Текст книги "Искатель. 1980. Выпуск №1"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Владимир Щербаков,Евгений Федоровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Евгений Федоровский
Входящий для спасения

Повесть

Пожар

Взрывник Муха как две капли воды походил на толстяка запорожца в картине Репина «Письмо турецкому султану». Предметом его особой гордости были роскошные сивые усы, которые он завел, еще будучи вахмистром в армии. Их он лелеял терпеливо и нежно, словно родное дитя. Когда ложился спать, то непременно повязывал верхнюю губу влажным платком. Утром же после расчесывания они как бы распухали, пышно и воинственно вытягиваясь вверх.

«Когда-нибудь спалишь свои усы», – предрекали коллеги, забавляясь, как в общем-то беззлобный, неунывающий Муха вдруг начинал нервничать и шумно сердиться.

Он работал на шахте «Июльский манифест». В Рыбниковском бассейне она – считалась самой большой – в среднем выдавала в сутки по десять тысяч тонн угля. И какого! Этот антрацит составлял основу экспорта Польской Народной Республики.

Казалось, не было причин для беспокойства: хорошо шла работа, на-гора поднимался добрый уголь, разрабатывался мощный, перспективный пласт, без нервотрепки, напряжения и авралов выполнялся план

Утром начальник участка выписал Мухе и Славеку наряд и материалы: 32 килограмма аммонита и 27 электродетонаторов. Взрывники все сделали как надо: отбурили шпуры, заложили взрывчатку, вывели рабочих в конвейерный штрек, установили сигналы: «Хода нет – взрывные работы». Замерили дозаторами загазованность воздуха – норма. Газовый анализ показал, что метана не было. Ничто вроде бы не угрожало взрывникам и людям, находившимся в шахте.

– Внимание! – крикнул Муха.

– Есть! – отозвался Славек, вжимаясь в стенку.

– Взрыв!

Возможно, в этот момент и плеснул в шахту метан из трещин.

Муху бросило вперед, он упал на рваный край неотработанного пласта, ослепленный сильной вспышкой. Он не слышал, как где-то за спиной рос гул, подобный наступающей лавинe, не видел разгара пламени. Он вообще не успел ничего осознать и почувствовать…

Медленно, будто оттаивая, приходил он в сознание. Сначала почувствовал тупую боль в затылке, потом заныла спина. Муха перевернулся на бок, открыл глаза. Разглядывая покосившуюся крепь, обрушенную сверху породу, стал вспоминать, что произошло перед тем, как потерял сознание. По-видимому, его контузило взрывной волной. Он очутился здесь, а Славек… Славек должен быть там… Взгляд уперся в завал.

– Славек! – дрогнувшим голосом крикнул Муха, но никто не отозвался.

Он поискал глазами лопату. Иной раз о них все ноги посбиваешь а сейчас даже самой завалящей не было Тогда Муха начал разгребать уголь руками. Однако вскоре убедился, что так много не наработать. «Попробую каской», – решил он. Из металлической скобы вытащил лампочку, снял со спецовки аккумулятор, приладил рефлектор к крепи. Посидел минуту и, вздохнув, как перед дальней дорогой, начал выгребать уголь каской.

Он не знал, сколько времени прошло с начала аварии – часы почему-то остановились, пришлось их завести снова.

Прошло два часа. Он уже скрылся в норе, там ссыпал уголь в куртку и вытаскивал его, когда она наполнялась. Если Славека тоже засыпало, он должен быть где-то недалеко за поворотом.

Конечно, Муха знал, что, как только взорвался метан и начался пожар, в шахту тут же вызвали горноспасателей и они уже работают, идут навстречу. Однако эта мысль была такая далекая, абстрактная – Муха никогда раньше не думал о горноспасателях. Впрочем, и остальные шахтеры не очень-то интересовались этой службой. Жили спасатели в отдельном городке своей жизнью. Квартиры им давали не дальше двухсот метров от штаба, чтобы можно было быстро собраться на аварию или пожар. Поскольку аварии случались нечасто, что им оставалось делать, как не спать? «Катаются как сыр в масле, а зарплата идет», – зачастую думал о них Муха

Уголь стал осыпаться быстрей Скоро рука нырнула в пустое пространство. Напрягшись, Муха головой продавил стенку.

– Славек! – крикнул он в темноту.

Он вскочил на ноги и стал обшаривать стенки. Лампа осталась по ту сторону завала, но лезть обратно не хотелось – могла засыпаться нора. Однако ползти за лампой пришлось Без света как без глаз.

Муха слазил туда и обратно. Батарея села, лампочка давала слабый красноватый свет. Луч скользнул по нише, где валялись куски провода, ящики из-под взрывчатки и коробки с детонаторами, по наспех засыпанной крепи, антрацитовым завалам.

– Есть кто живой? – не очень уверенно крикнул Муха. Свет упал на скорчившуюся фигурку человека, наполовину засыпанную углем.

– Славек! – Муха рывком вытащил парня из завала, начал трясти.

Славек не двигался. Тогда Муха прижался ухом к груди и услышал слабые толчки. Живой, теперь очухается!

– Да очнись же! – Муха похлопал ладонью по щеке напарника.

Славек шевельнулся.

– Давай, давай! – Муха тряхнул его еще энергичней.

– Что со мной? – наконец подал голос Славек.

– Наверно, контузило малость.

– Голову… как клещами…

– Пройдет. – Муха понимал, что жалость могла лишь ослабить Славека, потому старался говорить суше обычного.

– Где мы?

– Я бы тоже хотел знать – Муха опустился рядом со Славеком. – Выход засыпало Надо пробиваться к вентиляционному штреку.

– Не сидеть же сложа руки… – согласился Славек.

– Встать можешь?

Славек поднялся. Муха снял каску, сказал:

– Ей удобней, – и начал отгребать уголь.

Однако изоляционный штрек оказался тоже обрушенным. Оставался один путь – рыть в сторону пожара, где должны работать горноспасатели Муха понимал всю серьезность положения. Он со Славеком долго не протянет – с каждым часом оставалось все меньше кислорода, и впереди маячил невеселый конец – умереть от удушья.

– Становись сюда, – сказал Муха.

Слазек гребнул уголь и отдернул руку.

– Горячо!

Муха и сам почувствовал, что в их каменной мышеловке заметно потеплело. Нагревался уголь. Очевидно, пожар пробивался к ним. Но там все же не было завала. Оставался шанс пробежать по огню к откаточному штреку или разрезной печи, где могли быть спасатели…

В 14 часов диспетчер получил сообщение из шахты: взрывники приступают к зарядке шпуров взрывчаткой, первая смеиа уже поднялась на поверхность, вторая скоро приступит к работе. Это было время, когда появлялось несколько свободных минут и можно было расслабиться. Диспетчер откинулся в кресле, как вдруг зазвонил красный телефон: в шахте что-то случилось. Он рывком схватил трубку, однако где-то в подсознании мелькнула надежда, что это учебная тревога.

– Слушаю, диспетчер,

– Звоню с четвертого участка горизонта 705! – громко кричали в трубку. – Тут полно дыма, и вижу огонь!

– Сейчас же прекратите бурение скважин и выходите. Немедленно выходите!

По привычке диспетчер взглянул на часы, Они показывали 14 часов 30 минут. Он включил систему аварийной сигнализации.

Через секунду о пожаре знал директор шахты Зигмунд Студент. Он тут же отдал первое распоряжение;

– Задержите спуск второй смены!

Огонь охватил транспортный уклон и перебросился на соседние выработки горизонта. Механизм пожара заработал по классической схеме. Он походил на пожар в высотном доме – начался в какой-то комнате, перекинулся на соседние, запылали коридоры, огонь с раскаленным воздухом рванулся вверх, подсасывая снизу кислород.

Шахта была тем же высотным зданием, только устремленным вглубь, построенным из сухих горючих материалов, которые были насыщены взрывчатым метаном.

Из шахты поднимались люди второй смены, и, как только последний горняк сдал свой жетон, в клеть пошли горноспасатели в масках, скафандрах, с кислородно-дыхательной аппаратурой, гидрантами, метанометрами, огнетушителями.

Когда они спустились, огонь пожирал транспортную ленту, телефонные провода, автоматическую сигнализацию. Железная крепь и оборудование раскалились добела.

А на поверхности было тихо. Словно не бушевало пламя под землей, не крушились выработки, не падала крепь, не душил дым. Здесь формировался штаб спасательной акции. Руководил им Зигмунд Студент, директор шахты. Через 12 часов его сменит Освальд Ондрух, главный инженер.

Ян Гомолла, окружной штейгер, во главе спасательного отряда уже был в огне.

– Удалить всех из зоны опасности. – Голос у Студента ровный, четкий, разве что чуть приглушенный от волнения.

– Вызываю Гомоллу. Отзовись, Гомолла!

В динамике послышался голос Гомоллы:

– Слушаю!

– Организовывай базу на горизонте 705. Штрек– 4. Ставь гидранты!

– Понял.

– Как там у вас?

– Чад. Жар. Друг друга не видим. Огонь. Белая мгла…

– Держись, Гомолла.

Взрывник Муха и Славек в завале. Пробиться к ним нет никакой возможности.

– Они работают в первую смену?

– Да. Если живы… не знаю, насколько их хватит.

Приехали секретарь окружного комитета партии, ученые и специалисты по тушению пожаров. На помощь вызвали горноспасателей с других шахт. Кто-то на дверях штаба прикрепил большую картонку с надписью: «Руководитель операции – Спокойствие», Сюда поступали все сведения с шахты. Здесь принимались решения. А Гомолла продолжал передавать из огненного ада:

– Пытаемся создать водяную завесу. Пламя она держит. В районе пожара раскалились дегазационные трубы. Газ поступает прямо в огонь. Может случиться взрыв! Надо найти и перекрыть ближайшие задвижки.

– Ищем… На ощупь… Где-то они близко, а как их найти? Дым.

– Ты должен их найти, Гомолла. В этом наше спасение.

– Знаю… Конец связи.

Гомолла стремился, прикрыть водой опасные участки и этим локализовать пожар, а затем уже перемычками постепенно сдавить его. Горячий воздух из респиратора обжигал горло. Тугими хлопками рвался в закоулках метан. Пламя лизало деревянную крепь, уголь. Перед песком и инертной пылью огонь не отступал. Тогда Гомолла приказал подтянуть противопожарные рукава ближе к огню и включить насосы.

Ударила мощная струя. Как из парной вырвался горячий воздух. Он отбросил горноспасателей назад, как бы предупреждая – с пожаром шутки плохи.

– Сменяться через десять минут! – крикнул Гомолла, на секунду оторвав от губ мундштук респиратора.

Вода из шланга закипала еще до того, как попадала на крепь. В шахту клубами накатывался густой пар, смешанный с дымом, и в нем, как светлячки, матово помигивали лампочки на касках спасателей.

Бойцы делали перемычки. На вентиляционном штреке они навесили легкую парусину, а в основном и конвейерном штреках ставили бетонные заграждения. Материал для перемычек – кирпич, цемент, арматура – от пожара находился километрах в двух. Его пришлось таскать на себе.

– Командир! – К Гомолле подскочил респираторщик. – От одной воды толку мало.

– Вижу, – проговорил Гомолла, глядя на пылающую крепь и прикрывая лицо рукавицей.

Уголь сильно дымил и, казалось, начинал плавиться от жара. Он мог вспыхнуть в любой момент. Это означало бы катастрофу.

– А если огнетушителями? – спросил респираторщик.

Гомолла хотел использовать огнетушители дальше, где пожар был еще сильней, но сейчас вынужден был согласиться с бойцом.

Спасатели быстро разобрали аппараты.

– Передайте наверх, что требуются огнетушители, и как можно больше! – приказал Гомолла спасателю, который держал связь с отделением обеспечения.

Огонь завяз в мыльных струях и стал понемногу откатываться назад – метр, два, пять…

В одной из выработок метан скопился на потолке, смешался с воздухом, который все же поступал по вентиляционному штреку, и, достигнув концентрации, рванул фугаской. Взрыв вышиб в штреках бетонные перемычки, ударил по крепи… В голове Гомоллы будто что-то лопнуло и зазвенело. Две с половиной тысячи градусов в эпицентре хотя и поглотились пространством и потоками ледяной подземной воды, но дыхнули обжигающим жаром.

Взрывная волна спрессовала воздух, и где-то уже не так далеко грохнул еще один взрыв, тряхнув землю так, что стойки пошли наперекосяк; некоторые лопнули и вылетели из своих гнезд.

По мощности эта вспышка была сильней первой. Падая, Гомолла на мгновение выпустил из губ мундштук и глотнул ядовитой окиси углерода. Резкая боль в надбровных дугах скорчила его…

Шахта «Июльский манифест» считалась в бассейне самой газонасыщенной. Если в Руре из тонны угля выделялось всего четырнадцать кубометров, то здесь – пятьдесят. Обычно метан вытекал из трещин пород, скапливался в выработках. Дозиметристы все время следили за ним. Допускалась незначительная концентрация метана в воздухе. Если количество газа возрастало, тогда увеличивали мощность воздушные насосы, ураган свежего воздуха несся по вентиляционным штрекам.

Но часто случалось, что метан выделялся из толщ и боковых пород внезапно. С грохотом и гулом, напоминающим орудийные выстрелы, сотни тысяч кубометров газа врывались в шахту и распространялись со скоростью двести-триста километров в час. Тогда взрыв происходил неизбежно, как неотвратим он был в этот раз.

Струя кислорода вернула Гомоллу к действительности. Он приподнялся. Колени дрожали, голову ломило, как после угара. Привалившись спиной к стене забоя, штейгер огляделся… Да, все развивалось с дьявольской последовательностью. Пожар активизировался. Откуда-то из ответвлений шахты доносились сильные хлопки. Дым плотно забил штреки, сквозь него едва проглядывался огонь – горел не то уголь, не то деревянная крепь. Но где же люди? Похоже, отошли, назад. Но нет, они не могли уйти и бросить его. Тогда они впереди. Оттолкнувшись от стенки, штейгер пошел вперед…

Чертыхаясь, обжигаясь о тлеющие угли, он лез через баррикады разбитой крепи и обрушенной породы. В одном месте путь преградили опрокинутые взрывом– вагонетки, и пришлось переползать через них, опасаясь рваных краев. Только когда выбрался из завалов, он увидел спасателей.

На аварийную шахту приехал министр горного дела и энергетики Ян Кульпинский. Директор коротко обрисовал обстановку.

– Значит, Гомолла ищет задвижки в дегазационных трубах? – спросил Кульпинскии отрывисто.

– Нет, он работает на три фронта сразу. Ищет задвижки, пробивается к взрывникам и борется с огнем. Но температура растет. Вода не долетает до пламени – испаряется.

В это время Гомолла выхватил из чьих-то рук брандспойт и сам двинулся к огню. Спасатель, который очутился рядом, стал обливать водой бока и кровлю выработки над его головой. Стоило Гомолле остановиться, сразу появлялся огонь. Работать стало невозможно. От жара раскалывалась голова.

Ухнул новый взрыв, тряхнул кровлю. Застонала крепь, стойки с треском и звоном начали лопаться, будто под ними оказались заряды.

Взрыв отшвырнул Гомоллу, опрокинул навзничь, он сильно ударился затылком о каменную стенку выработки. В глазах замельтешили красные круги. Тяжело перевернувшись на живот, он ощупал голову. По распаренному лицу текла холодноватая кровь. Несколько секунд Гомолла лежал, прислушиваясь к звону в ушах. Потом подкатила злость.

«Врешь, не возьмешь! – Он поднялся на колени, нащупал з темноте вздрагивающий брандспойт, из которого хлестала вода, выпрямился и, затаясь, снова двинулся к огню, чувствуя, как сзади стали подтягиваться остальные бойцы с огнетушителями и брандспойтами. – Врешь!..»

Выбрасывая длинные языки, шипя, огонь попятился вглубь, оставляя обуглившуюся крепь.

Наконец Гомолла нашел задвижки и передал на поверхность:

– Дегазационные трубы отключил… Все в порядке… Но дым выел глаза.

Прошла ночь. Спасатели сменялись, отходили в безопасное место, чтобы немного отдохнуть, и снова шли в пекло. Они передавали из рук в руки 25-килограммовые мешки с песком и укладывали их вблизи пожара. Никто не считал этих мешков. Когда же забили последнее отверстие, свepxy передали, что на перемычку ушло две тысячи.

Но огонь расползался по горизонтам, подобно растекающейся лаве. Нужно было ставить перемычки в других местах, пока не начались метанные вспышки и взрывы.

Пришел и покатился новый день. Но никто не поднялся из шахты. Никто не хотел есть. Мучила только жажда.

– Гомолла, – передавал директор, – следи за шахтной атмосферой. Организуй базы над квершлагом 403, вторую – на уклоне два, ниже горизонта 580. Третья база на горизонте 580 будет главной. Четвертую создай в пласте 404.

База – это как у альпинистов площадки с запасами продовольствия и снаряжения на подступах к вершине. С баз спасатели уходят на строительство перемычек. Здесь получают питьевую воду, меняют респираторы, берут необходимый инструмент.

Перемычки на своем квершлаге должны изолировать верхний огонь. Вспомогательные группы переносили мешки с песком. Действовали они быстро, но и для людей был предел выносливости. Температура уже достигала 65 градусов. Кто-то, вскрикнув, упал. К человеку подбежал врач. И снова замелькали мешки, передаваемые из рук в руки. В невыносимой жаре, в дыму.

– Гомолла, возвращайся с людьми. Получите асбестовые костюмы, – приказывали из штаба.

– Только когда закончим перемычку.

– Оставь заместителя.

– Не могу.

– Тогда съешь что-нибудь, а то умрешь с голоду!..

– А люди? Муха со Славеком?

– Разрешите, я проскочу к ним через огонь! – подскочил Быхкало к Гомолле.

– Сгоришь!

А может, найду какой закуток, если что…

Гомолла отложил телефонную трубку, взял шланг, окатил бойца с головы до ног, сказал тихо: – Иди!

Отдавая этот приказ, он рисковал жизнью спасателя. Температура в шахте превышала допустимую. Но понимал он и другое; там, впереди, погибают люди. Если удастся Быхкало вывести взрывников из огня, тогда можно будет всюду ставить защитные перемычки и ими зажать, задушить пожар. В противном случае огонь перебросится на другие участки и надолго выведет шахту из строя. Это был как раз тот случай, когда слова присяги горноспасателей «не щадя ни своих сил, ни жизни, спасать застигнутых аварией людей» обретали конкретный смысл.

Где-то в дальнем штреке хлопнул еще один выстрел метана. Взрывная волна запуталась в лавах и, обессилев, погасла, не долетев до людей.

«А что же я, старый пень, послал его одного?» – вдруг ужаснулся штейгер.

Кто-кто, а он-то хорошо знал, что в критических ситуациях нельзя работать одному. Только двое, только в паре, прикрывая и защищая друг друга.

Гомолла взглянул на бойцов. «Кого послать?.. Быхкало сам вызвался, другим приказывать не имею права». Он потоптался, опустив брандспойт, пытаясь рассмотреть людей в респираторах. Мелькнул старый, почти одногодок, спасатель Пшинский. Махнул ему рукой. Мокрый от воды и пота боец подбежал к Гомолле.

– Останься за меня! Знаешь, где работают остальные?

Пшинский кивнул. Гомолла ободряюще хлопнул его по плечу, отдал шланг и бросился в пожар следом за Быхкало.

Он бежал, а вокруг рушились балки, оседала крепь. Один подгоревший брус зашиб плечо. Кожа, казалось, начинала лопаться от жара. Брезентовая роба успела высохнуть, раскалиться и теперь жгла тело. А впереди еще было много огня…

Смахивая едкий, как уксус, пот, прикрывая обожженные веки, унимая рвущееся из груди сердце, он бежал и бежал, не видя конца своему пути. Если бы кто мог видеть его со стороны, то принял бы за призрака – черная длинная тень среди гула и рева пожара бесшумно мчалась по огню, освещенная ядовито-багровыми всполохами дыма.

Не увидел, а чутьем угадал Гомолла воду. Она стекала с потолка и скапливалась в яме под вагонеткой. Он с силой толкнул тележку, нащупал яму и упал в маслянисто-черную жижу. Холодная вода потекла за воротник и в сапоги. Он покатался в луже и, чуть остыв, побежал дальше.

Неожиданно где-то впереди мелькнула лампочка… И в этот момент, лопаясь и крошась, рухнула сверху порода. Гомолла метнулся к стенке, прижался к ржавой металлической крепи и щекой почувствовал, как она, точно воск, начала медленно выгибаться под чудовищной тяжестью пласта. И вдруг разом, как будто проглотила, упала на него вся угольная толща. «Тектоническая подвижка…» Сознание еще помельтешило мгновение, а потом все провалилось в темноту.

Гомолла лежал у ската и не мог пошевелиться. Струйки угольной пыли текли по шее и осыпались за воротник. Он дышал тяжело, хватая ртом горячий, спертый воздух Лампочка на каске все еще продолжала гореть, и эго яркое пятно света раздражало глаза

«Каким это чудом голову не засыпало?» – подумал он.

Гомолла попробовал напрячь мускулы на руках, потому что ноги уже онемели, будто и не существовали вовсе. Но и пальцы рук, словно патроны в обойме были зажаты плотно и прочно.

«Прихлопнуло, как крота. – подумал Гомолле и тут же! – А может, выберусь». – слабо шевельнулись надежда.

Он подвигал пальцами Есть какое-то свободное пространство Если по комочку сталкивать уголь то можно, пожалуй, высвободить руку а уж потом выгрести и самого себя

«Только не торопись, береги силы!» – приказал он себе и начал терпеливо проталкивать камешек за камешком…

Мысль о том, что Быхкало тоже засыпало, придавала сил, Через какое-то время Гомолла уже мог двигать не только пальцами, но и кистью руки. Видно, возле аккумулятора на боку оказалось небольшое пространство, и туда он скатывал мелочь, вдавливая каждый камешек. От тяжести, сдавившей его, от пыли, забившей рот и нос. дышать становилось все труднее.

«Может, напрасно стараюсь? – снова пришла слабенькая мысль. – Ну вылезу я, тогда попаду в огонь и сгорю. Бойцы прибежать не успеют Ведь они тоже люди из костей и мясе, бывало, что и пятились назад…»

Гомолла то ободрял себя, то впадал в отчаяние.

«Нет, лучше бы умереть… Только поскорее…»

Он считал, что прожил достаточно Дети уже в том возрасте, когда их начинает раздражать родительская любовь. Вот только Марысю жалко. Он с женой все еще не отошел от своего времени – первых послевоенных строек и сурового, полуголодного быта. Они остались, кажется, такими же, какими и встретились, а годы летели мимо, не затрагивая их… Он отчетливо вспомнил лицо Марыси – все, от завитушек на висках до морщин на шее, – от этой яростной жалости к ней захотелось выжить, уцелеть, вырваться из этого ада.

Он энергично заработал рукой Хотя спирало дыхание, рвал грудь острый камень и пот жег глаза, но он греб и греб уголь, не чувствуя как обрезает пальцы о мелкие лезвия каменной плитки и раздирает ногти… Наверное, никогда в жизни Гомолла не работал так, как сейчас Притупились все боли, исчезли страхи. Вскоре он почувствовал, что может согнуть руку в локте. От волнения чаще забилось сердце Чтобы унять его, на мгновение замер.

И тут до него донеслись какие-то звуки.

Вздохнув как можно глубже, Гомолла дернулся. Освободилась рука. Он сбросил каску и с наслаждением вытер с лица пот.

«Теперь выберусь», – подумал он и начал торопливо выгребать уголь, освобождая левую руку. Приподнявшись на одном локте, он выбросил камень, который давил на грудь. Хриплым голосом позвал Быхкало, но ничего не услышал в ответ

«Где же ты, братец?» – Гомолла вцепился в землю и попытался, подтягиваясь, освободить ноги, но этого сделать не удалось.

Снова послышались стук и шорох камней. Кто-то двигался навстречу. Быхкало? Или бойцы сумели пробиться через вентиляционный штрек?

Кто бы то ни было, но продвигались явно к нему. Разгребать себя уже не имело смысла, и он опустил голову, прижавшись мокрой щетиной к угольной мелочи. И кажется, забылся, уснул.

В себя штейгер пришел от толчка. Кто-то тянул его за плечи.

– Тяжелый… Разгреби-ка с этой стороны.

По голосу Гомолла узнал Муху.

Пшинский, оставленный Гомоллой за командира, предпринимал отчаянные попытки потушить пожар в штреке, где должны быть люди. Видя, что воды не хватает, он послал два отделения прокладывать трехдюймовые рукава от противопожарного става, который был установлен в откаточном штреке, а три отделения бросил на прокладку такой же рукавной линии по вентиляционному штреку от водоотливного става на транспортерном уклоне. Для увеличения количества воздуха, подаваемого на участок аварийной лавы, Пшинский решил навести брезентовые перемычки в других штреках, куда только зря уходил воздух.

Однако эта работа мало чего дала. Проветривание аварийного участка усилилось, но незначительно. Горение продолжалось. В выработанном пространстве по-прежнему происходили вспышки метана и взрывы.

К вечеру по новым рукавам пошла вода, но главный механик не мог поднять давление. Тогда Пшинский приказал вместо парусиновых перемычек ставить бетонитовые. Но тут участились вспышки метана, произошло несколько новых обрушений. Пламя стало выбрасываться в рабочее пространство и на вентиляционный штрек. А там работали респираторщики…

Директор приказал вывести людей в нижнюю часть и на транспортный уклон, а у вентиляционного штрека оставить только дежурных.

– Вы мне лучше дайте воды! – крикнул Пшинский в телефонную трубку. – Гомоллу и Быхкало, видать, придавило обвалом.

– Как это произошло? – помедлив, спросил Студент.

– Долго объяснять!

– Немедленно поднимайтесь и объясните. – Голос директора окреп.

– Сейчас!

К этому времени в обе дополнительные рукавные линии подали воду. Пшинский попросил у начальства разрешения остаться, пока не удастся пробиться к Гомолле.

– Хорошо, – ответил директор. – Только людьми больше не рискуйте. Хватит жертв.

– Вода идет! Бросаю на пожар всех!

– Давайте!

Тугие струи воды обрушились на огонь как водопад. Пожар снова стал отступать. Так добрались до завала. Пшинский решил подтянуть временную транспортную ленту, чтобы ускорить откатку угля и породы. Ее сработали быстро, и вскоре смогли откопать Гомоллу с Мухой и Славеком. Но вскоре давление воды начало падать, и пожар, как бы досадуя на свое отступление, с новой силой рванулся по штрекам.

Утром Гомолла, черный от копоти, обгоревший, с покрасневшими и воспаленными глазами, поднялся на поверхность. Его сразу же привели в штаб. Студент хмуро поглядел на штейгера, но ничего не сказал – было много постороннего народа и министр. У эскизного проекте шахты, выполненного на синьке, за столом, заваленным чертежами, монограммами и расчетами, стояло много людей.

Из репродуктора доносились голоса спасателей. Телефонные разговоры записывались на магнитофонную ленту. Подземный телефон был оснащен сиреной. Когда она начинала выть, другие звонки отключались. Все внимание сосредоточивалось на сообщении из шахты.

«Стало быть, и я был как на блюдечке? – со злостью подумал Гомолла. – Много же вас тут…»

– Доложите обстановку, – сухо приказал директор и поглядел на министра.

– Включены все средства борьбы… Не хватает воды… Впрочем, и она бессильна. Некоторые перемычки огонь прожигает как автоген. А по транспортному уклону пожар перекидывается на соседние выработки.

– Много гибнет угля? – спросил кто-то.

– Много. Он раскалился до синевы…

– Есть ли какая-нибудь надежда погасить огонь? – резко прозвучал голос министра.

Гомолла помолчал. Как-никак, а вопрос затрагивал его честь горноспасателя. Он понимал, что сейчас все решало время. От времени и работы спасателей зависела жизнь шахты на ближайшее будущее или на годы. Он шумно втянул в себя воздух и сказал, исподлобья поглядывая на министра:

– Потушить мы сможем. Весь вопрос – когда. Уголь горит, как в домне.

– Понятно. – Министр повернулся к инженеру экспериментальной шахты. – Матушевский, это вы докладывали мне о русском генератора инертного газа?

– Да. Недавно с его помощью русские потушили пожар в Чехословакии.

– На «Зарубеке» в Остраве?

– Да. За час генератор вырабатывает тридцать тысяч кубометров пара и двадцать инертного газа.

Министр снял телефонную трубку:

– Соедините меня с Москвой. Нужен министр Борис Братченко.

Через несколько минут Братченко был у аппарата.

– Говорит Ян Кульпинский. Здравствуй, Борис Федорович…

– Что случилось, Ян?

– Горит шахта «Июльский манифест». Попытки потушить успеха не имеют. Прошу помочь.

– Ну что за разговор? Сейчас свяжусь с Донецком, Только часть моих людей в дороге. Едут с «Зарубека».

– Перенацель к нам.

– Сделаю, Жди.

Министр положил трубку и сказал:

– Русские скоро будут у нас. Срочно нужно заготовить топливо для агрегата.

Гомолла, поняв, что о нем забыли, тихо вышел из штаба, нашел пустую комнату, прилег на диван и уснул раньше, чем голова коснулась жесткого валика.