Текст книги "Многомерная Плесень (СИ)"

Автор книги: Ада Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Смысл в познании тайн Вселенной! – ответил Сократ. – Колонизация космоса – это не просто захват новых территорий ради территорий. Это попытка сохранить разумную форму жизни и накопленную ею информацию ради дальнейшего познания мира. Что бы было, если бы человечество не захватывало новые территории? Вы бы так и остались в пещерном веке, где-то в саваннах Африки, а может, попросту давно уже бы вымерли. Поразмысли над тем, что ты можешь оказаться последней представительницей своего биологического вида. При этом ты собираешься уморить себя голодом? Что, если все остальное человечество уже погибло? Если не будет разумных форм жизни, кто тогда раскроет великие тайны бытия?

– А зачем они мне сдались, если ты сам сказал, что невозможно учесть все? – всхлипывала я, вытирая слезы. – Если люди никогда не смогут избежать страданий…

– Пока что многое невозможно, но когда-то представлялось невозможным то, что сейчас обыденно. Когда-то человечество пришло к технологической сингулярности и тому, что позже назвали кризисом науки. Тогда казалось, что человек никогда не сможет понять больше, чем он уже открыл, наука никогда не двинется дальше, ведь это был предел возможностей человеческого мозга. Тогда с помощью генной инженерии люди начали создавать новые поколения с усиленными когнитивными способностями, они и продолжили научно-технический прогресс.

– Зачем? – спросила я, вытерев слезы.

– Чтобы сделать невозможное возможным. Но насколько бы безупречными мы ни становились, всегда следует помнить, что нет предела совершенству, а значит, каждый иногда ошибается.

– Некоторые ошибки слишком дорого обходятся, – заметила я, вспоминая Тимура.

– Именно поэтому тебе следует не делать еще одну, а сесть и поесть. Я знаю, почему ты отказываешься от еды. Но если ты уморишь себя голодом, то никогда не создашь генерацию новых, более совершенных людей, а значит, смерть Тимура будет напрасной!

Помедлив некоторое время, я села, пододвинула тарелку поближе, сунула кусок картофеля в рот и заставила себя жевать.

Я создам новых людей! Они не будут ни болеть, ни стареть! Они раскроют все тайны Вселенной, и никто никогда больше не будет страдать!

– О чем задумалась? – поинтересовался Сократ, вырвав меня из чертогов памяти.

– Да так, вспоминается всякое, – призналась я, ковыряясь вилкой в треугольном шмате торта. Подняв кусочек, я сунула его в рот и медленно прожевала. Вкусно же насинтезированно. Я все так же старалась не думать о том, что некоторые молекулы этого древнего блюда вполне могли когда-то быть частью тела Тимура.

***

Закончив с тортом, я вернулась в свою каюту и надела очки виртуальной реальности. Вживлять в мозг импланты ради быстрого доступа к виртуалке я так и не решилась. Сократ называл это имплантофобией и предлагал психотерапию, но я никогда не видела ничего плохого в том, чтобы пользоваться вирт-очками, даже если они устарели.

Я открыла среду редактирования генетического материала и принялась за работу. Последние несколько месяцев работа забирала все время, ведь я хотела успеть закончить геном следующей подверсии человека до прибытия на Новую Землю.

Из курса истории я знала, что колонисты всегда называли планету, к которой летели, Новой Землей. Только после начала колонизации ей давали какое-нибудь скучное имя вроде Земля-9.

– А у людей предыдущих версий было принято праздновать свой день рождения, – заметил Сократ.

– Лучший праздник – это возможность заниматься любимым делом, – буркнула я, не отрываясь от настройки виртуальной ДНК.

– Ты бы хоть по гидропонному отсеку прогулялась, там такая капусточка зацвела, – не отставал старый зануда. – А то сидишь все время в своей виртуальной реальности. Так и мышцы атрофируются.

– Не атрофируются. У меня, как и у многих предыдущих генераций, сломан ген миостатина.

Качком я, конечно, не была, но на силу мышц не жаловалась несмотря на худощавое телосложение.

– И все-таки столь много работать не полезно даже для представителей твоей версии Homo sapiens. Может, отвлечешься? Посмотришь голографическую запись о прошлом человечества? Ты же это любишь.

– Не сейчас. Хотелось бы закончить до приземления.

Я сконструировала очередное решение и запустила геном на виртуальное тестирование. Тем временем Сократ продолжал бухтеть:

– Последние двадцать четыре дня ты спишь всего по одному часу в сутки, а не по три, как положено для твоей версии человека. Ты же понимаешь, что это изрядно вредит нервной системе?

– Перестань занудствовать, Сократ! Я уже почти нашла решение. Представляешь? Почти нашла решение той задачки, которую ты называл неразрешимой!

«Летальный исход» – выскочила красная надпись. Ну вот, этот вариант тоже не подходит, смерть наступила на третьем месяце внутриутробного развития. И почему набор генов, усиливающий когнитивные способности, разрушает нервную систему еще до выхода из техночрева? Впрочем, глутамат тоже эксайтотоксичен, несмотря на то, что это самый распространенный нейротрансмиттер и без него не обойтись. Как говорил мой виртуальный преподаватель генной инженерии: гомеостаз – такая хрупкая вещь.

Я опять открыла среду редактирования, разработала очередное решение, и оно тоже вылетело с ошибкой, правда, уже на пятом месяце. Тогда я запустила процесс отладки, и потом еще раз, в пошаговом режиме. Сократ что-то там тарахтел в фоне, но я уже ничего не слышала, все внимание было захвачено работой.

Одно решение оказалось нелетальным. Правда, оно не давало значимого улучшения работы мозга, зато приводило к порокам развития и возможным проблемам с психикой. Эх, все еще не то. Мне же нужно усиление когнитивных способностей у потомства, а не повышение вероятности расстройств психики. Тогда я все же отважилась попробовать одно решение, о котором думала давно, но оно казалось слишком простым, чтобы быть подходящим. И все же, в конце концов, поскольку остальные не подошли, надо попробовать и это.

Я по-быстрому набрала решение и в очередной раз запустила виртуальное тестирование. Тут же я могла наблюдать, как развивается модель плода в искусственной утробе. Перед глазами бежал отчет, и в нем ни одной красной или хотя бы желтой строки! Наконец, выскочила надпись: «Выход из искусственной утробы!»

– Ха! Выкуси, старый зануда! Я это сделала! – вырвалось у меня.

Тестирование все еще продолжалось, но мой мозг уже взорвался неистовым экстазом! Я была готова подскочить и танцевать, если бы я умела исполнять такой древний ритуал, как танец. Невозможно передать словами всю гамму восторга, который я испытала. И все же этому есть вполне конкретное название: «интеллектуальный оргазм».

Согласно исторической справке, слово «оргазм» очень древнее, ранее им обозначалась крайняя степень эйфории в кульминационный момент коитуса у гендерно биполярных существ. У самцов оргазм совпадал с эякуляцией, а самкам, с эволюционной точки зрения, он был не особо нужен. При переходе от живорождения к искусственному эктогенезу представителям новых версий человека настроили способность переживать это состояние в момент решения интеллектуальных задач. С тех пор заниматься наукой стало еще приятнее.

Тестирование все продолжалось, в среде виртуальной симуляции можно было видеть, как растет и развивается детское тело. И вот вскоре я уже могла наблюдать трехмерную модель взрослого человека. Самое приятное, что ни на одном этапе не возникало никаких генетически обусловленных проблем, отчего я приходила в еще более экстатическое состояние. Это уже интеллектуальный мультиоргазм?

Да, от решения такой сложной задачки не заоргазмировал бы разве что очень фригидный ученый. А я не такая, я – та еще горячая штучка. Возможно, даже самая горячая биотехничка всего Млечного Пути. Ну ладно, немножко льщу себе, но во время затянувшегося оргазма можно себя побаловать.

Когда тестирование закончилось без каких-либо ошибок, я сняла очки виртуальной реальности и попросила одного из роботов насинтезировать мне карамельно-молочный коктейль, обильно полить его шоколадом и еще рафинированного сахара туда побольше. Люди предыдущих версий считали такой напиток вредным, но мои гены модифицированы таким образом, что для меня он полезнее любой брокколи.

На этот раз я не думала о том, сколько раз молекулы воды этого коктейля уже прошли через мой организм. Нет, я просто сидела, блаженно попивала божественный напиток, смакуя послевкусие испытанного оргазма и приятное остывание перегретого работой мозга, когда Сократ сообщил:

– До прибытия на Новую Землю осталось три часа тридцать минут.

– Славно, скажешь, когда надо будет готовиться к приземлению. – Отпив еще немного, я продолжила: – А напомни-ка, Сократик, как там тот термин… ну, которым люди обозначали эпигамную дифференциацию?

– Какой еще термин?

– Ну, та эмоциональная привязанность, сопровождавшая расстройство психики вследствие активации репродуктивной функции…

– Любовь?

– О! Точно, любовь! Вечно забываю этот термин, – игриво заметила я. – Ну так вот, я тебя любовь!

– Люблю, – поправил искин, – правильно будет: я тебя люблю.

– Ладно, люблю, – отмахнулась я, – один черт.

3 – Снова живой?

Мы пока не до конца понимаем, как именно геология влияет на характер планеты, но общий вывод очевиден: одинаковый с Землей размер и твердая оболочка еще не означают, что и во всем остальном планета будет походить на нашу.© Элизабет Таскер «Фабрика планет. Экзопланеты и поиски второй Земли»

Несмотря на внушительные габариты космолета, приземление прошло успешно. Не зря же наш корабль строили инженеры с усиленными когнитивными способностями. Добротно так построили, на совесть, так что приземлились мы мягко, прямо посреди какого-то болота. Еще и туман.

Я стояла в плотно облегающем скафандре и сквозь стекло шлема недоуменно взирала на новый мир: гигантские грибы возвышались надо мной словно деревья, причудливые растения росли прямо из луж, мелко ветвились, тянулись скрюченными отростками в разные стороны, а некоторые оплетали стволы гигантских грибов, словно экзотический плющ. Складывалось впечатление, что этот мир сонно взирал на меня из-за тумана с не меньшим недоумением.

Скафандр прилегал плотно, стягивал мое тело со всех сторон, словно тиски, но Сократ сказал, что так и должно быть, я просто не привыкла. Ну да, не привыкла, еще и трусы в жопу залезли, и не поправить никак из-за скафандра. Вот ведь зараза! Чесалка для носа есть, а вытягивателя трусов из сраки – нет. Недоработка, господа гомосапиенсы с усиленными когнитивными способностями!

– Перестань вертеть задницей! – раздался голос Сократа в динамике. – Говорил я тебе, под скафандр нормальные трусы надо брать, а не веревочку в жопе!

Я обернулась и увидела сверху чуть позади два боевых дрона – так и есть, следит за мной старый зануда.

– У меня что, пицот трусов? – нахмурилась я. – Какие нашла, такие и напялила! И вообще, времени не было на подбор нижнего белья!

Ну вот, мой первый выход на Новую Землю, следовало сказать что-то эпическое, вроде: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества». А тут на тебе: трусы!

И как теперь не вспомнить поговорку о том, что кто спешит, тот людей смешит? Но что поделать, уж очень хотелось, наконец, выбраться из жестянки, в которой я провела всю жизнь. Хотя крайней необходимости в срочной вылазке не было, впрочем, как и опасности, ведь наши разведчики здесь уже все прочесали вдоль и поперек.

Я зашагала вперед, хлюпая по лужам. Боевые дроны летели за мной, обозревая все вокруг на триста шестьдесят градусов и держа лучеметы наготове. Хотя, по предварительным оценкам, местная биота находилась где-то на уровне земного позднего девона – раннего карбона, но техникой безопасности пренебрегать нельзя. По крайней мере, Сократ бы не позволил. Так что у меня на поясе тоже висел лучемет.

– И что за место такое? – поинтересовалась я. – Мы что, не могли приземлиться не на болото?

– В этой местности было зафиксировано большое количество полезных ископаемых и относительно высокое биоразнообразие. Первое пригодится, когда будем строить колонию, а второе – для исследовательской работы.

– Слушай, а земные прототакситы вроде как были без шляпок, – заметила я, остановившись и рассматривая нависающие сверху органы размножения местной грибницы.

– Лучше под ноги смотри, – посоветовал Сократ.

Я последовала его рекомендации и увидела, что стою в луже, а прямо у моих ног неистово извивается какое-то змееподобное или ящероподобное пятнистое существо. Мне понадобилось еще секунды три, чтобы понять, что оно так бьется в истерике и тщетно кусает толстый сапог моего скафандра, потому что я на него наступила. Стоило убрать ногу, как существо чкурнуло прочь.

– Местная амфибия, – заключил Сократ. – Позвоночные всего пару миллионов лет, как начали выходить на сушу.

– Это тебе из дронов все так хорошо видно?

– И от первого лица – тоже. Прямо над твоей головой в скафандр встроена видеокамера, так что все тщательно записывается и сохраняется для истории, ведь важна каждая деталь.

Особенно разговоры про трусы.

Я зашагала дальше.

Сколько бы я ни шла, все время эти грибы, словно колонны со шляпками. Я будто Алиса в Стране Чудес, там вроде тоже были гигантские грибы. Для полноты картины не хватало только укуренной гусеницы на одном из грибочков.

Внезапно вдалеке мелькнул какой-то силуэт.

– Что это? – от неожиданности вырвалось у меня.

– Где? – не понял Сократ, и я услышала, как дроны надо мной загудели, неистово вращая сенсорными датчиками, засуетились.

– Вон там, словно силуэт какой-то…

– Какой? – все еще не понимал искин.

Вместо ответа я рванула вперед, включила встроенный в наруч фонарик, надеясь поймать в луч света загадочный силуэт.

– Куда ты так спешишь, Алиса? Впереди болото!

Но я же видела, он был где-то здесь! Я неистово шарила лучом света и продолжала бежать, не обращая внимания на то, что грязная вода мне уже по колено.

– Алиса, остановись!

– Вон он! Там! – Я указала вперед.

Я поймала его!

На верхушке холма, в свете фонаря стоял…

Гуманоид?!

– Я ничего не вижу, – возразил Сократ.

– Но он там был!

Куда же он исчез? Я снова заспешила вперед.

– Нет, Алиса! Остановись! – резко потребовал Сократ. – Впереди большая глубина! Ты провалишься в болото!

Я застыла в нерешительности. Зашарила лучом фонаря по спокойной глади мутной коричневой воды. Каждая секунда была на счету. Чем дольше я медлила, тем выше была вероятность упустить странное существо!

– Возвращайся, – потребовал Сократ, – я отправлю туда одного из дронов, он все проверит!

И чего этот старый зануда раскомандовался?! Неожиданно для себя я почувствовала сильное раздражение. Кто здесь главный в конце концов?! Он или я? Я же человек! А он…

– Алиса! Возвращайся! Там под водой что-то есть! Оно шевелится!

Я опять опустила луч фонаря на мутную гладь.

Что за глупости? С чего он это взял?

Что-то есть… Вздор!

Внезапно из-под воды вынырнул огромный панцирь, и меня схватили сразу две пары клешней. Покрытый множественными пластинами хвост поднялся над болотом и с размаху ударил по мне! С дребезгом попал куда-то выше головы. В следующий момент четыре луча прошили гигантское членистоногое сверху вниз.

– Ракоскорпион! – закричал Сократ.

Хорошо, что дроны и роботы так быстро среагировали. Я тоже ухватилась за лучемет, но не удержалась на ногах и плюхнулась на спину. Прямиком в болото.

Чудовище скрылось за беспокойными волнами, словно его и не было. А я кое-как поднялась, все еще сжимая уже не нужный лучемет, повернулась и зашагала прочь.

– Как ты? – поинтересовался Сократ.

– Не сдохла, и слава термоядерному синтезу. Ты отправил дрона?

– Куда? Алиса, ты чего? Возвращайся в космолет.

– А как же то существо?!

– Я еще раз просмотрел записи: там ничего не было! Тебе почудилось! И вообще! До твоей вылазки наши разведчики тщательно изучили местность в радиусе трех километров. Не может там ничего быть.

Но… Я остановилась в недоумении. Как же так? Я отчетливо видела силуэт гуманоида, практически человека. Он еще и рукой мне помахал, когда я на него фонариком посветила.

– Алиса? Слышишь меня? Возвращайся!

– Ага, – кивнула я и зашагала прочь от злосчастного болота.

Что же это? Как ничего не было? Что-то тут не так. Ну да ладно, я вернула лучемет в кобуру. Может, и правда почудилось? Или оптический обман какой-то? Хотя нет, такие визуальные эффекты и на камеру записываются. Значит, все-таки игра воображения.

Стоило мне так подумать, как я заметила подозрительное движение промеж гигантских грибов.

– Оно там! – крикнула я и побежала в указанную сторону.

Там точно был гуманоид! Я же видела!

– Алиса! Какого черта? Там ничего нет!

Пробежав несколько шагов между грибов, я остановилась перед скалой с пещерой. Пытаясь отдышаться, лихорадочно шарила лучом фонарика по входу в темную бездну. Где он? Там? Наверняка скрылся во мраке подземелья.

– Алиса, даже не думай! – потребовал Сократ.

– Почему? – спросила я, подходя к пещере.

– Слишком узкий и низкий проход, дроны не смогут лететь над тобой! – встревоженно заметил Сократ и после небольшой паузы добавил: – Давай пустим одного дрона вперед.

– Зачем? – отмахнулась я и вошла внутрь.

– Ну что ты за трудный ребенок такой, Алиса?! – взорвался искин. – Почему ты никогда меня не слушаешь?

– Да ладно тебе! Не кипятись. Ты же сам сказал, что наши железные разведчики здесь все уже обследовали.

Мои шаги по каменистой почве отдавались гулким эхом, пока я спешила вперед, все глубже спускаясь в подземелье. Вскоре я оказалась посреди просторной пещеры и увидела в свете фонарика семилетнего ребенка в левитирующем инвалидном кресле. Тут меня словно разорвало изнутри, и, прежде чем потерять сознание, я только и успела позвать его по имени:

– Тимур?!

4 – Материалистка

Саранча – стихийное бедствие, хотя в одиночку она совсем не страшна. То же самое и с дураками.© Карел Чапек

– Я его видела, ясно?! – выпалила я, держа замотанный в ткань лед приложенным к голове. При падении в обморок я каким-то образом умудрилась удариться о стекло шлема.

– Ясно, – охотно согласился Сократ.

– Или, по-твоему, у меня галлюцинации?! – не унималась я, совершенно не обращая внимания на суетившегося рядом робота-доктора. Еще и все эти мельтешащие слишком яркими цветами дурацкие голографические мониторы в медотсеке ужасно раздражали.

– Мать моя техноутроба! Неужели нельзя притушить этот калейдоскоп? – возмутилась я, указывая на голограммы. – Кто вообще выкрутил яркость на максимум?

– Никто, – ответил Сократ, – никто не трогал яркость. Похоже, тебе кажется. Видимо, все дело в перевозбуждении нервной системы.

– Перевозбуждении нервной системы? – нахмурилась я.

– Если верить показателям, – ответил за него робот-доктор.

А Сократ добавил:

– Я тщательно проанализировал твою нервную систему на предмет психических отклонений, способных привести к психотическим симптомам, и ничего не нашел, – своим обычным занудным тоном доложил Сократ.

– Естественно! – взмахнула рукой я. – Из моего генома давно выпилили все гены, способные спровоцировать развитие психических заболеваний.

– Насчет всех я бы не был так уверен, – возразил Сократ, – человеческий организм сложнее, чем представляется.

– То есть ты хочешь сказать, что у меня галлюцинации?!

– Не знаю, но дроны и роботы-разведчики еще раз прочесали всю местность вдоль и поперек, заглянули в каждый уголок той пещеры и под каждый камушек в радиусе трех километров, потревожили всю местную живность…

– И? – торопила я.

– И ничего не нашли. Нет там никаких гуманоидов, и тем более нет и не может быть Тимура.

– Что я тогда видела?!

– Не знаю, но подумай сама: если бы Тимур каким-то образом телепортировался на данную планету, разве он бы не состарился за все это время?

– Святой термоядерный синтез! Да откуда мне знать? Ты сам говорил, что на других планетах все может быть совсем не так, как мы привыкли!

– Но не до такой же степени! – возразил Сократ. – Как бы он мог дышать сероводородом?

– Что же это было? – чуть не расплакалась я.

– Полагаю, из-за переутомления всплыла старая травма утраты друга. Ты в последнее время слишком много работала и почти не спала, я же давно говорил, что нельзя так. Да сама на себя посмотри: ты стала раздражительной и ужасно импульсивной! Раньше за тобой ничего подобного не наблюдалось.

– Взглянула бы я на тебя, если бы ты увидел давно умершего друга! Ах да! Ты же просто железяка! Что ты можешь знать о человеческих чувствах?!

– Известно ли тебе, что депривация сна приводит к галлюцинациям? То есть, по сути, к сновидениям наяву, – продолжал занудствовать искин, совершенно проигнорировав мой выпад.

– Я хорошо выспалась как раз перед приземлением.

– Ага, помню, ты провела в объятиях Морфея ровно два часа семь минут, – кивнул Сократ.

– Разве этого мало? – нахмурилась я. – Ну да, на пятьдесят три минуты меньше положенного, но я чувствовала себя полностью отдохнувшей!

– Охотно верю, – примирительно согласился Сократ. – И все же, полагаю, тебе нужно больше отдыха. Забудь пока о том, что ты видела, займись чем-то простым и приятным, отвлекись, развейся. Понимаешь?

– Как развеяться? Поизучать историю человечества?

– Да хоть так, ты же это любишь. А исследованием планеты я пока займусь сам. Пусть роботы еще раз все проверят, прежде чем ты опять выйдешь наружу.

Мой взгляд упал на шлем скафандра, лежавший на тумбочке у кровати. Я взяла его и увидела прямо над лобовым стеклом огромную дыру с радиально расходящимися трещинами. Просунув в отверстие палец, я оценила ее глубину и заметила:

– Тот ракоскорпион целился точно в видеокамеру.

– Вероятно, представители его вида всегда стараются поразить глаза жертвы. Хорошо еще, что он не принял стекло за глаз. Если бы он его разбил, ты бы получила смертельную дозу сероводорода. – Помедлив немного, Сократ добавил: – Я уже запустил процесс модернизации скафандров. Теперь в них встроят больше одной камеры и сделают стекло попрочнее. Если бы только можно было знать заранее, что местное животное способно расшибить столь крепкий материал, я бы уже давно утыкал скафандры камерами и сделал суперусиленные шлемы.

– Сначала ракоскорпион сломал видеокамеру, а потом в пещере дроны все время находились за мной, так что Тимура было невозможно заснять, – вспомнила я.

– И что?

– Да так, – вздохнув, я вернула шлем на тумбочку и снова приложила лед к голове. – Наверное, ты прав. Мне просто нужен отдых.

***

В комнате отдыха царила приятная полутьма, прямо передо мной располагался большой аквариум, в котором безмятежно плавали люминесцентные рыбки. Конечно, механические, но внешностью полностью идентичные натуральным. Как и серый котик, спавший у меня на коленях.

Вот где действительно чудо робототехники: он даже мурчал абсолютно правдоподобно, пока я его гладила. Впрочем, кто знает, как мурчат настоящие котики? Я живых представителей данного биологического вида никогда не встречала, разве что в виртуальных записях о биосфере Старой Земли.

Насколько известно нашей науке, котиков любили все версии человека, начиная от современной и аж до самого первого Homo sapiens. А может, и предки подревнее, всякие там австралопитеки. Хотя нет, на австралопитеков «котики» охотились.

Чувство умиления, которое мы испытываем при виде «головастых» существ с большими глазами и маленькими ртами – это не что иное, как одно из проявлений родительского инстинкта, призванного укреплять эмоциональную связь с малолетними отпрысками. Забота о потомстве много миллионов лет была важным фактором выживания, так что мы еще не скоро потеряем способность умиляться созданиям, напоминающим детей, как бы мы себя ни генномодифицировали.

Репродуктивную систему мы из своих тел, конечно, выпилили за ненадобностью, но рудименты некоторых инстинктов пока остались. Оно, наверное, и к лучшему, ведь, согласно одной из теорий, такие качества, как доброта, милосердие, способность сопереживать, стремление заботиться и заниматься благотворительностью, берут свое начало в родительском инстинкте.

Смотрела я когда-то виртуальную запись древних дискуссий о том, не станут ли новые генерации, лишенные репродуктивной системы, слишком бесчувственными и жестокими? Так оппоненты тогда ни к чему определенному и не пришли. Сошлись только на том, что вмешиваться в геном опасно, однако пускать эволюцию человека на самотек еще опаснее. Особенно учитывая, что из-за достижений науки давление естественного отбора не то что снизилось, оно обрело направление, весьма нежелательное для нашего биологического вида. Поэтому, несмотря на все опасения, эксперимент по созданию бесполых людей с усиленными когнитивными способностями все же начали.

Конечно, можно было оставить органы самовоспроизведения, но если все и так уже практически полностью перешли от классического размножения к эктогенезу, а энцефализация привела к такой голове, которая через родовые пути не пролезет, то зачем эта репродуктивная система вообще нужна? Тем более что из-за нее одни проблемы и отвлечения от действительно ценных занятий вроде науки.

Гладя котика, я подумала, что хорошо бы посмотреть что-нибудь из исторического архива. Я надела вирт-очки и, открыв меню, начала листать список. То я уже видела, это тоже, вон то неинтересно, а что это там? Мой взор упал на запись со странным названием «Высокодуховное общество». Ну-ка, посмотрим.

Проигрывание началось, снимали явно не на голографическую камеру, потому что картинка была такая, словно передо мной висел большой плоский экран. К тому же среди действующих лиц оказались только представители Homo sapiens первой версии. Значит, это, скорее всего, двадцать первый или двадцать второй век. Может, двадцать третий? Вряд ли, тогда уже изобрели динамическую голограмму и делали трехмерное видео.

Представители первой версии Homo sapiens сидели плотными рядами в просторном зале, внимая стоявшему у трибуны. Иногда крупным планом показывали некоторых слушателей. Какие же они все забавные: волосатые, можно даже сказать пушистые, хотя шерсти уже поменьше, чем у тех же австралопитеков. Но у них все еще довольно массивные челюсти и маленькие головы. А половой диморфизм как ярко выражен: самцы чуть крупнее, у некоторых на лицах шерсть, самки обычно грацильнее, с длинными волосами на голове и гипертрофированными молочными железами. Прямо не люди, а обезьянки какие-то.

У нас же по фенотипу абсолютно невозможно понять, у кого XY-хромосомы, а у кого XX. Да, остатки половых хромосом все еще есть, в них ведь не только гены, отвечающие за репродуктивную систему. Поначалу думали сделать у всех одинаковый набор XX. Ведь с первого взгляда все просто. Очевидно же, что XX устойчивее к мутациям: если ген в одной хромосоме сломается, во второй останется дубль. А в случае XY не всегда так, поскольку Y маленькая, то есть генов в ней меньше, чем в X.

Во времена гендерной биполярности в этом был очевидный смысл: раз самки всегда тратили больше ресурсов на репродуктивные функции, они и обеспечивали популяции устойчивость. В то время как самцы «отвечали» за изменчивость и приспособляемость своего вида. Другими словами, на самцах природа тестировала Х-хромосомы и пускала в дальнейшее производство наиболее качественные.

Как вы сами понимаете, после начала эпохи генно-модифицированных людей какая-либо необходимость в естественном отборе пропала, а ценность каждой отдельной особи возросла еще больше. И, казалось бы, что тут еще думать? Оставить XX и все. Однако потом решили, что наличие двух вариантов хоть как-то, да повышает внутривидовое разнообразие, а оно способствует эволюционной стабильности. На том и порешили.

Забавно, но на заре эпохи бесполости всплыла другая проблема: как теперь называть детей и как к ним обращаться? В мужском роде или женском? В конце концов, решили не изобретать велосипед и оставить старые имена, а также мужской и женский род в языке, как рудименты от предков. Из рудиментов у нас, кстати, еще волосы в бровях остались и реснички, ведь генные инженеры решили, что эти фичи нам пока пригодятся. Чего нельзя сказать обо всем остальном волосяном покрове, который нещадно выпилили вместе с репродуктивной системой.

Тот Homo sapiens первой версии, который стоял у трибуны, похоже, читал лекцию на весьма экзотическую тему. Из уроков истории я помнила, что по развитию интеллекта к зрелому возрасту они едва ли доходили до раннего подросткового. То есть это такие себе вечные дети, ну, или подростки, кто поумнее.

А еще в те времена наши предки представляли себе пришельцев из космоса примерно такими, как мы: безволосыми и бесполыми. С точки зрения первой версии человека, у нас наверняка слишком большие головы и маленькие челюсти. Да и вообще, увидь они нас, подумали бы, что мы инопланетяне, а не их далекие потомки. Похоже, они изображали пришельцев именно так, потому что интуитивно понимали, что такая форма жизни более совершенна и фактически является следующей ступенью эволюции их самих.

– Сатья-юга – это у нас какой век? – спросил лектор после длительного монолога. Аудитория оживилась, после чего он продолжил: – Да, это золотой век. Длился он один миллион семьсот двадцать восемь тысяч лет, люди в ту эпоху жили сто тысяч лет и достигали в высоту пятидесяти четырех метров.

– То есть они были выше деревьев? А животные для них – словно букашки? – раздался женский голос из зала.

– Нет, – возразил лектор, поправляя очки, – в те времена все было высоким: деревья и животные, пропорционально росту человека.

– Тогда где кости всех этих великанов?

– В предыдущие эпохи люди уходили из жизни через самадхи, то есть медитативный транс, в кульминационный момент которого их тела сгорали. Поэтому нет никаких костей.

– Овцы с ослами тоже уходили через самадхи? Вместе с другими животными и растениями? Все орудия труда и дома тоже посгорали в мистическом трансе? – иронично звучал все тот же голос.

Публика в зале заметно заволновалась, а на лице лектора отразилось замешательство, но он быстро нашел другой ответ:

– В те времена теперешние континенты были дном морей и океанов, а тогдашние материки в начале нашей эпохи ушли под воду. Костей не находят, потому что раскопки проводятся только на суше.

– С чего вы взяли? – послышался все тот же голос, и оператор навел камеру на говорившую, ею оказалась молодая дама со светлыми волосами. – Очень много раскопок проводилось на дне морей и океанов. К тому же в ваших же писаниях сказано, что в Сатья-югу, кроме рек Ганги и Ямуны, была еще Сарасвати, соединяющаяся с ними. То есть та земля, по которой текут данные реки, точно не являлась дном океана, если верить писаниям.