Текст книги "(не)полная семья (СИ)"
Автор книги: Агата Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 8. Бремя правды
Максим
Последние дни я жил с ощущением мурашек под кожей и невидимой руки у горла. Страх разоблачения трансформировался в чувство обречённости, ведь с каждым днём я всё сильнее понимал, что не могу лгать своей женщине.
Вернее, я должен остановиться и посмотреть правде в глаза. А потом собраться с духом и рассказать ей всё, как есть. С самого начала. Без прикрас, лживых оправданий и лицемерных приукрашиваний. Мол, заставили, а в душе я всегда был против.
Тьфу ты, чёрт! Против я не был. Сначала всё казалось минутной забавой, да, с весьма дурным запахом, но долг перед дядей Любимина держал крепче оков любой совести. Со стороны казалось, что в этом трио: он, она и его жена, нет пострадавших. Каждый делал то, что хотел, а следовательно, почему я должен кого-то жалеть?!
И всё же я с первого взгляда понял, что ошибся. Просто увидел со стороны и отдал симпатии обманутой стороне. Вите.
Не представляю, как я смогу что-то наладить после того, как расскажу ей правду. Наверное, в первое время, никак. Меня прошибал пот, когда я думал о том, что это надо сделать сегодня. Сейчас. И когда уже решался, она каждый раз обрывала меня, а я малодушно откладывал разговор на завтра. Или послезавтра.
Дурить голову Любиминым оказалось несложно. Они зависели от меня не меньше, чем я от их молчания. Мы трое – долбанные соучастники, законченный мерзавцы, но я тешил себя мыслью, что пока я рядом с Витой, они не посмеют причинить ей вред.
Уже после второе свидания я понял, что Вита не согласится на суррогатное материнство. И Катерина должна была это понимать. Так зачем она тратит время на бывшую любовницу мужа?
Достаточно одного взгляда на Катерину, когда она говорит о сопернице, чтобы понять: ненавидит. Сильно, наверное, с каждом годом эта ненависть, граничащая с завистью к более удачной женщине, сумевшей родить от любимого, росла и давала отвергнутой жене силы, чтобы примириться с потерей.
Но вчера я понял гнусный план до конца. Они хотят лишить Виту всего. Поставить на колени, на грань отчаяния, ведь оно способно заставить сделать то, на что никогда не пойдёшь в спокойном состоянии.
И в тот день, когда Вита дрожала от обиды и страха я не смог признаться. «Она потеряла работу, переживает и плачет, уткнувшись мне в грудь, такая доверчивая и ранимая, не стоит сейчас добивать её правдой», – решил я так, как мне было удобно. И начав, не закончил фразу.
Она прижималась ко мне так робко, что я не смог вонзить нож. И на следующий день тоже промолчал о своей сделке с Любимиными. Ждал, пока отпустит: её и меня, чтобы мы могли сесть и поговорить, как двое взрослых людей.
Я сотни раз прокручивал в голове это спокойный разговор, и понимал, что ни хера он спокойным не будет. И я всё равно потеряю её. Виту. Возможно, со временем, если она не лжёт и действительно любит, смогу найти лазейку в её сердце. Но ведь нас ничто не связывает! Кроме любви.
О том, что может быть иначе, что я могу никогда не вернуть любимую женщину, я предпочитал не думать. Зато дал себе слово, что сделаю всё, чтобы Вита простила.
Даже если придётся надоедать ей своим присутствием каждодневно! Возможно, мы возьмём паузу в отношениях, а потом я возобновлю попытки с новой силой. Я всегда добиваюсь поставленных целей. И Вита с недавних пор одна из главных моих хотелок. Не только в плане секса. В плане жизни.
***
Я долго сомневалась, стоит ли знакомить Макса с Алисой, но в конце концов сдалась и решила уступить любимому. Его спешка даже льстила мне, убеждая в серьёзности наших скороспелых отношений.
Подумать только: ещё два с лишним месяца назад, мы жили в одном городе, ходили по соседним улицам и не знали друг друга. А ведь когда-то я любила другого, и Макс любил и был любим кем-то, кто сейчас заочно вызывала во мне неприязнь. Глупо так думать, но я кажется ревную.
И всё же несмотря на конфетно-букетный период, в котором мы с Максом барахтались, погружаясь с головой, совсем не беспокоясь о том, что не чувствуем дна, я беспокоилась. Как пройдёт знакомство с Алисой? Понравятся ли они друг другу?
Раньше я никого из любовников с Лисой не знакомила. Дочь – это настолько личное, сокровище моей души, за которое я, не задумываясь, порву любого, что я безумно, до рези в животе боялась. Причинить дискомфорт Лисе, разочароваться в избраннике, если с первого взгляда уловлю хоть малейшую антипатию….
И всё же этот день наступил. Я готовилась к нему так тщательно, будто к выступлению в суде, на котором решится моя участь, моя жизнь.
Это была пятница. Я ушла с работы раньше, потому что не видела смысла вкалывать там, где меня не оценили. Проекты закончу в срок, а дальше… Пока не думала.
Просматривала вакансии, снова разместила объявление на бирже фрилансеров, даже получила пару заказов. Пока это мелочь, что-то типа рекламных слоганов, но ничего, лиха беда начала. Имя какое-никакое у меня в этой сфере есть, пусть не звезда, но на жизнь заработаю, а там обязательно подвернётся что-нибудь подходящее.
Наступило лето, и я была полна оптимизма. Любовь окрыляла, но, мне казалось, что я не теряю головы. И ведь не девочка, чтобы не думать о последствиях, и всё же иногда пренебрегала осторожностью, лишь поройослабляя бдительность. Дети пока не входили в наши планы, что бы там ни говорил Макс.
– У нас будут гости. Помнишь, я тебе говорила? – спросила я Лису, едва дочурка обняла меня на пороге.
– С подарком? – спросила она и под моим взглядом устыдилась.
Я воспитывала в дочери скромность и пыталась привить ей правила приличия, но иногда детская непосредственность брала вверх, что в четыре года вполне простительно.
– С тортиком, – кивнула я, улыбаясь.
Торт я выбирала сама, помня о гипоаллергенных компонентах, насколько это уместно, если речь шла о вредной сладости.
Макс не опоздал и не подвёл. Судя по его встревоженному взгляду, он волновался не меньше меня.
– А тебя как зовут? – спросила Лиса, выглянув из-за моего платья. Макс переминался на пороге, будто был здесь впервые.
– Максим. А тебя?
Волнение в его голосе было мне приятно.
– Алиса-а, – протянула дочурка и робко подошла ближе, задрав голову. Макс присел на корточки и протянул раскрытую кверху ладонь.
– Я очень рад с вами познакомится, Алиса. Это вам, – выдохнул он и протянул торт. Перевязанный розовой шёлковой ленточкой. – Удержите?
– Я отнесу на кухню, – пришла я на помощь двоим знакомящимся и поспешила скрыться на кухне, чтобы скрыть подступившие к глазкам слёзы. Что это со мной? Это ведь совсем ничего не значит! Просто знакомство.
– Пойдём, я покажу тебе свои рисунки. Ты любишь принцесс? – Алиса уже освоилась и тянула Макса в комнату.
– Одну точно люблю, – ответил он и посмотрел мне в глаза. – Твою маму. Надеюсь, ты тоже разрешишь мне себя любить?
– Наверное, – пожала плечами Лиса и в поисках поддержки уткнулась мне в живот. – Но я люблю только маму. Мы с ней принцессы. Как в мультике. Ты любишь мультики?
Алиса была сегодня разговорчива, чему я несказанно радовалась. С Вадимом она предпочитала отмалчиваться, хотя с её слов, он ей нравился.
– Главное, чтобы они были со счастливым концом, – улыбнулся Макс и снова перехватил мой взгляд. – Для нас всех.
Этот вечер мы провели чудесно, и я ловила себя на мысли, что мне так хорошо, что, кажется, ничего лучшего уже просто не может быть.
Уходя в тот вечер, Макс обнял меня и проронил:
– Пока я рядом, ты не должна ничего бояться.
Я так и не поняла, что он имел в виду, но на все вопросы любимый отвечал загадочно: «Потом расскажу. Это долго».
Настаивать было бесполезно, и я перестала, но в душе гнездились сомнения. Так ли всё хорошо, как мне хочется думать?
Ведь когда-то я с Вадимом тоже очутилась в сказке, о которой раньше и не мечтала. Принц был женат, но я не хотела на него давить, ведь этот прискорбный факт не мешал мне быть отчаянно счастливой и удовлетворённой во всех смыслах женщиной.
Я и подумать не могла, что общий ребёнок может развести нас по разные стороны жизни. Хотя всё равно благодарна бывшему за Лису. Не будь её, я бы никогда не узнала, какой он на самом деле. Равнодушный сибарит, любящий только себя и комфорт.
Никто не просил алиментов, даже на общении не настаивал. Но Вадим с маниакальным упорством человека, на комфорт которого посягают, решил уговорить меня на предательство крохотного человечка, которого я так ждала.
Так что сюрпризов я не любила, но Макс ушёл, так и не сказав, в чём дело.
Но на следующий день, когда мы встретились снова, потребовала ясности. Вместо этого Макс потащил меня в постель. Наверное потому что в этой плоскости между нами точно не было недопонимания и недомолвок.
И снова я ощущала себя глиной под его руками, рекой, пущенной по заданному руслу, всем, кем и чем угодно, только не игрушкой, что используют по прямому женскому назначению.
– Ты никуда не денешься, слышишь? – то ли спрашивал, то ли утверждал Макс, приблизив моё лицо к своему так, что я видела собственное отражение в его зрачках.
– Никуда, – шептала я снова и снова.
А потом мы просто трахались и не могли насытиться друг другом, будто не виделись вечность. Всё-таки я конченная фетишистка, но его член сводил меня с ума, делая безвольной, покорной и угодливой шлюхой, о чем ни он, ни я не жалели.
Обещая удовольствия, Макс легко мог поставить меня на колени, и я сама с превеликой радостью начинала отсасывать у него, время от времени, ловя замутнённый взгляд любовника.
Обычно после оральных ласк, он разворачивал меня спиной и драл так интенсивно, что к тому моменту, когда мужчина кончал, я уже успевала охрипнуть и покрыться липким потом.
Так было и на этот раз. Мы повалились на постель, в которой предпочитали только спать или отдыхать после очередного безумного соития, и Макс долго обнимал меня, не позволяя отлучиться в душ.
В такие моменты я шутила, что похожа на священный сосуд, сохраняющий мужское семя и не позволяющий себе разбрызгать его, не дав настояться, будто это драгоценное вино. Он только смеялся и говорил, что надо же такое придумать.
Макс был мой первый мужчина, который любил ласки после секса, а не только до или во время.
И всё же тревога, поселившаяся в душе, не забылась даже теперь.
Выскользнув, наконец, из кольца его рук и приведя себя в порядок, я налила на кухне чайник и вернулась к разговору.
– Почему ты сказал вчера, что я не должна ничего бояться? – вопрос был задан как бы в шутку, но руки, разливающие кипяток по чашкам, дрожали. Наверное, от усталости.
Макс уже переоделся в белоснежную футболку, обтягивающую накаченный торс, и джинсы и сел за стол напротив. Я же осталась в лёгком халатике, наброшенном на обнажённое, разгорячённое сексом и горячим душем тело.
– Я хочу поговорить с тобой, – начал он, вертя в руках пустую чашку: – Но не знаю, как лучше всё рассказать. И начать с чего, не знаю.
Он нахмурился, и моё сердце рухнуло в пятки. Сейчас Макс скажет, что на самом деле формально женат, хотя давно не живёт с супругой вместе. У каждого своя жизнь и бла-бла-бла.
И я снова втянусь в бесконечную ложь, только на этот раз наличие жены у любимого будет серьёзно напрягать.
– Что такое?
Наверное, мой вопрос прозвучал излишне резко, но по-другому было никак. По крайней мере, сейчас.
Макс отставил в сторону чашку и подошёл ближе, заглядывая в глаза:
– Помнишь, я говорил, что знаю Любиминых? Это так. С недавнего времени.
Он замолчал и осторожно взял меня за руку, а я никак не могла понять, причём здесь эта чёртова семейка.
– У меня есть долг. Глупый, игровой, но достаточный, чтобы не выплатить одним махом. Вернее, можно выплатить, но придётся свернуть бизнес, а я слишком долго шёл к нему, чтобы послать всё к чёрту. Словом, я попался на крючок по собственной глупости. И кое-кто влиятельный заставил меня служить твоим врагам.
И снова он сделал паузу, а я слышала всё, будто в тумане. Какие-то долги. Пафосное слово «враги». О чём он? Макс не производил впечатления игромана, но, возможно, я недостаточно его знаю.
– Не понимаю… – нахмурившись, начала я, но он остановил, дотронувшись пальцами до моих губ.
– Сейчас объясню, – проговорил он таким тоном, что мне захотелось крикнуть: «Не надо. Не рушь то, что было между нами».
Я кожей чувствовала, угадывала в его взгляде, что ещё минута, и мой выстроенный мир, где всё гармонично, и каждый счастлив, рухнет. И я этому даже не удивлюсь.
Последнюю неделю я испытывала чувство, что что-то подобное должно случиться. Всё просто не может быть так хорошо!
– Вита. Прости меня. Пусть не сразу, но прости, – поджав губы, произнёс Макс, завладев уже двумя моими руками.
– За что? – спросила я почти неслышно, ища в его глазах надежду.
«Хоть бы это оказалась какая-то фигня!» – молилась я про себя. Мы стояли друг напротив друга, как очень близкие люди, а ощущение было таким, будто прощаемся.
– Любимины наняли меня, чтобы я закрутил с тобой роман. Они хотят сделать тебя суррогатной матерью, чтобы ты выносила их ребёнка, – Макс говорил это безучастным тоном, будто докладывал кому-то постороннему. И лишь когда, слова иссякли, обхватил моё лицо руками и прижался лбом ко лбу:
– Я люблю тебя, Вита. Это правда. Знаю, ты не веришь и имеешь полное право, но я не подозревал, что влюблюсь, как мальчишка!
Он что-то говорил ещё, много, с запальчивостью того, кто ожидает возражения и кого не станут слушать слишком долго.
А я окаменела, будто умерла. Всё фразы о любви, о том, что мы вместе сможем что-то исправить, послать Вадима и Катерину к чёрту, о том, что я имею права не согласиться с чужими планами, и теперь мне вообще можно временно не искать работу, прошли по касательной, не слишком задев или потревожив.
Я стояла, не вырываясь, и никак не могла ничего выдавить: ни слезы, ни эмоции. Внутри, как в стеклянной клетке билось сердце, страдая и плача, а снаружи каменная статуя молчала. Я была раздавлена и опустошена.
Сейчас абсолютно не важно, как Катерина и Вадим вообще могли до такого додуматься, я подумаю об этом после. Сейчас важно то, что я снова ополовинилась, лишилась кожи.
Нож вонзился по самую рукоятку, а лезвие Максим ещё и пару раз повернул в ране.
Давно мне не было так холодно. Больно. Слишком давно, поэтому я забыла, как это бывает. Спасибо, что есть кому напомнить!
– Посмотри на меня, Вита, – встряхнул меня он и развернул к свету, равнодушно льющемуся из окна и обнажающему уродливую правду. – Я виноват, но дай мне шанс хоть что-то исправить. Просто помочь тебе. Не уходи.
И снова поток слов, от которых разболелась голова. Наверное, я никогда не слышала от Максима столько слов за один вечер. Обычно он совсем неразговорчив.
Впрочем, что такое обычно? Я ведь ничего не знала о нём. Зато теперь знаю достаточно.
– Мы не вместе, – ответила я на очередную его попытку строить планы. – Не вместе…
Слова прошелестели, будто сказанные кем-то третьим. Я даже не поняла, сама ли произнесла их или только подумала.
И чтобы не осталось никаких сомнений, повторила, сглотнув вязкую слюну с привкусом крови:
– Мы не вместе. И никогда не были.
***
Следующие несколько дней я почти не помнила. Будто кто-то взял большой мягкий ластик и бесследно подтёр часы моей жизни.
Я водила Алису в детский сад, ездила на работу, где уже подала заявление на увольнение, и монотонно просматривала вечерами вакансии в сети или выполняла заказы, капнувшие на почту от сайта по фрилансу. Лишь бы не оставалось времени подумать.
Засиживаясь за компьютером до утра, я, словно робот, выполнявший одну и ту же заданную программу, шла в душ собиралась на работу.
Милка, закадычная и единственная подруга, которая была в курсе всех подробностей личной жизни, только ахала в трубку:
– Как тебе удаётся не раскиснуть? Вот же гад!
Я отделывалась ничего не значащей общей фразой, которую прочитала в женском журнале: «Жизнь продолжается. Значит, это не моя судьба». И, ссылаясь на занятость, заканчивала разговор, отклоняя всякие намёки Милки на «посидеть в кафе и потрещать».
Сейчас я была просто не в состоянии и держалась только благодаря силе воле и тому, что запрещала себе всякие посторонние мысли и чувства. Я обернулась плотным коконом и, сжав зубы, как лошадь в шорах, смотрела только вперёд, не заглядывая на сторону.
«Держись! – говорила я себе мысленно, когда чувства подкатывали и грозили снести на хрен плотину моего внешнего спокойствия. – Заткнись и держись!»
На какой-то миг помогало, и разум подкидывал аргументы: у тебя дочь, ты не имеешь права предаваться страстям и тонуть в слезах. Надо выжить ради неё. И быть счастливой!
Последнее казалось невозможным. Днём я ещё как-то держалась, а стоило всё-таки заснуть, как снились бессвязные кошмары, и я просыпалась с криком и в слезах, пугая Алису так сильно, что потом приходилось её долго успокаивать. Пришлось самой обратиться к врачу и принимать пилюли. Спать я почти перестала.
Я и сама понимала, что долго так продолжаться не может, но пока ещё держалась. Хватало сил и на то, чтобы безжалостно отклонять всякие попытки Макса пойти на сближение. Я заблокировала его везде, где только могла: в соцсетях, телефоне, памяти, сердце. Но он не оставлял попыток взять меня штурмом.
Даже умудрился связаться с моей матерью. Не знаю как, но где-то достал её номер и набрался наглости позвонить. Мама долго цокала языком и восхищалась, какой культурный и влюблённый мужчина мне достался!
– Он уже готовый! Бери и пользуйся, – вздыхала она в трубку, пересказывая, как Макс страдает. Разумеется, о причине размолвки он упомянул вскользь, и мама искренне поверила, что виновата я. Мол, не могу выбрать между Максом и Вадимом.
– Он предал меня, – сглотнула я вязкую слюну, прилагая неимоверные усилия, чтобы не разрыдаться прямо здесь, на кухне. Алиса в зале смотрела мультики, и я закрыла двери так, чтобы она не слышала разговор. За то, что я, в конце концов, не расплачусь, поручиться не могла.
– Ну, я поняла, что это твой бывший нанял его, чтобы вернуть, – тон матери меня рассмешил. Она, конечно, думала, что Макс рассказал ей правду.
Злость, ураганом взметнувшаяся в душе до небес, придала мне сил и на время осушила слёзы. И я пункт за пунктом выдала матери всё, до последней подробности.
Она выслушала и твёрдым тоном приказала немедленно прекратить истерику. Словно получив пощёчину, я заткнулась и, схватив кухонное полотенце, всхлипывая, дрожащими руками, принялась вытирать слёзы.
– Чёт они там совсем с ума посходили, – хмыкнула мама, когда я сказала, что пришла в себя. – Надо ж придумать такое! У тебя там прям не жизнь, а «Сага о Форсайтах».
Конечно, она сразу предложила приехать и пожить у меня, на что получила вежливый, но решительный отказ. Я люблю маму, но не для того сбежала в Москву, чтобы выдерживать её нравоучения и здесь.
Она уже затянула старую песню о карме и о том, что я наказана за связь с женатым человеком.
– Спасибо, золотые слова поддержки, – усмехнулась я, и страдания немного отступили. Пора бы возвращаться здоровому цинизму, он-то меня никогда не подводил и не раз выручал из щекотливой ситуации!
И тут меня и осенило! Карма так карма, но пусть пришибёт она не меня одну!
– Мам, я тебя люблю! – торопливо прокричала я в трубку и начала прощаться.
– Только глупостей не наделай, – заворчала она. – Не заиграйся!
И повесила трубку. Мама при всей своей суровости всегда одним местом чувствовала правду.
Именно это я и собиралась затеять: глупость, бред, игру.
Махнув рюмашку коньяку, ощутив во рту его горьковато-обжигающий привкус, я встряхнула волосы и набрала номер Вадима.
– Привет! – затараторила, только услышав знакомый голос. – Макс мне всё рассказал. О суррогатном материнстве. Знаешь, я хочу это обсудить. Завтра, в шесть. Только приходи один, твоя Катю видеть не желаю.
Вадим согласился. Слишком поспешно, видимо, боялся, что передумаю.
Я положила трубку и махнула ещё рюмку. Что ж, эта Катерина ещё горько пожалеет, что вспомнила обо мне спустя столько лет! Я об этом позабочусь! Растопчу своё «я», но добьюсь. Не впервой, не всё же это делать кому-то другому…
На встречу с Вадимом я готовилась как на главную битву.
В квартете установлены камеры, и фирма, их установившая, клялась, что сбоя в работе оборудования не случится.
Причёска, макияж, обтягивающее вечернее платье – всё будет дорого, красиво и почти нескромно. Будто это не деловая встреча, а свидание. В данном случае полем этой самой битвы будет ресторан «Ла Провинция» на Калужской площади.
Слышала, что там всё очень дорого, вот пусть Вадим и разоряется. Или тратит деньги своей драгоценной Катеньки.
Войдя в мягко освещённый зал, я сразу приметила бывшего. Он сидел ко мне спиной и время от времени посматривал на часы или теребил пустой бокал. Я намеренно опаздала и не брала телефонную трубку, так что Вадиму оставалось только гадать, кинула я его или просто не слышу вызова.
Словно почувствовав мой взгляд, он оглянулся и вскочил, чуть не опрокинув тяжёлый стул, которому самое место в каком-нибудь музее, посвящённом интерьерам девятнадцатого века. Пафосно и дорого – кричала обстановка, и это вполне меня устраивало. Пусть бывший понервничает, сколько я закажу на ужин.
– Говорят, морепродукты здесь просто чудо, – произнесла я с улыбкой вместо приветствия и грациозно уселась напротив. Вадим галантно подвинул мне стул, и я скромно потупилась.
Вышколённый официант услужливо подал меню, и в душе я испытала злорадное удовлетворение. Цены начинались от нескольких тысяч и доходили до сумм, хорошо так превышающих мою зарплату.
– Признаться, я растерялся, когда ты позвонила, – начал Вадим, не дав мне насладиться вкусными названиями блюд в меню.
– Думал, пошлю вас к чёрту? – на этот раз я отставила все улыбочки в сторону и посмотрела на бывшего не как женщина, а как деловой партнёр, раздумывающий, стоит ли рисковать своими активами ради щегольски одетого прощелыги напротив. – Признаюсь, это была моя первая реакция.
– И что же заставило тебя передумать? – вкрадчиво спросил бывший, поджавшись навстречу. Кажется, он даже затаил дыхание.
– Пока ещё не передумывала. Погоди, дай договорить, – я выставила руку, будто ставя преграду между нами, и продолжила, довольная тем, что Вадим внимательно слушает: – Я раздумываю над этим вариантом, но есть сомнения. Где мои гарантии, что вы не бросите меня с вашим ребёнком, заплатив только часть суммы?
И тут же сменила напористый тон на просительный:
– Мне нужны деньги, Вадим. Очень нужны. Я лишилась работы.
Я уставилась на бывшего взглядом побитой собачки и закусила нижнюю губу до лёгкой боли, придавшей мне решимости довести начатое до конца. Бывший и сам не подозревал, что на самом деле мной закинут крючок. Так сказать, последняя проверка перед боем.
Если Вадим сейчас скажет правду, что это он виноват в моём грядущем увольнении, откажусь от мести. Просто уйду и забуду даже то, что он бесцеремонно заново влез в мою жизнь и решил играть на единственной слабости, которую нашёл: моей дочери.
– Я понимаю, Вита. Понимаю. – Он протянул руку и накрыл мою, не давая вырваться.
Большой палец робко оглаживал кожу моего запястья, совсем как в те времена, когда мы вот так сидели в полутёмных кафешках друг напротив друга. И могли молчать, просто смотря в глаза.
Нет, чуда не случилось. Вадим не изменился и признаваться до конца в сделанной подлости не собирался. Значит, поделом им обоим.
Конечно, если бы я бросила ему обвинения в лоб, он бы удивлённо подняли брови и процедил, что вообще не понимает, как речь может идти о предательстве. Он просто хотел устроить судьбу всем нам: мне и Алисе – деньги, ему с Катериной – родной ребёнок. Только, понимая, что сразу не соглашусь, они начали со лжи. И с того, что лишили средств к существованию. Ну, это они так думали.
– Мне не хватает тебя, Вадим, – начала я воплощать в жизнь свой план. – Я на Макса – то запала только потому, что тосковала по тебе.
При упоминании имени того, кто методично меня обманывал последние месяцы, в груди заныло, а на глазах выступили слёзы. Вадим, конечно, отнёс их на свой счёт.
– Давай выпьем за старые добрые времена, – предложил бывший, и я с готовностью согласилась. Его предложение идеально вписывалось в мою игру.
Весь вечер мы пили белое вино, и не сводили друг с друга глаз. Вадим пригласил меня на танец и крепко прижимал к себе, шепча на ухо всякие глупости. Тем не менее черту не переходил.
А я просила ещё и ещё вина, но пила немного. Моей целью было лёгкое опьянение, но никак не бесчувственность.
Вадим не любил вина, поэтому был ещё трезвее, чем я, которая время от времени ловила на себе его восхищённый взгляд. И скромно улыбалась в ответ, показывая, что совсем не прочь зайти чуть дальше обозначенного в начале вечера и вообще жалею о прошлом.
– Если бы я знала, что всё так будет, – прошептала я бывшему на ухо, когда мы садились в такси, – всё равно бы родила от тебя. Так у меня осталось твоя частичка. И она только моя.
Эти слова растрогали Вадима, я видела по его беглому взгляду, что он польщён и смущён, ведь та я, которую он встретил после столько большого перерыва, не могла шептать ему подобное.
О суррогатном материнстве мы больше не говорили. Он попытался завести разговор, но я тут же спросила:
– Значит, ты бы хотел, чтобы именно я родила тебе ещё раз? Мальчика, правда?
И склонила голову набок, прищурившись, будто сослепу.
Вадим был сейчас похож на зверя, который чутьём дикого волка, чувствовал рядом ловушку, но инстинкт вёл его вперёд, не позволяя избежать капкана.
Бывший довёл меня до квартиры, даже не особо сопротивляясь. И тут я почувствовала отвращение, такое явное, что меня затошнило.
В прихожей всё ещё витал запах Макса, который я почувствовала сейчас особенно ярко. Захотелось выть и плакать, проклинать и напиться сильнее, до бесчувствия, отринув все планы мести.
– Уходи, – по щекам катились слёзы, и я размазывала их, не стесняясь и не заботясь о том, как это выглядит. – Ненавижу вас обоих.
Я имела в виду его и Макса, но бывший подумал о себе и жене.
– Не могу, Вита. Я нужен тебе, я же вижу, – торопливо говорил он, лаская меня и стаскивая тугое платье.
«Не ты. Нужен не ты», – думалось мне, и я испытала злорадство от мысли, что сейчас бывший трахнет меня и сотрёт все следы того, другого.
Макс больше не будет иметь надо мной власти и станет одним из тех, кто побывал во мне, но не оставил шрама в душе.
– Не надо, Вадим, – шептала я, когда бывший аккуратно опустил меня на кровать и придавил сверху весом своего тела. – Мы оба будем жалеть.
Я повторила это ещё раз, чтобы у того или той, что смотрела запись, не возникло сомнений: Вадим сам хотел меня.
– Мне уйти? – внезапно спросила он, заглядывая в глаза.
– Да, – выдохнула я, и принялась отталкивать бывшего. Его прикосновения ничего не значили и лишь будили память о тех, других касаниях, которые всё ещё жили в памяти моего тела.
Вадим отстранился и пристально посмотрел на меня. Я лежала полуобнажённой, с разведёнными в стороны ногами и дрожала, хотя июнь, заглядывающий в окна, выдался на удивление жарким.
– Нет, я тебе нужен, – с чего-то заключил бывший и резко вошёл в меня, не заботясь о смазке или комфорте той, которая вскрикивала под ним от каждого резкого движения члена.
Слёзы иссякли, я сосредоточилась на наших движениях и начала получать удовольствие от того, что Вадим имеет меня после Макса.
Закрыв глаза, представляла, что бы испытал мой недавний любовник, если бы увидел нас сейчас. Скорее всего, ничего. Ведь он спал со мной ПО-договоренности с Любимиными.
– Я знал, что тебе понравится, маленькая шлюшка, – произнёс Вадим перед тем, как резко податься вперёд и кончить.
Он развалился рядом, тяжело дыша и шлёпнул меня по бедру.
Всё было сделано как надо. Теперь осталось смонтировать это «хоум видео» и отправить адресату. Ах нет, последний штрих. Как я могла забыть?
– А если я залечу? – спросила я громко, глядя в белоснежный натяжной потолок. – После аборта, никто не решится сделать инсеминацию.
– Выпей таблеточку, детка. Заранее, – усмехнулся он. – Ты не против, если я закурю?
И он потянулся за брюками, бесформенной массой лежащими у подножия кровати.
– Против. Здесь живёт наша дочь, кстати, – холодно отрезала я, присаживаясь в постели.
Я чувствовала себя вымазанной в грязи, и мне этого было мало. Причинив боль себе, я словно искупала вину перед тем, кому на меня было плевать. Перед Максом.
– Не сердись, Вита, – миролюбиво произнёс Вадим, целуя меня в спину и небрежно сжимая грудь. – После того, как пройдёт время… Ну, ты сама понимаешь, и ребёнок уже не скинется, я буду часто тебя навещать. Помнишь, как в старые добрые времена. Я обожал тебя чпокать. Ты была такой милой и притягательной с животиком. И страстной, как никогда прежде.
Он снова поцеловал меня в шею, оставляя след, будто тавро на племенной скотине.
Что ж, я была довольна. Фирма обещала, что будет слышно каждое слово. Сказанного вполне хватит, чтобы причинить особую боль Катерине.
Она ведь этого и добивалась: уничтожить меня морально, унизить своим ребёнком, которого я как крепостная крестьянка, должна буду ей выносить. Отлично, но она не учла одного: есть порода людей, кому нельзя причинить боль, не испытав её на себе. Я была как раз из этой породы, и Катерине придётся поплакать не меньше моего.
