашу землю.
Ответ горфа был резким. Его голос звучал напряженно.
– Я не уйду. Я хочу остаться.
– Тогда, – продолжил Виргилий, чувствуя, что все его тело ломит от усталости, – я вынужден Упорядочить вас вон.
Из пустоты донеслось что-то вроде глухого смеха.
– Может быть, я и потерял форму, но не настолько, – отозвался горф. – Вы одержали временную победу благодаря моему непростительному отступлению от Правил. Но победить меня в Упорядочивании невозможно. Даже не надейтесь.
Взлетающий Орел увидел, как Виргилий Джонс поднялся на ноги. Могильщик прикрыл лицо руками, и в тот же миг с ним случилась странная вещь: он словно бы увеличился в размерах. Но не в высоту. И не в ширину.
Мистер Джонс вырос в глубину.
Единственная фраза, при помощи которой можно было бы объяснить происшедшее, имела любопытный второй смысл.
Виргилий Джонс добавил к себе несколько измерений.
Не только мне приходится сражаться, подумал Взлетающий Орел; но Виргилий Джонс слаб, а я готов к борьбе. Кроме того, противник Джонса явно опытен и силен.
Мысли Виргилия Джонса неслись приблизительно в том же направлении; но он, еще не отойдя от недавнего приключения, был опьянен победой в споре. Другие измерения неудержимо влекли его, он так давно не пускался во всяческие похождения. Вот оно. Боль.
Виргилий Джонс повернулся лицом к горфу.
– Мистер Джонс, – проговорил тот. – Позвольте одно слово перед началом поединка. На тот случай, если вы одержите победу.
– Слушаю? – ответил мистер Джонс. (Что это – очередное коварство?)
– Не только я на этом острове вмешиваюсь не в свои дела, мистер Джонс. Есть и другой. Боюсь, что это вы, мистер Джонс.
Виргилий ничего не ответил, но было ясно, что горфу удалось его задеть. Возвращение из измерений к нормальной жизни уже не проходит для него бесследно. Он так ослаб. Его так легко вывести из себя.
– Интуитивная догадка, мистер Джонс, ничего более, – продолжил бестелесный голос. – Насколько я понимаю, вам тоже придется принять участие в Итоговом Упорядочивании. Это ясно как день. Не находите, что это придает нашему поединку приятную симметрию, а, мистер Джонс?
– Давайте приступим, – отрезал Виргилий Джонс.
Для Взлетающего Орла, по-прежнему тихо наблюдавшего за происходящим из-за ствола ближайшего дерева, дальнейшее не отличалось особой насыщенностью событиями. Не имея опыта проникновения во Внешние Измерения, он не мог наблюдать непосредственный ход поединка. Виргилий Джонс застыл неподвижно, точно каменное изваяние, склонив голову к груди, подняв руки и выставив их перед собой ладонями вперед, словно человек, толкающий тяжелую дверь. Внезапно, без предупреждения, он ничком рухнул на землю. Его тело неподвижной грудой замерло на поросшей мхом земле.
Взлетающий Орел бросился вперед.
Виргилий Джонс медленно, с трудом пришел в себя.
– Не о чем беспокоиться, – прошептал он. – Это даже схваткой не назовешь. Безнадежно. Вошь, пытающаяся изнасиловать слона. Я не смог Упорядочить его, не смог изгнать отсюда. И никому из людей это не удастся, по крайней мере в ближайший миллион лет. Это его игра.
– Но где же он? – спросил потрясенный Взлетающий Орел, оглядываясь по сторонам.
– Кто знает, – ответил Виргилий. – Да это и не важно. Он нас больше не тронет. Первый раунд, как бы там ни было, остался за нами. Кто избавит меня от этого надоедливого горфа? – крикнул он, и эта попытка шутить вызвала жалость у Взлетающего Орла.
Что-то случилось с лицом Виргилия Джонса. Последнее поражение не только обессилило его, но и лишило чего-то гораздо большего. Этот Виргилий Джонс вновь стал похож на того человечка, с которым Взлетающий Орел познакомился в прибрежной хижине: такой же неуклюжий, нерешительный и косноязычный. Отважный покоритель Внутренних Измерений исчез, опять скрылся под маской вечного неудачника.
– Виргилий, – вымолвил Взлетающий Орел. – Виргилий. Спасибо вам.
Виргилий Джонс всхлипнул.
И снова потерял сознание.
Пациент и заботливая сиделка поменялись ролями.
Глава 27
Так-то. Когда-то был. Раньше. Гроза титек и филейных частей. Да, я. Они сами шли ко мне. И ублажить их труда мне не составляло. Они приходили ко мне, и я ублажал их. Без труда. Кто-то любил нежности, а кто-то ценил крепкую руку, просил посильнее. Но так или эдак, а главным оставалось внимание, ведь внимание они ценят больше всего – от этого и кончают. Поднимаемся на вершину блаженства. Мягко, осторожно и медленно, на самую вершину. Груди похожи на пару горных пиков-близнецов, сами просятся в руки, вершины их подаются под моими руками. Все мое. Эх, благодать. А что теперь? Сколько я уже не использовал его? Полная атрофия. Похотливый козел, вот ты кто. А раньше, бывало, удержу не знал! Ах, Виргилий, позволь мне подержаться за них! Мнет и тискает, мнет и тискает, а сама вверх-вниз, вверх-вниз. Пожалуйста… пожалуйста, умоляли они, и я ласкал их пару упругих вулканчиков. Большой я был охотник. Что, девица? Меня тоже звать Девственник. Какие могут быть секреты друг от друга у товарищей по несчастью? И как-то раз это сработало. Да. Когда-то мог. Птички. Сначала ворковала, точно черепаховая голубка, мне в ушко, поклевывала мочку, а потом, когда дошло до дела, заквакала, что твоя водяная черепаха. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Ах, птицелов, не нужна ли вам такая птичка, как я? Орнитология ничто против секса. Самое подходящее место для перьев – в перине, в подушках, на них так мягко и приятно резвиться. Все о чем я только мог мечтать и о чем не мечтал никогда, обними меня покрепче, пожалуйста, обними! Да. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Что только не перепробовал, и так и сяк, и тут и там, даже женитьба не поубавила прыти. Вот чудно-то. Ради удовольствия готов был махнуть рукой на приличия. Удовлетворение похоти растянулось на миллион постелей, разных миров, разных способов сношения, да здравствует разнообразие, виват! я там, где легко можно добыть пилюлек-люлек, где спиралька, туда и мой малыш, и они боготворили меня. Легко. Все в моих руках. Да. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. С Лив.
Выпей, мой Виргилий. Это вода из ручья.
Съешь, мой Виргилий. Это ягоды с дерева.
Теперь отдохни, мой Виргилий. Помолчи и поспи.
Отдыхай и поправляйся.
Конечно, это моя вина. Моя ошибка. Mea maxima. Извини, говорил я. Прости, вздымал я руки. Забудем обо всем, молча стоял я. Прости меня. Я на коленях. Прости меня, Лив. Я виноват. Хочешь стихами. Или буду молчать. Лииив. Дай мне облегчение. Живи для меня, давай забудем обо всем и будем мужем и женой. Ох, гроза ее титек и филейных частей. Восхитительные и белые. Я попытался взобраться на них и сорвался. Сильные не дают спуску слабым. Так-то. Ничего не осталось. Вдвоем мы могли затмить своим блеском любую звезду, сияли все ярче и ярче, мой мотылек летел к ее свечке, я попытался взобраться – и упал. Теплые не знают жалости к холоднокровным. Жаба, говорила она, и я квакал для нее. Иди, говорила она, и я шел. Грозил титькам и филейным частям. Да, я. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Дочь Взрастающего Сына, я думал, ты любишь меня. В доме терпимости и наслаждений я платил нежностью. Ты так нежен, говорила она, так добр, и мне казалось, что она любит меня. Любовь безграничная поглотила мою любовь, переварила и выплюнула. Желудочный сок ее любви оставил ожоги на моей душе. Прости меня, Лив. Из дома восходящего солнца да прямо в черную дыру, в черно-дырявый дом, ты взошла и закатилась. Горечь оказалась лучше твоей гордости, прости. Она ласково ерошила мои волосы, а однажды вырвала клок прямо с корнями. Темная женщина с чистой светлой кожей, со светлыми волосами и светлыми глазами, такими темными и в то же время светлыми, светлыми. В ней огонь, сжигающий мужчин, но и лед, чтобы излечить их. Я не был мужчиной. Только не для нее. Лив, ледяной пик совершенства, как ты столкнула меня вниз, прости, что я… мea… maxima… эх, жизнь. Да, мог. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Сильные не прощают. Им не хватает для этого слабости.
Глава 28
– Лив, жена моя, – повторял Виргилий Джонс.
Он сидел на краю поляны, прислоненный спиной к дереву.
– Тебе был нужен другой мужчина. Сильный.
Взлетающий Орел решил не задавать лишних вопросов – с него хватит и того, что Виргилий захочет рассказать о себе сам. Лишние вопросы могут причинить боль. Поэтому он ничего не спросил о Лив.
– Я долго жил в К., – медленно продолжал Джонс. – Я жил там задолго до того, как там появились они. Они строили жилье, женились, развратничали. А один или двое… пошли еще дальше.
– Как Гримус? – быстро спросил Взлетающий Орел.
– Что сказать, – задумчиво протянул Виргилий Джонс, с сомнением кривя губы. – Может, и так. Хотя насчет себя я не уверен.
– В чем?
– Есть ли в моем случае какое-нибудь сходство с Гримусом.
Несмотря на растерянность, Взлетающий Орел не мог удержаться от смеха.
– Уж если вы начали шутить, значит, дела ваши идут на лад, – сказал он.
– Мой дорогой друг, – отозвался Виргилий. – Это не была шутка.
– Я знаю, – ответил Взлетающий Орел, все еще не отсмеявшись. – Приятного мало.
Виргилий пожал плечами.
– Виргилий, – снова спросил Взлетающий Орел, – что такое или кто такой Гримус?
– Да, – ответил Виргилий. – Вы все узнаете.
– Печальный факт, – снова заговорил Виргилий, когда они наконец продолжили свое восхождение. – Разным людям уготована разная судьба, богатая событиями или наоборот. Знаменательными обычно бывают события; люди же, как правило, обычные атомы в коловращении. Нормальные люди как правило избегают известности. Я уже говорил вам о причинах возникновения своего суеверия – здесь у нас, на острове, всего можно ждать; уверен, что теперь вы меня отлично понимаете. Однако так веду себя только я; есть и другая манера поведения, а именно: уж если здесь может случиться все что угодно, давайте сделаем так, чтобы ничего не случалось.
– Вы имеете в виду Долорес? – спросил Взлетающий Орел.
Виргилий Джонс промолчал.
Глава 29
– Вот черт, – проговорил Николас Деггл.
Деггл стоял на берегу острова Каф. Он появился здесь только что, пройдя сквозь те же врата, через которые две недели назад отправил сюда Взлетающего Орла; Деггл был зол на себя и на всю вселенную заодно. Он совершил ошибку, элементарную и непростительную: неправильно рассчитав свое прохождение через врата, он оказался не на той стороне острова. Делать нечего, придется идти через Лес.
Он должен был догадаться – Врата располагались как раз над уровнем моря, следовательно, логической точкой выхода являлся именно берег. И это несмотря на все длительные и сложные приготовления, которые он проделал при помощи своего магического жезла, Стебля Розы, использовав его как веху и наметив свое появление в окрестностях К.; кроме того, это означало, что в том же положении должен был оказаться и Взлетающий Орел, так и не вернувшийся к причалу, из чего стало ясно, что Врата исправно действуют. Экий дурень ты, Орел, невесело добавил Деггл, и здесь тебе не повезло, да и я не лучше; но времени мало, пора думать о деле. Костерить себя можно и потом.
Вернуться через Врата обратно в Х., чтобы оттуда заново просчитать проход, нечего было и думать; было ясно, что для таких серьезных и точных предприятий Стебель недостаточно надежен, на него нельзя полагаться как на веху. Кроме того, Врата позволяли пройти только в одну сторону: здесь тоже все упиралось в необратимость течения времени. Не стоило также пытаться переправиться при помощи Стебля на вершину горы: из-за ненадежности жезла Деггл мог оказаться в положении еще хуже теперешнего. Делать нечего – оставалось надеяться только на свои ноги.
– Вот черт, – повторил он.
Глядя на Деггла, смуглого, стройного и изящного, невозможно было представить его переносящим тяготы долгого пути. Даже сама мысль о бесконечном восхождении заставляла его изрыгать все новые проклятия.
Представив, какой будет реакция Гримуса – а также, конечно, и Джонса, – когда весть о его возвращении разнесется, он язвительно поздравил себя. Я вернулся, рявкнул он на весь берег. Вернулся закончить наконец то, что следовало закончить давно, сделать то, что ему не позволяли сделать.
Неожиданно Деггл заметил, что на берегу он не один. Неподалеку прямо на песке, рядом с пустым креслом-качалкой, сидела и смотрела пустыми глазами на утес женщина. Деггл немедленно узнал кресло, он был знаком с его хозяином; кресло принадлежало Виргилию Джонсу. Женщину Деггл тоже узнал: дочери Евы уродливей миссис О'Тулл на всем острове не было. Откуда она здесь? – неплохо бы узнать. Деггл не спеша направился в сторону Долорес. Не обращая на него внимания, та пела свои унылые песни.
– Миссис О'Тулл, если не ошибаюсь? – спросил ее Деггл.
Долорес перестала петь и медленно повернула голову к Дегглу.
– А, дорогой, это ты, – негромко проговорила она. – Устраивайся поудобней.
«Дорогой?» – удивленно подумал Деггл; но он изрядно устал и, воспользовавшись приглашением, с удовольствием опустился в кресло Джонса.
Виргилий, подумала Долорес. Милый голос, пухлое лицо. Опаленное сердце в дряхлом теле. Виргилий, который оторвал ее от бездушия церковных свечей и одарил плотью. Она счастлива – у нее есть он.
– Виргилий, – проговорила она, наслаждаясь звуками имени. – Виргилий Джонс.
Деггл внимательно следил за лицом Долорес.
– Виргилий? Он что, где-нибудь поблизости? – спросил он, пронзая миссис О'Тулл взглядом.
– Конечно, – отозвалась она, хватая его за руку. – Он всегда здесь. Со мной.
Деликатно поморщившись, Деггл высвободил руку.
– Так вы… живете с ним? – спросил он.
Долорес О'Тулл с обожанием уставилась на него и жутким голосом запела:
– Любовь со мной, пока моря не высохнут до дна.
Поющая любовные песни уродка-Долорес показалась Дегглу невероятно забавной. Сквозь смех, он выдавил:
– Достойная замена Лив, не находите, миссис О'Тулл?
– Никаких перемен, да останется все по-прежнему, – ответствовала ему Долорес. – Так ведь и будет, верно, дорогой?
– Думаю, что нет, не будет, – ответил Деггл, так как от него определенно ждали ответа.
Долорес счастливо улыбнулась.
– О, Виргилий, – елейным голоском пропела она содрогающемуся от хохота Дегглу, – какой ты хороший. Я люблю тебя.
Деггл уже знал, что делать.
– Я тоже люблю тебя, – ответил он, перебарывая подступающую тошноту.
– Пора домой, – сказала ему женщина. – Пора завтракать. Дай мне ремень.
– Мой ремень? – Деггл чуть ли не взвизгивал от восторга.
– Ах ты, шалун, – погрозила ему пальцем миссис О'Тулл. – Ну хватит проказничать, дай ремень.
Деггл недоуменно расстегнул пряжку и отдал требуемое миссис О'Тулл. В отличие от Виргилия ему не понадобилось после этого поддерживать брюки руками. Но поскольку Деггл был худым – длины его ремня для целей миссис О'Тулл явно не хватало.
– Пожалуй, сегодня я управлюсь и так, – смущенно сказала Дегглу Долорес, повозившись с ремнем несколько минут.
Она взвалила качалку на спину и принялась медленно подниматься по извилистой тропинке к хижине. Николас Деггл, отчасти удивленный, отчасти испуганный очевидным безумием женщины, осторожно двинулся следом. «Интересно, что же случилось с Виргилием Джонсом?» – подумал он.
Позже тем же днем.
Долорес О'Тулл как раз снимала с очага котелок со свежим кореньевым чаем, когда в дверях хижины появился Николас Деггл. Его одежда была в беспорядке, а сам он казался мрачнее тучи.
– Где ты был, любовь моя? – спросила Долорес. – Кореньевый чай как раз поспел.
Деггл разведывал дорогу на гору. Прошагав с милю, он услышал тихий смертоносный вой. Поначалу вой был столь тихим, что он не обратил на него внимания; но вскоре звук в голове заявил о себе более настойчиво, подступили головокружение и тошнота, деревья закружились у Деггла перед глазами. Ему повезло – он оступился, упал, но не остался лежать, а скатился под уклон обратно, выбрался из опасной зоны, и ни одно дерево не задержало его. Оправившись (Деггл уже был знаком с действием Эффекта), он долго и с чувством всячески поносил Розу и Гримуса.
– Вот, кореньевый чай, – сказала Долорес, подавая чашку. Темно-коричневое содержимое чашки показалось Дегглу отвратительным – он в сердцах швырнул чашку на пол, где та разлетелась вдребезги.
– Шшш, шшш, – попыталась успокоить буяна Долорес, – не нужно расстраиваться, все бывает.
Не упрекая Деггла ни в чем более, она убрала осколки и подмела пол.
Покончив с уборкой, она подошла к магу и уселась у его ног. Деггл уже снова расположился в качалке Джонса.
– Будем сидеть так и пить чай, каждый день, – мечтательно проговорила Долорес.
– Знаешь что, – ответил ей Деггл, – а ведь может оказаться, что ты права.
– Ты такой умный, – в полном восхищении сказала Дегглу Долорес. – Ты правильно сделал, что прогнал отсюда призрака.
– Какого призрака? – удивился Деггл.
– О, не будь таким скромником. Ты знаешь, какого. Этого Духа Гримуса, со шрамом на груди.
– Ах, да, конечно, – ответил Деггл. – Ты об этом…
Итак, Джонс ушел куда-то с Взлетающим Орлом – но куда, вот вопрос? Может, они убили друг друга? Или окончательно спятили и решили прорываться через поле Эффекта?
Ясно одно, сказал себе Деггл, если Взлетающий Орел не сумеет добраться до своей сестры (как бишь ее – Птицепес?) и не сделает там то, что должен был сделать я, то мне придется здесь поселиться. И жить тут с этой старой ведьмой, которая принимает меня за Виргилия Джонса и без конца объясняется в любви. Интересно, подумал он, усмотрит ли Джонс в этом иронию, если вдруг узнает?
Нет, веселого тут мало, ответил себе Деггл. И Джонс тоже вряд ли будет смеяться.
Он спал на циновке, аккуратно и любовно расстеленной для него миссис О'Тулл, когда посреди ночи кто-то нежно провел рукой по его волосам. В ужасе он открыл глаза и рывком сел в темноте. Обнаружив перед собой совершенно голую Долорес, он окончательно проснулся и вскочил на ноги. Ее горб отчетливо выделялся в свете луны, иссохшие груди вздрагивали при каждом вздохе, лицо было сморщено в жуткую манящую улыбку.
– О Господи, – прошептал Деггл и, поскольку женщина не делала попыток приблизиться к нему, улегся обратно, закрыл глаза и попытался утешить себя мыслями о будущей собственной Империи. Снова открыв через некоторое время глаза, он обнаружил, что Долорес не сошла с места и все так же ему улыбается.
– Не сегодня, Жозефина, – взмолился тогда он.
– Долорес, – оскорбленно поправила его женщина и вернулась на свое ложе.
Николас Деггл еще долго не мог заснуть в эту ночь.
