Текст книги "Мне есть что сказать Вам, люди (Рассказы)"

Автор книги: Абдуманап Алимбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

…День за днем унесли с собой два года. Она моя жена. Подумать только, на удивление врачей, она пошла. И сына мне родила.

…«Давай, дружок, еще по одной. Хорошо, что мы с тобой снова встретились. Случайно, как в прошлый раз. Что-то я тебе сегодня наговорил, какая-то чепуха получилась». – «Чепуха, говоришь? Нет, нет! Это не чепуха! Это, знаешь, подвиг, подвиг! Осчастливив кого-то, можно самому стать счастливым. Подожди немного, я сейчас…»

Бежит в дождь. Перебегает дорогу. Покупает цветы втридорога. Возвращается. Кричит: «Давай, дернем по последней. Просьба поставить этот букет в красивую вазу. Будьте счастливы. Л теперь я пошел. Только не останавливай меня. Мне нужно побыть под дождем. Остудиться, остановиться, подумать, вернуться, успокоить. Ведь я ее люблю. И не знаю, что с ней. Прощай!»

Источник жизни

Высоко в горах у родника жил старик, который ухаживал за этим родником, очищал его, растил деревья вокруг. Старик и родник были как одно целое.

Внизу вдали был оазис, жило соление, где цвели сады, росли цветы. Однажды старик плохо себя почувствовал, спустился в селение и попросил людей, чтобы они дали сыновей для того, чтобы он рассказал им о роднике и передал все тайны родника.

Люди посмеялись над стариком, сказав ему: «До тебя был родник, и после тебя не исчезнет».

Старик ничего не сказал, молча ушел. Л на другое утро тихо умер. Через три дня исчез родник.

Люди селения перекопали место, где был родник, но живительную влагу не нашли.

Говорят, что селение покидает это место…

Сто золотых таньга

Привычка привычке рознь… Бывают такие привычки, что хуже самой страшной болезни.

Жил был юноша. С детства он страдал скупостью. Она, как неизлечимая болезнь, преследовала его всю жизнь. Юноша не знал ни друзей, ни родных, ничего, кроме золотых монет, которые добывал разными путями и складывал в большие сундуки, что изготовляли ему мастера-сундучники. Сундуки были сделаны из хорошего каленого железа, на них были установлены большие замки с какими-то необыкновенными секретами.

Годы прошли незаметно. Юноша превратился в дряхлого старика, но не было у него пи семьи, ни детей, ни друзей, не было ничего, кроме сундуков с золотом.

Как-то раз он подумал: «Помру вот завтра, и кому это добро достанется? Возьму-ка я сто золотых таньга, выйду на улицу и отдам первому встречному. Посмотрю, как это его обрадует».

Старик открыл один из своих сундуков, отсчитал сто золотых монет и вышел на улицу. Но на улице никого не было, так как был жаркий полдень и все жители махалли отдыхали в тенистых беседках, попивая ароматный зеленый чай.

Старик прошел по пыльной улице и увидел мальчика, который залез на дерево и рвал зеленые персики. Он остановился и позвал мальчишку. Мальчик, спрыгнув с дерева, подошел к старику и громко спросил:

– Дедушка, вы меня звали?

– Да, да, я тебя звал, – ответил старик. – Я хочу тебя спросить, – продолжал он, – ты хочешь быть богатым?

– Я? – смущенно переспросил Нальчик. – Л кто не хочет быть богатым? Хотя отец говорил мне, что чужого никогда не бери, не в деньгах счастье.

«Ой, какой грамотный, – подумал старик. – Нет, ему сто золотых монет много, дам-ка я ему десять, а остальные девяносто положу обратно в сундук, на „черный день“.»

И старик ласково обратился к мальчику:

– Слушай, сынок, дай мне твою руку, я тебе дам десять золотых таньга.

Мальчик протянул левую руку.

– Вот тебе один, два, три… десять золотых, – отсчитал старик.

И тут же на ладони мальчика от слепящего солнца засверкали ярким пламенем золотые монеты.

– Какие они (тяжелые! – воскликнул мальчик.

– Конечно, тяжелые, – сказал старик. – А собрать их еще тяжелее. Бери и спрячь, а если у тебя есть голова, то из них может получиться сто, тысяча, – тихим хриплым голосом сказал старик.

– Дедушка, а у меня правая рука пустая, – лукаво сказал мальчик и показал правую ладошку. При этом его большие, наштопанные разными нитками штаны свалились с него, оголив тело.

«Вай, какой жадный мальчик. Ему десять таньга мало. Я дам ему еще, а он еще попросит. Нет, больше я ему ни одной таньга не дам». – решил старик.

– Знаешь, сынок, – ласково обратился к мальчику старик, – у тебя в правой руке твоя совесть, твоя честь, твоя весна, любовь, друзья…

– Хватит, дедушка, хватит. Я все понял, – громко смеясь, сказал мальчик. – Я понял, возьмите свои десять танга. Мне хватить на всю жизнь того, что находится в правой руке. Прав мой отец, не в деньгах счастье.

Он протянул деньгу старику. Тот трясущимися руками попытался взять монеты и обронил их на пыльную дорогу.

Мальчик двумя руками поднял свои заштопанные штаны и исчез в переулке.

Старик, с трудом нагнувшись, попытался собрать рассыпанные монеты, но обронил в пыль и все остальные, что были у него.

– Да пропадите вы пропадом, – в сердцах сказал он, – если даже ребенок понимает, что не в деньгах счастье.

И с трудом поднявшись на ноги, он медленно поплелся восвояси.

Кувшин с водой

Большой караван вышел из безводной пустыни и остановился у источника жизни – колодца.

В караване на самом большом белом верблюде ехал шах. Когда караван остановился и его путники стали сбрасывать груз с «кораблей пустыни», вокруг собралось много народу из ближайших селений.

Шах восседал на верблюде, как на троне. Увидев среди собравшихся мальчика, крикнул:

– Эй, босяк, а ну-ка принеси-ка мне из колодца кувшин воды.

Мальчик, с любопытством рассматривая караван, не обратил на его окрик никакого внимания. Шах еще раз крикнул:

– Эй, голодранец, если ты не принесешь мне кувшин воды из этого проклятого колодца, то я велю отрубить тебе голову!

Мальчик и на этот раз ничего не ответил. Тогда шах закричал, махнув рукой:

– Эи, слуги мои, где вы, бездельники?!

Тут возле мальчика появился седой, с длинной бородой старик, который, подняв над собой руки, ласковым голосом обратился к толстому, с заплывшими от жира глазами шаху, сидящему на болом верблюде:

– О путник…

– Какой я тебе «путник»? – прервал его шах. – Я шах! Что, старый осел, не видишь, кто перед тобой? Ослеп, что ли?

– Я понял тебя, сынок, – продолжал старик.

– Какой я тебе сыпок? Я шах! – еще громче вскричал шах.

Старик опустил поднятые к небу руки и негромко сказал:

– Теперь я вижу, ваше величество, что вы – шах. Поэтому, ваше величество, чтобы вы не теряли свое время и силы, я хочу сказать вам, что этот мальчик и немой и глухой.

– Как глухой?! – расхохотался шах.

– Да, он, к сожалению, ничего не слышит и ничего не может сказать, – продолжал старик. – А разве не знает ваше величество, что в пустыне живут люди разные, к примеру, добрые и злые, зрячие и не зрячие.

– Эй, старик, хватит! Прекрати никому не нужную болтовню. Эй, слуги! Перед тем, как отрубить голову этим паршивцам, заставьте их принести мне из этого колодца кувшин воды.

Двое слуг грубо схватили старика за плечи и потащили его к колодцу.

– Подождите, – взмолился старик, – принесут шаху кувшин воды.

– Кто принесет? – громко спросил шах.

– Мальчик, – задыхаясь, ответил старик.

– Но ведь он глухой, старик. Глухой и немой, и бродит как шакал но пустыне, – вскрикнул шах и вновь расхохотался, чуть не свалившись с верблюда. Только ему одному и было смешно от своей глупой шутки.

Слуги толкнули старика вперед, и он упал.

– Да я же сказал вам, ваше величество, – медленно поднимаясь, ответил старик, – воду в кувшине принесет мальчик.

И старик, подняв руки над своей белой бородой, подал мальчику какой-то непонятный знак, и тот побежал к колодцу.

Через несколько минут он нес полный кувшин с водой. Но шаху он кувшин не подал, а прошел мимо.

– Что ты делаешь, куда воду понес? – грубым голосом спросил щах.

Старик, улыбнувшись, ответил:

– Не торопись, шах, сейчас увидишь.

Мальчик пронес кувшин вдоль всего каравана и отдал его человеку, державшему повод верблюда с блестящими колокольчиками на голове.

– Что делает этот голодранец? – возмутился шах.

– Он все делает правильно, – ласково промолвил старик. – Он отдал кувшин с водой тому, кто вывел караван из пустыни.

– Разве он шах? – удивленно спросил шах.

– Нет, – покачал головой старик, – он не шах. Он караванщик. Его дед и прадед были караванщиками. И дети будут ими.

– Но он же не шах. А я шах! И мой дед, и прадед, и мой отец были шахами, – закричал шах.

– Никто и не спорит, ваше величество, – спокойно ответил старик.

– Так что же, старый осел, – не успокаивался повелитель, – по-твоему, караванщик выше шаха?

– И этого никто не сказал, – спокойно ответил старик. – Каждый делает свое дело. А вот без караванщика нельзя выходить в дальнюю дорогу. Хороший караванщик в пустыне знает дороги, ведущие к людям. А там, где люди, там яркое солнце, колодец с живительной влагой. Там веселые шутки, добрые детские сказки и незабываемые рассказы караванщиков после захода солнца в уютных райских уголках, утопающих в зелени чайханах.

– Ты что, старик, морочишь мне голову? Ты считаешь, что есть другая, лучшая жизнь, чем у шаха? – раздраженным голосом спросил повелитель.

– Жизнь не бывает хуже или лучше. Жизнь на земле одна, только ее надо видеть и слышать, и знать, для чего ты в эту жизнь пришел. Что принес и что унесешь, – ласково улыбаясь, отвечал старик.

– Я же не слепой и не глухой, – закричал шах так громко, что белый верблюд повалился на бок, подумав, что ему дали команду отдыхать. Шах свалился с двухгорбого верблюда и упал лицом в горячий песок.

– Эх, шах, – громче обычного сказал старик. – Вот тебе и кувшин с водой из нашего колодца… В жизни порой зрячие как незрячие. Понду я к караванщику, узнать, как живут люди в других краях…

Мастер

К старому мастеру приехал из города внук. В маленькой, но теплой и уютной мастерской, положив руки на керамическую вазу, внук хриплым голосом спросил:

– Дед, а дед, что это за вещичка?

– Пожалуйста, будь осторожен с ней, – предупредил мастер. – Сегодня она будет стоять в музее. – И подал внуку листок с синими чернильными записями.

– «Музей прикладного искусства приобретает у мастера…»– быстро стал читать внук. – И вдруг воскликнул: —Ого-го, неужели это глиняное корыто стоит 20 тысяч рублей? Ха-ха, дед, ты, оказывается, беспредельно богат. Подумать только! Дед, а дед, – продолжал он, – а ты можешь сделать 500 таких ваз?

Мастер, закурив свою трубку, молча улыбнулся.

Внук повторил свой вопрос:

– Дед, а дед, ты бы сварганил 500 штук?

– Зачем? – спросил мастер.

– Ты понимаешь, дед, мы с тобой могли бы их нашлепать. Представляешь, дед, 500 штук дадут нам миллион. Дед, понимаешь ты это?. – возбужденно говорил внук. – Ты не представляешь, какую мастерскую, нет, даже фабрику на этот миллион мы можем отгрохать.

– Подожди, не шуми так и отойди от вазы, пожалуйста, – тихо обратился внуку мастер. – Это кирпичи можно нашлепать на конвейере, хотя и кирпичи надо делать красивые, тогда и дома будут хорошие.

– Ха-ха, дед, – рассмеялся внук. – Какие кирпичи? Это невыгодно, это копейки, понимаешь? Надо шлепать вот такие вазы. Сделать одну пресс-форму – и шлепать. Вынимать их и разукрашивать – дело нехитрое…

– Э, не говори глупости, внук, – перебил мастер. – То, что можно нашлепать – это не искусство. То, что выстрадано сердцем и сделано в муках, – это неповторимое явление. Лишь это остается в памяти людей.

– Дед, о чем ты говоришь, какое искусство? – И вдруг, дочитав листок с синими чернильными записями, внук вскрикнул – Дед, ты что, совсем спятил? Как это вазу, оцененную в двадцать тысяч рублей, ты передаешь музею бесплатно, в подарок? Да ты же сумасшедший! Это же один, а то и два «Жигуленка»! Во даешь! – не мог успокоиться внук.

– Не горячись, – усмехнулся старый мастер. – В эту вазу я вложил весь свой опыт, знания, все, что я вообще мог вложить. Всю жизнь мечтал о ней. Переделывал сотни раз. И когда сделал, то понял, что она радует не только меня, но и людей. Конечно, не таких глупых, как ты. Ведь ко мне приходят мастера из разных краев, соседи, знакомые, чтобы посоветоваться, иногда даже поучиться. И тогда я решил передать ее в музей – пусть люди смотрят на нее и радуются.

– Ну ты даешь, дед! Если я расскажу своим друзьям об этом, они точно скажут, что предок у меня сумасшедший. Так вот, дед, что я скажу: или ты продаешь эту вещь в музей и поможешь внуку купить приличную автомашину, или ее у тебя не будет, – выпалил внук.

– Как это не будет? – заволновался мастер.

– Не будет – и все, понимаешь, дед? Глупый ты. Твой родной внук живет в двухкомнатной квартире, ездит на старой «Волге», а его родной дедуля делает царские подарки какому-то музею, – не успокаивался внук.

– Подожди, не горячись, пожалуйста, – прищурив глаза, попытался образумить его мастер. – Мне не хотелось бы упрекать тебя, внук, но я же сделал для тебя все, что мог. Возможно, поэтому ты привык, что тебе должны все время помогать. Ведь до сих пор ты не женат, ничего не сделал в жизни сам, не учишься. И все имеешь: квартиру, машину, видеомагнитофон. И профессии у тебя нет. Да и кто знает, что ты делаешь, чем занимаешься? Родители твои махнули на тебя рукой. Я ведь пытался научить тебя своему искусству. Л ты посчитал эту работу грязной. Да, я виноват. Я любил тебя и потому многое прощал тебе. И на все, что ты хотел, что просил, я беспрекословно соглашался. Теперь ты вырос, и я не знаю, да и не хочу знать, как ты живешь. Мне надоели твои наезды, твои невыносимо грубые нападки, после которых болит душа. И, пожалуйста, больше не мешай мне. Я уже стар, а желание сделать много красивого не покидает меня. Хотя знаю, времени у меня осталось не так уж много. Вот эту работу сегодня заберут в музей, а я начну следующую. Ты ведь не знаешь, сколько у твоего деда было выставок. Я даже за рубежом выставлялся. И сколько моих работ находятся в музеях страны. Ничего, к сожалению, ты не знаешь, тебе это не интересно. Вот что обидно.

– А я всегда считал, дед, – перебил его внук, – что ты не умеешь жить. Ты всегда был глупым и потому всю жизнь копался в этой грязи…

– Это я в грязи копался? – резко остановил сто мастер. – Ошибаешься, я всегда был художником, мастером. Да, я не всегда вкусно ел, дорого одевался, но я всегда был полой жизни. А вот ты, внук мой, всегда пользовался чужими благами. Таких в природе называют пустоцветом. Л ведь давно известно: кто не работает, того не кормят, – в сердцах сказал старый мастер.

– Ах так, дед! За эти слова ты у меня ответишь. Ты еще пожалеешь! – И, подняв над головой вазу, он бросил ее на пол. Ваза разбилась, рассыпалась на мелкие кусочки. – Я сказал тебе, что ты пожалеешь, – кричал внук. – Я таких дураков, как ты, в гробу видел. Больше меня не жди, у меня своих дел в городе хватает, будь здоров! – и громко захлопнув дверь мастерской, он выскочил на улицу.

Мастер молча сидел за своим столиком, покуривая старую трубку, пока дверь мастерской не открылась и в комнату не вошла девушка.

– Дедушка, еще раз здравствуйте, – тихим голосом сказала гостья. – Мы приехали, как договорились утром, с помощником, чтобы увезти ваше произведение.

– Проходите, проходите, она вон там, ждет вас, – махнул рукой мастер за перегородку.

– А эта что, разбилась? – увидев осколки, воскликнула девушка.

– Не волнуйтесь, это всего лишь копия, а оригинал целый. Можете забирать.

– А эту зачем разбили? Она ведь тоже была прекрасна, – удивленно спрашивала девушка.

– Каждая вещь, настоящая вещь, в искусстве должна быть неповторимой и в единственном экземпляре…

На другое утро в маленькой, чисто прибранной мастерской было тихо. Мастер сидел за своим низким столиком, в удобном плетеном кресле, покуривал свою старую трубку и обдумывал будущее произведение. Не стоит ему мешать. Лучше придем к мастеру, когда он завершит свою очередную работу, а если не найдем времени, то придем в музей посмотреть на творение его рук, порадоваться и мысленно поговорить со старым мастером о жизни.

Ломтик дыни

На старой площади города шли строительные работы. Движение на примыкающей улице было односторонним. На другой стороне велось строительство подземного перехода.

Был жаркий полдень. Вокруг все гремело – работали бульдозеры, экскаваторы. Из котлована один за другим выезжали самосвалы с жёлтыми горбами грунта, похожие за завесой пыли на идущих по пустыне верблюдов.

Для жителей это было привычным явлением: город давно был большой строительной площадкой. Люди бесконечной вереницей шли через площадь – к торговому центру, театрам, гостинице. От площади рукой подать и до одного из лучших восточных базаров.

Нас было четверо только что демобилизовавшихся солдат, и решили мы в этом удивительном городе навестить своего друга, демобилизовавшегося на год раньше нас. Приехали без телеграммы, так как запамятовали его точный адрес. Рассчитывали только на то, что знали название его махалли – «Кукча»– и что он мастер резьбы по ганчу. Мы уже представляли, как приедем в старую часть города, найдем эту махаллю, зайдем в чайхану и спросим, где здесь живет наш друг Шерзод-усто, резчик но ганчу.

Но прежде всего мы решили посетить торговые ряды восточного базара. Л уж потом, отведав восточных сладостей, двинуться на поиски друга.

Мы не успели перейти центральную часть площади, как все движение остановилось. Милиционер с широким загорелым на солнце лицом что-то объяснял старику, удобно сидевшему на двухколесной арбе, заехавшей на полосу встречного движения. Старик размахивал длинным кнутом, но лошадь стояла неподвижно, низко опустив голову. Мы подошли ближе. Старик, пытаясь привести лошадь в чувство, сердито покрикивал. Л вокруг скопилось множество машин, которые, как стадо животных, выпущенных из зоопарка, рвались на свободу. Перед лошадью сигналила красиво украшенная яркими лентами свадебная «Чайка». Из нее выскочил высокий человек в черном элегантном костюме. Но не успел он подойти к лошади, как она шарахнулась в сторону, и арба только чудом не опрокинулась в глубокий котлован.

– Вы что, ребята, глазеете! – крикнул он. – Л ну-ка, смело взяли!

И мы, как по команде, обхватив арбу со всех сторон, оттащили ее от края котлована. А мужчина в черном костюме уже командовал впереди, чтобы развернуть арбу в обратном направлении.

Старик потянул за вожжи. Арба, проехав через площадь, остановилась на другой стороне, у обочины. Остановив арбу, старик замахал в нашу сторону руками.

– Зовет. Видать, еще что-то случилось, – сказал мужчина в черном костюме.

И тут только мы узнали в нем Шерзода.

– Ребята, как хорошо, что вы приехали! – закричал он от радости. – У меня свадьба. Женюсь я, черт возьми, сегодня. На самой красивой девушке нашего города!

Когда прошла первая радость, он сказал:

– Ну что, ребята, пошли сперва к старику. Нельзя его в такой день оставлять без внимания.

Старик был небольшого роста, с удивительно крепкими руками, в которых он держал большую желтую дыню. Лицо его украшали излучающие доброту, чуть запавшие глаза, которые, как видно, немало повидали в своей жизни радости и горя.

– Ты, сыпок, я вижу, сегодня женишься, – обратился старик к Шерзоду. – Возьми на свадьбу эту дыню, такой нигде больше нет. Уж извини старика, что потревожил в такой важный в твоей жизни день. Да и костюм, я вижу, ты испачкал.

– Ничего, отец, жена будет в доме, наведет порядок, – пошутил Шерзод.

– Да, сынок, ты прав. Жена наведет порядок. Но зависит это и от тебя, от твоего отношения к ней, – сказал старик. Вот вы знаете, что в жизни самое прекрасное? – неожиданно, внимательно посмотрев на нас, спросил он и продолжил: Я, например, думаю: мир человеческого общения. А проще говоря – человеческая доброта. Мне вот семьдесят семь. Иногда путаю имена своих детей, а в именах внуков и правнуков вообще разобраться не могу. Но вот имена добрых, хороших людей, с кем мне приходилось встречаться, работать, воевать, пусть им земля будет пухом, никогда не забывал и буду помнить до самой смерти.

Он сел на свое удобное сиденье, аккуратно обшитое черным дерматином, и продолжал:

– Есть такая притча… У одного человека был единственный сын. Как-то раз ранним утром разбудил отец сына и говорит: «Знаешь, сынок, тебе сегодня исполнилось шестнадцать лет. Хватит заниматься детскими забавами. Ждет (тебя сегодня серьезное и важное дело. Возьми и вскопан наш земельный участок. Пора его чем-нибудь засеять. Сам знаешь, какая короткая весна в наших краях». – «Хорошо», – сказал сын и после ухода отца на работу взялся за дело. Через несколько часов работы его руки были в кровавых мозолях. От каждого удара кетменя о землю мальчик ощущал в руках невыносимую боль. Он уже собирался было бросить свою затею. Но вспомнил данное отцу слово и поэтому продолжал работу. И вдруг увидел в земле край небольшого кувшина. Он бросил кетмень, руками расчистил землю и вытащил кувшин на поверхность. На кувшине была сделана надпись «Золото». Обрадовался юноша. Поставив кувшин на дувал, он решил, что надо копать дальше. Если нашелся один кувшин, возможно, есть и второй. Он уже не обращал внимания на свои мозоли, на усталость, на жаркое, палящее солнце. И не ошибся. Нашелся в земле и второй кувшин. Юноша расчистил его со всех сторон, попытался поднять, но не смог. Все его попытки не увенчались успехом. «Черт возьми, – возмущался юноша, – такой же кувшин, как и первый, а поднять его невозможно. Только вот надписи на кувшинах разные. На первом „Золото“, а на втором „Мир человеческого общения“».

На другое утро разбудил его отец, похлопав по плечу, спросил: «Сынок, расскажи мне, пожалуйста, как ты сумел с таким большим участком в течение одного дня управиться?» Сын и говорит: «Нашел я в земле два одинаковых кувшина. Первый, с золотом, вытащил я без труда, а вот второй, ради которого пришлось все кругом раскопать, я так и не сумел ни поднять, ни даже закопать». – «А что ты сделал с первым кувшином?»– спросил отец. «Вот первый кувшин, с золотом, я без особого труда закопал в землю», – ответил сын. «Так просто взял и закопал?»– переспросил его отец. «Да, отец, взял и закопал его поглубже. Потому что в жизни есть вещи гораздо весомее и дороже золота», – ответил мальчик. «Что же?»– спросил отец. «Вот на втором кувшине сделана надпись „Мир человеческого общения“. Что может быть выше этого, отец? И мне кажется, что этот мир доброго человеческого общения постигает тот, кто считает главным в своей жизни труд», – ответил юноша. Отец, похлопав его по плечу, с гордостью сказал: «Теперь я вижу, что у меня вырос настоящий сын!..»

– Вот и все, дорогие мои, – помолчав немного, закончил свой рассказ старик. – К сожалению, надо ехать. Очень рад нашей встрече…

И арба медленно двинулась по направлению к базару.

На свадьбе у Шерзода мы сидели за самым почетным дастарханом.

И перед каждым из нас лежал на столе маленький ломтик дыни как напоминание о мудром рассказе старика и этой простой истории, происшедшей на старой площади удивительно теплого и милого города.

Дядя, верни солнце!

В узком коридоре поликлиники было многолюдно. Свободных стульев не было, и он стоял в полусогнутой позе, внимательно рассматривая посетителей. «Подумать только, все пожилые и старые, ни одного моложе меня. Сам виноват. Надо было раньше прислушиваться к советам врачей», – раздумывал он.

«Завтра коллегия. Интересно, получил ли мое письмо министр! Вряд ли, если б получил, то позвонил бы. Надо убедить его, иначе все пойдет насмарку. Иного пути нет, в период реконструкции надо произвести снос двух производственных цехов. Да какие это цеха? Старые конюшни…»

– Вы что-то сказали? – спросила проходящая мимо медсестра.

– Да нет, что вы. Это я так, – вытирая пот со лба, ответил больной.

Постояв немного, он неторопливым шагом вышел во двор поликлиники. После ночного весеннего ливня весь двор был усыпан крупными яблоками.

– Надо же, сколько яблок и какие чудные сорта, – вслух сказал больной.

Две девушки, весело переговариваясь между собой, собирали яблоки в полиэтиленовые мешочки под согнувшимися, тяжелыми от дождя ветками многолетних яблонь.

Увидев на садовой аллее скамейку, больной направился к ней. Из открытого окна его окликнули.

– Молодой человек… – обратился к нему пожилой человек в белом халате.

Больной, ничего не отвечая, кивнул головой, как бы давая согласие вернуться в здание поликлиники.

– Сколько раз я вам говорил, как только ни уговаривал вас, милейший! Одевайтесь. Не то может оказаться поздно, – осмотрев больного, вздохнул врач.

– Какой непонятливый пациент, – заполняя анкету, выразила недовольство медсестра.

– Вот вам направление в больницу… – подавая исписанный жирными чернилами белый листок, врач выразительно смотрел в глаза больному.

Медсестра, отложив анкету в общую стопку, поддержала начатый врачом разговор:

– Да вы поймите! У вас же семья! Сын и две дочери. Ладно, о себе не думаете, так подумайте о жене, о детях!

– Будем надеяться на лучший исход. Только я вас очень прошу, сегодня же ложитесь в больницу, а то будет поздно, совсем поздно, – положив руку на плечо больного, снова глубоко вздохнул врач.

– Хорошо, доктор. Только послезавтра, завтра у меня коллегия, и мне…

– Какая коллегия? – перебив больного, воскликнул врач.

– Мне нужно быть на этой коллегии, да и вообще, нужно успокоить жену, побывать на заводе, а то бог его знает… – грустно усмехнулся больной.

– Да бросьте, бросьте вы тут панихиду справлять. Пока есть хоть маленькая надежда, надо бороться и верить в жизнь. Шагом марш! – командирским голосом приказал врач. – Я проверю, слышите, сегодня же проверю! – прикрикнул он вслед медленно уходящему больному и покачал головой.

Обходя по тротуарам небольшие лужи, образовавшиеся после ночного ливня, больной чуть ли не вслух ругал самого себя: «Надо было вчера разобраться с диспетчерами, почему неритмично стал работать четвертый цех…»

– Надо, надо, – повторил он вслух и вдруг ощутил на щеке тепло солнечного луча.

Он поднял голову и увидел на балконе высотного дома мальчика лет семи-восьми с маленьким зеркальцем в руках, от которого весело порхали солнечные зайчики. Это было довольно занятно…

Больной, чтобы поприветствовать мальчика, поднял руку над головой, и солнечный зайчик мгновенно оказался у него на ладони.

У больного на лице появилась добрая улыбка. Хорошее настроение возврата-лось к нему. Он рассматривал дом с красивыми балконами, на одном из которых стоял мальчик в коротенькой белой рубашке…

Подняв глаза к голубому небу, он увидел, что там, в вышине, движется белое облако, которое через мгновенье закроет солнце, и неожиданно крикнул: «Мальчик, большое тебе спасибо! За солнце! Я возьму его с собой!»– и закрыв ладонь резким движением, опустил руку в карман.

В тот же миг облако закрыло солнце, и зайчик пропал. Он словно и вправду исчез в кармане у этого большого, взрослого человека. И в это время разнесся крик мальчика:

– Мама, мама, дядя забрал солнце! Мама, мама, он положил его в карман!

В недоумении останавливались прохожие. На балконе появилась женщина, которая во всеуслышание, подражая сыну, всплеснула руками и веселым голосом обратилась к спешащим внизу людям:

– Товарищи! Бросьте баловаться. Сию же минуту верните солнце! – И, не удержавшись, громко расхохоталась.

Л мальчик продолжал плакать и кричать:

– Мама, мама, дядя забрал солнце!

Больной посмотрел наверх и увидел, что облако торопливо плывет по небу и через минуту-другую появится солнце. Он вынул из кармана руку, поднял ее и крикнул:

– Мальчик, держи свое солнце и никогда его не теряй!

Тут он сделал движение, как бросают вверх голубей, которые, вспорхнув, парят потом над головой. И сразу же вокруг ярко засияло солнце. И всей улице был слышен веселый, радостный голосок мальчика: «Мама, мамочка, дядя вернул мое солнце! Мама! Солнце вернулось!»– заливаясь веселым смехом, радостно кричал мальчик.

У заводской проходной больной почувствовал, что боль в груди ослабела, и он, улыбаясь, подумал: «Странно, отчего я сейчас ощущаю в себе прилив каких-то новых сил? И понимаю: действительно, надо немедленно ложиться в больницу и делать операцию».

Вахтер, который знал его больше двадцати лет, кашляя, старческим хриплым голосом спросил:

– Что случилось? Л мы уже стали беспокоиться. Не помню такого случая, чтобы вы на работу опаздывали.

– Да так, решил прогуляться по городу, – ответил больной.

Он медленно, молча обошел всю территорию завода. Долго стоял у заводского фонтана, рассматривая рассыпающиеся в воздухе на мелкие капли струн воды. Потом зашел к себе в кабинет, позвонил жене, в Министерство. Вызвал секретаря, попросил найти главного инженера и передать подготовленные материалы для коллегии.

– Если будут спрашивать, то передайте, что я здоров, взял трудовой отпуск за последние пять лет.

Он вышел из проходной и остановился. Что-то ощутимо кольнуло в сердце. «Неужели проклятая болезнь не даст закончить начатое?»– подумал он.

За его спиной, скрипнув, открылись заводские ворота и выехала автомашина. Водитель, остановив машину, открыл дверцу.

– Садитесь. Что с вами? – участливо спросил он. – Вы знаете, я вас в поликлинике потерял. Ходил за сигаретами… – виновато оправдывался водитель.

– Да ничего. Это даже хорошо, что ты ходил за сигаретами… – ответил больной.

– В райисполком или в Министерство? – как обычно спросил водитель.

– Дорогой мой, хватит, наездились мы с тобой по министерствам. В городскую больницу, – ответил, улыбаясь, больной.

– Куда? В больницу? – не понял водитель и, остановив машину, с удивлением добавил – Зачем?

– За солнцем, дорогой мой, за солнцем.

– Каким еще солнцем? Что с вами сегодня? – пожал плечами водитель.

– За настоящим, ярким солнышком, – с улыбкой на лице ответил директор.

Через несколько минут машина мчалась по широкому проспекту, освещенному ярким весенним солнцем…

Встреча

Грузовик повернул вправо. Хаким остановил машину, вышел и от огорчения махнул рукой. Было холодно. Шел осенний дождь, пахло снегом.

«Черт возьми, этого еще не хватало. В такую погоду собаку из дома не выгонишь, а тут как назло…»– подумал водитель.

Навстречу вышли люди. Старушка небольшого роста провожала сына с женой и внуком. Мать, прощаясь, приговаривала:

– Дильмурад, сынок, я же просила, чтобы ты не беспокоился. В такое позднее время да еще в такую погоду больше не приезжай.

– Ничего, мама, только не обижайся. Сама же знаешь, как всегда очень много дел, а мы уже две недели у тебя не были. Ты, пожалуйста, не волнуйся, сейчас быстро остановим такси и будем дома, – весело ответил сын.

Он обнял мать, взял ребенка на руки и стал переходить дорогу. Возле самосвала семья остановилась, и молодой человек спросил у шофера:

– Батя, что случилось? Помощь нужна?

– Да ничего, сынок, я что-нибудь сам придумаю, – ответил Хаким.