Текст книги "Как сделать детектив"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Артур Конан Дойл,Рекс Стаут,Уильям Моэм,Эрл Стенли Гарднер,Жорж Сименон,Гилберт Кийт Честертон,Джон Диксон Карр,Хорхе Луис Борхес,Морис Леблан,Дороти Ли Сэйерс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Эллери Куин [42]42
  Псевдоним двух писателей-детективщиков, Фредерика Дэннея и Манфреда Ли, известных как редакторы журнала «Эллери Куинз мистери мэгэзин» и составители сборников детективных рассказов. – Прим. перев.


[Закрыть]
Листки из записной книжки редакторов

Листок первый. Детективный рассказ, 1845–1861

Первым сборником детективных рассказов, опубликованным на нашей планете, были «Новеллы» Эдгара Аллана По, вышедшие в свет в 1845 году и содержавшие знаменитую трилогию о Дюпене. Сколь невероятным ни покажется это сегодня, эксперименты По в области литературы логического анализа не нашли в Америке отклика: они не завоевали популярности у тогдашних читателей и не получили признания у тогдашних писателей. Подумать только: в течение семнадцати лет после первого издания «Новелл» По в Соединенных Штатах не было напечатано книги, в которую бы вошел хоть один детективный рассказ!

На восемнадцатом году новой, детективной, эры, то бишь в 1863 году, долгое молчание было нарушено: наконец-то вышли две такие книги. Одна, называвшаяся «Необыкновенные рассказы сыщика, или Любопытные случаи преступлений» и написанная «отставным агентом сыскной полиции», была напечатана нью-йоркским издательством «Дик энд Фицджералд». Другая, сборник «Янтарные боги и другие рассказы», принадлежавший перу Гарриет Прескотт (Споффорд) и выпущенный бостонским издательством «Тикнор энд Филдз», содержала один детективный рассказ под названием «В погребе». Еще через пару лет, в 1865 году, «Дик энд Фицджералд» издало книгу «Листки из записной книжки нью-йоркского сыщика. Личные заметки Дж. Б.», написанную доктором Джоном Б. Уильямсом и содержавшую целых двадцать два рассказа о подвигах детектива Джеймса Брамптона. Эта книга не сохранилась в памяти потомков: слыхали вы когда-нибудь о сыщике Джеймсе Брамптоне?

Три книги за двадцать лет! Право же, так и хочется сказать, что детективный рассказ, рожденный гением По, едва не сошел вместе с По в могилу.

В Лондоне семена благородного эксперимента По упали на более благодатную почву, дали всходы и принесли обильные плоды. Взбудораженные опубликованием в 1850 году на страницах журнала «Домашнее чтение», издававшегося Чарлзом Диккенсом, четырех статей о полиции, английские писатели поняли, что в дверь к ним стучится счастливая возможность, и без малого полвека (1850–1890 гг.) наводняли книжный рынок потоком детективных «воспоминаний». Как отметил Джон Картер, эти так называемые всамделишные «дневники» в большинстве своем были лишь слегка замаскированными беллетристическими выдумками тогдашних борзописцев, печатавшихся анонимно или под псевдонимом. Пользовавшиеся огромной популярностью и буквально зачитывавшиеся до дыр, эти «разоблачения тайн» ныне совершенно забыты: до нас с вами дошло едва ли с полсотни названий. К числу доживших до наших дней принадлежат вещи «Уотерса» (Томаса Расселла), Эндрю Форрестера-младшего, Чарлза Мартела (Томаса Делфа), Алфреда Хьюза и немногих других авторов. Ставшие сегодня раритетом и вожделенной добычей для историка и коллекционера, они тем не менее выглядят этакой яркой литературной заплатой на corpus detectivus [43]43
  Детективной продукции ( лат.).


[Закрыть].

Однако в Соединенных Штатах шестидесятых и семидесятых годов прошлого века аналогичного потока псевдомемуаров не наблюдалось. Здесь, в Америке, эти «разоблачения тайн» пошли косяком позднее – в эпоху буйного расцвета у нас жанра дешевого детективного романа, а первый такой роман, «Старый сыщик», вышел в свет только в 1872 году. С 1845 по 1862 год американский детектив был в немилости у книгоиздателей. За все эти семнадцать лет ни одна подборка детективных рассказов не удостоилась бессмертной чести быть облеченной в тканевый переплет, суперобложку или в иллюстрированный картон. Впрочем, время от времени детективные рассказы появлялись в многочисленных журналах «для семейного чтения», столь романтично процветавших в тот период. Отыщите и прочтите, например, «Гарнетскую банду» М. Линдсея в выпуске «Долларового ежемесячника» за май 1861 года. И лишь после того, как вы этим манером «вновь откроете для себя» безвозвратно ушедшую в прошлое детективную литературу хваленого «старого доброго времени», вы полностью осознаете, какой отточенной литературной техникой, каким богатством воображения отличаются сочинения наших хемметтов, карров, Честертонов, кристи и сейерс, публикуемые в наше «доброе новое время».

По, великий праотец всех нас, детективщиков, умер в 1849 году. Если бы он прожил подольше и случайно натолкнулся на один из этих ужасов «для семейного чтения», он пролил бы безутешные слезы. Но если бы По, уединившись в какой-нибудь небесной келье, следил за похождениями дядюшки Эбнера, отца Брауна, Сэма Спейда, доктора Гидеона Фелла и всех прочих наших детективных кумиров, он не пожалел бы о том, что изобрел эту самую легендарную ныне литературную форму в истории вечных человеческих поисков единственно верного слова.

Листок второй. Литературный дайджест

Г. Дуглас Томсон, известный английский критик, специализирующийся в области детективной литературы, однажды заметил, что «развитию жанра рассказа способствовали современные обстоятельства с их общим ускорением темпа нашей жизни… с тем результатом, что от пишущего рассказы требуют того же, что и от оратора, выступающего после обеда: ради всего святого, покороче!».

Любопытной иллюстрацией того, как под давлением внешних сил производится сокращение детективных романов, служит практика некоторых американских журналов. Ими широко популяризируется новая литературная форма – так называемый разовый выпуск, или законченный роман в одном номере. Из собственного личного опыта авторам этих строк известно, как их роман длиною в сто тысяч слов может быть урезан до пятидесяти тысяч слов и как потом этот укороченный вдвое вариант может быть еще раз ужат до размера тощего романа-карлика в двадцать пять тысяч слов. И у нас нет никакого логического основания считать невозможным еще одно сокращение вдвое, в результате которого первоначально полнокровный роман будет превращен в анемичный рассказ. А после еще одного кровопускания, произведенного все тем же страшным орудием – синим редакторским карандашом, роман может быть сжат до объема рассказа-миниатюры,

Листок третий. Свойство большой литературы

В конечном счете принадлежность произведения к большой литературе определяется просто: как долго продолжает оно жить в вашей памяти? Вы можете забыть имена персонажей и то, когда и где вы впервые прочли эту вещь, даже забыть ее название и фамилию автора – это малосущественные частности. Но если годы и годы спустя вам живо вспоминается первоначальное впечатление, если представления о существе данной вещи, о ее сокровенном смысле или о ее тонких обертонах хранятся все это время на какой-то полочке в вашей памяти, значит, она наверняка принадлежит к большой литературе.

Листок четвертый. Литературное единство

Всего издано, по самому округленному подсчету, около тысячи различных сборников детективных рассказов. Эта тысяча томов, подобно древней Галлии, подразделяется на три части. Примерно одну треть составляют сборники смешанной и общей тематики, в которых некоторые рассказы, большинство рассказов или все рассказы посвящены преступлениям и их раскрытию, но имеют разных центральных персонажей. Около половины из этой тысячи томов составлено из рассказов, никак не связанных между собой сюжетно, но объединенных в каждом из сборников общим главным героем, таким, как Реджи Форчун, Арсен Люпен, Крейг Кеннеди и доктор Торндайк. Оставшиеся тома, приблизительно шестая часть от общего количества, образуют более мелкие подразделы, в том числе вымышленные «подлинные мемуары», записки агентов секретных служб, сборники пародий и стилизаций, антологии и т. д и т. п.

Степень литературного единства материала в первых двух группах, включающих в себя добрые пять шестых всех детективных рассказов, когда-либо опубликованных в книжной форме, неодинакова. Например, единственным объединяющим фактором в каждом отдельном томе, принадлежащем к группе сборников смешанной и общей тематики, является то, что все рассказы в нем написаны одним автором и поэтому несут на себе печать стилистической однородности. Правда, иной раз автор связывает рассказы по способу Шахразады (когда все истории рассказывает один повествователь) или по способу «Декамерона» (когда истории рассказывают разные лица), но эти и подобные приемы в лучшем случае обеспечивают только лишь поверхностное соединение.

В сборниках, принадлежащих ко второй группе, степень единства значительно выше. Тогда как по своему сюжету отдельные рассказы, входящие в тот или иной том, совершенно отличны друг от друга, присутствие постоянного и занимающего центральное положение главного героя (как, скажем, отец Браун, Макс Каррадос или Старик в углу) соединяет разнородные произведения в более связное и симметричное повествование. Но, за редким исключением, уровень художественного единства в таких сборниках не выше, чем это подразумевается избитыми названиями: «Приключения Сэма Спейда», «Записки о Шерлоке Холмсе» или «Журнал раскрытых дел Джимми Лавендера».

Вот почему последняя серия рассказов Агаты Кристи об Эркюле Пуаро имеет особую и необычайную притягательность. Благодаря своему тематическому единству эта подборка являет собой нечто большее, чем арифметическую сумму отдельных слагаемых. Литературный замысел Агаты Кристи, безусловно, исполнен высокого вдохновения. Слов нет, его осуществление стало возможным только потому, что ее знаменитого сыщика зовут Эркюлем, то есть Геркулесом, но это случайное обстоятельство никоим образом не делает ее главную мысль менее блестящей. Разве не является Эркюль Пуаро (спросила себя, наверное, Агата Кристи) современным Геркулесом? Почему бы тогда не написать сагу о современных Геркулесовых подвигах, совершая которые Эркюль Пуаро поступает по примеру своего легендарного тезки? И вот Пуаро, прежде чем удалиться от дел (надеемся, это не случится!), решает расследовать еще ровно двенадцать дел – двенадцать современных подвигов Геркулеса.

Каждый рассказ восходит к древней Геркулесовой теме, но символика их полностью переведена в современную и детективную плоскость. Так, совершая первый свой «подвиг», Пуаро ловит Немейского льва, а в современном переосмыслении – похищенного китайского мопса; совершая шестой «подвиг», Пуаро расправляется с медноклювыми Стимфалийскими птицами – современными шантажистами; совершая восьмой «подвиг», Пуаро справляется с дикими конями Диомеда – современными торговцами наркотиками и т. д.

Если вы хотите в увлекательной форме освежить свои познания в мифологии, мы рекомендуем вам прочесть блистательно задуманный сборник рассказов Агаты Кристи «Современные подвиги Геркулеса».

Листок пятый. Фамилии сыщиков

Вот еще кое-какие соображения по поводу той тысячи сборников детективных рассказов, что были изданы после выхода в свет великолепных «Новелл» По: речь пойдет о фамилиях, даваемых персонажам, и прежде всего о фамилиях одинаковых.

Естественно, что в столь ограниченной – сравнительно – области одинаковые фамилии у сыщиков встречаются редко. Есть только один Холмс, один Форчун, один Торндайк. Когда перед писателем, вступающим на поприще детективной литературы, встает проблема, как окрестить нового героя-сыщика, он обычно старается не давать ему хорошо известную или знаменитую фамилию. И действительно, выглядело бы странно, если бы на современную сцену вышел второй Хьюит, второй Каррадос или второй Залески. А поскольку автор волен выбирать из почти что бесконечного количества многообразных фамилий, даже малоизвестные фамилии не часто встречаются у двух или нескольких разных писателей.

Исключения из этого правила немногочисленны, но занятны. Например, среди сыщиков, фигурирующих в детективных рассказах, есть два Четуинда, а ведь это фамилия малораспространенная. Один Четуинд выведен миссис Л. Т. Мид и Робертом Юстасом в их книге «Клуб «Прибежище»», ставшей ныне редкостью; другой – Генри Дж. Фидлером. Имеются только два Бека: Пол Бек, сыщик-дилетант Макдоннелла Бодкина, и месье Рауль Бек, бывший заместитель шефа сыскной полиции Парижа, созданный творческой фантазией Уильяма Ле Ке. Два разных сыщика носят фамилию Барнс, трое – фамилию Белл, еще двое – фамилию Тредголд.

Даже фамилии Браун, Джонс и Смит сравнительно редко используются авторами детективных рассказов. Так, есть один-единственный Браун – бессмертный и неповторимый отец Браун Честертона. Есть лишь два Джонса: Эверидж Джонс Сэмюэля Хопкинса Адамса и «Джонс из Чомли» Беннета Копплстона. А что до самой распространенной (и весьма притом почитаемой) фамилии Смит, то Смитов всего три: Орильес Смит Р. Т. М. Скотта, черный Джон Смит Джеймса Б. Хендрикса и антисыщик Энтони Смит Эдгара Уоллеса.

Реймонд Чандлер
Простое искусство убивать

Художественная проза в ее самых разнообразных формах всегда стремилась к достоверности. Старомодные романы прошлого теперь кажутся нам напыщенными, искусственными, граничащими с пародией, но их первые читатели так не считали. Писатели вроде Филдинга и Смоллетта представляются нам реалистами в современном понимании этого слова прежде всего потому, что создавали, как правило, характеры, не скованные условностями и нередко оказывавшиеся в неладах с блюстителями порядка, но и хроники Джейн Остин, изображавшие представителей сельской знати с их многочисленными предрассудками, в высшей степени психологически достоверны. Что касается социального – и эмоционального – ханжества, то оно процветает и сегодня. Добавьте к нему хорошую долю псевдоинтеллектуальности, и вы услышите родные интонации отдела прозы вашей ежедневной газеты, ощутите привычную атмосферу литературных дискуссий маленьких клубов. Эти люди и создают бестселлеры, которые настойчиво, хоть и в скрытой форме, апеллируют к снобам, существуют под бережным присмотром ученых тюленей из литературно-критического братства и взращиваются представителями тех слишком уж могущественных «групп давления», которые, торгуя книгами, делают деньги, хотя и обожают притворяться, что заняты только развитием культуры. Попробуйте чуть задержать оплату их счетов, и вы сразу поймете, какие они идеалисты.

По многим причинам детектив редко заручается такой поддержкой. Он обычно повествует об убийстве, а стало быть, лишен утонченности. Убийство – крах отдельной личности и тем самым поражение всего человечества – может иметь (да, собственно, и имеет) определенную социологическую подоплеку.

Но оно старо как мир и потому мало волнует охотников до сенсаций. Если детективный роман хотя бы отчасти достоверен (что случается крайне редко), то он должен быть написан с известной долей остраненности, иначе разве что безумец сможет его прочитать (или написать). У романа про убийство есть также огорчительное свойство не совать нос в чужие дела: он решает свои собственные проблемы и отвечает на свои собственные вопросы. Тем самым в нем нечего обсуждать, разве что достаточно ли хорошо он написан, чтобы считаться настоящей литературой, хотя люди, которые продают полмиллиона экземпляров такого романа, ничего на этот счет толком сказать не могут. Определить качество произведения – задача неимоверной трудности, даже для тех, кто занимается этим профессионально.

Детектив (пожалуй, я буду называть его именно так, ибо английская формула по-прежнему доминирует в этом жанре) создает своего читателя путем медленной дистилляции. То, что ему это вполне удается, равно как и удается цепко его удерживать, – непреложный факт. Но ответ на вопрос, как именно это происходит, требует более основательного исследователя, чем я. Вряд ли необходимо доказывать, что детектив – важная и жизнеспособная форма искусства. У искусства вообще нет важных и жизнеспособных форм. Есть просто искусство, что само по себе немалая редкость. Рост населения отнюдь не увеличил количество произведений искусства, хотя и увеличил количество ловких подделок и суррогатов.

Тем не менее детектив – даже в его наиболее традиционной форме – крайне трудно хорошо написать. Хороших детективов куда меньше, чем хороших «серьезных романов». Второсортные вещицы в литературе «высоких скоростей» оказываются в состоянии пережить своих собратьев; многим из них не следовало бы и родиться, но они упрямо, отказываются умирать. Они столь же долговечны, что и статуи в общественных парках, и столь же бездарны. Это очень сердит тех, кого именуют носителями тонкого вкуса. Им не по душе, что серьезные, глубокие творения искусства, вышедшие несколько лет назад, стоят на особой полке в библиотеке с табличкой «Бестселлеры прошлых лет» и никто не обращает на них внимания, разве что изредка близорукий читатель подойдет, наклонится, окинет беглым взглядом и поспешит прочь, в то время как у полки с детективами толчея и пожилые дамы воюют друг с другом за право ухватить шедевры урожая того же года с названиями «Убийство и тройная петуния» или «Инспектор Пинчботтл спешит на помощь». Эстетам не по душе, что «действительно значительные вещи» пылятся на полках, в то время как «Смерть носила желтые подтяжки» выброшена тиражом пятьдесят – сто тысяч экземпляров на прилавки газетных киосков по всей стране. И, надо полагать, недолго там залежится.

По правде говоря, мне и самому все это не по душе. В моей жизни случаются такие малоинтеллектуальные моменты, когда я сажусь сочинять детективы, но, увы, на пути к бессмертию оказывается слишком много конкурентов. Даже сам Эйнштейн вряд ли сильно преуспел бы, если бы каждый год выходило в свет три сотни трактатов по его конкретной теме, несколько тысяч других работ по физике – причем самого высокого уровня – предлагались бы вниманию читателя и читались бы вовсю. Хемингуэй как-то заметил, что настоящий писатель состязается только с покойниками. Хороший писатель-детективист (не может быть, чтобы у нас их не было) вынужден конкурировать не только со всеми непогребенными покойниками, но и с легионами их здравствующих коллег. Конкурировать на равных, ибо характерная черта этой литературы состоит в том, что мотивы, побуждающие людей браться за детективы, никогда не выходят из моды. Из моды может выйти галстук героя, а добрый старый инспектор порой прибывает на место происшествия в коляске, а не в седане с завывающей сиреной, но, коль скоро он появился, он будет делать одно и то же: возиться с обугленными кусочками бумаги, проверять, кто и где был в то время, и выяснять, кто поломал ветки у доброго старого земляничного дерева, что цветет под окном библиотеки.

Детективы в огромных количествах сочиняются авторами, которые зарабатывают на этом не так уж и много и не нуждаются в похвалах критиков. Это все возможно исключительно потому, что не требует ни грамма таланта. А посему удивленно вскинутые брови критика и коммерческие уловки издателей представляются вполне закономерными. Возможно, средний детектив ничуть не хуже среднего романа вообще, но кто видел средний роман? Кто его захочет опубликовать? А вот средний (или чуть выше среднего) детектив – пожалуйста! Его не только опубликуют, но и продадут (в небольших количествах) платным библиотекам и его прочитают. Есть даже чудаки, которые заплатят за него полную розничную цену – два доллара – только за то, что у него такая яркая, завлекательная обложка, на которой изображен покойник. Но странное дело: этот средний, если не сказать посредственный, унылый, высосанный из пальца, неправдоподобный, кое-как скроенный опус не так уж разительно отличается от того, что именуют шедеврами этого жанра. Он, конечно, чуть уступает в стройности фабулы, в темпе, диалоги в нем менее колоритны, картон, из которого вырезаны фигуры персонажей, потоньше и авторские хитрости поочевиднее. Но разница в целом невелика. Зато хороший роман не имеет ничего общего с плохим романом. Они говорят о совершенно разных вещах. Что же касается хорошего и плохого детективов, то они говорят примерно об одном и том же и причем примерно в одной и той же манере.

Мне кажется, что основная трудность, возникающая перед традиционным, или классическим, или детективным романом, основанным на логике и анализе, состоит в том, что для достижения хотя бы относительного совершенства тут требуются качества, редко в совокупности своей присутствующие у одного человека. У невозмутимого логика-конструктора обычно не получаются живые характеры, его диалоги скучны, нет сюжетной динамики, начисто отсутствуют яркие, точно увиденные детали. Педант-рационалист эмоционален, как чертежная доска. Его ученый сыщик трудится в сверкающей новенькой лаборатории, но невозможно запомнить лица его героев. Ну а человек, умеющий сочинять лихую, яркую прозу, ни за что не возьмется за каторжный труд сочинения железного алиби. Корифей эрудиции психологически существует в эпохе кринолинов. Тот, кто знает все, что положено знать о керамике или египетской вышивке, ровным счетом ничего не знает о полиции. Если вам известно, что платина выдерживает температуру до 2800 градусов по Фаренгейту, но зато тотчас же начинает плавиться под взглядом голубых глаз, то вы понятия не имеете, как занимаются любовью мужчины в XX веке. А если вы приобрели достаточное представление об элегантной жизни довоенной Французской Ривьеры, чтобы сделать ее местом действия вашей истории, то вы и не подозреваете, что две крошечные капсулы барбитала не только не в состоянии убить человека, но даже не могут вызвать сон, если он сам того не пожелает.

Каждый детективный автор допускает ошибки, и никто из них никогда не узнает всего того, что должен бы знать. Конан Дойл порой ошибался так, что это начисто убивало смысл его некоторых рассказов, но он был пионером, и его Шерлок Холмс – это прежде всего емкий символ и несколько десятков строк незабываемого диалога. Не он выводит меня из себя, но леди и джентльмены того периода, который Говард Хейкрафт называет золотым веком детектива. Это было совсем недавно. Если верить Хейкрафту, этот золотой век начался после мировой войны и завершился в начале 30-х. Хотя, по сути дела, он еще продолжается. Две трети, а то и три четверти выходящих сейчас детективов по-прежнему придерживаются формулы, которую гиганты этой эпохи создавали, совершенствовали, шлифовали, а затем предлагали всему свету под видом загадок в области логики и дедукции. Это суровые слова, но не надо волноваться. Это лишь слова. Попробуем взглянуть на один из шедевров такой литературы, великий образец искусства водить за нос читателя и притом на самых законных основаниях. Называется он «Загадка Редхауза», написан А. А. Милном и провозглашен А. Вулкоттом (весьма щедрым на эпитеты в превосходной степени) «одним из трех лучших детективов всех времен». Такими словами не бросаются. Книга была опубликована в 1922 году, но она совершенно не стареет: она вполне могла бы появиться в 1939 году или – с незначительными поправками – на прошлой неделе. Она выдержала тринадцать изданий за шестнадцать лет, причем в первоначальном оформлении. Такое редко случается с мастерами любого жанра. Это приятная, легкая, увлекательная, написанная с обманчивой простотой вещица.

Ее герой Марк Эблетт решает разыграть своих друзей и выдает себя за своего брата Роберта. Марк – владелец Редхауза, типичнейшего английского сельского особняка. У него есть секретарь, который всецело одобряет его план и всячески способствует его претворению в жизнь. Если обман удастся, секретарь убьет Марка. Никто в Редхаузе никогда не видел Роберта, вот уже пятнадцать лет живущего в Австралии и пользующегося весьма сомнительной репутацией. По слухам, от Роберта приходит письмо (которое никто не видел), где сообщается о его приезде, причем Марк дает понять, что приятного в этом визите будет мало. Как-то днем человек, назвавшийся Робертом, прибывает в усадьбу, его встречают двое слуг и препровождают в кабинет хозяина, который (согласно показаниям свидетелей) должен был пройти туда к своему гостю. Затем Роберта находят мертвым на полу, с дыркой от пули на лбу, а Марка, разумеется, и след простыл. Прибывает полиция, высказывает подозрения, что к убийству причастен Марк, начинается следствие.

Милн знает о наличии одного весьма серьезного препятствия и старается поскорее его преодолеть. Коль скоро секретарь намерен убить Марка, притворившегося Робертом, розыгрыш надо продолжать, дабы сбить с толку полицейских. Поскольку же все обитатели Редхауза прекрасно знают Марка, тот был вынужден замаскироваться: он достигает этого, сбрив бороду, загрубив кожу рук (ничего похожего на холеные руки джентльмена, как показывают свидетели), говорит грубым голосом и выказывает грубые манеры. Но этого мало. Полицейские должны будут осмотреть труп, одежду и все, что имеется в карманах убитого. Естественно, что ничто не должно указывать на Марка. Милн, следовательно, дабы убедить всех, что Марк настолько тщательно продумал свою роль, что учтены все мелочи – от носков и нижнего белья (с которого его секретарь спорол ярлыки), – ни дать ни взять исполнитель роли Отелло, который мажет всего себя черной краской. Если читатель на это клюнет (а судя по тиражам, клюет очень даже охотно), Милн и сам не прочь поверить в свои мистификаторские способности. Но при том, что ткань повествования тонка до прозрачности, роман выдается за логически-дедуктивную загадку. Если в нем нет загадки, то тогда нет и романа. Ибо ничего другого там тоже нет.

Если ситуация фальшива, то книгу Милна нельзя назвать даже «развлекательным романом», ибо в ней нет ничего такого, что присуще легкому жанру. Если детективная загадка не содержит элементов достоверности и правдоподобия, если в ней лишь видимость логики, то тут нечего разбирать и анализировать. Если оказывается, что розыгрыш невозможен на тех условиях, что сообщены читателю, то тогда перед нами типичный обман. Конечно, это не умышленный обман, ибо Милн не взялся бы за роман, если бы отдавал себе отчет, на что себя обрекает. А обрек он себя на необходимость решать проблемы, о существовании которых и не догадывался. Как не догадывается о них и простодушный читатель, который, всей душою желая полюбить эту историю, воспринимает ее совершенно всерьез. От читателя и не требуется знания жизни, тут считается экспертом автор. Но вот что совершенно упускает из виду Милн:

1. Коронер и его жюри приступают к официальному осмотру трупа, не произведя компетентного, сообразного с законом его опознания. Временами коронерам, обычно в больших городах, приходится производить осмотр трупов, которые невозможно опознать (в случае пожара, стихийного бедствия, подозрения в убийстве). Здесь такой необходимости нет, и тем не менее никто не привлекается для опознания. Пара свидетелей заявила, что покойник назвался Робертом Эблеттом. Но это лишь гипотеза, которая нуждается в подтверждении. Опознание – необходимое условие, предваряющее осмотр. Даже в смерти своей человек имеет право оставаться собой. Коронер обязан, если это только возможно, охранять это право. Забывая об этом, он нарушает свои должностные обязанности.

2. Коль скоро Марк Эблетт, числящийся пропавшим и подозреваемый в убийстве, не может опровергнуть обвинение лично, крайне важную роль играет информация о его передвижениях до и после убийства (равно как и вопрос, были ли у него деньги, которые могли бы позволить ему совершить побег), но вся эта информация сообщается человеком, способным оказаться причастным к убийству, и не получает подтверждения. Тем самым она автоматически должна бы оказаться под сомнением, пока ее истинность не будет доказана.

3. Полиция путем прямого опроса устанавливает, что Роберт пользовался среди местного населения неважной репутацией. Стало быть, кто-то должен его хорошо знать в лицо. Но никто из таких лиц не привлечен к осмотру, иначе сюжет просто развалился бы.

4. Полиции известно, что в предполагаемом визите Роберта был элемент угрозы, им также должно быть понятно, что тут прямая связь с убийством, тем не менее они и не пытаются навести справки о Роберте в Австралии, о том, какой он там пользовался репутацией, с кем общался, наконец, действительно ли он уехал в Англию и если уехал, то с кем. Наведи они такие справки, выяснилось бы, что он уже три года как умер.

5. Полицейский хирург осматривает покойника, у которого недавно сбрита борода (под которой необветренная кожа), искусственно огрубленная кожа рук, но тело состоятельного, изнеженного человека, к тому же давно живущего в холодном климате. Роберт не отличался изнеженностью и пятнадцать лет жил в Австралии. Такова информация, которой располагает хирург. Удивительно, что он не заметил тут никаких противоречий.

6. На одежде нет личных меток, – ярлыки удалены, карманы пусты. Тем не менее человек, ее носивший, выдавал себя за конкретное лицо. Предположение, что он совсем не тот, за кого себя выдавал, самоочевидно. Однако ровным счетом ничего не сделано, чтобы прояснить эти необычные обстоятельства. Более того, никто даже не счел их необычными.

7. Пропал человек, хорошо известный в округе, причем покойник в морге очень его напоминает. Просто невероятно, чтобы полицейские сразу исключили возможность, что покойник и пропавший одно и то же лицо. Нет ничего легче установления тождества. Но эта мысль удивительным образом почему-то никому не приходит в голову. Полицейские выставлены такими болванами, что зарвавшийся дилетант может обвести всех вокруг пальца мошенническим трюком.

За расследование дела берется беззаботный субъект по имени Энтони Гиллингэм, симпатичный и жизнерадостный обладатель изящных манер и уютной квартирки в Лондоне. Он не является сыщиком-профессионалом, но всегда тут как тут, когда местная полиция заходит в тупик. Английские блюстители порядка терпят его штучки с поразительным стоицизмом, но я содрогаюсь при мысли о том, что сделали бы с ним ребята из отдела по особо тяжким преступлениям в моем родном городе.

Бывают романы и еще более неправдоподобные. В «Последнем деле Трента» (нередко именуемом «совершенным детективом») нам предлагается поверить в то, что исполин международного банковского дела, малейшее неудовольствие которого повергает всех на Уолл-стрит в панику, задумал покончить с собой таким образом, чтобы подвести под виселицу собственного секретаря, причем последний, когда его загнали в угол, сохраняет аристократическое молчание старого итонца. Я, в общем-то, знаю немного финансистов международного масштаба, но у меня складывается впечатление, что автор этого детектива знает их и того меньше. А в истории, сочиненной Фрименом Уиллсом Крофтсом (пожалуй, это самый разумный из всех своих собратьев по перу, когда он не слишком увлекается), убийца с помощью грима, сверхточного расчета времени и лихих обходных маневров выдает себя за человека, которого он только что убил, и тем самым создает впечатление, что его видели живым и невредимым далеко от места преступления. У Дороти Сейерс есть роман, где человека ночью, одного в доме, убивает хитрое механическое устройство, опуская на него тяжелый предмет. Уловка удается потому, что он всегда в одно и то же время включает радио и всегда наклоняется перед ним в одной и той же позе. Пару дюймов вправо или влево – и читатели вполне могли бы требовать деньги обратно. Такие авторы, грубо говоря, имеют Господа Бога у себя на побегушках. Убийца, который нуждается в таких подачках от Провидения, явно занимается не своим ремеслом. У Агаты Кристи есть роман с участием г-на Эркюля Пуаро, хитроумного бельгийца, изъясняющегося на французском языке из школьного учебника. Изрядно помучив свои «маленькие серые клеточки», то бишь пошевелив мозгами, он приходит к гениальному выводу, что коль скоро никто из пассажиров некоего экспресса не мог совершить убийство в одиночку, то, стало быть, они сделали это скопом, разбив всю процедуру на последовательность простейших операций – конвейерная сборка машинки для разбивания яиц! Задачка из тех, что ставит в тупик проницательнейшие умы. Зато безмозглый осел решает ее в два счета.