Текст книги "Ох, уж эта Зойка"

Автор книги: Аделаида Котовщикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Сколько же кругом героев?

Без конца Глеб играл в войну. И с мальчишками во дворе, и дома, сам с собой. Крепкая, ловкая фигурка его так и мелькала перед Зойкиными глазами, когда Глеб скакал, вертелся и палил во все стороны из своего ружья. Только и раздавалось:

– Кх! Кх! В самого главного врага попал! Кх-кх! Тра-та-та! А это из пулемёта…

Глеб восхищался военными: какие они герои! Сильные, умные, смелые, всех врагов могут побороть!

Как-то вечером Зойка рассердилась на брата за то, что он не захотел прийти в гости к её куклам. Она уже приготовила всё для угощенья. Настоящий кекс, который дала ей баба Вера, накрошила и разложила по маленьким тарелочкам. «Морс» – воду, подкрашенную вареньем, – в кукольные чашечки налила. Принарядила своих дочек и усадила их за стол. Словом, всё-всё было готово, а Глеб ринулся в какое-то сражение отбивать попавшего в засаду героя-разведчика.

Глебу было не до гостей.

– И всё ты про героев! – капризно сказала Зойка. – И в книжках только про битвы выискиваешь. Хотела бы я увидеть хоть одного живого героя.

– Живого героя? – воскликнул Глеб. – А дедушка? Ты что, не знаешь, что дедушка в гражданскую войну сражался вместе с будёновцами? Ему тогда семнадцать лет было, и он на коне скакал. А в эту войну, в Оте-че-ственную, он был майором, а потом полковником. У дедушки и орден есть, и медали.

– Знаю, знаю, – сказала Зойка. – Ты же вечно заставляешь его рассказывать, как я могу не знать? А кроме дедушки, я ни одного героя не видела живого. Только на картинках, в кино и по телевизору.

Баба Вера, сидя в кресле под торшером, вязала для дяди Юры толстые спортивные носки. Чтобы ему тепло было на лыжах кататься. Она сдвинула очки на лоб и посмотрела на Зойку.

– Так ты, кроме дедушки, ни одного героя не видела? А между тем герой постоянно возле тебя, совсем рядышком.

– Где? – изумилась Зойка. – Что ты такое говоришь?

Глеб перестал сражаться и стоял, прислушиваясь.

– А баба Люба? – сказала баба Вера. – Она самый настоящий герой. У неё тоже есть медали: и «За победу над Германией», и «За отвагу», и «За боевые заслуги», и ещё какая-то, забыла сейчас…

– Почему-у? – Зойка в себя не могла прийти от удивления.

– Но ведь наша баба Люба на войне вытащила из-под огня десятки раненых. Она была сандружинницей, потом медсестрой в полевых госпиталях. Под пулями, под снарядами ползала, перевязывала раненых, тащила их на себе.

– Я в кино видел, как военные медсестры спасают раненых! – с воодушевлением сказал Глеб.

А Зойка спросила с недоумением:

– Ползала по земле? Такая толстая?

Баба Вера вздохнула:

– Так разве она тогда такая была? Любаша была стройная, красивая. Это после тяжёлого ранения у неё сердце совсем испортилось.

– Но как же она нам ничего не рассказывала? – спросил Глеб. – И почему она медали не надевает? Хоть по праздникам? Как дедушка.

– Очень уж она у нас скромная, – ответила баба Вера. – Любочка вообще про себя не любит говорить. И ты, Глебушка, пожалуйста, её не расспрашивай. Ведь она тебе про военные подвиги рассказывает…

– Да! – закивал Глеб. – Про солдат, про военных! А про себя-то саму? Я даже не знал, что баба Люба на войне была.

– Так она и всегда про других. И – для других. У нашей бабы Любы, ребятки, столько было тяжёлого в жизни. Вот сейчас её дома нет…

– В Филармонию с бабой Маней пошла, – вставила Зойка.

– … так я вам говорю про неё. А при ней и обмолвиться нельзя. Не может она вспоминать. У Любочки мужа на фронте убили, так же, как и вашего другого дедушку, папу вашего папы, а сынишка её погиб в бомбёжке вместе с бабушкой, моей и Любиной мамой. Ой, да не будем об этом… – Баба Вера вытащила из кармана фартука носовой платок и высморкалась, потом сняла очки и протёрла их, потом вытерла глаза.

Дети стояли молча и растерянно смотрели на слезинки, бегущие по извилистым морщинам на бабушкиных щеках. Зойка кинулась к бабушке и прижалась к её плечу:

– Не плачь!

Глеб погладил бабушку по седой голове.

– Баба Вера, – осторожно спросила Зойка, – о каком сынишке ты сказала?

Баба Вера откашлялась и проговорила тихонько:

– У бабы Любы был сынишка, чудесный карапуз, три года ему было, когда началась война. Славик. Сейчас бы ему уже двадцать семь лет было, старше дяди Юры.

– Бомба в него попала? – сдавленным голосом спросил Глеб.

Баба Вера кивнула и опять взялась за носовой платок.

– А папа наш воевал на фронте? – спросила Зойка.

Неожиданно баба Вера фыркнула в платок. На глазах слёзы, а сама смеётся.

– Скажешь тоже! Как мог твой папа воевать, когда он в то время был малышом? Как Глеб!

– Я большой! – Глеб выпрямился, встал по стойке «смирно».

– Да, да, конечно, ты большой, – согласилась баба Вера. – Папа был тогда немножко помладше.

– Немножко помладше, значит, такой, как я, – сказала Зойка. – А я тоже большая, школьница, а ты говоришь – «малыш».

– Но на фронт-то вас с Глебом ещё не взяли бы.

Глеб стоял в глубокой задумчивости.

– Баба Вера, послушай… – проговорил он медленно. – А я ведь не знал, совсем не знал! Она была тяжело ранена… куда?

– В грудь… Чуть не умерла…

– А потом что? – спросил Глеб.

– Потом поправилась, выходили её врачи. И стала работать медсестрой в больнице. И туда же поступила работать медсестричкой ваша мамочка. И ваша мама как-то пришла к бабе Любе в гости. И познакомилась с вашим папой.

– Нас тогда ещё не было? – спросила Зойка.

– Нет, – ответила баба Вера. – До того, как Витя познакомился с Машенькой, вас ещё не было. А сейчас вы живо отправитесь спать. Вот и весь вам мой сказ!

Куклы вместе с Зойкой быстро съели всё гостевое угощенье. Потом пришлось идти умываться.

В эту ночь Зойке снилась красивая, как царевна в сказке, девушка в военной форме. Девушка стояла посреди языков пламени. Кругом толпились люди и спрашивали: «Кто это? Кто это?» А голос бабы Веры отвечал: «Конечно, это баба Люба. Пока бомба не убила её сыночка и её не ранили тяжело, она была такая красивая». Вдруг к огню подбежал кудрявый толстенький карапузик, протянул ручки и крикнул: «Мама!» Зойка поняла, что это сынишка бабы Любы, Славик. От испуга, что сейчас он обожжётся, она громко закричала. И проснулась. Над ней склонилась баба Люба. Толстая, в халате.

– Ты что кричишь, Зоенька? У тебя что-нибудь болит?

В комнате уже горело электричество, а за окном посерело. Настало утро.

– Ничего не болит, – сказала Зойка, вглядываясь в бабу Любу.

– Тогда вставай, пора. Сейчас Глеба разбужу.

– Баба Люба, ты герой? – спросила Зойка. И сама себе ответила: – Ну конечно, герой. Ты же раненых спасала из огня.

Баба Люба нахмурилась.

– Да какой я герой? Тысячи девушек и женщин во время войны делали то же самое. Твоя баба Вера больше герой. Она в блокадную зиму на заводе работала, снаряды вытачивала. Научилась на станке, а до войны она в конторе работала. В цеху в блокадную зиму вода замерзала, стужа страшная. Сама баба Вера голодная, бомбы рвутся совсем близко, а все работают, не уходят. И баба Вера не уходит, чтобы побольше снарядов фронту дать. Вот это герои!

– Так сколько же вокруг меня героев? – с удивлением спросила Зойка.

– Много кругом героев, Зоенька, – сказала баба Люба. – Надо только уметь их видеть.

Чудеса бывают

Скатываться с горки можно сидя на корточках, а можно и стоя на ногах. Зойка, конечно, – на ногах. Раз сто, наверно, уже поднялась по лесенке и живо съехала вниз. Щёки у неё разгорелись, тёплая шапочка сбилась набок. Глеб накатался и в другом конце сквера играет с мальчишками в снежки. А Зойка никак не может оторваться от горки.

Наконец Ира Козлова за руку оттащила её в сторону:

– Будет тебе. Давай лучше просто так походим, посмотрим. Видишь, деревцо, как кружевное? На каждой веточке снег.

Да, Зойка видит. Просто загляденье деревья. И кусты тоже. Красиво, как в сказке. На дорожках снег истоптан ребячьми ногами, и повсюду, где и нет дорожек, разбежались во все стороны следы. Только на деревьях снег не тронут. Лежит, как из серебряной ваты.

– А вон ёлочка почему-то отряхнулась, – показала Зойка. – Видишь, осыпался снег с веток? Может, мальчишки тряханули. А у вас большая ёлка?

– Не очень. Зато пушистая – прелесть.

– А у нас большая. Папа притащил. В угол её поставили, а то и ходить негде.

И пахнет-пахнет! Проснёшься утром – и будто ты в лесу. Ты рада, что в школу ходить не надо?

– Конечно, рада. Спи, сколько хочешь, гуляй, играй.

– И я! И я!

У Зойки дух захватывало от радости: каникулы – это просто замечательно!

Она расхохоталась и вытянула руку в рукавичке:

– Погляди! Кот улицу переходит. Будто клякса большущая с четырьмя лапками!

– Ой, какой чёрный! – вскрикнула Ира. – Ни одного пятнышка, весь-весь чёрный. Хорошо, что дорогу нам не перешёл.

– Ты что? – у Зойки округлились глаза. – Как старинный человек, в приметы веришь? Забыла, что нам Надежда Васильевна рассказывала? Это прежде люди верили в духов, в домовых и во всякое волшебство, а теперь…

– Она говорила, Надежда Васильевна, – перебила Ира, – что и теперь люди иногда верят в колдовство и в чудеса. Которые необразованные. А то и дети такие попадаются: верят, будто какой-нибудь предмет поможет им получать пятёрки, не уча уроки. Но у нас в классе, я думаю, таких дурачков нет.

Зойка глубоко вздохнула и отвернулась. Потом крикнула:

– На каталку пойдём! – и побежала изо всех сил к полоске льда на дорожке, где, балансируя руками, раскатывались ребята.

«Что ж делать, если нет чудес, – думала Зойка. – Ну, ничего. Хорошо и без чудес».

Но на другой же день она своими глазами убедилась, что чудеса бывают.

Хорошим ученикам первых и вторых классов дали билеты во Дворец пионеров на выставку игрушек. Глеб и Зойка тоже получили билеты. К часу дня ребята собрались в школьной раздевалке. Надежды Васильевны не было, какие-то чужие учительницы построили их в пары, отвели на трамвайную остановку, посадили в трамвай и быстро привезли во Дворец.

Игрушки были такие интересные, такие хорошенькие, что Зойка только ахала и ойкала, разглядывая бесчисленных зверюшек и кукол. Главное, все эти замечательные, забавные игрушки какие-то ребята сделали своими руками. Сшили, вылепили из папье-маше, вырезали из дерева… Удивительно! Игрушки стояли и сидели в застеклённых шкафах, которые назывались витринами. Каждый шкаф можно было обойти кругом и хорошенько рассмотреть любую игрушку.

Зойка смотрела бы и смотрела, но пришла какая-то тётенька и сказала:

– Ребята, встаньте в круг пошире. Сейчас пионер из седьмого класса Слава Петров что-то вам покажет.

Ребята встали в широкий круг. На середину вышел большой мальчик в пионерском галстуке. В руках он держал мохнатую собачонку ростом с живого щенка.

– Это наш Бобик, – сказал он. – Мы сами его сделали из кусков овчины, из материи, а глаза из стекла. Вы видите, что он игрушечный? – Мальчик высоко поднял Бобика и повертел им, чтобы ребята лучше видели. – Можете даже потрогать его.

Слава Петров протянул собачонку ребятам, которые стояли впереди. Зойка тронула пальцем бок собаки. Он был шерстистый и неподвижный. И другие ребята тронули, кто лапку, кто хвостик.

– Убедились, что игрушечный? – спросил пионер. – Ну вот. Так я вам скажу, что он на вид игрушечный, а на самом деле живой. И очень послушный. Сейчас я его поставлю на пол, отойду, и он будет делать то, что я ему прикажу. Только вы стойте смирно и не шумите.

Пионер Слава Петров поставил Бобика на пол посреди ребячьего круга, отошёл в сторону и взгромоздился на стул.

Ребята смотрели на Бобика затаив дыхание.

– Бобик, побегай! – чётко сказал Слава.

И вдруг… что это? Бобик ожил. Он встряхнул ушами и, быстро перебирая лапками, побежал по кругу. Ребята зашумели от удивления.

– Тише! – сказала тётенька, которая познакомила их со Славой. – Ребята, соблюдайте тишину. Бобик маленький, он может испугаться и перестанет как следует слышать приказания.

Стало тихо-тихо: никто не хотел испугать Бобика. Какой-то толстый мальчик сопел Зойке прямо в ухо, но она даже не шевельнулась.

– Бобик, поскачи! – велел Слава.

Мохнатый щенок несколько раз подпрыгнул. Мордочка у него сделалась хитрая.

Ребята не выдержали и захохотали.

– А теперь, – перекрикивая смех, громко сказал Слава, – попляши, Бобик! Поздравь ребят с каникулами хорошим танцем!

Ну, разве это не чудо? Самое разнастоящее чудо! Сделанный из шерсти и чего-то ещё, игрушечный Бобик встал на задние лапки и затанцевал. Глазки у него сверкали, красный язычок свесился на сторону.

Ребята смеялись и хлопали в ладоши. Зойка не хлопала. Она вся вспотела от волнения и от того, что со всех сторон её зажали. Толстый мальчишка дышал ей в ухо, кто-то притиснул её плечо. Но всё это были пустяки по сравнению с главным: игрушечный Бобик ожил!

Зойка видела заводные игрушки. У них с Глебом был заводной поросёнок со скрипочкой. Заведи его ключиком – он танцует и водит по скрипочке смычком. Но Бобика Слава не заводил, наоборот, он отошёл от него. Как же так? Значит, просто Бобик стал живой!

Поплясав, щенок остановился. Слава соскочил со стула, взял его на руки и погладил.

– Устал, маленький? Ну, хватит.

Круг поломался: ребята со всех сторон обступили Славу. Зойка выбралась из толпы. Уф-ф! Жарища! Она отошла в сторону, чтобы охладиться.

И оказалась возле приоткрытой двери. Зойка с любопытством заглянула в щёлку: а там что?

Комната по ту сторону двери тоже была полна ребят. Все они играли в разные игры. А вон хоккей настольный! Один раз Зойка видела такой в магазине игрушек, куда они зашли с дедушкой. Она и сама не заметила, как очутилась возле хоккея. Хорошо бы попробовать сыграть. Но у этого стола толпятся одни мальчишки, и все старше её. Хоть рассмотреть, как это играют в настольный хоккей?

– Зойка, это правда ты? – раздался удивлённый возглас.

Кто её окликнул? Зойка посмотрела. Батюшки! К ней подскочил… кто бы вы думали? Сорванец. Но какой высокий, в школьной форме, а не в трусах. И всё-таки на Зойку так и пахнуло летом.

– Я помню, тебя Лёней зовут… – Зойка застеснялась, переступила с ноги на ногу.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Сорванец.

– Мы игрушки смотрели. Ребята из нашего класса и другие…

– Как из класса? Ты в школу ходишь?! Вот так штука!

– Приняли вместе с Глебом. А ты что здесь делаешь?

– Я на ёлке был. А теперь просто играю. Хочешь, я тебе комнату сказок покажу? Ты ещё не видела?

– Комнату сказок? Нет. Это что такое?

Как когда-то летом, Сорванец схватил Зойку за руку и потащил её за собой.

Переступив порог, Зойка замерла от восхищения.

В зеленоватом таинственном полумраке сидит на камне, на берегу моря, русалочка.

А море светится, по волнам плавают причудливые рыбки с прозрачными хвостами.

А вот лиса тащит петушка. Как он кричит, бедный! Из окна избушки торчит рогатая голова козы-дерезы. Выгнал зайчика, негодяйка, сама в избушке поселилась. Волчище, Зубы-то! Красная Шапочка идёт себе по лесу, цветочки собирает и даже не подозревает, куда спешит волк…

Долго бродила Зойка, уцепившись за руку Сорванца, по залам, полным чудес. Она бы и ещё бродила, но Сорванец сказал:

– Знаешь, наверно, домой пора. Я уже здесь давно, полдня или больше. Есть охота.

Зойка точно проснулась, огляделась растерянно:

– А где Глеб?

– Пойдём поищем твоего Глеба. И как это ты тоже в школу ходишь, просто поразительно!

Не меньше получаса они скитались по красивым залам. Но ни Глеб, ни знакомые Зойке ребята им не попадались. И вообще детей стало гораздо меньше.

– Мы, кажется, потерялись. – Зойка хлюпнула носом, собираясь плакать.

В этот момент они стояли не в зале, а на какой-то лестнице. Совсем не на той, по которой Зойка и Глеб поднимались вместе с ребятами из своей школы и с учительницами.

Сорванец презрительно хмыкнул.

– Ещё чего – потерялись! Что мы, в лесу дремучем, что ли? Пошли в раздевалку. Они, наверно, там. У тебя номерок от пальто есть?

Зойка развернула платочек, зажатый в кулаке: в нём лежал номерок. Счастье, что хоть номерок-то не потерялся!

Внизу, в гардеробе, Глеба тоже не было. Но пальто на вешалках висело ещё довольно много.

– Они, должно быть, уже уехали, – сказал Сорванец.

– Как?! – вскрикнула Зойка. – А я?

– До чего есть хочется, – пробормотал Сорванец и бросился к буфетному прилавку: – Дайте мне петушка на палочке!

Зойка бросилась за Сорванцом, чтобы и он не потерялся. Поглядев на петушков, сказала грустно:

– А у нас деньги у Глеба. У него карманы есть в штанах.

– Дайте мне два петушка, – попросил Сорванец и одного петушка протянул Зойке: – Держи! И ничего не бойся! Мне через две недели десять лет будет. Ты думаешь, я что? Какой-нибудь первоклассник? Провожу тебя домой, и вся недолга! Ты адрес свой знаешь?

Скороговоркой Зойка назвала улицу, номер дома и квартиры. Давным-давно, когда Зойка была ещё совсем маленькая, бабушки заставили её и Глеба заучить адрес и часто этот адрес спрашивали, приговаривая: «Мало ли что может случиться»…

– Здорово вызубрила, – хихикнул Сорванец. – Ну, это хорошо. Нам даже почти по дороге. – Он пересчитал медяки в руке. – И на трамвай даже хватит, не придётся зайцами ехать.

– А ты хотел зайцем? – с уважением спросила Зойка.

– Неужели пешком топать? Давай номерок, я тебя одену.

Сорванец заботливо помог Зойке продеть руки в рукава шубки. Он держался так уверенно, что Зойка совсем успокоилась. А Глеб, конечно, уже дома. Интересно, сильно досталось ему от бабушек за то, что вернулся без Зойки? А она и сама явится. Её Сорванец доставит. Он так и сказал:

– Ты не беспокойся, я тебя хорошо доставлю.

На улице Зойка немножко струхнула. Темно уже, фонари горят, того и гляди, ночь настанет. На трамвайной остановке куча людей. Все незнакомые, чужие. Зойка вдруг ощутила свой маленький рост: не наступили бы на неё…

Но Сорванец ловко втолкнул Зойку в трамвай с передней площадки, влез сам, посадил её на скамейку, а сам встал возле неё. И сказал какому-то дяденьке:

– Не толкайтесь, пожалуйста, тут ребёнок сидит. – Вид у Сорванца был преважный.

– Ты приходи к нам в гости, – сказала благодарная Зойка.

– Угу! – кивнул Сорванец.

И вот они вышли из трамвая и перебежали дорогу. Быстро-быстро зашагали и пришли на знакомую Зойке улицу.

– Вон там наш двор! – с облегчением, весело показала Зойка. – Идём сейчас к нам в гости!

Сорванец замотал головой. Довёл её до ворот, прошёл с ней по двору, довёл до подъезда:

– Этаж который?

– Второй. Пятая квартира. Идём, идём, ты же есть хочешь, вместе пообедаем.

– Да, есть охота, – вздохнул Сорванец. – Доеду, не пропаду с голоду. Дойдёшь тут сама? До свиданья!

Он махнул Зойке рукавицей и помчался к воротам, выскочил на улицу. Зойка поглядела ему вслед и стала подниматься по лестнице.

Где же Глеб?

– Почему ты так долго? – взволнованно спросила баба Вера, открыв Зойке дверь. – Мы уж не знали, ехать за вами или как? Но где вас там искать?

Зачем-то она открыла широко входную дверь, выглянула на лестницу. И уставилась на Зойку:

– А где Глеб?

– Дома, – ответила Зойка, – Они раньше уехали, Сорванец сказал…

– Какой сорванец? – баба Вера всплеснула руками и закричала: – Люба! Люба!

По коридору, шумно дыша, почти бежала баба Люба.

– Что случилось?

– Она одна пришла, без Глеба! А уже седьмой час.

– Господи! Что такое? – в испуге сказала баба Люба. – Почему ты одна? Вас привезли назад в школу?

– Меня не привезли, – сказала Зойка. – Меня Сорванец привёз. Я его звала к нам, он не захотел…

– Ничего не понимаю! – Баба Вера рывками сняла с Зойки шубку, шапку и ботики, потащила её в комнату, слегка толкнула на диван: – Рассказывай так, чтобы что-нибудь можно было понять!

Однако и через десять минут, и через четверть часа ничего не прояснилось. Зойка сбивчиво рассказывала про какого-то Бобика, игрушечного, но всё-таки живого, про русалочку, про то, как ей стало очень жарко и она вдруг увидела Сорванца…

– Про какого сорванца ты всё время толкуешь? – спросила баба Люба.

– Как ты не понимаешь? – поразилась Зойка. – Ну, Сорванец, Лёня! На даче-то мы жили…

– Постой! Неужто это тот мальчишка, который тебя на пруд увёл? О господи! Откуда он взялся?

– Во Дворце пионеров, конечно, – сказала Зойка.

Баба Вера махнула рукой.

– При чём тут пруд? Чепуху какую-то городите, когда Глебушки нет. Одно мне ясно: они там растерялись. Что делать? Витя с Машенькой сегодня в театре. Да и всё равно у них телефон только на работе у Вити, дома телефона нету…

– В школу позвоню. – Баба Люба пошла к соседям и вскоре вернулась. – Не отвечает телефон. Сама в школу пойду.

– Нет, я пойду, – Баба Вера торопливо накинула на голову тёплый платок, – Тебе же трудно.

«У бабы Любы тяжёлое ранение было, как ей бежать быстро, – подумала Зойка. Она сидела на диване насупленная, подавленная. – Вся с головы до ног виноватая. А не знаю в чём».

Уходя, баба Вера в спешке споткнулась о ковёр. И в том, что баба Вера чуть не упала, Зойка тоже почувствовала себя почему-то виноватой.

Баба Люба то стояла у окна и, отдёрнув штору, смотрела на улицу, то садилась на стул, то опять вставала.

– Такой маленький, – бормотала она. – Где он? Что с ним? Просто ужасно!

Зойка зашевелилась на диване.

– Кто маленький? Глеб?

– А что, большой? Восьмой год ему всего. Никогда ещё никуда один не ездил. Как ты смела его бросить, куда-то от него уйти? Вместе вы бы не потерялись!

А, так вот в чём её считают виноватой! Она же чувствует, что обе бабушки считают её виноватой. В том, что Глеба нет! Но при чём тут она? Только отошла на минутку… Она Глеба искала вместе с Сорванцом. А он сам почему её не нашёл? И какой он маленький? Старше её и ростом выше. И всегда твердит, что он большой, что это она маленькая. Сам бы должен за ней смотреть, чтобы она не потерялась…

Зойка почувствовала себя оскорблённой, надулась и ни на один вопрос больше не отвечала.

Вернулась баба Вера. Запыхавшись, она, как была – в заснеженном пальто, опустилась на диван. От ботиков её сразу натекли лужи. Но баба Вера, сама не позволявшая входить в комнату в калошах или в ботах, не обратила на лужи никакого внимания.

– Ну, что, что? – спрашивала баба Люба.

– Давно все экскурсии приехали, дети разошлись, – отдышавшись, выговорила баба Вера. – Всё заперто, еле я там сторожиху отыскала… Метёт на улице, вьюга поднялась.

– Господи! – баба Люба взялась руками за голову. – Значит, что-то случилось между школой и домом. Надежда Васильевна довезла их в целости, не сомневаюсь.

– Не было никакой Надежды Васильевны, – пробурчала Зойка. – Чужие учительницы. Мы из разных классов были.

– Не было Надежды Васильевны? – как эхо, повторила баба Люба и кинулась к двери. – В милицию буду звонить. Извинюсь перед соседями, что опять к телефону…

Баба Вера, так и сидевшая в пальто и в ботах, тихонько заплакала. Голова у неё была беспомощно опущена, и Зойка вдруг поняла: произошло страшное. Глеб пропал, может быть, с ним что-нибудь случилось!

Глебушка! Братишка её! Да, он сильный, по физкультуре лучше всех в классе и считает себя большим. Но всё равно он ещё маленький, в трамвае никогда не ездил один. По улице один ходит: в школу, в сквер, в булочную, но не ночью же, не в темноте. И не во вьюгу. Где он?

Зойке представилось, как Глеб идёт по какой-то снежной равнине. Снег его залепляет с головы до ног, целые сугробы на Глеба валятся. И вот он падает, и его заносит метель… А что, если Глеб не вернётся?

Ужас охватил Зойку. А как же она? Разве ей можно без Глеба?

Она сидела с расширенными глазами, и сердце сжималось у неё в комок.

Как могла она бросить Глеба, уйти от него? Ведь он такой хороший, Глеб. Всегда он о ней заботится. Верно Ира говорила: «Твой брат такой хороший, ранец твой нёс». Завтрак он ей отдал, всегда скрывает от всех, если она неладное сделала, чтобы её не бранили. Сам ругает, но ведь потому что любит её, сестрёнку свою. А она…

– В милиции всё записали, – рассказывала, вернувшись от соседей, баба Люба. – Они по детским комнатам будут звонить, сообщат…

– Значит, просто сидеть и ждать? – потерянным голосом спросила баба Вера. – Может быть, всё-таки лучше…

Что «лучше», никто так и не узнал. Отчаянные всхлипы прервали бабу Веру.

Прижав кулаки к глазам, тихо сидевшая на диване Зойка взвыла во весь голос:

– Гле-ебочка! Зачем я ушла на хок-кей смотреть? Плохая я, плохая! И врунья я. Наврала ему про двадцать копеек, что потеря-я-ла-а, а сама-а…

– Какие двадцать копеек? – устало спросила баба Люба.

– Талисма-ан я купила-а! – выла Зойка. – А он всё равно не действова-ал, может, он и не волшебны-ый… И на даче я блюдечко разби-и-ла, а все думали – ко-ошка-а…

– О чём это она? – промолвила баба Люба.

– Грехи свои, очевидно, вспоминает, – печально усмехнулась баба Вера.

– Не хочу-у, чтобы Глеба не было, не хочу-у! – выла Зойка. – Пусть Глеб до-ома будет!

От волнения и беспокойства бабушки не могли Зойку утешать, только говорили то одна, то другая:

– Перестань! Не реви, и без тебя тошно!

От Зойкиных завываний не слыхали звонка. Должно быть, открыли соседи. Совершенно неожиданно дверь распахнулась.

На пороге появился Глеб, весь облепленный снегом. Позади него стояла какая-то девушка в синей вязаной шапочке.

– Ты дома, Зойка? – радостно воскликнул Глеб.

– Глебушка! – вскрикнула баба Люба. – Счастье какое.

Баба Вера кинулась к Глебу, смеясь и плача одновременно, обняла его за плечи:

– Мальчик мой!

Едва Глеб появился в дверях, Зойка замолчала, будто выключили её, как радио выключают.

– Понимаете, как получилось! – звонко говорил Глеб. – Я Зойку ждал-ждал. А потом…

– Садитесь, садитесь, – приглашали девушку баба Вера и баба Люба. – Раздевайтесь, пожалуйста! Мы так переволновались, просто словами не выразить. Как нам вас благодарить, что вы Глеба привели, просто не знаем!

Девушка рассказала, как она увидела мальчонку, бредущего по улице сквозь метель.

– Где? Где? – спрашивали бабушки.

– Да, знаете, совсем в другом районе, далеко отсюда…

Суетня, суматоха. Глеба раздевали и целовали. Девушку усаживали ужинать, спрашивали её ещё и ещё, записали её адрес, приглашали приходить почаще в гости. Выпив стакан чаю, девушка отбилась от бабушек и ушла.

Наконец стало тихо. Дети сидели за столом и ели за обе щёки. Обедали и ужинали – всё сразу.

Баба Вера прижимала руку к груди:

– Думала, сердце от тревоги разорвётся. Просто счастье, что так всё кончилось! – Вдруг она посмотрела на Зойку и совсем другим тоном спросила: – А что такое ты там говорила про какие-то двадцать копеек? И про блюдце?

– И про талисман какой-то? – добавила баба Люба.

– Я же думала, что Глеб не вернётся! – заявила Зойка. Она уже жалела, что выдала свои тайны.

– Не говори таких страшных вещей! – теперь баба Люба схватилась за сердце.

Баба Вера замахала на Зойку руками и встревоженно наклонилась к сестре:

– Дать тебе сердечных капель, Любаша?

Она полезла в аптечку за каплями, и никто уже Зойку ни о чём не спрашивал.