Текст книги "Культура времен Апокалипсиса"

Автор книги: Адам Парфрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

В начале XIX века на углу Дили-Плаза стоял дом и фактория Джона Нили Брайана, который, являясь почтенным магистром, олицетворял царя Соломона в ложе, располагавшейся в скромном бревенчатом домике. Это строение исчезло давным-давно, и сейчас на его месте находится открытая городская площадь с четырьмя необычными каменными аркадами по углам.

До криптохрама в Дили президент Кеннеди следовал своей Дорогой мертвеца. 21 ноября он посетил Темпелхаус, отель «Риц», который техасские посвященные знают как эзотерический Храм Хьюстон. «Риц» был построен на месте первой столицы республики Техас, месте, связанном с масонством самыми крепкими узами, поскольку считается, что ложа собиралась в отеле «Капитолий», или в столице штата, находившейся на том же месте.

Сэм Хьюстон, «большой пьяница из Чероки», какое-то время жил в гостинице «Капитолий», как и его сын, Темпл. «Помни Аламо!» – вот тайный пароль, который почти все добрые техасцы узнают еще в колыбели.[29]29
  В битве при Аламо, крошечном поселении, затерянном среди выжженной палящим солнцем земли южного Техаса, состоялось крупнейшее сражение сил мексиканской армии с немногочисленным повстанческим отрядом американских поселенцев. Губернатор штата Сэм Хьюстон возглавил войска в битве при Аламо и в итоге разгромил мексиканскую армию.


[Закрыть] Впрочем, подлинные факты той заварушки и ее последствий не так уж богаты красками (как признал Роджер Конджер в журнале «Великая техасская ложа» в апреле 1956 года).

После битвы у Сан-Хасинто в 1836 году захваченный в плен мексиканский генералиссимус Санта Анна «встретил Хьюстона якобы масонским рукопожатием» и «сотворил в воздухе масонские знаки бедствия, и ему действительно было туго, ибо многие техасцы требовали лишить его жизни без всяких формальностей…». Однако у Сэма были другие планы, и он переправил Санта Анну «в безопасное место под охраной, куда вошли пятеро масонов, а затем освободил его…». Как видим, никакого Нюрнбергского процесса и близко не было, несмотря на зверства мексиканцев при Аламо и Голиаде, когда были казнены сотни техасцев.

В своей биографии другого великого масона, генерала Альберта Пайка, Роберт Л. Дункан рассказывает о Хьюстоне странные вещи, например, случай, произошедший в 1827 году, когда он содрал с себя все свои лохмотья и бросил их в огонь, принеся в «жертву Бахусу».

Однако самой зловещей личностью среди техасцев остается таинственный «полковник» Эдвард Мандель Хаус, еще один хью-стонианец, дергавший за ниточки президента Вильсона и чью версию тайной манипуляции нашей историей до, во время и после Первой Мировой войны можно считать в чем-то правдивой.

Убийство-жертвоприношение Короля в Дили-Плаза было символическим повторением убийства Хирама Абив, архитектора первоначального Храма Соломона «тремя наемными убийцами», или недостойными ремесленниками, с которыми мы уже встречались в пещере Бенакар. Странно, что сразу после выстрелов в Дейли-Плаза были арестованы «трое бродяг», находившихся подозрительно близко к известному Травяному холму и железнодорожному отстойнику, который наиболее продвинувшиеся в расследовании убийства люди называют тем местом, откуда Кеннеди вышибли мозги.

Есть известная фотография, сделанная для новостей. На ней эти трое, испачканные кровью, идут под охраной полиции Далласа. Некоторые исследователи могут рассказать интересные вещи об этой фотографии. Во-первых, то, что один из арестованных похож на загадочного Э. Говарда Ханта, в ту пору крупного начальника из ЦРУ, а, во-вторых, то, что у одного из «бродяг», по всей видимости, в ухе был наушник для двусторонней связи. Понятное дело, что супершпион Хант категорически отрицает любую свою причастность к этому делу, и что в действительности этих троих товарищей, кем бы они ни были, полицейское управление Далласа каким-то образом сразу же освободило, и они моментально растворились, уйдя навсегда из этой истории.

Впрочем, нас интересуют чисто символические аспекты дела. Бродяги играют символическую роль Джубело, Джубелы и Джубе-лама. Ли Харви Освальд– это, разумеется, лишь официальный обвиняемый. Имя Освальда и его уменьшительный вариант Оз означает «божественную власть», которую олицетворяет собой ВАВ.

Говорят, что масонство и масонская ложа стоит на трех столпах. И называются они следующим образом:

Дабар – Мудрость

Оз – Сила

Гомер – Красота

И получается ДОГ! Но остается еще один вопрос: может ли это служить объяснением того, что на некоторых древних масонских дипломах изображена собака? Трудно сказать. Вот если бы они рисовали на своих пергаментах Сириус, это было бы ближе к делу, ибо именно Сириус освещал дорогу трем элусам и привел их к пещере, где скрывались бродяги еще тех, древних времен.

Считается, что фамилия Кеннеди (на галльском языке она пишется как Cennaideach) означает «уродливую голову». Под этим можно подразумевать и «раненую голову», разве нет? Голова Кеннеди разлетелась рядом с дубом в Дили-Плаза, а эмблемой рода Кеннеди в Ирландии служит как раз дуб. В общем, налицо большое количество того, что доктор Юнг любил называть синхронностя-ми. Только здесь рука владыки выходит далеко за пределы совпадений и действует уже в пространстве неподдельно чудовищной символической метафоры.

Дили-Плаза нередко заливала река Тринити (правда, на это никто не обращал внимания), следовательно, Дили – это тоже Три-нити-Сайт. А на другом Тринити-Сайт, что на Дороге мертвеца, впервые была разрушена первоматерия, в результате чего произошел выброс космического огня, пусть и на мгновение. Таким образом, этот треугольник Тринити имеет явную магическо-семанти-ческую связь, которую нельзя не заметить в контексте индивидуальной Дороги смерти, которой шел Кеннеди до того момента, когда его принесли в жертву.

ЧЕЛОВЕКОСВИНЬИ

Роберт Найт: Наш сегодняшний гость – Эндрю Кимбрелл, автор книги «Мастерская человеческого тела: проектирование жизни и торговля ею». Эндрю, в последнее время проводится много исследований, связывающих, или пытающихся связать, поведение с генами…

Эндрю Кимбрелл: Три миллиарда долларов из карманов налогоплательщиков тратятся на анализ человеческого генома, и хотя большинство из нас поддерживают работы, связанные с исцелением недугов, это еще не ВСЕ. К сожалению, большая часть этих денег тратится на анализ генов, не имеющих к болезням никакого отношения… Во всем этом есть один очень и очень опасный момент, находя и анализируя новые гены, они не ничуть не заботятся о том, чтобы подобная информация оставалась приватной. Страховые компании и компании из тех, кто входит в список журнала Fortune уже используют генетическое сканирование для того, чтобы выявить работников, которые могут стать обузой, поскольку могут оказаться склонными к определенному виду рака, работая, скажем, на химическом производстве. Страховые компании используют генетическое сканирование, чтобы с уверенностью страховать лишь тех, у кого нет предрасположенностей к каким-либо болезням. Правительство Соединенных Штатов отказывает людям в предоставлении различных видов работы и страховки на основании их генетического анализа.

Сегодня от этого нет никакой защиты. Кроме того, в свете последних и зачастую поразительных прорывов в области генной инженерии мне кажется крайне прискорбным тот факт, что множество черт человеческого поведения определяется не средой, а генами. Недавно Национальный институт здравоохранения спонсировал коллоквиум по вопросу преступности. Результатом его работы стал вывод о том, что истинные причины преступности вовсе не социальны, они не имеют никакого отношения к вопиющему материальному неравенству, царящему в нашей стране, а скорее заложены в генах; если у тебя есть криминальный ген, что ж, он сделает тебя преступником…

Деньги налогоплательщиков тратятся на эксперименты, в ходе которых человеческие гены закладываются в генетические коды других животных! Наше правительство заложило в различных животных более 24-х человеческих генов, а теперь этим все больше занимаются корпорации. В попытке создать гигантских свиней Министерство сельского хозяйства США выделило человеческий ген роста и вмонтировало его в восьмиклеточные эмбрионы свиней, а затем поместило эти эмбрионы в свиней, выполняющих функцию суррогатных матерей. И что получилось… Мне удалось стать этому свидетелем. У свиньи #6707 были кривые ноги, косо-глазье, скрюченные суставы – воистину, несчастный продукт науки без этики. Но Министерство сельского хозяйства заявило тогда, что им, быть может, удалось создать постную свинью, свинью, в которой меньше холестерина. Они не раздумывали над вопросом, захотят ли американцы есть свиные отбивные, в которых есть человеческие гены.

В подобного рода экспериментах ежегодно создаются сотни тысяч таких человекоживотных химер, большинство из них производится на наши деньги, доллары налогоплательщиков. И хотя некоторые из этих опытов поднимают воистину гротескные, но важные вопросы, касающиеся страданий животных, все заходит гораздо дальше.

В своей книге я описываю эксперимент с вирусом СПИДа, который был проведен из относительно альтруистических побуждений. Есть в Национальном институте здравоохранения некий доктор Малькольм Мартин, решивший поместить целый человеческий вирус СПИДа, целый геном человеческого вируса СПИДа в мышь. Как мы все прекрасно знаем, мышь является не слишком удачным объектом для изучения СПИДа, а потому он захотел создать на основе мыши идеальное подопытное животное. Эта история была на первых полосах New York Times и Washington Post. Но о чем большинство людей не слышало, о чем они не читали, так это о том, что несколько месяцев спустя группа ученых, изучающих СПИД, доктор Роберт Гало и другие, опубликовала в журнале Science отчет, в котором говорилось о том, что вирус СПИДа совместился с естественными для мыши ретровирусами, в результате чего получился супервирус СПИДа. А доктор Джин Маркс, помощник редактора в Science, сообщил о том, что этот супервирус может еще и передаваться по воздуху. Об этом нигде не говорилось. Очень немногие осознают чудовищные последствия.

Микио Кэйку: Святые угодники! Супервирус СПИДа, передающийся по воздуху?

Эндрю Кимбрелл: Передающийся по воздуху!

Микио Кэйку: Да тут речь ведется об оружии Судного Дня!

Из беседы на волне радио WBAI-FM

(99.5) (505 Eighth Ave., 19th Fl., New York, NY 10018)

Колин Уилсон
СТРАННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ИССЕЯ САГАВЫ

Неверно думать о каннибализме как о деградации личности.

Иссеи Сагава, цитирующий маркиза де Сада

Булонский лес, самая известная зона отдыха Парижа, был смоделирован по образу лондонского Гайд-Парка. Еще в давние времена он был убежищем разбойников, и даже в наше время грабители и проститутки делают его ночные посещения весьма рискованными.

Но теплая июньская ночь 1981 года казалась одной парочке средних лет весьма тихой. Они прогуливались по берегу нижнего озера и слушали музыку и смех, раздававшиеся со стороны модного ресторана на острове, и не заметили такси, остановившееся поблизости, и человека, идущего по траве к озеру и волочившего два тяжелых чемодана на тележках для багажа вроде тех, что используют туристы.

Они обратили на него внимание лишь тогда, когда поняли, что он собирается сбросить чемоданы в воду. В этот момент и он их заметил и, к их удивлению, бросил чемоданы под ближайшие кусты и пустился бежать. Испытывая вполне понятное любопытство, парочка решилась их исследовать. Но, увидев окровавленную руку, торчащую из частично открытого чемодана, свидетели поспешили к ближайшему телефону и позвонили в полицию.

В одном из чемоданов оказался торс молодой женщины без конечностей, в другом – ее ноги, руки и голова. Полицейский хирург отметил, что в ягодицах и бедрах не хватает кусков мяса, а с носа был срезан кончик. Дальнейшее обследование покажет, что девушка была убита выстрелом из карабина в заднюю часть шеи. Кроме того, она была изнасилована.

У полиции было две важных зацепки. Парочка – и множество других свидетелей – описала мужчину как «азиата», и сказала, что он был невысокого роста. И они знали, что он приехал на такси.

Поймать «Мясника Булонского леса» (как сразу нарекла его пресса) оказалось неожиданно легко. Полиция сконцентрировала свое внимание на парижских такси и вскоре нашла водителя, везшего человека азиатского вида с двумя чемоданами до Булонского леса. Водитель указал адрес, по которому его вызвали по телефону субботним вечером.

Это был дом номер 10 по улице Эрланже, находящийся в нескольких кварталах к югу от Булонского леса в фешенебельном районе Пасси. В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что студию на втором этаже этого дома снимает японский студент Иссеи Сагава.

Вечером 15 июня, в понедельник, то есть через два дня после обнаружения чемоданов, не меньше шести полицейских стояли у двери в квартиру на втором этаже дома на улице Эрланже, готовые столкнуться с отчаянным сопротивлением «мясника», который, как они знали, был вооружен.

Но маленький учтивый японец, открывший им дверь, явно не имел намерения нападать на них. Он признал, что его зовут Иссеи Сагава, и рассказал им, что изучает современную литературу на факультете востоковедения в Дофине, относящемся к Сорбонско-му университету.

Сагава не протестовал, когда полицейские попросили его пройти с ними в участок. А там он признался, почти извиняясь, что убил девушку, чье расчлененное тело нашли в чемоданах. Он объяснил, что она была его голландской сокурсницей по имени Рене Хартвельт, и что он убил ее, потому что хотел съесть ее плоть.

Его историю подтвердило содержимое холодильника. Там полиция обнаружила аккуратно завернутую в пластиковые мешки плоть с бедер, ляжек и рук девушки, а также ее губы.

Сагава описал убийство с почти детской открытостью. Он встретил Рене Хартвельт в мае 1981 на занятиях в Парижском университете и был моментально ей очарован. Она была симпатичной 25-летней девушкой из Голландии с серыми глазами, светлой кожей, хорошей фигурой и мягкой улыбкой. «Я не мог отвести от нее глаз». Это была не любовь – потрудился он уточнить – это была сексуальная одержимость.

Он снова встретился с ней случайно в метро по дороге домой. Они завели разговор о темах своих диссертаций – Сагава писал свою по «Буре» Шекспира. После следующей лекции группа студентов, включая Сагаву и Рене Хартвельт, пошла обедать в греческий ресторан. Один из них сказал, что в следующий раз они должны пойти в японский ресторан. Сагава тут же предложил, что они, если пожелают, могут пойти к нему на квартиру и поесть сукияки.

Единственной из всех, кто пришел, оказалась Рене. Они мило беседовали и обсуждали музыку – Сагава ставил ей свои любимые записи Бетховена и Генделя. Перед уходом он попросил дать ему несколько уроков немецкого, чтобы он смог читать немецких романтиков в оригинале.

Как только она ушла, он осознал, что его терзает зловещая фантазия, – та самая извращенная сексуальная фантазия, что занимала его разум много лет. Он представлял, что заходит к ней за спину и стреляет в нее, чуть выше обнаженных белых плеч, затем раздевает ее и ест.

И тогда он решился: Рене могла стать идеальной жертвой; было что-то в ее мягкости, что заставляло его желать буквально поглотить ее. Однако он был убежден, что, когда дело дойдет до конкретных действий, ему не хватит решимости нажать на курок. Сагава также слишком хорошо знал свой романтичный и нерешительный характер, он был больше в ладу с фантазиями, чем с реальностью.

Вскоре она снова посетила его квартиру, чтобы дать ему урок немецкого. И, как он и подозревал, он не смог заставить себя привести свой план в действие. Он даже не смог зайти ей за спину и взять из буфета ружье. Когда она ушла, он сказал себе, что теперь ему придется ее убить, хотя бы для того, чтобы поддержать свое самоуважение. Иначе ему пришлось бы идти по жизни с мыслью о том, что он лишь неудачливый мечтатель.

Тут случилось нечто, укрепившее его решимость. Приехал человек из отцовской фирмы, чтобы привезти ему кое-какую японскую пищу. Несмотря на то, что его слегка лихорадило от простуды, Сагава чувствовал себя обязанным показать этому эмиссару из Осаки достопримечательности Парижа. В тот вечер они пошли в японский ресторан и, увидев на витрине суси, Сагава внезапно подумал: как будет жалко, если простуда не позволит ему реализовать его давнюю мечту о поедании плоти белой женщины.

На следующий день Рене снова приняла приглашение прийти к нему в гости. Она сидела спиной к буфету и читала поэзию вслух, он зашел ей за спину, отдернул занавеску и вынул ружье. Затем он приставил его к ее шее и нажал на курок. По каким-то причинам произошла осечка. Рене продолжала чтение, даже не услышав щелчка.

Третья попытка имела место 11 июня 1981 года. Они сидели на подушках лицом друг к другу, она готовилась читать вслух поэму «Вечер» современного немецкого экспрессиониста Бехера, а Сагава встал, чтобы включить диктофон. Затем он тихо вынул карабин из буфета и приставил его к основанию ее шеи. Как только поэма кончилась, он нажал на курок.

Рене умерла мгновенно, а Сагава упал в обморок.

Когда он открыл глаза и увидел перед собой недвижимое тело, лежащее в луже крови, он почувствовал себя так, словно очнулся ото сна. За всю свою жизнь он никогда не видел трупа, и теперь, когда он сам стал виновником его появления, он пришел в ужас. Потрясенный содеянным, он заставил себя уйти в собственное воображение и воззвать – в тысячный раз – к своей главной фантазии.

Наконец, Сагава пришел в чувства настолько, чтобы прикоснуться к телу прекрасной белой женщины.

После преодоления этого барьера он начал разыгрывать сценарий, продуманный им до мельчайшей детали. Он раздел ее и положил на ковер лицом вниз. Затем он присел и вонзил зубы в ее правую ягодицу. Он заранее решил, что в левой ягодице будет больше крови, поскольку она ближе к сердцу. Он ненавидел вид крови.

Естественно, упругая плоть не поддалась зубам. Поэтому он взял кухонный нож и врезался им в правую ягодицу очаровательной Ре-не. Первым, что он увидел, оказался толстый слой жира, желтый, словно початок кукурузы. Под ним оказалось красное мясо, и начинающий каннибал отрезал кусочек, а затем положил себе в рот.

Плоть девушки оказалась мягкой, словно сырой тунец.

Тогда, находясь в состоянии экстатического возбуждения от полной реализации своей мечты, он перевернул ее и врезался в ее бедро. И снова он съел мясо сырым. Затем он надругался над ее телом. Но это, как объяснял Сагава, было почти запоздалой мыслью, значительно менее важной, чем удовольствие от поедание ее плоти.

Тем временем кровь угрожала испортить ковер, и Сагаве пришлось взяться за дело. Он оттащил труп в ванную и занялся его расчленением. Каннибалистская фантазия была окончена; все остальное довело его до болезненного состояния. Он никогда не мог есть потроха животных и почувствовал тошноту от зрелища отрезанных грудей. Они оказались ничем иным, как «отвратительными кусками жира».

Но ему нужно было избавиться от тела: его необходимо было разрезать на достаточно маленькие куски для того, чтобы их можно было либо съесть, либо вынести. Поэтому он нарезал стейки из бедер и ягодиц, завернул их в пластиковые мешки и положил в холодильник.

Портрет Рене работы Сагавы

Следующие два дня – пятницу и субботу – Сагава провел, готовя и поедая куски тела. В течение этого времени он выходил из квартиры, чтобы повидаться с парой друзей и сходить в кино. Он также сделал необходимые покупки, включавшие два картонных чемодана. Прогуливаясь по Елисейским полям, он выкидывал одежду Рене в мусорные корзины – он сохранил лишь ее трусики.

Каждый раз, возвращаясь домой, он готовил себе очередную порцию из холодильника. Плоть показалась ему безвкусной – слегка похожей на телятину – и довольно жесткой, так что для улучшения вкуса ему пришлось приправлять ее солью, перцем и горчицей. Но ее поедание все еще порождало то самое фетишистское возбуждение.

Субботним вечером он вызвал такси и отвез зловещие чемоданы в Булонский лес.

Изуродованное тело произвело сенсацию, и, когда два дня спустя Сагаву арестовали, практически каждая газета во Франции вышла под сенсационным заголовком о японском каннибале. Лицо, глядящее с таблоидов, казалось лицом монстра-садиста. Бесстрастное восточное лицо, темные глаза, смотрящие прямо в камеру, ясно говорили страдающим ксенофобией французам о хладнокровном убийце-психопате.

В большинстве рассказов об этом преступлении Рене Хартвельт фигурирует как «подружка» Иссеи Сагавы. Было попросту легче относиться к ней именно так.

Рене Хартвельт

Телевидение освещало события чуть более сдержанно, чем желтая пресса. При наличии чемоданов и прочих мерзких улик телевидение могло себе это позволить. Но едва ли в телевизионных репортажах было меньше отвращения, изумления и непонимания.

«Это не для чувствительных зрителей, – предупреждал диктор. – Бернар Марчетти поведает вам об ужасной истории кровавого чемодана, найденного в Булонском лесу». Далее репортер описывал то, как остатки молоденькой студентки были обнаружены «при пугающих обстоятельствах». И снова на зрителя глядело бесстрастное восточное лицо.

«Этот человек– каннибал. Его зовут Иссеи Сагава, и он родился в Кобе 32 года тому назад. В прошлый четверг он выстрелил молодой голландской студентке в голову, разделал ее труп и хранил останки в своей квартире до субботы. За это время он съел несколько кусков ее тела. Когда его арестовала полиция, части ее тела были обнаружены в его холодильнике…».

До этого момента история основывалась на фактах. Затем шли домыслы. В конце концов, зачем кому-то убивать и съедать девушку, если не из-за несчастной любви?

«Он любил ее. Она его – нет. Во вторник, когда она снова отвергла его, он ее убил». Такой точки зрения – основанной исключительно на догадках – придерживалось большинство газет; одна из газет писала, что Сагава писал ей любовные письма, но она сказала ему с симпатией, что они могут лишь остаться друзьями. В других сообщалось, что друзья Сагавы заявляли, что Рене только из жалости согласилась прийти к нему на квартиру.

В это неверное толкование истории был посвящен и судья Жан-Луи Брюгье, которого назначили для изучения и рассмотрения дела, когда он впервые встретился с Сагавой на следующий день после его ареста. «Судья, ведущий допрос» (juge d’instruction) – уникальная для Франции должность, которую можно описать, как сочетание следователя, прокурора и судьи, обладающего властью выписывать ордеры на арест и обыск, а также вести расследование по всему миру. Брюгье был одним из самых выдающихся судей Франции; его жизни угрожали так часто, что его кабинет во Дворце Правосудия сделали пуленепробиваемым.

Когда Иссеи Сагаву привели в этот кабинет, он обнаружил, что перед ним импозантный крепкий мужчина, за грубым и надменным поведением которого скрывается острый ум и сочувственное желание понять.

Судье же сразу стало очевидно, что робкий, учтивый молодой человек вовсе не был монстром-садистом, к встрече с которым его подготовили таблоиды. Как и полиция, Брюгье был поражен кристальной честностью Сагавы и его умом. Но что он действительно хотел знать, так это то, как кто-то мог захотеть съесть привлекательную девушку, вместо того, чтобы заняться с ней любовью, как любой нормальный француз. Ответ Сагавы оказался ошеломляющим и почти непостижимым. Он объяснил, что был одержим каннибализмом еще с тех пор, как был маленьким ребенком, задолго до своего сексуального пробуждения. Со временем эта одержимость приняла форму желания попробовать женскую плоть.

Все началось, когда Сагаве было года три. Каждый год на новогодней вечеринке он и его младший брат играли в одну и ту же игру. Их дядя Мицуо – популярный рок-певец – изображал чудовищного великана-людоеда, собирающегося проглотить двух ребятишек. Их отец играл отважного рыцаря и защищал их. Но великан всегда побеждал; сперва он ослеплял и убивал рыцаря, затем хватал двух хихикающих детей и бросал их в огромный котел. И все это записывалось на камеру.

Оба ребенка любили эту игру – в конце концов, дети любят притворяться испуганными, когда знают, что бояться нечего. Но Иссеи, который всегда был маленьким и тощим, обнаружил, что это пробуждало в нем что-то нездоровое и мазохистское. Он находил сказочные истории о чудовищах, поедавших человеческую плоть, и чувствовал, что они вызывают в нем дрожь, пугающую и, в то же время, странно возбуждающую.

И когда в отрочестве началось сексуальное пробуждение, его фантазии были не о сексе, но о поедании мягкой женской плоти.

По мере взросления фетишем Иссеи становились именно красивые западные женщины вроде Грейс Келли, чьи соблазнительные белые плечи вызывали в нем желание съесть их. Белые плечи всегда были важной частью его фантазий.

Они стали так беспокоить его, что когда ему было 15, он позвонил психиатру, чтобы спросить совета. Психиатр отказался давать советы по телефону, и Иссеи повесил трубку. Он пытался рассказать обо всем своему брату, но тот посмеялся над этим, как над шуткой. И тогда он решил больше никогда и никому об этом не говорить.

В Японии было немного западных женщин, способных пробудить его желание. Но на третьем году обучения в Токийском университете Вако, где он изучал литературу, его одержимость обратилась на 35-летнюю немку, преподававшую немецкий. Однажды ночью он забрался в ее открытое окно и увидел ее спящей в кровати почти обнаженной.

Он подумал о том, чтобы оглушить ее и вонзить зубы в плоть, но когда он случайно коснулся ее тела, она проснулась, начала кричать и отбиваться.

Сагаву арестовали, а женщина приняла от его отца денежную компенсацию в обмен на снятие обвинений. Но Сагава так и не осмелился признаться – даже обследовавшему его психиатру – в том, что намерением его было не изнасилование, а поедание женщины. Сама идея была столь нелепой, что ее было стыдно облачать в слова.

После получения степени магистра гуманитарных наук за работу по литературе Шекспира он в 1977 году в возрасте 28-ми лет прибыл в Париж и был внезапно окружен множеством красивых западных женщин. Японские женщины скромны в одежде и склонны скрывать под ней как можно больше. В Париже женщины, демонстрирующие голые плечи, голые руки, низкие декольте и короткие юбки, сидят, положив нога на ногу, в каждом кафе.

Вскоре фантазии, одолевавшие его днем и ночью, стали так лихорадочно навязчивы, что превратились в источник агонии. Он чувствовал, что был сразу двумя людьми, один из которых был «зверем». Ему в голову пришла идея, что, если он воплотит свою фантазию в жизнь, зверь окажется удовлетворен и оставит его в покое. Вот тогда-то грезы о каннибализме начали обращаться в планы их воплощения.

Я увидел на улице западную женщину. Мои фантазии обрели собственную жизнь, словно проскользнув в окно сознания. Она повернулась спиной. Я должен взять ремень и удушить ее. Когда она потеряет сознание – что ж, мне немедленно понадобится изолента, чтобы заклеить ей рот. Чтобы связать ей руки и ноги, мне также понадобится веревка. Затем я раздену ее. Теперь я ее изучаю – ее гениталии, ее зад. Я иду на кухню и беру нож; вот я режу ее и готовлю ее плоть на сковороде. Но постойте – нужно ли мне ее убивать? Я не хочу убивать – я лишь хочу есть.

Однажды Сагава пригласил в свою комнату на улице Лоншан светловолосую проститутку. Когда девушка удалилась воспользоваться биде, Сагава последовал за ней в ванную с кухонным ножом. Но он обнаружил, что не может напасть на нее. Вместо этого они занялись нормальным сексом, и она ушла. Секс на какое-то время освободил его от навязчивых каннибальских фантазий, но скоро они нагрянули снова.

В этот раз он решил, что ему нужно приобрести оружие. Это оказалось неожиданно легко, и он смог купить маленькое охотничье ружье – карабин 22-го калибра – без разрешения.

Тогда он снова пригласил к себе юную проститутку. И снова он не смог претворить свою фантазию в жизнь. Она была похожа на школьницу, и ему нравилось с ней беседовать. Эта девушка несколько раз приходила к нему и готовила еду. Они даже обсуждали его заинтересованность в каннибализме, и она принесла ему книгу об этом. Но она, как и остальные, ни на секунду не поверила в то, что ее любопытный клиент действительно хочет отведать человеческой плоти.

В феврале 1981-го он начал работу над докторской диссертацией, и тогда же он решил время претворить свои фантазии в жизнь. Это должно было произойти в Париже. В Японии было просто мало западных женщин. Мысль о том, что он умрет, так и не испытав вкуса женской плоти, наполняла его страданием. Его жизнь была бы потрачена впустую.

В мае он встретил Рене Хартвельт и был очарован ее мягкой улыбкой, соблазнительным телом и прекрасными белыми плечами. В ней была та уступчивость, что пробудила все его темные фантазии. Он тут же решил, что она и есть та самая девушка, которую он действительно хотел бы съесть.

Судья Брюгье столкнулся с серьезной проблемой. Сагава был так откровенен и так рассудителен, что было почти невозможно поверить в его безумие – а в этом случае долг Брюгье состоял в том, чтобы признать его виновным в убийстве и приговорить к пожизненному заключению. Несомненно, взрослый мужчина, потакающий столь извращенным сексуальным вкусам, должен нести полную ответственность за свои действия. Но каннибальские фантазии Сагавы начали посещать его с трех лет. Как может трехлетний мальчик быть ответственным за свои фантазии?

В поисках ключей к этой головоломке Брюгье отправился в Токио, где опросил семью Сагавы и его докторов, включая того психиатра, что обследовал Иссеи после нападения на немку и признал его «крайне опасным». Но каннибализм казался японцам таким же странным, как и французам. По возвращению во Францию Брюгье пришлось признать, что он ничуть не продвинулся в понимании странного преступления.

Отец Иссеи, Акира Сагава, глава Kurita Water Industries, прибыл в Париж, чтобы навестить сына в тюрьме Сантэ. Вполне понятно, что он был потрясен и озадачен в той же степени, что и судья Брюгье. За обедом, на который он пригласил некоторых из друзей сына, он сказал: «Пожалуйста, помогите мне. Он этого не делал». Он нанял для сына одного из самых известных и дорогостоящих адвокатов Франции – Филиппа Лемэра.

Тем временем Сагава так же, как и власти, пытался понять собственное преступление. Именно в тюрьме Сантэ он впервые начал о нем писать – о преступлении и о жизни среди приведших к нему странных фантазий. По его мнению, хорошо это или плохо, но не может быть никаких сомнений в том, что поедание человеческой плоти не менее естественно, чем поедание плоти животных.

Однажды в тюрьме другой заключенный показал ему статью о современном каннибализме в Африке и спросил его как «родственного по духу», что он об этом думает. Заголовок гласил: «Классическая церемония продолжает жить». В тот момент мимо проходил заключенный из Эфиопии, и Сагава показал ему заголовок. «Они и правда едят людей в качестве церемонии?» – спросил он. «Конечно нет, – ответил эфиоп. – Они делают это, потому что им это нравится». Этот ответ послужил для Сагавы подтверждением его мысли о том, что есть человеческую плоть так же нормально, как есть бифштекс.