Текст книги "Банда профессора Перри Хименса"

Автор книги: А. Вороной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 8. ПРОСЬБА ДОНА ДЖЕНОВАЗИ

– Чезаро! Ласкающие мой взгляд маленькие птички порхают в голубых небесах. Недосягаемость их полета и восприятие свободы обеспечены высотой и окружающим воздушным пространством. Но одна птичка, скажу тебе откровенно, паршивая птичка, сорока, так трещит сейчас в Лос-Анджелесе, что эти звуки режут мой чуткий музыкальный слух. Не мог бы ты, мой юный друг и помощник, заткнуть ее пасть чем-нибудь. Подошел бы и флакончик благоухающих духов сорок второго калибра.

Так изъяснил свою просьбу дон Дженовази, пригласив на свою виллу Чезаро, в свой просторный кабинет, обставленный кожаными мягким креслами, шкафами с книгами, десятком тевидов на массивном полированном столе, тремя компьютерами, что-то подсчитывающими и мигающими неоновыми крошечными лампочками. Одетый в черный китайский халат дон Дженовази выглядел как умудренный опытом кардинал, отдавший всю свою долгую жизнь и все свои силы служению господу Богу. Сниспадающие длинные седые волосы, властное чуть продолговатое полное лицо. Его можно было заподозрить и в бумагомарательстве, и это не было бы и большим недоразумением. Он и в самом деле пописывал статейки на нравственную тему, стишки, и изредка печатался в разных литературных альманахах Нью-Йорка. Некоторые его даже и дразнили, про себя, Поэтом. И это прозвище, как вы уже поняли, было взято не с потолка. Дженовази считался гармонически развитой яркой личностью. Любил живопись, музыку, театр, хорошие книги, а не какое-то там детективное чтиво, где кого-то прихлопнут еще вначале, а потом на трехстах страницах ищут, вылавливают. Нет мысли, ни философии, ни свежих чувств. Один туман, дождь и серость.

Если теперь перевести просьбу дона Дженовази с языка лирики, – а он часто пользовался ею, особенно, когда был не в духе – на язык скромного обывателя, то это означало следующее. В славном городе Лос-Анджелесе в западню, расставленную ищейками ФБР, угодил их человек. И он дает показания, он разговорился. И тебе, Чезаро, нужно вылететь туда и там заткнуть рот болтуну. Разрешается пустить в ход и кольт сорок второго калибра, заряженный пулями-ампулами, отбивающими у человека память лет на пять-десять.

И молодой Чезаро правильно расшифровал замысловатый текст речи дона Дженовази. Он знал о поэтическом хобби своего босса. Изредка и в какой-нибудь газете нет-нет, а и появится виршик дона Дженовази, и все о птичках, об увядшей розе, об орхидеях в саду возлюбленной, о лазурном море у Гавайев.

– Дон Дженовази! Еще великий ученый и практик американец Тейлор, замечу вам, изобрел свой уникальный метод, позволивший повысить во много раз производительность труда, – начал, подыгрывая своему шефу в риторике Чезаро, и то же в необычной, напыщенной манере.

– И что же? Что же, Чезаро?

– Разделили все операции на составляющие. Каждый выполняет одну, освоенную им в совершенстве, узкую ее часть. То ли при сборке автомобилей, то ли при сборке тевидов, то ли при сборке роботов. Этой системой пользуются и до сих пор все грамотные и передовые люди.

– И что же? Что же, Чезаро?

– А то, что у вас есть специально обученные люди. Они делают свою работу хорошо. И мне бы не хотелось позорить их высокое мастерство. Ведь я дилетант в их деле… Как и они в моем.

– Но их нет! Их нет сейчас в Нью-Йорке, мой славный Чезаро. А сорока все трещит! Я не могу сосредоточиться, не могу найти нужную рифму, не могу спать от этого треска. Мне кажется, что кто-то вбивает мне в уши гвозди, которыми был распят Иисус Христос. О, эта непорядочность! О, эта невоспитанность! Так низко пасть, так низко!..

Дон Дженовази был взбешён и возмущен до глубины своей ранимой легко души, поднимал к небу руки, закатывал глаза.

– И как на грех куда-то пропал Карло. Он всегда брал верные аккорды в таких поручениях. Он у нас и вправду мастер на все руки… Но и тебе, Чезаро, не мешает освоить смежную профессию.

– Я не пойду на это, дон Дженовази. Я вам сразу же сказал, еще семь лет назад. Я окончил факультет искусств в Палермо, как вы знаете. Моя специализация – живопись, древние мастера кисти и карандаша.

– Мой мальчик, та, видимо, не понял меня. Тебе нужно вылететь сегодня в Лoc-Анджелес и там заткнуть рот крошке Жезино, этой болтливой сороке. Его хотят выставить свидетелем на судебном процессе. Ниточка потянется к нам. Ко мне, Чезаро. К другим. К тебе тоже.

– Пусть этим займется Джино.

– Джино? Ах, Джино! Он в Лиссабоне! Прекраснейший город, этот Лиссабон. Лазурный залив, жасминовые заросли, благоуханье жизни и розариев. И там наш худенький Джино схватился в поединке с семиглавым китайским драконом. Дай бог, дай бог ему выбраться оттуда без отрубленных крыльев. Но и самому поубавить у дракона несколько голов. Этот узкоглазый Юн Си, этот тигр джунглей, этот азиатский шакал, скажу тебе, Чезаро, по секрету, портит мне аппетит.

Лицо дона Дженовази, словно та маска, вдруг переменилось, исказилось злобой, ненавистью, презрением.

– Я почти 30 лет лелеял этот благодатный для миллионов туристов край. Я сделал все, чтобы они там не скучали, развлекались, играли в разные забавные игры. Не поверишь, Чезаро, но люди как дети. Нельзя на них даже сердиться… Но некоторые недостойны носить это гордое имя. И он, этот Юн Си, этот выскочка и невежда, с его кровожадной «триадой», с его желтыми рабами, этот мясник не может принадлежать к роду гомо сапиенсов.

И опять же Чезаро правильно расшифровал слова дона Дженовази. В славном Лиссабоне сейчас наводит порядок Джино, специализирующийся с давних времен именно по этому городу, имеющий там много знакомых мазуриков, отсекает головы у «триады» Юн Си, потеснившей в игорном бизнесе интересы клана дона Дженовази, интересы «Коза ностры»[19]19
  «Коза ностра» – «Наше дело» (итал.)


[Закрыть]. Дон Дженовази 30 лет устанавливал там контроль над игорными домами, над весьма прибыльным туристским делом, а этот выскочка-китаец его оттирает.

– Это наш куш, Чезаро! Наш! И я его никому не отдам! – будто очнувшись от высоких поэтических дум, снова закричал Дженовази. – И Джино отрубит у этого дракона все головы!.. Но у тебя-то, Чезаро, дело намного проще. Я думаю, ты справишься с ним.

– Я выхожу из игры, дон Дженовази. Я могу и сам зарабатывать неплохо.

Дон Дженовази уже утихомирился, уже высказал все, что у него наболело на душе, высказал именно тому, как ему казалось, кто его может понять наилучшим образом, этому интеллигентному Чезаро Кассини. И ему было не совсем приятно слышать такие перлы от прагматика, лишенного чувств юмора и реальности. И он немножко пожурил Чезаро.

– Чезаро! Не будь мальчиком! От нас можно уйти лишь в одном направлении, на северную окраину. И там, в тиши, среда лип и каштанов, на чудном лоне природы, – дон Дженовази, очевидно, был к тому же еще и романтиком – лежи себе спокойно в деревянном дорогом гробике. Лежи и лежи и ничего не делай, ничем не омрачай свою совесть, свой внутренний мир, а лишь слушай пение птичек, чириканье воробьев, да ангельские пения райского хора рано усопших девственниц.

– Не пугайте меня, дон Дженовази! Кто приносит вам миллионные доходы? Кто нашел вам профессора Перри Хименса? Карло, что ли? Или ваш любимчик Джино?

– Ну, полно тебе, полно, Чезаро! Успокойся! Я пошутил. Ты знаешь, разрази меня гром, только сейчас вспомнил – на днях из Бразилии возвращается наш ловкач Джузеппе Тисси. Он там малость подзадержался. И там мазурики нам мешают. Везде одни дыры, мой Чезаро. Одни дыры! И их нужно срочно штопать, и крепкими нитками, чтобы опять не расползлись. Да, кстати, как здоровье твоих детишек? Как поживает твоя Джулия? Я вижу, ты стал жить на широкую ноту, Чезаро?

– Спасибо, дон Дженовази, – ответил вежливо Чезаро, потягиваясь в кресле, смекая, что аудиенция подходит к концу; он даже повеселел. Они чувствуют себя хорошо. И надеюсь, с вашего разрешения, дон Дженовази, и дальше будут чувствовать себя так же. Вот только что-то малыш Джонни простыл, по-видимому, коклюш.

Чеэаре повеселел по той причине, что ему пришлось пережить томительные минуты, выслушивая вступительную увертюру дона Дженовази. И пуская в ход такие выражения как «я ухожу от вас», Чезаро, без всякой мнимой выгоды, блефовал. Но и сам дон Дженовази тоже вел свою игру по давно разработанной им же самим программе, по правилам, где допускается передергивание карт и объявление новых козырей. И уж кто-кто, а он, Чезаро Кассини, давно уже изучил все повадки и творческие ходы дона Дженовази. Это была игра, это был театр двух актеров, а точнее, одного, но где сцена и зрительной зал, в котором сидел все время один человек, попеременно менялись местами. И теперь только, после этих ничего уже не значащихся вопросов, дон Дженовази и приступит к тому, ради чего и вызвал его к себе.

– Коклюш? – испуганно воскликнул дон Дженовази. – Ну, это ничего, Чезаро. Ничего. Коклюш можно быстро вылечить.

Испуг дона Дженовази на этот раз был настоящий, неподдельный, ибо он очень ценил свое здоровье и очень любил детей. К сожалению, своих у него не было. Ранняя импотенция, возникшая как следствие его рискованной работы – так говорили врачи – не позволили ему применить все свои возможности еще и в другой области человеческой, вернее, мужской деятельности. Возможно, из-за этого он и начал рано полнеть, сделался солидным и импозантным. Но и здесь дон Дженовази нашел свои плюсы – его степенность и рассудительность приносили неплохие дивиденды, и он быстро и ловко лез наверх по лестнице успеха их клана. И никогда он не забывал о своём здоровье. По утрам, после зарядки, музицировал минут десять на скрипке, и все веселенькое, бодренькое, настраивая себя на нужный оптимистический лад. Здоровье превыше всего, думал дон Дженовази, набрасываясь потом сходу на овсяную невкусную кашу, удаляющую из организма – как пишут все эскулапы – вредные холестериновые шлаки. И запив чашечкой горячего шоколада, он опять улыбался, опять посмеивался над превратностями судьбы.

– Значит, у тебя дома все в порядке? – продолжил Дженовази. – Неплохо! Неплохо! Да, я, наверное, пошлю в Лос-Анджелес ребят Антонио. Они прыткие. Могут там немножко в повыпендриваться, но уж сделают все по высшему классу, с гарантией… Да, вот еще что, Чезаро. Ты должен был привезти мне сегодня две картина Буонаротти. Заказчик ждет их с нетерпением. Они, я полагаю, у тебя в машине? Послать за ними мальчика?

– Вышла маленькая промашка, дон Дженовази. Что-то не так сработало в их генераторе, и я появился во Флоренции слишком рано…

– Что? Там еще все спали, Чезаро? – перебил его восклицанием дон Дженовази. – И ты побоялся разбудить их? Или ты забыл снять башмаки, и они вскочили с кроватей раньше, чем надо? Ты, конечно, вел себя культурно, Чезаро? Ты постучался в дверь?

Юмор и оптимизм, вот те два качества, благодаря которым дон Дженовази и смог достичь высот правления одним из нью-йоркских кланов мафии. Он никогда не терял чувства юмора. И даже когда сорок лет назад его застукали четверо полисменов за доставкой наркотиков, дон Дженовази внезапно рассмеялся. Он катался по земле от смеха, взявшись за живот. И полицейские не удержались и себе начали хохотать. А когда они прекратили это занятие, то дона Дженовази и след простыл. Он успел вскочить в моторную лодку и завести мотор. И рокот его был продолжением смеха дона Дженовази. Он еще, будучи тогда не так хорошо и учтиво воспитанным, показал на прощанье полисменам неприличный жест и что-то не совсем поэтическое и литературное прокричал.

– Я появился во Флоренции за два года до рождения Микеланджело Буонарроти.

– А не мог ли ты там, в прошлом, Чезаро, встретить меня? Нy, еще маленького… И себя тоже, совсем-совсем маленького? – спросил дон Дженовази, делая удивленное лицо. – Ты веришь в эту штуку, Чезаро? В этот генератор профессора Перри Хименса? Не шарлатан ли он, этот профессор?

– Я там был, дон Дженовази. Был в прошлом и прихватил две картины молодого Леонардо да Винчи.

– Это ценные вещи, Чезаро?

– Думаю, тысяч на 400 затянут.

– Долларов?

– Да.

– Каждая?

– Да.

– Хо! Что же ты молчал до сих пор, мой юный Чезаро! – рассмеялся дон Дженовази. – И их можно посмотреть?

– Они спрятаны.

– Я знаю. У донны Марии.

– Да.

– Лучше держать их в моем тайнике, Чезаро! Привези их сейчас же ко мне.

– Хорошо, дон Дженовази. Я так и сделаю. Кто будет вести переговоры с покупателем? Мне б не хотелось этим заниматься.

– Тебе и не нужно соваться в это дело, Чезаро. Главное – что картины подлинные! Набросай на страничку текстик, укажи даты, отметь мастерство художника. И не скупись! Не скупись, Чезаро! Побольше словечек из вашей терминологии, всяких там каламбурчиков, вроде «композиционная слаженность», «смысловая нагрузка», «гармоническое сочетание красок», «певучесть линий», «степень динамичности», «лаконизм рисунка» и другие атрибуты. Этим займется Марио. Он может обтяпать любое дельце. Кому хочешь повесит лапшу на уши.

– Картины будут проверять эксперты из мирового центра искусств. Они могут подумать, что картины похищены из частных коллекций. В музеях мира этих картин Леонардо да Винчи нет.

– Ну, это уже забота клиента. Наше дело достать товар, его – платить долларами! Больше всего мне нравится в этом деле то, что полиция не разыскивает эта картины. Наша полиция, а не та! Ха-ха-ха! – засмеялся дон Дженовази, представив себе, что где-то бегают фараоны с дубинками и пытаются отыскать пропажу. – Ввек не найдут! Дело беспроигрышное!

Дон Дженовази подумал, что нужно будет присмотреть за этим Чезаро, что не имеет смысла на него так воздействовать, чтобы заставить работать лучше. Контакт с профессором Хименсом принесет им немалые барыши. Пятьдесят процентов нам, пятьдесят процентов профессору. Так они договорились с Чезаро Кассини. Ну и профессор! Интересно, как он познакомился с Чезаро?… Хорошо бы и себе приобрести такой генератор. Но, черт возьми, кто его будет обслуживать?! Своих мазуриков этому не научишь. Им бы автоматы в руки и грабить банки. Кретины! Не могли окончить хотя бы парочку технических колледжей. А теперь мучайся и возись с этим профессором. Чертовы умники! Понавыдумывают всяких машин, а не знают толком, как их использовать с максимальной отдачей. Вот и этот профессор мечется со своим изобретением…

И он пожалел уже, что сам не смог учиться в каком-нибудь Кембридже или Оксфорде, а то и в Гарвардском университете. А то и он теперь бы в верхах отирался, в помощниках губернаторов ходил, как этот проныра Вито Фелуччи. Гляди, так и вице-президентом станет… Что-то он все берет и берет, все сотни и сотни тысяч, а когда же будет и должок отдавать? А придется ведь…

Когда Чезаро тут же привез ему те две картины, на радостях дон Дженовази решил наградить его небольшим своим концертом. Он приказал слуге подать в соседнюю комнату две чашечки кофе, а сам уселся там за рояль, сверкающий черными пузатыми ножками и клавишами из слоновой кости, и исполнил написанное им же самим скерцо. И на большом, чуть ли не во всю стену, экране напротив музыка давала жизнь импровизированному цветному кинофильму, созвучному по мажорному настроению самому скерцо. Какие-то великолепные лагуны, чей-то парусный фрегат, на берегу танцуют полуголые красивые женщины. Среди них можно узнать кинозвезд всех времен и континентов. Танцуют и те, которые уже давно перешли в мир иной. Выделяется своим бюстом звезда экрана прошлого тека, секс-бомба номер один, как ее именовали почти все продюсеры, знаменитая Мэрилин Монро. И у запыхавшегося от быстрого бега по мpaмopной лестнице виллы Чезаро отвисла нижняя челюсть, и он, подойдя к экрану еще ближе, уставился на пышную красотку, не в силах отвести взгляда. И ему сейчас почему-то хотелось, чтобы дон Дженовази все играл и играл на своем рояле, все ударял и ударял по клавишам, оглашая комнату не то пушечными выстрелами из того фрегата, не то проворачиванием маховиков камнедробилки.

На прощанье дон Дженовази пожал Чезаро руку, пригласил заходить к нему еще, а то ему иногда бывает так скучно, так скучно, что он и не знает, чем бы и заняться. И когда за Чезаро закрылась дверь, дон Дженовази кинулся рассматривать картины Леонардо да Винчи, увы, не находя в них ничего необычного. Так себе, какая-то детская мазня. И он еще подумал, что этот генератор профессора Перри Хименса может оказаться ловушкой, мышеловкой, за веревочку которой держатся люди из ФБР, или вскоре будут держаться, и что надо поостеречься, а то как бы и самому в нее не угодить.

Глава 9. СВИДАНИЕ С БОЕВИЧКОЙ

Он собирался ехать в очередную командировку, в штат Пенсильвания. Хименс направлял его туда по просьбе администрации лаборатории «Послушные животные». С нею был заключен опять солидный договор на проведение научных исследований. Излагая цель командировки, профессор предложил Дику Ричардсону сначала заехать в главное управление военно-морской базы № 23, потом к доктору Дональду Мак-Кею, у него там что-то не ладится с выпуском биогенераторов ГСД, и уже с рекомендациями Дональда отправляться в Питтсбург, в управление по борьбе с преступностью. И еще советовал, но уже на усмотрение Дика, после возвращения из Питтсбурга заехать в столицу штата, в Гаррисберг. Хотя, возможно, губернатору Ральфу Хилдберу сейчас и не до них, – через три дня он покинет свой знаменитый штат и отправится в другой, сразится там со своим соперником за голоса избирателей. Штат губернатора был по площади меньше того, меньше Техаса, родного штата сенатора Джонсона, его теперешнего конкурента на пост президента, но занимал второе место в стране по производству космической техники, по выпуску компьютеров, по изготовлению солнечных электростанций, по наладке и сборке бытовых и производственных роботов. И у губернатора, особенно после того, как он свел в своем штате преступность к нулю, были шансы победить в предвыборной борьбе. При одном условии, разумеется, если он в Техасе, в штате своего противника, наберет нужное количество голосов выборщиков и избирателей; а это, увы, было весьма и весьма сомнительным и шатким делом.

Дик припомнил свою первую поездку в лабораторию «Послушные животные», колючий взгляд доктора Мак-Кея, его бульдожье лицо. Вспомнил, как он почему-то тогда оробел, как попал под влияние доктора Мак-Кея, как в пылу азарта выболтал секрет преобразования простого биогенератора в ГСД. Вспомнил он и абстрактный портрет «Вдовушки», висевший в кабинете доктора. Ехать почему-то не хотелось. Но работа есть работа. И профессор Хименс не станет спрашивать, что ему приятно, а что неприятно.

Кэти укладывала в чемодан нужные вещи, под ногами путался меньший Ричардсон, сынишка Эрик, спрашивал шепеляво: «Папа, а что ты мне привезешь? Я хочу крокодильчика!». В кровати попискивала еще меньшая, Карен, тоже что-то просила, не то «хочу по-пу-гайчика», не то «хочу пи-пи». Миссис Сабрина Ричардсон возилась на кухне, готовила Дику на дорогу сандвичи, будто он ехал в какую-то пустыню, и там нет ни ресторанов, ни баров, как вдруг зазвонил тевид. Потребовал кто-то, стоявший спиной к экрану, Дика Лорда.

– Дик, с тобой кто-то хочет поговорить! Похоже, что девушка! – крикнула Кэти.

Тоненький женский голосок настаивал на свидании, говорил, что он от «Дже».

– Но мне некогда. Я уезжаю сегодня в командировку.

– Мы знаем, в Пенсильванию. Поэтому мне и нужно с вами встретиться. В семь, в кафе «Монро». Это возле Таймс-сквера.

– Так далеко? Мне нужно еще собраться. Нельзя ли где-нибудь поближе?

– Нет. И у вас еще уйма времени. Сейчас только шесть.

– Хорошо. Я приеду. Как я вас узнаю?

– Не беспокойтесь, мистер Ричардсон. Я сама подойду к вам.

Кэти прислушивалась к разговору, посматривала на Дика. Тот надел белую рубашку, галстук, долго выбирая подходящий под костюм цвет. Она все молчала. Он старательно причесывался перед зеркалом.

– Дик, а не завел ли ты любовницу? – спросила она, обиженно надувая губы. – И ты поедешь к ней? К этой стерве?

– Да, поеду, Кэти. Мне нужно с ней поговорить. Это чисто деловое свидание… Ее прислал один… мой старый знакомый.

– А ужин? Все остынет.

– Ужинайте без меня. Я поем в кафе.

* * *

Он подъехал к кафе за десять минут до назначенного срока. Все столики были уже заняты. И лишь возле самой эстрады сидел за столиком какой-то одинокий мужчина, допивающий через соломинку коктейль, и тут же расплатился с официантом и ушел. В кафе было уютно. Полукруглая стойка бара, мягкий свет, на стенах цветные фотографии кинозвезд и знаменитых кинорежиссеров. Слаженный небольшой оркестр: два толстых негра, саксофонист и ударник, три в летах уже белых музыканта, скрипач, гитарист и пианист. И еще один, щупленький, он его сразу и не углядел, низенький, чуть выше своего огромного контрабаса, примостившийся в уголке сцены. Видимо, этот столик, да и само кафе, были выбраны не случайно.

Здесь собрались деятели искусств, менеджеры и постановщики, артисты и наниматели, продюсеры и владельцы театров на Бродвее, собрались для того, чтобы заключить новые сделки. Они всегда здесь собираются, каждый вечер.

Три пары танцевали на небольшом пятачке. Холеные беломраморные плечи женщин, длинные декольтированные спереди и сзади платья, черные и белые костюмы у партнеров.

Он заказал подбежавшему официанту бутылку сухого вина, бифштекс с жареным картофелем и зеленым горошком, осетровый паштет с красной русской икрой, салат из свежих помидор и цветной капусты, а на десерт – бананы и пару апельсин. Официант, виновато улыбаясь, сказал, что бананы еще не успели подвезти, а вот ананасы, замечательные ананасы, прямо из Африки, есть. И что мистер не пожалеет, заказав их. И Дик согласно махнул рукой, хотя эти фрукты и вызвали у него не совсем приятные воспоминания. Одно его утешало, что здесь уж он не объестся ими.

Дик уже заканчивал расправляться с бифштексом, замечательно приготовленным, отбивным, когда из-за соседнего столика поднялась миловидная девушка и направилась к нему. Наклонившись, она шепнула, что от «Дже», и, если господин не возражает, то она присядет за его столик.

Ее можно было охарактеризовать одним словом – «куколка». И он был немало удивлен, зная на чем специализируется организация «Дже», увидев эту хрупкую социалистку-боевичку, юную веснушчатую бомбометательницу с курносым носиком, в кукольном парике.

Девушка сконфузилась от пристального взгляда Ричардсона. Ее щечки порозовели еще больше. Он извинился, спросил, что она будет пить, та сказала, что только мандариновый сок. Справившись со своим смущением, она тихо спросила, когда он едет в Пенсильванию.

– Что вас там так заинтересовало? – резко оборвал ее Дик, боясь, что в столике могут быть «хамчики».

Где же он ее уже видел? Нужно припомнить. Он видел не ее, он видел, ну конечно, ее отца. И видел его тут, когда входил в кафе.

Видел на стене его цветной портрет. Без сомнения, это была дочь известного кинорежиссера. И что ее занесло в организацию «Дже»? Романтика? Приключения? Убеждения? Или от скуки бесится?…

Девушка наморщила лобик, капельки пота выступили на веснушчатом носике. Она, видимо, растерялась от такого тона разговора мистера Ричардсона. Он проводил взглядом закончившую танцевать парочку, посмотрел в зал, знакомых не обнаружил, достал сигарету, прикурил, и, выпустив дым в свисавший с потолка на зеркальной трубочке дымоулавливатель, сделав безразличное выражение лица, спросил, как ее зовут, придя на помощь бомбометательнице, подыскивающей ответы на первый его вопрос.

– Луиза, – шепнула быстро та, улыбаясь и вытирая платочком пот с носика. – Луиза Смит, – добавила она, пытаясь унять волнение: это, наверное, было ее первое серьезное поручение от «Дже».

Дик кивнул, что, мол, принимает эту версию и снова подумал, что заставило их выбрать именно это кафе. Свой бармен? Привычная для девушки публика? Нет в столиках «хамчиков»?

– Так значит, вас зовут Луиза? – переспросил он.

– Да, зовите меня так, – процедила девушка.

– Так что же хочет от меня «Дже»?

– Нам стало известно, что вы едете в Пенсильванию, в этот образцовый штат, в эту гордость нашей Америки. Вы верите в эту гордость, мистер Ричардсон?

– А почему бы мне и не верить? Вот уже почти полтора года, если я не ошибаюсь, там не произошло ни одного преступления. Этим можно гордиться. Мне кажется, любая страна гордилась бы этим.

– Это ваши машины, эти ГСД делают так?

– Вы знаете и о них? – удивился Дик, ведь все работы по ГСД были давно засекречены.

– Да, нам все известно. И мы считаем, что применение их – не гуманно по отношению к человеку.

– Не гуманно? – воскликнул Дик, не ожидая такого поворота мыслей этой Лжелуизы-экстремистки. – С ними, с этими отбросами общества так и нужно обращаться. А вы говорите «не гуманно», будто ваши методы более гуманны.

– Да, гуманнее, мистер Ричардсон. Гуманнее! Все знают, что их ожидает. И каждый имеет шанс бороться, сопротивляться, оставаясь самим собой. В ваших же ГСД этого шанса нет. И потом, не совсем я с вами согласна насчет, как вы выразились, «сброда», «отбросов общества». Преступность – это ведь социальное явление. А не только отклонение в деятельности мозга того или иного типа. И в этот «сброд» попали и многие круглики, выступающие за уничтожение настоящей «Вдовушки»…

– Что вы от меня хотите?

– Вы должны заснять на пленку все, что увидите там. Все, что вас там удивит. Все, чем вас поразит штат Пенсильвания. Заснять все, что относится к работе ваших ГСД. И записать все ваши разговоры на магнитофон.

– А не слишком ли много вы хотите, мисс Луиза? – чуть не присвистнул Дик. – Эти работы находятся под контролем правительства и АНБ… Хотите провалить на выборах Ральфа Хилдбера? Ну что, угадал я? А? Мисс Луиза! И чем это он так насолил вам?

– Нам нужен не такой президент, – покраснела девушка; очевидно. Дик попал в самую точку. – У него замашки диктатора и вождя своей нации.

– А вам кто нужен?

– … Интеллигентный космополит.

– А, быть может, космополитический интеллигент? – рассмеялся Дик, наливая себе в бокал еще вина; его уже начал забавлять этот разговор с прехорошенькой юной террористкой.

Та дождалась, когда мистер Ричардсон прекратит ржать на все кафе, затем обиженно процедила:

– Ваши установки, ваши ГСД вмешиваются в ход избирательной кампании!

– Уже вмешались, мисс Луиза, или только собираются вмешаться? – снова улыбнулся Дик.

– Ну, как вам сказать… – замялась Луиза, опять вытирая платочком с веснушчатого носика пот; ей заведомо было жарко в этом парике. – Точных данных у нас пока нет. Но нам стало известно, что их хотят использовать каким-то образом в Техасе, в день голосования у них. У губернатора появились какие-то фургоны с обозначением частной телекомпании «Кей-кей-си». Мы проверяли, такой телекомпании нет. Но и не это главное, а то, что… – она прильнула к самому уху Дика и зашептала.

И он опять чуть не присвистнул на весь зал. Вот это авантюра! Вот это размах! Ай да Ральф! Ай да Хилдбер! Если, конечно, девица не обманывает его. Но, зная самого «Дже», он понял, что в сказанном юной боевичкой содержится как минимум процентов 90 правды. Вот это двойник! Такого даже и далекий предок, Петр Гарин, не имел! Вот это губернатор!..

– А если я не соглашусь? – спросил Дик, уже чувствуя всем нутром, куда он может втянуться, в какую волчью нору, в какой капкан, уже, наверное, выставленный на той опасной дорожке для таких любопытных интеллигентиков, как и он сам.

– Вы согласитесь, Дик, – сказала Луиза, положив свою нежную ручку на его руку. – Вас знает «Дже». Он уверен в этом. Еще он сказал, что отказаться – это ваше законное право. И пока он просит лишь об одном – взять с собой нашу аппаратуру. А там, в штате, на ваше усмотрение. Если вы найдете нужным воспользоваться нею, если вы найдете, что не все вам нравится в применении ваших ГСД, вы поступите так, как я вас просила.

Социалистка расстегнула лакированную сумочку, выложила на стол золотой мужской портсигар, рядом положила золотую мужскую зажигалку. Он молча смотрел на эти дорогие старинные громоздкие вещи и ждал, когда же юная бомбометательница вытащит какой-нибудь перстень, в котором вмонтирована вся принимающая и передающая телеаппаратура, все фотоаппараты и магнитофоны. Луиза, плутовато улыбнувшись, придвинулась ближе к нему и сказала:

– Вот и вся наша техника. Зажигалка – фотоаппарат с автоматической наводкой на резкость, пленка уже заряжена, четыреста кадров, работает бесшумно. Портсигар – магнитофон с двадцатью дорожками, работает восемь часов, запись производится с расстояния не более десяти метров. Качество записи всегда высокое.

Дик ошеломленно все еще глядел на эту доисторическую рухлядь. И он должен будет с ней работать, с этим всем и за пять метров видимым портсигаром; с этой примитивной газовой зажигалкой!..

Луиза снова захихикала, довольна, вероятно, произведенным эффектом. Он пытался улыбнуться, но это у него не получалось.

– Мы на это и рассчитывали, мистер Ричардсон, – сказала она тихо. – И никто в наше время не подумает, что в этих громоздких вещах спрятаны магнитофон и фотоаппарат. Так будет более безопасно для вас… Так сказал и сам «Дже».

Он прислушивался к ее певучему голоску, чуть заглушаемому саксофоном негра, и тоже уверовал, что не так уж эта затея и глупа.

– Но не могу же я все время прикуривать? – возмутился Дик.

– Вам и не нужно это делать, мистер Ричардсон. Вы можете просто вертеть зажигалку в руках. Это ни у кого не вызовет подозрения. Только слегка нажимайте вот здесь, на донышко, – рассказывала ему тонкости их ремесла Луиза, уже повеселев, догадавшись, что Дик берется выполнить их задание. – Разрешающая способность оптики очень высокая.

– Проявлять пленку будете вы?

– Да, если вы нам доверяете.

– У кого останется отснятый материал?

– Оригинал мы можем отдать вам, а сами снимем копии. Вас это устраивает?

– Да. Я хотел бы, чтобы оригинал был у меня, – ответил Дик, еще не зная толком, будет ли он вообще снимать и зачем ему понадобится оригинал пленки.

Юная террористка объяснила ему быстро работу портсигара-магнитофона, стала прощаться.

– Мне пора уходить, мистер Ричардсон, – как бы оправдывалась она. – Но мы вас найдем, если… – она замолчала, подыскивая подходящее выражение и опять вытирая вспотевший носик, – если вы благополучно вернетесь из Пенсильвании…

– Что вы имеете в виду, мисс Луиза? – насторожился Дик.

– Ну, как бы вам получше сказать. «Дже» просил передать, что это рискованно и очень опасно.

– Но я еду как представитель фирмы «Хименс и Электроника», а не как частное лицо. Кроме того, у меня будут документы из штаб-квартиры базы № 23, рекомендации лаборатории доктора Мак-Кея.

– Мы только на это и надеемся, мистер Ричардсон. Желаю вам удачи. До свидания… Возможно, вас будет кто-то подстраховывать из наших, так сказал «Дже». Но он еще не уверен в этом.