Текст книги "Тайна «Голубого поезда». Трагедия в трех актах (сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 6
Мирей

Дерек Кеттеринг вылетел из апартаментов ван Олдина с такой скоростью, что столкнулся с леди, которая в этот момент проходила по коридору. Он тут же извинился, и его извинения были с улыбкой приняты – женщина прошла мимо, оставив ему воспоминания о ее приятной наружности и красивых серых глазах.

Несмотря на все его показное равнодушие, встреча с тестем произвела на Дерека гораздо больший эффект, чем он сам себе хотел в этом признаться. Кеттеринг перекусил в одиночестве, а потом, улыбаясь, направился в роскошную квартиру, служившую гнездышком для одной леди, которую все знали под именем Мирей. В дверях его с улыбкой встретила аккуратная француженка-служанка.

– Входите же, месье. Мадам отдыхает.

Его провели в длинную комнату, отделанную в восточном стиле, которую он так хорошо знал. Мирей лежала на диване, поддерживаемая невероятным количеством подушек всех оттенков янтаря, которые гармонировали с коричнево-желтоватым цветом кожи женщины. Танцовщица была очень красива, и хотя ее лицо казалось несколько изможденным, в нем было свое неповторимое обаяние, а ее накрашенные оранжевой краской губы приветственно улыбались навстречу Дереку Кеттерингу.

Он поцеловал ее и бросился в кресло.

– И чем же ты занималась? Наверное, только что встала?

Оранжевые губы растянулись в улыбке.

– Не угадал, – ответила танцовщица. – Я работала. – И она длинной белой рукой махнула в сторону фортепьяно, крышка которого была завалена нотами. – Приходил Амбруаз, и мы разучивали с ним новую оперу.

Кеттеринг кивнул, почти не прислушиваясь к тому, что говорила женщина. Его совершенно не интересовал Клод Амбруаз и его оперные изыски в «Пер Гюнте» Ибсена. Мирей, кстати, это тоже не очень интересовало – для нее главной была возможность дебютировать в роли Анитры.

– Это просто потрясающий танец, – проворковала она. – Я вложу в него всю страсть пустыни. Буду танцевать вся увешанная драгоценностями. Кстати, mon ami[3]3
  Мой друг (фр.).


[Закрыть], вчера на Бонд-стрит я видела черную жемчужину…

Танцовщица замолчала и бросила на мужчину призывный взгляд.

– Милая девочка, – ответил Кеттеринг, – со мною бесполезно говорить о черных жемчужинах. В настоящее время, насколько я понимаю, я лишился самого последнего.

Женщина мгновенно среагировала на тон его голоса. Она села, и ее большие черные глаза стали еще больше.

– Что ты сказал, Дерек? Что случилось?

– Мой глубокоуважаемый тесть, – объяснил Кеттеринг, – собирается сорваться с крючка.

– Прости…

– Иными словами, он хочет, чтобы Рут развелась со мной.

– Как глупо, – заметила Мирей. – Зачем ей с тобою разводиться?

– В основном из-за тебя, cherie![4]4
  Милая (фр.).


[Закрыть] – улыбнулся Кеттеринг.

Мирей пожала плечами.

– Это глупость, – сказала она равнодушным голосом.

– И большая глупость, – согласился Дерек.

– И что же ты собираешься со всем этим делать? – поинтересовалась женщина.

– Моя дорогая девочка, а что я могу сделать? С одной стороны – человек с почти неисчерпаемыми денежными ресурсами; с другой – я, с неисчерпаемыми долгами. Кто победит, по-моему, совершенно ясно.

– Все-таки эти американцы какие-то странные, – прокомментировала Мирей. – Ведь твоя жена тебя, кажется, любила?

– И что же мы теперь будем делать? – спросил Дерек.

Танцовщица вопросительно посмотрела на него. Мужчина подошел и взял обе ее руки в свои.

– Ты же меня не бросишь?

– Что ты имеешь в виду? После…

– Вот именно, – подтвердил Кеттеринг. – Именно после, когда на меня набросятся все кредиторы, как волки в голодный год. Ты мне чертовски нравишься, Мирей; ты ведь меня не предашь?

Женщина убрала руки.

– Ты же знаешь, что я обожаю тебя, Дериик.

Что-то в ее голосе подсказало ему, что Мирей хочет уйти от прямого ответа.

– Ах, вот как? Крысы бегут с тонущего корабля!

– Ну, Дериик!..

– Хватит, – резко сказал Кеттеринг. – Ты от меня сразу же уйдешь, правильно?

Женщина опять пожала плечами.

– Ты мне очень нравишься, mon ami, правда. Ты такой очаровательный, настоящий un beau garçon[5]5
  Красивый мальчик (фр.).


[Закрыть], но ce n’est pas pratique[6]6
  Это непрактично (фр.).


[Закрыть].

– Хочешь сказать, что ты игрушка для богатого мужчины, правда?

– Ну, если тебе так больше нравится… – Мирей откинулась на подушки, закинув голову вверх. – И все равно ты мне нравишься, Дериик.

Кеттеринг подошел к окну и стоял там некоторое время, повернувшись к женщине спиной.

Наконец танцовщица оперлась на локоть и с любопытством посмотрела на мужчину.

– О чем ты сейчас думаешь, mon ami?

Он ухмыльнулся ей через плечо странной улыбкой, которая заставила женщину поежиться.

– Как ни странно, но я думал о женщине, дорогая.

– О женщине? – Теперь Мирей почувствовала себя уверенней. – Так ты думаешь о другой женщине, да?

– Тебе не о чем беспокоиться; это просто образ, который мне привиделся. Образ женщины с серыми глазами.

– И где же ты с нею встретился? – резко спросила Мирей.

– Я столкнулся с нею в коридоре «Савоя», – рассмеялся Кеттеринг, и в смехе его слышалась самоирония.

– Ах, вот как! И что же она сказала?

– Насколько я помню, я сказал: «Прошу прощения», а она ответила: «Ничего страшного», или что-то в этом роде.

– А потом… – продолжала настаивать танцовщица.

Кеттеринг пожал плечами.

– А потом – ничего. Это было концом происшествия.

– Я не понимаю ничего из того, что ты говоришь, – объявила женщина.

– Образ женщины с серыми глазами, – задумчиво повторил Дерек. – Ну что же, ведь я все равно ее никогда больше не увижу.

– Почему?

– Она может принести мне неудачу. Это иногда случается с женщинами.

Мирей быстро выскользнула из подушек и, подойдя к Дереку, обняла его длинной, гибкой, как змея, рукой за шею.

– Дериик, ты дурачок, – пробормотала она. – Очень большой дурачок. Ты beau garçon, и я тебя обожаю, но я не рождена для бедности, абсолютно нет. Послушай меня, все ведь очень просто: ты должен помириться с женой.

– Боюсь, что этот вопрос лежит вне сферы практической политики, – сухо заметил Дерек.

– Что ты сказал? Я тебя не понимаю.

– Ван Олдин, моя дорогая, на это не пойдет. Если этот человек что-то решил, то своего решения он уже не изменит.

– Я о нем слыхала, – кивнула танцовщица. – Он ведь очень богат? Почти самый богатый человек в Америке. Несколько дней назад в Париже он купил самый красивый рубин в мире, под названием «Сердце пламени».

Кеттеринг никак это не прокомментировал.

– Это потрясающий камень, – продолжила размышлять вслух женщина. – Камень, который достоин такой женщины, как я… Я обожаю драгоценности, Дериик, – они даже иногда со мной разговаривают. Боже, носить такой рубин, как «Сердце пламени»!.. – Женщина мечтательно вздохнула, а потом опять превратилась в практичную француженку. – Тебе это не дано понять, Дериик, ведь ты только мужчина. Думаю, что ван Олдин отдаст эти рубины своей дочери. Ведь она его единственный ребенок?

– Да.

– А когда он умрет, твоя жена унаследует все его деньги? Она станет очень богатой женщиной.

– Да она и сейчас не бедная, – сухо заметил Кеттеринг. – На свадьбу папаша положил на ее имя пару миллионов.

– Пару миллионов! Невероятно… А вдруг она внезапно умрет? Тогда все достанется тебе?

– При нынешнем положении вещей – да, – медленно произнес мужчина, – именно мне. Насколько я знаю, завещания Рут не делала.

– Mon Dieu![7]7
  Боже мой! (фр.)


[Закрыть] – выдохнула танцовщица. – Ее смерть решила бы все наши проблемы.

После минутной паузы Дерек Кеттеринг громко расхохотался.

– Мне нравится твой простой и практичный подход к этому делу, Мирей, но вынужден тебя огорчить: моя жена – очень здоровая женщина.

– Хорошо, но ведь бывают же несчастные случаи, – заметила женщина.

Кеттеринг подозрительно взглянул на нее, но ничего не сказал, а танцовщица продолжала, как ни в чем не бывало:

– Но ты абсолютно прав, mon ami, мы не можем полагаться на случайности. Послушай меня, мой малыш Дериик, больше не должно быть никаких разговоров о разводе. Твоя жена должна отказаться от этой идеи.

– Ну а если она не откажется?

Глаза танцовщицы превратились в узенькие щелочки.

– Думаю, что она откажется, друг мой. Она не из тех, кто любит публичность. Есть пара историй – она наверняка не хочет, чтобы ее друзья прочитали о них в газетах…

– Что ты имеешь в виду? – Голос Кеттеринга был резок.

Откинув голову, Мирей рассмеялась.

– Parbleu![8]8
  Черт побери! (фр.)


[Закрыть] Я имею в виду мужчину, который называет себя графом де ля Рош. Я все о нем знаю. Не забывай, что я парижанка. Он был любовником твоей жены до того, как она вышла за тебя замуж, правда?

Дерек крепко схватил женщину за плечи.

– Это абсолютная ложь, – прорычал он, – и прошу тебя, не забывай, что ты все-таки говоришь о моей жене!

Мирей наконец пришла в себя.

– Вы, англичане, это просто нечто, – пожаловалась она. – Однако, с другой стороны, может быть, ты и прав. Ведь в жилах американцев течет такая холодная кровь… Но ведь ты не будешь отрицать, mon ami, что до того, как выйти за тебя замуж, она была в него влюблена, и пришлось ее папаше вмешаться и вправить графу мозги. А маленькая мадемуазель долго рыдала, но подчинилась отцу. Но ты должен понимать, Дериик, что сейчас ситуация совсем другая. Она встречается с графом практически каждый день, а четырнадцатого едет в Париж, где они вновь встретятся.

– Как ты все это умудрилась узнать? – требовательно спросил Кеттеринг.

– Я?.. У меня есть друзья в Париже, мой дорогой Дериик, которые хорошо знают графа. Все уже готово. Она едет, как она всем говорит, на Ривьеру, а в действительности встречается в Париже с графом и… кто знает? Да, да, можешь мне поверить, все уже готово.

Кеттеринг замер.

– Понимаешь ли, – продолжала мурлыкать танцовщица, – если ты не дурак, то она у тебя полностью в руках, ведь ты можешь здорово испортить ей жизнь.

– Да замолчи же ты! – закричал вдруг мужчина. – Закрой этот свой проклятый рот!

Мирей со смехом упала на диван. Кеттеринг подхватил свое пальто и шляпу и вышел, громко хлопнув дверью. А танцовщица все еще сидела на диване и продолжала тихонько смеяться. Она была очень довольна собой.

Глава 7
Письма

«Миссис Сэмюэль Харфилд свидетельствует свое уважение мисс Кэтрин Грей и хочет заявить, что по причинам, которые могут быть неизвестны мисс Грей…»

Миссис Харфилд, которая до этих слов писала практически не задумываясь, остановилась. Она столкнулась с тем же, что было невыполнимой задачей для множества людей, – с необходимостью писать о себе в третьем лице.

Через несколько минут колебаний миссис Харфилд разорвала написанное и начала сначала:

«Уважаемая мисс Грей, высоко оценивая вашу работу в качестве компаньонки моей кузины Эммы (недавняя смерть которой оказалась для всех нас тяжелым ударом), я не могу не…»

Опять миссис Харфилд остановилась. Еще один черновик полетел в корзинку для бумаг.

Только после четырех неудачных попыток миссис Харфилд смогла наконец сочинить письмо, которое ее полностью удовлетворило. Оно было запечатано, на него были наклеены необходимые марки, и письмо отправилось по адресу: Литтл-Крэмптон, Сент-Мэри-Мид, Кент, вниманию мисс Кэтрин Грей. На следующий день во время завтрака это письмо, вместе с официальным письмом в большом синем конверте, лежало на столе перед вышеозначенной леди.

Сначала Кэтрин Грей открыла письмо от миссис Харфилд – окончательный вариант выглядел следующим образом:

Уважаемая мисс Грей,

Мы с мужем хотели бы поблагодарить вас за то, что вы делали для моей бедной сестры Эммы. Ее смерть оказалась для всех нас тяжелым ударом, хотя мы, естественно, знали, что в последнее время разум ее очень быстро угасал. Я знаю, что ее посмертные распоряжения носят очень странный характер, и, поэтому, они не выдержат никакой критики в соответствующем суде. Не сомневаюсь, что вы, с вашим здравым смыслом, уже это поняли. Мой муж говорит, что всегда лучше решать все в досудебном порядке. Мы с удовольствием дадим вам рекомендательные письма с тем, чтобы вы могли занять похожее место в новой семье, и надеемся, что вы не откажетесь принять от нас небольшой подарок.

Будьте уверены в нашем сердечном к вам уважении,

Мэри Энн Харфилд.

Кэтрин Грей дочитала письмо до конца, слегка улыбнулась и прочитала его во второй раз. На ее лице, когда она читала письмо во второй раз, играла улыбка восхищения перед бесцеремонностью писавшей. Затем она взяла второе письмо. Бегло просмотрев его, положила бумагу на стол и уставилась прямо перед собой. На этот раз женщина не улыбалась – любому наблюдателю было бы трудно догадаться о том, какие чувства в этот момент скрывались за ее спокойным, задумчивым взглядом.

Кэтрин Грей было тридцать три года. Она родилась в хорошей семье, но ее отец разорился, и Кэтрин рано пришлось начать зарабатывать себе на жизнь. Ей было всего двадцать три года, когда она стала компаньонкой старой миссис Харфилд.

По общему мнению, миссис Харфилд была женщиной «трудной». Ее компаньонки менялись очень часто – они приезжали с глазами, полными надежд, а уезжали с глазами, полными слез. Но с того момента, как десять лет назад в Литтл-Крэмптоне появилась Кэтрин Грей, в доме установился мир и покой. Никто не знал, как это произошло. Укротителями змей рождаются – научиться этому невозможно. Кэтрин Грей родилась со способностями укрощать собак, старух и маленьких детей, и делала она это без всяких видимых усилий. В двадцать три года Кэтрин была спокойной девушкой с очень красивыми глазами. В тридцать три она оставалась все той же девушкой с серыми глазами, которые смотрели на мир с верой в лучшее, которую ничто не могло поколебать. Более того, она была рождена с хорошим чувством юмора, которое смогла сохранить, несмотря ни на что.

Сейчас, когда Кэтрин сидела за столом, глядя прямо перед собой, она услышала звонок в дверь, который сопровождался энергичным стуком дверного молотка. Еще через минуту миниатюрная служанка открыла дверь комнаты и сообщила слегка запыхавшимся голосом:

– Доктор Харрисон.

В двери вошел крупный пожилой врач, так и брызжущий энергией и жизнелюбием, что он успел уже продемонстрировать своей атакой на дверной молоток.

– Доброго вам утречка, мисс Грей.

– И вам доброго утра, доктор Харрисон.

– Я пришел так рано, – начал объяснять мужчина, – поскольку уверен, что вы уже получили весточку от одной из этих кузин Харфилд. Она называет себя миссис Сэмюэль – жуткая змея, по правде сказать.

Не говоря ни слова, Кэтрин взяла письмо миссис Харфилд и протянула его доктору. Она с удовольствием наблюдала, как он изучает его, сдвинув брови и издавая рычание и фырканье, которые свидетельствовали о его недовольстве. Закончив чтение, мужчина опять бросил письмо на стол.

– Совершенно жуткое сочинение, – кипел доктор. – Но пусть оно вас ни в коем случае не беспокоит, милочка. Мозги у миссис Харфилд были не хуже моих или ваших, и никто не возьмется доказывать обратное. У них нет никаких шансов, и они об этом прекрасно знают. Все эти разговоры о суде – просто блеф чистой воды. Просто попытка обойти вас на повороте. И смотрите, милочка, не позволяйте им втереться к вам в душу, не думайте, что вы обязаны отдать им какие-то деньги, не позволяйте им давить на какие-то моральные принципы.

– Боюсь, что принципами на этот случай я обзавестись не успела, – ответила Кэтрин. – Это все дальние родственники мужа миссис Харфилд, которые при жизни даже не удосужились навестить старушку или как-то поинтересоваться ее существованием.

– Сразу видно, что вы мудрая женщина, – восхитился доктор. – Я лучше многих других знаю, какой тяжелой была ваша жизнь все эти десять лет. Вы имеете полное право наслаждаться завещанными вам деньгами, всеми, которые там есть.

Девушка задумчиво улыбнулась.

– Всеми, которые есть, – повторила она. – А вы представляете себе, о какой сумме идет речь, доктор?

– Думаю, что у вас будет около пятисот фунтов в год или около того.

Кэтрин кивнула еще раз.

– Я тоже так думала. А теперь прочитайте-ка вот это.

И она передала старику письмо, которое достала из большого синего конверта. Доктор прочитал его и недоверчиво пробормотал:

– Невероятно, просто невероятно…

– Она была одним из самых первых акционеров «Мортолдс». Уже сорок лет назад ее доход был восемь – десять тысяч в год, а я уверена, что тратила старушка никак не больше четырехсот фунтов в год. Она всегда очень бережно относилась к деньгам. Я была уверена, что она вынуждена копить каждый пенни.

– А все это время деньги лежали в банке и на них начислялись накопительные проценты… Боже мой, вы станете очень состоятельной женщиной!

Кэтрин кивнула в знак согласия.

– Вот именно. Совершенно с вами согласна.

Женщина говорила отстраненным, ничего не выражающим голосом, как будто наблюдала за всем происходящим откуда-то со стороны.

– Ну, что же, – сказал доктор, собравшись уходить, – примите мои самые искренние поздравления. – Он перевернул письмо миссис Харфилд большим пальцем руки. – И не волнуйтесь по поводу этой женщины и ее бредовых писем.

– Это совсем не бредовое письмо, – терпеливо произнесла мисс Грей. – Наоборот, мне кажется, что в создавшихся обстоятельствах это совершенно естественный поступок.

– Иногда ко мне в душу закрадываются смутные сомнения, – заметил доктор.

– По поводу?

– По поводу вещей, которые вам кажутся нормальными.

Кэтрин Грей рассмеялась.

Во время ланча доктор поделился этими великолепными новостями со своей женой. Та была в полном восторге.

– Ты только представь себе старуху Харфилд с такими деньжищами… Я рада, что она оставила их Кэтрин Грей. Эта женщина просто святая.

Доктор состроил гримасу.

– Я всегда считал святых тяжелыми людьми. Кэтрин Грей слишком живая, чтобы быть святой.

– Просто она святая с чувством юмора, – возразила его жена, подмигнув. – И кроме того, хотя я думаю, что ты этого не удосужился заметить, она очень хорошенькая.

– Кэтрин Грей? – Доктор был искренне удивлен. – Я знаю, что у нее очень красивые глаза…

– Эх вы, мужчины! – воскликнула его жена. – Все вы слепы, как летучие мыши. У Кэтрин все задатки красотки. Ее только нужно приодеть!

– Приодеть? А что такого с ее нынешней одеждой? Она всегда прекрасно выглядит.

Миссис Харрисон вздохнула в изнеможении, а доктор встал, собираясь продолжить свой обход.

– Ты бы зашла к ней, Полли, – предложил он.

– Обязательно, – быстро ответила его жена.

И действительно, миссис Харрисон навестила Кэтрин около часа дня.

– Я так рада, милочка, – тепло сказала она, пожимая руку Кэтрин. – И все в деревне тоже рады.

– Как мило с вашей стороны, что вы пришли сказать мне об этом, – ответила Кэтрин. – Я надеялась, что вы придете, потому что хотела узнать о Джонни.

– Ах, Джонни. Что ж…

Джонни был младшим сыном доктора. Через минуту его мать уже забыла обо всем на свете, рассказывая долгую историю о том, как у Джонни воспалились гланды и аденоиды. Кэтрин с интересом слушала, ведь привычка – это наша вторая натура. В течение последних десяти лет ее главным занятием было слушать… «Дорогая, не помню, рассказывала ли я вам о том бале на морской базе в Портсмуте? Том самом, на котором лорд Чарльз восхищался моим платьем?» На что Кэтрин обычно спокойно и терпеливо отвечала: «Думаю, что рассказывали, миссис Харфилд, но я уже успела позабыть. Расскажите еще раз». И вот тогда старая леди начинала на полную катушку, не упуская ни одной из многочисленных деталей. И Кэтрин слушала ее вполуха, лишь изредка вставляя подходящие междометия, когда старушка замолкала…

И сейчас она слушала миссис Харрисон с тем же странным чувством раздвоенности, к которому давно привыкла.

По прошествии получаса женщина вдруг неожиданно остановилась.

– Да что это я – все о себе да о себе, – воскликнула она. – А ведь я пришла послушать про ваши планы.

– Я не уверена, что они у меня есть.

– Моя дорогая, но не собираетесь же вы навечно застрять здесь, у нас?

Кэтрин позабавил ужас, который слышался в голосе женщины.

– Нет; мне хочется попутешествовать. Знаете, я ведь еще ничего толком в жизни не видела.

– Могу себе представить… Все-таки для вас было ужасно провести здесь все последние годы.

– Право, не знаю, – ответила Кэтрин. – Зато у меня была свобода.

Она услышала удивленный вздох и слегка порозовела.

– Наверное, вам эти слова покажутся глупыми, но я не говорю о свободе в физическом смысле этого слова…

– Да уж, наверное, нет, – выдохнула миссис Харрисон, вспоминая, что у Кэтрин почти не бывало выходных.

– Дело в том, что, когда твоя свобода ограничена в физическом смысле, у тебя появляется широкий простор для размышлений.

– Я вас не понимаю, милочка, – покачала головой миссис Харрисон.

– Знаете, если б вы были на моем месте, то поняли бы. Но в любом случае я чувствую, что мне необходима смена обстановки. Понимаете, я хочу, чтобы… чтобы что-то происходило. Нет, не со мною, я не это имею в виду; но я хочу быть в гуще событий, чтобы вокруг меня происходили разные интересные вещи, даже если я в этом случае буду только сторонним наблюдателем. А в Сент-Мэри-Мид, как вы знаете, мало что происходит.

– Вот это истинная правда, – произнесла докторша, слегка поежившись.

– Прежде всего я отправлюсь в Лондон, – продолжила Кэтрин. – В любом случае мне необходимо встретиться со своими стряпчими. А потом я, наверное, отправлюсь за границу.

– Очень здорово.

– Но прежде всего…

– Да, милочка?

– Мне нужна новая одежда.

– Именно это я и сказала сегодня утром Артуру! – воскликнула докторша. – Знаете, Кэтрин, я думаю, что если вы постараетесь, то будете выглядеть очень красивой.

Мисс Грей искренне рассмеялась.

– Не думаю, что из меня можно сделать красавицу, – откровенно заметила она. – Но хорошая одежда, несомненно, доставит мне удовольствие. Однако что-то я совсем разболталась…

Миссис Харрисон бросила на нее проницательный взгляд.

– Для вас это будут совершенно новые впечатления, – сухо заметила она.

Прежде чем уехать из деревни, Кэтрин отправилась попрощаться со старой мисс Винер. Старушка была на два года старше миссис Харфилд, и теперь все ее мысли были заняты только одним – тем, что она смогла пережить свою старую подругу.

– Ведь вы бы никогда не подумали, что я смогу пережить Джейн Харфилд, ведь правда? – с триумфом спросила она у Кэтрин. – Мы ведь вместе с нею ходили в школу, и вот теперь – она уже отошла в мир иной, а я все еще живу в этом. Кому бы такое могло прийти в голову?

– Но ведь вы же всегда ели на ужин серый хлеб, – механически пробормотала девушка.

– Как здорово, что вы это запомнили, милочка… Да, если бы каждый вечер Джейн Харфилд съедала по куску серого хлеба, а также пропускала бы по рюмочке, то она могла бы быть сейчас здесь, с нами.

Старушка замолчала, ликующе покачивая головой, и вдруг неожиданно вспомнила:

– И что же, как я слышала, у вас теперь очень много денег, милочка? Очень хорошо; только их надо беречь. Слышала, что вы собираетесь в Лондон немного развеяться? Только не надейтесь, что выйдете замуж, милочка, – вам это не удастся. Такие, как вы, не привлекают мужчин, а кроме того, вы же уже не первой молодости. Сколько вам лет?

– Тридцать три, – ответила Кэтрин.

– Ну что ж, – с сомнением заявила мисс Винер, – это еще не так плохо, как я думала. Хотя свою первую свежесть вы уже утратили.

– Боюсь, что да, – согласилась девушка, наслаждаясь беседой.

– Но все-таки вы очень милы, – добавила мисс Винер. – Думаю, что многие мужчины поступят мудро, если выберут вас себе в жены вместо этих вертихвосток, которые шныряют по улицам, выставив свои ноги напоказ больше, чем этого хочет Создатель. Прощайте, милочка, и пусть у вас все будет хорошо; но не забывайте, что настоящая жизнь несколько отличается от той, которую мы себе рисуем в нашем воображении.

И, окрыленная этим напутствием, мисс Грей отправилась в путь.

На платформе собралась половина деревни, включая миниатюрную служанку Элис, которая принесла Кэтрин туго перевязанный букетик цветов и открыто рыдала при расставании.

– Таких, как она, больше нет, – продолжала всхлипывать Элис после отправления поезда. – Я уверена, что, когда Чарли изменил мне с той девчонкой из Дейри, никто не был ко мне добрее, чем мисс Грей. И хотя она очень строго относилась к чистоте, она никогда не забывала похвалить тебя, если ты протирала что-то лишний раз. Ради нее я в любой день позволю разрезать себя на мелкие кусочки. Она настоящая леди, это точно.

Так Кэтрин покинула Сент-Мэри-Мид.