Текст книги "Берег удачи"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

На следующее утро инспектор Спенс употребил почти то же выражение, что и Фрэнсис.

– Итак, мы снова там, где начинали, – сказал он со вздохом. – Мы должны узнать, кто же на самом деле был этот Инок Арден.

– Это я вам могу сказать, инспектор, – сказал Пуаро. – Его настоящее имя Чарлз Трентон.

– Чарлз Трентон! – Инспектор свистнул. – Гм, один из этих Трентонов… Так, надо думать, это она его подтолкнула… то есть миссис Джереми… Однако мы вряд ли сможем доказать ее связь с этим делом. Чарлз Трентон. Мне кажется, я припоминаю…

Пуаро кивнул.

– Да. Он был под судом.

– Помню. Если не ошибаюсь, мошенничество в отелях. Являлся обычно в «Ритц», выходил оттуда, как будто живет там, и покупал «роллс-ройс» при условии, что будет его испытывать все утро, объезжал самые дорогие магазины и покупал вещи, и могу вас заверить, что чеки, данные человеком, которого у входа ждет «роллс», чтоб отвезти его покупки в «Ритц», не будут подвергаться сомнению. Кроме того, у него прекрасные манеры, он отлично воспитан. Он действительно живет в отеле неделю, другую, а затем, как только начинают возникать подозрения, спокойно удаляется, распродавая по дешевке различные предметы приятелям, к которым заезжает… Чарлз Трентон… Гм… – Инспектор посмотрел на Пуаро. – Так вы все это разузнали, да?

– Каковы успехи в деле против Дэвида Хантера?

– Нам придется освободить его. В тот вечер у Ардена была женщина. Мы основываемся не только на рассказе этой старой ведьмы. Джимми Пирс шел домой – его выставили из «Стога сена», он становится задирой после двух стаканов, – так вот, он видел, как какая-то женщина вышла из «Оленя» и заняла телефонную будку около почты. Это было сразу после десяти часов. Говорит, что это была совсем незнакомая ему женщина, которая, как он думает, останавливалась в «Олене». «Потаскушка из Лондона», – вот как он ее назвал.

– Он близко видел ее?

– Нет, с другой стороны улицы. Кто же, в самом деле, она была, мосье Пуаро?

– Он не говорил, как она была одета?

– Твидовое пальто, оранжевый шарф на голове, в брюках и сильно намазана. Совпадает с описанием старой леди.

– Да, совпадает. – Пуаро нахмурился.

Спенс спросил:

– Так кто же она? Откуда она взялась, куда исчезла? Вы знаете наше железнодорожное расписание. Поезд девять двадцать – последний на Лондон. А в обратном направлении – десять ноль три. Может, эта женщина околачивалась тут всю ночь и уехала в Лондон на поезде шесть восемнадцать утра? Может, у нее была своя машина? Может, она уехала с попутной?.. Мы разослали запросы по всем окрестностям – никакого результата.

– А как насчет поезда шесть восемнадцать?

– Он всегда переполнен и, кстати, большей частью мужчинами. Я думаю, что женщина была бы замечена – именно женщина такого типа. Конечно, она могла приехать и уехать на машине, но на машину сразу обращают внимание в Вормсли Вейл в нынешние времена. Мы ведь в стороне от магистрали.

– В ту ночь не была замечена машина?

– Только машина доктора Клоуда. Он выезжал к больному. Надо думать, кто-нибудь обратил внимание на неизвестную женщину в машине.

– Это не обязательно была неизвестная, – медленно сказал Пуаро. – Человек слегка пьяный, да еще на расстоянии сотни ярдов, мог и не узнать местную жительницу, не очень хорошо ему знакомую. Особенно если она оделась иначе, чем здесь принято…

Спенс посмотрел на него вопросительно.

– Узнал бы этот молодой Пирс, например, Лин Марчмонт? Она уезжала на несколько лет.

– Лин Марчмонт была в это время в Белой вилле со своей матерью, – сказал Спенс.

– Вы уверены?

– Миссис Лайонел Клоуд – эта ненормальная жена доктора – говорит, что она звонила ей туда по телефону в десять минут одиннадцатого. Розалин Клоуд была в Лондоне. Миссис Джереми… Ну, ее я никогда не видел в брюках, да она почти не красится. И ее никак нельзя назвать молодой.

– Мой дорогой, – Пуаро наклонился вперед, – в темную ночь, при тусклом свете уличных фонарей, разве узнаешь возраст женщины, к тому же еще накрашенной?

– Послушайте, Пуаро, – спросил Спенс, – к чему вы клоните?

Пуаро снова откинулся на стуле и сощурил глаза.

– Брюки, твидовое пальто, оранжевый шарф, закутывающий голову, много краски, потерянная помада. Это наводит да размышления…

– Можно подумать, что вы дельфийский оракул, – проворчал инспектор. – Хотя я понятия не имею, что это такое, но зато молодой Грейвс тоже любит щеголять подобными словечками, которые ничуть не помогают ему в сыскной деятельности. Еще будут какие-нибудь таинственные заявления, мосье Пуаро?

– Я уже говорил вам, – сказал Пуаро, – что это дело не правильных очертаний. В качестве примера я привел мертвеца, который был не правилен как Андерхей. Ясно, что Андерхей был чудаком с рыцарскими убеждениями, старомодным и консервативным. Человек в «Олене» был шантажистом; в нем не было ничего ни рыцарского, ни старомодного, ни консервативного, да и особенно чудаковатым его не назовешь – поэтому ясно, что он не был Андерхеем. Он не мог быть Андерхеем, потому что люди не меняются. Интересно здесь только то, что Портер назвал его Андерхеем.

– Это и привело вас к миссис Джереми?

– К миссис Джереми меня привело сходство. Очень определенные черты лица. Трентоновский профиль. Если разрешите мне неуместную шутку, в качестве Чарлза Трентона мертвец имел правильные очертания… Но есть еще много вопросов, на которые нам нужны ответы. Почему Дэвид Хантер так легко позволил себя шантажировать? Можно с уверенностью ответить? Нет. Итак, он тоже действует не в соответствии со своим характером. Затем Розалин Клоуд. Все ее поведение необъяснимо, но одно мне особенно хотелось бы знать: почему она боится? Почему она думает, что с ней обязательно случится что-нибудь дурное теперь, когда рядом нет больше ее защитника – брата? Кто-то… или что-то является причиной этого страха. И ведь не то чтобы она боялась потерять состояние, нет, она боится большего. Может быть, и она боится за свою жизнь…

– Боже милостивый! Мосье Пуаро, не думаете же вы…

– Вспомните, Спенс, вы только что сказали, что мы снова там, где начинали. Это значит, что и семья Клоудов там, где была. Роберт Андерхей умер в Африке. И жизнь Розалин стоит между ними и обладанием деньгами Гордона Клоуда…

– Вы в самом деле думаете, что кто-нибудь из них мог бы сделать это?

– Да, думаю. Розалин Клоуд двадцать шесть лет, и хотя психически она неустойчива, но физически вполне сильна и здорова. Она может прожить до семидесяти, может еще дольше. Но пусть хотя бы еще только сорок четыре года. Не находите ли вы, инспектор, что кое-кому сорок четыре года могут показаться слишком большим сроком?..

Глава 12

Когда Пуаро вышел из полицейского участка, с ним почти сразу поздоровалась тетушка Кэтти. Она несла множество покупок и подошла к нему, задыхаясь от нетерпения.

– Это так ужасно – то, что произошло с майором Портером, – сказала она.

– Я знаю, его взгляд на жизнь был слишком материалистический. Армейская рутина, знаете ли, так ограничивает кругозор, и, хотя он столько времени провел в Индии, боюсь, что он прошел там мимо духовных ценностей. Ах, мосье Пуаро, упущенные возможности! Как это всегда печально!..

Во время этой взволнованной речи тетушка Кэтти, видимо, совсем забыла о своих покупках. Один из пакетов внезапно упал у нее из рук, и из него вывалилась в грязь тощая треска. Тетушка Кэтти так засуетилась, что, пока Пуаро спасал треску, выпустила из рук второй пакет – и банка с патокой весело покатилась по Хай-стрит.

– Большое спасибо, мосье Пуаро! – Тетушка Кэтти приняла в объятия треску, и Пуаро побежал за патокой. – О, благодарю вас… я такая неловкая… но уж очень я расстроилась. Этот несчастный человек… Да, она липкая, но мне, право, неловко воспользоваться вашим носовым платком… Ну, это очень любезно с вашей стороны… Так вот, я говорю, что в жизни мы умираем, а в смерти мы живем… Я нисколько не удивлюсь, если увижу астральное тело кого-нибудь из моих дорогих умерших друзей. Можно, знаете ли, даже встретить их на улице. Да вот совсем недавно, вечером, я…

– Разрешите? – Пуаро засунул треску в глубину сумки. – Да, так вы сказали?..

– Астральные тела, – сказала тетушка Кэтти. – Я попросила двухпенсовую монету, потому что у меня были только полупенсовые. Но в то же время я подумала, что это лицо мне знакомо. Я только не могла припомнить, чье оно… Да так и не припомнила… Но теперь я думаю, что, наверно, это кто-то, кто ушел в иной мир… может быть, уже давно… поэтому мое воспоминание было совсем смутным… Просто замечательно, что Провидение посылает нам людей, которые нам нужны, даже если мы нуждаемся только в монете для телефона. О Бог мой, какая очередь у булочника! Наверно, получили рулет с вареньем или пирожные. Надеюсь, я еще успею…

Миссис Лайонел пустилась бежать через дорогу и присоединилась к очереди угрюмых женщин, вытянувшейся около кондитерского магазина.

Пуаро пошел дальше по Хай-стрит. Он не свернул к «Оленю». Вместо этого он направился к Белой вилле.

Ему очень хотелось поговорить с Лин Марчмонт, и он подозревал, что и Лин Марчмонт не прочь будет побеседовать с ним.

Было чудесное утро, совсем летнее, но все же с весенней свежестью, которая летом исчезает.

Пуаро свернул с дороги. Он увидел пешеходную тропу, ведущую вверх, мимо усадьбы Лонг Уиллоуз, к склону холма над Фэрроубэнком. Этим путем шел Чарлз Трентон со станции в пятницу, незадолго до смерти. По пути вниз, на склоне холма, он встретил поднимавшуюся Розалин Клоуд. Он не узнал ее, что было неудивительно, поскольку он не был Робертом Андерхеем, и она, естественно, по той же причине не узнала его. Но когда ей показали труп, она поклялась, что никогда прежде не видела этого человека. Сказала ли она так ради безопасности или в тот день она настолько была погружена в свои мысли, что даже не взглянула в лицо человеку, мимо которого прошла по тропе? Если так, то о чем она думала? Не думала ли она, случайно, о Роули Клоуде?

Пуаро свернул по боковой дорожке, которая вела к Белой вилле. Сад Белой виллы выглядел чудесно. В нем было много цветущих кустов сирени и золотых шаров, а в центре лужайки – старая развесистая яблоня. Под этой яблоней в шезлонге сидела Лин Марчмонт.

Она нервно вскочила, когда Пуаро церемонно пожелал ей доброго утра.

– Вы испугали меня, мосье Пуаро! Я не слыхала, как вы подошли по траве. Так вы еще здесь, в Вормсли Вейл?

– Я все еще здесь.

– Почему?

Пуаро пожал плечами.

– Это прелестное, уединенное место, где можно отдохнуть. Я отдыхаю.

– Я рада, что вы здесь, – сказала Лин.

– Так вы не скажете мне, как все остальные в вашей семье: «Когда вы вернетесь в Лондон, мосье Пуаро?» – и не будете с нетерпением ждать ответа?

– Они хотят, чтобы вы вернулись в Лондон?

– Кажется, так.

– Нет, я этого не хочу.

– Это я вижу. А почему, мадемуазель?

– Потому что это значит, что вы не успокоились. Не поверили в то, что это сделал Дэвид Хантер.

– А вам так сильно хочется, чтобы он… оказался невиновным?

Он заметил, как слабый румянец разлился под ее бронзовым загаром.

– Естественно, я не хочу, чтобы человека повесили за преступление, которого он не совершал.

– Естественно… О да!

– А полицейские просто предубеждены против него, потому что он дразнит их. Это худшее в Дэвиде: он любит дразнить людей.

– Полиция предубеждена не настолько, как вы думаете, мисс Марчмонт. Предубеждены были присяжные. Они отказались последовать совету коронера. Они вынесли приговор о виновности Дэвида, поэтому полиция была вынуждена арестовать его. Но могу вам сообщить, что полиция далеко не удовлетворена доказательствами в деле Дэвида.

Она спросила живо:

– Так, значит, они могут отпустить его?

Пуаро пожал плечами.

– А кто, вы думаете, совершил убийство, мосье Пуаро?

Пуаро медленно произнес:

– В тот вечер в «Олене» была какая-то женщина.

Лин воскликнула:

– Я ничего не понимаю. Когда мы думали, что этот человек – Роберт Андерхей, все казалось так просто. Почему майор Портер застрелился? Мы снова там, где начинали.

– Вы – третий человек, произносящий эту фразу.

– Да? – удивилась она. А что вы делаете теперь, мосье Пуаро?

– Разговариваю с людьми. Вот что я делаю. Просто разговариваю с людьми.

– И не спрашиваете их об убийстве?

Пуаро покачал головой.

– Нет, я только… как бы это сказать… собираю сплетни.

– И это помогает?

– Иногда да. Вас удивило бы, как много я знаю о повседневной жизни в Вормсли Вейл за последние несколько недель. Я знаю, кто куда ходил гулять, кого встречал, а иногда – что они говорили. Например, я знаю, что этот Арден шел в деревню по тропе мимо усадьбы Фэрроубэнк и спросил мистера Роули Клоуда о дороге, что у него не было багажа, – только рюкзак. Я знаю, что Розалин Клоуд перед тем провела больше часа на ферме с Роули Клоудом и что там чувствовала себя счастливой, а это так необычно для нее.

– Да, – подтвердила Лин. – Роули говорил мне. Он сказал, что она была похожа на служанку, получившую выходной день.

– Ага, он так сказал? – Пуаро помолчал, затем продолжал:

– Да, я знаю кучу историй о том, кто куда ходил. И я слышал кучу историй о людях, находящихся в затруднительном материальном положении. Например, о вас и о вашей матери.

– Это не секрет, – сказала Лин. – Мы все пытались выжать деньги из Розалин. Вы это имели в виду, да?

– Я этого не говорил.

– Но это правда! И я полагаю, вы слышали сплетни обо мне и Роули и Дэвиде.

– Но вы собираетесь выйти замуж за Роули Клоуда?

– Собираюсь ли? Если б я сама знала… Именно это я пыталась решить в тот день, когда Дэвид выбежал из лесу. Эта мысль была похожа на большой вопросительный знак в моем мозгу. Что мне делать? Что мне делать? Даже поезд в долине, казалось, задавал тот же вопрос. Паровозный дым в небе стоял в форме вопросительного знака.

На лице Пуаро появилось странное выражение.

Неверно поняв его, Лин воскликнула:

– О, неужели вы не видите, мосье Пуаро, как все это трудно? Вопрос вовсе не в Дэвиде. Дело во мне! Я изменилась. Я была в отъезде три… почти четыре года. Теперь я вернулась, но вернулась другим человеком. И это общая трагедия. Люди возвращаются домой изменившимися, должны снова приспосабливаться к прежней жизни. Нельзя уехать, жить по-иному и не измениться.

– Вы не правы, – сказал Пуаро. – Трагедия жизни состоит в том, что люди не меняются.

Она изумленно посмотрела на него, покачала головой. Он настаивал:

– Да-да. Это так. Но почему вы уехали одной из первых?

– Почему? Я ушла в армию, пошла служить.

– Да-да. Но почему вы вступили в армию в числе первых? Вы были помолвлены. Вы любили Роули Клоуда. Ведь вы могли бы работать на ферме, здесь, в Вормсли Вейл?

– Могла бы, наверно. Но я не хотела…

– Вы хотели уехать отсюда. Вы хотели побывать за границей, увидеть жизнь. Вы хотели, быть может, уехать от Роули Клоуда. И теперь вы неспокойны, вам все еще хочется… уехать! О нет, мадемуазель, люди не меняются!

– Когда я была на Востоке, я тосковала по дому! – воскликнула Лин, как бы защищаясь.

– Да-да. Вам хотелось быть там, где вас не было. И так, может быть, с вами будет всегда. Вы мысленно рисуете себе картину, например, как Лин Марчмонт возвращается домой… Но эта картина не осуществляется, так как та Лин Марчмонт, которую вы воображаете, не настоящая Лин Марчмонт. Это та Лин Марчмонт, какой вы хотели бы быть.

Лин спросила с горечью:

– Значит, по-вашему, я никогда и нигде не буду довольна?

– Я этого не говорю. Но я утверждаю: когда вы уезжали, вы не были счастливы от своей помолвки с Роули, и теперь, когда вы вернулись, вы по-прежнему несчастливы.

Лин сорвала листок и задумчиво покусывала его.

– Чертовски здорово вы во всем разбираетесь, мосье Пуаро.

– Это мое ремесло, – скромно ответил Пуаро. – Я думаю, есть еще одна истина, которую вы пока не познали.

– Вы имеете в виду Дэвида? Вы думаете, я люблю Дэвида?

– Ну, это вам самой решать, – пробормотал Пуаро сдержанно.

– А я не знаю! Что-то есть в Дэвиде, чего я боюсь. Но что-то и притягивает меня… – Она минуту помолчала, а затем продолжала:

– Вчера я говорила с его бригадным генералом. Когда он услышал, что Дэвид арестован, он приехал сюда узнать, чем может помочь. Генерал рассказывал мне, каким невероятно смелым был Дэвид. Он сказал, что Дэвид был одним из самых храбрых людей, какие когда-либо служили под его началом. И все же, знаете, мосье Пуаро, несмотря на все, что он говорил, на все его похвалы, у меня было такое чувство, будто он не совсем уверен, не абсолютно уверен, что Дэвид не сделал этого…

– И вы тоже не уверены?

Лин криво и как-то жалко улыбнулась.

– Нет… Видите ли, я никогда не доверяла Дэвиду. А разве можно любить человека, которому не доверяешь?

– К несчастью, можно.

– Я всегда была несправедлива к Дэвиду, потому что никогда не доверяла ему… Я многому верила из грязных местных сплетен… Верила намекам, что Дэвид вовсе и не Дэвид Хантер, а просто дружок Розалин Клоуд… Мне стало стыдно, когда я встретила этого бригадного генерала и он рассказал мне, что знал Дэвида еще мальчиком, в Ирландии.

– Это поразительно, – пробормотал Пуаро, – как люди любят хватать палку не с того конца.

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что сказал. Вспомните: в ту ночь, когда произошло убийство, звонила вам по телефону миссис Клоуд – я имею в виду жену доктора?

– Тетушка Кэтти? Да, звонила.

– О чем был разговор?

– Какая-то невероятная путаница с какими-то отчетами…

– Она говорила из своего дома?

– Да нет, ее телефон был как раз не в порядке. Ей пришлось идти в автомат.

– В десять минут одиннадцатого?

– Около этого. Наши часы никогда не показывают время точно.

– Около этого, – задумчиво повторил Пуаро и деликатно продолжал:

– Это был не единственный ваш телефонный разговор в тот вечер?

– Нет, – коротко ответила Лин.

– Дэвид Хантер звонил вам из Лондона?

– Да. – Внезапно она вспыхнула. – Я полагаю, вы хотите знать, что он сказал?

– О, я бы не осмелился…

– Да, пожалуйста, можете это узнать! Он сказал, что уезжает… исчезает из моей жизни. Он сказал, что не даст мне счастья и что он никогда не стал бы праведником… даже ради меня.

– И поскольку это была, вероятно, правда, вам она не понравилась, – сказал Пуаро.

– Надеюсь, он уедет – то есть если его полностью оправдают… Я надеюсь, они оба уедут в Америку или еще куда-нибудь. Тогда, быть может, мы сумеем перестать думать о них… Будем учиться стоять на собственных ногах… Мы перестанем источать недоброжелательство…

– Недоброжелательство?

– Да. Впервые я почувствовала это однажды вечером у тетушки Кэтти. Она устраивала вечеринку. Может быть, потому, что я недавно вернулась из-за границы и нервы у меня были напряжены. Я почувствовала, как это недоброжелательство витает вокруг нас в воздухе. Против нее – против Розалин Клоуд. Разве вы не понимаете? Мы желали ее смерти – все мы! Желали, чтобы она умерла… А это ужасно – желать, чтобы кто-то, кто никогда не сделал вам ни малейшего зла, умер…

– Ее смерть, разумеется, – единственное, что может принести пользу вашей семье. – Пуаро говорил бодрым тоном делового человека и практика.

– Вы хотели сказать, польза с материальной точки прения. Уже одно пребывание Розалин здесь причинило нам во всех отношениях много вреда. Завидовать человеку, негодовать на него, попрошайничать вредно для всякого. И теперь она совсем одна здесь, в Фэрроубэнке. Она похожа на привидение, она выглядит испуганной до смерти, она выглядит… О! Она выглядит так, будто теряет рассудок. И не разрешает нам помочь ей. Никому из нас. Мы все пытались. Мама приглашала ее погостить у нас, тетя Фрэнсис приглашала ее к себе. Даже тетушка Кэтти ходила к ней и предложила, что поживет у нее в Фэрроубэнке. Но она теперь не хочет иметь с нами ничего общего, и я не виню ее. Она даже не хотела повидаться с бригадным генералом Дэвида. Я думаю, она больна, больна от беспокойства, страха и горя. А мы ничего не делаем для нее, потому что она не разрешает нам.

– А вы пытались? Вы лично?

– Да, – сказала Лин. – Я ходила туда вчера. Я спросила, не могу ли сделать что-нибудь. Она посмотрела на меня… – Вдруг Лин содрогнулась. – Мне кажется, она ненавидит меня. Она ответила: «От вас я и подавно не приму помощи». Дэвид, я думаю, сказал ей, чтобы она оставалась в Фэрроубэнке, а она всегда делает то, что скажет ей Дэвид. Роули носил ей яйца и масло из Лонг Уиллоуз. По-моему, один только Роули из всех нас ей симпатичен. Она поблагодарила его и сказала, что он всегда к ней добр. И правда: Роули добрый.

– Есть люди, – сказал Пуаро, – к которым испытываешь большую симпатию, большую жалость, люди, которым приходится нести слишком большую тяжесть. Розалин Клоуд мне очень жаль. Если бы я мог, я бы помог ей. Даже сейчас, если бы она согласилась меня выслушать…

С внезапной решимостью он поднялся.

– Послушайте, мадемуазель, – сказал он, – пойдемте в Фэрроубэнк.

– Вы хотите, чтобы и я пошла с вами?

– Если вы готовы быть великодушной и отзывчивой.

Лин воскликнула:

– Да, я готова. Конечно, готова!