Текст книги "Выпуск 1. Том 9"
Автор книги: Агата Кристи
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
Выйдя из «Оленя», Роули машинально пошел по направлению к дому, но, пройдя несколько сот ярдов, остановился и решительно повернул назад.
По складу своего ума Роули медленно воспринимал внешние впечатления.
Сначала он был только удивлен и лишь теперь начал осознавать действительное значение новости, которую сообщила Беатрис. Если ее рассказ соответствовал действительности, – а он в этом не сомневался, – то возникла ситуация, которая кровно касалась всех Клоудов. Лучше всего мог бы в ней разобраться Джереми Клоуд. Будучи юристом, Джереми Клоуд сумеет решить, как наилучшим образом использовать эту удивительную новость и какие шаги предпринять.
Хотя Роули хотелось бы действовать самому, но он понимал, с некоторым сожалением, что гораздо лучше предоставить дело принципиальному и опытному юристу. Чем скорее Джереми узнает, что происходит, тем лучше. Придя к этой мысли, Роули направился к дому Джереми Клоуда на Хай-стрит.
Маленькая служанка, открывшая дверь, сообщила ему, что мистер и миссис Клоуд обедают. Она собиралась провести его в столовую, но Роули сказал, что лучше подождет в кабинете Джереми, пока они кончат обедать. Ему не особенно хотелось, чтобы при разговоре присутствовала Фрэнсис. Чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше, пока не выработан план действий.
Он беспокойно шагал взад и вперед по кабинету Джереми. На конторке стояла металлическая коробка с надписью: «Дело покойного сэра Вильямса Джессами». Полки были заставлены толстыми томами по юриспруденции. Висели старые фотографии: Фрэнсис в вечернем платье и ее отец, лорд Эдвард Трентон, в костюме для верховой езды. На одном из столов стоял портрет молодого человека в военной форме: это был Энтони, сын Джереми, убитый на войне.
Роули отвернулся. Он сел в кресло и перевел взгляд на лорда Трентона.
В столовой Фрэнсис говорила мужу:
– Интересно, что нужно Роули?
Джереми устало ответил:
– Возможно, запутался с правительственными анкетами. Никто из фермеров не способен понять даже малую долю всех вопросников, какие им теперь приходится заполнять. Роули добросовестный парень. Его это беспокоит.
– Он мил, – сказала Фрэнсис, – но ужасно медлителен. И знаешь, мне кажется, что между ним и Лин не все ладно.
Джереми пробормотал рассеянно:
– Лин… О да, конечно. Извини, я… Я… кажется, не в состоянии сосредоточиться. Напряжение…
Фрэнсис поспешно сказала:
– Не думай об этом. Все будет хорошо, уверяю тебя.
– Иногда ты пугаешь меня, Фрэнсис. Ты удивительно бесстрашна. И ты не отдаешь себе отчета…
– Я отдаю себе полный отчет во всем. Я не боюсь. Если хочешь, Джереми, все это даже доставляет мне удовольствие.
– Именно это, дорогая, – сказал Джереми, – и вызывает у меня беспокойство.
Она улыбнулась.
– Иди, – сказала она. – Не заставляй этого сельского джентльмена слишком долго ждать. Иди помоги ему заполнить форму номер 11099 или еще какую-нибудь.
Но когда они вышли из столовой, внизу хлопнула дверь. Появилась служанка Эдна и передала: мистер Роули сказал, что не будет ждать, никакого особо важного дела у него нет.
Глава 13В тот вторник Лин Марчмонт предприняла большую прогулку. Глухое недовольство собой и беспокойство вызывало в ней потребность обдумать наедине все происходящее.
Несколько дней она не видела Роули. После их довольно бурного расставания в то утро, когда она просила одолжить ей пятьсот фунтов, они уже встречались, как обычно. Лин поняла, что ее требование было неразумно и что Роули имел полное моральное право отказать ей. Но благоразумие никогда не принадлежало к тем качествам, которые нравятся влюбленным.
Внешне между ней и Роули все шло по-прежнему, но внутренне она не была уверена, что все в порядке. Последние дни показались ей невыносимо длинными и скучными, однако даже себе самой она не решалась признаться, что это как-то связано с внезапным отъездом в Лондон Дэвида Хантера и его сестры.
Что до родственников, то они казались Лин в эти дни совершенно невыносимыми. За завтраком мать была в наилучшем настроении и вывела Лин из себя, заявив, что попробует найти второго садовника – «Старому Тому никак не справиться со всеми делами»…
– Но, мамочка, нам это не по средствам! – воскликнула Лин.
– Чепуха. Я убеждена, Лин, что Гордон был бы очень расстроен, если бы увидел, в какое состояние пришел сад. Он всегда требовал, чтобы зеленая изгородь содержалась в порядке, газон был подстрижен, дорожки расчищены. А погляди, на что сейчас похож наш сад. Не сомневаюсь, что Гордон хотел бы навести здесь порядок…
– Даже если бы для этого пришлось занять денег у его вдовы?
– Я же говорила тебе, девочка, Розалин была чрезвычайно мила. Я уверена, она вполне меня поняла. Сейчас, после того как я оплатила все счета, у меня хороший баланс в банке. Если хочешь знать, второй садовник даже поможет нам навести экономию, мы сможем вырастить больше овощей.
– Мы можем купить целую кучу овощей, потратив значительно меньше, чем три фунта в неделю.
– Мы найдем садовника за меньшую плату, дорогая. Сейчас много демобилизованных, они ищут работу. Так пишут в газетах.
Лин сухо сказала:
– Сомневаюсь, что ты их найдешь в Вормсли Вейл. Или в Вормсли Хит…
И хотя разговор на этом закончился, Лин угнетала мысль, что мать рассчитывает на Розалин как на постоянный источник денег. Это вызывало в памяти насмешки Дэвида.
Она вышла погулять, чтобы избавиться от этого раздражения и подавленности. Настроение ее не улучшилось от встречи у почты с тетушкой Кэтти. Тетушка Кэтти, напротив, была полна воодушевления.
– Думаю, Лин, дорогая, что нас ждут прекрасные новости.
– Что вы имеете в виду, тетушка Кэтти.
– Я получила удивительное указание свыше… Просто необычайное… Перед нами выход из всех наших бед. Я столкнулась с препятствием, но снова получила указание: «Пытайся, пытайся и снова пытайся. Если сначала ничего не получится, все равно пытайся…» Я не собираюсь выдавать секреты, Лин, дорогая, и менее всего хотела бы вызывать преждевременные или необоснованные надежды, но я твердо уверена, что скоро наши дела придут в полный порядок. Давно пора. Я очень обеспокоена состоянием твоего дяди. Он слишком много работал во время войны. Ему необходимо оставить практику и посвятить себя исследованиям, но, конечно, без солидного дохода он не может этого сделать. Иногда у него бывают такие странные нервные припадки, меня зла ужасно беспокоит. Он такой странный…
Лин задумчиво кивнула. Перемена в Лайонеле Клоуде не ускользнула от нее, так же как и странные переходы в его настроении. Она подозревала, что время от времени он прибегал к наркотикам, чтобы взбодрить себя, и опасалась, не стал ли он наркоманом. Это могло быть причиной его необыкновенной нервной возбудимости. «Интересно, – думала она, – догадывается ли об этом тетушка Кэтти? Она ведь вовсе не так глупа, как кажется…»
Пройдя дальше по Хай-стрит, Лин мельком увидела дядю Джереми, входившего в свой дом. Лин подумала, что за последние три недели он сильно постарел.
Она ускорила шаг. Ей хотелось уйти из Вормсли Вейл к холмам, на открытое поле. Идя быстрее, она вскоре почувствовала себя более спокойной.
Надо пройти шесть-семь миль и как следует все обдумать. Всегда, всю свою жизнь она была решительной, здравомыслящей девушкой. Всегда знала, чего она хочет и чего не хочет. Никогда до сих пор она не плыла по течению…
Да, а сейчас она подчинилась ходу событий. Она плывет по воле волн.
Бесцельное, бессмысленное существование. С тех самых пор, как она демобилизовалась. Ее охватила болезненная тоска по ушедшим военным дням, когда четко были определены обязанности, жизнь распланирована и упорядочена, а решения за тебя принимал кто-то другой.
Но, едва доведя эту мысль до конца, Лин ужаснулась. Неужели не она одна испытывает это? Неужели и это отголосок войны? Верно, здесь нет непосредственной опасности – подводных мин, падающих бомб, свиста пуль, догоняющих машину на пустынной дороге. Но есть другое, и оно еще страшнее – опасность поверить, что жизнь становится легче, если перестать думать…
Она, Лин Марчмонт, уже не та решительная, неглупая девушка, которая вступала в армию. Там ее мысли были поставлены на службу определенному делу. Теперь она снова хозяйка себе, и ей страшно, что ум ее отказывается решать задачи, которые ставит перед ней ее собственная жизнь…
…Люди, которые оставались здесь, не испытывали ничего подобного.
Например, Роули…
И сразу же мысли Лин обратились от обобщений абстрактного характера к вопросу, который нужно было решать сегодня же: это главный вопрос, по существу, единственный.
Действительно, хочет ли она выйти замуж за Роули?..
Тени медленно удлинялись. Наползали сумерки. Лин сидела без движения, подперев подбородок руками, на опушке маленькой рощи на склоне холма и глядела вниз, где расстилалась долина. Она потеряла счет времени, но чувствовала, что ей почему-то не хочется идти домой, в Вормсли Вейл.
Ниже по склону, налево, виднелась усадьба Лонг Уиллоуз. Там будет ее дом, если она выйдет замуж за Роули.
Если! Так дошло до этого: если? Если? Если?
Какая-то птица вылетела из лесу с испуганным криком, похожим на крик рассерженного ребенка. Дым от проходящего поезда поднялся в воздух и, рассеиваясь, образовал в небе гигантский вопросительный знак.
«Выходить ли мне замуж за Роули? Хочу ли я замуж за Роули? Могу ли я отказаться от брака с Роули?»
Поезд, пыхтя, скрылся в долине, дым медленно рассеялся. Но вопросительный знак остался перед мысленным взором Лин.
До отъезда она любила Роули. «Но домой я вернулась другой, – думала она. – Я уже не прежняя Лин».
В ушах звенела стихотворная строка:
«И жизнь, и мир,
и я сама совсем переменились…»
А Роули? Вот Роули не изменился.
Да. В этом все дело. Роули не изменился. Роули такой же, каким она оставила его четыре года назад.
Хочет ли она выйти замуж за Роули? Если нет, то чего же она хочет?
В роще, у нее за спиной, затрещали ветки. Кто-то прокладывал себе дорогу. Мужской голос чертыхнулся.
Она вскрикнула:
– Дэвид!
– Лин! – Продираясь сквозь кустарник, он удивленно глядел на нее. – Что вы здесь делаете?
До этого он бежал и слегка запыхался.
– Не знаю. Просто думаю. Сижу и думаю. – Она смущенно засмеялась. – Кажется, уже поздно.
– Вы не знаете, который час?
Она мельком взглянула на свои ручные часы.
– Опять стоят. Я действую парализующе на все часы.
– Не только на часы, – сказал Дэвид. – Это действует ваш электрический заряд. Жизненная сила. Вы – сама жизнь.
Он подошел к ней, и с неясным чувством беспокойства она поднялась на ноги.
– Становится совсем темно. Мне нужно спешить домой. Который час, Дэвид?
– Четверть десятого. Я должен бежать со всех ног. Мне необходимо поспеть на лондонский поезд девять двадцать.
– Я не знала, что вы вернулись из города.
– Мне надо было взять кое-что из Фэрроубэнка. Но я обязательно должен поспеть на этот поезд. Розалин сама не своя, когда остается в Лондоне ночью одна.
– В гостинице? – В голосе Лин прозвучало презрение.
Дэвид резко сказал:
– Страх не знает логики. Когда переживешь бомбежку…
Лин стало стыдно. С раскаянием в голосе она сказала:
– Извините, я забыла.
С внезапной горечью Дэвид воскликнул:
– Да, это скоро забывается, все забывается. Снова нам ничто не угрожает. Мы опять ручные, опять там, где были, когда заварилась кровавая каша. Прячемся в своих вонючих норках, ищем безопасности. И вы, Лин, вы совершенно такая же, как и все!
Она воскликнула:
– Нет! Я не такая, Дэвид! Я только что думала…
– Обо мне?
Его порыв потряс ее. Он обнял ее, прижал к себе, яростно целовал горячими губами.
– Роули Клоуд? – прошептал он. – Этот олух. Да нет же, Лин, ты моя!
Вдруг так же внезапно, как обнял, он отпустил, почти оттолкнул Лин от себя.
– Я опоздаю на поезд.
Он опрометью бросился бежать вниз по склону.
– Дэвид!..
Он обернулся и крикнул ей:
– Я позвоню тебе, когда доберусь до Лондона…
Она смотрела, как он бежал в сгущающихся сумерках – сильный, мускулистый, легкий.
Выбитая из колеи, со странно стесненным сердцем, не в силах собраться с мыслями, она направилась к дому.
Прежде чем переступить порог, она помедлила… Ей хотелось избежать нежностей матери, ее вопросов… матери, способной занять пятьсот фунтов у людей, которых презирает.
«Мы не имеем права презирать Розалин и Дэвида, – думала Лин, тихо пробираясь к себе наверх. – Мы такие же, как они. Готовы сделать все, что угодно, абсолютно все ради денег…»
Она постояла в комнате, с любопытством разглядывая свое лицо в зеркале.
«Совершенно чужое лицо», – думала она.
Внезапно ее охватил приступ гнева.
«Если бы Роули действительно любил меня, – пронеслось в голове, – он сумел бы достать эти пятьсот фунтов. Сумел бы, непременно сумел. Он не позволил бы; мне чувствовать себя униженной перед Дэвидом… Дэвид сказал, что позвонит мне, когда приедет в Лондон…»
Она сошла вниз как во сне. Сны, думала она, бывают очень опасными…
Глава 14– Наконец-то ты вернулась, Лин, – с облегчением произнесла Эдела. – А я и не слышала, как ты вошла. Давно ты уже дома?
– Целую вечность. Я была наверху.
– Лучше говори мне, когда возвращаешься. Я беспокоюсь, если ты гуляешь одна в темноте.
– Ну что ты, мамочка, разве я не могу о себе позаботиться сама?
– В последнее время в газетах сообщалось о таких ужасах. Эти демобилизованные пристают к девушкам.
– Наверно, девушки сами хотят, чтобы к ним приставали.
Она улыбнулась довольно грустной улыбкой. Да, девушки хотят острых ощущений. Кому, в конце концов, нужна безопасность?..
– Лин, дорогая, ты не слушаешь меня?
С усилием Лин заставила себя вернуться к действительности. Мать все время о чем-то говорила…
– Что ты сказала, мамочка?
– Я говорила, дорогая, о подружках на твоей свадьбе. Надеюсь, они смогут сшить себе платья на свои талоны. Хорошо, что и ты получила эти спецталоны при демобилизации. Мне ужасно жаль тех девушек, которые, выходят замуж, ничего не имея, кроме обычных карточек. Им, бедняжкам, приходится довольствоваться своими старыми вещами и теми пустяками, которые можно купить по карточкам. А ты, Лин, право, счастливая. Если учесть, что у всех нас почти не осталось приличного белья, то тебе, конечно, повезло…
– О да, очень повезло…
Она беспокойно ходила по комнате, брала в руки какие-то предметы, снова ставила их на место.
– Почему ты так нервничаешь, дорогая? Мне делается как-то не по себе.
– Извини, мамочка.
– Что-нибудь случилось?
– Что могло случиться? – резко ответила Лин.
– Ну не кидайся на меня, дорогая. Так вот, о подружках невесты. Думаю, тебе следует пригласить Мейкри. Ее мать была моей ближайшей подругой, она, безусловно, обидится, если…
– Терпеть не могу Джоан Мейкри и всегда ее ненавидела.
– Знаю, дорогая, но какое это имеет значение? Ее мать обидится, я уверена…
– Мамочка, ведь это моя свадьба.
– Конечно, дорогая, но…
– Если только вообще будет свадьба.
Она не собиралась этого говорить. Слова сами слетели у нее с языка. Она была бы рада их вернуть, но было поздно. Миссис Марчмонт с тревогой смотрела на дочь.
– Лин, дорогая, что это значит?
– О, ничего, мамочка.
– Ты не поссорилась с Роули?
– Нет, разумеется, нет. Не волнуйся, мамочка, все в порядке.
Но Эдела смотрела на дочь в глубокой тревоге, по-матерински почувствовав смятение в ее глазах под нахмуренными бровями.
– Я всегда считала, что тебе будет так спокойно с Роули.
– Кому нужно это спокойствие? – презрительно спросила Лин. И тут же резко повернулась. – Что это? Телефон?
– Нет. А что? Ты ждешь звонка?
Лин покачала головой. Унизительно ждать телефонного звонка. Он сказал, что позвонит ей сегодня. Значит, позвонит непременно. «Ты не в своем уме, – говорила она себе. – Не в своем уме».
…Почему этот человек так притягивает ее? Перед ее глазами возникло его мрачное, нахмуренное лицо. Она попыталась отогнать это воспоминание, попыталась вызвать вместо него в своем воображении широкое добродушное лицо Роули. Его медленную улыбку, его любящий взгляд. «Но разве Роули действительно любит меня?» – думала она. Если бы он действительно любил, он понял бы ее в тот день, когда она пришла и умоляла его достать пятьсот фунтов. Он не был бы тогда так ужасно благоразумен и деловит.
Выйти за Роули, жить на ферме, никогда больше не уезжать, больше не видеть чужого неба, не вдыхать незнакомые запахи… больше не быть свободной…
Резко зазвонил телефон. Лин глубоко вздохнула, прошла через зал и взяла трубку.
– Лин? Это ты? О, я так рада. Я боюсь, дорогая, что я спутала число… день собрания в институте…
Еле слышный сбивчивый голос продолжал. Лин слушала, – вставляла реплики, разуверяла, получала благодарности.
– Мое счастье, дорогая Лин, что ты так добра и всегда все помнишь. Понять не могу, почему я всегда все путаю…
Лин тоже не могла этого понять. Способность тетушки Кэтти путать простейшие вещи была поистине гениальной…
– Но я всегда говорила, – заключила тетушка Кэтти, – что беда не приходит одна. У нас испортился телефон, и мне пришлось идти звонить по автомату. Когда я вошла в будку, у меня не оказалось двухпенсовой монеты, только полшиллинга… и мне пришлось идти и просить…
Наконец все переживания были исчерпаны. Лин повесила трубку и вернулась в гостиную. Эдела настороженно спросила:
– Кто?..
– Тетушка Кэтти, – быстро ответила Лин.
– Что ей было нужно?
– О, как обычно, она все перепутала…
Лин снова села с книгой, поглядывая на часы. Да, так рано он не мог еще звонить. В пять минут двенадцатого телефон зазвонил снова. На этот раз она не будет надеяться, возможно, это снова тетушка Кэтти…
Но нет. «Вормсли Вейл, тридцать четыре? Лондон вызывает мисс Лин Марчмонт». У нее замерло сердце.
– Мисс Марчмонт у телефона.
– Не кладите трубку.
Она ждала. Шум в трубке. Затем тишина. Телефонная сеть работает все хуже. Она ждала, потом раздраженно постучала по рычагу. Снова ждала.
Другой женский голос без всякого выражения равнодушно произнес:
– Повесьте трубку, пожалуйста. Вас вызовут позднее.
Она повесила трубку, пошла обратно в гостиную… Как только взялась за ручку двери, опять раздался звонок. Она поспешила обратно к телефону.
– Алло?
Мужской голос сказал:
– Вормсли Вейл, тридцать четыре? Лондон вызывает мисс Лин Марчмонт.
– У телефона.
– Одну минуту, пожалуйста! – Потом едва слышно:
– Говорите, Лондон, абонент у телефона…
И затем внезапно голос Дэвида.
– Лин, это вы?
– Дэвид!
– Я должен поговорить с вами.
– Да…
– Послушайте, Лин, мне лучше уйти с вашей дороги…
– Что вы хотите сказать?
– Совсем уехать из Англии. О, что тут сложного? Я уверял Розалин, будто это трудно, просто потому, что не хотел уезжать из Вормсли Вейл. Ну что хорошего из этого выйдет? Вы и я, у нас ничего не получится. Вы прекрасная девушка, Лин, а я… Что касается меня, я отнюдь не праведник, никогда им не был. И не льстите себя надеждой, что стану им ради вас. Я, может быть, и хотел бы, но не получится… Нет, лучше выходите за этого работягу Роули. С ним вы не будете знать ни одного тревожного дня. Со мной вы узнаете ад…
Она все стояла, прижимая трубку и ничего не говоря.
– Лин, вы еще слушаете?
– Да, я слушаю.
– Вы ничего не говорите.
– А что говорить?
– Лин!..
– Да?..
Странно, как ясно она ощущала, несмотря на расстояние, его волнение, его необычное состояние…
Он тихо чертыхнулся:
– Черт побери все на свете! – и повесил трубку.
Миссис Марчмонт появилась в гостиной и спросила:
– Это был?..
– Ошиблись номером, – ответила Лин и поспешно пошла к себе наверх.
Глава 15Способ, которым будили постояльцев в «Олене» в назначенное ими время, был очень прост. Для этого просто колотили в дверь и громко сообщали, что сейчас «Полдевятого, сэр» или «Восемь часов» – в зависимости от обстоятельств. Утренний чай приносили только в тех случаях, когда постоялец очень на этом настаивал. Поднос, бренча посудой, ставили на коврик перед дверью.
В ту среду утром юная Глэдис проделала обычную процедуру перед дверью комнаты номер пять. Она выкрикнула: «Четверть девятого, сэр» – и с такой силой опустила поднос, что молоко выплеснулось из кувшинчика. Затем она пошла дальше, будить других и исполнять прочие обязанности.
Только в десять часов она обратила внимание на то, что чай пятого номера еще не тронут.
Она несколько раз сильно, постучала в дверь, не получила ответа и вошла в комнату.
Постоялец пятого номера был не из тех джентльменов, которые привыкли долго спать; кроме того, она вспомнила, что перед окном этой комнаты удобная плоская крыша. Глэдис подумала, что, возможно, «пятый» дал деру, не заплатив по счету.
Но человек, записавшийся под именем Инок Арден, не дал деру. Он лежал посреди комнаты лицом вниз, и, хотя Глэдис не имела ни малейших медицинских познаний, она сразу поняла, что он мертв.
Глэдис в ужасе отшатнулась, закричала, выбежала из комнаты и с криком помчалась вниз по лестнице.
– Мисс Липинкот! Ой, мисс Липинкот!..
Мисс Липинкот находилась у себя в комнате, доктор Лайонел Клоуд бинтовал ей порезанную руку. Когда в комнату с криком ворвалась девушка, доктор раздраженно обернулся и уронил бинт.
– Ой, мисс!..
– Ну, в чем дело? – резко спросил доктор.
– В чем дело, Глэдис? – повторила за ним Беатрис.
– О мисс! Джентльмен из пятого номера… Он лежит там на полу, мертвый!..
Доктор пристально посмотрел на девушку, потом на мисс Липинкот.
Беатрис, в свою очередь, переводила взгляд с доктора на Глэдис.
– Чепуха, – неуверенно сказал доктор Клоуд.
– Мертвый, как кочерыжка, – сказала Глэдис и добавила со вкусом:
– Голова совсем разбита.
Доктор посмотрел на мисс Липинкот.
– Может быть, мне…
– Да, пожалуйста, доктор, но, по правде говоря, я как-то не верю…
Все трое, во главе с Глэдис, поспешили наверх. Войдя в номер, доктор Клоуд опустился на колени перед распростертым телом.
Затем он поднял голову и посмотрел на Беатрис. Совсем другим, деловым тоном он сказал:
– Вам следует позвонить в полицейский участок.
Беатрис Липинкот вышла. Глэдис последовала за ней и спросила испуганным шепотом:
– О мисс, вы думаете, что это убийство?
– Держи язык за зубами, Глэдис, – резко сказала Беатрис, взволнованно поправляя прическу. – Если ты будешь называть это убийством, не зная, так ли оно на самом деле, ты можешь попасть под суд за клевету. Да и «Оленю» повредит, если об этом будут много болтать… Можешь приготовить себе чашку чая, тебе надо подкрепиться.
– Да, конечно, мисс. Я никак не опомнюсь. Вам я тоже принесу чая. Вы тоже сама не своя…
