Текст книги "Ритуал (ЛП)"

Автор книги: Адам Нэвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

30

Они вернулись в лагерь через два часа после пробуждения. Небо над лесом, насколько хватало глаз, было темно-синего цвета.

Из-за шока никто не мог говорить. Онемев от ужаса, они мучительно пытались переварить и принять абсурд произошедшего. Нечто поселилось в их умах и сердцах, когда они ослабли от усталости и позволили застичь себя врасплох. Нечто невозможное, всепоглощающее, удушающее.

Сотни раз они звали Хатча по имени. Ковыляли, волоча ноги, как какая-то робкая стая. Лучи фонариков мерцали в непролазных сырых зарослях. Головы дергались туда-сюда при малейшем далеком крике птицы, доносимом холодным воздухом, пока собственные страхи не вымотали их под чистую. Никто не ответил на их крики. Крики, которые сперва были настойчивыми, потом отчаянными, и под конец просто хриплыми, не проникавшими дальше ближайших зарослей.

– Хатч!

– Дружище!

– Хатч!

– Хатч!

Было слишком темно, чтобы выяснить обстоятельства его исчезновения. Но Хатч пропал, и от него остались лишь пятна загустевшей, темной крови на поваленной палатке.

– Можете разобрать другую палатку? – спросил их Люк, нарушив долгое молчание. Его голос показался ему самому каким-то тихим и далеким. – Надо упаковать ее. Плюс ваше снаряжение. Нужно уходить, как только начнет светать.

Дом и Фил озадаченно уставились на Люка. Они были шокированы и злы на него, но оставались вялыми и апатичными. Они просто смотрели перед собой. Люк попытался объясниться. – Я собран. Карта. Мне нужно на нее взглянуть. – Он бросил взгляд на рухнувшую палатку. – Можно еще разобрать вещи Хатча.

Было четыре часа утра. Проснулись они в два. Но, по крайней мере, к одиннадцати вечера все лежали в спальных мешках, поэтому несколько часов им все же удалось поспать. Как подсчитал Люк, этого было недостаточно, чтобы оправиться от напряжения предыдущего дня, но хватало, чтобы утром на пару часов обрести силы. Самых важных часов за все время их путешествия. Люк знал, что им нужно выйти на опушку леса утром, не позднее полудня. Иначе потом колено Дома значительно их замедлит. А значит, до заката они не покроют и пары миль.

– Что? – наконец сказал Дом, выйдя из оцепенения.

– Его фонарик. Нож. Все, что может пригодиться. В его сумке были энергетические батончики.

Дом посмотрел на Фила. Потом поднял руки и хлопнул себя по бокам. – Мы никуда не пойдем, пока не найдем его.

Люк посмотрел на землю и издал длинный, усталый вздох.

– Что ты предлагаешь? Просто слинять? Прихватив из его рюкзака, что получше? – рявкнул Дом, дрожащим от волнения голосом.

Фил посмотрел на рухнувшую палатку и кровь, которая стала вязкой и маслянистой в тусклом, мерцающем свете фонарика, таком бесполезном и неуместном сейчас. Посветив в дыру, увидел там еще больше крови.

– О, боже, Хатч. – Фил вдруг присел на корточки и закрыл лицо руками. Теперь он понял.

От причитаний Фила у Люка к горлу подкатил большой ком. Он перестал слушать Дома и закрыл глаза. Хатч, Хатч, Хатч пропал.Идиотская рифма непрерывно долдонила в мозгу. Люк чувствовал себя маленьким ребенком. Его цель занять их делом, а потом двинуться дальше, потеряла актуальность.

Фил плакал. Лицо у Дома сморщилось. С нижней губы свисала длинная нить слюны. Глаза наполнились слезами. Он закрыл лоб рукой, словно заслоняясь от солнца. Плечи сотрясались от рыданий. Люк почувствовал, что челюсть у него отвисла. В горле першило. Он представил себе улыбающееся лицо Хатча. Почти услышал его гогот. Мысль, что Хатча больше нет, была такой нелепой, что закружилась голова. Потом Люк почувствовал, будто у него изжога и несварение желудка одновременно.

Он упал на задницу и застонал, закрыв лицо руками. На этот раз он не обращал внимания на ноющие царапины на икрах, щеках и ушах, на тянущую боль в ногах. Остальные двое рыдали в темноте, зажав лица руками.

В какой-то момент Люк встал и тут же столкнулся с Филом, который, опустив голову, схватил его за руки. Он сжал его бицепсы так сильно, что Люк подумал, что тот своими длинными грязными ногтями проколет их ему до крови. Ему пришлось буквально отрывать его от себя. Потом он обхватил Дома за плечи, так как того тоже трясло, то ли от страха, то ли от горя, то ли от приступа паники. Еще долгое время они были недееспособны и дезориентированы в этой холодной тьме. Двигались на ощупь. И плакали. Пока, наконец, не сели, молча уставившись перед собой и дрожа от холода, вытягивающего тепло из ослабших тел в плотную черную землю.

31

– Вы не можете здесь оставаться, – тихо сказал Люк Дому, сидевшему на своем рюкзаке рядом с рухнувшей палаткой. – Учитывая состояние твоего колена, утром у нас будет пара часов, чтобы объединенными усилиями выбраться отсюда. Продолжим идти на юг. Мы должны выдвигаться. Немедленно. И идти по прямой, насколько это будет возможно.

Дом уронил голову на колени. Они еще не сделали ни шагу, а он уже вымотал себя горем.

Люк глубоко затянулся сигаретой, а потом заговорил сквозь завесу голубоватого дыма. – Со своим коленом ты сможешь идти максимум до полудня. Мы с Хатчем… – он сделал паузу и сглотнул, – мы разговаривали вчера вечером. Думали, что вы двое сможете переждать здесь пару дней, пока я не найду выход и не приведу помощь. Он хотел, чтобы ты дал своему колену передышку. И чтобы у Фила было время прийти в себя. Воды здесь хватит на пару дней, и мы знаем, где взять еще, если помощь задержится. Но сейчас все изменилось. Мы не можем… не можем оставаться здесь еще на одну ночь. Вот и весь разговор.

– Нет, – отрезал Дом. Он сидел, уперев локти в колени, задрав вверх свое одутловатое, покрытое синяками лицо, и глядел на Люка так, будто ночью ничего не случилось.

Люк махнул рукой, словно отгоняя от себя что-то. – Я только что смотрел… – Он прочистил горло. – Его протащили вон там. – Люк указал на едва заметную брешь в стене зарослей справа от себя. – Следы обрываются в двадцати футах отсюда. И там тоже кровь.

– Ты не оставишь нас здесь. С этого момента держимся вместе, – внезапно выпалил Фил, который стоял на краю поляны и вглядывался в сырую тьму.

Люк кивнул. – Конечно. Само собой разумеется.

Дом посмотрел на него. – Черт, ты хоть представляешь, где мы сейчас находимся?

– Смутно.

Дом невесело рассмеялся. – Смутно. Смутно. Мало нам этого «смутно»? Кажется, из-за этого «смутно» мы сейчас сидим вокруг палатки, залитой кровью. Из-за этих «смутных» представлений нас всех скоро прикончат.

Фил с шумом вобрал в себя воздух.

Люк изучающе посмотрел на Дома, снова подавляя в себе жгучее желание встать и уйти одному. Ему потребовалась минута, чтобы привести мысли в порядок. – Уже поздно возвращаться по нашим следам назад. Поэтому у нас нет другого выбора, кроме как идти дальше на юг. Будем надеяться, что сможем выбраться к ближайшей опушке леса. Этого и хотел Хатч.

Фил посмотрел на Дома. – Мы должны идти. Я не останусь здесь ждать помощи.

Люк взглянул на часы. – Сегодня мы должны были добраться до Порьюса. Завтра вечером хотели вернуться в Стокгольм. И через день уже быть дома. – Глядя на остальных, он почувствовал, что в его голосе появилась нотка надежды. – Когда уже кто-то поймет, что с нами что-то стряслось, и поднимет тревогу? Ваши родные ждут от вас звонка сегодня вечером? Или завтра?

Ни Фил, ни Дом не осмелились взглянуть ему в глаза. Оба смотрели себе под ноги, явно испытывая дискомфорт, не имеющий ничего общего с истощением, холодом, или недосыпом. Словно внезапно осознали последствия некоторых печальных известий.

Хатч сказал, что оба они развелись, но Люк хотел знать, что именно это значит. Будут ли они по-прежнему ежедневно контактировать с женами из-за детей? Будут ли выполнять отеческие обязанности в заранее оговоренное время? Потому что его звонка никто не ждал. Шарлотту он видел лишь пару раз за последний месяц. Его начальник позвонит ему на сотовый, если он не появится на работе в понедельник. Но впереди еще четыре дня. А его отсутствие на работе в течение нескольких дней не заставит коллег обращаться в полицию. Он был уверен, что если не появится на работе в течение недели, босс просто найдет ему замену. Родители, возможно, начнут беспокоиться через пару месяцев молчания. А его лондонские друзья подумают, что он ненадолго залег на дно. Но он и представить не мог, что они станут делать запрос или предпримут попытку отследить его. В последнее время он не виделся с ними месяцами. Все были заняты собой и жили в разных частях города. Если честно, он уже не был ни с кем особенно близок. Одна надежда на соседку по квартире. У них было мало общего, и жила она в квартире всего полгода, но во время его отсутствия она присматривала за его собакой. Конечно, она первая попытается вычислить, где он. Может быть, через неделю его отсутствия. Но кому она будет звонить? Разве она знает, кому звонить? Она оставит сообщения на его мобильном, а потом, может быть, проверит в его магазине, если вообще помнит название. Но лишь в том случае, если ей надоест дважды в день выгуливать его собаку.

Эти мысли вызвали у него горечь, а потом злость на самого себя. Если у тебя нет ни партнера, ни карьеры, то кому до тебя есть дело? Вот в чем весь фокус – избавиться от любой ответственности, чтобы делать все самому. Ну, теперь он именно так и делает. Люк громко рассмеялся.

– Что? – спросил Дом. – Что? – Судя по его голосу, ему не терпелось знать, что только что придумал Люк.

Люк выбросил сигарету в кусты. – Я просто пробежал по списку. Пройдут месяцы, прежде чем мои родные и друзья заявят о моей пропаже. Последняя надежда, это моя соседка, но это не близкая подруга. Или… подождите… может, авиакомпания. Но тогда… черт, люди постоянно опаздывают на рейсы. Не звонить же им каждый раз в службу спасения. К тому же мы заплатили за свои места, наши деньги у них. Чего им волноваться? – Он представил, как представительница шведской авиакомпании называет его имя через систему оповещения стокгольмского аэропорта. Наверное, это будет последний раз, когда его имя прозвучит за пределами этого леса.

– Меня хватятся, наверно, дня через четыре-пять, – сказал Дом. Должно быть, он имел в виду свою семью, отчего опасения Люка только усилились. Четыре дня – это слишком. – А тебя, Филлерз? – спросил Дом.

Фил даже не обернулся. Он стоял лицом к деревьям и светил фонариком, будто нес вахту. – Что?

– Когда?

– Ммм?

– Когда тебя хватятся дома?

– Да Мишель насра… – Он осекся. – Может, на работе. В понедельник у меня встреча в банке. Может быть… – Казалось, он борется со своими мыслями, какими бы они ни были.

Дом раздраженно вдохнул, потом внезапно вскинул руки. – Хостел. Хостел, где мы должны быть сегодня вечером. Хатч забронировал его. Еще сказал им, откуда мы.

– Точно, – тихо сказал Люк. – Они могут позвонить ему на мобильный, если мы не появимся. Если там вообще есть сигнал. Но люди постоянно забивают на подобные места. Меняют планы. Или получают лучшее предложение. Все, что угодно.

– Лесничие?

– Хатч никогда не звонил в отделение Порьюса. Сказал, что оно работает только в зимний период.

– Вот, дерьмо! – Дом ударил здоровой ногой по земле. Фил продолжал шарить фонариком по деревьям.

Люк зажег новую сигарету. Уже четвертую с того момента, как проснулся. Прищурился от дыма. – Жена Хатча. Энджи знает, что он позвонит, как только окажется в зоне действия сети. Это наш лучший вариант.

Дом нахмурился. – В этом есть смысл. Мы должны будем сказать ей. Боже.

– Ладно. Забудь. Нам нужно идти. Немедленно. Нужно просто продолжать идти, потому что от этого зависит наша жизнь.

32

А потом они нашли Хатча, висящим на дереве. Точно так же, как то животное, два дня назад.

Люк обернулся и закричал, как нянька подопечным детям, – Не смотрите! Не смотрите! – При этом Фил и Дом тут же задрали головы вверх.

Дом прислонился к ближайшему стволу дерева и запричитал, – Боже! Боже!

Фил, не издав ни звука, пошел сквозь деревья прочь, тем же путем, которым они пришли. Пройдя двадцать футов, остановился, и его начал бить озноб. Потом согнулся пополам, и его вырвало. Люк увидел, как что-то белое и жидкое капает у него изо рта. Потом отвернулся, и услышал всплеск. Посмотрел на Хатча.

Тот был раздет догола. Никаких следов одежды. Через всю грудь до самого паха зияла черная от запекшейся крови рана. Бледные мускулистые, все в коричневых пятнах, ноги висели на уровне человеческого роста. Глаза, как и рот, были широко раскрыты. Изо рта торчал распухший язык. На мертвенно-бледном лице застыло выражение легкого удивления, словно он заметил перед собой нечто странное.

Все тело было изуродовано. Большая часть плеча и мышцы прилегающего бицепса отсутствовали. Хатч был втиснут между двух мертвых еловых стволов. Проходившие под мышками ветки поддерживали его на весу.

Распятое тело было расположено таким образом, чтобы они непременно наткнулись на него, пробираясь сквозь деревья.

Люк почувствовал в коже головы покалывание. Температура тела стала такой же, как у кончиков промерзших пальцев. Перед глазами все задрожало, потом появились белые круги. Ему показалось, что он падает в обморок. Мышцы лица задергались, особенно вокруг рта. Он был не в состоянии подавить спазмы.

Затем его голова вдруг очистилась от всех мыслей, кроме одной, которая поразила его, словно удар в лицо. Откуда убийца Хатча знал, что они пойдут именно этой дорогой?

В течение трех часов, после того, как они свернули лагерь, они шли через лес на юг, стараясь держаться пространства между толстыми высокими елями и редким подлеском. А это значит, что за ними кто-то следил, и тело Хатча появилось здесь буквально за несколько минут до их появления. Его труп выставило им на показ нечто очень сильное, умеющее лазать по деревьям.

Не успел Люк подумать об этом, как воздух старого леса наполнился то ли лаем, то ли кашлем. Подобные звериные звуки они с Хатчем слышали прошлой ночью, когда сидели у мерцающего пламени печи.

Люк развернулся всем телом на сто восемьдесят градусов. Перед глазами все поплыло. Он не мог сосредоточить взгляд на какой-то одной точке среди деревьев.

Бросив рюкзак на землю, он стал судорожно искать в кармане нож.

Дом отпрянул от дерева, и подпрыгнул от боли, перенеся весь свой вес на больное колено. Сквозь бурую грязь было видно, как побелело от боли и страха его исцарапанное лицо.

Фил с шумом бросился к ним назад через подлесок, споткнулся и упал на четвереньки. Поднялся на ноги с каким-то сдавленным животным звуком в горле, сменившимся руганью – Черт. Вот, черт. Черт. – Потом как-то неуклюже повернулся кругом. На одном локте болтался рюкзак.

– Нож! – крикнул Люк Дому, выставив перед собой перочинный нож. Дом начал яростно шарить по карманам куртки.

Лай раздался снова, из другого места, уже ближе. Оттуда, куда как раз отчаянно вглядывался Фил. За грубым лаем последовали два отрывистых храпа, а затем какое-то ржание. Типа того, которое издают своими черными губами в документальных фильмах шакалы.

Люк двинулся на звук. Кровь так громко стучала в ушах, что он едва мог слышать что-либо еще. Каждый мускул внезапно налился теплом и энергией. Он двигался быстро, легко ступая на цыпочках между деревьев и сжимая нож так крепко, что рука побелела.

Охваченный безумным животным желанием резать, кромсать, рубить, и рычать, не о чем не думая, он услышал, как Дом и Фил поочередно зовут его по имени. Их голоса вернули его к реальности. Засомневавшись, он утратил движущую силу. Но потом снова вспыхнул от гнева и закричал так, будто был готов встретится лицом к лицу с чем угодно. – Давай! Выходи!

Он остановился и присел. Повернулся кругом мелкими шажками, вглядываясь в светлеющий лес так пристально, что лоб запульсировал от напряжения. Он хотел увидеть. И сразу вступить в бой. Он заскрипел зубами. – Давай! – Потом снова, подняв голову и выпятив вперед грудь, – Выходи!

Лес оставался безмолвным. Неслышно было даже пения птиц. Жизнь будто замерла.

Где-то справа от него треснула ветка, и этот звук отразился от каждого ствола, разносясь на многие мили вокруг.

Опустив голову, Люк двинулся на звук. Лишь потом он осознал, что со всех ног несется к месту, откуда раздался треск. Он не о чем не думал, ослепленный красным пенящимся вихрем, бушевавшим в голове. Перепрыгнув через скользкое бревно, он с шумом ринулся в заросли папоротника. – Где ты, сука?

Он ничего не видел. Вдалеке усилились панические крики Дома и Фила. Они умоляли его взять себя в руки.

– Давай. Выходи и возьми меня, – сказал он, понизив голос. Каждое его слово звучало тверже, чем предыдущее. Он обращался к темным деревьям и мокрой траве, к валежнику и глубокой каше из сгнивших листьев, к лишайнику и колючим кустам, к сырому воздуху и дальнему туману, висящему над зеленоватыми камнями. Ко всему, что скрывало это жуткое, противоестественное существо. Потому что только сейчас он мог посмотреть в лицо тому, что сотворило подобное с их другом. Сейчас, или никогда. Потому что это было то место, куда он пообещал себе вернуться. Он должен спасти хоть какую-то толику себя и, если потребуется, умереть здесь. И их охотнику он не дастся легко. Не сдастся быстро и без шума. В этом он поклялся древнейшему лесу Европы.

Простояв, не шелохнувшись, какое-то время, он осторожно двинулся назад к остальным.

33

– Что ты видел, Дом? Что ты видел? – задыхаясь, спросил Люк. Все его тело дрожало от покидавшего мышцы адреналина.

Дом и Фил с опаской уставились на него, как на какого-то безумца. У них были такие же шокированные лица, как у пассажиров метро послей той драки на платформе. Те тоже смотрели на него из дверей и окон вагонов, как на маньяка, когда он избил незнакомца. Дом и Фил совсем его не знали. Как мало мы знаем о других, не говоря уже о себе? Мысли Люка приобрели такую ясность, которая бывала у него не больше десяти раз за всю жизнь. – Что ворвалось к вам в палатку, Дом?

Дом покачал головой. – Я ни хрена не знаю. Было темно.

– Думай. Оно было большое? Как медведь? Четвероногое, как собака?

У Дома от растерянности перехватило дыхание. Глаза вылезли из орбит. – Большое. Вонючее. Как, как какое-то мокрое животное, только хуже.

– Оно издавало звуки?

– Я не… – Он сморщил лицо и закрыл уши руками. – Как собака, у которой что-то во рту. О, боже. Не заставляй меня… Это он был у него во рту.

Люк кивнул, выпрямив спину. Посмотрел через плечо. Его грудь вздымалась и опускалась, вздымалась и опускалась.

– Медведь. Это большой медведь, – сказал Фил. Его лицо подергивалось, красные глаза наполнились слезами. – Большая кошка. Они сбегают. Из частных зоопарков. Э… Э… Волк.

– Нам нужно знать. Нужно знать об этом, как можно больше. – Люк посмотрел на Дома, а потом на Фила, понизив голос до шепота. – Оно шло за нами весь день. Оно сделало так, чтобы мы увидели Хатча. Устроило это. Животные… так не делают.

– Как? – дрожащим голосом спросил Фил, пораженный невероятностью происходящего.

– Оно охотилось на нас три дня. Возможно, с того момента, как мы вошли в лес. В первый день мы должны были найти то животное на дереве. – Люк закурил. Его движения стали медленными, неестественно спокойными и размеренными. – И дом. Чучело на чердаке. Проклятая церковь. То, что ты видел на кладбище. Все это связано между собой. Каким-то образом.

Дом и Фил стояли близко друг к другу, не сводя глаз с леса, простиравшегося в бесконечность.

– Да ладно, – сказал Дом неуверенным голосом. – Это какое-то животное. Гребаный волк или что-то еще. Не начинай это безумное дерьмо. Не то место и не то время.

– Как может волк, медведь, или росомаха вот так закинуть тело на дерево? А? Подумай, мужик.

По лицу Дома было видно, что это не укладывается у него в голове. То, с чем они имели дело, не просто выходило за рамки их воображения. Такого вообще не должно было случиться. Он выглядел больным, бледным, изможденным, и брел, приволакивая нерабочую, согнутую в колене ногу. «Нужно поднять ее и выпрямить,» – пришла в голову Люку неудачная, глупая и жестокая мысль.

– Это человек. Какой-нибудь маньяк, – предположил Дом.

– Возможно, – ответил Люк, кивая. – Какой-нибудь шведский деревенщина, неравнодушный к туристам. Подобное дерьмо постоянно случается в Америке, Австралии. Но только не в Швеции, хотя кто знает? Может и здесь. Мы нашли часть страны, которую знают не так много людей. Либо знают, но не хотят о ней говорить. В той церкви было полно человеческих останков. Некоторые кости… Они были не то, чтобы свежие, но и не старые.

– Жертвоприношение, – сказал Фил робким голосом.

Люк и Дом посмотрели на него. Снова натянув на себя остроконечный синий капюшон, он стоял спиной к ним и вглядывался в деревья. Туда, где висел Хатч. Из-за плеча Фила Люк видел одно из тех деревьев. Сквозь ветви виднелась бледная нога. Он вспомнил свой безумный бросок в лес, и все его тело передернуло от холода и подступившей тошноты. На мгновение он потерял равновесие и покачнулся, но сумел устоять на ногах.

– О чем ты говоришь? – гневно спросил Дом.

Люк поднял руку, чтобы успокоить его, и посмотрел на Фила. – Продолжай, дружище.

Фил опустил глаза. – Мне приснился сон. В том доме. Я запомнил его обрывки. Там были люди.

– Ты о чем, на хрен? – спросил Дом.

– Дом, – прошипел Люк, стиснув зубы. Он снова повернулся к Филу. – Мне тоже приснился сон.

Фил резко повернулся к Люку и уставился на него. Его дикие, полные ужаса глаза отталкивали и притягивали одновременно.

Люк кивнул. – Да, дружище. В этом сне я попал в ловушку. Где-то здесь. Застрял в деревьях. А вокруг кружил этот… этот звук.

Стоявший, прислонившись спиной к дереву, Дом сполз на землю, лишившись сил от отчаяния. Ему тоже что-то приснилось. И Люк хотел знать, что именно. Требовался любой, даже скудный намек. От этого зависела их жизнь. Он десять лет жил в Лондоне среди людей, чья речь состояла целиком из рекламных слоганов, и которые видели смысл жизни лишь в пробуждении чувства зависти у других. Которые даже мысли не могли допустить, что что-то у них идет не так. Они не говорили ни о чем негативном, даже не позволяли себе думать об этом, словно никакой проблемы не было. Когда-то он завидовал им, потом стал презирать. Но он не походил на них. Фактически, он являлся их противоположностью. Он всегда тщательно анализировал все плохое, что случалось с ним в жизни. Возможно, эта его позиция мешала ему, разрушая всякую возможность реального и стабильного счастья. Это его неприятие самообмана. Но здесь не было места для ни для безумного оптимизма, ни для отрицания фактов, неважно, какими нелепыми они были. Люк чувствовал, что почти уже смирился с ситуацией, и хотел знать, не потому ли это, что он всегда и везде был готов к самому худшему.

– Я застрял, – сказал Люк. – И что-то охотилось на меня. – Это было как предупреждение, хотел он сказать. – Все было очень реально и ярко, понимаете? И Хатч. Я нашел его на чердаке. Он ходил во сне. И тоже увидел во сне нечто ужасное. – Дом сделал вид, будто не слушает его. Люк поднял руки вверх, чтобы добавить акцент сказанному. – Мы все заблудились там. А при дневном свете постеснялись посмотреть правде в глаза. – Он указал на Дома. – Ты бы не дал нам. И ты все еще делаешь вид, будто ничего не происходит. Брось это дерьмо! Мы должны посмотреть фактам в глаза. Немедленно. – Люк посмотрел на Фила и кивнул ему.

Фил сглотнул. Перевел дыхание. – Похоже, они приносили в жертву людей. В том доме. В жертву какому-то существу. Давным-давно.

Люк кивнул. – Когда та церковь принимала прихожан, а кладбище еще не заросло. С теми людьми в подвале произошло нечто очень плохое. Их убили.

Фил поднял голову и посмотрел на кусочек неба, просвечивавший сквозь полог листвы. – Их вешали. Вздергивали на деревьях для того существа. Тогда оно было моложе. Но оно все еще здесь. А они ушли. Старые люди, которых я видел во сне. Которые… кормили его. Но оно все еще здесь.

Дом молча вглядывался в деревья.