Текст книги "Дочь друга. Ненужные чувства (СИ)"
Автор книги: Адалин Черно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 20
Кирилл
Она не хочет без отношений, но открыто предлагает себя. Я тоже не хочу ее трогать, но беспардонно обхватываю ладонями ее лицо и целую. Прижимаю хрупкое тело к стене, наваливаюсь сверху. Она отвечает, обнимает за шею, обвивает ногами, стоит лишь подхватить ее под ягодицы.
Катя абсолютно голая. Никакого белья. Контакт – кожа к коже.
Крышу сносит напрочь.
Я уже говорил, что нетерпеливый и несдержанный. Спокойствие и размеренность в операционной – результат выброса адреналина вне ее стен. В свободные дни я хожу в зал, выплескиваю там и агрессию, и недовольство, все возможные эмоции. Помогает на сотку.
Иногда сбрасываю напряжение сексом, но в последнее время с ним проблема. Его попросту не было, а тут Катя. Горячая и готовая. Смотрит на меня в ожидании, явно сама хочет того, что предлагает, хотя мне казалось, да и сейчас кажется, что она не по таким отношениям. Не по тем, которые на одну ночь.
– Зачем ты здесь, Катя? – во мне все-таки находятся силы задавать вопросы, а не только пялиться на оголенные торчащие соски.
– В смысле – зачем?
Начинает ерзать, толкаюсь членом на это движение. Едва не издаю стон от возбуждения, которое скапливалось давно, а я, дурак, думал, что дрочка в душе по утрам неплохо помогает. Оказывается, нихера. Особенно когда в этом самом душе стоит готовая на все женщина.
Катя невинно хлопает глазами, распахивает слегка рот, проводя языком по губам. На них попадают капли воды. Я зависаю.
Вся эта ситуация выставляет меня каким-то пацаном в пубертате. Передо мной – красивая женщина, готовая со мной переспать, а я задаю ненужные вопросы. Увиливаю так, словно секса у меня еще никогда не было.
Отвечать Катя не планирует, а я больше ни о чем не хочу спрашивать. О Диме я, конечно, помню. Амнезией я, к счастью, не страдаю, но чувство вины меня не гложет. Катя совершеннолетняя, сама в состоянии принимать решения. Я ничего не сделал. Не растлил, не заставил, не принудил, я даже ее не соблазнял. Все как-то вышло у нас… наоборот. И стремительно. Хочу ее до искр из глаз.
Снова целую. Скатываюсь губами к шее и ниже. Обхватываю соски, обвожу их языком, ласкаю.
Катя протяжно стонет и слегка царапает мне спину. Не сильно, но ощутимо.
– Может, не здесь? – слышу тихое.
Перекрываю воду, поднимаю Катю на руки и выношу из ванной. Не вытираясь, заваливаемся на кровать. Крышу сносит напрочь, когда раздвигаю ей ноги и прикасаюсь. Она вздрагивает, охает, ерзает, двигаясь ближе.
Ни капли не стесняется, хотя не так давно краснела от каких-то банальных вещей. Ласкаю ее клитор пальцами, ловлю бесстыжие стоны губами, целую, куда могу дотянуться, стараясь не думать о том, что, пожалуй, впервые так долго медлю. Мне нравится ее ласкать, прикасаться, целовать и покусывать нежную кожу.
– Кирилл… – срывается с ее губ.
Она тянется ко мне руками, обнимает. Перехватывает мой поцелуй в шею губами, прикусывает мою. Громко выдыхаю, медленно скольжу языком в ее рот.
– Хочу тебя, – мягким шепотом мне на ухо.
И я хочу. Почти невыносимо.
Барьеров давно нет. Ни одежды, ни белья.
Достаю из тумбочки резинку, раскатываю. Вижу, как Катя наблюдает расширенными глазами. Нависаю сверху, отвлекаю. Знаю, что раньше у нее не было любовников, но ее реакция все равно сбивает с толку.
Устраиваюсь между ее ног, вожу членом по мокрым складкам, ласкаю пальцами, срывая стоны. Вхожу одним толчком. Это оказывается непросто. Катя вскрикивает. Я отбрасываю мысль о недостатке смазки. Смотрю в ее глаза, наполнившиеся слезами. Наверное, я до последнего не верил. Она сказала мне прямым текстом, когда ее накачали, но весь спектр произошедшего прочувствую только сейчас.
Застываю в ней. Непонятная злость разносится по всему телу.
Девственница. Блядь.
Катя зажмуривается, сжимается вся. Ей больно, а я ничего не могу сделать. Твою ж мать! Я думал, что нет. Рассчитывал на это, потому что она была умелой соблазнительницей.
– Катя…– перехватываю ее лицо. – Посмотри на меня! Распахивает веки, смотрит. По вискам катятся слезы.
– Сильно болит?
– Терпимо. Почти проходит.
– Прости…
Не знаю, что больше говорить. Я не должен был полагаться на “а, вдруг”.
– Не за что извиняться, – улыбается. – Ты мне нравишься, я тебе тоже, и опыта у тебя много.
Лучше бы она молчала, чем вот так расчетливо рассказывала, как выбирала меня в любовники.
Ответа у меня для нее нет. Возбуждение не спадает. Кроме разочарования я еще и чувствую ее – горячую и тесную.
– Болит еще?
– Нет.
Медленно скольжу назад.
– Нет! – вскрикивает, явно считая, что я намереваюсь закончить, но я толкаюсь в нее снова.
Смысла возвращаться назад нет. Она уже не девственница.
Замечаю капли крови на кровати, когда выхожу из нее и толкаюсь снова. Катя сжимается, морщится, но через пару минут расслабляется, обхватывает меня ногами, стонет. Отключаю мысли, потому что с ними нихера не получится. Вхожу медленно и быстро. По-разному, чтобы уловить, как ей хорошо. Как только чувствую – выстраиваю нужный темп, зажимаю во рту соски, пробую их на вкус языком.
Катя доходит до оргазма быстро, вскрикивает, сжимает в руках простыни. Я ее догоняю, отпуская свою сдержанность. Изливаюсь в нее, выхожу, стаскиваю презерватив и падаю на кровать на спину рядом с Катей.
– Мне уйти? – поднимается.
Перехватываю за руку, тяну на себя. Я могу быть мудаком после секса, могу грубо выставить девушку за дверь едва ли не сразу после, но Катя – не любая девушка. Она особенная, и речь даже не в ее отце, а в ней самой. Подминаю ее под себя, обнимаю. Лежим на боку. Катя непонимающе сопит. Отпустить я ее не могу, потому что это неправильно. Я у нее первый мужчина. Наверняка особенный, если я хоть что-то понимаю в женщинах.
Мне не то чтобы не хочется ее разочаровывать, я уже это сделал, сказав, что мне никаких отношений не надо, и трахнув ее в первый раз с этим осознанием. Но если можно сгладить впечатление совместной ночью, то почему бы и нет.
Мы засыпаем как-то незаметно. Я отрубаюсь, напрочь забыв обо всем, а утром меня будит настойчивый звонок в дверь.
Катя ворочается, что-то бормочет. Мы лежим в обнимку. Я крепко ее обнимаю, но высвобождаюсь из объятий, чтобы открыть.
Наспех набрасываю халат, оборачиваюсь в двери, наслаждаясь видом сонной Кати. Кто бы там ни пришел – пошлю его на хер и вернусь досыпать, но стоит открыть дверь, застываю истуканом, потому что там стоит Дмитрий – отец Кати – собственной персоной.
Глава 21
– Я могу войти?
Спрашивает, потому что я продолжаю стоять истуканом на пороге и загораживаю собой весь вход. Где-то в моей комнате лежит Катя. Судя по тому, что Дима не набрасывается на меня с кулаками, он понятия об этом не имеет. А я как-то не уверен, что Кате не захочется выйти прямо сейчас и обнаружить свое присутствие. Но и выставить Диму за дверь я не могу. Он следователь. Надо отдать ему должное – слишком хороший следователь.
– Входи, – пропускаю его наконец внутрь.
Закрыв дверь, веду Диму на кухню.
– Я сейчас вернусь. Оденусь.
Разговаривать с другом, когда у тебя под халатом даже нижнего белья нет, как-то неудобно. Особенно когда вчера лишил девственности его дочь. Но больше всего я боюсь не этого. А того, что Катя решит проявить чудеса гостеприимности.
А вообще, ей вот скоро на стажировку. Буквально через полтора часа. И за это время мне нужно выпроводить Диму.
Я ловлю Катю в коридоре. Одетую, улыбающуюся. Она собирается что-то спросить, но я закрываю ее рот ладонью и, развернув к себе спиной, толкаю обратно в комнату.
– Я сейчас уберу руку, а ты постарайся говорить потише, – шепчу ей на ухо. – Здесь твой отец.
Она дергается. Как только отпускаю, смотрит на меня полными ужаса глазами.
– Ты его позвал?!
– Мы вчера трахались, Катя. Зачем бы я стал его звать?
Она заливается краской, прячет взгляд, что с ее вчерашней смелостью как-то не вяжется.
– Ты не расскажешь обо мне?
– Нет.
Поверить не могу, что не так давно самолично планировал позвонить Диме и рассказать ему о стажировке его дочери и о ее проживании у меня, а теперь спокойно планирую скрывать этот факт.
– Кирилл, ты где? У меня дело срочное, – слышится в коридоре.
Я быстро пихаю Катю за дверь, наспех надеваю под халат трусы и штаны. Открываю.
– Прости, со вчерашней смены мозги не соображают.
Отсутствие меня на вчерашней смене можно с легкостью проверить, но я не успеваю придумать что-то другое.
– Ты не один?
Передо мной следователь. Чему я удивляюсь?
– Не один, – киваю и выхожу в коридор, закрывая за собой дверь.
– Извини, что так вторгаюсь.
– Ничего. У тебя что-то важное?
– Да, мне нужны твои профессиональные навыки, – говорит, когда заходим на кухню.
Я внимательно смотрю на Диму. Он выглядит вполне сносно. Возможно, слегка уставшим, но в остальном не похож на человека, которому нужна хирургическая помощь.
– Чай, кофе?
– Кофе черный с двумя ложками сахара.
– Ничего не изменилось с тех пор, как мы не виделись. Что за помощь?
– В процессе встречи с главой картеля произошла перестрелка. Один из преступников вчера был ранен. Своими. Они узнали, что у него были договоренности с нами, и его ранили. Мы его вытащили, но в больницу нельзя. Вчерашняя встреча была не оговорена с начальством, а я тут на птичьих правах. В командировке, но у меня мало полномочий. Столичным ментам лучше знать, как работать.
– Ты хочешь, чтобы я помог вашему человеку не откинуться?
– Вроде того. Он сейчас в квартире моего напарника. Дети и жена должны приехать завтра, а у нас там полуживой амбал. Если откинется – начнется расследование, и всех, вероятно, отстранят. Или уволят.
– Если он откинется после моей помощи, меня еще и посадят, Дим. Ты не можешь этого не знать.
– Я постараюсь прикрыть.
– Постараешься…
Я перед ним в долгу, но все же считаю, что долг не настолько велик, чтобы жертвовать своей свободой.
– Я могу посмотреть, но не обещаю, что стану что-то делать. Может, в больницу?
– Его там пристрелят свои же сразу.
– А в доме твоего напарника, куда, к слову, вернутся двое детей и женщина, его не найдут?
– Никто не знает, что мы его спасли.
Я со звоном ставлю перед ним чашку с кофе, сам сажусь напротив и только сейчас замечаю на столе оставленные Катей ключи с брелоком, который она сняла со своего рюкзака. Дима прослеживает мой взгляд, берет брелок, вертит его в руках.
– У моей дочери такой же. Мерч*, или как его там, популярной группы. Долго ждала, пока его привезут из другой страны. Ты же помнишь Катю?
Со вчерашней ночи как-то забыть не пришлось, но вслух я ничего не говорю, ограничившись сухим кивком. Надо было рассказать. Выложить все раньше и не трогать его дочь, а сейчас… все, что бы ни произошло дальше, будет исключительно моей виной. Когда Дмитрий узнает, что Катя была на стажировке, он без труда поймет, где именно она жила, и вспомнит нашу сегодняшнюю встречу.
– Мне нужно сделать пару звонков, взять аптечку, и можем ехать, – отвлекаю его от рассматривая, как оказалось, не просто брелока, а довольно редкого экземпляра, доставленного из другой страны.
Мне в любом случае пиздец.
Предпочел бы, чтобы он начался чуточку позже. Сегодня я не настроен. Впрочем, и на поездку к раненому преступнику не настроен еще больше, но если это в будущем смягчит отношение Димы к тому, что я переспал с его дочерью – я должен попробовать.
Оставляю Диму на кухне и возвращаюсь в спальню. Замечаю Катю за дверью и удивленно выгибаю бровь.
– Думала, это папа.
– С чего бы ему ходить по моей квартире?
Начинаю одеваться.
– Он нашел твой брелок.
– Он понял?! – в ужасе спрашивает.
– Что? Что у меня девушка твоего возраста? Наверное. То, что это ты – вряд ли. Но поймет, Катя. И все узнает. О твоей стажировке – точно. А сегодняшний визит подскажет ему, чем мы тут занимались.
– Я уже взрослая, – задирает подбородок.
– Взрослая, – киваю. – Я расскажу ему сам.
Прежде, чем он узнает и придет бить мне морду.
* Мерч Сокращение от английского слова merchandise – «товар». На сленге это различные товары с символикой бренда, музыкальной группы или исполнителя, фильма и компьютерной игры. Знаменитости называют так созданные ими коллекции одежды.
Глава 22
Катя
Когда папа с Кириллом уходят, я еще около получаса не могу заставить себя не то что выйти из квартиры, а выйти из комнаты. Так что собираться приходится наспех. А еще тратить деньги на такси, чтобы вовремя добраться на стажировку.
Иногда мне кажется, что это все – бесполезно.
Если я не наберусь смелости и не расскажу отцу о своем желании, то, даже будь у меня успешно пройденная стажировка, это ничего не даст. Отец все равно будет против моей работы в столице.
Я вхожу в здание как раз вовремя. И меня тут же отправляют на собрание к Евгению.
Он смотрит на меня исподлобья. Как будто я забрала у него как минимум должность, хотя мы с ним никак не пересекались и даже не разговаривали за все время, что я провела здесь.
– Раз уж все в сборе, – находит способ уколоть, – начнем. Мы тут здесь все собрались, чтобы выслушать вас. Вы должны были выбрать претендентов на интервью и представить их нам. Одобряю я, потому что, как показывает многолетняя практика, большинство из вас лажают. А к Роману Львовичу мы отправим только утвержденных кандидатов. Золотова! Начинай!
Евгений садится на стол, указывает на место в центре, где только что стоял. Ждет, пока выйдет названная студентка. Усмехается. Можно было просто сдать приготовленные папки, но Евгению хочется послушать. И унизить, конечно, если получится, при всех.
Кривлюсь. Он мне не нравится. Так же сильно, как нравится Кирилл.
Пока выступает Золотова, я витаю в облаках. И пропускаю трех других студентов. Вообще все пропускаю, думая о случившемся вчера. Мне кажется, каждый присутствующий здесь догадывается, что вчера… вчера я стала женщиной. Внешне вроде бы не изменилась, но внутренне кажется, что стала другой. Решительнее и смелее. Отец бы назвал сумасшедшей, если бы узнал, что я вчера пришла к Кириллу сама.
Просто он…
Первый мужчина, который так сильно мне понравился. Причем это произошло давно.
Еще тогда, когда он впервые появился у нас в доме. Я смотрела на него с восхищением и понимала, что он недосягаем.
Не понимала тогда почему, но это читалось в нем. Недоступность, отстраненность.
Он работал в клинике в нашем городке, но выглядел и вел себя… иначе.
Не заносчиво, нет, но своим так и не стал. Теперь я понимаю почему. Он слишком хорош для маленького городка и неприлично красив даже для столицы.
И я, конечно же, пошла к нему не поэтому. Просто он… тот самый мужчина, повстречать которого хоть однажды мечтает каждая женщина.
И я ему понравилась. Не для длительных отношений, но о таком я бы и не смела мечтать, но даже на эти несколько недель.
– Все свободны! – неожиданно послышалось от Евгения. – Кто не получил одобрения – жду от вас по три варианта к завтрашнему дню. Остальные начинают работать.
– Евгений… – подаю голос со своего места, – кажется, вы забыли обо мне.
– Не забыл. Твоего претендента Роман Львович одобрил лично еще вчера.
– Но я никого не представляла.
– Не моя проблема.
Он отворачивается, давая понять, что не будет меня слушать дальше, и я вынужденно выхожу из кабинета, чтобы подняться на свое рабочее место. По расписанию у Орлова встреча с партнерами, так что поговорить сейчас не получится.
Шанс выпадает ближе к полудню, когда половина сотрудников разбредается кто куда, чтобы пообедать, а встречи прерываются на полчаса, потому что Орлову тоже нужна передышка и возможность пообедать тем, что я заказала из ресторана по его просьбе.
– Простите, можно? – вхожу в кабинет спустя пятнадцать минут, надеясь, что босс уже поел, но он, кажется, еще и не притрагивался к пакету, потому что тот стоит ровно там, где я его оставила.
– Заходи.
– Вы не поели, – замечаю.
– Да, забыл.
Тянется к пакету, достает контейнеры и раскладывает их на столе, прямо рядом с ноутбуком, от которого не отрывается ни на мгновение.
– Ты что-то хотела?
– Вот.
Кладу на край стола пакет с рубашкой.
– Я постирала.
– Могла не возвращать, – отмахивается так, будто грош цена этой рубашке, но я и представить не могу, сколько она на самом деле стоит. – Что-то еще хотела?
Орлов поднимает голову и смотрит на меня в упор. Пытливо, с интересом и чем-то еще неведомым, но из-за этого мне не хочется разговаривать. Хочется выйти из кабинета и никогда не возвращаться, но я пришла сюда не только вернуть рубашку.
– Поговорить. Евгений сказал, что кандидатуру для моего интервью утвердили.
Роман Львович ведет себя так, будто ему совершенно неинтересно сказанное. Распаковывает еду, достает привезенные пластиковые столовые приборы, накалывает на вилку кусочек мяса и отправляет его в рот.
– И?
Больше ничего? Плохо дело.
– Я не говорила, что буду брать интервью у Кирилла.
– Ты называешь его по имени, но интервью брать отказываешься?
– Он не даст.
Орлов скептически приподнимает одну бровь. Не верит.
– Если не возьмешь ты, найдется кто-то другой, Катя. Не думай, что тебе одной интересно дело Кирилла.
– Мне оно неинтересно.
– Правда?
Роман Львович усмехается. Пережевывает очередной кусок мяса и, направив вилку в мою сторону, произносит:
– Можешь выбрать кого угодно, Катя, – отмахивается вилкой. – Из тебя все равно не получится хорошего журналиста.
– Это почему?
– Потому что, Катя. Я не заставляю тебя брать у Саенко интервью насильно. Или обманом. Или как ты там себе придумала. Попробуй по-другому. Уверен, он не откажет.
– Я не буду!
– Хорошо. Выбирай любого. Женя утвердит. Что-то еще?
Он смотрит на меня так, будто я его разочаровала, но и соглашаться я не намерена. Кирилл приютил меня, помог вернуть мои деньги, ничего не рассказал отцу, а я буду выпрашивать у него интервью?
– Катя.
Останавливаюсь уже у двери. Еще шаг – и спасительная приемная, где не нужно смущаться под взглядом Орлова.
– Интервью не для печати. Если все-таки решишься, это просто формальность. Я почитаю, и на этом все. Никаких фотографий, никакой печати. Ничего. Ты можешь порвать интервью, как только я его прочитаю. Подумай.
Глава 23
Кирилл
– Дело плохо, – говорю, не приукрашивая. – Пулю я достать могу, но выглядит он херово. Ему в идеале в больницу.
– Иначе что? – спрашивает мужик, к которому меня привез Дмитрий.
Он мне не нравится. Типичный представитель не полицейских, а ментов. Один из теперь уже вымирающего вида, с пузом вместо пресса и взглядом человека, падкого до наживы.
– Иначе заражение, сепсис и смерть.
– Дим, он тут кони двинет, что ли? – спрашивает встревоженно у напарника.
Я делаю вид, что у меня важное сообщение в телефоне, иначе могу нагрубить. Больше тупых людей я ненавижу тупых людей, которые считают себя умными. Меня от них коробит. И от Александра выворачивает, потому что ведет он себя, как истеричная баба, а вроде взрослый мужик, работающий в ментуре.
– Я не буду его здесь держать! У меня скоро жена возвращается, мне труп не нужен!
– И что предлагаешь? Вывозить будем?
Надо отдать Диме должное. Он абсолютно спокоен. Я даже завидую тому, как он легко общается с этим подобием человека. Спокойно, размеренно, словно так и надо нормальным людям по сто раз все пояснять. Я бы не смог. Поэтому с родственниками моих пациентов обычно разговаривает кто угодно, но не я. Потому что там, к сожалению, тоже очень много тупых людей. Не таких, как Саша, конечно. Его еще нужно постараться переплюнуть.
– Кир, что посоветуешь? – спрашивает Дима.
– Мой совет: в больницу. Я тут тоже жопой рискую. Если его тут найдут мертвым, то я первый под статью пойду.
Дима кивает, потому что прекрасно знаком с моим делом. Кроме того, как только станет известно, что некогда он работал с моим делом, можно будет приплести сюда и заговор. С какой стороны ни посмотри, всюду полная задница. Я бы предпочел, чтобы прямо сейчас сюда приехала скорая и увезла бедолагу в больницу.
По-правильному, я должен ее вызвать. Или хотя бы сообщить куда надо. Но я слишком хорошо помню, что нахожусь здесь, а не в камере, только благодаря Диме. А еще у меня дома живет его дочь, которая уж точно не поймет, если я вдруг сдам ее отца.
– Что нужно, чтобы с ним все было в порядке? – спрашивает Дима. – Я знаю, Кир, чем это тебе грозит, но если что, я возьму на себя всю ответственность. Пожалуйста. Мы эту мразь столько времени пытаемся посадить – и ничего.
– Вытащите из него информацию сейчас.
– Он при смерти, Кирилл, – мотает головой Дима. – Он готов все рассказать в обмен на жизнь, но он понимает, что мы не боги и такого пообещать пока не можем.
Киваю. Кем-кем, а идиотом амбал не выглядит, даже находясь в полуобморочном состоянии.
Выписываю целый список необходимого, расписываю схему дезинфекции и приема антибиотиков. Что бы там ни говорил Дима, а я уже влез, и у него не получится меня вытащить, вдруг что. Я тоже пойду под статью.
Из квартиры выезжаю на взводе, но на подъезде к клинике успокаиваюсь. У меня сегодня смена, которую я перенес. Внутри отделения со мной доброжелательно здороваются, координатор сообщает об операции, которая должна состояться через полчаса.
Плановых сегодня три, а на срочных я никогда не работаю, потому что на это просто не остается сил. Теперь в клинике для срочняков другие хирурги. Обученные, умелые, без единого промаха. Антон Андреич прекрасно знает, как подбирать персонал, здесь ему ума не занимать, чего нельзя сказать про оборудование.
Герман прав – у нас острая нехватка, с которой главврач ничего не делает. Подозреваю, потому что бабки вложены в то, что важно ему. Только вот частная клиника не может выезжать лишь на первоклассных специалистах. Так очень быстро мы превратимся в теоретиков. К нам будут ходить за диагнозами, а лечиться в другом месте.
– Кирилл Савельевич… – мне протягивают папку.
– Это срочняк, – возвращаю назад. – У меня смена – все. Я собираюсь домой.
– Посмотрите просто. Случай непростой. Не уверена, что справится кто-то кроме вас.
– Второй раз, Ален, не прокатит.
– Правда. Вы посмотрите.
Торможу, вчитываюсь в медицинскую терминологию. Там сложный перелом со смещением. Я обещал Кате, что заеду, но пишу ей, чтобы добиралась сама, и возвращаюсь. Плановых операций у меня больше нет, так что моя сейчас помощь нанятому персоналу не более чем благотворительность, но таких случаев у нас происходит очень мало.
Операция сложная, она затягивается, но когда все заканчивается, я быстро вылетаю из операционной и спешу переодеться, пока Алена не приготовила еще что-то новое.
К счастью, на выходе меня никто не тормозит, да и потом я преспокойно дохожу до машины и сажусь за руль. Окончательно измотанным себя не чувствую, так что еду домой в приподнятом настроении. Да и Дима отписывается, что пациенту лучше. Это вселяет уверенность. Расслабляет знание, что хотя бы проблема тюрьмы куда дальше, чем казалось.
Я останавливаюсь у подъезда, поднимаю взгляд к своим окнам и на несколько мгновений торможу, потому что там – полная темнота. На часах позже девяти, стажировка у Кати закончилась уже давно, а мое ей сообщение, которое я почему-то решаю проверить только сейчас, висит непрочитанным.
Черт. Пока завожу двигатель, воображение рисует сотни вариантов развития событий, начиная от того, что Катя сейчас стоит и ждет меня под офисом, и заканчивая тем, что на нее совершили нападение. Вот только я совсем не жду увидеть, когда подъезжаю к офису Орлова, что Катя с улыбкой садится к нему в авто.
