Текст книги "Ох, уж эта Зойка"

Автор книги: Аделаида Котовщикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Аделаида Александровна Котовщикова
Ох, уж эта Зойка

Поросячье угощенье, дядя Юра и Сорванец

На веранде, на краешке стола, красовалось блюдечко с розовой каёмкой. На блюдечке – груда тёмно-лиловых слив. Зойка выскочила из комнаты и видит: дядя Юра, длинный, голый до пояса, в одних спортивных брюках, стоя читает газету. В одной руке газету держит, а другую протянул и – хвать сливу, да в рот.

– Ты зачем ешь поросёнкино? – закричала Зойка. – Думаешь, студент, так тебе всё можно?

Дядя Юра сморщился и выплюнул сливу в открытое окно веранды, в сад.

– Фу! А как же свинячья еда на людском столе оказалась?

– Я на минутку поставила. Сейчас понесу Ваське в сарай. Для лучшего знакомства.

– А, так тут свиньи ещё не касались? – дядя Юра преспокойно забросил себе в рот две сливы подряд.

– Одна свинья уже прикоснулась! – с возмущением выпалила Зойка, схватила блюдечко двумя руками и отскочила с ним в сторону.

– Ничего-о себе! – дядя Юра покачал головой. – Если ты, Зайка, в шесть лет такая нахалка, то что же с тобой будет потом?

– А ты зачем маленького поросёнка объедаешь? – сердито, чтобы скрыть смущение, пробурчала Зойка и с блюдечком в руках побежала в сад.

Сарайчик был заперт. Хозяйка дачи, как видно, уже кончила кормить Ваську и ушла. В сарайчике глухо и сыто похрюкивало. Немножко Зойка послушала и побрела прочь.

Значит, напрасно она пожалела для дяди Юры слив. Да ещё и обругала беднягу. Зойка кинулась к дому. Но веранда была пуста. Дядя успел куда-то уйти.

Зойка быстро съела сама все сливы, а блюдечко кинула на стол. Ему бы встать, как полагается, а оно вдруг покатилось, на краю стола секундочку поколыхалось, словно раздумывая, что ему делать, и брякнулось на пол.

– Это что разбилось? – послышался в глубине комнаты голос бабы Веры.

Зойка сошмыгнула со ступенек в сад. Густые кусты сирени скрыли её в один миг.

Через застеклённую стенку веранды она хорошо видела бабу Веру. Вздёрнув очки на лоб, баба Вера озиралась по сторонам.

– Что там? – спросил голос бабы Любы. И она тоже вышла, повязанная фартуком. На плече у неё висело кухонное полотенце, а на лбу прицепилась веточка укропа.

«Баба Люба, у тебя висюлька, а ты не чувствуешь», – чуть-чуть не сказала Зойка, но удержалась.

– Не пойму, что здесь звякнуло, грохнуло? – сказала баба Вера.

– Да вон же осколки на полу. – Баба Люба нагнулась. – Ой, моё любимое блюдце!

– Наверно, кошка столкнула, – сказала баба Вера. – Вечно эти кошки по столам скачут.

Пыхтя, баба Люба подбирала черепки. Она была очень полная, и ей было трудно нагибаться.

– А дети где? – спросила она.

– В саду гуляют, – ответила баба Вера уже из комнаты.

Баба Вера была, наоборот, худая и проворная, но очень рассеянная. Уходя, она уронила носовой платок и не заметила. Баба Люба, кончив подбирать остатки любимого блюдечка, подобрала платок своей сестры и тоже ушла.

Зойка вылезла из укрытия и отправилась искать Глеба. Настроение у неё сделалось прескверное. Одни неприятности кругом! Не удалось угостить поросёнка, обнахалила дядю Юру, а теперь он, чего доброго, не захочет с ней возиться и играть в бадминтон, заставила бабу Любу шарить по полу, подбирая осколки блюдечка, разбитого, может быть, кошкой. Может быть! А главное, куда-то девался Глеб.

Когда бежала за сливами для поросёнка, Зойка видела Глеба недалеко от калитки. Он играл в мячик с Гришей. Гриша жил на соседней даче и дружил с Глебом. Но теперь мальчиков возле калитки уже не было. Неужели Глеб посмел удрать на улицу без неё? Когда им вообще одним на улицу не разрешается. Особенно ей. Глебу до водяной колонки можно. Всё-таки он на год старше. Дальше колонки ему тоже нельзя. Там вскоре начинается шоссе, по которому ездят автобусы и всякие машины.

А что же она будет делать без Глеба по утрам, когда они вернутся в город? И зачем мама её родила на целый год позднее, чем Глеба? Страшная несправедливость! Вот теперь Глеб пойдёт в школу, а она нет. В последнее время он зафасонил – прямо терпеть невозможно. На каждом шагу твердит: «Ты ещё маленькая. Я пойду в школу, а ты не пойдёшь!» Это – когда он ещё только собирается стать школьником.

А когда на самом деле станет – тогда что будет? Вот убежал куда-то и её не подождал. Безобразие!

В задумчивости Зойка вышла за калитку и медленно поплелась вдоль забора. Под ногами шуршали листья. Вон сколько нападало с деревьев. Одни красные, другие жёлтые, а третьи пополам: зелёные с коричневым. Красивые. Пусть Глеб сделает для неё гирлянды из этих листьев. И пусть набьёт ими матрасик для куклы. Так ведь пропал куда-то!

Зойка поворошила ногой листья, подняла голову. И сразу сделала строгое лицо, прищурилась, прикусила нижнюю губу. В нескольких шагах от неё стоял босой, в одних трусах мальчишка лет девяти и насмешливо улыбался. Это был Сорванец из дачи напротив. Наверно, у него было какое-нибудь имя, но Зойка его не знала, потому что все три бабушки – и баба Вера, и баба Люба, и баба Маня, когда приезжала из города, – называли его Сорванцом.

– Ты что ищешь? – спросил Сорванец.

– Глеба, – простодушно ответила Зойка.

Сорванец прыснул:

– Пф… ф… разве твой брат такой крошечный, чтобы в траве затеряться? Ростом, что ли, с перочинный ножик? – И захохотал во всё горло.

Зойка обиделась. Презрительно оглядела мальчишку.

– А у тебя все ноги в гадостях!

Сорванец перестал хохотать и уставился на свои загорелые, исцарапанные ноги. Нагнулся и снял с левой ноги что-то чёрное, извилистое.

– Подумаешь, один дохлый головастик прицепился!

Зойка вздёрнула подбородок.

– А тебе нужна тысяча?

– Вот хорошо бы тысячу головастиков иметь? – вздохнул Сорванец. – Разве ты не хотела бы? Только и это не головастик, – рассматривая снятое с ноги, сказал он с сожалением. – Из всех головастиков давно лягушки повывелись. Это просто такая пиявочная водоросль. Потому что я купался в пруду. Хочешь, покажу, как я ныряю?

Можно ли играть с Сорванцом? Одной. Без Глеба. Неизвестно. А идти на пруд, кроме как с бабушками и с папой, с мамой, нельзя.

Это уж точно. Даже с дядей Юрой – сомнительно. С дядей Юрой почти наверняка не пустят на пруд: он увлечётся купаньем, а про детей забудет. А уж с Сорванцом на пруд!!!

Щёки и уши стали у Зойки пунцовыми. Она почувствовала, что сейчас погибнет. Потому что сделает что-то ужасное. Настоящее преступление. Ей стало страшно. И в то же время сердце у неё сладко замерло.

Дрогнувшим голосом Зойка сказала с отчаянной решимостью:

– Да, я хочу посмотреть, как ты ныряешь!

Сорванец схватил её за руку, и они побежали. И через пять минут очутились на берегу заросшего осокой прудика.

«А вот пусть Глеб меня не бросает, – стоя под развесистой ивой, мстительно думала Зойка. – Какой герой, батюшки, этот Сорванец! А Глеб пусть не удирает от меня! Хоть он и будет школьником, а я – нет. И я не виновата, что такая неудача: на год позднее родилась. Из такого смелого, как этот Сорванец, даже космонавт может когда-нибудь получиться!»

Уже четыре раза, Зойке напоказ, Сорванец плюхался в пруд. С размаху разбивая своим телом зелёную тину, он исчезал, и некоторое время его совсем не было видно. Зойка таращила испуганные глаза на воду, на осоку и прибрежные кусты. Но вот Сорванец выныривал, ловкими взмахами рук достигал берега и вылезал, шумно дыша и отплёвываясь. Кончив плеваться и переводить дух, он гордо спрашивал:

– Видишь?

Не в силах выразить словами своё восхищение, Зойка молча усиленно кивала несколько раз подряд. С последним её кивком зеленоволосая, облепленная тиной голова Сорванца и его ноги, сплошь в пиявочных водорослях, мелькали в воздухе в новом потрясающем прыжке. Никогда в жизни Зойка не видела ничего более захватывающего.

Сколько времени так продолжалось, она не знала. Наконец, в полном изнеможении Сорванец повалился на траву. Зойка присела на корточки возле него.

– Ты будешь великим человеком! – сказала она проникновенно.

Сорванец так удивился, что полежал с открытым ртом, разглядывая Зойку, как что-то невиданное. Потом предложил:

– Хочешь, я научу тебя плавать?

– Когда я вырасту, – подумав, торжественно сказала Зойка, – я непременно буду плавать в прудах, в озёрах, в морях и в океанах. Тогда ты меня научишь.

Вдруг Сорванец дрыгнул ногами и сел:

– Чего это народ бежит? Случилось, что ли, чего?

Зойка повернулась лицом к дороге. Вот так зрелище!

Быстро шёл дядя Юра в своих неизменных спортивных брюках, но уже в рубашке. За ним бежал Глеб. За Глебом – соседский Гриша. За Гришей спешила баба Вера, на ходу повязывая косынку. За бабой Верой подскакивала кошка Резвушка. Та самая, которая, по всей вероятности, разбила блюдце.

Зойка, а за ней Сорванец припустили навстречу всей этой компании.

– Что случилось? – закричала Зойка.

Дядя Юра издал какой-то неразборчивый клич, набежал на Зойку, подхватил её на руки и завопил:

– Вот она! Вот она!

И вслед за ним все, как по уговору, закричали:

– Вот она! Вот она!

– Ой, ну что у вас случилось? Что случилось? – нетерпеливо спрашивала Зойка, сидя на руках у дяди Юры и приглаживая ему вспотевшие волосы надо лбом. – Куда вы все помчались?

– Слушай, я высеку тебя! – сказал дядя Юра. – Не дожидаясь из города мамы. Просто по собственному почину.

– За то, что я тебя… тогда? – виноватым ласковым голоском спросила Зойка.

– Я не знаю, что было «тогда». У тебя секунды не проходит без проделок. Зато я знаю, что было теперь!

Подбежала баба Вера и, охая, стала обнимать Зойку прямо на руках у дяди Юры. А за ногу Зойку дёргал Глеб.

Сверху вниз глядя на него, Зойка крикнула:

– Ты куда девался?

– Я?! – воскликнул Глеб. – Я в саду играл, за сараем. А ты куда девалась? Ты-то! Ты-то!

Баба Вера шлёпнула Зойку. Сильно, но нисколько не больно, потому что попала по руке дяди Юры. Помахав в воздухе ушибленными пальцами, она накинулась на Сорванца:

– Ты зачем её увёл? Вот нажалуюсь твоей матери!

Сорванец смотрел на всех с любопытством, а тут он захлопал глазами и пустился наутёк.

– Он вообще очень храбрый, – сказала Зойка. – Это он на всякий случай…

– Вера Ивановна, – широко шагая, сказал дядя Юра семенившей за ним бабе Вере, – я считаю, что Зою на всякий случай необходимо отстегать прутом. Как вы думаете?

– Ты это что – серьёзно? – Зойка слегка дёрнула его за волосы.

– А как поступают с бессовестными детьми? – вопросом на вопрос ответил дядя Юра.

Дома Зойка окончательно догадалась, что вся суматоха произошла из-за неё. Глеб искал её в саду. Не нашёл и сказал бабушкам, что Зойка пропала. Потом кто-то на улице сказал бабе Любе, что Зойка бежала куда-то, уцепившись за руку Лёньки-Сорванца…

Так Зойка узнала, что у Сорванца в самом деле есть имя. Этого храбреца зовут, оказывается, Лёней.

И ещё она узнала, как скучно сидеть одной в комнате, когда все гуляют в саду. Конечно, преступление Зойка сделала большое. Недаром, соглашаясь посмотреть, как Сорванец нырнёт, она чувствовала, что погибает. Но и наказали её здорово: запретили выходить из комнаты до самого вечера.

– Можно, я буду с ней сидеть? – попросил Глеб. – Мне не хочется гулять.

– Нельзя, – переглянувшись, хором сказали баба Вера и баба Люба. Баба Люба поцеловала Глеба в голову. Баба Вера поправила на нём рубашку. Потом обе повторили: – Нельзя, Глебушка.

– Но ведь она ещё маленькая, – сказал Глеб. – Она ещё в школу не пойдёт. Это я виноват, что за ней не присмотрел. Я-то ведь в школу пойду. Меня вместе с ней надо наказать.

Дядя Юра захохотал. А Зойка громко заревела. Чтобы не расстраиваться от Зойкиного рёва, обе бабушки ушли из комнаты. При этом они, как видно, на всякий случай, заперли Зойку на ключ. А Глеба дядя Юра увёл в кино на детский фильм. Глеб не хотел идти в кино без Зойки, но бессовестный дядя Юра его уговорил.

От жалости к себе Зойка решила умереть – пусть знают! Она легла на кровать, крепко зажмурила веки и лежала тихо и неподвижно, дожидаясь, когда перестанет существовать на этом свете. Старалась-старалась не дышать, да и заснула. И проспала до самого ужина. К ужину её разбудили, и никто её уже не бранил, наоборот, обе бабушки щупали ей голову: не горячая ли?

Зойка старательно кашляла и говорила слабым голосом:

– Простудилась я на этом пруду, пока храбрый Сорванец-Лёня нырял…

– Розог! Розог! – кричал дядя Юра.

Но никто на него не обращал внимания, все беспокоились о Зойкином здоровье.

Что делается на свете!

Полдень, как известно, двенадцать часов дня, а полночь – двенадцать часов ночи. Так вот, в полдень, а, конечно, не в полночь, поднялся сильный шум.

Дети сидели на веранде за вторым завтраком. И вдруг приехали из города баба Маня и деда. Они – мамины родители. И дяди-Юрины тоже. А баба Вера – папина родительница. А баба Люба – её сестра и папина родная тётка.

Как было не подняться шуму? Во-первых, Глеб и Зойка выскочили из-за стола и повисли на шее у деда. Во-вторых, их обоих крепко обняла баба Маня.

В третьих, все бабушки восклицали сразу:

– Ах, какая радость! Как хорошо, что вы приехали! Мы давно собирались вас навестить! Мы так без вас соскучились!

А самое главное: баба Маня, не успев ещё выпустить из своих рук детей, стала без передышки воспитывать дядю Юру:

– Почему ты ходишь без рубашки? Наверно, все рубашки грязные, мог бы и сам постирать, Вере Ивановне и Любови Ивановне и без тебя хватает дела, воду-то ты им носишь? А брюки-то, брюки на что похожи!

– Мама, всё в порядке! – уверял дядя Юра.

Но баба Маня не слушала и продолжала его воспитывать: и похудел-то он, и вид у него дикий, нестриженый, нечёсаный и ободранный, и не занимается-то он, наверно, нисколько, а только приключенческие книжки читает.

Зойке даже жаль стало своего дядюшку, и она громко сказала, перебив бабу Маню на полуслове:

– Как тебя, дядя Юра, аппендицит-то подвёл! Был бы ты сейчас на студенческой стройке.

Все засмеялись, хотя что смешного в аппендиците? А дядя Юра вздохнул:

– Твоя правда, Зайка. Если б не сделали мне летом операцию, я бы сейчас был на какой-нибудь студенческой стройке, а не прокисал на даче.

– Зоя, а ты зачем бабу Маню перебила? – нахмурился дедушка. – Перебивать старших не годится.

Зойка удивилась. Все три бабушки очень часто делали ей замечания: «Не вертись, не болтай без конца, не приставай, не перебивай» – да мало ли что ещё. А деда почти никогда не делал замечаний. Что это с ним?

– Она же маленькая, – вступился Глеб. – Она в школу ещё…

– Молчи, вечный защитник! – сказала баба Вера и посмотрела вопросительно на дедушку: – Сергей Никанорович, ну, как? Неужели удалось?

– В основном договорились, – с таинственным видом ответил дедушка. – Теперь надо показать самого ребёнка.

– Какого ребёнка? – спросила Зойка. – Кому показать?

– Любопытному на днях прищемили нос в дверях, – сказал дедушка. – Каша у вас давно остыла. Полный непорядок.

Глеб и Зойка уселись доедать кашу. Потом все вместе ели огромный арбуз, который привёз дедушка. А потом дед вдруг потребовал, чтобы Зойка принесла книжку и почитала ему вслух.

– Так сейчас же не вечер, – недовольно сказала Зойка. – Сейчас надо идти гулять. В лес.

– Если дедушка велит, слушайся! – в один голос сказали баба Вера и баба Люба и почему-то вздохнули.

Зойка притащила из комнаты «Мойдодыра». Но дедушка сказал:

– Больно ты, матушка, хитра. Это ты наизусть знаешь. – Он вытащил из кармана пиджака газету. – Прочитай заголовок вот этой статьи. Что здесь написано?

– Ну, зачем я буду читать про «Уборка – ударный фронт»? – приглядевшись к заголовку, сказала Зойка. – И про хлопок мне неинтересно.

Дядя Юра хохотнул в кулак.

– Поди отсюда! – велела баба Маня. – Рубашку постирай!

– Давайте я почитаю, – предложил Глеб. – Ей очень не хочется.

– Сейчас ещё скажи, что она маленькая, – сердитым голосом проговорил дедушка. – Портишь ты сестру, Глебушка, всё хочешь жизнь ей облегчить. Зоя, карандаш и бумагу принеси.

– Я тебе вечером чёртиков нарисую, – пообещала Зойка. – Самых-самых хороших. А сейчас гулять пойдём.

– Так ты считаешь, что карандаш только для того и существует, чтобы чёртиков рисовать? – Дедушка взглянул на ручные часы. – Успеем на двухчасовой. Полчаса на электричке, да там ещё минут десять-пятнадцать ходу… Оденьте её почище. Руки ей не забудьте отмыть.

– Как? Прямо сейчас повезёшь? – ахнула баба Маня.

– Вот просто сейчас? – заволновалась баба Вера.

– Некогда откладывать, август на исходе, – сказал дедушка. – Поторапливайтесь, дорогие дамы, прошу вас!

Недоумевающую Зойку живо умыли и переодели в чистое платье.

Напрасно она спрашивала:

– Куда мы поедем с дедой? Куда? А Глеб почему не едет?

– Не приставай! – отвечали ей. – Там увидишь.

Зойка и опомниться не успела, как очутилась на скамейке в электричке рядом с дедушкой. За окном стоял на перроне Глеб. Он держался за руку дяди Юры, одетого в чистую белую рубашку, и растерянно махал Зойке.

Внезапно у Зойки набежали на глаза слёзы.

– Глебочку оставили! – всхлипнула она. – Везёшь меня куда-то, ничего не говоришь. Что делается на свете, не пойму!

– Ну-у. Дедушка обнял Зойку за плечи. – Не будешь же ты плакать, такая большая девица? Просто мне надо по делу в ту школу, в которой будет учиться Глеб. И я решил тебя прихватить с собой. О чём тут говорить-то? Смотри, какие домики красивые!

Зойка вытерла глаза, посмотрела в окно и сразу развеселилась. Ехать вдвоём с дедушкой – ведь это такое редкое удовольствие! Жаль только, что Глеба с собой не прихватили.

Случилось невероятное

Огромное здание. И всё в окнах. Окна, окна, окна. А в них стёкла. Кажется, что все стены сделаны из стекла. Счастливый Глеб: в такой красивой школе будет учиться! Прежде чем открыть входную дверь, дедушка сказал:

– Не вздумай там болтать. Молчи и внимательно слушай. И отвечай на вопросы. А сама ни о чём не спрашивай. Поняла?

– Я поняла, – кивнула Зойка. – Молчать и ничего не спрашивать.

– Да, и отвечать на вопросы, если тебя о чём-нибудь спросят.

Широкая-преширокая просторная комната. За загородкой вешалки. Пустые. Ни одно пальто не висит.

– Это тут Глеб будет раздеваться, когда в школу придёт? – шёпотом спросила Зойка.

– Да, это гардероб. А вообще вся эта передняя называется вестибюль.

– Ладно, – сказала Зойка. – А почему?..

Но дедушка сжал её руку в своей и приложил палец к губам. Они подошли к двери, на которой висела табличка с надписью: «Директор». Дедушка постучал.

– Войдите, – отозвался женский голос. Они вошли.

За столом сидела седая женщина в тёмном костюме.

– Здравствуйте, – сказал дедушка. – Вот привёл свою внучку.

– Присядьте, пожалуйста, – сказала женщина. Дедушка сел в кресло у стола. Зойка уселась в другое кресло, напротив.

– Девочка, встань! – велела женщина. – Это я твоего дедушку попросила сесть. А дети в присутствии учителей не садятся без разрешения. И надо здороваться. Твой дедушка поздоровался, а ты – нет.

Зойка соскочила с кресла и крикнула:

– Здравствуйте!

Дед укоризненно покачал головой.

– Не надо так громко, – спокойно сказала женщина и обратилась к дедушке: – В детсаду она у вас не была?

– Не была, – ответил дедушка. – К сожалению.

– Подойди ко мне, девочка, – сказала женщина. И когда Зойка обошла стол и встала перед ней: – Как тебя зовут?

– Зойка, – ответила Зойка.

– Не Зойка, а Зоя. А фамилия твоя как?

Зойка подумала:

– Наверно, Платонова. Ведь Глеба фамилия Платонов. Ему, знаете, уже букварь завернули в цветную бумагу и надписали: «Букварь Глеба Платонова». А я его сестра. Значит, у нас одинаковая фамилия.

– Зоя! – строго сказал дед.

Зойка повернулась к нему:

– Что, деда?

– Не говори так много.

– Ой, забыла! – Зойка двумя руками зажала рот и сквозь пальцы громко прошептала: – Не буду!

Женщина взяла со стола журнал и протянула его Зойке:

– Попробуй прочесть, что написано на обложке.

– Это «Наука и жизнь», – сказала Зойка. – В этом номере есть про Кукошу, попугая, очень смешное. Нам баба Люба читала. Этот попугай, знаете, умел говорить…

– Зоя, умерь фонтан своего красноречия! – сказал дедушка и смущённо добавил: – Читать умеет.

– А сколько будет, если к двум прибавить один? – спросила женщина.

Зойка пожала плечами:

– Что же тут прибавлять? И так ясно, что будет три. А Глеб у нас умеет считать до ста.

– А ты?

– А я всегда забываю, что после двенадцати будет тринадцать, – призналась Зойка. – Говорю двенадцать, а потом сразу четырнадцать. Как нарочно.

Женщина улыбнулась.

– Ну, ничего. Ещё запомнишь, что после двенадцати надо говорить тринадцать. Так, значит, семь лет ей исполнится через…

– Пять месяцев, – сказал дедушка.

– Многовато не хватает. И ростом маленькая.

Брови у Зойки сами собой нахмурились. Дядя Юра вечно называет её «коротышка» и «кубышка». Потому что она маленькая – Глеб на целую голову выше – и довольно толстая. Виновата она, что ли, что у неё аппетит хороший?

– Но, принимая во внимание все обстоятельства… – продолжала женщина и вдруг спросила: – Зоя, ты хочешь учиться в школе?

Зоя взглянула на женщину с упрёком и с возмущением: такая славная на вид, а дразнит её!

– Хоти не хоти, – выпалила Зойка сердитым дрожащим голосом, – а если я на год позже родилась? – Губы у неё скривились, она шмыгнула носом.

– Не вздумай плакать! – поспешно сказал дедушка и объяснил: – Она так завидует брату, что тот пойдёт в школу, просто беда!

Если бы дедушка не запретил ей плакать, может быть, Зойка и удержалась бы. А от дедова запрещения – и поплакать нельзя! – ей стало так себя жаль, что она разревелась в три ручья.

– Ну, перестань! – женщина положила руку ей на голову.

И тут случилось невероятное.

Поглаживая Зойкины волосы, женщина сказала:

– Теперь Зоя не будет завидовать брату. Потому что она тоже станет школьницей. Мы запишем Зою Платонову в школу.

Поражённая Зойка сразу перестала плакать.

– Деда, правда? – прошептала она.

– Ну конечно, правда, – весело сказал дедушка. – Скажи Марье Николаевне спасибо!

– И мне тоже купят ранец? – недоверчиво спросила Зойка.

Дедушка встал с кресла:

– И ранец, и книги, и тетради. Спасибо, Марья Николаевна, огромное спасибо!

– Ранец! Ранец! Ранец! – Зойка запрыгала в восторге, но вдруг застыла на месте, воскликнула испуганно: – А директор-то позволит?

– Ну что ты, Зойка, в самом деле, – сконфузился дедушка. – Разве ты не видишь, что перед тобой директор? Извините её, Марья Николаевна, совсем она у нас ещё глупенькая.

Зойка воззрилась на седую женщину в тёмном костюме:

– А как я могу видеть? На лбу же не написано.

Марья Николаевна засмеялась и покачала головой.

У деда раскраснелись щёки. Он дёрнул Зойку за руку:

– Говори спасибо – и до свидания! Мы столько времени отняли у Марии Николаевны.

За что он рассердился, Зойка не поняла и поэтому с недоумением в голосе сказала:

– Спасибо и до свидания.

На столе зазвонил телефон. С трубкой, прижатой к уху, директор приветливо покивала им головой. Дедушка поклонился и за руку потащил Зойку к двери.