Текст книги "Банда профессора Перри Хименса"

Автор книги: А. Вороной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 4. ГДЕ ВЗЯТЬ ДЕНЬГИ?

Все течет, все меняется. Так и деньги. Последние 50 тысяч долларов ушло на закупку уникального японского оборудования по извлечению высоких энергий из вакуума путем расщепления захваченных в нем планкеонов, и на внеочередное финансирование работ по монтажу еще одной новой подстанции. Зарплата не выплачивалась уж три месяца. Платить было нечем. Ни доллара, ни цента не было на текущем счету фирма в банке. Зарождался, как тот прыщ, готовый вот-вот лопнуть, трудовой конфликт. Рабочих опытного завода фирмы «Хименс и Электроника», вздыбившегося корпусами вверх в Бруклине, и мастерских в Манхэттене сдерживало лишь то, что сам глава объединения, профессор Хименс, под честное слово – а он его всегда подтверждал – пообещал расплатиться в конце этого месяца, прибавив к зарплате еще и пять процентов неустойки. Вторым сдерживающим фактором было то, что фирма не производила сокращений, в то время как другие концерны спешили освободиться от лишних людей, выставляя их за порог, выбрасывая на улицы, как тот ненужный балласт, лишь бы удержаться на поверхности разбушевавшегося океана потрясений и экономических кризисов.

Грегори Волкер, по просьбе профессора, много времени проводил среди рабочих, убеждал их воздержаться от необдуманных выступлений, от забастовок, от анархических бунтов. И он заверял их, что профессор найдет выход из этой западни, что у их босса, у Хименса, чуть ли не собачий нюх и бульдожья хватка, что он обязательно отыщет новый источник финансирования их деятельности.

Сначала профессор звонил сам. Он связался о Вито Фелуччи, долго и спокойно беседовал с ним, требовал, просил, умолял заключить с фирмой небольшой договор, тысяч на 200. Обещал выполнить все работы быстро, качественно. Но итальянец, стараясь не смотреть Хиденсу в глаза, заверял, что они и сами в тяжелом положении, что почти все уходит на предвыборную борьбу, а впереди – он закрыл глаза, помотал со стороны в сторону головой, как быужасаясь предстоящей схватке – еще хуже; вы и сами знаете, Хименс, а шансы у Ральфа Хилдбера выиграть это сражение небольшие. Вот после, – и Фелуччи расцвел самой обаятельной улыбкой – когда Ральф станет президентом, мы с вашей фирмой заключим договорчик на двадцать-тридцать миллионов.

– Мне сейчас нужны деньги, Витто! Сейчас!

– Извините, Перри! Никак не можем. Никак.

Потом к нему прибежал Дик Ричардсон, и как всегда, с дюжиной гениальных проектов по добыванию денег. И профессор, вызвав к себе, в третий уже раз, Дэвида Кэшона, заорал на весь кабинет громовым голосом:

– Я убью вас, Кэшон, если через час у меня не будет 400 тысяч долларов!

Кэшон испугался, или изобразил испуг, забежал за спину Дика и оттуда высунулся и стал поглядывать на разъяренною профессора – шутит ли тот, или и вправду у него в кармане спрятан револьвер, и тот начнет сейчас стрелять в него.

– Ах ты ж, боже мой! Ах ты ж, боже мой! Как же так, мистер Хименс, – запричитал гнусаво Кэшон, все еще прячась за Дика. – Я же для вас все делал. Ах ты ж, боже мой! Вот и мистер Ричардсон может подтвердить, все делал…

– Садитесь за мой тевид и звоните! Звоните всем, Кэшон! Всем! Обещайте самый высокий процент! Но деньги добудьте!

И Кэшон, шаркая подошвами, застегивая и расстегивая помятый серенький пиджачок, потопал к другому концу стола, занимавшего чуть ли не треть длины просторного кабинета профессора на двадцатом этаже в центральном здании фирмы, озираясь и по-детски посмеиваясь. И глядя на него, Дик подумал, что Кэшон ломает какую-то комедию, что у него уже есть что-то на уме, что он заранее уже знает, чем закончатся все его переговоры.

Кэшон, нарочно картавя слова, громко, чтобы было, видимо, слышно и Хименсу, разговаривал со всеми директорами, обзванивая все банки. Он начал с гиганта, с «Чейз Манхэттен бэнк», в активах которого значилось более 50 миллиардов долларов, и кончил банком «Куинс каут и К°», с активом менее 80 миллионов. И хотя он, как и требовал Хименс, обещал весьма высокий процент, ни один из коммерческих банков не дал ни на три, ни на два, ни на год в кредит и 10 тысяч долларов, услышав, что речь идет о небольшой фирме. Львиную долю всех кредитов сейчас поглощали мощные концерны и заводы.

Все «гениальные» проекты Дика Ричардсона по добыче денег профессор отклонял. А когда он представил свой наилучший, как ему казалось, когда он предложил профессору при помощи их генераторов ГМП перебрасывать из Африки прошлых времен негров и продавать их фермерам Юга, на помидорные плантации, обработав пред этим их мысли, их головы, их души своими ГСД. Хименс минуты две молча смотрел на Дика, вытаращив глаза, потом заорал:

– Вы диктатор, мистер Ричардсон! У вас замашки диктатора! Как вы могли до такого додуматься? Я никогда не стану эксплуататором и работорговцем!

– Но это же совершенно безболезненно, шеф, – убеждал его Дик. – Они ведь уже давно все умерли… И зачем же мы тогда всё это затеяли? Для чего?

– Для науки, дорогой Дик! Для науки! – еще громче закричал Хименс и саданул кулаком по столу.

В конце стола, положив большую лысую голову, обрамленную как у пророка Моисея, венчиком седых волос, на скрещенные руки, за ними с нескрываемым азартом и иронией наблюдал Кэшон. Тот сейчас, видимо, был очень доволен, что сидит здесь, ведь ему показывают такую забавную и смешную сценку. И в театры там разные, дорогие, не надо ходить. Хименс сцепился с Ричардсоном. Потеха. Что будет дальше, что будет? Хе-хе-хе, профессор обозвал магистра диктатором.

– Я наукой могу заниматься… и в корпорации «Электронный мозг»! – в свою очередь закричал Дик Ричардсон, намереваясь уйти и хлопнуть что есть мочи дверью.

– Ну хорошо, Дик, хорошо, давайте спокойно все обсудим. Кому нужны сейчас ваши рабы? Своих безработных некуда девать… Вот если бы мы могли их мгновенно перебрасывать на другие планета. А что? А? Неплохо придумано. И Ральф Хилдбер обещает, как станет президентом, развернуть там строительные работы. Мы бы смогли качать тогда деньги. Это вы подсказали мне эту идею, Дик!

Дик малость остыл, с неприязнью уставился на Кэшона, мол, а что надо здесь этому старому хрычу, чего он здесь сидит. То же самое подумал и Хименс, уже сожалея, что при их размолвке с Диком присутствовал этот плут и мошенник, работавший с самого основания фирмы и неплохо умеющий раздобывать в нужный момент нужную сумму денег. Он, похоже, и теперь что-то замыслил, вон рожица-то какая хитроватая. Но не торопится сообщить, наслаждается своей властью, знает, что я в его руках…

И еврей, смекнув, что зрелище дармовое окончено, отвернулся к тевиду, быстро набрал на клавишах номер, на экране появилось чье-то пухлое обрюзглое лицо. Кэшон затараторил что-то по-своему, по-еврейски, ему что-то ответили, он повысил голосок, взвизгнул как поросенок и тут же выключил. Затем вскочил и забегал по кабинету, забегал там, у того конца полированного стола, по обоим бокам которого теснились массивные стулья красного дерева. Кэшон похлопывал себя по толстому заду, выкрикивая и брызгаясь слюной:

– Еще чего вздумал! Кровопийца! Паук! Акула!

Хименс засмеялся, глядя на Кэшона, потом перевел взгляд на Дика, как бы удивляясь, а он чего это не смеется.

– Что он выкрикивает? – поинтересовался тихо у профессора Дик.

– Ругается, ругается наш Кэшон, – снова засмеялся Хиденс. – Значит, дело будет! Значит, мы с деньгами!

И он направился к Кэшону, а тот замер, растерялся, или снова изображал испуг, и забежал от профессора за другую сторону стола. Но Хименс подошел к нему, обнял невысокого и рыхловатого Кэшона, похлопал по спине, отстранил от себя, любуясь рожицей еврея.

– Ну что там, дорогой Кэшон? Выкладывай.

Нo еврей начал противно смеяться, с ним засмеялся Хименс, повеселев, ожив, будто что выплыв из затягивающего на дно глубокого речного круговорота.

– Ах ты ж, боже мой! – завопил еврей опять. – Они нас пустят по миру. Мы вылетим с вами, Хименс, в трубу. И мои детки будут просить у богатых милостыню на Бродвее. Ах ты ж, боже мой!..

– Не тяни душу, Кэшон! Не тяни! Выкладывай все. Кто дает и сколько?

– Ax ты ж… Он, конечно, этот кровопийца, Сэм Бершнет. Кто же еще? Но он требует не менее 15 процентов. И вы должны сами ему позвонить. Я уже для него, ах ты ж, боже мой, не авторитет. Он желает конфиденциально с вами побеседовать. Ах ты ж…

Хименс вежливо выставил их тут же за дверь и набрал номер тевида одного из директоров частного банка «Бершнет и Молер», и не успел тот и рот открыть, как попросил у него 300 тысяч долларов в кредит сроком на два года.

Бершнет, улыбаясь, как лиса, как старая обрюзглая и хитрая лиса, ответил, что он его уважает, но ни сотни долларов выдать фирме «Хименс и Электроника» не может. Деньги, хи-хи, должны быть чем-то подтверждены. А фирма «Хименс и Электроника», сообщил банкир «секретную» новость, находится на грани банкротства. Бершнет обещал об этом пока умалчивать, чтобы не узнали акционеры, и не поднялась паника на фондовой бирже.

Хименс сказал, что согласен платить 15 процентов годовых, но Сэм лишь опять по-лисьи улыбался.

– У вас в активе, уважаемый профессор, не осталось ни цента. Чем же вы собираетесь платить нам через год? Или вы открыли новое Эльдорадо? – скривился Бершнет, понимая, что бизнесменовская песенка профессора спета. – Ведь вам, Хименс, никто не дал кредита. Ни один банк. Мой вам совет – укладываете чемоданы и уезжайте куда-нибудь в Южную Америку. Авось там и затеряетесь.

– Я очень благодарен тебе, Сэм, за ценный совет. Но через час к твоему банку подъедет мой человек, и ты выдашь ему названную мною сумму. Пятнадцать процентов я гарантирую.

– Перри, вы видно меня не поняли. Я сижу на Уолл-Стрите уже более тридцати лет. Ваши 15 процентов – заманчивая приманка. Но я-то даю вам 300 тысяч, а вы собираетесь вернуть только 45. Что-то у вас, Хименс, не ладится с арифметикой, – осклабился снова Бершнет.

– Послушай, Сэм, не скаль зубы. На днях мы заканчиваем важные исследования. Они принесут огромную прибыль государству и нам тоже. Что ты скажешь, если, к примеру, вместо… доставки танкерами нефти с Аляски за восемь дней, мы будем доставлять ее за час, за двадцать минут. Выгодно это или нет?

– Ну, знаешь, Перри, я в растерянности… Если это так, как та говоришь, то, разумеется, мы вложим в это дело свои деньги, и ты получишь кредит. Но опять же, Перри, где обеспечение?… Сколько стоит твоя загородная вилла в Нью-Джерси?

– Тысяч девяносто, Бершнет, но я не собираюсь ее продавать. Она мне нужна. Там так хорошо отдыхается и работается…

– А твоя яхта в Нью-Йоркском заливе, Перри? Тысяч на пятьдесят потянет?

– Да, Бершнет, мой дорогой ясновидец, потянет!

– Но у тебя кое-что еще имеется и на Багамских островах, Перри?

– Имеется, Бершнет. Имеется…

– Еще тысяч шестьдесят, не так ли? Я думаю, если ты пришлешь мне завтра закладную на перечисленную мною «мелочь», то я выдам тебе 200 тысяч, с учетом, мой друг Перри Химинс, как мы и договаривались, 15 процентов годовых.

– Ты скверный человек, Бершнет. Ты взял меня за горло и душишь. Ты кровопийца и акула. Но… я согласен.

Бершнет самодовольно засмеялся, показав ровные фарфоровые зубы. Он эти слова уже слышал не один раз и не только от профессора Хименса. И они были ему приятны, были наилучшей похвалой его финансовой деятельности. Его банку, точнее, их банку, переживаемый Штатами экономический кризис был не страшен. И даже, улыбнулся Сэм Бершнет, отключаясь от Хименса, шел на пользу.

Глава 5. ЧЕЗАРО ПРОНИКАЕТ В ПРОШЛОЕ

Разговор с одним из директоров банка «Бершиет и Молер» подействовал на Хименса как красная мулета на разъяренного быка. Он тут же начал обдумывать, как получше использовать ту небольшую лазейку, которую он берег на «черный день», он уже по-иному расценивал предложение Дика Ричардсона, он ощутил только что, как дуновение ледяного ветра, что его могут уничтожить, разорить, растоптать, что все его научные труды из– за каких-то банковских бумажек могут пойти насмарку.

Еще год назад он присмотрелся к своему соседу по загородной вилле, к тихому и симпатичному итальянцу, к Чезаре Кассини. Он обхаживал его, как красную девицу, но все намеками да намеками, и лишь на скачках чуть раскрылся, но Чезаро, кажется, так ничего и не понял.

При встречах профессор вежливо кланялся соседу, будто того разговора между ними и не было. Он видел, как скромный итальянец подкатывал к своей красивой вилле на шикарном, последней модели, с оранжевыми кругами, ясно, с гравитром, черном «крайслере», как часто его машина гудела среди ночи, тот, видимо, куда-то уезжал по делам. Мог не появляться по несколько недель, а то торчал целыми месяцами, водил по газонам своих смуглых двух мальчиков, о чем-то беседовал с восхитительной стройной женой.

Вечером, подглядев, что жена Чезаро уехала куда-то с детьми на такси, профессор пригласил того на чашечку кофе, объясняя что-то насчет скуки, тоски и одиночества. Чезаро рассеянно глядел на профессора, лицо его было меланхолически и по-детски беззаботным. Почему бы и не зайти к профессору? Почему бы и не выпить чашечку кофе, если жена увезла детей, а ему и самому сейчас так тоскливо и так скучно.

Они просидели у камина до поздней ночи. Чезаро был чуточку застенчив или так профессору чудилось. Мягкость и застенчивость итальянца открывалась его жене просто, он считал своего соседа, этого чудаковатого профессора, шизофреником, помешанным на своих фантастических изобретениях. Держался Чезаро скованно, но когда Хименс принес из погребка несколько бутылок «Вини деи кастелли», расслабился, разговорился. Оказалось, что он окончил лет десять назад университет в Палермо, факультет древних искусств, и работает сейчас консультантом, обслуживает богатых собирателей картин и меценатов. Естественно, еще ранее, по разговорам с соседом, Хименс догадывался, что профессия того как-то связана с искусством, но чтобы так сильно, чтобы такая удача выпала ему, он и не надеялся. И снова, постепенно, осторожно, он начал доказывать итальянцу, что это совершенно безвредно, что ему нечего беспокоиться, а самое главное, что это возможно, что он, профессор, никакой там не шарлатан и не шизофреник.

Чезаро внимательно смотрел на Хименса, морщил чуть свой высокий лоб, силясь разобраться, что это, розыгрыш или и в самом деле достижения физики. После третьей бутылки «Вини деи кастелли» Чезаро не выдержал натиска профессора, сдался, махнул рукой – рисковать так рисковать, только ни слова Джулии. Возможно, здесь не последнюю роль сыграло и то, что Хименс предложил делить прибыль поровну.

Первый переброс в прошлое Чезаро Кассини был намечен на среду. И тот, шикарно вырядившись, пожаловал в лабораторию к профессору после обеда, как и было обусловлено. Посмотреть на красавца-итальянца сбежались все юные лаборантки. Он и в самом деле был неплох. Улыбка, что миллион прибылей, белые здоровые зубы, шоколадный цвет лица и привораживающий блеск карих выразительных глаз. В них светилась жажда деятельности, приключений, риска.

Ричардсон, Волкер, Брант и Джойс осуществляли подготовку эксперимента. Профессор весьма туманно доложил цель переброса, кратко проинформировал их, что, дескать, вот нашел подходящего мутанта, желающего съездить в прошлое, повидать родную древнюю Италию.

Все прошло удачно. Отчасти удачно. Удачно для здоровья Чезаро. Но в системе трансформации временных интервалов что-то сработало не так. И как потом рассказывал сам Чезаро, заливаясь смехом, – ему очень понравилось это путешествие – он оказался в Риме задолго до рождения великих мастеров живописи и архитектуры. Еще не появился на свет Рафаэль Санти, не было и Микеланджело Буонаротти, а великий Леонардо да Винчи еще где-то бегал без штанов с другими оболтусами, валялся в пыли дороги на Пизу.

Второй заброс в прошлое Чезаро они осуществили в следующую пятницу. Чезаро соврал жене, что уезжает на недельку по делам в Чикаго, и поднялся в лабораторию к Хименсу, одетый уже намного поскромнее. Его переодели в соответствующий наряд.

И на этот раз не все прошло удачно. Они малость промазали, попали во Флоренцию, где расшитый золотом плащ Чезаро чуть не стоил ему жизни. Чезаро приняли за какого-то дона Галло, зачинщика нового заговора, схватили и чуть не четвертовали на площади. Спасло итальянца его обаяние и хладнокровие. Когда его уже привязали к колесу, он все еще думал, что народ просто тешится. Но когда на шею набросили веревку, чтобы поменьше он водил головой и не строил женщинам непристойные мины, это, по-видимому, ему не понравилось. Он вытащил свой кольт и выстрелил три раза вверх. Милые и добродушные жители Флоренции в панике бежали с площади, вопя: «Дьявол! Сатана!» И как большим зеленым горохом окрест все было усыпано плетеными корзинками и башмаками. Нет лучшего развлечения для обывателя Флоренции, как поглазеть на казнь несмирившегося еретика. И на тебе, зрелище было сорвано, и каким образом – средь ясного белого дня вдруг раздались удары грома.

Какая-то молоденькая пухленькая монашенка, закутанная вся в черное, одни лишь жаждущие глазки сверкают, кинулась к нему, помогая развязывать веревки. Он пообещал зайти к ней попозже, никак, чтобы отпустить той все грехи, и в суматохе забрал с собой – разумеется, как некую материальную компенсацию за свои переживания и страхи – две картины начинающего маляра, полотномарателя Леонардо да Винчи, этого бездарного ученика знаменитого Веррокьо и слепого подражателя Сандро Боттичели. Так говорили почти все во Флоренции.

Но на этом злоключения Чезаро не закончились. И хотя он по своей рассеянности прихватил с площади и чью-то корзинку и, достигнув ближайшей оливковой рощи – здесь он показал неплохой результат в забеге на длинную дистанцию – сначала хорошо пообедал, освежив лицо в журчащем рядом ручье, и даже запил божественным вином, отдавая дань изысканному вкусу владельца той корзинки, но его ждали новые неприятности. Во-первых, оставленный под кустом сдвоенный кабель разрыва пространства и времени с корректирующими приборчиками и блочками, был обнаружен пастухом овец и тот его вертел и рассматривал, и оборвал проводок. И Чезаро, хотя и прошел у Хименса ускоренный курс подготовки не мог сразу сообразить, к какому контакту он тянулся. И ему пришлось методом «тыканья», методом проб и ошибок исправлять шалости таращившегося на него из-за куста грязного, хромого на одну ногу, пастуха.

И пока он присоединял проводок чуть ли не ко всем клеммам, пастух куда-то исчез. А вскоре привел за собой толпу крестьян, вооруженных вилами и палками.

Во-вторых, возникли трудности и на базовом ГМП в Нью-Йорке. И возвращение Чезаро слегка затянулось. Потребляемое лабораторией Хименса количество энергии было ограничено мэром города. Профессору прислали штраф на 20 тысяч долларов за создание аварийной ситуации в энергоснабжении Нью-Йорка. И им пришлось возвращать к себе Чезаро, перебрасывая его этапами – сначала на двести лет, потом еще на двести, потом еще несколько раз по пятьдесят, пока перемазанный в чем-то зеленом, оборванный и грязный итальянец не возник в кварцевой камере генератора.

Нужно отдать должное выдержке Чезаро. Белки его глаз сверкали. Он нашел в себе силы обаятельно улыбнуться и доковылять до подвозимого на маленьких колесиках ему навстречу мягкого дивана и тут же свалиться на него, прижимая к себе какие-то свертки.

Ссылаясь на карантинные меры, пугая всех микробами и бактериями, Хименсу удалось выпроводить сбежавшихся опять к итальянцу сотрудниц лаборатории, других служащих, оставив рядом лишь Дика, Бранта и Грегори. Остался и Рой Джойс, обслуживающий временной генератор.

Профессор поздравил Чезаро, похлопал его по спине, потом пожал руку Рою Джойсу, отдел которого за короткий срок сумел подключить к генератору ГМП блок трансформации временных интервалов. Поздравил Бранта Уордена, Дика Ричардсона, поставил тут же перед Грегори Волкером новую задачу – перейти на автономное обеспечение энергией. Оборудование закуплено, деньги на него истрачены, пора вводить вакуумные установки в действие. Он всем доказывал, что нужно продержаться еще несколько месяцев, а потом деньги хлынут к ним. Можно будет организовать туристские маршруты в прошлое, хотя, неизвестно еще, как договориться с теми, куда будут перебрасываться эти группы отдыхающих.

Чезаро, приняв горячий душ и переодевшись, сидел в кресле, поглядывая на все и на всех очумело: он был еще под гипнозом случившегося. Усталое лицо итальянца – после первого бокала вина, они решили распить бутылочку за успех, прямо здесь, в лаборатории – ожило, повеселело. И он, размахивая руками, пытался что-то сбивчиво рассказывать, все повторяя с упоением: «О, какие там женщины! Какие мадонны! Настоящие брачьери[16]16
  Брачьери – жаровни (итал.)


[Закрыть]».

Глаза его опять заблестели, он улыбался всем, с еще более забавной внимательностью изучал голубые шары, чуть мерцающую спонтанными всполохами кварцевую камеру, большие экраны, высвечивающие всю информацию об объекте, сплетение разноцветных кабелей, проводов. Чезаро с какой-то нежностью погладил клавиши на пульте управления, рассматривал причудливые приборчики, отдыхающую в стороне мыслящую электронную машину, способную в считанные доли секунды выдать нужные параметры перемещения мутанта во времени и в пространстве.

Картины, доставленные сюда из прошлого итальянцем, по его же оценке, стоили, примерно, около 400 тысяч долларов. Половина из этих денег должна принадлежать Чезаро. Но узнав, в каком плачевном состоянии находится фирма «Хименс и Электроника», он отказался от пятидесяти и согласился на тридцати процентах.

Перри Хименсу пришлось посвятить участников эксперимента в «не совсем корректные» способы добывания денег на нужды науки. Скрывать дальше не имело смысла. Успех с перебросом Чезаро ставил их лабораторию на недосягаемую высоту.

Итальянец порывался опять переместиться во Флоренцию прошлых времен, что-то невразумительное говорил о какой-то монахине, что та его ждет сегодня вечером, что он обещал ей прийти. Он уже, не выпуская из рук бокала с вином, забрался в кварцевую камеру и там уселся прямо на пол, в ожидании, когда же его отправят в оливковую рощу. Он что-то пел, потом стал заверять профессора, что скоро вернется, что он не обманет, не подведет их. Профессор громко смеялся, говорил Чезаро, что лабораторию ограничили в энергии, и что тот может и не вернуться из прошлого, и они ничем уже не смогут ему помочь, но Чезаро был невменяем. Обещал приехать сюда со своими друзьями и разбить их генератор, продырявить его насквозь.