Текст книги "Зимний сад"
Автор книги: Адель Эшуорт (Эшворт)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 14
Стоя в спальне перед тусклым зеркалом, Мадлен придирчиво рассматривала свое отражение, чтобы убедиться, что туалет ее в полном порядке: Для бала она выбрала вечернее платье – единственное, которое еще ни разу не надевала со времени приезда в Уинтер-Гарден, – и ей хотелось произвести впечатление.
Фасон был весьма незамысловатый, но это белое шелковое платье смотрелось на ней великолепно (низкий круглый вырез, длинные узкие рукава и пышная юбка, ниспадающая до самого пола роскошными складками). Единственным украшением были темно-синие атласные оборки по подолу и крошечные бутоны роз из той же материи и того же цвета по декольте. Платье, хотя и простенькое, казалось элегантным и довольно эффектным.
Чуть подкрасив губы, Мадлен пощипала щеки, чтобы они раскраснелись, и поправила высокую прическу – сегодня она не стала заплетать косу, как делала это почти каждый день. Теперь оставался последний штрих – капелька духов и жемчужные серьги.
Мадлен очень надеялась, что Томас оценит ее старания. Хоть ей и не хотелось в этом признаваться, но в глубине души она понимала, что наряжается в основном для того, чтобы произвести впечатление на Томаса.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Мадлен подхватила свое новое шикарное пальто, взяла муфту и маленькую сумочку, в которую положила лишь губную помаду и льняной носовой платочек, погасила свет в своей спальне и направилась в гостиную, где ее уже ждал Томас.
В гостиной, освещенной лишь пламенем камина и тусклой лампой, царил полумрак. Томаса она увидела тотчас же, как вошла. И замерла у порога.
Он стоял у камина и указательным пальцем то поднимал, то опускал крышку музыкальной шкатулки – похоже, нервничал. Одет был во все черное – во всяком случае, Мадлен так показалось. Строгий черный костюм шел ему необыкновенно, в нем он был потрясающе красив.
Услышав, что она вошла, Томас обернулся, и Мадлен почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Томас действительно был неотразим: тщательно причесанные волосы, резкие черты лица... и лучистые глаза, пристально смотревшие на нее.
Теперь Мадлен заметила, что не весь костюм Томаса черного цвета. На нем был темно-синий шелковый жилет, а под горлом – белый галстук, под цвет ее платья. «А может, он специально так оделся? – подумала она. – Нет, едва ли. Ведь Томас никогда не видел мое белое платье». Было очевидно, что вместе они смотрятся великолепно, и Мадлен очень этому порадовалась.
Он окинул ее взглядом – причем взгляд его немного задержался на груди, – и Мадлен почувствовала, что краснеет.
– Мне доводилось бывать на многих балах, – в задумчивости проговорил Томас, – но я никогда еще не видел такой красавицы, как ты. – Он покачал головой. – Ты сегодня восхитительна. Слов не хватает, чтобы описать... Просто дух захватывает, поверь мне, Мадлен.
Она просияла. Ей казалось, что слова Томаса согрели ее – словно солнце вышло из-за туч и залило ее теплым золотистым светом. Разумеется, многие мужчины восхваляли красоту Мадлен, однако ни один из них не говорил с такой подкупающей искренностью.
Если Томас пытался заставить ее в него влюбиться, то ему это удалось, он избрал верную тактику: броня, в которую Мадлен заковала свое сердце, дрогнула. И он, похоже, об этом догадывался. Голос его звучал настолько проникновенно, что Мадлен поняла: он тоже в нее влюблен. Это открытие ее обрадовало – и вместе с тем напугало до смерти.
Пытаясь скрыть свое волнение, она улыбнулась:
– По-моему, вам просто хочется заманить меня в постель, мистер Блэквуд, но вы боитесь прямо сказать об этом. Что ж, если ваши слова будут звучать убедительно, я, пожалуй, возражать не стану.
– Как еще мне убедить тебя, если не словами о том, что ты ослепительно прекрасна? – Томас подбоченился, отчего полы сюртука разошлись, и взору Мадлен открылась его широкая грудь. – Впрочем, попробую найти другие слова. Так вот, я уже несколько недель сгораю от желания увидеть тебя обнаженной.
Мадлен поджала губы, изображая негодование. Положив пальто и сумочку на диван, она подошла к Томасу почти вплотную:
– Вот это уже лучше, мистер Блэквуд. Возможно, я позволю вам меня раздеть... чуть позже.
Томас усмехнулся:
– Ну вот, вы заставили меня возбудиться, мадам. И это перед балом! Что ж, я готов простить вас за те... гм... неудобства, которые вы мне сейчас причинили, если вы клянетесь, что не дразните меня.
Мадлен прекрасно понимала, что это Томас ее дразнит, а не она его, и нисколько не рассердилась – он был просто обворожителен. Приложив ладонь к его груди, она сказала:
– Я вовсе не дразню тебя. Более того, Томас, я нисколько не кривлю душой, когда говорю, что при взгляде на тебя у меня тоже дух захватывает. Ты сегодня выглядишь потрясающе. Красив и элегантен... В общем, настоящий аристократ. Ты мне так нравишься, что я даже не знаю... что делать. – Она понизила голос до шепота. – Может, есть какие-нибудь предложения?
Томас пожал плечами:
– Говоришь, какие предложения?.. Так, значит, Мадлен, я тебе очень нравлюсь?
Она чуть не рассмеялась; было очевидно, что Томас с беспокойством ждет ответа на свой вопрос. «Что ж, не стоит держать его в неведении», – решила Мадлен.
Она вновь провела ладонью по его груди и прошептала:
– Если честно, то мне уже давно никто так не нравился. А может быть... никогда.
Мадлен поняла, что ее ответ произвел на Томаса впечатление. Он судорожно сглотнул и взглянул на нее с восхищением. Ей показалось, что он хотел ее обнять, но в последний момент почему-то сдержался, как сдерживался несколько дней назад. С самого Рождества Томас старался избегать ее, и Мадлен – хотя ей не хотелось в том признаваться – очень из-за этого беспокоилась.
Внимательно посмотрев на него, она спросила:
– Томас, почему в последнее время ты совсем меня не замечаешь?
Он отвернулся и снова принялся приподнимать и опускать крышку музыкальной шкатулки.
– Почему не замечаю? Я бы не стал употреблять это слово.
– Вот как? Может, ты просто был занят?
– Да, разумеется, – поспешно ответил он. Мадлен кивнула:
– Что ж, понятно... – Немного помедлив, она спросила: – Ты пишешь письма и наносишь визиты знакомым? Может, еще чем-нибудь занимаешься? Чем именно?
– Постоянно думаю о тебе, – повернувшись к ней, прошептал Томас.
Мадлен нисколько не сомневалась в его искренности. Глядя на него все так же пристально, она сказала:
– Тогда поцелуй меня. Докажи, что думаешь обо мне. А то мне начинает казаться, что я тебя больше не интересую...
Едва заметно улыбнувшись, Томас привлек Мадлен к себе и прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй его был нежным и в то же время страстным – такого сладостного поцелуя Мадлен еще не доводилось испытывать. Закрыв глаза, она покрепче прижалась к Томасу и почувствовала, как бьется его сердце.
Когда он наконец отстранился, у Мадлен не было ни малейшего желания открывать глаза. Она снова прижалась к груди Томаса, и он вновь принялся целовать ее – теперь он покрывал поцелуями ее лоб, глаза и шею. Мадлен тихонько застонала. У нее от этих поцелуев кружилась голова, и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
– О чем ты сейчас думаешь, Мэдди? – неожиданно прошептал Томас.
– М-м... Думаю о том, что это восхитительно, – прошептала она в ответ. – Меня никогда так не целовали.
Томас внезапно отстранился, и Мадлен заглянула ему в глаза. Взгляд Томаса поразил ее – на нее еще никто так не смотрел. В его взгляде было все – и нежность, и любовь, и желание. Казалось, Томас боготворит ее и даже не пытается это скрыть. «Да, конечно же, он влюблен в меня», – подумала Мадлен.
Она провела кончиками пальцев по его губам и прошептала:
– Я боюсь этого, Томас. Он поцеловал ее пальцы:
– Знаю.
Мадлен вопросительно взглянула на него; ей казалось, что Томас хотел еще что-то сказать. Но он молчал, и она, решив взять себя в руки, отступила на несколько шагов. Томас не пытался ее удержать. Одернув сюртук, он проговорил:
– Нам пора идти, Мадлен. Нужно провести в особняке Ротбери как можно больше времени.
Мадлен молча кивнула и в смущении отвернулась. «Разумеется, расследование – самое главное для нас, – подумала она. – Как же я могла об этом забыть?»
Томас помог Мадлен надеть пальто, затем и сам оделся. Минуту спустя они молча вышли из дома.
Глава 15
Оказавшись в особняке барона Ротбери, Мадлен сразу же поняла: бал-маскарад и в самом деле считался в Уинтер-Гарден главным событием сезона. Здесь присутствовали не только самые уважаемые в городе люди, но и все, кто занимал хоть сколько-нибудь значимое положение в обществе. Нарядно одетые гости, стоявшие за длинными столами в дальнем конце бального зала, потягивали изысканные вина и ликеры и вкушали всевозможные деликатесы, которые слуги разносили на серебряных подносах.
Особняк барона был гораздо меньше, чем казалось Мадлен, когда она смотрела на него издалека, стоя на берегу озера, и это весьма ее удивило. Миновав парадные двери, они с Томасом прошли в просторный холл со светлым мраморным полом и со стенами абрикосового цвета. В центре холла свисала с потолка огромная хрустальная люстра, а в дальнем его конце начиналась винтовая лестница из темного дуба, ведущая на второй этаж, – там, по всей вероятности, находились апартаменты хозяина. С правой стороны располагалась гостиная, а с левой – огромный бальный зал, занимавший, насколько можно было судить, почти весь первый этаж.
Вручив пальто и муфту дворецкому, Мадлен, грациозно ступая, направилась в зал. Томас последовал за ней. У входа в зал Мадлен задержалась, чтобы надеть белую атласную маску, которую ей подал услужливый дворецкий (ее спутник надел свою маску чуть раньше).
Переступив порог зала, Мадлен осмотрелась. Было очевидно, что барон Ротбери отдавал предпочтение дорогим вещам и смешанному стилю. Вдоль стен стояли изваяния – разнообразные античные герои, – фигуры поменьше выстроились на мраморных и стеклянных полках. Мадлен показалось, что в бальном зале совсем недавно произвели ремонт – стены были выкрашены в изумрудно-зеленый и золотистый цвета.
Мадлен с Томасом полагали, что придут пораньше и будут одними из первых гостей, но оказалось, что они ошиблись; одного взгляда было достаточно, чтобы понять: почти все приглашенные на бал-маскарад уже прибыли. В дальнем конце зала находился оркестр – музыканты исполняли вальс, и некоторые из гостей уже танцевали; причем желавших потанцевать с каждой минутой становилось все больше.
При появлении Мадлен – Томас по-прежнему от нее не отставал – послышался приглушенный шепот. Было очевидно, что их узнали, хотя на них были маски. «Наверное, мы с Томасом потрясающая пара, – подумала Мадлен. – Хотя не исключено, что гости таким образом выражают свое неудовольствие...»
По дороге они с Томасом почти не разговаривали, но сейчас он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Ротбери стоит у восточной стены, рядом с окном. Он беседует с Маргарет Бродстрит.
Мадлен с любопытством разглядывала барона. Он явно намеревался произвести впечатление – надел безупречный темно-бордовый сюртук, такого же цвета брюки, шелковый бледно-лиловый жилет и черный галстук в тон маске.
Вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд, барон Ротбери поднял голову и, увидев Мадлен, едва заметно кивнул ей. Затем окинул ее оценивающим взглядом, и Мадлен невольно поежилась. Но тотчас же взяла себя в руки и изобразила радостную улыбку. В ту же секунду она почувствовала, как Томас сжал ее локоть своими длинными крепкими пальцами – словно заявлял на нее свои права. По крайней мере Мадлен так показалось.
– Давай сначала подойдем к нему, – прошептал он ей на ухо. – Поздороваемся, а потом разойдемся. И каждый начнет выполнять свою задачу.
Мадлен нахмурилась. Она считала себя опытным агентом и, конечно же, не должна была бояться барона. Но все же ей не хотелось оставаться с ним наедине, и она предпочла бы весь вечер провести рядом с Томасом. Однако Мадлен знала: Томас прав. Поэтому, молча кивнув, последовала за ним.
Он покосился на нее и усмехнулся.
– Ничего не хочешь сказать?
– Ты о чем? – спросила Мадлен.
– О том, что ты не желаешь оставаться один на один с этим пауком.
Мадлен в раздражении передернула плечами. Было очевидно, что ее спутник догадался, о чем она думает. Ей вдруг ужасно захотелось излить на него свое раздражение... либо снова его поцеловать.
– Я знаю свое дело, Томас. Кроме того, он очень милый человек. – Она улыбнулась. – Думаю, мы с ним прекрасно поладим, и, быть может, он по достоинству меня оценит.
Томас снова сжал ее локоть:
– Говоришь, оценит тебя? Мне кажется, Мэдди, он по достоинству оценит твои молочно-белые груди, так соблазнительно выпирающие из выреза платья. – Томас ухмыльнулся. – Уж я-то их оценил, не сомневайся.
– Так, значит, ты их все-таки заметил, – усмехнулась Мадлен. – А я так старалась, чтобы их не было видно.
– Вот как? – Томас изобразил удивление. Мадлен крепче сжала губы, чтобы не рассмеяться.
– Не беспокойся, Томас, я не позволю барону к ним прикасаться. Я умею хранить честь.
– Неужели? – съязвил Томас.
Тучная дама в пышном наряде из серого шелка в раздражении поджала губы – она собиралась выйти из зала, а Томас преграждал ей дорогу. Заметив это, он отступил в сторону и пропустил даму. Затем снова присоединился к Мадлен. Взглянув на него, она с улыбкой прошептала:
– Если ты помнишь, мы говорили про мои груди. Так вот, я хочу, чтобы к ним прикасался только тот, кто одним своим взглядом способен вызвать у меня желание, только тот, кто своими ласками заставляет меня пылать, как в лихорадке, заставляет забывать обо всем, когда обладает мной. В Уинтер-Гарден есть только один такой мужчина. Это ты, Томас.
Томас в ужасе уставился на свою спутницу. Говорить такое на балу! «Хотя ведь нас никто не слышит...» – подумал он вдруг. И привлек Мадлен к себе, шепча на ухо:
– Когда ты так говоришь, я испытываю столь острое желание... Становится неудобно. Ведь мы на балу, Мадлен. Полагаю, что ни к чему привлекать внимание дам.
Она не могла почувствовать его возбужденную плоть, да ей это и не требовалось. Достаточно было услышать голос Томаса и посмотреть в его пылавшие глаза, чтобы понять: он действительно страстно желает ее.
Чуть отстранившись, она сказала:
– Ты уже и так привлекаешь их внимание. Одним своим присутствием. Откровенно говоря, мне кажется, они ревнуют тебя ко мне.
Он взглянул ей прямо в глаза и произнес:
– Больше им ревновать не к кому.
Она отдала бы все на свете, только бы узнать, серьезно говорит Томас или шутит. Пристально посмотрев на него, Мадлен прошептала:
– Мне ужасно хочется тебя поцеловать. В глазах его снова заполыхало пламя.
– А мне тебя, Мадлен.
Эти слова, произнесенные едва слышным шепотом, ошеломили ее. Она забыла про барона. Забыла обо всем на свете. В эти мгновения для нее существовал лишь один-единственный человек – Томас.
– Может быть, потанцуешь со мной? – спросила она. – Мне очень хотелось бы потанцевать с тобой.
Томас тяжко вздохнул:
– Ты даже не представляешь, Мадлен, с каким удовольствием я исполнил бы твою просьбу. Но я не могу танцевать.
Мадлен невольно вздрогнула. «Ведь он действительно не может танцевать из-за своих искалеченных ног, – промелькнуло у нее. – А я, эгоистка, совсем забыла об этом». Но ей удалось скрыть свое смущение. Лучезарно улыбнувшись, она сказала:
– Впрочем, это не имеет значения. Что ж, надо приниматься за дело, ради которого мы сюда пришли.
Томас кивнул и провел большим пальцем по подбородку Мадлен.
– Ты такая тактичная, моя очаровательная Мэдди. Да, моя...
Щеки Мадлен залились румянцем. Томас впервые проявлял по отношению к ней собственнические чувства. При мысли об этом ей стало не по себе, однако она надеялась, что Томас не заметит ее замешательства.
– Хочешь шампанского? – спросил он неожиданно. Мадлен покачала головой:
– Пока нет. Хочу сегодня сохранить ясную голову. Идем поздороваемся с Ротбери.
Томас молча кивнул и легонько подтолкнул ее в сторону восточной стены, где стоял барон, беседовавший с миссис Бродстрит.
Оказалось, что пробраться к хозяину не так-то просто: гостей было так много, что Мадлен постоянно приходилось обходить кого-то или уступать кому-нибудь дорогу. Время от времени она поглядывала на Томаса, и ей казалось, что сейчас, после того как он напомнил о своем увечье, его хромота особенно бросалась в глаза (в последние дни она почти не замечала его физического недостатка). Более того, ей почему-то казалось, что все гости смотрят на ее спутника и усмехаются; и сердце Мадлен сжималось от боли и сострадания к человеку, вынужденному терпеть насмешки тех, кто не способен сочувствовать чужому несчастью. Она вспомнила, что Томас как-то раз назвал себя затворником. Мадлен прекрасно знала, что означает это слово, потому что и сама была в каком-то смысле затворницей, хотя и общалась с множеством самых разных людей.
Наконец они подошли к барону. Элегантный и изящный, с бокалом шампанского в руке, он слушал разглагольствования своей собеседницы – вернее, делал вид, что слушает. Миссис Бродстрит, тучная особа с огненно-рыжими волосами, говорила о постоянно растущих ценах и прочих неприятностях. Барон с глубокомысленным видом покачивал головой, хмурил густые брови и морщил лоб; при этом было очевидно, что ему наплевать и на миссис Бродстрит, и на цены на маринованную селедку. Он умело это скрывал, во всяком случае, его собеседница была уверена, что ее слушают с величайшим вниманием.
Заметив, что к нему приближаются Мадлен с Томасом, барон оживился и тут же отвернулся от тучной миссис Бродстрит. Изобразив радостную улыбку, Мадлен проговорила:
– Месье барон, как приятно снова встретиться с вами. И вдвойне приятно встретиться именно здесь, в вашем чудесном особняке. Я очень рада, что мы приглашены на ваш замечательный бал.
Барон улыбнулся и, не обращая ни малейшего внимания на Томаса, взял Мадлен за руку.
– Миссис Дюмэ, я счастлив видеть вас в своем доме. Ваша необыкновенная красота украсит мое скромное жилище.
«Глупейший комплимент», – подумала Мадлен. И сделала то, что от нее требовалось, – тихонько рассмеялась.
– О... вы мне льстите, месье барон.
– А это, я полагаю, мистер Блэквуд? – продолжал Рот-бери, наконец-то удосужившись взглянуть на Томаса. – По-моему, мы раньше не встречались.
– Ошибаетесь, – возразил Томас. – Мы встречались на вечере у миссис Беннингтон-Джонс, в сентябре прошлого года. Неужели не припоминаете? Хозяйка устроила небольшой праздник в честь своей дочери Дездемоны – та только что вышла замуж.
Мадлен заметила, что при упоминании имени Дездемоны барон поморщился. Но он снова улыбнулся – было очевидно, что этот человек умел скрывать свои чувства.
– Ах да, теперь припоминаю, – ответил Ротбери. – По-моему, весь тот вечер вы не отходили от леди Клер.
Вероятно, барон хотел смутить Томаса своим заявлением, но у него ничего не получилось – собеседник был невозмутим. Коротко кивнув, он заметил:
– Вы правы, барон, я не отходил от нее ни на шаг. Кстати, она здесь?
– Леди Клер? Да, конечно. – Барон поднес к губам бокал с шампанским. – По-моему, она не танцует. Мы ведь все хорошо знаем леди Клер. Мне кажется, она сегодня... немного устала. Вы понимаете, о чем я говорю, не гак ли?
Мадлен с Томасом переглянулись; они прекрасно поняли, что имел в виду барон. Барон, по-прежнему держа Мадлен за руку, молча улыбался.
Тут миссис Бродстрит отступила на шаг и, окинув Томаса критическим взглядом, объявила:
– Ах, теперь я припоминаю... Конечно же, я помню мистера Блэквуда. А вот с этой женщиной я не знакома. – Она кивнула на Мадлен. – Это ведь француженка, которая живет вместе с вами, не так ли? Мы о ней наслышаны... Говорят, вы ее сюда пригласили, мистер Блэквуд.
«Она сказала «с этой женщиной»... – подумала Мадлен. – Какое на этой особе отвратительное платье...» Высвободив свою руку из руки барона, она повернулась к миссис Бродстрит и, окинув ее презрительным взглядом, бросила:
– Да, меня пригласил мистер Блэквуд. И я уверена, что мы с вами не знакомы, миссис...
– Маргарет Бродстрит, – услужливо подсказал барон.
– Мы приехали из Лондона, – пояснила тучная дама. – Мы каждый год проводим в Уинтер-Гарден осень и зиму, поскольку мой муж болен. О... он так страдает...
«С такой женой неудивительно», – подумала Мадлен.
– А ваш муж тоже сегодня на балу? – спросила она с вежливой улыбкой.
Миссис Бродстрит поджала губы. Немного помедлив, ответила:
– Он в курительной комнате со своими знакомыми. Обсуждает вопросы, которые мужчины обычно обсуждают в таких местах. Мой муж – кузен барона Сили, если вам что-то говорит это имя. – Презрительно хмыкнув, она добавила: – Впрочем, я уверена, что вы, французы, абсолютно ничего...
– Конечно, французы ничего не понимают! А француженки тем более! – раздался пронзительный женский голос.
Мадлен обернулась и увидела приближавшуюся к ним миссис Беннингтон-Джонс. Ее темно-вишневое атласное платье с пышной юбкой, украшенной рядами белых кружев, идеально гармонировало с нарядом барона. «Вместе они смотрятся просто изумительно», – мысленно улыбнулась Мадлен. Она покосилась на Ротбери, и тот, перехватив ее взгляд, очевидно, догадался, о чем она подумала. Потому что поморщился и сделал вид, что не замечает Пенелопу.
Решив вступиться за свою спутницу, Томас проговорил:
– Вы ошибаетесь, миссис Беннингтон-Джонс. Француженки – женщины искушенные, они прекрасно знают жизнь, во всяком случае, не хуже англичанок.
Пенелопа смерила его высокомерным взглядом и с треском раскрыла веер.
– Вы сегодня неплохо выглядите, мистер Блэквуд. Томас кивнул:
– Благодарю вас.
– Вы тоже замечательно выглядите, миссис Беннингтон-Джонс, – вежливо улыбнулась Мадлен. Окинув Пенелопу взглядом, подумаяаг: «В этом платье она похожа на переспелую виноградину».
Пенелопа принялась энергично обмахиваться веером. Избегая смотреть Мадлен в глаза, она пробормотала:
– Очень мило с вашей стороны, что вы это заметили. Мадлен с трудом удержалась от смеха. Было очевидно, что миссис Беннингтон-Джонс приняла всерьез ее «комплимент».
– Француженки часто замечают такие вещи, – вмешалась Маргарет. – Они всегда следят за модой и чувствуют, что человеку идет, а что нет.
– Вот как? – Барон пригубил из своего бокала. – А вы откуда это знаете, миссис Бродстрит?
Пенелопа, обмахиваясь веером, проговорила:
– Это хорошо известный факт, барон Ротбери. Неужели вы не знаете? Француженки, конечно, не слишком цивилизованны, но в моде знают толк.
Ротбери внимательно посмотрел на Пенелопу. И Мадлен вдруг показалось, что между этой женщиной и хозяином особняка существует какая-то странная связь. Но вот какая именно? На этот вопрос Мадлен ответить не могла. Взяв с подноса проходившего мимо слуги бокал с шампанским, Маргарет поспешно сказала:
– Я думаю, вы правы, миссис Беннингтон-Джонс. Надо сказать, хотя француженки знают толк в моде, сами одеваются безвкусно.
Пенелопа покачала головой:
– Дело вовсе не в том, как они одеваются. Дело в том, что у них совершенно отсутствует чувство такта.
– А как насчет англичанок, миссис Беннингтон-Джонс? – с усмешкой спросил Томас. Легонько сжав руку Мадлен, он продолжал: – Мы стоим здесь уже несколько минут, и никто, кроме барона Ротбери, не сказал миссис Дюмэ ни одного доброго слова. А ведь она – гостья в нашей стране, неужели вы об этом забыли? Да, она гостья, а ей приходится выслушивать оскорбления, во всяком случае, не очень-то лестные замечания в свой адрес. – Взглянув на Мадлен, Томас добавил: – Я нанял миссис Дюмэ, потому что она умна, очаровательна и грациозна. Я прожил в Уинтер-Гарден уже несколько месяцев и считаю, что местным дамам до миссис Дюмэ далеко.
Дамы в изумлении таращились на Томаса; причем выглядели они настолько комично, что Мадлен была уверена: это зрелище она не скоро забудет.
Не дожидаясь ответа, Томас обратился к Ротбери:
– Прошу меня простить, барон, – он покосился на Пенелопу, – но мне бы хотелось пообщаться с другими вашими гостями. – Он взглянул на Мадлен. – Не составите ли мне компанию, миссис Дюмэ?
Как же ей хотелось ответить утвердительно!
– Простите, но я собиралась просить барона об одолжении, – ответила Мадлен. – Мне хотелось бы потанцевать с ним, если он, конечно, не сочтет мою просьбу бестактной.
Ротбери шагнул к Мадлен и протянул ей руку. На губах его заиграла улыбка, на сей раз абсолютно искренняя.
– Я был бы весьма польщен, миссис Дюмэ. Мадлен улыбнулась барону.
– Как пожелаете, – пробормотал Томас. Повернувшись, он направился в противоположный конец зала.
