Текст книги "Украденные воспоминания"

Автор книги: Агония Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава седьмая

– Да вы оба ненормальные, – заявила Света, опасливо поглядывая за окно. Был сильный снегопад, сгущались сумерки, а они сидели вдвоем на кухне, сплоченные мучительным ожиданием. Время шло медленно – Ульяне казалось, что каждая минута растянулась в десять раз, и она устала уже выглядывать в снежной пелене свет фар.

– Возможно, – кивнула она с легкой растерянной улыбкой, – но… пойми. Мне это очень нужно. Я верю в это. Ты ведь тоже во что-то веришь?

Света пожала плечами и поставила чайник: ей надоело сидеть сложа руки.

– Хоть во что-нибудь ты веришь? – потерянно воскликнула Ульяна и тут же смутилась своего порыва. Света обернулась, оперлась на столешницу и насмешливо посмотрела на нее, словно она сказала какую-то глупость.

– Верю, – ответила она.

– В Бога?

– Нет… а, впрочем, да. Но он от меня отвернулся, – Света криво улыбнулась.

– Что это значит?

– Ты думаешь, я бы работала домработницей, если бы меня любил Бог? – отмахнулась девушка. Ульяна нахмурилась, что-то настораживало ее в этих словах и в чем-то вызывающем, что было в поседении ее собеседницы.

– Я не вижу в этом ничего плохого, – пожала плечами она.

– Ты просто не пробовала, – изрекла Света, но тут же остудила свой пыл и сказала примиряюще, – хорошо. Я верю в любовь, вот во что я верю. Во всепоглощающую силу любви, в самопожертвование. В то, что ради любви можно многое сделать, на многое пойти. А иначе, зачем еще…

– Любила ты кого-нибудь? – заинтересовалась Ульяна, ей понравилось, как говорила это девушка, но в тоже время, она испугалась лихорадочного блеска ее глаз.

– Да… И люблю, – заторможено кивнула Света и отвела взгляд, – но лучше бы я никогда не любила, – она тяжело вздохнула и вдруг зло сказала, – пожалуйста, не лезь в мои дела. Я тебе ничего плохого не хочу, но и открывать перед тобой душу не хочу. Мне Богдан Казимирович не за это платит.

– Хорошо-хорошо, – легко согласилась Ульяна, испугавшаяся такого резкого перепада. Ей в одно мгновение сделалось снова неприятно находиться в одной комнате с этой девушкой, она почти кожей ощутила идущую от нее неприязнь.

«Нет, она не хочет меня убить» – сказала себе Ульяна, стараясь успокоиться, – «и она не хочет у меня отнять мужа. Это – мысли Милы, ее чувства».

Света поставила перед ней чай, громыхнув чашкой о стол. Можно было без труда заметить, что она сильно раздражена. Ульяна молча хлебала обжигающий напиток, украдкой поглядывая на домработницу, отвернувшуюся к плите.

«И все же… почему она так ненавидит меня?» – думала девушка, – «это очевидно… Может быть всеми этими видениями Мила пыталась предупредить меня?»

Ей пришлось прерваться, потому что с улицы послышался рев автомобиля и в стеклах меркнул отразившийся от них свет фар. Ульяна поскорее выбежала на крыльцо. Она была напряжена до предела, как натянутая тетива лука, как струна скрипки. Ей казалось, что еще мгновение – и ее сердце взорвется.

Первым из машины вышел Богдан, после он открыл дверцу перед женщиной, с головой укутанной в платок. Она проигнорировала его протянутую руку и аккуратно ступила на снег, двигаясь так, будто кругом под низ спрятаны мины. Походка ее была медленной и плавной, словно она не ступает, а летит над землей. Ульяна все пыталась увидеть ее лицо, но оно скрылось в многочисленных складках цветастого теплого платка.

Незнакомка протянула ей руку и девушка неуверенно ответила ей рукопожатием. Мягкие, но цепкие пальцы женщины вцепились в ладонь Ульяны, не позволив ей ускользнуть.

– Здравствуйте… – обронила девушка и посмотрела на подошедшего Богдана, ища у него поддержки.

– Ульяна, это Гражина, колдунья, – пояснил он и обернулся на незнакомку, – вас правильно так называть?

– Да, – кивнула женщина, – так можно. А ты, – обращалась она к застывшей в оцепенении девушке, – Ульяна. Или… Людмила, – в голосе слышалась улыбка.

Повисла долгая пауза. Ульяна не знала, что говорить. Она уже ничему не удивлялась, даже тому, что их гостья, хоть с сильным акцентом, но говорит по-русски.

Из дома вышла Света, отреагировавшая на появление колдуньи спокойным равнодушием, чтобы проводить их в заранее для того приготовленную комнату.

Ульяна села за стол и оперлась на руки, ожидая, пока Богдан и колдунья снимают теплую уличную одежду.

Под платком и пальто у Гражины оказалось длинное черное платье с высоким воротом, полностью скрывавшее все ее тело, кроме лица и кистей рук. На шее у нее болтались многочисленные амулеты и деревянные бусы, перепутавшиеся с длинными темными волосами, давно не знавшими расчески и горячей воды. Во всем образе колдуньи было что-то смешное, гротескное, словно она была ожившей иллюстрацией к детской сказке. Но, не смотря на это, Ульяна готова была верить каждому ее слову.

Гражина шумно уселась напротив девушки и протянула ей руки.

– Можно я останусь? – подал голос Богдан.

Вид у колдуньи сделался очень воинственный, ее еще далеко не старое, но уже отмеченное следами возраста лицо, исказилось гримасой злости. Глаза потонули в глубоких складках и теперь сияли оттуда двумя пылающими угольками.

– Нет! – прошипела она, но потом вдруг опомнилась и сказала спокойным голосом, лишенным эмоций, – нам нужно наедине остаться.

Мужчина кивнул, коротко обнял Ульяну за плечи и шепнул ей на ухо:

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

– Да-да, – закивала девушка. Она испытывала приятное волнение, словно находилась в театре, где ей впервые позволили зайти за кулисы. Перед ней открывался новый, ранее неизвестный мир, темный и манящий. Гражина зажгла свечи и пучок какой-то травы, потушила свет. Они остались вдвоем, стало так тихо, что Ульяна слышала собственное дыхание.

Колдунья взяла ее руки и застыла, закрыв глаза. Лицо у нее было гладкое и чистое, как кусок мрамора, только у глаз притаились редкие морщинки, говорившие о ее возрасте.

– Трое нас здесь, – проговорила женщина после нескольких мгновений напряженной тишины, – я чувствую присутствие…

– Чье? – вырвалось у Ульяны.

– Молчи! – заорала Гражина, и все ее лицо снова переменилось, – когда я спрошу, говорить будешь.

Ульяна хотела отдернуть руки, но цепкие пальцы колдуньи держали их слишком крепко. Было больно до слез. Из-за свечного чада кружилась голова.

Женщина снова закрыла глаза и начала бормотать что-то на неизвестном Ульяне языке, одно она понимала – это не польский, к нему она уже успела привыкнуть. Речь колдуньи становилась все эмоциональнее, она начала повышать голос и в конце-концов перешла на крик, повторяя одни и те же слова.

– Мила! – вдруг завопила Гражина, не открывая глаз. – Мила! Ты здесь!?

– Я здесь, – ответила она сама себе тише, совсем с другими интонациями, – зачем ты зовешь меня?

Ульяне было страшно, ей показалось, что сейчас произойдет что-то неотвратимое, что-то чудовищное и леденящее душу. Девушка захотела поскорее убежать отсюда, без оглядки, как можно дальше от этой женщины.

– Почему ты здесь, Мила? – продолжала тем временем Гражина, – ты должна быть в мире мертвых!

– Но я здесь, – возразила она себе, – нет покоя моей душе…

И вдруг Гражина выпустила ее руки, отскочила в сторону и начала подпрыгивать на месте, выкрикивая какие-то слова. Ее трясло так, словно с ней случился припадок, и Ульяна не знала, как ей поступить. Лучшее, что пришло ей в голову, это попытаться удержать женщину, пока та не опрокинула свечи и не устроила пожар.

Не смотря на свой внушительный вид, колдунья оказалась очень худой и хрупкой. Ее жилистое напряженное тело извивалось как рыба, оказавшаяся на крючке, в беспомощных слабых руках Ульяны. Они обе упали на пол.

Гражина схватила ее за запястья и свела их над головой у девушки. Ее безумный остекленелый взгляд прожигал душу Ульяне.

– Что ты чувствуешь? – проговорила женщина, Ульяна откуда-то знала, что вопрос обращается ей, впрочем, в комнате, кроме них никого не было. Или был… Теперь она не в чем не была уверена.

– Боль, – прохрипела она, – боль. Меня разрывает изнутри эта боль.

Она сама подивилась этим словам.

– Мне говорили, а я не верила. Я защищала его, пока не узнала сама… Сама узнала. Своими глазами увидела… – горячо шептала Ульяна, заливаясь слезами.

Это не ее чувства.

Это не ее мысли.

Это вообще говорит не она.

– А я… я так любила его… – продолжала она, – он был для меня всем. Всем. Всем! Но он предал меня…

Гражина внимала каждому ее слову, хватка ее стала слабее. По полу стелился дым того пучка травы, который она зажгла и дышать становилось все сложнее. За этой зыбкой пеленой Ульяна уже не различала даже лица колдуньи, склоненного над собой.

– Предал…

Она вырвалась, скинула с себя женщину, истошно закричала и стала метаться по комнате, исступленно повторяя:

– Предал! Предал… – в мгновение крик оборвался хрипом и слезами, она плюхнулась на пол, вырывая у себя клочья волос, – боль… оглушающая… свет встречных фар…

Гражина была тут как тут, она снова завладела руками и вниманием совсем одуревшей Ульяны.

– Мила! – позвала колдунья. – Мила! Никто больше не причинит тебе боли. Послушай.

Она заставила Ульяну успокоиться, стала нежно гладить ее по щекам.

– Ты должна простить, – продолжала Гражина, – и уйти.

– Нет-нет-нет, – зашептала Ульяна.

– Ты должна уйти! Тебя больше ничего не держит в этом мире! Ты должна уйти! Должна уйти! – женщина начала повышать голос, в нем прозвучали какие-то неприятные визгливые нотки, – ты должна уйти! Уйди, Мила! Прочь! Прочь! Уходи…

– Нет!

Гражина схватила Ульяну за волосы и со рванула со всех сил. Боль отрезвила девушку.

– Кто ты?

Ульяне совсем не хотелось отвечать, она злилась, потому что ее заставляли испытывать негативные эмоции, она по-прежнему желала поскорее уйти отсюда. Она уже десять раз пожалела о том, что вообще на подобное решилась.

– Меня зовут Людмила Худобина, – тихо ответила она, разъяренно блестя на колдунью глазами из-под растрепанных волос, – мне двадцать девять лет. Я бухгалтер. Я родилась в городе Самара…

Запоздало до Ульяны дошел смысл произнесенных слов, тогда она не на шутку испугалась. У нее больше не было сомнений в присутствии в своей голове другого человека. Этот человек был вполне реальным и сейчас разговаривал с колдуньей ее собственным речевым аппаратом.

– Хорошо, Людмила, – кивнула Гражина, – ты должна знать о себе еще кое-что.

– Что? – спросила с неподдельным интересом не Ульяна, Мила.

– Ты мертва.

В тишине они смотрели друг другу в глаза, как два стравленных зверя, один из которых уже не выйдет живым из этой схватки.

– Ты мертва, – повторила колдунья, – ты погибла. Ты попала в аварию. Тебе не повезло. В этом виноват твой муж – он тебя обманывал, он тебе изменял. Но ты должна простить его и уйти. Потому что ты мертва.

– Нет! – закричала Ульяна, поддавшись охватившей ее панике, она больше не могла выдерживать тяжелый и напряженный взгляд колдуньи, – нет! Это не правда! Нет! Я жива! Я не хочу умирать! Я жива…

С этими словами она стала бегать по комнате, пока Гражине не удалось снова обуздать ее истерику.

– Ульяна, – строго обратилась она к девушке, – очнись.

– Я жива… Я жива! Это не правда…

– Да, Ульяна. Ты жива, – сильные цепкие руки Гражины заключили Ульяну в стальные тиски объятий, – ты жива, Ульяна. Очнись.

– Я жива… – в последний раз повторила Ульяна.

– Она ушла.

Что было дальше, она не знала, потому что потеряла сознание.

Глава восьмая

Туман, окутывавший сознание девушки, постепенно начал рассеиваться и Ульяна увидела то, что видела каждое утро, с того самого момента, как они оказались здесь, в этом пустом и холодном доме. Сколько бы она не пыталась приучить себя к мысли, что нужно обжиться здесь и создать хотя бы иллюзию уюта, у нее все равно было ощущение, что сегодня-завтра они сорвутся с места и умчаться прочь.

Ульяне оставалось только торопить время.

Каждый раз, просыпаясь, он мечтала только об одном – оказаться не здесь. В другом городе, в другом времени, в другой жизни; особого значения это не имело.

Она встала с постели, кутаясь в клетчатый плед, и остановилась, на мгновение, вглядываясь в безразличное серое небо, пропитанное замерзшим дождем и слушая принесенный ветром далекий шум холодного неприветливого моря. Она следила за неподвижными верхушками сосен и крышами пустующих коттеджей, бесполезно ожидая увидеть хоть какую-то жизнь в этом словно нарисованном пейзаже, застывшем в своей неизменной статичности.

Здесь можно сойти с ума. Иначе сказать, это идеальное место, для того, чтобы распрощаться со своим рассудком. Вчера она была готова поверить в то, что в ее теле помимо нее, живет другая женщина, что будет с ней завтра? Она начнет разговаривать с призраками, как эта полоумная колдунья или и вовсе возьмет нож и зарежет Богдана и Свету? Просто, потому что что-то чужое, страшное, холодное, как зимнее море, уже прочно обосновалось в ее голове, пуская все глубже отравленные корни безумия.

– Мила… – позвала Ульяна, зная, что не получит ответа. Она задумчиво подошла к платяному шкафу, открыла его дверцу и внимательно посмотрела в глаза своему отражению.

Кто эта девушка по ту сторону амальгамы – слишком бледная, выглядящая уставшей и болезненной? Что она знает о себе, кроме того, что ей рассказал Богдан? Что она помнит о себе?

Ее зовут Ульяна Мицеевская.

– А ты… – она не знала, к кому обращены эти слова, она коснулась пальцами отражения. – Мила, да… ты ушла? Ведь тебя нет здесь больше? – в это же мгновение девушка отшатнулась, потому что ей почудилось что-то недоброе и чужое, засиявшее в глубине зеленых глаз ее зеркального двойника.

Минуты тянулись медленно, обостряя напряжение.

– Я не хочу умирать, – сказало отражение и заправило за ухо темно-русую прядку, выбившуюся из общей массы, – почему я должна уходить!? Я имею право на место в этом мире!

Ульяна отшатнулась, тихонько вскрикнула и захлопнула дверцу шкафа. Дыхание было частым, как после долгого бега. Она прижалась спиной к шершавой поверхности, имитировавшей дерево, и сползла вдоль нее на пол.

Колдунья сказала, что Мила ушла! Значит, она обманула ее?

Девушка разозлилась сама на себя: хватит этих спиритических сеансов, этого бреда, в который она сама то не верит. Кого Богдан сюда притащит следующим – экзорциста, чтобы очистить ее от демонов, мешающих ей жить? Она сама себе мешает жить своими глупыми фантазиями!

Если кто-то хотел, чтобы она сошла с ума, он добился своей цели. Браво! У нее раздвоение личности, приступы паранойи и да, она видит призрака своей не рожденной дочери. Этого как минимум достаточно для того, чтобы засунуть ее в дом скорби.

А что, если это все и в правду было подстроено? Но кому это нужно? Свете? А почему бы и нет! Чтобы убрать с дороги соперницу.

Ульяна спустилась вниз, готовая сейчас же устроить домработнице разоблачение, но не нашла ее на кухне. Взбешенная, она носилась по комнатам, строя самые нелепые догадки, хотя сейчас они казались вполне себе реальными и логичными.

Не было никакой аварии, никакого потерянного ребенка. Ее привезли сюда, чтобы довести до безумия, навязывая ей эту правду, чтобы сдать ее в сумасшедший дом, чтобы избавиться от помехи. Должно быть, она богата. Об этом ей вряд ли кто-то расскажет. Зато нелепых сказок про призраков ей эти Братья Гримм рассказали целое множество!

Вот к чему все разговоры Светы о любви, о том, что ей приходится терпеть и чем жертвовать.

Убедившись, в тщетности своих поисков, Ульяна решила подняться на второй этаж и поискать в других спальнях. На свою беду.

Она осторожно приоткрыла дверь комнаты домработницы и застыла, ошарашенная шквалом обрушившихся на нее звуков.

Ее желание исполнилось: она наконец-то отыскала Свету. В объятиях своего мужа.

Она заторможено смотрела, как домработница запрокидывает свою короткостриженую голову, как Богдан целует ее тощую по-птичьи длинную шею. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая впервые увидела то звериное, отчаянное и грязное, что происходит между людьми. Внутри полыхала гремучая смесь ужаса, омерзения и стыда, готовая в любой момент взорваться и выплеснуться извержением вулкана. Ульяне хотелось закрыть глаза, отвернуться, убежать, но она стояла, как каменное изваяние, как языческий идол с одеревеневшими глазницами, не способными даже на слезы.

Вместе с множеством других мыслей торопливо проносившихся в ее голове промелькнула еще одна: о том, что с ней Богдан был совсем другим. Словно у него тоже было раздвоение личности, и она ложилась в постель совсем с другим человеком, который припасал для нее сладкую размеренную нежность, оставив ярость и жестокость на темной стороне своей души. Для домработницы.

Ульяна очнулась – попятилась и бросилась прочь, хотя желание прервать их увлекательнейшее занятие было велико. Она спустилась на кухню, налила себе воды, расплескав половину кругом, и, упершись руками в столешницу, жадно выпила ее.

Ей казалось, что в ее руках бутылка водки. Ей казалось, что она сейчас сядет за руль и помчится прочь, потому что она так решила: начать новую жизнь. Жизнь, где она не будет никому мешать своим существованием. Ей казалось, что она вылетит на встречную полосу и попадет в аварию. Это будет последнее, что произойдет с ней в жизни и не будет никакой новой, никакой вообще не будет. Потому что она умрет. Потому что она будет холодна, как камень! Ее изуродованное тело положат в красивый гроб, на закрытую крышку которого, свой букет лицемерно возложит он, надев на свое лицо маску вину и раскаяния. Ну и пусть! Пусть! Лучше чистая и сладостная смерть, чем жизнь с грязным привкусом предательства. Лучше очиститься, сбросить с себя следы чужой любви, чужих прикосновений и чужой лжи.

Это не ее мысли.

Ульяна увидела свое отражение в оконном стекле и получила подтверждение собственной догадки: на нее смотрел совсем другой человек. Мила Худобина. Квартирантка ее тела. Пришедшая сюда, чтобы предупредить ее о том, что они товарищи по несчастью.

– Нет… нет, подруга, – зашептала Ульяна, – я не позволю так поступить с собой… Да… – она закрыла глаза, чувствуя, как с ресниц срываются слезинки, – меня ждет смерть. Но я должна… Должна отомстить за нас обеих.

Она достала из ящика самый большой нож для резки мяса и, вооружившись им, двинулась к лестнице. Тогда-то и хлопнула входная дверь, заставившая Ульяну застыть на месте, яростно сжимая нож.

В таком виде ее и обнаружила Света. Руки ее были заняты дровами, которые она принесла с улицы.

– Помоги что ли, королевишна, – скомандовала она, морщась от тяжести своей ноши. Ульяна растерялась – Света была одета в уличную одежду, щеки ее раскраснелись от мороза, а на шапке лежал снег, и не похоже было, чтобы еще некоторое время назад, она занималась любовью с Богданом.

Ульяна выронила нож и помогла донести дрова, хотела побыстрее скрыться от лишних вопросов, но у нее не вышло.

– Зачем тебе понадобился нож? – спросила Света, стаскивая шапку.

– Мне стало страшно, – заявила Ульяна.

– Врешь, – пресекла Света и вдруг ее лицо исказила злость, все черты стали какими-то другими, не узнаваемыми, жесткими и решительными. Она схватила Ульяну за запястье и сжала изо всех сил.

– Говори, что ты задумала, – потребовала она, – я не Богдан Казимирович, не буду с тобой, полоумной, церемониться.

– Я закричу! – предупредила Ульяна.

– Кричи, – разрешила Света, – кого ты собираешься звать на помощь? Во всем поселке только ты да я.

– А Богдан… – пролепетала Ульяна. Света махнула на нее рукой, наконец-то отпустила и пошла на кухню, откуда она ответила:

– Утром уехал.

Ульяна окончательно перестала понимать, что происходит. Еще несколько мгновений назад, она готова была отомстить за себя и за Милу, став свидетельницей вероломной измены, теперь же она столкнулась с реальностью. Она абсолютно разучилась отличать свои видения и фантазии от того, что происходило на самом деле.

Девушке ничего не оставалось, кроме как подобрать нож и вернуться на кухню, где Света во всю хлопотала, готовя обед. Домработница ничуть не обращала внимания на Ульяну.

– Тебе опять что-то почудилось? – через какое-то время все-таки поинтересовалась она.

– Угу… – промямлила Ульяна.

– Что на сей раз?

Излишнее любопытство Светы вывело ее из себя.

– Не важно, – отмахнулась девушка. Домработница повернулась к ней лицом и обиженно поджала губы. Ее глаза внимательно изучали Ульяну, так, словно она видела ее в первый раз.

– Знаешь… – Света соизволила отвести взгляд и посмотреть за окно, на темнеющие силуэты сосен, окружавших дом со всех сторон. – Богдан Казимирович тоже хорош. Неужели он думал, что притащив сюда эту литовскую ведьму, он решит все твои проблемы? Где он только нашел ее! Вот стало тебе легче?

– Думаю, что нет, – честно призналась Ульяна и тяжело вздохнула. Света налила ей душистого чаю. По кухне поползли убаюкивающие ароматы мяты и шалфея. Ульяне стало спокойно, ее начало клонить в сон, но она боялась возвращаться в комнату. Потому что в ее зеркале живет другой человек. Потому что в ее голове живет другой человек и когда она остается наедине с собой, от него никуда не спрячешься.

– Если честно, подруга… – домработница шумно уселась на один из стульев и сложила руки в замок, – мне все это тоже ужасно не нравится. В этом поселке так тоскливо, что только повеситься. Но не дело это прислуге, с господами спорить.

Ульяна подняла на нее глаза: она чувствовала ростки симпатии, пробивавшиеся через бетон ее недоверия. Теперь она видела в Свете что-то близкое, простое и понятное и ей было не так тяжело находиться рядом с этим человеком.

– Я могу поговорить с Богданом, – сказала она и накрыла своими ладонями руки Светы. Повисла тишина, прерываемая только воем ветра в перекрытиях дома. Домработница сидела напряженная, готовая к удару.

– Нет, – вдруг резко сказала она, почти крикнула, нервно встала и брезгливо стряхнула пальцы Ульяны, – не нужно, не нужно.

– Почему?

Света подошла к окну и на ее лице заиграл свет фар. Она сощурилась и скорчила какую-то непонятную гримасу.

– Вернулся, – заключила она.

Ульяна побежала скорее на крыльцо, не задумавшись даже о теплой одежде. К ее величайшему удивлению, дверца машины со стороны пассажира открылась первой и оттуда вышла женщина. Девушка подумала, что Богдан снова привез к ней колдунью, но быстро поняла, что ошибается: гостья была намного старше. Она спешила к девушке, протягивая руки без перчаток.

– Уля… – нежно проговорила женщина. Ее голубые глаза излучали спокойствие и теплоту. Ульяна неуверенно шагнула к ней и позволила обнять себя. Из-за плеча женщины она видела Богдана и его робкую, неуверенную улыбку. Он напряженно ждал развязки, терзаемый вопросом, который девушка без труда прочла в его глазах.

«Вспомнишь ли ты?».

– Мама… – прошептала Ульяна и заплакала.