Текст книги "Сталинградская битва"

Автор книги: А. Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 45 страниц)

В послевоенный период бывшие гитлеровские генералы создали по этому вопросу, как и по многим другим, удобное для них толкование исторических фактов. Вся трагедия немецко-фашистских войск заключалась, оказывается, в том, что Гитлер не видел или во всяком случае своевременно не понял опасности, угрожающей флангам сталинградской группировки. Цейтцлер, так же как и Дёрр, Типпельскирх, Бутлар, Гудериан{31} и подобные им историки войны, пытается представить события таким образом, что, в то время как командование на фронте и руководящие деятели германского генерального штаба сухопутных сил ясно видели опасность контрнаступления советских войск, верховный главнокомандующий допустил и в этом отношении грубый просчет. Надуманность такого объяснения очевидна. Прежде всего необходимо иметь в виду, что потенциальная опасность советского контрнаступления учитывалась, конечно, как Гитлером, так и в целом нацистским верховным командованием. Г. Дёрр, например, сам же упоминает, что уже в директиве No 41 ОКВ от 5 апреля 1942 г. "говорилось о том, что в ходе наступления необходимо не только обращать серьезное внимание на надежное обеспечение северо-восточного фланга войск, участвующих в операции, но и немедленно начать оборудование позиций на Дону. При этом большое значение следует придавать созданию мощной противотанковой обороны. Позиции должны быть оборудованы с самого начала с учетом возможного использования их зимой"{32}. Логика борьбы под Сталинградом во многом нарушила намерения немецкого верховного командования и в отношении необходимых мер безопасности в ходе наступления.

"Битва под Сталинградом поглощала все больше сил",– признает Г. Дёрр{33}, и именно это обстоятельство заставило противника ослаблять фланги своей группировки, чтобы бросать наиболее боеспособные дивизии в упорные и кровопролитные бои на улицах города.

Гитлер и немецкие генералы, как и в 1941 г., просчитались в оценке сил противостоящего им летом и осенью 1942 г. на Восточном фронте противника, и это было главным. Существенным является и выяснение вопроса о том, обнаружило или, наоборот, просмотрело германское верховное командование подготовку контрнаступления Красной Армии. Г. Дёрр утверждает, что еще с конца сентября "командующий войсками фронта и новый начальник генерального штаба сухопутных сил{34} требовали прекращения операций", так как у порога стояла зима и "уже тогда были заметны признаки большого контрнаступления русских"{35}. Через месяц после этого, пишет он, в конце октября и "Гитлер открыто признал, что опасность, которую он уже давно предчувствовал, надвигается. Однако он полагал, что главный удар русскими будет нанесен по позициям, занимаемым итальянцами, в то время как командование группы армий ,,Б" считало, что наиболее угрожаемой является полоса, занимаемая 3-й румынской армией"{36}.

Нельзя не видеть, что в рассуждениях Г. Дёрра и других бывших гитлеровских генералов по поводу рассматриваемых событий существует противоречивость, а также прямое извращение исторических фактов.

Г. Дёрр в самом выгодном свете представляет германский генеральный штаб, который якобы правильно оценивал оперативно-стратегическую обстановку под Сталинградом. Цейтцлер также искажает историю, описывая свою деятельность в качестве начальника генерального штаба сухопутных сил. Можно ли поверить в правдоподобность версии о том, что руководящие деятели этого штаба предвидели готовящееся контрнаступление Красной Армии? В опубликованных материалах личного архива фельдмаршала Паулюса приводится приказ Цейтцлера как нового начальника генерального штаба сухопутных войск. Содержание этого приказа было следующим: "Русские уже не располагают сколько-нибудь значительными резервами и больше не способны провести наступление крупного масштаба. Из этого основного мнения следует исходить при любой оценке противника"{37}. Таким образом, документы и свидетельства Паулюса не подтверждают рассуждения Г. Дёрра, Цейтцлера и других западногерманских авторов относительно того, что германский генеральный штаб предвидел опасность коренного изменения обстановки на фронте.

Все сказанное выше и прежде всего объективный анализ действий противника позволяют сделать вывод, что и глубокой осенью 1942 г. нацистское главное командование продолжало исходить из ранее поставленной цели. В этом отношении Гитлер и германский генеральный штаб были едины. Они продолжали упорствовать в стремлении захватить Сталинград и Кавказ. В середине ноября, как пишет Паулюс, Гитлер прислал следующую телеграмму: "От испытанного командования 6-й армии и ее генералов, а также от ее войск, так часто проявлявших храбрость, я ожидаю, что при напряжении последних сил будет достигнут берег Волги на всем протяжении города Сталинграда и этим самым создана важная предпосылка для обороны этого бастиона на Волге"{38}.

Верховное командование вермахта считало наиболее вероятным наступление Красной Армии зимой 1942/43 г. на западном стратегическом направлении. Опасность такого наступления на южном направлении оно стало обнаруживать лишь в начале ноября.

Несколько иначе, как нам представляется, следует рассматривать вопрос относительно оценки обстановки на фронте командованием немецко-фашистских войск под Сталинградом. Едва ли есть достаточные основания для полного отрицания имевшихся в этом вопросе разногласий между командованием 6-й армии и группы армий "Б", с одной стороны, и, с другой – главным командованием сухопутных сил и ОКВ. В упоминавшихся выше документах фельдмаршала Паулюса имеется следующая запись: "С середины октября 1942 г. наземной и воздушной разведкой наблюдалось усиленное передвижение русских войск в район севернее Клетская – Серафимович к фронту 3-й румынской армии. Это передвижение происходило главным образом из района перед северным участком 6-й армии между Сталинградом и Доном. Одновременно отмечалось движение в районе восточнее Сталинграда в южном и юго-западном направлениях к фронту 4-й танковой армии. Эти передвижения нами расценивались как подготовка большого наступления, первой целью которого предположительно было окружение немецких сил, ведущих бои в излучине Дона и восточнее Дона в районе Сталинграда. Об этих соображениях было доложено штабу группы армий ,,Б" (фельдмаршалу барону фон Вейхсу) и постоянно посылались сообщения о проводимых наблюдениях. При этом неоднократно указывалось на слабость соседних войск союзников в отношении личного состава и техники{39}, особенно отмечалось недостаточное оснащение румын противотанковым оружием и артиллерией, и на существующую в связи с этим опасность при большом наступлении противника.

В качестве предварительного мероприятия по усилению обороны в конце октября за левым флангом армии (11-й армейский корпус) была расположена смешанная группа, состоявшая в основном из танкоистребителей, для использования на правом фланге румынских войск. 12 ноября сюда была подтянута и подчинена 11-му армейскому корпусу также 14-я танковая дивизия (без стрелковых и артиллерийских частей, которые вели еще бои под Сталинградом).

Несмотря на донесения о подготовке русских к наступлению, ОКХ приказало продолжать наступление для захвата Сталинграда вопреки возражениям командующего 6-й армией. Это помешало выводу всех частей 14-го танкового корпуса, который был запланирован и подготовлен армией"{40}.

Конечно, к этим послевоенным высказываниям Паулюса следует относиться критически, имея в виду заинтересованность их автора в положительной трактовке действий командования 6-й немецкой армии. Факт тот, что армия не была подготовлена к обороне, и от Паулюса это зависело в большей мере, чем об этом потом сказал ее бывший командующий. Вместе с тем нельзя не учитывать, что в данном случае воспоминания Паулюса в существенных моментах совпадают с высказываниями Г. Дёрра{41}, И. Видера, X. Шейберта, Г. Шретера{42} и других.

Особого внимания заслуживают написанные сравнительно недавно воспоминания В. Адама, участника событий из лагеря врага, ставшего на новые позиции и стремящегося объективно показать ход борьбы в Сталинграде. Он, в частности, приводит беседу с Паулюсом, состоявшуюся после возвращения Адама из отпуска приблизительно 17-18 октября 1942 г.:

"Я пробыл у Паулюса долго. Он не прерывал меня. Я рассказал ему и о том, что мне много раз довелось слышать в Германии: ,,Командующий 6-й армией быстро справится с русскими, тогда войне придет конец".

Паулюс устало улыбнулся.

– Это было бы хорошо, Адам, но пока мы от этого очень далеки. Главное командование по-прежнему относится пренебрежительно к нашим предупреждениям относительно северного фланга. Между тем положение стало сейчас еще серьезнее. Несколько дней назад я получил от 44-й пехотной дивизии тревожные донесения о положении в северной излучине Дона. Происходит переброска больших групп советских войск с востока на запад, они концентрируют части на этом участке. О том же сообщает 376-я пехотная дивизия. Видимо, противник готовится нанести удар с глубоким охватом нашего фланга. А у меня нет сил, которые я мог бы противопоставить смертельной угрозе. Наши дивизии истекают кровью в Сталинграде. Главное командование сухопутных сил, с одной стороны, не разрешает мне приостановить наступление на город, а с другой – не дает затребованные мною три новые боеспособные дивизии. Нам дали только пять саперных батальонов, как будто они в состоянии взять город"{43}.

Однако если даже командование противника под Сталинградом осенью 1942 г. стало замечать признаки готовящегося наступления советских войск, то ни о масштабах его, ни о времени оно не имело ясного представления. Находящееся далеко от фронта главное командование немецко-фашистских войск оказалось еще менее способным правильно оценить истинные размеры опасности, угрожавшей его сталинградской группировке. Оно не смогло определить ни времени перехода советских войск в наступление, ни состава ударных группировок, ни направления их ударов.

Вынужденный переход от наступления к обороне под Сталинградом требовал, однако, принять меры для укрепления положения немецко-фашистских войск, которые по воле германского главного командования должны были удерживать позиции на Волге. Развитие борьбы заставило противника сконцентрировать главные и наиболее боеспособные силы непосредственно в районе Сталинграда. При огромной разбросанности фронта борьбы на сталинградском направлении это привело к ослаблению флангов группы армий "Б". Делая ставку на взятие Сталинграда во что бы то ни стало и назначая все новые и новые сроки для этого, гитлеровское командование, израсходовав в этих попытках свои резервы, практически лишилось возможности радикально упрочить положение своих войск. В середине ноября противник имел на сталинградском направлении в качестве оперативных резервов всего шесть дивизий, которые были разбросаны на широком фронте.

В этой обстановке командование группы армий "Б" стало выводить некоторые дивизии в резерв, намереваясь перегруппировать войска 6-й и 4-й танковой армий, чтобы создать более глубокое оперативное построение и укрепить фланги своей группировки. В резерв были выведены и подчинены 48-му танковому корпусу{44} 22-я немецкая танковая дивизия в районе Перелазовского и 1-я румынская танковая дивизия – за 3-й румынской армией на рубеже р. Чир в районе Чернышевская. Южнее Сталинграда в район восточнее Котельниково еще в начале октября прибыла 4-я румынская армия (первоначально ее дивизии входили в состав немецкой 4-й танковой армии) с целью укрепить правый фланг сталинградской группировки фашистских войск.

Принимаемые немецко-фашистским командованием меры были запоздалыми и недостаточными. Это свидетельствовало, во-первых, об истощении сил, брошенных фашистской Германией летом 1942 г. в наступление на Сталинград и Кавказ, и, во-вторых, о том, что подготовка контрнаступления Красной Армии под Сталинградом, по существу, так и не была в достаточной мере раскрыта противником. Это явилось результатом тех мер, которые были приняты Советским Верховным Главнокомандованием,. командованием Сталинградского, Донского и Юго-Западного фронтов, и большого искусства участвующих в подготовке к контрнаступлению войск.

Генерал-полковник Иодль, начальник штаба оперативного руководства ОКВ, впоследствии признал полную неожиданность советского наступления для фашистского главного командования. "Мы полностью просмотрели сосредоточение крупных русских сил на фланге 6-й армии (на Дону). Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе. Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесен удар большой силы, имевший решающее значение"{45}. Фактор внезапности на этом важном этапе борьбы имел большое значение в ходе дальнейшего развития событий.

Переброска советских войск в район Сталинграда происходила с преодолением больших трудностей, что обусловливалось слабым развитием железнодорожной сети в районе севернее Сталинграда и в Заволжье, наступившей осенней распутицей, а также воздействием авиации и артиллерии противника на переправы через Волгу. Вражеская авиация наносила удары и по железнодорожным коммуникациям, ведущим к Сталинграду. Войска и грузы, предназначавшиеся для Юго-Западного и Донского фронтов, направлялись по линии Балашов-Поворино-Саратов– Иловля, а для Сталинградского фронта – по линии Урбах-Баскунчак– Ахтуба (левобережье Волги). ГКО, учитывая важность этих коммуникаций, требовал проведения энергичных мер по восстановлению разрушаемых вражеской авиацией железнодорожных путей, мостов и станций а также строительства новых линий. За время с октября 1942 г. по февраль 1943 г. построено было шесть железнодорожных веток протяженностью около 1160 км и восстановлено 1958 км пути, 293 железнодорожных моста. Объем воинских перевозок в район Сталинграда в сентябре составлял 22 292 вагона, в октябре ~ 33 236, а в ноябре – 41 461 вагон{46}. Но этого было недостаточно. Некоторым частям и соединениям приходилось следовать в районы сосредоточения из-под Астрахани и Камышина походным порядком, за 300-400 км.

В полосе действий 64, 57-й и 51-й армий переправы через Волгу работали в девяти районах. В "Отчете об инженерном обеспечении наступательной операции 57-й армии" указывается, что оборудованные и обеспеченные плавсредствами переправы для войск армии имелись в Татьянке, Светлом Яре, Каменном Яре, Солодниках. Из этого же документа видно, что идущие для усиления 57-й армии части в ряде случаев прибывали в районы переправ с опозданием, достигавшим 10-11 суток{47}. Так, 11 ноября к переправам Татьянка и Светлый Яр подошли тогда танковые полки 13-го танкового корпуса{48}. Однако здесь переправа обслуживалась паромами ПАП и Н-2-П, и в условиях начавшегося ледостава переправить на них тяжелую технику нельзя было{49}. Поэтому, конечно, подходившие части 13-го танкового корпуса стали переправляться только в Светлом Яре, где в качестве плавсредств действовали металлические баржи: "No 35"-бывшая землечерпалка и "Ржавка" – нефтеналивная. Буксирами барж были пароходы "Самара", "Громобой" и "Краснофлотец". Так как части 13-го танкового корпуса подошли к переправе в полном составе, а, кроме них, надо было перебросить для находящихся на правом берегу войск боеприпасы, зимнее обмундирование, продовольствие и маршевые роты, решено было танки переправлять на барже ""No 35", автотранспорт-на барже "Ржавка", людей распределять на баржи одновременно с транспортом, а во время погрузки барж перевозить пароходом "Громобой", который брал на себя до 600 вооруженных человек. Это позволяло не задерживать переправу личного состава. Переправа боеприпасов и других грузов также производилась одновременно с переправой танков и автомашин. Для того чтобы не было простоя барж, были созданы большие погрузочно-разгрузочные команды, которые с работой вполне справились. К 17 ноября 1942 г. танковые полки 13-го танкового корпуса были переброшены на правый берег{50}.

До 15 ноября переправы работали только ночью, а в последующие несколько дней, когда потребовалось ускорить сосредоточение войск, переправа производилась и днем.

В упоминавшемся отчете об инженерном обеспечении 57-й армии говорится: "Несмотря на большое скопление на левом берегу мотопехоты и танков, маскировавшихся в лесу левого берега, разведывательные самолеты противника переправлявшихся войск не обнаружили и бомбежки переправ не было. На Светлый Яр было сброшено 15 бомб. Татьянка бомбежке совсем не подвергалась"{51}.

Дезориентации противника способствовало и то, что в это время на обоих берегах реки находилось эвакуируемое со своим имуществом из Сталинграда гражданское население. Эвакуация была закончена только 15 ноября{52}.

Переправа через Волгу у Татьянки работала только днем отдельными понтонами, буксируемыми катерами, так как паромы при ледоставе действовать не могли{53}. Шесть понтонов работали с тремя буксирами: катером "No 52" в 12 л. с., "Колыма" – 18 л. с. и "БМК-70". "Днем они проходили через реку между льдинами по разводьям, а ночью этого делать не было возможности. Все же ежедневно эта переправа перевозила до 170 тонн боеприпасов и прочих грузов"{54}.

К исходу 19 ноября все части, следовавшие для включения в состав 57-й армии (13-й танковый корпус и артиллерийские полки), были переправлены на правый берег Волги.

Переправы в Каменном Яре и Солодниках в начале ноября были в распоряжении 57-й армии, а с 15 ноября перешли к 51-й армии. "Эти переправы работали нормально в том смысле, что предусмотренное по плану было переброшено на другой берег почти вовремя"{55}.

На северо-западе от Сталинграда в районе Среднего Дона советские войска на широком фронте нависали над левым флангом сталинградской группировки противника. Так, общая ширина фронта 21-й армии, который перерезался р. Дон, составляла около 42 км. Плацдарм на правом берегу имел глубину от 0,5 км (севернее Распопинской) до 12 км (в районе Серафимовича){56}. Наличие этого плацдарма являлось решающим для наступательной операции ударной группировки Юго-Западного фронта. По характеру местности правый берег повсеместно возвышается над левым. Вместе с тем он открыт, перерезан множеством балок, оврагов и имеет твердый грунт. Левый берег, наоборот, низменный, с множеством озер, болот и лесных масок, что способствовало скрытому сосредоточению войск и их маскировке. Однако ближайший войсковой тыл на глубину от 10 до 20 км представлял собой сыпучие пески, лишенные воды, жилья, растительности и дорог. Отсутствие в этой полосе достаточного числа населенных пунктов и лесных массивов затрудняло маскировку войск при подходе к р. Дон и облегчало действия вражеской авиации. Состояние дорог требовало постоянных больших усилий для обеспечения движения транспорта.

Плацдарм в районе Серафимовича обладал наибольшей глубиной, что давало возможность иметь здесь переправы вне досягаемости артиллерийского огня врага. Вместе с тем окружающая местность позволяла иметь достаточный обзор, обстрел и наблюдение в сторону противника. Условия для маневрирования войск были наиболее благоприятными. Остальные участки плацдарма обладали меньшей глубиной{57} и располагались преимущественно на скатах, обращенных в сторону советских войск. Достаточного обстрела и наблюдения отсюда не было, но тем не менее здесь имелись лучшие условия для маскировки. Дон в районе Клетской делает глубокую излучину к югу, что создавало весьма выгодное положение для нанесения удара в юго-западном направлении, во фланг и тыл румынской группировке войск противника, оборонявшейся северо-западнее Клетской.

Подходившие резервы для ударных группировок Юго-Западного и Донского фронтов сосредоточивались в основном на плацдармах правого берега Дона, в районах Усть-Хоперского, Серафимовича, Клетской, Сиротинской, Трехостровской. Подготовка операции, как и плацдармов южнее Сталинграда, здесь во многом зависела от наличия и состояния переправ через реку, а также самой организации переправы войск. К началу ноября 1942 г. в полосе Юго-Западного фронта на Дону имелось 15 мостов и 18 паромов грузоподъемностью от 3 до 60 т, а в полосе Донского фронта – пять мостов и три парома{58}. В "Описании ноябрьско-декабрьской операции войск 21-й армии в 1942 г." указывается: "...р. Дон к началу операции имела те особенности, что благодаря поздней осени нельзя было организовать переправы ни по-летнему, ни по-зимнему. Река уже покрылась тонким слоем льда, который нужно было расчищать для паромных переправ и наводки понтонных мостов. Ледяные переправы можно было использовать только для пеших, гужтранспорта и автомашин порожняком, так как лед еще не окреп"{59}.

Инженерными частями была организована тщательная разведка грунта реки, крутизны берегов и скрытых путей подхода к переправам в районах выгрузки на противоположном берегу. В течение нескольких месяцев командование уделяло серьезное внимание вопросам создания переправ.

Инженерные войска занимались постройкой на широком фронте мостов и переправ действительных и ложных. При постройке мостов ощущалась острая потребность в строительных материалах. Работа проводилась под воздействием вражеской авиации, а в отдельных районах и артиллерийского огня противника. Песчаный грунт требовал много времени для приведения в порядок подводящих к переправам дорог.

Перед началом контрнаступления войска 21-й армии имели следующие переправы через р. Дон: в районе Затонского – пешеходный мост и мост под грузы в 16 т; в районе Серафимовича – пешеходный мост, паромную переправу под грузы в 12 т, мост под грузы в 30 т, ложный мост в районе Бобровского 2-го и ледяную переправу для гужевого транспорта; в районе Ластушинского – паромную переправу под грузы в 50 т, мост под грузы в 30 т и паром под грузы в 16 т; в районе западнее Орловского – мост под грузы в 8 т; в районе Старо-Клетско-го – мост под грузы в 8 т, паром под грузы в 70 т и паром под грузы в 30 т; в районе Нижне-Затонского – комбинированный мост под грузы в 16 т, мост под грузы в 8 т, комбинированный мост под грузы в 30 т, паром под грузы в 30 т; в районе Саринского – паром под грузы в 30 т. "Это количество наведенных переправ и построенных мостов позволило в короткий срок закончить переправу всей массы войск и техники и обеспечить их нормальное питание"{60}.

Основные переправы 21-й армии через Дон к началу операции были у Серафимовича, Ластушинского и Нижне-Затонского. В районе Серафимовича переправа прикрывалась зенитными средствами.

Целеустремленная и огромная по своим масштабам работа по переброске войск, вооружения и боевой техники проводилась в условиях строгой секретности. Специальной директивой начальника Генерального штаба категорически воспрещалось вести переписку и телефонные переговоры по вопросам, связанным с подготовкой операции. Все распоряжения на этот счет отдавались в устной форме и лишь непосредственным исполнителям.

Сосредоточение войск под Сталинградом{61} и перегруппировка их внутри фронтов производились только в ночное время при соблюдении жестких мер маскировки. Об этом свидетельствуют многочисленные документальные данные и воспоминания участников событий. В качестве одного из примеров укажем на сосредоточение в составе ударной группировки Юго-Западного фронта 5-й танковой армии. В соответствии с приказом Ставки эта армия передислоцировалась из состава Брянского фронта в район Сталинграда. Начав перевозку по железной дороге с 20 октября 1942 г., части армии и части усиления к 6 ноября, после завершения 120-километрового марша со станции разгрузки, закончили сосредоточение на северном берегу Дона{62}. Генерал А. Г. Родин, командовавший тогда 26-м танковым корпусом этой армии, впоследствии в своих воспоминаниях писал: "Внезапность обеспечивалась со всей тщательностью и строгостью. При отправке эшелонов по железной дороге даже начальники их не знали пути следования и станции назначения. Сосредоточение частей после выгрузки происходило только ночью, на день все движение останавливалось и тщательно маскировалось. Задачу знал определенный круг лиц"{63}.

В "Отчете о боевых действиях 5-й танковой армии за ноябрь-декабрь месяцы 1942 г." указывается на скрытое размещение войск в районах сосредоточения. Все автоперевозки производились только в ночное время и без света фар. Выдвижение соединений в исходный район также происходило только в ночное время{64}. "Анализируя этап подготовки к операции и развертывание армии на Усть-Хоперском плацдарме,– говорится в этом документе,– следует сказать о том, что основная группировка ударных сил армии противником была не разгадана и, как показали дальнейшие бои, ввод большой массы танков для противника являлся неожиданным"{65}.

О скрытности готовящейся операции и некоторых других ее сторонах пишет в своих воспоминаниях Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. "Меня в те дни мучил вопрос: знало ли гитлеровское командование что-либо о нашей подготовке к наступлению? По всем данным нашей наземной и воздушной разведки, противник ни о чем не догадывался.

Мы следили за врагом во все глаза. Наблюдение велось круглосуточно. Непрерывно работала звукометрическая разведка, которая выявляла вражеские артиллерийские и минометные батареи. С воздуха шло систематическое фотографирование расположения противника, особенно тех районов, где намечался прорыв его обороны. Генералы-артиллеристы часами просиживали за стереотрубами на наблюдательных пунктах.

Мы часто встречались с А. М. Василевским, который был здесь представителем Ставки. Обменивались впечатлениями, советовались, как лучше строить работу.

А. М. Василевский систематически докладывал в Ставку о ходе подготовки операции, я же делал это по мере надобности, но Ставка часто сама вызывала меня и засыпала множеством вопросов. Верховное Командование настойчиво требовало усилить меры скрытности и маскировки войск, и в частности артиллерии, чтобы наше наступление было полной неожиданностью для противника. Ставка обязала на направлениях главных ударов при прорыве обороны противника создать такие группировки войск, чтобы было достигнуто по крайней мере тройное превосходство над врагом. Много раз пришлось считать и пересчитывать наши силы, в особенности группировки артиллерии, чтобы такое превосходство было действительно обеспечено.

Глубина прорыва для ударной группировки войск Юго-Западного фронта намечалась в 120 километров, а для ударной группировки войск Сталинградского фронта – до 100 километров. Развивать успех необходимо в высоких темпах с тем, чтобы за 3-4 суток завершить окружение вражеских войск. В этой обстановке наша артиллерия, тесно взаимодействуя с авиацией, должна нанести сокрушительные удары на всю оперативную глубину обороны врага, проложить своим огнем путь подвижным оперативным соединениям – трем танковым, двум механизированным и трем кавалерийским корпусам, а зенитчики были обязаны надежно прикрыть их от воздушного противника"{66}.

Искусную подготовку советских войск к контрнаступлению отмечает среди многих других зарубежных авторов и англичанин А. Верт. "Приготовления к наступлению,– пишет он,– потребовали огромных организационных усилий и были проведены с соблюдением величайшей секретности. Так, в течение нескольких недель перед наступлением всякая почтовая связь между солдатами трех фронтов и их семьями была прекращена. Хотя немцы бомбили железные дороги, ведущие к району севернее Дона, они не имели ясного представления о том, какое количество техники и войск доставлялось (главным образом по ночам) в район к северу от Дона и на два основных советских плацдарма в излучине Дона. Немцы никогда не предполагали, что советское контрнаступление (если оно вообще будет предпринято) может принять такие широкие масштабы. Еще более трудной была задача по переброске на Сталинградский фронт, на юг, массы войск и огромного количества техники. Для этого приходилось использовать железную дорогу, шедшую на востоке от Волги, которую немцы усиленно бомбили, а также наводить понтонные мосты и устраивать паромные переправы через Волгу, можно сказать, под самым носом у немцев. В отличие от местности к северу от Дона, где имелись кое-какие леса, в голой степи южнее Сталинграда было особенно трудно обеспечить маскировку.

И все же, несмотря на все это, немцы не имели представления о мощи готовящегося удара"{67}.

В октябре и первой половине ноября, а частично и до 19-20 ноября переброска крупных сил советских войск к Сталинграду была осуществлена. Переправлены были туда и огромные потоки грузов.

Проведение наступательной операции под Сталинградом решением Верховного Главнокомандования возлагалось на войска трех фронтов:

Юго-Западного, Донского и Сталинградского. Командующим Юго-Западным фронтом являлся генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, членом Военного совета корпусной комиссар А. С. Желтов, начальником штаба – генерал-майор Г. Д. Стельмах. Командующим Донским фронтом был генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский, членом Военного совета – бригадный комиссар А. И. Кириченко, начальником штаба-генерал-майор М. С. Малинин. Сталинградским фронтом командовал генерал-полковник А. И. Еременко, член Военного совета – Н. С. Хрущев, начальник штаба – генерал-майор И. С. Варенников.

Координация действий всех трех фронтов была возложена на представителя Ставки генерал-полковника А. М. Василевского.

Рассмотрим общее соотношение сил и средств на сталинградском направлении накануне перехода советских войск в контрнаступление.

Войска Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов имели в своем составе: общевойсковых армий – 10, танковых армий – 1, воздушных армий – 4, стрелковых дивизий – 66, стрелковых и мотострелковых бригад – 17, истребительных бригад – 2, укрепленных районов – 9, отдельных танковых корпусов – 5, механизированных корпусов – 1, кавалерийских корпусов – 3 (8 кавалерийских дивизий), отдельных танковых бригад – 15, танковых полков – 4, артиллерийских и минометных полков резерва ВГК – 129.

Для правильного понимания реального соотношения сил надо учитывать, что дивизии были различной численности. По советским фронтам средняя численность стрелковой дивизии составляла от 4 до 9 тыс. человек{68}. У противника средняя численность пехотной дивизии была 10-12 тыс. человек, в некоторых румынских дивизиях она достигала 18 тыс. человек.

Трем советским фронтам противостояли часть сил 8-й итальянской армии (остальные ее войска оборонялись против Воронежского фронта), 3-я румынская, 6-я и 4-я танковая немецкие, 4-я румынская армия,– всего 50 дивизий{69}. Наземные войска противника поддерживал 4-й воздушный флот в составе 4-го и 5-го авиационных корпусов, усиленный 8-м отдельным авиационным корпусом. Находясь в одном воздушном флоте, самолеты противника действовали против трех советских фронтов. Немецко-фашистские войска на сталинградском направлении составляли почти пятую часть всех пехотных и около трети танковых соединений, находившихся на Восточном фронте. Армии противника имели оперативное построение в один эшелон, за которым располагались небольшие резервы{70}.