Текст книги "Ох, уж эта Зойка"

Автор книги: Аделаида Котовщикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Ожидание

Она тоже пойдёт в школу! Зойка ходила по квартире притихшая, не болтала, не приставала, а всё думала: чудо какое, она тоже станет школьницей!

Двадцать раз в день она открывала свой – свой! – ранец и перебирала в нём букварь, «Родную речь», задачник и тетрадки. Доставала пенал, открывала его и смотрела на карандаш, ручку и резинку. Никогда в жизни не видела она такого восхитительного карандаша, такой распрекрасной ручки и такой замечательной резинки. Налюбовавшись сама, она показывала книги, пенал и ранец кошке Резвушке и кукле Ларисе, спрашивала их строго:

– Вы-то понимаете, что я в школу пойду?

С Глебом Зойка говорила покровительственным тоном:

– Когда мы с тобой, я и ты, пойдём в школу, уж я не позволю тебе баловаться по дороге!

Глеб смотрел на неё растерянно.

За обедом Зойка уронила на пол котлету, и баба Вера рассердилась на неё. Глеб сказал по привычке:

– Она же маленькая! Она в школу ещё… – И замолчал.

И не говорил ни слова, пока баба Вера отчитывала Зойку за неаккуратность. Зойке даже странно стало, что Глеб её не защищает.

Во дворе и в сквере Зойка всем детям и взрослым, знакомым и незнакомым, сказала, что она тоже пойдёт в школу. Если бы ей позволили, она сообщила бы о таком необычайном событии по радио. Всему Ленинграду сообщила бы, всему Советскому Союзу и всему миру: «Я пойду в школу! Я тоже пойду в школу!»

Целый день она повторяла про себя эти чудесные слова.

Плохо было одно: до первого сентября всё ещё оставалось несколько дней. И никак они не кончались. Просто терпенья не хватало дождаться. Уж Зойка и спать ложилась пораньше, и вставала не сразу, валялась в постели, пока ей не приказывали вставать, – всё для того, чтобы время быстрее прошло.

Не кончались дни, не кончались, да вдруг и кончились.

Первый день

Детей-то сколько! Целая огромная толпа. Весь этот вестибюль, как назвал его дедушка, забит детьми. Белые передники, цветы в горшках, букеты цветов в руках у ребят – всё пестреет, мелькает, сливается. И шум неразборчивый, гул над всем стоит. Зойке стало как-то смутно, вроде немножко страшно. Она вцепилась в руку Глеба и вместе с ним поднялась по лестнице.

В классе расселись за парты. Тоже много ребят, но всё-таки не столько, как внизу. Учительница полная, пожилая. Стоит у стола. Немного на бабу Любу похожа, только моложе и не такая толстая. Ну, и лицо, конечно, другое. Нос не такой.

Объяснила учительница, что надо вставать, когда тебя вызывают. И потом садиться тихонько, крышкой парты не греметь.

– Сейчас я с вами познакомлюсь, – сказала она. И стала по очереди называть фамилию и имя каждого из ребят.

Одни сразу вставали, а других по два раза приходилось окликать: «Иванов Петя! Петя Иванов!» – тогда только вставал.

«Я уж так не сделаю. Я сразу встану», – подумала Зойка.

Вот вызвали Глеба. Он поднялся и сказал:

– Здесь.

Издали Зойка с удовольствием на него смотрела. Когда вошли в класс, учительница их быстро рассадила по двое, и Зойка оказалась на парте не с Глебом, а с каким-то незнакомым мальчиком.

Когда Глеб встал, Зойка сказала соседу по парте:

– Это мой брат!

– А кто там громко разговаривает? – спросила учительница. – В классе нельзя разговаривать, надо сидеть молча и слушать.

Многие ребята повернулись и посмотрели на Зойку. Зойка закрыла рот ладошкой.

Ещё вызывали ребят. Долго. Ведь их было очень много. Зойка внимательно разглядывала картину на стене, чёрную большую доску, окна.

Все подоконники заставлены цветочными горшками. Там и бегония Глеба стоит. А её букет астр на столе учительницы в банке с водой.

Сидевший рядом с Зойкой мальчик прошептал:

– Да где же эта Платонова? Не пришла, может?

И тогда Зойка услышала:

– Платонова Зоя!

И увидела, что учительница смотрит на неё.

– Это я Зоя Платонова, – сказала Зойка, вспомнила, что надо встать, и вскочила. Крышка парты так и громыхнула.

– Почему же ты не отзываешься? – сказала учительница. – Я тебя в третий раз вызываю. Надо слушать внимательно. Садись.

Зойка смущённо села. И как она пропустила, что её вызывают? Посмотрела на Глеба. А тот сидит с красными щеками.

Учительница дала им по листку бумаги. И все стали рисовать, кто что хочет. Зойка нарисовала чёртика, который дёргал кошку за хвост. Мальчик рядом с ней заглянул на её рисунок и хихикнул. Сам он нарисовал какую-то длинную колбасу и сказал, что это подводная лодка.

Собирая рисунки, учительница на каждом листке писала фамилию рисовавшего. Все встали, потому что в коридоре заливался звонок. Построились в пары, вышли в коридор и походили там немножко. Опять зазвенел звонок. Все ребята вернулись в класс и снова сели за парты. Учительница показала им большую печатную «А» и большую печатную «М» и объяснила, что звуки обозначаются буквами. У каждого звука есть своя буква, а у каждой буквы свой звук.

Ребята достали из кассы букваря большие «А» и «М» и, держа их над головой, хором тянули:

– А-а-а…

А потом хором тянули:

– М-м-м…

Зойке понравилось мычать. Она подумала, что они похожи на стадо двуногих коров, вообразила себя коровой и с удовольствием замычала:

– М-м-у-у!

Ребята засмеялись. Учительница сказала строго:

– Зоя!

Зойка сейчас же перестала мычать. И они сложили в кассе слово «мама». И все встали и сделали маленькую гимнастику. И учительница прочитала им коротенький рассказ о том, как дети ходили в лес за грибами. И зазвенел звонок. И они построились в пары и пошли вниз, в раздевалку.

«Раздевалкой» назвал вестибюль мальчик, который сидел с Зойкой на одной парте. Его звали Андрюша Колотушкин. Странная фамилия. Но Зойка столько наслушалась на первом уроке фамилий, что уже не удивлялась. Даже Сковорода была у одного мальчика фамилия.

Вова Сковорода. Так что уж Колотушкин, или Габер, или Пичужкина – это не так удивительно.

В раздевалке Зойку и Глеба ждала баба Люба. Всю дорогу до дома Зойка болтала без умолку. Глеб слова не мог вставить.

– Намолчалась ты, как видно, – сказала баба Люба.

– А в классе нельзя разговаривать! – важно сказала Зойка.

Не тут-то было

На другой день Зойку повели в школу в чёрном, а не в белом переднике. И без цветов.

На первом уроке писали карандашом в тетрадях палочки. Зойка живо накатала три строчки палочек. Андрюша Колотушкин ещё и первую строчку не дописал.

– Вон у меня сколько! – шёпотом похвасталась Зойка. – А у тебя-то как мало!

И вдруг услышала над своей головой голос учительницы:

– Зоя Платонова, куда ты так торопишься? Надо писать по линейкам, а ты как написала? Одна палочка короткая, другая длинная. Вот Андрюша очень хорошо пишет, аккуратно.

Учительница взяла у Зойки карандаш, вывела в её тетрадке несколько ровных палочек и велела писать так же, не залезая за линейки.

Зойка шумно вздохнула и стала писать, то и дело заглядывая в Андрюшину тетрадку: не вылез ли Андрюша за линейки?

На переменке два мальчика из другого первого класса сильно подрались. Что-то они отнимали один у другого и тузили друг друга кулаками. Это было очень интересно, но к сожалению, быстро кончилось: чужая учительница разняла драчунов.

После звонка ребята опять тянули нараспев «ма-а-ма-а». Потом по классу несся звук «у-у-у», потому что учили букву «У».

Под это «у-у-у» по классу прыгали тысячи солнечных зайчиков. Они сбивались в стаи и растекались по учительскому столу и по полу. Но особенно весело им было на оконных стёклах. Зайчики там плясали, дразнились и звали на улицу каждого, кто на них посмотрит.

Зойка зевнула. Банты на головах у девочек и в их косах она давно все рассмотрела: почти все банты коричневые, как у неё самой, только у трёх девочек тёмно-зелёные.

За стеклом по карнизу расхаживал голубь сиреневого цвета и тоже учил звук «м-м». «Ма-ма» и «у-у» у него не получались. Покормить бы его крошками, может, тогда получится. А вдруг этот голубь, как попугай Кукоша, научится говорить? У них во дворе тоже есть голуби, надо попробовать обучить их разговору… Хорошо бы сейчас, не откладывая. Да что тут вообще сидеть без конца?

Зойка встала, вежливо сказала учительнице:

– До свиданья!

И пошла к двери.

– Ты куда? – с удивлением спросила учительница.

– Домой пойду, – сказала Зойка. – Мне надоело.

В классе стало тихо-тихо. Всё ребята вылупили на Зойку глаза. Наверно, удивились, что она пошла без ранца.

– Мой ранец пусть Глеб принесёт, – сказала Зойка. – А дорогу я найду сама очень даже хорошо. Нам и улицу переходить не надо. Правда, Глеб?

Зойка посмотрела на Глеба. Он сидел красный, как мак. На лице у него был ужас.

– Сядь на место, Зоя Платонова, – сказала учительница. – И запомни: уходить из школы, пока не кончатся уроки, нельзя. Садись!

Зойка села на своё место. Андрюша Колотушкин смотрел на неё так, будто всё лицо у неё было раскрашено зелёной и голубой краской или нос стал длинный, как у Буратино.

Учительница спросила:

– Что будет, если каждый ученик вздумает уйти из класса, когда ему захочется?

Ребята засмеялись.

– Видишь, Зоя, – сказала учительница, – всем даже смешно стало. Потому что дети ничему бы не научились, если бы стали уходить посреди урока. Никогда так не делай.

Тут раздался звонок.

К Зое, весь красный, подскочил Глеб.

– Как ты могла такое сделать? Ведь это школа, класс!

– Ну и что? – сказала Зойка. – А если мне правда надоело слушать без конца «ма» да «у»? Тебе-то, что ли, весело?

– Не всё же «ма» да «у» мы будем учить. Мне интересно, что дальше будет. Особенно по арифметике.

Дома Глеб и словом не обмолвился об этом происшествии. Зойка сама выпалила, доедая компот:

– Так хотелось домой уйти, просто ужас, как хотелось. Да не тут-то было! Я уже близко от двери была и до свиданья уже сказала. А учительница говорит: «Садись на место».

– Как? – ужаснулась баба Вера. – На уроке ты сказала до свиданья и отправилась к двери? Да как тебя в угол не поставили за такое самоуправство? Неслыханно!

– Ну что я сделала? Что? – оправдывалась Зойка. – Убить, что ли, кого хотела?

– С ума сойти, что ты говоришь! – воскликнула баба Вера.

Баба Люба немножко фыркнула, сделала строгое лицо и сказала:

– Ох, уж эта Зойка! Вечно с ней что-нибудь…

Разве с бабушками столкуешься? Зойка взяла кусок хлеба, вышла во двор, приманила голубей и стала учить их говорить «ма-а-ма-а». Но голуби оказались тупицами. Все крошки съели, а два простых звука-буквы не выучили.

Бантики

Писали уже не просто палочки, а «элементы». Элемент – это палочка с изгибом, с такой закорючкой. Чтобы было красивее, Зойка ко всем закорючкам пририсовала бантики. На парте она в этот день сидела одна: Андрюша Колотушкин заболел гриппом.

Зойка хотела раскрасить бантики и уже достала из ранца коробку с цветными карандашами. Но в эту минуту к ней подошла учительница. Теперь Зойка твёрдо знала, что зовут её Надежда Васильевна.

– Это что за художество? – сказала Надежда Васильевна. Она взяла Зойкину тетрадку, подняла её высоко и показала всему классу: – Смотрите, дети, какие элементы у Зои Платоновой! Из линеек они вылезли, зато каждый элемент принарядился – нацепил бантик.

Класс так и грохнул. От смеха ребят стёкла зазвенели. Зойка расплакалась от обиды.

– Ты не плачь, – сказала Надежда Васильевна. – А пиши всё снова. Пойми, Зоя, мы учимся. Ведь очень скоро мы начнём писать буквы. А ты тратишь время на бантики, а простые элементы писать не умеешь.

Было это на последнем уроке. После звонка Надежда Васильевна отвела первый класс в раздевалку. Погода стояла тёплая, почти все пришли без пальто. Глеб и Зойка уже сами приходили в школу и сами возвращались домой – ждать никого им было не надо. Поэтому Глеб сразу повёл надутую, зарёванную Зойку вон из школы.

Но хоть и быстро он выводил её из раздевалки, крепко держа за руку, двое мальчишек, Сергеев и Желехов, успели к ней подскочить и крикнуть с двух сторон в уши:

– Бантики! Бантики!

Всё расстояние от школы до их двора Зойка прошла молча, опустив голову и надув губы. Вернее, не прошла, а протащилась вслед за Глебом. По лестнице на второй этаж Глеб её почти волок, а она упиралась.

На звонок открыла баба Люба.

– Пришли наши первоклашки, – сказала она весело и ласково, как всегда. – Ну, как ваши де… – И осеклась, поспешила за ними.

Молча Глеб тянул по коридору упиравшуюся Зойку, втащил её в комнату, там отпустил, наконец, её потную руку, плюхнулся на диван, не снимая ранца, отвалился на спинку и вздохнул:

– Уф-ф!

А Зойка осталась стоять, вся набычившись. Лицо у неё было сердитое, упрямое и грязное. Развязавшийся бант повис до самого подбородка, но она его не поправляла.

– Что случилось? – испуганно воскликнула баба Вера и скорей поставила на буфет тарелки, которые держала в руках: она накрывала на стол.

– Что? Что такое? – вторила ей баба Люба.

– Обиделась, – кратко объяснил Глеб.

Зойка с размаху села на пол и оглушительно заревела.

Бабушки совсем переполошились:

– Да что это? Господи! Что за напасть такая?

Но вот обе замолчали, прислушиваясь.

Сквозь рыданья у Зойки стали вырываться слова:

– Не пойду я больше в школу-у! Не пойду-у! Я думала, школа хороша-ая! А там… смеются! Дураки! Нельзя-а-а… бантик нарисовать, подумаешь! Не хочу! Не пойду! Про-отив-ная школа! А-а-а!

Баба Вера решительно приступила к Глебу:

– Расскажи всё толком!

Глеб рассказал.

Ревела Зойка целый час, не стала обедать вместе со всеми. Потом, когда немножко утихла, баба Люба её умыла и накормила отдельно. А баба Вера пошла к соседям названивать по телефону папе, маме и дедушке.

Семейный совет

Вечером папа, мама, баба Вера и баба Люба уселись вокруг обеденного стола. Зойке и Глебу велели сесть на диван рядом с дедушкой.

Папа строго посмотрел на Зойку:

– Так ты, значит, не хочешь ходить в школу?

Плотно сомкнув губы, Зойка замотала отрицательно головой.

– Но ведь ты так хотела! – огорчённо сказала мама.

– Хотела, а теперь – ни за что! – буркнула Зойка.

– Дедушка хлопотал, – вздохнула баба Вера. – Как это неудобно!

Откинувшись на диване, дедушка обиженно засопел.

– Скоро мы получим квартиру, – сказал папа. – Тогда Глеб будет ходить в школу в том районе. Но Зойку не удастся отдать в детсад. Никто её не возьмёт: ей через несколько месяцев семь лет будет.

Папа с мамой снимали комнату в ожидании квартиры, а дети жили у бабушек.

– Послушай, Витя, – сказала папе баба Люба. – Если даже вы получите жильё, то зачем вам сразу забирать детей? Оба вы целые дни заняты. Вам же трудно будет.

Папа Витя работал инженером и писал диссертацию, а мама Машенька кончала медицинский институт.

– Сколько времени вы уже отдуваетесь за нас, – виновато сказал папа.

Зойка внимательно посмотрела на бабу Веру и бабу Любу и сказала:

– Они не отдуваются. Они просто дышат.

– Молчи, когда говорят старшие! – накинулся папа на Зойку. – Сокровище растёт!

Мама встала, подошла к дивану, раздвинула Зойку и Глеба, села между ними и обняла за плечи обоих сразу: Глеба одной рукой, Зойку – другой. И сказала жалобно:

– Только и мечтаю о том, чтобы жить вместе со своими обезьянками!

Зойка стала целовать маму и утешать её:

– Что же делать, мамочка, если всё не помещается! Подумай сама! – Она широко обвела рукой вокруг себя: – Телевизор, бабы наши, ты с папой, папины чертёжные доски, которые и тронуть нельзя, кошка, твои медицинские учебники, горшки с цветами, шкаф, Глеб, его большая деревянная лошадь, буфет с посудой, все наши игрушки…

– Всё равно всё не перечислишь, – усмехнулся дедушка.

– Ой! – воскликнула Зойка. – Главное-то я и забыла перечислить. А я-то сама!

– Ах, ты, значит, главная? – от возмущения папа даже со стула вскочил и зашагал взад-вперёд по небольшому пустому месту возле стола. – Да ты самая последняя спица в колеснице, вот ты кто! Фитулька!

– Ну, зачем ты унижаешь ребёнка? – сказала мама. – Она, не подумав, сболтнула.

– Ничего я не унижаю. Больно много о себе воображает. Посмеялись над ней в школе, подумаешь! Да надо мной в детстве сколько раз смеялись. А я сам громче всех хохотал.

– Что-то не верится, – сказала мама. – Это она в тебя такая обидчивая.

– Ещё бы! Как раз! – насмешливо отозвался папа.

Дедушка похлопал рукой по дивану:

– Дети, перестаньте! Маленькие слушают.

«Какие маленькие?» – подумала Зойка, вдруг сообразила, что дедушка назвал «детьми» папу с мамой, и очень удивилась.

Глеб, который сидел, прислонившись к маминому плечу, звонко сказал:

– Она и правда маленькая. И пусть не ходит в школу, если не хочет. На будущий год пойдёт.

Все посмотрели на Глеба. На минуту в комнате стало тихо.

Потом папа сказал:

– Ты так думаешь?

– Да, я так думаю, – твёрдо сказал Глеб. Слезинки повисли на Зойкиных ресницах.

– А на будущий год… – Она всхлипнула. – На будущий год… ты второклассником будешь…

– Второгодником Глеб, конечно, не станет, – заметил дедушка.

– Мы вот как сделаем, – предложила баба Вера. – Завтра Зоя в школу пусть не идёт. А Глеб скажет учительнице, что у неё болит голова. А потом решим.

– У меня не болит голова, – сердито сказала Зойка и чихнула.

– Нет уж! – заявил папа. – Не будет Глеб врать, ни за что не позволю! Пусть он скажет учительнице правду. Что заболела Зойка капризами.

– Да как он такое скажет? – заговорили разом мама и обе бабушки. – Ему же неудобно такое говорить. Выдумаешь тоже, Витя!

Сердито глядя на папу, Зойка чихнула три раза подряд. Баба Люба поднялась со стула:

– Спать, спать, спать! Никогда дети так поздно не ложатся. Завтра утром всё сообразим.

Спала Зойка беспокойно, ворочалась и хныкала во сне. В шесть часов утра баба Люба поставила ей градусник. Оказалось, тридцать семь и четыре. Не пришлось Глебу врать: у Зойки начался небольшой грипп. Наверно, заразилась от своего соседа по парте Колотушкина.

С какой буквы начинается ящерица?

Четвёртый день Зойка сидела дома. Температура у неё была нормальная, насморк прошёл. Но врач сказал, что несколько деньков нельзя выходить на улицу.

Тихо было в комнате. Баба Люба уходила в магазин и по всяким делам. Баба Вера в кухне готовила обед. Зойка одна возилась в своём уголке. Она усаживала куклу Ларису на кукольный диванчик и строгим шёпотом спрашивала её:

– Так ты не хочешь ходить в школу?

– Не хочу! – сердито отвечала Лариса.

– Но ты же так хотела!

– Я думала, что школа хорошая, – отвечала Лариса. – Что там весело. А школа плохая, противная.

– Подумаешь, посмеялись над тобой, – говорила Зойка Ларисе. – Да надо мной в детстве сколько раз смеялись, а мне и ничего. Воображуля ты и фитулька, вот ты кто!

– А я всё-таки не хочу, – отвечала Лариса, но голос у неё был какой-то неуверенный.

В половине первого приходил из школы Глеб. Они обедали. Глеб подробно описывал, как они ходили гулять в сквер и учительница очень интересно рассказывала им про осень.

– Ну и пусть! – бормотала Зойка.

А на уроке арифметики рисовали цветные квадратики. Зойка пожимала плечами.

– Ну и пусть!

Когда Глеб садился за уроки, Зойка тоже вынимала тетради из своего ранца и усаживалась за стол рядом с ним. Глеб показывал ей, что задано, и она тоже делала уроки. Потом она списывала и срисовывала в свои тетрадки всё, что Глеб делал в школе.

Немножко странные получались тетрадки, какие-то наоборотные: сперва в них домашнее задание, а потом классная работа. Но зато ничего не пропущено. Зойка тщательно следила, чтобы всё у неё было так, будто и она тоже побывала в школе.

На четвёртый день утром Зойка вышла в коридор. Скучно как! В кухню к бабе Вере, что ли, пойти? Не любит она, когда Зойка вертится под ногами. Но лучше пусть немножко побранят, чем одной сидеть.

Внезапно одна из дверей распахнулась, пулей вылетел пятилетний Павлик и с размаху ткнулся головой Зойке в живот.

– Авария! – вскрикнул он. – Падай! Ты теперь задавленная. Я же паровоз!

– А почему ты не в детсаду? – спросила Зойка.

– Я болен карантином! – важно объявил Павлик. – У нас Митюшка заболел. У него, кажется, ветрянка.

– Только год ему – и уже ветрянка, – посочувствовала Зойка. – У нас с Глебом давно была, но всё-таки не в год.

Потом подумала: «Павлик болен карантином, а я капризами». И сказала:

– Иди ко мне играть!

– А мне новые кубики подарили, – похвастался Павлик. – Ба-альшая такая коробка.

– Тащи в нашу комнату свои кубики! – велела Зойка.

Коробка и правда была большущая, но принёс её Павлик без труда: кубики оказались из картона, очень лёгкие.

– Да это буквенные! – обрадовалась Зойка. – Сейчас научу тебя читать.

На каждой грани кубика была написана буква и тут же нарисована картинка.

– Звуки обозначаются буквами, – объясняла Зойка. – Ты видишь, тут нарисован арбуз? Скажи: а-ар-буз!

– А-арбуз! – повторил Павлик.

– А-ар-буз начинается со звука «а» – и тут напечатана буква «А». С какого звука начинается слово, такая и буква напечатана, понял? Ну, какая это буква?

– «А», – сказал Павлик. – Я давно эту «А» знаю, безо всяких звуков.

– Но ты так и каждую букву сможешь понять. Ведь нарисовано. Вот, например, «с-с», потому что нарисована собака. Вот барабан нарисован. Какая это буква? Б-б-ба-ра-бан.

– «Б», – сказал Павлик.

– Молодец! А это какая буква? – Зойка показала на ящерицу.

– «И», – сказал Павлик.

– Почему «И»? Почему «И»?! – закричала Зойка.

– Конечно, «И», – упорствовал Павлик.

– Глупый какой! – возмутилась Зойка. – Ещё спорит! Ты что, не видишь, что здесь нарисовано?

– Идовитая животная нарисована, – решительно ответил Павлик. – Значит, «И»!

Зойка опешила, помолчала, потом проговорила недовольно:

– А может, эта ящерица вовсе и не идовитая, а простая?

– Давай лучше в войну играть, – сказал Павлик. – Или, или нет, давай в транспорт. Ты будешь автобус, а я такси грузовое.

– Не хочу я быть автобусом. Учи буквы! И сиди смирно, не скачи всё время. Ты же на уроке!

– Мне надоело. – Павлик потянулся.

– Ах, вот ты какой… – вдруг Зойка покраснела, секундочку подумала и выговорила торопливо и строго: – Если всем так сразу надоест и все уйдут, то что же это будет? Дети ничему не научатся.

Она решила насильно заставить Павлика учить буквы и даже прикинула мысленно, в какой угол его поставить, если не будет слушаться, но тут мама Павлика позвала его кушать.

Под вечер к ним зашёл детский врач.

– Митеньку мы помещаем в больницу, – сказала она бабушкам. – Павлик посидит на карантине. А тебе, Зоенька, можно уже выходить, ты здорова. Ветрянка у вас обоих была, так что карантина на вас нет.

Как только врач ушёл, Зойка спросила:

– Баба Люба, воротничок от формы у меня чистый?

– А что? – сказала баба Люба.

– Так ведь я же завтра в школу пойду.

Таким спокойным, даже равнодушным тоном Зойка это сказала, что бабушки переглянулись удивлённо. Баба Вера покачала головой:

– Ох, уж эта Зойка!