Текст книги "Планета КИМ. Книга 2"

Автор книги: Абрам Палей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

VI. Н2О2

Его ждали с беспокойством, волнением и страхом. Еще ни разу никто не уходил из дому на столь долгое время. Воздуху в усовершенствованном резервуаре хватало на двадцать четыре часа, а Семен был в отсутствии уже двадцать два. Все вспомнили о Веткине. Тамара страшно волновалась. Вместе с Нюрой она дежурила в коридоре и, услышав стук герметической двери, бросилась с Семену.

– Сенечка! – закричала Тамара, но он ничего не ответил и повалился на пол. Обе женщины подхватили его за руки и ввели в клуб, где в волнении ждали их все кимовцы. Все бросились к Семену, закидали вопросами Тамару и Нюру. С Семена сняли костюм, и он опустился на придвинутый кем-то табурет. Ноги не держали его. Запекшимися губами он произнес одно слово:

– Пить!

Ему дали алюминиевую кружку с водой, и он осушил ее одним глотком. Затем, возвращая кружку Нюре, он сказал:

– Еще!

Нюра снова наполнила кружку и подала ему. Он стал пить, на этот раз спокойнее, но все же с жадностью.

Тамара потеряла терпение.

– Да Сеня же! – воскликнула она. – Сенька! В чем же дело? Где ты был?

Семен, не отвечая, допил кружку до дна. Тамара взяла ее у него. Семен упал с табурета, Ямпольский и Нюра едва успели подхватить его. В их руках было неподвижное тело. С тяжестью, значительно меньше земной, оно, все же, стремилось долу. Нюра и Федя легко перенесли Семена в его комнату и положили на кровать. Тамара следовала за ними в невыразимом волнении. Она бросилась к его изголовью, схватила за руку. Рука была тепла.

– Сеня!

В ее голосе дрожали слезы.

Он промычал что-то невнятное, всхлипнул, всхрапнул и замолк. Впрочем, не совсем: он стал легонько, ритмически посвистывать носом. Грудь дышала ровно.

– Да он спит! – догадалась Тамара.

Семен спал – тем непобедимым сном, который овладевает человеком, находящимся в крайней степени утомления. Его не стали будить. Тамара, Нюра и Федя вышли в клуб, плотно притворив за собой дверь. Кстати наступила ночь.

Но, кроме Семена, никто не спал. Все, включая маленького Кима, сосавшего материнскую грудь, толпились в клубе. Тамара уже успокоилась.

– Все-таки, не понимаю, – сказала она. – Где же он пропадал? Устал, как видно, здорово.

– Заблудился! – предположила Соня.

Разумеется, это предположение было наиболее вероятным. Так и решили, что Семен заблудился, подобно Веткину, и лишь с трудом нашел дорогу домой. Он устал, очевидно, не только от ходьбы, но и от волнения. Впрочем, он, наверно, и не спал все время.

Прошла ночь, день, опять ночь и снова день, а Семен не просыпался. Раза два – три он переворачивался, что-то бормотал и вновь мерно и глубоко дышал. Такой продолжительный сон стал беспокоить товарищей. Тамара даже попробовала разбудить его – впрочем, не особенно настойчиво. Он спал уже больше двух кимовских суток. Днем Тамара уснула и проспала четыре часа. Сон ее был беспокоен и неглубок – во сне ее мучили бессвязные обрывки мыслей, она тревожилась за Семена. Когда она проснулась, Семен сидел на кровати и водил вокруг мутными глазами, очевидно, еще не совсем придя в себя: он только что проснулся, проспав около семнадцати часов под ряд. Наконец, взгляд его остановился на окне, на столе, на двери, на жене, стал осмысленным. Семен помолчал и вдруг, как-бы спохватившись, воскликнул взволнованно и отрывисто:

– Фляжка!

– Какая фляжка? – изумилась Тамара.

Семен не ответил. Соскочив с кровати, он быстро выбежал в коридор. Тамара – за ним. В уме ее возникла тревожная догадка: очевидно, у Семена помутился рассудок в результате перенесенных опасностей. Еще этого не хватало!

Она бросилась за ним и едва нагнала его в клубе. Он достал из сундука свой термосный костюм и, отстегнув фляжку, тряхнул ею в воздухе. Булькнула жидкость. Семен облегченно вздохнул. Тамара с недоумением наблюдала за ним, так же как и Лиза, занимавшаяся в это время в клубе штопкой белья. Семен весело взглянул на них.

– Вода! – сказал он.

– Ни черта не понимаю! – ответила Тамара, – ты пришел так измученный жаждой, а во фляжке у тебя сохранилась, оказывается, вода.

– Это не та вода, – сказал Семен, – я нашел источник, но вода в нем какая-то горькая.

– Источник? – поразилась Тамара,

– Источник?! – закричала Лиза, уронив иглу.

– Источник? – изумился Федя, вошедший как раз в эту минуту в клуб. – Но этого не может быть?

– Однако есть!

И Семен торопливо, комкая слова и фразы, рассказал, наконец, о своем приключении. Затем он открыл фляжку. Приблизительно на треть наполняла се бесцветная, прозрачная жидкость. Тамара попробовала жидкость на язык и сморщилась:

– Да это не вода!

Попробовала и Лиза. Горечь. Что же это? У нее мелькнуло какое-то воспоминание, какая-то смутная ассоциация, но она никак не могла ее оформить. Несомненно: вкус знакомый. Где-то когда-то она уже ощущала его. Но где? При каких обстоятельствах?

Она тщетно пыталась вспомнить это, глядя на Федю, который, в свою очередь, стал пробовать жидкость на язык, а затем попытался сделать маленький глоток, но выплюнул из-за горечи. Когда жидкость булькнула у него в горле, ассоциация Лизы внезапно прояснилась.

– Вспомнила! – воскликнула она, – когда-то горло полоскала! Это перекись водорода!

– Какой же я дурак! – закричал Семен, – ну, конечно! Как я не вспомнил этого характерного вкуса и запаха! Ну, да, – перекись водорода!

– Вот так штука, – разочарованно протянула Тамара, – значит, не вода? Значит, не годится…

– Ничего подобного, – в один голос возразили Федя и Семен.

Затем Семен пояснил:

– Перекись водорода очень легко разлагается на воду и кислород. А ну, Федя, какая его формула?

– Н2О2, – ответил Федя, – тогда как формула воды Н2О. Выражаясь языком химии, вода является окисью водорода.

– Что за чорт! – произнесла Нюра, входя в клуб, – только отвернись от них, они уже какую-то тарабарщину несут. В чем дело?

– Никогда не угадаешь, Нюрка, – ответила Тамара: – Сеня воду нашел!

– Воду?

Нюра недоверчиво оглянула присутстующих.

– То-есть, не совсем воду, – заметил Семен, – но почти: перекись водорода, которая легко разлагается на воду и кислород.

Насколько я помню из курса неорганической химии, – продолжал Федя, – перекись водорода, действительно легко превращается в воду. Она состоит, как видно из формулы, из двух частей, водорода и двух частей кислорода. На свету и при нагревании, а также при прибавлении порошкообразных веществ она теряет одну часть кислорода (О), и остается вода – Н2О.

Эту сухую лекцию по химии девушки и Семен слушали с напряженным вниманием. Ничего удивительного: ведь от результатов находки Семена зависела не только их жизнь, но и возможность возвращения на Землю.

Но вот в чем дело, Федя, – сказал Семен, – этот источник я нашел днем. Было тепло, и на него падали солнечные Лучи. Значит, перекись должна была, выходя из расщелины, разлагаться?

– Она и разлагалась, – ответил Федя, – и, я уверен, очень быстро. Тебе удалось набрать ее во фляжку непосредственно из струи. А та, что выходила на свободу, конечно, тут же превращалась в воду и кислород. А вода немедленно же испарялась: ведь мало того, что ее так сильно нагревало Солнце, – имея в виду полное отсутствие атмосферного давления, легко сообразить, что вода должна здесь моментально испаряться при гораздо более низкой температуре, чем на Земле. Так что тот пар, который ты видел, – уже водяной пар. А кислород…

Он не договорил. Сильный треск, похожий на громкий револьверный выстрел, прервал его. Что-то ударилось о стены, что – то зазвенело. Какой – то осколок попал Семену в лоб. Взвился легкий дымок и растаял. Нюра истерически вскрикнула. На звук нарыва сбежались остальные обитатели дома. Семен машинально потирал лоб. Все стояли в полном недоумении, не понимая, в чем дело.

VII. Фабрика воды, водорода и кислорода

Федя первый пришел в себя. Подойдя к месту взрыва, он поднял с полу изуродованный кусок металла, – все, что осталось от термосной фляжки, осколки которой разлетелись по круглому залу.

– Я так и понял, – заметил он: – перекись водорода взорвалась.

– Отчего же? – удивился Семен. – Я плотно закрыл крышку.

– Оттого-то и получился взрыв, – ответил, улыбаясь, Федя. – Дело в том, что перекись водорода, вообще, – очень неустойчивое соединение. Она, как я уже говорил, очень легко разлагается, а, находясь в плотно закрытом сосуде, может взорваться, – в чем мы только что наглядно убедились. Однако ее непрочность послужит нам на пользу. Мы будем добывать ее из источника и разлагать на воду, которую нам теперь уже не придется экономить, и на кислород, столь нужный нам для возвращения на Землю. Воду же мы сможем разлагать путем электролиза, и таким образом нам удастся добывать водород. Все это надо хорошенько обсудить…

Обсуждали все вместе в течение нескольких часов под ряд. Не так-то просто было организовать и наладить производство.

Прежде всего, естественно, возник вопрос – как найти дорогу к источнику. Семен, рассказывая о своем открытии, в волнении забыл, оказалось, упомянуть о том, что он наметил крестиками путь. Его находчивость была шумно одобрена. Решили все-таки, для большей отчетливости, отметить путь еще алюминевыми колышками, воткнув их на Семеновых крестах. Стало быть, опять придется повозиться с выплавкой и резкой или ковкой алюминия. Ну, это работа не такая уже большая.

Более серьезный вопрос: как собирать и доставлять домой перекись водорода? Хотя она, выходя из источника, моментально разлагается, – однако, при некоторой сноровке, можно, повидимому, набирать ее в сосуды прямо из струи – ведь удалось же Семену набрать ее прямо в фляжку. Но нужны большие сосуды для жидкости. Их решено было сделать все из того же алюминия.

И вот – снова закипела работа по сбору алюминиевых метеоров и выплавке алюминия. Теперь она шла более споро и быстро – старый опыт и сноровка, приобретенные при постройке дома и мебели, пригодились и здесь. В работе этой приняло участие все мужское население дома: женщины были достаточно загружены своими хозяйственными обязанностями – и, кроме того, на них возложили большую часть повседневных обязанностей мужчин – наблюдение за исправной работой машин, газоулавливателей, воздухопроводов и проч.

Впрочем, и мужчины не могли отдаться целиком «работе по металлу», как они называли возню с алюминием, так как наблюдение за электрическими приборами, приготовление воды, воздуха и питательных таблеток требовали постоянного внимания со стороны «спецов» по каждому из этих предметов, и, хотя им теперь много помогали женщины, работа все же несколько затянулась.

Прошло около двух недель по земному времени, пока было готово достаточное количество невысоких алюминиевых кольев и три больших четырехугольных сосуда. Такая форма была придана им только потому, что сделать сосуды круглыми, при недостатке инструментов и уменья, оказалось очень трудно. Это были попросту ящики, в виде прямоугольных параллелепипедов, с основанием длиной в один и шириной в полметра, а также в полметра высотой. Каждая грань такого параллелепипеда была сделана из цельного листа алюминия. По ребрам листы были сплавлены и, обработанные составом профессора Сергеева, стали совершенно непроницаемыми для жидкости.

Затем, взяв ящики и колья, экспедиция кимовцев направилась в путь к открытому Семеном источнику. В экспедицию вошло всего трое: Семен, Костров и Петров. Всех остальных пришлось оставить дома, чтобы не нарушать течения жизни колонии – ведь у каждого были обязанности, которые нельзя было надолго оставить, – а путешествие должно было быть сравнительно продолжительным.

Снабдив костюмы спутников усовершенствованными им воздушными резервуарами (на что ушло еще трое земных суток), наполнив их воздухом и тщательно проверив, Семен попрощался с Тамарой и пошел с товарищами по отмеченному им направлению.

Шли гуськом. Впереди – Семен с пучком алюминиевых кольев. На поясе у него, кроме обычной фляжки, висел на этот раз электрический фонарик. Перед отправлением с Земли профессор Сергеев, подробно ознакомив Семена с содержимым ракеты, забыл сказать, что на дне ящика с термосными костюмами, в небольшом резиновом мешке, находился комплект электрических фонариков и хорошо изолированных батареек. И только перед этой экспедицией Семен с восторгом наткнулся на них. Это радость! Надо итти почти двое кимовским суток. В темноте фонарик поможет различать нацарапанные ножом знаки.

Кресты, как и следовало ожидать, сохранились, точно они были нанесены только что. В каждый из них Семен втыкал колышек. Линия кольев получалась почти геометрически-правильно прямой; возвращаясь домой после нахождения источника, изнемогая и почти теряя сознание от усталости, Семен, оказывается, инстинктивно придерживался кратчайшей прямой дороги: привычка, создавшаяся в результате частых блужданий без компаса. Последний был бы здесь бесполезен – ведь он ориентируется на земной магнитный полюс.

В нескольких прыжках за Семеном следовал Костров, как оруженосец за средневековым рыцарем. Сходство довершалось тем, что он нес огромную охапку алюминиевых кольев. По мере того, как истощалась пачка, бывшая в руках Семена, Костров передавал ему запасные колья. Как ни легок алюминий, Семен держал такую колоссальную груду кольев (они были удобно перевязаны веревочками), что на Земле, конечно, человек не справился бы такой ношей при столь быстрой и продолжительной ходьбе. Но здесь это был пустяк.

Не менее обременительна была бы на Земле ноша Петрова, который шел сзади всех, неся на плече поставленные один на другой продолговатые ящики. При первом взгляде они несколько напоминали своей формой гробы. Но нашим путешественницам не приходило в голову такое сравнение: очень уж весело было у них на душе. Новое предприятие, несмотря на все свои трудности, слишком радовало их, слишком широкие перспективы открывало им, чтоб в головы могли пробраться невеселые мысли.

Так шли они, прыгая по поверхности планеты, как во сне, когда плавно носишься над землей, словно утратив ощущение весомости тела. Только невозможность разговаривать удручала их. Маленькое тусклое Солнце светило им с незапятнанного угольного неба. Мертвый мир лежал вокруг них.

Наступила ночь. К бессильному свету звезд присоединилось узкое лезвие света из электрического фонарика Семена. Оно скользило по почве, без ошибочно нащупывая крестики.

Крестик – колышек. Крестик – колышек. Крестик – колышек. Упруго сгибается и разгибается спина. Разрезая ночь узкой полоской белого света, скачет человек. За ним другой. Третий. Третьего уже почти не видно при тусклом свете звезд. Впрочем, и никто из троих никому не видим – только друг другу: ведь ничей глаз не только человека, но и какого бы то ни было другого живого существа, не может увидеть их в этом безжизненном мире.

И вот – блеснул третий день их путешествия, и, усталые, они увидели тот же легкий испаряющийся дымок, который так поразил в свое время Семена.

С трудом наполняются сквозь герметические отверстия огромные гробообразные ящики. Нет, это не гробы: они понесут жизнь товарищам.

Движения работающих, быть может, излишне торопливы: путь далек, воздуху в резервуарах хватит в обрез. Надо спешить. Часть жидкости не попадает в ящики и уходит легким паром. Не беда – источник, кажется, неисчерпаем. Постепенно приобретается сноровка, как и во всяком труде. Третий ящик наполнен гораздо легче и скорее, чем первый.

Мучительно – короткий отдых. Проглочены таблетки, выпита вода. В обратный путь!

Этот путь утомителен для усталых, но оказывается гораздо более быстрым, чем путь к источнику: ведь теперь не приходится останавливаться для втыкания кольев. Эти оригинальные вехи все на своих местах и честно указывают дорогу. Их тени удлиняются. Скоро ночь.

Каждый несет по одному ящику. Они тяжелы. В них переливается жидкость. Они налиты не доверху, чтобы избежать взрыва. Все же нужна осторожность.

Ночь и день. Смена суток.

Сильно утомленные, но спокойные и довольные, пришли друзья домой. В виду того, что все же существовала опасность взрыва, от которого никогда нельзя быть вполне гарантированным, фабрику воды и газов решили устроить в ракете. Так как не было второй воздушной машины, приходилось там работать в термосных костюмах. Но на воздухе и нельзя было бы производить эту работу: ведь, смешиваясь с кислородом воздуха, водород дает страшно взрывчатый гремучий газ.

Фабрика была устроена таким образом: открывают один ящик с перекисью водорода. Под влиянием света и тепла (пришлось построить еще несколько электрических печей, соединив их проводами с находившейся в доме динамо) перекись начинает разлагаться. Вода остается в ящике, а кислород выделяется. Через длинную резиновую трубку с воронкой (воронка вплотную приставлялась к отверстию) газ шел в ожижающий аппарат и оттуда, уже жидкий, по другой трубке переливался в баллон. Когда баллон наполнялся, дно плотно закупоривали. Наполненные баллоны штабелями, как дрова, складывались в ныне пустом огромном помещении для горючего.

Здесь же был сконструирован и установлен сравнительно несложный аппарат для электролиза. Сделали широкую электрическую ванну. Наполнив ее водою, погружали в нее электроды, и вода разлагалась на водород и кислород, которые, будучи ожижены, также направлялись в соответствующие баллоны. Таким образом, в результате химического производства получались нужные для наполнения ракеты газы – водород и кислород, – при чем последний получался от обоих процессов разложения – как перекиси водорода, так и воды. Часть же воды оставлялась для текущих потребностей, и, значит, теперь уже не приходилось готовить воду. Оказалось возможным также прекратить лабораторное добывание кислорода для воздуха: его теперь было больше, чем достаточно. Только способ добывания азота оставался прежний.

Однако сделать все это было во много раз труднее, чем рассказать, и все сделано было далеко не сразу, а, наоборот, очень медленно. Во-первых, много времени и труда отняла постройка электрических печей. Приготовление баллонов для газа шло еще медленнее. В сущности, пришлось организовать систематическое их производство, так как следовало добыть очень большое количество водорода для возвращения на Землю. С аппаратом для электролиза также пришлось не мало повозиться. Аппарат же для ожижения газов был взят с Земли.

Итак, работа с добыванием, плавкой и ковкой алюминия опять пошла во-всю. Состав профессора Сергеева и здесь сослужил незаменимую службу.

Таким образом, к обычным обязанностям кимовцев по самообслуживанию прибавилось еще две «фабрики»: металлургическая и химическая. Если и раньше каждый член коммуны имел уже вполне солидную трудовую нагрузку, то теперь она стала особенно велика. Пожалуй, на Земле люди не справились бы с такой напряженной работой в течение долгого времени. Но на планете Ким, благодаря значительно ослабленной силе тяжести, каждый трудовой процесс требовал гораздо меньшей затраты мускульной энергии и потому, конечно, меньше утомлял.

К тому же, работа приобрела теперь гораздо более желанную цель. Если раньше она была направлена лишь на выполнение текущих потребностей, лишь на поддержку жизни колонии, которая все-таки должна была погаснуть, как только иссякнет запас водорода, то теперь каждый день работы приближал путешественников к заветной цели – возвращению в земной мир, с которым они были уже готовы проститься навеки.

Какое же количество водорода и кислорода следует добыть, чтобы полет на Землю можно было считать обеспеченным?

Семен и Федя вычислили это количество, исходя из величины запаса горючего, каким была заряжена ракета при отлете с Земли на Луну. Это количество газов было бы чудовищным, если бы оно должно было быть прямо пропорциональным расстояниям – ведь планета Ким в тысячу раз дальше от Земли, чем Луна. Но, благодаря силе инерции и отсутствию сопротивления внешней среды, самый полет в мировом пространстве не требовал затраты взрывчатого вещества. С другой стороны, теперь придется обеспечить запас горючего для борьбы с притяжением Солнца, влияниями Юпитера и других больших планет. Кроме того, для спуска на Землю, притяжение которой в шесть раз сильнее лунного, нужен гораздо больший запас газов, чем тот, какой был заготовлен для спуска на Луну.

Все эти вычисления поневоле пришлось делать лишь гадательно, весьма приблизительно: у Семена и Феди было слишком мало точных предпосылок, чтобы получить точные выводы. Но, закончив вычисления, они получили некую приблизительную цифру, и эта цифра привела в уныние товарищей, когда ее им сообщили: принимая во внимание поневоле медленный процесс добывания газов, нужное количество их, с которым можно было бы пуститься в путь и совершить его с той быстротой, с какой они некогда летели с Земли на Луну, можно было бы накопить едва ли в столетие.

– То-есть, фактически, никогда! – резюмировала Нюра, – так как до тех пор мы все помрем. Глупо было начинать работу, не сделав сперва вычислений. Теперь же придется бросить все равно.

– Ты думаешь, милая? – заметила Тамара. – А я не знала, что ты такая эгоистка, Нюрка. Разве только для себя надо заботиться о возвращении на Землю? А для других?

– Для кого других? Что ты мелешь? – изумилась Нюра.

– Для кого? А вот хотя бы для него! – Тамара указала на маленького Кима, который присутствовал, в числе прочих, при обсуждении вопроса, сидя на коленях у матери и пытаясь засунуть в рот маленькую ступню с короткими растопыренными пальцами. Как бы сообразив, что речь идет о нем, он весело улыбнулся и издал нечленораздельный звук, очевидно, долженствовавший изобразить радость. Соня счастливо улыбнулась.

Тамара, пристально глядя на Нюру, продолжала:

А, может-быть, и не для него одного. Похоже, что в проекте имеются новые члены коммуны.

Нюра неожиданно залилась горячим румянцем. Все молча смотрели на нее. Но вот румянец сменился смертельной бледностью: ею овладело ужасное воспоминание о гибели отца «имеющегося в проекте» нового члена коммуны планеты Ким. Она опустила голову.

Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, Семен поспешил возобновить разговор и возразил Тамаре:

– Через такой срок и они не попадут на Землю. Разве их дети.

– Или внуки! – подхватил Костров.

– Что же делать? – спросили разом несколько голосов.

– Что делать? – Семен улыбнулся. – Экономить горючее в пути. Премировать за экономию шофера.

И, в ответ на недоуменные взгляды, пояснил:

– Простой закон физики гласит: что выигрывается в силе, то теряется в скорости. И наоборот. Сюда мы летели полтора месяца. Ну, а на Землю мы можем лететь и год, и два, и три. Чтобы вылететь отсюда, нам не придется бороться ни с сопротивлением атмосферы, ни с сильным притяжением – ведь оно здесь впятеро меньше земного. Поэтому для отлета нам понадобится соответственно меньше горючего. При чем, конечно, как начальная, так, следовательно, и дальнейшая скорость будет значительно меньше. Да и слишком большое количество газов не поместилось бы в ракете, она на него не рассчитана.

– Сколько же тогда понадобится газов? – спросил Федя, – то-есть, я хочу сказать, какой запас, во сколько лет мы его сможем приготовить?

– Можно будет рассчитать, – ответил Семен, – но я думаю, этот срок значительно сократится. Ну, лет десять, пятнадцать, двадцать.

– Однако и эти сроки не маленькие, – заметила Тамара, – особенно последний.

Но Семен горячо возразил ей:

– Может-быть, нам удастся сократить его. И потом – ведь мы совсем было не имели надежды. А теперь она есть, и вполне реальная.

Так или иначе, в более или менее отдаленном будущем намечался выход из положения, точнее – вылет с планеты. И тот тяжелый труд, который кимовцам пришлось нести неустанно в течение последовавших двух десятилетий, те неудачи, разочарования, потери, моменты отчаяния, какие им пришлось пережить за это время, только потому не сломили их энергии, что в конце длительного пути испытаний они видели яркий свет надежды, подобный свету лампы, помещенной в конце длинного коридора, которая скрадывает темное расстояние и приближает выход.