Текст книги "Возможная жизнь (СИ)"

Автор книги: znaika

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Откуда в вас столько яда? – перебивает она его и смотрит фирменным изничтожающим взглядом. А он расстраивался, что больше не удостоится подобной чести.

Персиваль улыбается уголком рта.

– Отвык от общения, знаешь ли. Мало практики в последнее время, – он бросает взгляд в сторону мальчишки, – потому и решил помочь. – Только не ахти какой помощник из него получился, даже начать ничего не смог. – Когда стану мерзким, брюзжащим, злобным – больше чем обычно – сквибом, будешь меня навещать?

С третьего или около того раза беспалочковое заклинание срабатывает, и балконная дверь открывается. Чем меньше степень вовлеченности, тем слабее проявление магической сути. Что ж, занятно. Страх или нечто подобное придает сил. Надо бы запомнить на будущее.

О заимствовании средоточия магии в принципе можно уже забыть: даже если Криденс и согласится, что крайне маловероятно, за стабильность результата никто не поручится. Идея была хороша исключительно в виде идеи. Жаль, он этого раньше не осознал.

– Не зря говорят, что надежда – это худшее, что с тобой может случиться.

Тина легко касается его предплечья, и – странно, – привычной боли нет в помине. Может, обезболивающее наконец подействовало спустя столько дней?

– Но именно благодаря ей вы живы, – не то чтобы с укором, но с чем-то подобным говорит она и смотрит своими честными оленьими глазами, словно ей и правда очень-очень жаль.

Криденс прячет лицо в ладонях, плечи мальчишки дрожат. Не удивительно. Тут бы и храбрец пришел в ужас, когда утратил ориентир между реальностью и жутью, что прячется в голове. Персиваль знает, какими последствиями чреват Круциатус каждый день на завтрак, обед и ужин.

Тошнота подкатывает к горлу слишком стремительно.

– А я жив?

Вопрос так и остается без ответа: записка от Пиквери появляется в нагрудном кармане ее пиджака, в жизни до он часто получал подобные послания. Тина быстро пробегает глазами содержимое и спешит попрощаться не только с ним, но и с мальчишкой, который на мгновение даже выходит из своего подобия транса и смотрит ей вслед влюбленным взглядом.

По небу плывут тяжелые свинцовые тучи, воздух чист, сладок и холоден. Персиваль и сам не замечает, как пальцы вцепляются в перила балкона, когда сзади раздаются осторожные шаги.

Криденс все еще бледен, хоть и Тина отпоила его сладким чаем с яблочным пирогом.

Криденс все еще зябко кутается в плед.

– Ма убила бы меня, если бы я устроил что-то подобное в ее доме, – мальчишка устало улыбается, прислоняется спиной к стене. И Персиваль действительно рад, что Криденс, пусть и неуверенно, пошатываясь и прихрамывая, но уже может ходить. – А вы даже и слова дурного мне не сказали.

Кто бы мог подумать, что разгромленная комната стоит адекватно сформулированных предложений. Нужно было давно заплатить эту цену.

– Лучше бы предупредил, что тебе не по вкусу интерьер гостиной, – отвечает он и оборачивается. – Не то, чтобы я стал что-то менять ради тебя. Но ты и сам неплохо справился.

Мальчишка смешливо фыркает, трет нос и снова горбится, когда бросает взгляд на его ладони. Персиваль проглатывает ругательство и прячет руки в карманы.

Внизу снуют немаги по мостовым и в дилижансах, повсюду зажигаются газовые фонари. Все-таки хорошо, что отец когда-то озаботился вопросом безопасности и сделал дом ненаносимым: уличный шум не слышен, как и все, что происходит здесь.

Комната манит жаром от камина, но быть там, внутри, ужасно не хочется.

– Я обуза для вас, Тины. Обуза, которой был для Мэри-Лу, – выпаливает Криденс на одном дыхании и впервые смотрит в его глаза. – И даже хуже: из-за меня погибло много людей. По-хорошему мое место должно быть рядом с тем, другим, кто…

– Прекрати, – он шумно выдыхает морозный воздух.

– Нет, – Криденс глядит на него с таким отчаянием. – Нет. Пожалуйста, мистер Грейвс… Несмотря на все это, на все, что я сделал, вы спасли меня, как весной, заботитесь обо мне, – голос надрывается, становится едва различимым. – Но зачем? Зачем я вам нужен?

Тепло льется по рукам, пробирается от пальцев к плечам, шее, спине. Тепло мягкое, не приносит боли. Если бы только этот мальчишка знал, какой силой обладает.

И надо было давно сказать Криденсу. Надо было, чтобы хоть кто-нибудь из сестер Гольдштейн выполнил часть их уговора, чтобы не ему пришлось говорить то, что он, не имея другого выхода, вынужден сказать. О чем вынужден просить.

– Я ничем не лучше того же Гриндевальда, – говорит он наконец прямо, без утайки, заслуженно презирая себя. Криденс хочет что-то возразить, но он не позволяет, жестом просит подождать. – Мне, как и ему, нужна твоя сила. Только мне она нужна чтобы выжить.

А теперь и у него не хватает храбрости, – видимо, растерял ее где-то по дороге, там же, где оставил свою честь с совестью, – посмотреть Криденсу в глаза.

Персиваль облизывает губы. Какая все-таки ирония. Его не хватает на такое простое, но в то же время непроизносимое «Спаси меня».

И горше становится только когда Криденс, несмотря на все эти манипуляции, недомолвки и ложь предлагает свою помощь. Криденс просто хочет быть полезным, а не ведомым, до конца не понимает, что в этом случае особой разницы-то и нет.

Правда, осознание масштаба проблемы приходит к Персивалю чуть позже: огневиски как раз расползается горячим пятном внутри, пока Криденс вяло ковыряет свой ужин. Слова медленно просачиваются в мозг, и холодок бежит по спине.

Весной. Криденс говорил о весенней ночи на озере Брукс, после которой к мальчишке обливиаторы должны были применить заклятие забвения.

***

Сгруппироваться, выставить блок и ни в коем случае не терять бдительности, – второе, третье и четвертое, чему учат авроров. Первое, – на чем настаивал профессор Бебидж, – изо всех сил постараться не умереть. Именно с этим у Персиваля всегда возникали проблемы.

– Апарекиум! – он направляет палочку в небеса.

Персиваль с досады пинает покрытый снегом камень: сетка антиаппарационного барьера выблескивает серебряными струнами, стягивается к озеру. После длительного бега рана в животе кошмарно болит, не зря ткань плаща стала еще тяжелее.

Помощи ждать и правда неоткуда. Портключ-портсигар так некстати принял на себя одно из секущих заклятий. А кто сказал, что будет просто?

Персиваль закусывает губу, прижимает ладонь к пульсирующей ране, укрепляет заклинание ненаходимости и принимается искать откуда началось построение купола. Если и есть шанс выбраться, то только там: выпускать инферналов и Эмброуза бродить по окрестностям явно не лучший вариант.

Мальчишка приваливается спиной к сосне и медленно сползает в снег. Как на немага, мальчишка еще держится вполне неплохо: не кричит, не паникует, внимательно следует указаниям и, что немаловажно, – не засыпает его ненужными вопросами.

Призвать огонь не представляется возможным – Эмброуз найдет их в два счета, а долго бегать под стягивающимся куполом тоже не удастся. Куда ни глянь – сплошная победа.

– Сэр, у вас кровь, – подает признаки жизни мальчишка и довольно резво поднимается, несмотря на пережитое потрясение: наверняка не каждый день немаг ощущает на себе заклинания. Персиваль несказанно рад, что применил к мальчишке всего лишь обезоруживающее. Хотя вообще странно, что оно сработало – откуда у этого ребенка возьмется палочка? – Сэр, вам больно?

– А ты что, можешь помочь? – хмыкает Персиваль, и даже ощущает легкое подобие укола совести, когда этот перепуганный, продрогший мальчишка вжимает голову в плечи, будто ждет удара.

И не может скрыть удивления, когда тот разматывает и протягивает ему длинный вязаный шарф.

– Если… Позволите, я попытаюсь…

Персиваль трет бровь и кашляет в кулак. Мило, конечно. Но нет.

– Как тебя вообще сюда занесло в эту пору? – металлический привкус на губах – дурной знак. Хуже, чем сжимающие запястье часы со стрелкой на отметке «Смертельная опасность». Снять бы их да выбросить, только Серафина не оценит.

– Я сбежал, – мальчишка горбится еще сильнее, прижимает руки ближе к груди и греет дыханием ладони.

– Лучше бы дома сидел, – отмечает он и отряхивает пальцы от крови: заживляющее никогда не было его коньком.

Так, ладно.

Они пришли с востока. Судя по заклинанию отслеживания, если обогнуть озеро с западной стороны и пойти вглубь, а потом каким-то чудом понять, на каком расстоянии от него Джонсон со Стюартом запустили купол, то…

– Сдох бы лучше, – шепчет мальчишка, но в напряженной тишине фраза кажется слишком громкой.

Тощий, бледный, с лихорадочно горящими глазами то ли от мороза, то ли от высокой температуры. А еще предпочитает смерть спокойному сну в теплой кровати.

– Ну, твое желание может сегодня исполниться, – Персиваль все-таки направляет палочку на мальчишку и произносит согревающее заклинание.

И тот смотрит то на него, то на свои порозовевшие пальцы с таким удивлением, будто проявление чего-то отдаленно похожего на доброту – самое поразительное за сегодняшнюю ночь. Более чем странный ребенок. Но хорошо, что мальчишка после отмены связывающего заклинания побежал за ним.

Возможно, у Бебиджа было правило и насчет спасения немагов от нежити. Персиваль просто обязан об этом узнать.

Чтобы поддерживать управление инферналами, – тошнотворный гнилостный запах не так сильно досаждает по мере углубления в лес, – нужен алтарь. Раз прятались в воде, то и источник не должен быть далеко. Только вот где?

– Кто же знал, что авроры МАКУСА настолько трусливы! – раздается громогласное приветствие Эмброуза. Наверняка догадался, что легко выбраться из этой передряги не удастся. Ну, пусть и Питеру будет нескучно. – Честно сражаться уже не ваши методы?

И Персиваль понимает: Эмброуз добивается того, чтобы он указал выход. Эмброуз, даже если и знает о портключах Джонсона и Стюарта, не знает последовательности кода активации.

Усиленный смех разносится по лесу, пробирается противной дрожью под плащ. Снег подозрительно громко скрипит.

– Тот мужчина убил тех людей? – мальчишка зябко обхватывает себя руками.

– Как тебя зовут? – смрад бьет в нос, снег скрипит совсем неподалеку.

Перепуганный мальчишка смотрит на него во все глаза.

– Криденс.

– Криденс, если мы сейчас отсюда не уйдем, то уже не уйдем никогда, – Персиваль касается плеча мальчишки. – Криденс, ты мне доверяешь? – тот едва заметно кивает, что он воспринимает как согласие. – Я верну тебя домой.

Яркая вспышка люмус максима ослепляет не только их: инферналы кривят свои и без того перекошенные лица. Персиваль успевает заметить, куда падает тело Стюарта, и манящее заклинание срабатывает как никогда хорошо – медальон с портретом дочери Чарльза оказывается у него в руках.

Три оборота крышки против часовой стрелки – портключ загорается синим светом. Спектр эмоций во взгляде мальчишки от радости к ужасу сменяется буквально за долю секунды: фиолетовый всполох неизвестного заклинания отбрасывает Криденса примерно на двадцать ярдов.

– Что, думал, победил?

Светловолосый мужчина в белом зимнем пальто поднимается на пригорок. И то, что это далеко не Эмброуз почти ставит Персиваля в тупик.

Почти.

Невербальное Депульсо перебрасывает портключ на мальчишку, и тот с тихим хлопком исчезает.

– А разве нет? – усмехается он и вытирает кровь с губ тыльной стороной ладони.

Джонсон, Стюарт, полусгнивший Маккалоу, бывший глава департамента магического правопорядка, с остальными почти разложившимися пропавшими без вести взяли его в кольцо и ждут приказа хозяина.

«Прости, Серафина».

– О, мистер Грейвс, – Гриндевальд по-птичьи склоняет голову набок. – Давайте узнаем вас получше.

Последнее, что он успевает сделать, прежде чем инферналы бросаются в бой, – освещает лес адским пламенем.

Профессор Бебидж рекомендовал никогда не останавливаться на пути к знаниям, даже если это касалось темных заклятий.

========== Часть 6. – Ваш мир ==========

Раз за разом повторять одни и те же действия, но надеяться на другой результат так себе затея. Подлая мыслишка стрекочет в голове, не отступает: интересно, а Серафина тоже закрывала от самозванца выход каминной сети, или только он теперь ей противен?

Кости ломит, кожу под маскировочным заклинанием щиплет. По-хорошему надо бы уже успокоиться да принять себя таким, каким он стал, только как же противно видеть постоянное напоминание о своей глупости.

Бумажный вьюрок, которого он отправил полчаса назад, с тихим хлопком появляется нетронутым на столе. Злость так сильно клокочет внутри, что Персиваль даже пропускает момент, когда кулак вминается в камин.

– Сэр?

Костяшки сбиты, но раны не разглядеть. Только пальцы тошнотворно пульсируют. И засмеяться бы, да кроме хрипа вряд ли что он из себя выжмет.

Смоченный холодной водой платок слегка облегчает боль. Криденс аккуратно перематывает ладонь и завязывает хвостики сверху, будто все это в порядке вещей и магии не существует.

– Сэр, чем вам помочь? – шепчет Криденс. Сгорбленная спина, лицо скрывают волосы. По пальцам одной руки можно пересчитать моменты, когда тому хватало отваги глянуть Персивалю в глаза.

– Ты сможешь отмотать время к прошлой весне, а, Криденс?

Мальчишка вздрагивает, ставит графин на стол, прячет руки за поясницей, как провинившийся студент, которого декан поймал темной ночью. Но даже в таких ситуациях он предпочитал встречать разгневанные взгляды профессоров со всей присущей ему гордостью. И вот куда она его завела. То-то же, Персиваль. У мальчишки больше шансов не выхватить от жизни приятнейших сюрпризов. Хотя тут уж как посмотреть, хмыкает он, отступает к столу и наполняет стакан огневиски.

– Простите.

– А это еще за что? – интересуется он, отхлебнув.

Криденс действительно ждет от него наказания за какой-то проступок вселенских масштабов. Может, за то, что взял специально оставленную на столе книгу, а теперь зашел из-за шума в кабинет? Но вообще странно. Ему казалось, что мальчишке здесь стало свободнее дышать.

– Вам бы не пришлось выбирать, кого спасти, – Криденс шумно выдыхает и смотрит на него.

Ого, вот это достижение, открыт счет на второй руке! Персиваль не может удержаться и все-таки садится на край отцовского стола. Лет десять назад тягостную тишину вспороли бы вопящие чары замечательного родителя, да и домовые эльфы подняли бы знатный вой. Непременно надо будет передать Гриндевальду благодарность за их устранение. Хорошо, что бытовую магию Персиваль освоил не только ради зачета.

– Думаешь, сейчас я изменил решение? – Криденс трет застарелый шрам на ладони, хмурится. – Не стоит извиняться за то, что ты жив и отчасти здоров, – хмыкает он в стакан.

Под циферблатом с трещиной стрекочет секундная стрелка, но главная стойко указывает на отметку «Дом». А если бы прошлой весной все сложилось несколько иначе – хотя сейчас Персивалю трудно представить, какое именно «иначе» появилось бы в их отношениях с Серафиной, – магических стрелок могло быть две.

Как мог бы Гриндевальд удачно захлебнуться чаем, или миссис Бэрбоун сверзилась со ступеней церкви и сломала шею – у него было время ознакомиться с отчетом Тины, чтобы понять, во что он ввязывается и какой тварью была приемная мать Криденса. О, прекрасные миры «если бы».

– Когда мы говорили с ним о той ночи, он сказал быть ему особенно благодарным, – произносит Криденс, и голос даже почти не дрожит. Почти. Мальчик влез в кресло, поджал под себя ноги, вцепился в «Историю Магии» – возможно, единственную ценную книгу в доме, – как в щит. Ага, это поможет. – И что теперь я его вечный должник.

Холодок пробегает по шее, тянется по позвонкам вниз, и даже тепло от пойла не в силах прогнать наваждение.

– Он не сразу предложил помощь. – Криденс зябко ежится и опускает веки, а Персиваль впервые за все годы после обретения наследства проклинает себя за то, что не пододвинул кресла ближе к письменному столу.

Стакан почти бесшумно опускается на столешницу.

Почти.

Шепотки ползут в уши, роятся, глумятся. Тихое эхо шагов отражается от холодных камней.

– Он… Причинял тебе боль?

– Чаще ма. Мэри-Лу, – длинные пальцы ласково оглаживают палитурку, проходятся по тисненым буквам, по каждому завитку. – Я…

И Персиваль ощущает это знакомое покалывание, ту затаенную радость, когда первая палочка отозвалась искрой в руке. Сила льется из мальчишки теплыми волнами, из-за чего страх, который когтями вцепился во мышцы, отступает в темнейший из углов.

– Я не хотел верить, что он – вы, сэр.

– А что заставило?

Криденс отвечает не сразу. Будто не может подобрать слова. Будто мальчишке стыдно.

– Мне нужен был друг.

– Знатно же тебе не повезло.

Персиваль снова поднимается. Когда-то в одном из ящичков валялось зеркало для экстренной связи. И надо же было такому случиться, что именно на самые важные предметы согласно протоколу нанесены антиманящие чары, не то, что на портключи. Очень удобно, спасибо большое, а еще будут «гениальные» предписания, госпожа президент?

– Не повезло, – Криденс мягко улыбается и возвращается к чтению, но за пару минут так и не переворачивает страницу.

Голова трещит, виски пульсируют. Серафина не желает его видеть, даже когда новая информация может сдвинуть с мертвой точки дело о Гриндевальде.

– Так куда тебя перенес портключ? – видя непонимание в глазах Криденса, он поясняет: – Ну тот серебряный медальон.

– А. – Криденс трет шею. – Вы сдержали свое слово, сэр. Я вернулся домой.

Что-то в ответе заставляет напрячься, но тон мальчишки привычный. Как и устремленный в пол взгляд. И только Персиваль собирается выяснить, куда делся портключ Стюарта, как Криденс продолжает:

– Тот мужчина пришел с еще одним через четыре дня. На следующее утро после…

Значит, все-таки был второй. Но холодное торжество не дает того эффекта, на который Персиваль так рассчитывал.

– После?..

Криденс горбится.

– После очередного приступа, о котором чудом не прознала Мэри-Лу.

Попросить Криденса о заимствовании сил, конечно, было здравой идеей, особенно если учесть, что Гриндевальд не оставил другого выбора. Для поддержания иллюзии без применения оборотного зелья понадобилось ни много ни мало, а часть его, Персиваля, магии. Сохраняя в нем жизнь и выпытывая нужные сведения, Гриндевальд мог скрываться годами у всех на виду. И никто, проклятье, никто настолько хорошо его не знал, чтобы заподозрить подмену. Чтобы додуматься снять иллюзорное заклинание, которое даже третьекурсник разрушит, не хватило целого департамента магического правопорядка.

А мальчишка понял.

– Я не стану давить, Криденс. Расскажешь, когда сможешь.

– Но я должен.

Холод сгущается, несмотря на яркое пламя камина. Светильники усиливают огоньки. И Персиваль уже совсем не рад, что затеял этот разговор.

– Я всегда боялся, что она узнает. Что Мэри-Лу возненавидит меня еще сильнее. Только ей не нужен был повод, она и так справлялась, – Криденс нервно улыбается, гладит уголок страницы и совершенно не обращает внимания на то, что он подходит ближе.

– Криденс, – коснуться плеча кажется ему самым правильным.

– За проявление участия я бы душу продал, верите? А он пообещал забрать в ваш мир. Меня, безродного и ненужного, – Криденс облизывает губы. – Хватило лишь обещания.

– Поверь, он убедит любого.

– Но вы же не сдались так быстро.

Ох, мальчишка, ты бы знал. И Персиваль с удивлением замечает, что алые полосы ожогов вовсю цветут на коже.

– Простите, простите меня, – снова и снова повторяет Криденс и больше Персиваль не может держать это в себе.

Он тяжело опускается в соседнее кресло и даже не утруждается возвращением маскирующего заклинания, хотя примерно представляет, что творится в районе шеи, подбородка и левой щеки. Но раз Криденс не бросился бежать со всех ног, вопя как банши, то чего ему сильно нервничать?

– Я знаю, тебе страшно. – Персиваль растирает покалывающие ладони. – Идти некуда, как и негде искать защиту. Тот, кому ты доверял, подвел больше всех. Мне все это слишком хорошо знакомо, Криденс. Ты не один такой. – Мальчишка вздрагивает, едва заметно поворачивает голову в его сторону. – И тебе не за что передо мной извиняться. Мне ты ничего не должен.

– Но я живу у вас, из-за меня вы…

– Тебе честно говорят, что все нормально, а ты продолжаешь настаивать на своем?

Криденс оторопело замирает, словно теряет остатки решимости. Еще немного – и точно начнет хватать ртом воздух как выброшенная на берег рыба. Или – что хуже – спросит, как быть дальше. И тут Персивалю действительно нечего сказать.

– Спасибо, сэр, – но мальчишке удается его удивить. Криденс поднимается, просит разрешения взять книгу в свою комнату, вежливо кивает и у выхода говорит то, на что он не смел надеяться: – Мистер Грейвз, а я, наверное, смогу узнать второго мага, если снова увижу.

***

То, что день не задастся, Персиваль понял еще на рассвете, когда треклятое репаро сработало лишь на четвертый взмах палочкой – бутылка огневиски стала целой, но, к сожалению, без содержимого.

Первые недели после возвращения к подобию нормальной жизни были самыми тяжелыми. Не потому, что половина коллег в глаза смотреть не могла, изредка заглядывая в палату, не потому, что остаточная боль плевать хотела на заживляющие настойки. А потому, что его наконец догнало осознание: привычный мир не вернется на круги своя. Беспалочковая магия вряд ли будет когда ему доступна, как и уважение к себе.

Голова трещит так, как уже давно не позволяла себе трещать. Персиваль хмыкает, поднимается и потягивается – не ровен час репаро придется применять на тело. Мотивы идиотского поведения, конечно, не из лучших: перебрал то ли от жалости к себе, то ли от зависти к мальчишке. То ли от запоздалого страха за свою жизнь.

Двери в комнату Криденса открываются сами собой, больше нет никаких баррикад или усиленных аналогов коллопортуса. Комната пуста, кровать идеально застелена, не то, что у него. На стульчике сохнет рубашка, книга возлежит на подушках, как драгоценность, закладка торчит где-то посередине.

Криденс находится, к его удивлению, на кухне у плиты. На мальчишке свежая, но мятая рубашка, что-то серебряное блестит на шее. Плечи прямы ровно до момента, как замечает его на пороге – Криденс сразу же горбится и отводит взгляд.

Но Персиваль успевает увидеть: круги под глазами темнее чем вчера.

– Ты бы хоть сказал, что голоден, – выдает он и облокачивается на косяк двери. – Паршиво выглядишь.

Криденс что-то бурчит себе под нос, морщится, выключает газ.

– Что?

Криденс ставит тарелки с яичницей и беконом на стол:

– А себя вы видели?

Персиваль с удивлением отмечает, что, похоже, нет. Да и Криденс, как выяснилось, умеет огрызаться. Ну ничего себе, первые зубки растут.

Голова болит нещадно. Стакан с соком, который он прикладывает ко лбу, кажется спасением. Так ему и надо. Но хоть не мутит, и на том спасибо.

– До сегодня я не знал, что ваш дом не очень отличается от обычных, – Криденс смиренно наклоняется над тарелкой, когда он приступает к еде.

Хочется одновременно и съязвить, и узнать причины вопроса. Благоразумие проигрывает.

– Поддерживать все исключительно за счет магии весьма энергозатратно, знаешь ли.

– Потому волшебники живут в… По соседству с…

Криденс обращает на него пытливый взгляд.

– С немагами, да. Среди них иногда попадаются смекалистые ребята. Сложно остаться в стороне от их изобретений.

Криденс о чем-то серьезно задумывается, даже пропускает момент, когда из джезвы на две чашки разливается кофе. Заклятие левитации Персиваль не применяет, еще помнит печальный утренний опыт.

– Тебя что-то тревожит?

И сведенные на переносице брови не предвещают ничего хорошего.

– Модести была двенадцатой в ее семье. И оказалась никому не нужной. Ни родным, ни… – «мне» Персиваль угадывает скорее по движению губ. – Когда ей не спалось, она вслух считала трещинки на стенах. Она пела, когда ей было страшно. И она поняла гораздо раньше меня, что со мной что-то не так. – И пока говорит о сестренке, Криденс кажется по-настоящему живым, а не уставшим и измученным. – Сэр, я уверен, что она справится, но…

– Ты хочешь с ней увидеться.

– Я не знаю, насколько в праве просить об этом, сэр. Не только о встрече. – Спина прямая, пальцы на чашке белые. – У нее была палочка, пока Мэри-Лу не сломала. Скорее всего, семья Модести была из волшебников.

Признаться, до этого момента он особо и не задумывался о судьбе младшей Бэрбоун.

– Тина об этом знает?

– Наверное, Куинни, – Криденс прячет ладони меж колен. – Я их не просил, не помню, говорила ли Модести. Иногда мне казалось, что Куинни знает все, о чем я думаю. – Пронзительный взгляд с затаенной надеждой приводит в чувства не хуже ренервейта. – Сэр, пожалуйста, не лишайте Модести возможности жить в вашем мире.

«В вашем». Криденс же к этому миру не принадлежит, точно.

Так и тянет закрыть лицо ладонью, чтобы не видеть этого безобразия. Но достаточно лишь кивка – и мальчишка расслабляет спину, а после все-таки трет глаза.

– Плохо спал?

– В прошлый раз я заснул, потому и не смог его удержать, – мальчишка сцепляет руки на животе в излюбленном защитном жесте. – Ночью я сильно увлекся чтением, и…

– Глаза сами собой закрылись? – Криденс вздрагивает. – Да не переживай ты так.

– Я запер дверь.

– Применил заклятие?

Румянец пятнами проступает на бледных щеках.

– Перетащил комод. Царапина на паркете едва заметна, я… – Персиваль прикрывает рот кулаком и подавляет смех. Обскури остановить вот так? Отличная идея. – Раньше приступы случались, когда я злился.

– А сейчас?

– Когда мне страшно. А мне страшно почти постоянно, сэр.

Что же, с ним Криденсу вряд ли станет легче. Персиваль хмыкает, смотрит на левое запястье. И первые нотки тревоги болью врезаются в затылок: часы замерли.

Серафина.

– Криденс, сегодня появлялась бумажная птица или свежая газета?

Мальчишка оборачивается, хмурится и качает головой. Палочка плавно ложится в ладонь.

– Бросай все. Мы уходим.

Кухня, коридор, обеденный зал и гостиная – всего ничего, чтобы добраться к черному ходу, ведь никто так и не вернул ему служебный портключ. Как отбежать на расстояние двадцати футов, чтобы аппарировать, Персиваль не берет в расчет. Главное – хотя бы из дому выбраться, раз убежище скомпрометировано. Но не хватает всего пары минут: из камина обеденной залы появляются незваные гости во главе с Томасом Дэйном.

***

Персиваль валится точно подкошенный в сугроб и пытается отдышаться. Тело все еще колотит.

– Сэр?..

И отстраниться бы, убраться на большую дистанцию, куда дальше, чем от Нью-Йорка до Ильверморни. Но после того, на что пошел Криденс ради их спасения, это будет первостепенным скотством.

Криденса бьет дрожь не меньше его, даже зубы стучат. Проклятая зима никак не закончится, не сдает позиций. Снег течет по пальцам, но палочка крепко зажата в руке.

Криденс прячет медальон Чарльза под рубашку, подходит ближе.

– Сэр, вы в порядке?

По-хорошему, это он должен спрашивать у Криденса, прикрывать, помогать подняться. Но все получается с точностью до наоборот. Импендиментой надолго сдержать четверых не удалось. Дэйн оказался расторопнее, не зря Серафина на его место хотела назначить. А вот увернуться от конфундуса было задачкой посложнее, с которой он, увы, не справился. И если бы Криденс…

Так. Собраться. Взять себя в руки. Подумать, наконец. Чертов пропойца, не понял, что блок не с ее стороны. Потому и птица вернулась, побилась о защитный купол, а дальше не вышла. И часы.

Часы…

Быстрый взгляд на запястье не обнадеживает: по-прежнему мертвы.

– Криденс, тот мужчина в шляпе и коричневом пальто. Это он приходил с Гриндевальдом?

Криденс кивает, замирает на полуслове и вперивается в свои ладони, будто вместо них все еще черный дым.

– Эй! Эй, Криденс! – он осторожно касается предплечий мальчишки. – С руками все в порядке. Видишь?

– Я убил их. Сэр, я убил их всех.

Свистящее дыхание, полузадушенный всхлип. На свету Криденс кажется еще тоньше, чем есть на самом деле. И Персивалю не приходится себя перебарывать: объятия получаются искренними. Хрупкие плечи трясутся под его пальцами.

– Иначе они убили бы нас.

Заснеженная опушка, пригорок, лес. Озеро Брукс. Изо всех мест мира выбрать именно это?

Криденс все еще дрожит, даже когда Персиваль применяет согревающее заклинание.

Нужно предупредить Голдштейн. Всех, кого найдет.

– Она оставила медальон. Тина положила его к моим вещам, – Криденс отстраняется, испуганно пятится назад. – Боже, мистер Грейвс, они же не… Они не пострадали? Мы… Нам нужно…

– Тише, Криденс. Дыши, пожалуйста, дыши.

Вокруг мальчишки сгущается воздух. Криденс словно окутан серым пламенем, из-за которого искажаются черты. Воздух звенит от силы, и Персиваль видел, что за этим может последовать.

– Криденс, мы справимся. Попытайся успокоиться.

Подшагнуть было точно не лучшей идеей – мальчишка подается вперед и проходит сквозь него, от чего мурашки бегут по всему телу. Еще секунда – и клубок дыма взмывает вверх, задевает припорошенные снегом ветви.

– Криденс, нет!

Дым скользит к озеру, едва касается водной глади, пока Персиваль сломя голову несется вниз с пригорка.

Что-то похожее на ладонь лениво тянется из-под толщи черной воды, хватает дым, но Криденс ловко уворачивается и пикирует на берег.

Мальчишка жадно хватает ртом воздух, вытирает ладонью кровь под носом и смотрит на него без страха и привычной усталости.

– Я знал, что здесь кто-то спрятан. Но не знал, что он.

Персиваль следит за рукой Криденса – в свете солнца над озером поднимается закованный в прозрачный куб блеклый обскури, от которого к водной глади тянутся золотые нити.

========== Часть 7. – Возможно, жизнь ==========

Бумажный вьюрок отправляется к Тине с координатами места встречи. Надежда еще теплится, что в этот раз она смогла защитить себя и свою семью.

Существо в кубе лихорадочно бьется о стены, но никак не может сдвинуть хоть одну из них. Над озером поднимается ветер, задевает золотые нити, и гул разносится на всю округу.

– Нельзя его бросать, мистер Грейвс, – Криденс нетвердой походкой спускается к воде. – А я не смогу вытащить его самостоятельно.

Использовать обскури как источник для инферналов… Что же, Гриндевальд удивил. Никто так и не узнал об алтаре. Потрясающе.

– Криденс, неизвестно, что здесь за защитные чары.

– Но мы же не оставим его умирать?

Покалывание в пальцах становится все сильнее.

– Откуда ты знаешь, что он умирает?

Криднес горбится. Стоит у кромки льда, но благо не лезет в воду. И оттянуть бы мальчишку за руку куда подальше, только…

– Потому что я ощущал то же самое.

Потому что мальчишку так бросили в прошлый раз.

Нити сильнее натягиваются, точно что-то под водой за них тянет. Что-то, что слишком ему знакомо и свежо в памяти, от чего руки до сих пор горят.

– Пожалуйста, сэр, – и от просьбы мурашки бегут по спине.

Тошнотворный ком стремительно подбирается к горлу, но глупый мальчишка бросается вперед, на лету обращается в дым и вцепляется в куб.