Текст книги "Дочь друга. Ненужные чувства (СИ)"
Автор книги: Адалин Черно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 16
– Я хочу быть твоей, – шепчет мне в губы. – Сделаешь меня женщиной?
Ерзает на постели.
Я не стану, конечно. Устраиваюсь между ее ног, вожу членом между мокрых складочек. Бью головкой по клитору. До искр из глаз. Кате требуется несколько таких движений, чтобы мелко задрожать и с криком кончить, сжав руками простыню.
Я прихожу к пику следующим. Кончаю в кулак, как, блядь, подросток. И убегаю в ванную умываться и приводить себя в порядок. Напоминать себе, что впереди вся ночь, и вряд ли Катя на этом остановится.
Вернувшись назад, застаю Катю, свернувшуюся клубочком на постели. Мне даже прикасаться к ней страшно, но я трогаю ее пульс. Повышен, но не критично. Скорее всего, совсем скоро эта дурь выветрится, и она отойдет. Ложусь рядом прямо в одежде, а ее укрываю одеялом, чтобы не замерзла.
Лежу без сна. Думаю, как докатился до жизни такой. Из хирурга в мастурбаторы молоденьким девочкам. Кому скажешь – засмеют. А если еще добавить, что и сам кончил, как пацан, только от того, какими горячими и откровенными были ее стоны, то заклеймят девственником.
Пока Катя спит, я ее рассматриваю.
Она расслабленная, умиротворенная, не такая, какой была пять минут назад, но от этого не менее красивая.
Такое притяжение у меня бывает редко. Обычно мне нужно куда больше времени, чем несколько дней, чтобы почувствовать искру, а тут – снесло сразу. Смыло, словно штормовым морем.
Я не знаю почему, в ней нет ничего особенного, внешне она не выглядит, как те девушки, которые мне обычно нравятся.
Слишком молоденькая и простая. Искренняя во всем, иногда даже чрезмерно. Хотя врать умеет, вон про отца как здорово залила мне в первый день. Я поверил, посочувствовал, сжалился, а Дима жив.
В который раз собираюсь его набрать, хоть и совсем не уверен, что он не сменил номер. Мог ведь. Новый достать не проблема, но я все медлю и чего-то жду.
Знать бы чего, учитывая сложившуюся ситуацию.
Улавливаю сбоку движение, поворачиваю голову и сталкиваюсь взглядом с Катей. Распахнув веки, она внимательно на меня смотрит, будто не понимает, что я делаю с ней в одной кровати. Но смотрит еще нетрезво, зрачки непривычно расширены, губы пересохли, потому что она облизывает их языком.
Придвигается ближе, ерзает на кровати. Смотрит прямо мне в лицо с интересом, а затем тянет руку. Проводит пальцами по щеке, трогает губы, будто исследует. Я молчу, с шумом втягиваю воздух и пытаюсь расслабиться, хотя рядом с Катей это невозможно с первого дня ее появления.
– Что ты делаешь?
Я пытаюсь ее отвлечь. В идеале – вернуть в реальность, потому что ощущение, что она где-то в другом мире. Сказочном. Где я, не знаю, главный герой, который просто обязан обратить на нее внимание.
– Ты красивый, – говорит вместо внятного ответа.
– Ты уже говорила.
– Да? А ты мне? Говорил, что я красивая?
– Не говорил.
– Почему? – хмурится.
– Я тебе показывал.
– Так? – спрашивает, приближаясь к моему лицу.
Оставляет легкий поцелуй на губах, отстраняется. И снова целует.
Я держусь до последнего. Даже тогда, когда она несмело гладит ладонью мою грудь и живот и рывком спускается вниз, к паху. Ее ладонь накрывает мой член, надавливает. Напоминаю себе, что она девственница, и такой диссонанс внутри. Как, откуда? Впрочем, двадцать первый век. Девственница – еще не значит, что она не знает, как это делается.
Я выставляю себе барьер. Запретную точку, за которую нельзя ни под каким предлогом. Не так давно этой точкой было даже прикосновение Кати, а теперь она бесстыдно трогает мой член. И ластится ко мне, как кошка. Целует в шею, в щеку. Везде, куда дотягивается.
Я не бревно, я умею женщинам доставлять удовольствие. Оргазм Кати не так давно – прямое тому подтверждение, но сейчас изо всех сил себя торможу. Разрядка помогла, но ненадолго. Член налился кровью, стоит колом и дергается каждый раз, когда Катя прикасается.
Какой барьер дальше? Не трахать? Кажется, только он и остался.
– Катюш…
Ловлю ее руку, поднимаю вверх, целую пальчики. Надо ее тормозить, потому что крышу сносит мне. Даже подумываю везти ее к Никитичне, так кроет.
– Я хочу, чтобы нам было хорошо. Снова. Мне понравилось.
Помнит, значит. Это не плохо, хорошо даже, значит, организм сильный или дряни ей насыпали немного. Но я бы предпочел, чтобы забыла. Она сейчас не понимает, не осознает в полной мере, что происходит. Она поймет завтра. И не забудет ничего уж точно.
– Не стоит.
Отодвигаюсь от нее, ловлю руку, которой она хочет ко мне прикоснуться.
– Почему? Не понравилось?
– Понравилось.
– Но тогда что?
– Вставать завтра утром, понимаешь? На смену мне и на стажировку тебе.
Ее взгляд расфокусирован, но она вникает. Кивает, словно все-все понимает, и чуть отстраняется. Отворачивается от меня, затем поворачивается снова.
– Обнимешь меня? Мне холодно, и одеяло не греет.
Обнимаю, прислоняюсь к ней, накрываю нас одеялом. Ее размеренное дыхание царапает нутро уже через пять минут, но пошевелиться я себе не позволяю, тоже отрубаюсь.
Просыпаюсь из-за движения. В комнате довольно светло, значит, уже позднее утро. Катя копошится рядом, ерзает, лежит, уткнувшись носом мне в грудь. То, что меня никто за это время не побеспокоил – удивляет, но я все же беру телефон, чтобы убедиться, что он не на беззвучном.
Пропущенных нет, смс-сообщений тоже. Выдыхаю, откладываю телефон, думаю, как освободиться от Кати, когда вижу ее взгляд, направленный на меня. И столько там раскаяния, стыда и стеснения, что я выбираю самую правильную в сложившейся ситуации стратегию – складываю морду кирпичом и делаю вид, что ничего такого не произошло.
– Доброе утро, – произношу бодрым голосом.
– Я опоздала? Сколько времени? Во второй раз меня точно… выгонят.
– Не выгонят, я все решил, – вру, на самом деле ничего еще не решив.
Орлову позвонить только планирую. Расскажу ему, какие мрази у него на стажировке, пусть подумает. Ну и Катю чтобы… даже пальцем не трогал.
– Правда? – мгновение смотрит на меня благодарно, но тут же следом отворачивается, краснея.
Я размыкаю объятия, встаю. Ночь прошла, утро прибило своей реальностью. Меня ею снесло еще вчера, а Кате сегодня с этим жить.
Сбегаю на кухню, делаю кофе. Жду, когда Катя выйдет, но она буквально выползает, понуро опустив голову.
– Катя, – зову ее.
Когда не откликается, подхожу и приподнимаю ее голову за подбородок.
– Как ты? Порядок?
– Мне так стыдно… – прикрывает веки. – Вы меня тут… приютили, а я…
– А что ты? – хмыкаю. – Мне понравилось.
Она заливается краской, и я ее отпускаю. По большому счету, потому что снова… ведет.
Глава 17
Катя
Я окончательно потеряла стыд. Иначе как еще объяснить все, что происходило прошлой ночью?
Для меня лучше, чтобы я ничего не помнила. Но я помню. Все до мельчайших деталей. Как трогал, как целовал и что я ему говорила. Господи.
Я приваливаюсь плечом к стене на кухне, пока Кирилл разговаривает по телефону на балконе. На улице не так тепло, а он вышел в одной футболке и стоит там уже долго. Подумываю отнести ему одежду, но в последний момент торможу себя.
Это идти к нему в комнату, лезть в шкаф, где все пропитано его запахом, и снова сталкиваться с ним взглядами. Я не могу. А потому остаюсь на месте, хотя хочется провалиться сквозь землю.
Хлопает дверь. Раздаются шаги. Я делаю вид, что безумно занята размешиванием сахара в чашке чая, хотя его там даже нет.
– Кать…
Трясутся руки. Поворачиваюсь.
– Мне уехать нужно. Ты в порядке? Чувствуешь себя как?
– Нормально. Как обычно. Ничего странного не чувствую.
– Отлично. Если что – звони. Номер у тебя есть.
– Кирилл, спасибо… вам. Если бы не вы, я даже не знаю…
– Мы вчера на “ты” перешли, забыла?
– Помню.
Даже слишком отчетливо помню. Лучше бы забыть – думаю в сердцах, но тут же забираю желание обратно, потому что… Помнить хочется все до мельчайших подробностей. Второго такого момента у меня в жизни не будет, я уверена.
– Со стажировкой… – Кирилл тормозит, хотя почти вышел из кухни. Разворачивается ко мне. – Можешь сегодня ехать, можешь завтра. Тебя Орлов ждет, он в курсе случившегося, так что не бойся, ты будешь у него до конца, не выгонит, но особо его терпение не испытывай.
– Я не собиралась. Вчера… случайно вышло, Кирилл, я ехать никуда не должна была, они настояли. И пить я не хотела, но мы играли, и это было условием.
– Не надо объясняться, Катя. Компания уебков тебе попалась, по ним выводы не делают. Я в твои годы и не такое творил, так что ничего страшного не случилось. Девки твоего возраста каждый день в клубах тусят, пока молодые – это нормально. Ненормально только то, что случилось.
– Я все равно больше никогда и ни с кем…
Он молчит, смотрит на меня хмуро и выходит из кухни. Я остаюсь там, пока не слышу хлопок входной двери. Напряжение, сковывающее меня все это время, постепенно проходит.
Я расслабленно сажусь на стул и думаю, что делать. На стажировку ехать не хочется вообще. Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Видеть там тех, кто надо мной вчера смеялся, не хочу.
Я ведь помню их смех, помню, что говорили про меня, пока я лежала в отключке.
Но все же решаю ехать. Папа растил меня бойцом. Говорил, что нельзя прятать голову в песок и сдаваться. Как бы тяжело ни было, нужно подниматься и расправлять плечи, если нужно – восставать из пепла. Папа восставал, и не раз. Сначала после смерти мамы. Затем после увольнения с работы. Вроде бы и по собственному, но из-за ложных обвинений. Он никогда не сдавался, шел дальше, доказывал свое, и его взяли обратно. Не только восстановили в должности, но еще и оправдали, и повысили. Папа для меня пример, и я не могу его разочаровывать.
В приемную, где меня, судя по выражению лиц, никто не ждет, захожу спустя час. Основная часть времени ушла на дорогу, остальное на сборы. Почти все присутствующие смотрят на меня странно. Так, будто думали, что после вчерашнего я сюда не приду. Избавились от конкурентки, так вы считали?
Гордо задрав голову, иду к своему месту, но вижу, что его занял Григорьев. На меня он смотрит волком. Была бы возможность – прямо здесь набросился бы. Но он это еще вчера сделал. Уверена, что все случившееся – его рук дело.
– И где же мое место? – спрашиваю, задрав подбородок.
– Видимо, там, где еще вчера было мое, – зло проговаривает.
Теперь понятно, почему он так на меня смотрит. Иду на второй этаж к Орлову, и на этот раз меня никто не останавливает. Прохожу беспрепятственно, стучу в дверь.
– Войдите!
Страшно.
Но я иду. Решительно захожу, правда, как только натыкаюсь на взгляд Романа Львовича, энтузиазма немного убавляется. Он недоволен. Уж не знаю чем. Тем, что вообще произошло, или что теперь я тут буду. В любом случае я не просила, он так сам решил, а отказываться я не стану. Это мой шанс.
Еще вчера я к стажировке относилась куда равнодушнее, чем сегодня. Теперь во мне будто жажду сражения пробудили. Как бы страшно ни было, а хочется всем показать, что даже девочка из провинции способна достичь успеха.
– Мне сказали, я теперь у вас тут.
– Правильно сказали.
– Почему?
– А что? Не устраивает? – смотрит с прищуром.
– Устраивает.
– Отлично. Обязанности у тебя простые. Ты моя помощница. Разумеется, у меня есть Эльвира, которая работает на этой должности больше пяти лет, но и ты будешь. И да… ты снимаешься с гонки за место на индивидуальной стажировке.
– Это наказание?
– Какое ж это наказание, Катя? У тебя там место забронировано одной из первых.
Я непонимающе смотрю на Романа Львовича.
– Ты первая утвержденная в индивидуальной группе, Катя, – поясняет. – Считай это моими извинениями за студентов, которые вчера переступили черту. Это будет им уроком.
– Они меня возненавидят, – зачем-то говорю.
– Меня, Катя, ненавидит половина города, а вторая предпочитает обходить десятой дорогой. Это не мешает мне быть там, где я есть. Ненависть порождает в тебе стремление.
Киваю.
– Могу идти?
– Можешь.
Встаю, направляюсь к выходу. Мое рабочее место в приемной рядом с той самой Эльвирой.
– Какие у тебя отношения с Кириллом? – замираю, не дотянувшись до ручки двери.
Глава 18
Катя
Пробегав полдня по поручениям, наконец выдыхаю, получая долгожданный обеденный перерыв. Спустившись вниз, узнаю от оставшихся сотрудников, что рядом есть кафе, куда многие ходят, чтобы пообедать.
Сначала думаю не совершать такой опрометчивый поступок и не идти туда, где все, но в итоге решаю, что бояться мне нечего. Это они виновники, а я жертва. И прятаться больше не собираюсь.
Кафе расположено неподалеку. Небольшое, но уютное. У стойки собралась приличная очередь, и я занимаю свою.
На меня смотрят. Кто-то недружелюбно, кто-то разочарованно, другие со злостью. Как, например, Григорьев. Он не сводит с меня пропитанного яростью взгляда.
– Думаешь, у тебя есть шанс? – ехидно спрашивает возникшая будто из ниоткуда Настя, проследив направление моего взгляда.
– Что?
– Ты неинтересна Григорьеву.
– И слава богу.
– Смотришь на него, мечтаешь. Ты – никто.
– Спасибо, что сказала. Не знаю, что бы делала без тебя.
– Язвишь?
– Хочу избавиться от твоего ядовитого общества.
Она отворачивается. Достает телефон, делая вид, что появились дела. Моя очередь подходит не скоро, но когда это случается, заказываю имбирный чай и боул с лососем.
– Ваш чай.
Забираю стаканчик, собираясь подойти к стойке рядом и накрыть его крышкой, но его нагло выбивают у меня из рук. Так, что все содержимое выливается на меня.
Чай заливает блузку в районе груди, стекает по животу и оседает где-то на штанах. Горячо, но не обжигает. Надо отдать бармену должное, чай он делает комфортной для обливания температуры.
– Упс, – Настя прикладывает руку к распахнутым губам. – Не заметила тебя.
Ну, конечно!
Удар по руке снизу я прекрасно почувствовала.
Это не “не заметила”, это другое!
Вот что я сделала им? В чем вообще виновата? С чего заслужила к себе столь повышенное внимание? Моя воля, я б вообще… ушла.
Но не уйду!
Высоко задрав голову, забираю свой боул. Прошу пакет и приборы. Поем лучше не здесь, а в офисе. Но предварительно иду в туалет, где кое-как “высушиваю” блузку бумажными полотенцами.
Куртка, оставленная на входе, не пострадала. Забираю ее с вешалки, одеваюсь. В офисе прохожу на второй этаж прямо в ней.
В спину наверняка смотрят удивленно, но я не виновата, что понабрали на стажировку таких…
Даже не знаю, как назвать их. Гиены?
Ставлю пакет с обедом на стол, раздеваюсь. Зеркала здесь нет, но я и так знаю, что выгляжу ужасно, а сменной одежды нет. Не предполагала, что испортят имеющуюся, а стоило. Здесь вообще могут сделать что угодно. Надо приготовиться.
Аппетита нет, но я запихиваю в себя половину обеда. Так хочется бросить!
Хотя… кому я вру? Не хочется, конечно! Вынуждают. Настойчиво показывают, что мое место если и есть где-то, то уж точно не здесь.
И внимание Орлова к моим отношениям с Кириллом мне тоже не понравилось. Какая ему разница? Почему его это так интересует? И вопросы мне тоже не понравились. Видимся ли мы каждый день? Кем он мне приходится? От этого тоже веет… недосказанностью, хоть Роман Львович и заверил, что спрашивает, потому что его беспокоит общение взрослого мужчины с молодой девушкой.
– Катя! Та-а-а-ак, – сразу замечает мою блузку. – В кабинет ко мне. Живо!
Иду, конечно.
– Кто постарался?
– Случайность. Не проявила осторожность в кафе.
– Вот как. Сама, значит, вылила.
– Так и есть.
– Позволь прояснить, Катя. С клубом – это наказание им, а не помощь тебе.
– Я поняла.
– Планируешь быть терпилой?
– Я случайно опрокинула стаканчик с чаем. Сожалею, что приходится сидеть в таком виде, сменную одежду я не взяла.
– Если будешь терпилой, даже приближение ко мне не поможет, уйдешь ведь с курса сама, не выдержишь.
– Вы плохо меня знаете.
– Очень надеюсь.
– Я могу идти?
– Ты знаешь, при каких обстоятельствах вы получаете диплом от меня?
– В конце будет написанная самостоятельно статья. Тему вы скажете.
– Тему я не буду говорить. Вы пишете сами. Ищете интересные случаи, собираете доказательную базу и пишете разоблачение.
– Любые случаи?
– Неосвещенные до конца. Но можно пойти другим путем.
– Каким?
– Написать сенсацию.
– На любую тему?
– Почти. Возьми интервью у обвиняемого.
– Тоже ведь не у любого, верно?
– У кого-то, кто не давал интервью. Кто старательно отмахивается от них.
– Сдается мне, есть у вас на примете такой человек, я права?
Орлов кивает, вертит в руках телефон. Он будто сомневается, стоит ли мне говорить.
– Это твой знакомый, Катя.
– Кирилл?
– Ты знакома с его делом?
– Вскользь.
– Познакомься поближе, разузнай все, почитай статьи.
– Он никогда не давал интервью?
– Ни слова.
– И с чего вы взяли, что мне удастся его разговорить?
– Ты живешь с ним.
– Откуда вы…
Таких подробностей я ему не говорила, и сейчас мне не по себе. Он следил? Или узнавал?
– Просто знаю.
– Я не сделаю ничего, что может ему навредить.
– Кто говорит о “навредить”, Катя? Интервью с ним само по себе сенсация. Ты можешь написать статью, оправдывая его.
– Насколько я знаю, он и так оправдан.
– Да, судом, но людям нужно не это. Никто ничего не понимает. Он ведь правда оперировал под кайфом. Почему?
– Если я не возьму интервью, я ведь не получу диплом, да?
– Зачем так жестоко, Катюш… Но найти что-то такое же стоящее будет сложнее. И уговаривать тех, кого не знаешь… сама должна понимать. Даже мне не всегда удается.
– Я могу идти?
– Можешь. И вот, – достает из шкафа свою рубашку. – Надень. Завтра вернешь. В таком виде в офисе находиться нельзя.
– Спасибо.
– Подумай над тем, что я сказал.
Выйдя из кабинета, переодеваюсь.
Остаток дня я изучаю дело Кирилла. О нем я знала немного, в основном то, что рассказывал отец. Про несправедливость и невиновность.
Я воспринимала Кирилла хорошим человеком, готовым прийти на помощь в трудную минуту, но когда ищу информацию и читаю статьи, складывается впечатление, что он – вселенское зло.
“У жертвы некомпетентного хирурга осталась годовалая дочь”, – читаю очередной заголовок.
Статей, где бы написали, что все не так, как кажется, очень мало. Тех, кто Кирилла защищал, практически нет. Только обвинения.
Я не замечаю, как день подходит к концу, но сижу еще, выжидаю, пока все уйдут.
Выхожу с опаской. Кто знает, меня могут ждать за поворотом, но там, к счастью, никого.
Я спокойно добираюсь до дома. Пытаюсь открыть дверь ключом, но понимаю, что она закрыта изнутри. Звоню в дверь, слышу шаги.
Кирилл пропускает меня внутрь, отходит. Я разуваюсь, но мнусь с курткой. Под ней – рубашка Орлова, и мне почему-то неуютно. Но и стоять в пуховике, когда в квартире жарко – странно. Раздеваюсь, вешаю куртку на крючок.
– Это еще что такое? – надвигается на меня. – Почему ты в мужской рубашке? И чья она?
Глава 19
Кирилл
Я не рассчитал силу и, дернув за воротник, сорвал несколько пуговиц. Они отлетают, оседая на полу. Ткань сползает, оголяя часть плеча и ключицу, остро выступающую под кожей.
Катя нервно отшатывается. Стоит отпустить рубашку, как она натягивает ткань до шеи и смотрит на меня затравленно. Убираю руки, отхожу, пытаюсь считать эмоции, почему так реагирует, но она прячет взгляд в пол.
– Мне дали, – говорит тихо. – Я чай пролила на свою, и мне… одолжили.
– Кто?
Я и так знаю, кто ей дал рубашку. Слишком уж она недешевая, чтобы принадлежать кому-то из сотрудников. Да и сомневаюсь, что кто-то из них носит сменные рубашки на работу.
– Роман Львович дал. Я не знаю, почему ты его не любишь, но он хороший человек, он мне помог.
– Да уж, хороший, не поспоришь.
– Это сарказм? – вскидывает голову. – Между вами что-то произошло?
– Сама пролила? – перевожу тему.
– Сама. Ты увиливаешь от ответа?
– Разговора по душам не будет. В свое время Орлов лез туда, куда его не просили.
– В твое дело?
Она поражает меня познаниями, впрочем, чему я удивляюсь? Она журналистка. Это ее профессия – лезть туда, куда иногда не просят.
– Допустим, в мое, Катя.
– Ко мне это ведь не относится. Я была неуклюжей, облила блузку. Сменку я с собой не взяла, а офисе так ходить мне запретили.
– Лифчика у него не нашлось?
– Что?
– Ты без белья.
У нее краснеют щеки.
– Много чая разлила?
– Почти всю чашку.
– Не замечал за тобой такой неуклюжести. Точно никто не помог?
– Я сама, Кирилл. Задумалась, засмотрелась, меня толкнули.
Она обходит меня стороной, продолжая сжимать распахнутый воротник рубашки у горла. Скрывается в комнате, а я выхожу на террасу, достаю сигареты.
Позади слышится скрип двери, как раз когда докуриваю.
– Кирилл… – останавливается за спиной.
Бросаю на нее взгляд – переоделась. В свитер с небольшим круглым вырезом на шее и в широкие спортивные штаны. Даже в таком виде привлекательная и сексуальная. Отворачиваюсь. Достаю еще одну сигарету.
Обычно я травлю себя такой дозой никотина, когда теряю пациента или после сложной операции. Из-за бабы ни разу такого не было. С Катей надо прощаться, но понятия не имею как. Никитична сказала, что к себе ее не примет.
“Мне, Кирилл, и так драмы на работе хватает. Да и сын у меня, сам знаешь. Так что нет. К себе ее забирай и сам думай, как дальше. Она девочка взрослая, справитесь. Если что – к отцу отправишь”, – слишком хорошо помню ее недавние слова.
– Прости, что я так… бесцеремонно влезла. Ты застал меня врасплох, и я, возможно, наговорила…
– О моем деле откуда знаешь?
– О нем все знают, – говорит тихо. – По телевизору показывали, и в интернете что-то читала.
– Я не даю интервью, ты знаешь?
– Знаю.
И тихо так подходит ближе. Улавливаю ее запах, от которого сносит крышу после вчерашней ночи, чувствую ее теплое легкое прикосновение к плечу.
– Я что-то сделала не так? Рубашку брать нельзя было?
В моей жизни появляться нельзя было, но вслух я этого не говорю, молча сжимаю зубы и закуриваю еще одну сигарету. Она ее забирает. Только подкуриваю, вытаскивает изо рта и швыряет через ограждение.
– Ты много куришь.
– И что?
– Это вредно, ты врач и знаешь это.
– Это успокаивает нервы.
– Ты нервничаешь?
– Есть немного.
– Прямо сейчас?
Она с интересом заглядывает в глаза и рушит между нами любые возможные границы. Придвигается близко-близко. Ее бедра касаются моих. Не знаю, что хочет рассмотреть во мне, но я в ней рассматриваю все. Даже едва заметную россыпь веснушек на носу. И ресницы. Густые-густые, изогнутые, совсем без косметики. Губы я слишком отчетливо помню на вкус, и это меня сбивает. Я хочу отстраниться, но неожиданно эти губы прислоняются к моим.
Я сдержан и собран только в операционной. В остальное время эмоции могу не контролировать, да и с поступками тоже хреново. Мне нужен баланс. Где-то торможу, где-то иду на разгон. Сейчас – разгоняюсь на всей скорости.
Вжав Катю в себя, целую в ответ. Целую жадно, желанно, раскрываю ее рот. Обхватываю ее за талию, тяну на себя. На холодной террасе внезапно становится жарко до такой степени, что почти нечем дышать.
Катя обнимает меня за шею, жмется податливо, забирается руками под футболку. Ее тонкие пальчики проходятся по прессу, добираются до груди, а оттуда – к спине. Перехватываю ее руки, блокирую. Отстраняю от себя и сталкиваюсь с вопросительно смотрящими на меня глазами.
– Нельзя нам.
– Почему? – хлопает невинно глазами.
– Нельзя, и все.
Что объяснять? Что разница у нас колоссальная? Что отец ее берег все время? Что я очень хорошо помню, как он за нее волновался? А тут я… Что я ей дам? Ничего. Секс без обязательств.
– Я не понимаю.
– Что ты не понимаешь, Катя? Мне отношения не нужны. Трахнуть могу. Тебе такое надо? Тебе такое не надо, так что давай, иди внутрь и не трогай меня больше.
Она убирает руки, отходит от меня, а затем срывается и, хлопнув дверью, забегает в квартиру. Так будет лучше.
Достаю еще одну сигарету. Вытравливаю возбуждение никотином. Убеждаю себя, что так – правильно.
Я нихрена не тот, кто ей нужен. Я жесткий, иногда могу быть жестоким и резким. У меня ненормированный график, но главное, я не планирую утруждать себя отношениями.
Планировал когда-то давно, но та девушка вышла замуж за моего брата. Фиктивно вышла, я знал об этом и влюбился.
На все готов был, чтобы быть с ней вместе. И она тоже влюбилась, да только не в меня, а в брата. Закономерно, в общем.
Сейчас никаких отношений в планах нет. Секс – можно не на одну ночь, но чтобы без обязательств. Стало напрягать – разошлись.
Докурив, выбрасываю окурок и возвращаюсь в квартиру. По-хорошему, жить вместе с Катей неправильно, нужно что-то решать, но отправлять ее после случившегося в отель нельзя.
Схватив полотенце, иду в душ. Под горячими струями воды расслабляюсь.
Непривычный холод, ползущий по спине, вынуждает обернуться. Катя. Раздевшись, шагает в душевую кабинку. Голая, податливая.
Я мажу по ее закушенной губе взглядом, зависаю на упругой груди с торчащими сосками.
– Я хочу, – говорит она. – Без отношений.
