Текст книги "Многомерная Плесень (СИ)"

Автор книги: Ада Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– И оно требовало, чтобы ты вышла наружу? – догадался искин.

– Да, – кивнула я. – Такое сильное желание покинуть космолет… Я раньше никогда не испытывала настолько мощного стремления что-либо сделать. При этом я все время понимала, что на самом деле не хочу этого, что это желание не мое и, по сути, мне не нужно то, чего я «желаю».

– Чье же это желание? – задумчиво потер подбородок Сократ.

– Не знаю. Я не могла ничего поделать, не было никакой возможности избавиться от этого кошмара, который разрушал меня изнутри. И это убеждение, что я обязательно встречу Тимура. Умом-то я понимала, что такого быть не может.

– Что-то еще? – поинтересовался Сократ.

– Невозможно было сконцентрироваться на чем-либо хотя бы на секунду. Раньше у меня никогда не возникало проблем с этим. А тогда… Будто кто-то или что-то постоянно сбивало мои мысли и насильно возвращало их к тому, что было нужно ему.

– И ты не могла ничего с этим поделать?

– Я пыталась… Но чем больше пыталась, тем больше боли оно мне причиняло. – Я тяжело вздохнула, и тут меня осенило: – Это все началось, когда я решила сообщить тебе, что видела Тимура в своей каюте! Вчера вечером… Он сказал, что я должна выйти наружу!

– А сегодня, после того как ты проигнорировала просьбу «Тимура», – искин сделал характерный жест пальцами, обозначающий кавычки, – этот кто-то или что-то предприняло более настойчивую попытку вытащить тебя из космического корабля.

– Похоже на то, – кивнула я и после паузы добавила: – Во время моей первой вылазки оно заманило меня к ракоскорпиону, потом в то подземлье. Теперь опять затянуло в эту злосчастную пещеру и попыталось заставить снять шлем.

– Чем бы оно ни было, оно пытается тебя убить, – уверенно заключил Сократ.

– Почему именно в пещере? – нахмурилась я.

– Возможно, потому что там концентрация сероводорода в пять раз выше, чем снаружи? Как ты, наверное, помнишь, этот яд собирается в низинах. А в пещере ты постоянно шла вниз, пока не оказалась в подземелье.

– Надо же, – изумленно вымолвила я, и внутри все похолодело, – тот псионик и правда пытается меня убить.

– Просто за пределами космолета без скафандра ты бы прожила где-то минут пять. А в том подземелье первый же вдох стал бы смертельным, – весомо заметил Сократ и, помедлив немного, добавил: – Надеюсь, ты будешь не против, если с сего момента боевой робот станет постоянно сопровождать тебя?

– Я всячески за, – кивнула я, прекрасно понимая, что это нужно на случай, если местный псионик предпримет еще одну попытку свести меня с ума. Насколько я помнила, такая псионическая способность называлась телепатическим внушением, и ее применение было запрещено на всех планетах, населенных людьми.

Теперь железный телохранитель, конечно, следовал за мной всюду по пятам. Даже, извините, в отхожее место, но от периодически усиливающихся мучений это меня никак не спасало. Я больше не могла ни заниматься любимым делом, ни отдыхать. Что-то или кто-то с завидным упорством абсолютно насильственным образом возвращал мои мысли к совершенно чужеродному и абсурдному желанию выйти наружу.

Я должна была сопротивляться. Ни в коем случае нельзя выходить из космолета. Стоит мне ступить на почву чужой планеты, как следующим «моим» желанием будет снять шлем. А за ним и смертельная доза сероводорода.

Постоянная боль сводила с ума, все попытки сконцентрироваться на чем-либо другом оказывались тщетными. День за днем, неделя за неделей кошмар продолжался. Я устала, ужасно устала от постоянной пытки, длящейся двадцать четыре на семь. Или, учитывая период вращения Новой Земли, тридцать восемь с половиной на семь.

Я должна была что-либо сделать, чтобы прекратить эту боль. Но что? Я не знала. Для меня больше не существовало ни отдыха, ни любимого дела, лишь постоянная внутренняя битва, конца которой не видать. Казалось, что только смерть может спасти от этого кошмара. Только смерть…

Хуже всего, что никто не мог ни понять моих мучений, ни помочь в избавлении от них. Иногда я оборачивалась, смотрела на своего телохранителя. Телохранитель? Бесполезная железяка. Все достижения человечества, все эти высокотехнологичные изобретения, виртуальные эксперты и терабайты научной информации оказались абсолютно бессильными перед лицом неведомой угрозы.

Я никогда раньше не знала, что человека можно просто взять вот так и сломать. Искалечить изнутри. Я бы все отдала, лишь бы обернуть все вспять. Лишь бы этот кошмар никогда не начинался. Но прошлого не воротить. До того как началась вся эта жуть, было так хорошо, но откуда мне было знать, что я счастлива?

Несколько раз я общалась с виртуальным психотерапевтом, но все его средства и методики не давали никакого результата. Боль только усиливалась, а вместе с нею и желание умереть. Однажды я была так близка к тому, чтобы покончить жизнь самоубийством, что попросила своего телохранителя оставить меня в уединении хотя бы на пару минут. Как ни странно, он согласился, тогда я пришла в медотсек и вынула из шкафчика скальпель. Порезать вены, что может быть проще? Я села на стульчик и попыталась собрать мысли в кучку. Надо делать все быстро, чтобы Сократ не успел…

Вдруг так ярко вспомнились те двадцать эмбрионов, которые росли в искусственных утробах. И тогда я смирилась. Кто-то же должен заботиться о детях после их выхода из техноматок. К тому же если эта боль необходима для моего псионического развития, то я готова ее принять.

В конце концов, как знать, что мне нужно для дальнейшего развития? Что, если боль? Тогда пусть она будет со мной всегда, пусть я вот так всю жизнь умираю в ужасных мучениях, о которых никто кроме меня понятия не имеет. Я все равно буду продолжать свое служение человечеству.

Стоило мне так подумать, как боль резко утихла, и скальпель, выпав из рук, звонко ударился о пол. Зажегся свет, и в медотсеке появилась голограмма Сократа. Он печально взглянул на меня, потом – на скальпель на полу. Потом опять на меня, и сказал:

– Есть один метод.

– Какой? – Тишина была напряженной, поэтому я продолжила: – Какой еще метод, Сократ? И почему ты не сказал раньше?

– Согласно протоколу, я не имею права давать такое знание несовершеннолетним.

– Какое еще знание?

Он молчал, а я чувствовала, как во мне поднимается волна негодования. Знание? Что еще за знание?! Оно правда может мне помочь? Почему он не сообщил раньше?!!

– Говори! – потребовала я.

– Знание о развитии псионических сил.

Псионика! Древние называли это сверхспособностями, чудесами или сиддхами. Я о них читала. О том, что почти все взрослые представители новейших версий человека владеют ими очень даже неплохо. Но решение о том, кому давать знание о развитии этих сил, принимается специальной комиссией на основании очень многих факторов.

Конечно же, в первую очередь нейросканер должен подтвердить факт совершеннолетия, то есть зрелость нервной системы. Без этого комиссия даже не соберется на рассмотрение данного вопроса. А учитывая тот факт, что искусственный интеллект не может обладать псионическими силами, информацию об их развитии часто доверяют хранить ему.

– Так ты один из Хранителей?! – нахмурилась я, и мои руки сами собой сжались в кулаки. – Ты правда можешь дать мне знание о развитии псионических сил?! И никакая комиссия старших псиоников для этого не нужна? Как ты мог молчать об этом?!

– Решение о неразглашении было принято не мною, а теми, кто меня создал, – начал нудить искин. – Разработчики опасались, что, узнай дети, какую информацию я храню, они бы не смогли устоять против соблазна взломать систему и получить знания раньше времени. Сама понимаешь, старших псиоников на борту нет, так что никто не смог бы обнаружить и предотвратить хакерскую атаку, равно как и последующее несанкционированное использование псионических способностей.

– Старый зануда! – выпалила я. – Как ты мог равнодушно смотреть на мои страдания и даже пальцем не пошевелить, чтобы помочь мне, когда у тебя были такие знания?!

– Как ты однажды сказала, я всего лишь железяка, – невозмутимо заметил Сократ, и мне захотелось ему врезать. – Так что следовать протоколу – мой долг.

Ух! Как жаль, что он только голограмма!

И ногой по фейсу не заехать.

– То есть я вот уже которую неделю подыхаю в ужасном кошмаре, а ты как ни в чем не бывало следуешь протоколу?! – Я вскочила со стульчика так резко, что тот перевернулся и с грохотом упал.

– До твоего совершеннолетия осталось не так уж много, так что, учитывая тяжесть сложившейся ситуации, я могу в некоторой степени нарушить протокол…

– Ты давно уже мог это сделать!!! – взорвалась я.

– Я думал, ты справишься и так.

– Как?! Та тварь пытается меня убить! Как мне справиться со столь могущественным псиоником, если я не обладаю псионическими силами?!

– Извини.

***

Получив информацию о первой ступени развития псионических способностей, я начала тренировку. Все было до невозможности просто: что бы ни происходило, это надо наблюдать. Однако невероятно простое оказалось невероятно сложным, особенно учитывая тот факт, что та тварь начала меня мучить, до того как я приступила к дисциплинированию ума.

Когда-то давно на Старой Земле, еще во времена первой версии Homo sapiens, были ученые, которые называли себя бихевиористами. Они вывели формулу поведения: стимул – реакция. То есть реакция – это следствие стимула. Потом формулу развили, внеся в нее третью составляющую: стимул – обработка информации – реакция.

Стадия обработки информации – это то, что отличает разумные формы жизни от неразумных. Чем разумнее существо, тем сложнее работа центральной нервной системы на этой стадии. Жизнь животных предельно проста, у них на определенные стимулы есть набор реакций, заложенный инстинктами. Страшно – убегать, вкусно – жрать, привлекательно – сношать и так далее. Чем на более высокую ступень развития поднимается биологический вид, тем сложнее у него стадия обработки информации между стимулом и реакцией. Вся суть первой ступени и состояла в том, чтобы развить осознанность на этой стадии, то есть как можно полнее задействовать неокортекс.

Стимулом может быть любое чувство, инстинкт, ощущение, желание или побуждение. Можно действовать примитивно, как животные, выражая чувства и побуждения по поводу любого стимула. Когда-то даже использовались техники выражения застарелых эмоций, как способ освобождения от них. Однако этот метод становится проблемой, когда выражение определенных чувств входит в привычку, особенно если в этом замешаны негативные эмоции.

Кроме того, человек, который сразу же выражает каждый порыв и удовлетворяет любую потребность, никогда не накопит достаточно псионической энергии для развития способностей. Это путь в бытие животного, разумным формам жизни лучше его избегать. Если говорить о моем случае, то выражением «моего» желания выйти из космолета был бы выход наружу и смертельная доза сероводорода. Как видите, привыкать к столь примитивному поведению опасно.

Второй способ решения данной проблемы можно назвать подавлением. Если у той или иной формы жизни начинает развиваться разум, она периодически задумывается о том, что такое хорошо и что такое плохо. После чего пробует жить в соответствии с этим пониманием, что, к сожалению, не всегда получается. Особенно на заре развития разумности, когда интеллект еще слаб и осознанности мало, а инстинкты сильны. Подавление приводит к некоторым проблемам с психикой, но это только побочный эффект перехода от животного к разумной форме жизни. Если говорить о моем случае, то второй стиль поведения – как раз то, чем я занималась, противостоя «своему» желанию выйти наружу.

Как видите, и выражение, и подавление – крайне непродуктивные линии поведения. Есть еще сублимация или трансформация грубых и деструктивных побуждений в полезные и социально приемлемые. Вследствие применения методов сублимации можно стать деятелем искусства, после чего вместо грубых чувств и инстинктов испытывать вдохновение и радость творческого процесса. Но я не представляю, как можно сублимировать желание выйти из космолета, которое к тому же еще и навязано мне враждебной формой жизни. Поэтому данный путь, может, и хорош в некоторых ситуациях, но в моем случае абсолютно неприменим.

Четвертым и последним способом поведения является растворение стимула в осознанности. Все, что нужно, – это заменить привычку волочиться за приятным и сопротивляться неприятному на привычку наблюдать и то и другое.

Это надо просто наблюдать!

Если приучить себя внимательно наблюдать ощущения в теле, чувства, мысли и состояния ума, рано или поздно любые стимулы, будь то желания, чувства, инстинкты или зловредные влияния, потеряют власть над сознанием. Все эти явления просто растворятся в осознанности, ведь они не что иное, как иллюзии. Начать проще всего с наблюдения дыхания, что я и сделала.

Как жаль, что раньше я не знала, что любое сильное побуждение – это просто приглашение к развитию осознанности. Я пыталась бороться со «своим» стремлением вдохнуть ядовитый воздух, воспринимала его как что-то нежелательное. А это просто тренажер для развития осознанности, а значит, и псионических сил. Чем бо́льшие трудности мы преодолеваем, тем сильнее становимся.

Не поддаваться побуждениям, не подавлять их, не впадать в негативные эмоции по поводу их наличия, а просто отстраненно наблюдать. Только так возможно увидеть, что любые страсти ума не более чем иллюзия. Но до того – кропотливая исследовательская работа по препарированию собственного сознания. Предельно ясно понять каждое психическое явление, найти его источник – вот главная задача в этой работе.

Получив информацию о том, как исследовать сознание, я многие дни и недели просиживала в своей каюте неподвижно. Неподвижность тела ведет к спокойствию ума, а спокойствие ума – источник великого понимания и мудрости. Много часов подряд я наблюдала, как желание вдохнуть смертельную дозу сероводорода возникает в уме, усиливается, а потом неизбежно слабеет и… исчезает!

Все эти мысли, чувства и желания приходили и уходили, а я оставалась. Так, раз за разом я переживала на собственном опыте тот факт, что природа всех явлений – непостоянство. Сократ говорил, что понимание непостоянства всех вещей ведет к развитию мудрости. И вообще, он все это время всячески меня поддерживал и подбадривал, так что мне даже стало стыдно за то, что я тогда на него накричала.

Промежутки между исчезновением «моего» желания выйти наружу и появлением нового такого же становились все больше. И они были восхитительны! Конечно же, мне сразу захотелось испытывать их снова и снова, но Сократ предостерег от привязанности к переживаниям в медитации. Медитативный опыт тоже надо просто наблюдать, не цепляясь и не сопротивляясь.

Слово «медитация», конечно же, следствие недоразумения, дословно оно переводится как «размышление», что не имеет никакого отношения к истинной медитации. Однако так уж сложилось исторически, что мы пользуемся именно таким термином: говорим «размышление», а имеем в виду кое-что совершенно противоположное.

В древности существовало много разных техник медитации, но все они сводились к одному: развитию способности концентрировать внимание на единственном объекте. В те далекие времена даже была поговорка: ум, как и меч, нуждается в том, чтобы его регулярно затачивали, без этого ум, как и меч, будет тупым. Развитие умения концентрировать внимание – это ключ к усилению как когнитивных, так и псионических способностей. Весь секрет в дисциплине ума.

И вот однажды, медитируя в каюте, я неожиданно для самой себя нашла источник желания выйти из космолета. Он был не в моем сознании. Я проследовала за ним и наткнулась на кое-что абсолютно чуждое, непонятное, но живое и по-своему разумное! Это и правда был очень сильный псионик, намного превосходивший меня своими псионическим силами. Я даже на мгновение увидела его: черный гуманоидный силуэт. После чего телепатическая связь прервалась вместе с «моим» желанием покинуть космолет.

Все опять стало как раньше! Ничто меня больше не разрушало изнутри! Я возликовала. Хотя и понимала, что расслабляться рано, сейчас то существо испугалось обнаружения, но наверняка оно будет предпринимать новые попытки. Однако я поняла кое-что еще, ведь тогда я явственно ощутила его страх.

Это существо нас боится.

9 – Разум чужого мира

Есть известный анекдот о том, как физик пытался вывести уравнения, предсказывающие поведение коня, и в конце концов объявил, что это возможно, но только для сферического коня в вакууме. Настоящие кони вне компетенции «физики», и физик сказал бы, что они непредсказуемы. Но почему движение мяча предсказуемо, а поведение коня нет?© Арик Кершенбаум «Путеводитель зоолога по Галактике. Что земные животные могут рассказать об инопланетянах – и о нас самих»

– Так почему несовершеннолетним нельзя давать знание о развитии псионических способностей? – поинтересовалась я, с удовольствием расправляясь со своим завтраком: пицца насинтезировалась вообще отменно, а томатный сок какой… ммм…

– Почему обезьяне нельзя давать гранату? – ответил вопросом на вопрос Сократ, и я поперхнулась соком.

– Да ну тебя! – нахмурилась я, отставив стакан. – Ты же сам говорил, что знание о начальной ступени было еще у первой версии Homo sapiens!

– Было, конечно, – подтвердил Сократ, – но мало кто его применял. Слабые когнитивные способности тех людей не позволяли им развиваться слишком быстро.

– Закономерно, они же всю жизнь находились на стадии ребенка, – задумчиво жуя кусок пиццы, заметила я, а про себя подумала: «Интересно, что бы они делали в моей ситуации?»

Наверняка массово повымирали бы от неизвестного «психического расстройства», они же привыкли удовлетворять любые свои прихоти, а привычка – вторая натура. Да, у них бы не было шансов. Потом еще планету объявили бы особо опасной с последующим внесением в карантин.

– Я рад, что к тебе вернулось доброе расположение духа и хороший аппетит, – заметил Сократ, – но не кажется ли тебе, что то существо будет предпринимать новые попытки повлиять на тебя?

– Уже предпринимало, – ответила я, не отрываясь от пиццы, – вчера вечером, потом еще сегодня ночью. Безуспешно. Полагаю, оно ищет другие способы…

– Какие?

– Не знаю, но будет лучше, если ты дашь мне знание о второй ступени, – заметила я, с удовольствием уплетая очередной кусок пиццы.

– Это слишком опасно…

– Оставаться без защиты – еще опаснее, – возразила я, набив полный рот и тщательно прожевывая.

– Ты все еще несовершеннолетняя, – напомнил искин. – По крайней мере, если верить нейросканеру…

– Дурацкому устройству, которое оказывается правым только в семидесяти пяти процентах случаев! – возмущенно заметила я, наливая себе еще томатного сока. – А в остальных двадцати пяти погрешность составляет от одного до трех лет! Что, если я уже три года как совершеннолетняя?!

– А что, если нет?! – в тон мне ответил Сократ.

– Даже если нет, через несколько месяцев мне исполнится восемнадцать! И, по-твоему, это что-то изменит? Я уже не буду обезьяной, которой нельзя давать гранату?

– Не знаю, – посерьезнел он, – ведь погрешность составляет от одного до трех лет. А значит, не исключено, что ты станешь совершеннолетней только через три года.

Вот ведь зануда!

Взяв следующий кусок пиццы, я продолжила возмущаться:

– Так почему такой жесткий запрет на знание для несовершеннолетних? Это же глупость.

– Всего лишь предосторожность, уменьшающая вероятность злоупотребления псионическими способностями.

– Ну ты и зануда, Сократ, – заключила я, отпив томатного сока. – Ты хоть понимаешь, что твое занудство чуть не стоило мне жизни?

– Но ведь не стоило! – возразил он. – И вообще, ради тебя я нарушил протокол, ты хоть понимаешь, как это серьезно?

– Да, для такого зануды, как ты, нарушить протокол – это подвиг! – заметила я, вернув на стол стакан так, что томатный сок чуть не расплескался по столовой.

– Доедай свой завтрак и приходи в исследовательский центр, мы там нашли кое-что интересное, – заметил он и «испарил» свой голографический образ.

Бу-бу-бу… Приходи в исследовательский центр…

А похвалить меня за то, что я расправилась с тем зловредным влиянием местного псионика? Это, между прочим, стоило мне немалых усилий! Нет, чтобы сказать, какая я молодец. Но что взять со старого зануды?

Закончив с завтраком, я приперлась в исследовательский центр и развалилась на белом крутящемся кресле.

– Ну и что там у тебя? – поинтересовалась я, и на большом голографическом экране тут же возникло изображение какого-то лабиринта.

– Представь, мицелий тех гигантских грибов, который, судя по клеточной структуре, скорее, даже не мицелий, а плесень…

– Короче, – поторопила я, тяжело вздохнув. Святой термоядерный синтез! Ну сколько можно занудствовать?

– Ну так вот, эта плесень обладает интеллектом, – заявил Сократ, а на экране по лабиринту начала расползаться волокнистая желтая аморфная масса.

Сначала грязно-горчичная слизь заполнила весь лабиринт вместе с куском питательного вещества в конце. На следующем кадре показывали копию предыдущего лабиринта. Теперь плесень проросла к еде по единственно верному пути. То есть после первого раза она запомнила дорогу.

– Это и есть то твое «кое-что интересное»? – со скучающим видом поинтересовалась я. – Земной слизевик физарум многоглавый тоже такое может.

– Не спеши, – велел Сократ. – Названная тобой примитивная форма жизни хотя и умеет запоминать путь в лабиринте, но она одноклеточная и не обладает псионическими силами.

Я чуть с кресла не свалилась!

– Псионическими… Что?!

– Да, – подтвердил Сократ. – Взгляни, теперь мы поместили в такой же лабиринт другой кусок плесени, который до того никак не взаимодействовал с той, которая успешно преодолела лабиринт. Видишь?

На следующей записи плесень опять безошибочно нашла путь к питательным веществам в конце лабиринта.

– Она прошла к еде так, словно прекрасно знала путь, хотя это ее первый раз! – воодушевленно прокомментировал искин.

– Так, может, она шла по запаху своей предшественницы? – крутанулась на кресле я.

– За идиота меня держишь? – нахмурился Сократ. – Вторая плесень преодолевала новый девственно-чистый лабиринт, просто идентичный предыдущему.

– То есть все-таки телепатия? – удивилась я.

– Логично, – кивнул Сократ.

– Да ну? – откинулась на спинку кресла я. – Ты на полном серьезе утверждаешь, что плесень обладает псионическими способностями?

– Мы повторяли этот эксперимент много раз. Выкапывали новые куски плесени, и все они безошибочно преодолевали копии тех лабиринтов, через которые ранее прорастали их «собратья». Хотя другие, в которых еще не побывал ни один кусок плесени, проходить не умели.

– Так, может, они как-то переговариваются между собой? – напрягла извилины я. – Ну там, сигналы какие-нибудь: ультразвук, инфразвук? Радиоволны? Точно, может, радиоволны?

– Перестань фантазировать, – угрюмо прервал меня Сократ. – Все эти версии мы уже проверили. Это просто плесень, у нее нет радиоприемника. Кроме того, этой плесенью пропитана вся почва, которую мы успели исследовать, а пробурили мы ее метров на десять вглубь.

– Подожди, – лихорадочно соображая, я опять крутанулась на кресле, – ты уверен, что то, что ты называешь плесенью – это и есть тот мицелий, из которого растут гигантские грибы?

– Да, просто местный мицелий больше похож на земную плесень, чем на земной мицелий, хотя… Чем больше мы его изучаем, тем больше убеждаемся, что он ни на что не похож. Да и мы тут выкопали несколько грибов. Оказывается, их корневая система внешним видом больше походит на корни земных деревьев. От них растет бесчисленное количество волокон мицелия…

– Который ты называешь плесенью, – хмурилась я.

– Именно, – подтвердил Сократ. – Но и это еще не все, мы тут подсчитали и можем с уверенностью заявить, что примерно девяносто процентов сероводорода в атмосфере – результат деятельности грибницы.

– А остальные десять происходят из болот, гниения биомассы и всего прочего? – догадалась я.

– Точно, – кивнул искин.

– Ну, значит, все, что нужно – это уничтожить грибницу, – воодушевленно развела руками я.

– Не спеши, – повторил Сократ. – Как ты ее уничтожишь? Она покрывает всю сушу данной планеты. Кроме того, это же разумная форма жизни, обладающая псионическими способностями!

– И все-таки я не могу в это поверить. Разум или кое-какая его видимость, как у физарума многоглавого – это еще ладно. Но псионические силы! У плесени?! Нет.

– К тому же местная грибница чрезвычайно живуча, – продолжал Сократ, словно совершенно меня не слушая. – Уничтожение грибов, может, и ослабит ее, особенно глубинную массу, которая нуждается в кислороде от наземной части. Но к полному истреблению мицелия это не приведет, он, как и раньше, будет питаться кислородом в верхних слоях почвы. Ну и не стоит забывать, что здесь практически все густо пропитано спорами грибов, нам еще повезло, что в нашей атмосфере они не всхожи.

– Но раз сероводород выделяется именно грибами, то полномасштабная война с местной грибницей неизбежна, – задумчиво заметила я. – По крайней мере, если мы действительно желаем колонизировать данную планету. Однако ты прав, к активным действиям переходить пока рано, нужны дополнительные исследования.

– И все-таки что, если данная плесень и есть тот самый псионик, который пытался тебя убить?

– Что? – Я чуть с кресла не свалилась. – Сократ, ты в своем уме?

– А кто еще стал бы забрасывать нас спорами?!

– Действительно, – нахмурилась я и замерла.

Повисла напряженная тишина, я лихорадочно соображала. Плесень-псионик? Примитивный организм, опутавший густой сетью почву всего материка? Какое у него может быть сознание? И главное, каким образом у этой низшей формы жизни развились псионические способности?

– Блин, да мало ли кто может заниматься такой ерундой! – решительно отмахнулась я. – Так что нет! Не верю!

– Как хочешь, – примирительно изрек Сократ.

– И кстати, я видела того псионика. Тогда в медитации, когда уничтожила его канал влияния. Это гуманоид… Черный.

– Ты уверена, что правильно проинтерпретировала увиденное?

– В смысле? – не поняла я.

– Ты недавно начала развивать псионические силы. Конечно же, благодаря генетически усиленным когнитивным способностям, псионика у тебя должна созревать очень быстро, но…

– Короче! – потребовала я.

– Короче, начинающие псионики часто путают свои фантазии с полученной информацией. А также не умеют правильно интерпретировать то, что они там наинтуитивили. Но, как я уже говорил, на начальных стадиях развития псионических способностей это…

– А как правильно ее интерпретировать? – перебила я.

– В первую очередь ты должна помнить, что информация, получаемая прямым путем, то есть минуя сенсорные системы, всегда проходит через твое бессознательное. Поэтому она может искажаться его содержимым. У начинающих псиоников такое происходит сплошь и рядом. Ну вот, например, какая первая ассоциация у тебя возникает с черным цветом?

– Ну, это что-то темное, загадочное, как темная материя…

– Какая она, эта темная материя? – допытывался Сократ.

– Большая, неизученная, чуждая, непонятная…

– Отлично, а гуманоид у тебя, должно быть, ассоциируется с разумной формой жизни. Разве не так?

– И что? – хмурилась я, тщетно пытаясь понять, к чему он клонит.

– Ты получила информацию о том псионике: оно большое, неизученное, чуждое, непонятное и разумное. А твое бессознательное сразу же подставило под это описание тот образ, который в твоем понимании соответствовал ему больше всего. То есть информацию ты получила, но правильно ее проинтерпретировать не сумела.

– Откуда такая уверенность? – возмутилась я.

– Оттуда, что никаких гуманоидов на этой планете быть не может. Местные позвоночные еще не выбрались из ясель двоякодышащей мелочи и всяких там амфибий, которые без водоемов не могут ни размножаться, ни жить дольше нескольких дней.

– Зато разумная плесень – очень правдоподобная версия! – парировала я и тут же вспомнила ту гипотезу, которую считала наиболее вероятной: – А что, если наш гуманоид не местный, а такой же пришелец, как и мы? Просто застрял на Новой Земле вследствие крушения.

– Зачем тогда ему тебя убивать? – поинтересовался Сократ.

– Как знать? Может, это группа гуманоидов, и они тоже хотят колонизировать данную планету? А плесени зачем меня убивать?

– Мы высадились фактически ей на голову. Расхаживаем по ее территории, спиливаем ее органы дыхания и размножения, бурим скважины прямо в ее мозг, собираемся заняться терраформацией и устроить здесь полное вымирание грибницы. И, кстати, заметь, засунуть местного псионика в какой-либо эквивалент резервации не получится, учитывая его псионические способности. Если не сможем договориться, то либо мы его уничтожим, либо он – нас. Так что для плесени мы не просто пришельцы, а смертельно опасные интервенты. Как бы ты отнеслась к микроскопическим паразитам, которые выкапывают из твоего мозга комки нейронов и проводят над ними эксперименты?

Я поморщилась от такого сравнения, а он продолжил:

– То-то и оно. У разумной плесени, может, и кардинально отличное сознание от нашего, но инстинкт самосохранения должен быть не слабее, чем у любого другого организма.

У меня уже голова шла кругом от всех этих версий и гипотез, так что я просто заявила:

– В любом случае, полагаю, тебе следует дать мне знание о второй ступени. И не говори, что это слишком опасно! – твердо отрезала я, когда он только открыл рот, чтобы что-то возразить. – Оставлять меня без защиты – вот что действительно опасно!

– Я как раз и пытаюсь защитить тебя тем, что не даю слишком много знания, – заверил Сократ.

– Ты пытаешься следовать своему дурацкому протоколу, в котором нет никакого смысла! А что с детьми? Им ты тоже не будешь давать знание, потому что какое-то когнитивно простое устройство тебе это запрещает?

– Нейросканер – это пока лучшее, что у нас…

– И что?! – взорвалась я, взмахнув руками. – Ты будешь ждать, пока местный псионик сведет детей с ума и заставит покончить жизнь самоубийством?!

– Дать знание тому, кто к нему не готов – значит, подвергнуть его большой опасности. Ты хочешь, чтобы я рискнул детьми? – с обреченным видом пролепетал Сократ.

– Если не желаешь рисковать детьми, тогда рискни мной! Тем более что мне скоро восемнадцать, и я уже освоила первую ступень. Я должна развить силу до того, как дети завершат пренатальный период. Только так я успею защитить их от того существа, чем бы оно ни было: гуманоидом или плесенью!

10 – Собаки и скунсы

Как вы можете понять океан, если не в состоянии понять друг друга?© Станислав Лем «Солярис»