Текст книги "Тексты магии и магия текстов: картина мира, словесность и верования Восточной Азии"
Автор книги: А. Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Волна несколько стилизована, но все-таки представляется, что она изображена традиционно и похожа на распространенный в средневековом японском искусстве орнамент рю:суймон, «бегущей воды, волны»[16]16
Керамика 流水紋土器 рю: суймон доки. Например, изображение волны у Хокусая и на керамике рю: суймон обнаруживает сходство (Хокусай-но «ха» то дзё: мон доки ва гуру гуру удзумаки кё: цу: тэн [ «Волна» Хокусая и керамика периода Дзёмон имеют общие черты изображения водоворота] // Japan Waraku Magazine. https://intojapanwaraku.com/art/1546/).
[Закрыть], берущий начало в глубокой древности. Он встречается еще на керамических сосудах периода Дзёмон, а затем и на бронзовых колоколах дотаку [Иофан, 1974, с. 22]. Орнамент используется широко на тканях, керамике и т. п. Одна из версий его происхождения утверждает, что он связан с важнейшими элементами мировой орнаментики, таких как зигзаг (волна), меандр. Широкое распространение орнамента в островной стране вполне объяснимо, как и в морской древней Греции, где он часто встречается[17]17
Полагают, что орнамент «меандр» является одним из древнейших символов стихий, название связывают с гидронимом извилистой реки Меандра в Малой Азии (совр. Турции). См.: D&P Holding. Досье. Меандр. http://www.dpholding.ru/dosie/?action=photo&id=384.
[Закрыть].
Как показывает исследование, на картине нет ничего случайного. Возможно, вода в нижней части картины и огонь в верхней символизируют две из пяти стихий (у-син), основных категорий китайской философии, согласно которой вода побеждает огонь, в отличие от буддийских представлений о всепоглощающем, очищающем огне. Можно предположить также, что изображенная волна подчеркивает удаленное, островное положение Японии, на земле которой собрались три героя картины.
Изображение моря, волны, начиная с глубокой древности и по сегодняшний день, часто встречается как в японской письменной традиции, так и в изобразительном искусстве, что вполне естественно для островной культуры. Море жителями островов воспринималось неоднозначно, дуальность его восприятия в культурном коде, нам представляется, нашла отражение и в свитке.
Море символизировало удаленность Японии от материка с его высокой культурой. Однако жители островов научились преодолевать преграду, чем снискали уважение к себе при дворе китайского императора. В хронике китайской династии Тан в упоминаниях о прибытии японских посольств в 702 г. ко двору приводится повеление китайского императора: «Следует собрать пиршество в честь японских посланников, потому что их [послов] государство расположено далеко, но они все же прибыли, преодолев бурное, студеное море, чтобы преподнести дары ко двору»[18]18
Благодарю М. В. Грачева за помощь в поиске информации о приеме японских посольств в Китае.
[Закрыть] [Цюань Тан вэнь].
Жители островов осознавали море не только физически преодолимой преградой, но и своего рода транслятором информации. Несмотря на море или с его помощью на далекий архипелаг приходили различные идеи, верования, знания.
Следует отметить, что в творчестве Сиба Ко:кан образ волны, накатывающей, плещущей на берег, встречается довольно часто. В мировом искусствоведении распространена точка зрения, что картину художника «Вид побережья Ситиригахама в Камакура, провинция Сагами» (1796), первоначально написанную как вотивное, культовое изображение и вывешенную в святилище Атаго в городе Эдо, мог видеть Хокусай, и она оказала влияние на его знаменитую гравюру «Волна в Канагава». Ко:кан сделал в целом 12 подобных изображений и поднес их синтоистским святилищам. Т. Кларк подчеркивает, что данный жест эксцентричный художник сделал ради привлечения внимания людей к европейскому живописному стилю [Clark, 2017, p. 15]. Представляется, что здесь важны не только его стремления к популяризации западного стиля живописи, но и тот факт, что на картине он изобразил пейзаж одного из сакральных мест архипелага – морского побережья с видом горы Фудзи и священным островом Эносима. Существенно и то, что для экспонирования своих картин художник выбрал синтоистские святилища. Возможно, эта интерпретация покажется надуманной, но я все-таки решаюсь высказать предположение, что волна, изображенная на нашем свитке, – своего рода аллюзия на вотивное изображение кисти Сиба в святилище Атаго[19]19
Большие вотивные картины в рамах, называемые дайэма 大絵馬, начинают размещать в святилищах в эпоху Муромати (1336–1573) (Wikiwand. Ema. https://www.wikiwand.com/ja/%E7%B5%B5%E9%A6%AC).
Атаго-дзиндзя основан в 1603 г. по приказу Токугава Иэясу на холме Атаго в современном районе Минато города Токио, считается, что он был построен для защиты жителей города от пожаров. Главное божество, которому поклоняются в святилище, – Хомусуби-но ками, божество огня.
[Закрыть], посвященном защите жителей Эдо от пожаров.
Думается, что в свитке заложены и буддийские коннотации, не всегда явные, но дающие возможность предположить и такую концепцию: сейчас море приносит в Японию невиданные знания и изобретения Запада, но этому есть знаменательный прецедент – в древние времена море стало транслятором буддийского учения, принесенного из Индии через Китай. Об этом рассказывается, например, в легенде «Кондзяку моногатари» [Кондзяку моногатари, 1974, p. 27–29][20]20
Данная трактовка символики волны не появилась бы в статье, если бы не подсказка и помощь знатока японской литературы В. С. Сановича. В архиве недавно ушедшего японоведа был обнаружен черновой перевод приведенной легенды из «Кондзяку моногатари» (1077).
[Закрыть], изобилующей топонимами: один тэнгу[21]21
Тэнгу 天狗 (от кит. Тянь-гоу) – «небесная собака», в японской мифологии, фольклоре, народных верованиях тератологическое существо; изображается в виде мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом или клювом и крыльями (в волшебной сказке летает с помощью взмахов чудесного веера), в одежде горного волшебника (ямабуси); наделен огромной силой, враждебной плодородию [Мифы народов мира, 1982, с. 536].
[Закрыть], находясь в Индии, услышал в звуках отдаленных волн декламацию буддийской сутры и решил выяснить, где же находятся такие волны, помешать произнесению сутры. На всем пути, пока он летел из Индии, – над Китаем и над Японским морем, над гаванью Хаката, что на Цукуси, над заставой Модзи, над провинциями и реками, он все время по мере приближения слышал усиливающиеся звуки буддийской сутры, пока не достиг озера Бива в провинции Ооми и у подножия горы Хиэй не обнаружил Четырех Небесных Царей (Ситэнъо:)[22]22
Ситэнъо: 四天王 – Четыре Небесных Царя, охраняющих стороны света. Согласно буддийской космологии, они пребывают на склонах горы Сумеру. В трактовке легенды можно увидеть присущую японскому религиозному комплексу традицию «переносить» локализацию буддийских героев и сюжетов на территорию Японских островов.
[Закрыть], охранителей закона Будды, сидящих на берегу ручья вместе со своими служителями. Вода ручья и была источником звуков, услышанных им издалека. Цари сказали, что источник поет священный текст, поэтому охраняется как священное место для ученых монахов горы Хиэй. Тэнгу затем перерождается в облике человека и становится настоятелем монастыря Дзё: додзи[23]23
Дзё: додзи – один из буддийских храмов на территории монастыря Энрякудзи на горе Хиэй в Киото, основан в конце VIII – начале IX в. монахом Сайтё: (767–822).
[Закрыть]. Возможно, эта история послужила Сиба материалом для сравнения двух мощных потоков культурного заимствования.
Занимаясь западными науками, Сиба Ко:кан, подобно другим деятелям рангаку, подчас критически относился к буддизму и конфуцианству. Он критиковал конфуцианцев и буддистов за недостаток научных знаний: «…если некто не знает естественных наук, как он может делать вид, что знает что-то другое…» [French, 1974, p. 148], однако известно, что последние годы жизни он провел в дзэнском монастыре Энгаку-дзи в Камакура. Только к божествам ками Ко:кан относился более благосклонно, он писал: «Наша [страна] это Страна Богов, и в ней не может быть никакого иной веры, чем Синто:» [Ibid.].
В главной, центральной части свитка изображена встреча за столом трех ученых-мудрецов Японии, Китая и Запада. На аналогию в изображении представителей трех культур с иллюстрацией к известной китайской притче «Три мудреца пробуют уксус» обращается внимание в аннотации аукциона Кристи [Christie’s auction, 2001].
Рис. 3. Три мудреца. Фрагмент свитка Сиба Ко:кан «Встреча трех мудрецов Японии, Китая и Запада»
Напомним краткое содержание притчи. Трое великих мудрецов Кун-цзы (слева), Будда (в центре) и Лао-цзы (справа) стоят вокруг бочки с уксусом и пробуют его на вкус. У Кун-цзы кислое выражение лица, у Будды – горечь на челе, и лишь Лао-цзы улыбается. Уксус в данном случае трактуется как символ жизни / жизненной силы[24]24
Одно из значений иероглифа 酢 – благодарение (богам) [БКРС, 1983, с. 745]. Ритуалы благодарения богам исполнялись с приношениями и возлияниями вина. Вероятно, уксус как производное от вина сохранил его сакральность и символику.
[Закрыть]. Конфуцию уксус показался кислым, потому что в нынешнее время человек на земле перестал следовать Пути Неба, которому следует вся вселенная. Для Будды вкус был горьким, жизнь на земле наполнена привязанностями и желаниями, которые вели к страданиям. Один лишь Лао-цзы был вполне удовлетворен вкусом, ведь он рекомендовал не отворачиваться от действительности, от «бренного мира», советовал слиться с ним. С точки зрения даосов, горечь и разочарование исходят от неблагодарного ума.
В рассматриваемом нами свитке и его возможном китайском прообразе акценты расставлены по-разному. В традиционных иллюстрациях к притче центральной фигурой является Будда, часто он изображался крупнее двух других мудрецов. На нашем же свитке немного крупнее изображен японец. Традиционно у бочки с уксусом все три фигуры расположены, не находясь в сколько-нибудь выраженной близости между собой или обособленности друг от друга. В то время как на нашем свитке японец и европеец сидят близко друг к другу, а китаец несколько в стороне.
Сюжет притчи «Три мудреца пробуют уксус», вероятно, был популярен в Японии на протяжении веков и стал элементом культурного кода японцев. Великий Сэссю: (1420–1506) в триптихе «Три вероучения и Лотосовый пруд» (Санкё: хасу икэ)[25]25
拙宗等揚筆 三教・蓮池図 Juemon-blog-achives. Sesshu. https://juemon.com/blog/archives/4927
[Закрыть] также изобразил этот сюжет, несколько изменив композицию китайской версии. Он расположил Будду и Лао-цзы сидящими рядом, а Конфуция не только напротив них, но на расстоянии от обоих, спиной к зрителю и смотрящим в сторону. Помимо того, художник усилил буддийскую составляющую двумя дополнительными частями с изображением лотосов, священного цветка буддизма, символизирующего мудрость, духовную чистоту, просветление и нирвану. Представляется, в этом триптихе буддийский монах Сэссю: выразил преклонение перед буддизмом – учением, с его точки зрения, не сопоставимым с другими духовными концепциями. Думается, что автор свитка скорее мог рассматривать в качестве прототипа триптих Сэссю:, чем китайские иллюстрации.
Представления жителей Японских островов о триаде расширились благодаря привнесенным материковым религиозным учениям, что позволило трактовать триаду уже в рамках многосоставного полирелигиозного комплекса. Пожалуй, одной из наиболее распространенных интерпретаций было проецирование буддистской триады на троицу «родных божеств», а одним из первых религиозно-философских обоснований, посвященных «соотношению трех заимствованных религиозно-философских учений (буддизму, конфуцианству и даосизму)», было сочинение монаха Ку:кай «Три учения указывают и направляют» (797) [Кукай, 2005]. Любопытно, что еще один этап переосмысления триады, вероятно, произошел в период заимствования, начиная с XVI в., достижений западной культуры, но не под влиянием христианства, которое было принято не везде и не полностью, а главным образом европейской научной мысли. Думается, что наш свиток и является примером этого переосмысления. Тем более что со временем под влиянием новых научных, идеологических и иных предпочтений изображение продолжает изменяться.
Представляется, даже при условии, что мы не знаем, впервые ли сюжет о встрече представителей трех культур был изображен на рассматриваемом свитке, идея именно такого состава, видимо, присутствовала в японской культуре по меньшей мере в XVIII в. Позже, в середине XIX в., тот же состав участников, но в измененном виде и более узком аспекте, а именно в медицине, встречается на свитке «Портреты четырех основателей медицины»[26]26
医道四祖画象. На свитке изображены в верхнем ряду Оонамути-но микото и Сукунабикона-но микото – два божества устроителя земли, которые, согласно «Нихон сёки», «силы объединив, сердца воедино слив, установили способы лечения болезней». В нижнем ряду – Гиппократ (около 460–370 гг. до н. э.), древнегреческий врач и философ, «отец медицины», и Шэнь-нун (Яньди, Яован), один из важнейших культурных героев китайской мифологии, покровитель земледелия и медицины. Свиток датируется 1850 г. Исследователи связывают его с княжеством Накацу в провинции Будзэн (совр. преф. Оита), известным изучением и практическим освоением методов западной медицины в период Токугава [Оита рангаку дзисё, 2005, с. 54]. Изображением «Четырех основателей медицины» поделилась с автором А. М. Дулина.
[Закрыть] Японии, Китая и Европы. При том что в свитке Сиба Ко:кан медицинский аспект был также представлен анатомическим атласом, раскрытым на столе перед европейцем, букетом лекарственных растений рядом с китайцем и белой змейкой – даосским символом бессмертия – на руке японца. Подобное внимание к медицине видится вполне логичным, поскольку именно медицина была одним из главных поворотных пунктов, с которых началось постижение западной культуры в Японии.
Вернемся к нашему свитку. Центральной фигурой собравшейся за столом компании является японец, и не только потому, что он расположен в центре и написан несколько крупнее двух других персонажей, его выделяет и тщательность изображения. Историки искусства отмечают, что лицо японца нарисовано исключительно реалистично и, возможно, это портрет хорошо знакомого художнику человека, в то время как изображения китайца и европейца скорее являются собирательными образами ученых людей в Китае и на Западе, не имеют конкретных прототипов [Delightful Pursuits…, 2002, p. 196].
На свитке изображен молодой человек знатного происхождения, о чем свидетельствует парадное темно-синее катагину[27]27
Катагину 肩衣 – безрукавка с преувеличенными плечами, элемент одежды самурая эпохи Эдо.
[Закрыть] с фамильными гербами белого цвета, черное кимоно, вероятно, обозначающее важность момента встречи, веер и белая змейка, обвивающая правую руку, которая лежит на навершии складного веера суэхиро. Белая змейка на правом запястье, вероятно, отсылка к древним верованиям. Согласно даосским представлениям, белая змея – символ бессмертия и мудрости. Белая змея также являлась символом богини Бэндзайтэн, одного из Сити фукудзин – «Семи богов счастья»[28]28
Бэндзайтэн 弁財天 – богиня, одна из семи богов счастья, удачи Сити фукудзин, богиня богатства, искусств и любви. Ведет происхождение от индийской богини Сарасвати, согласно «Ригведе» победившей трехглавого Вритру (Ахи), часто изображается в окружении змей. Второй иероглиф в японском написании имени богини 財«богатство/деньги» недвусмысленно указывает на то, что она дарует финансовую удачу.
[Закрыть]. Левая рука японца спокойно лежит на столе.
Герб (яп. мон), даже если он не связан с изображенным японцем, надо думать, принадлежит вассалу одного из самых просвещенных кланов того времени. Примечательно, что владения рода располагались на северо-востоке архипелага, а не на юго-западе, где вокруг Нагасаки сконцентрировалась наиболее просвещенная, «прозападная» часть японских интеллектуалов. Наиболее вероятное исходное изображение герба могло соответствовать двум кланам – Исиока-хан и Исикура-хан. Владение Исикура располагалось в провинции Кодзукэ (совр. преф. Гумма), однако сведения о клане, имевшем данное владение, весьма неопределенные[29]29
Благодарю А. А. Речкалову, редкого специалиста в японской геральдике, за помощь в определении герба на катагину и А. М. Горбылева – за информацию о кланах Исиока石岡藩и Исикура 石倉藩.
[Закрыть]. Род Исиока владел землями Футю: в провинции Хитати (совр. преф. Ибараки), включенными в более крупное владение Мито, принадлежавшее одной из трех ветвей Токугава [Большой словарь княжеств нового времени, 2006, с. 329–330]. Второй даймё: Мито Токугава Мицукуни в 1657 г. создал Сё:ко:кан
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
