Текст книги "Черта (СИ)"

Автор книги: Жанна Д

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Принял. Понимаешь, и обвинить-то в принципе там некого. Они все внесли свою лепту, все члены её семьи. Каждый по чуть-чуть. А потом объединились против неё, выбрав её виноватой. Им стало удобно вымещать на ней своё зло, свои обиды, которые её в принципе-то и не касались. Просто негатив, накопленный за день. Затем это вошло в привычку: выместили своё зло – и самим полегчало. Не знаю, хорошим человеком она была или плохим, но смерти она точно не заслуживала. Там, в ванне этой, одиночество кричало, только его не слышал никто. Она в одежде, причёсана, как на выход. Это значит, что готовилась она. Не спонтанный шаг, обдуманный, понимаешь?

– Вова, ты не прав. Она дочку десятилетнюю оставила. На кого? На своих убийц? Так это эгоизм, Вова. А о матери своей она подумала? Готовилась она… Вот ты её и пожалел, один из всех. Ты единственный услышал. А толку? Прекрати жить чужими жизнями, свою строй. Нет, не заберу я у тебя это дело, доводи его до конца и делай выводы. Только правильные выводы. А я с тебя спрошу, про всё и за всех. Потому что я твой начальник. Кстати, с самого момента открытия небоскрёба Эмпайр-стейт-билдинг, его атаковали самоубийцы, желавшие покончить с собой публично и с помпой. Количество жертв небоскрёба достигает тридцать шесть человек. Они тоже причёски делали и макияж наводили. Готовились, как могли. Чтобы эффектно из жизни уйти. Тебе их тоже жалко? Я вот о чём думаю, неправильно мы самоубийц самоубийцами называем. Сколько людей они своим деянием калечат? Сколько матерей умирают в душе и уже никогда по-человечески жить не могут? Сколько детей плачут по своим родителям! Ты эти жертвы считал? Я знаю, почему ты их жалеешь, знаю, Вова. Потом поговорим.

***

Каждое судебно-медицинское вскрытие начинается с изучения одежды покойного. Это закон. Судебный медик обязан детально описать не только предметы одежды, но и все повреждения, имеющиеся на них. На мокрой Катиной одежде не было повреждений, только кровью она пропиталась. И на теле следов насилия тоже не было. Только вот измерять моральные травмы и душевное насилие судебные медики не научились.

Уже был написан протокол вскрытия и на анализы отправлены биологические жидкости. Всё было сделано тщательнийшим образом. Но тоска не проходила.

Приходил муж, забрал золотые украшения. Сказал, что и подумать не мог, что такое могло случится. Переживал, или так Володе казалось.

А потом позвонила Оксана. Марию Юрьевну выписали, они с отцом её домой привезли. Напомнила, что ждёт его к ужину. Ненавязчиво так напомнила.

Но он-то знал, к чему приведёт сегодняшний ужин. Надо определяться уже. Может быть, и нет у него к Оксане таких сумасшедших чувств, как были к Лене. Но ему далеко не восемнадцать и не двадцать. А с Оксаной ему тепло. Так что ещё ему надо?

Пришла пора собираться домой. Решил зайти в ювелирный, купить кольцо, чтобы всё путём.

Вышел из здания бюро, вдохнул глоток вечернего прохладного воздуха и закурил.

На телефонный звонок ответил, не задумываясь, и даже не глядя на входящий номер. Был уверен, что звонит Ксюша.

Но с удивлением услышал голос Лены.

– Здравствуй, Вова!

– Здравствуй, не ожидал.

– Я с Маринкой по скайпу общалась. Она говорит, что видела тебя, что у тебя всё хорошо, что ты на своих ногах и даже почти женился. Я рада за тебя, ей-богу рада. Удивилась, таких прогнозов тогда никто не давал, говорили, что не встанешь на ноги. Так что ты молодец, Вова.

– Спасибо, звонишь зачем?

– Вов, отпусти нас совсем. Не держи нас больше и сам за нас не цепляйся. У нас семья, мы втроём единое целое, а Данька рассказывает Ричарду про папу. Тому обидно. Он в него всё вкладывает, он любит его, он так радуется, что Данька его папой называет, что у него сын есть. Я молчала долго. Я понимала, что у тебя, кроме Даньки, нет никого. Я ведь тебя представляла другим, потому и позволяла общаться с ребёнком, чтобы знал, насколько не одинок, чтобы стимул был жить. Но ты справился и живёшь. Отпусти, не мучай ребёнка своим присутствием и нас не мучай. Даня плачет после каждой беседы с тобой. Пожалей его, будь человеком, Вова.

– Ты предлагаешь мне отказаться от общения с сыном? Лена ты пойми, он мой сын, не Ричарда. И не игра это: сегодня люблю одного папу, а завтра другого. Ты сама себя послушай, Лена. Я дал разрешение на его выезд с условием, что смогу с сыном общаться.

– Сколько ты тратишь на звонки? Тебе хоть на еду хватает твоих врачебных денег? Или ты всё на роуминг спускаешь? Не нужны Данечке ваши беседы. У него есть отец, тот, который рядом, а не телефонный. Лучше на свою молодую женщину трать.

– Не тебе решать, что мне лучше. И это ты отняла у меня сына. Лена, я прошу тебя. Лена!

– Я перезвоню.

Связь прервалась.

В горле стоял комок. Но ведь мужчины не плачут.

А ещё он вдруг позавидовал Кате. У неё всё уже позади. Осталось только незахороненное тело. Вот бы ему так. Семёныч бы поднял бюро, и они бы похоронили. А его бессмертная душа улетела бы к сыну через океан. Там никакая Лена ей бы помешать не смогла быть с Данькой.

Домой Володя не пошёл и в ювелирный тоже, долго бродил по городу, предаваясь воспоминаниям, а затем направился на кладбище к могиле матери и уже там дал волю своим чувствам.

Телефон звонил, не один раз и не два, Но Володя не отвечал на звонки.

========== Часть 14 ==========

Володя давно замёрз. Небо, затянутое тучами, грозилось излиться дождём. А он всё сидел на лавочке и смотрел на серый гранитный камень.

Телефон зазвонил снова после достаточно долгого перерыва. Глянул на входящий – Семёныч.

– Да, – это всё, что он успел произнести в смартфон.

– Вовка! – дальше Семёныч произнёс тираду, которую перевести далеко не каждый сможет, – Вовка, ты где, скотина ты этакая?

– Что случилось? И я, кстати, могу находиться в своё личное свободное время там, где мне хочется.

– По правилам нашей с тобой работы, как лицо государственное, ты (тирада повторилась, только в несколько другом варианте) обязан всегда быть на связи, а ты (снова непереводимое) на звонки не отвечаешь. Это только я тебе пятый раз звоню. По твоему адресу выезжала опергруппа, чтобы забрать так необходимого им эксперта. И ты знаешь, кого она обнаружила? (Следующий поток отборной брани) Правильно, Вова, она обнаружила совершенно зарёванную девочку в твоей квартире, которая сообщила, что твоего местонахождения не знает, а поскольку с работы ты не вернулся, то подозревает, что с тобой (от этой фразы даже у Володи уши в трубочку свернулись) случилось что-то ужасное, и она тебя ищет. В больницы она уже звонила, в морги, соответственно, тоже. Скажи мне (Володе показалось, что он повторил первое непереводимое, хотя он мог ошибаться) где тебя, суку, носит?! Вот где ты сейчас?

– На кладбище.

В трубке повисло молчание, что дало Володе время очувствоваться, взять себя в руки и понять, что тот отборный мат, которым крыл его коллега, имеет к нему самое непосредственное отношение и в действительности отражает то, кто он есть на самом деле. А следовательно, обижаться ему не на что.

Он так углубился в свои мысли и переживания, что напрочь забыл о времени и об Оксане. Конечно, она его ждала, и ей не пришло в голову ничего другого. Она ему верила и не сомневалась в нём, а значит, его возвращению домой могло помешать только что-то экстраординарное. Да уж. Ситуация.

– На каком кладбище? – прорезался голос Семёныча, видимо, тот тоже переварил информацию.

– На центральном. Я жив, если ты об этом. Семёныч, ты на место происшествия поехал? Или я ещё могу успеть?

– Я выезжаю к входу кладбища. Встречай меня там. На место происшествия едем вместе. И с девочкой разберись. У тебя что случилось, Вова?

– При встрече расскажу.

Семёныч отключился.

Владимир набрал свой домашний. Оксана ответила сразу после первого гудка.

– Ксюша, милая, прости. Я тебе завтра вечером всё объясню.

– Ты живой?

– Да.

– Здоровый?

– Да.

– Пошёл ты знаешь куда!

– Знаю, прекрати нервничать, завтра я вернусь и всё тебе объясню.

– Ты где?

– На кладбище. Оксана, сейчас мне надо работать. Прости, пожалуйста.

– Вова, у тебя всё в порядке?

– Нет, я завтра…

– Это я уже слышала. Пока.

Она злилась. Конечно, злилась, не могла не злиться. Что теперь делать?

Решил, что об этом подумает завтра. Сегодня надо отработать, и поговорить с Семёнычем, может быть, у него родственники или знакомые есть в Штатах. Тогда можно будет попросить приглашение, продать квартиру и уехать… Бред, конечно, но ничего лучше в голову не пришло. А как же Оксана? Додумать не успел, подъехал специализированный автомобиль бюро.

Володя влез в салон и расположился рядом с Семёнычем.

– Так что там у тебя случилось? – спросил коллега.

– Потом! Лучше расскажи, что у нас происходит? И зачем нужны мы оба?

– Слушай, вызвала нас «скорая». В районе центрального рынка, по Пушкина, умерла девушка шестнадцати лет. Признаков насильственной смерти вроде нет. Но здоровая девушка, без хроники всякой. На учёте нигде не состояла. Короче – труп наш. Пришёл участковый, лифт, как оно водится, не работает. И вот поднимается он по лестнице, а на втором этаже из-за двери крики: «Помогите». Он дверь толкнул – открыто, вошёл – в комнате лужа крови. В крови лежит хозяин квартиры восьмидесяти шести лет. Участковый вызывает «скорую». Те приезжают, у мужика перелом шейки бедра, упал он, поскользнувшись на крови. Больше повреждений нет, перелом закрытый, а кровь есть, по полу разлитая и на стенах брызги. По версии мужика, он спал и ничегошеньки не слышал. Может, и не врёт, от него разило алкоголем, да и глуховат он малость. Потом в квартире находят труп женщины, в соседней комнате. Молодая или нет – не известно, из проституток она, самых дешёвых, так участковый определил. Соседи говорят, что в квартире притон. Хозяин сдаёт её бомжам и женщинам лёгкого поведения, они приносят еду и спиртное.

– Круть! Так кровь чья?

– Вова, вот это нам с тобой и предстоит выяснить. У нас пока два женских трупа, по двум разным делам. И кровь, лужа, в которой потоптались все, кому не лень. Участковый сказал, что лужа литров пять, не меньше. Работы до утра знаешь сколько!

– Догадываюсь, сейчас ещё выясниться, что должен быть труп, ещё один труп. Не один труп, если там действительно пять литров.

– Резаный. А его нет. Будем играть в детективов. Сейчас и прокурор ещё подъедет.

***

Мать шестнадцатилетней девушки приводила в чувство «скорая». Эта бригада как выехала по вызову, так и осталась в этом доме с такими загадочными преступлениями. Другая бригада увезла деда, а эти… они свидетелями оказались.

Естественно, у матери была истерика, естественно, в происходящее она не верила, так как ещё вчера с дочкой спокойно общалась, планы строили на после школы. Да что вчера. Сегодня с утра общалась. А вот когда с работы пришла, дочка больная уже была. Сказала, что горло, спала долго, потом встала, и чай пила, и воду, много, а есть отказалась. Так горло же.

При поверхностном осмотре трупа Володя не выявил никаких повреждений. Написал направление и заказал перевозку, которой и отправили труп в судебный морг. После чего вместе с бригадой спустился на второй этаж в окровавленную квартиру.

Там, кроме сотрудников правоохранительных органов, никого не было, по крайней мере, в комнате с кровью. Оперативник сообщил, что Семёныч фотографировал всё, а потом ушёл с ещё одним оперативником. А Володю просил заняться женщиной-проституткой.

Разило от неё ужасно. «Вот интересно, кто на такие интим-услуги позариться может?» Мысль возникла и исчезла при взгляде на труп, у которого кожа была бледной, но не той смертельной бледностью. Надев перчатки он пощупал пульс на сонных артериях, пульс был слабый, но прощупывался.

– Ребята, – обратился он к врачу «скорой», – женщина ваша, живая она, в коме алкогольной, похоже. Так что забирайте. Вы что или кого ждали, почему пульс не проверили?

– Так грязная она и не дышала, я ей зеркальце подносил.

– Чтоб рук не замарать?

– Ну да, нам же ещё работать.

– Так вы больных по запаху выбираете? Таким, как эта, помощь не оказываете?

Володя раздражался всё сильнее, виски сдавило, и в голове возникла мерзкая пульсация. Всё, он попал, работать в таком состоянии – просто каторга. Перед глазами поплыли чёрные круги. Но он продолжил осмотр женщины. Под ней тоже оказалась кровь, а ещё каловые массы. При надавливании на живот кровотечение усилилось.

– Ребята, она рожала только что, ну, может, пару часов назад. Ищите послед и ребёнка.

Позвонил Семёнычу, доложил о своих находках. Сообщил о новорождённом. Оперативник отправился искать по помойкам.

– Вова, – раздался в трубке голос коллеги, – ты эту пьяную мамашу в роддом отправил?

– Отправил, бригада увезла.

– А я мосты осматриваю, тут речка рядом, очень удобно сбросить труп.

– Иду к тебе, то есть к речке.

Когда вышел из подъезда, голову немного отпустило. С собой кроме обычного цитрамона ничего не было, но хоть это есть. Две таблетки просто разжевал и поморщился от мерзкого вкуса.

Выяснив, что Семёныч ищет вверх по речке, решил проверить место, где вода вытекала из-под моста.

Темнота не способствовала успешным поискам, найти живого ребёнка тоже шансов практически не было. Да и труп найти в такой темноте маловероятно.

Хорошо хоть пульсация в голове уменьшилась, но железный обруч не отпускал. Главное, сейчас выдержать и закончить работу, ещё бы поспать хотя бы пару часов.Тогда завтра он сможет жить. Интересно, Оксана спит? Любопытно, ушла к себе или осталась у него – ждать? Лучше бы ждала. Она никогда не ночевала у него, но так хотелось её увидеть, если попадёт домой до утра.

Он был почти у самого моста, когда услышал звуки, как будто вой или плач. Они периодически сменялся причитаниями и переходили в снова вой.

Подался на голос и не зря. Почти у самой воды кто-то сидел и плакал. Свет фонаря выхватил мужчину-бомжа. Володя подошёл к нему вплотную и тронул за плечо.

– Мужик, что случилось?

– Федьку жалко.

Володя вызвал Семёныча и оперативников. Федьку нашли. Мёртвого, конечно. С проломленным черепом в височной части.

История, рассказанная бомжом, изумила всех.

Квартиру деда они использовали не раз и не два. Были завсегдатаями. А что? И помыться можно, и постирать, и с «девочками» развлечься. В этот день сняли толстую, давно у них толстых женщин не было. Обычно за те гроши, что они платили, только кожа да кости, а эта справная, при животе.

С Женькой всё нормально вышло, а как Федька на неё полез, она рожать начала. Он испугался. Она как закричала, так он и побежал, запнулся за коврик и головой об угол стола стукнулся. А дальше они его и трясли, и поднимали, и сажали, только всё без толку, они даже пытались дырку тряпкой заткнуть, чтобы кровь не бежала.

Пока возились с Федькой, та баба опять закричала и родила. Они ей водку дали. Она выпила и отрубилась. Женька смелый, за канат от ребёнка потянул, тут из неё ещё что-то страшное вылезло. Женька канат перевязал и сказал, что валить им надо.

– Младенец кричал? – спросил Володя.

– И куда вы дитё дели? – задал вопрос Семёныч.

– Так мы его в тряпки завернули, да в машину, грузовик маленький, под брезент засунули. Потом Федьке пакет на голову надели, чтоб не капало по дороге, завязали и к речке понесли. Вон, обмыть хотели, да схоронить по-человечески. Обратно идём, а машины нет, уехала. Мы хотели вымыть в квартире, а там мусора, ой, извините – менты там.

Оперативники опрашивали соседей, а Володя и Семёныч вышли на улицу. Своё дело они сделали. Можно и по домам.

– Вов, так что случилось у тебя?

– Давай завтра, башка гудит.

– Ты бы с ней поосторожней, с башкой. Давай такси вызовем и по домам.

Семёныч высадил его у подъезда, и поехал дальше. Володя вошёл в квартиру, скинул грязные вещи и сразу в стиральную машину загрузил. Принял душ, отмылся от грязи и, как был, пошёл к кровати.

Оксана спала. Светлые волосы разметались по подушке. Он тихонечко, чтобы не разбудить, лёг рядом, а потом придвинулся к ней и прижался всем телом.

========== Часть 15 ==========

Проснулся от прикосновения её губ.

– Вов, пора вставать.

– Пора. Ты такая красивая во сне.

– Чай или кофе?

– Кофе, покрепче, голова болит.

– Вставай, массаж сделаю и выпей свои таблетки. Вов, что у тебя вчера случилось?

– Звонила Лена. Запрещает общаться с сыном.

– Глупости. Твой сын. Ты ему нужен, такой отец очень нужен, Вова. Сделай ему подарок, купи ему ноутбук и будете говорить по скайпу, и видеть друг друга будете. Погоди, я сейчас всё скажу. У меня дядька есть в Бостоне. Бабулин младший брат, мы перешлём ему деньги, а он купит ноут и отвезёт твоему сыну. Поговори с нынешним мужем твоей бывшей. Он тебя поймёт. Она просто злится, отпустить тебя не хочет. Она сама ушла, а тебя не отпустила. Сын ни при чём, это метод когти в сердце запустить. Просто чтобы ты корчился и не был счастливым.

– И откуда ты такая умная?

– Я стреляная. И я совсем не умная, вот бесилась вчера от великого ума, что ли? Ты уходишь, а во мне тоска поселяется, тоже от ума? Нет, от безумства.

– Голубцы на ужин сделай. Давно не ел.

– Сделаю, я умею.

Улыбнулся сам себе и ей тоже. Вот не зря ему Бог послал Оксану.

Бог? И что это он о Боге подумал, ведь до мозга костей атеист, даже в душу не верит, не то что в Бога. А не верит потому, что то, что он в своей жизни видел, ни один Бог допустить не может, или это слишком злой Бог.

Хотя в душу матери своей верит точно. Уверен был, что она спасла его тогда, и на ноги подняла тоже она, и уйти из жизни в самые страшные минуты отчаяния не дала. Может, и Оксану она ему в награду послала? Чтобы жил, любил чтобы.

Он взял Ксюхины руки в свои и прошёлся по её пальцам пальцами, будто разминая.

«Шестнадцатый размер кольца брать надо», – промелькнула мысль в голове. Сегодня точно зайдёт в ювелирный. И Олежке подарок купит. А ещё надо узнать, что нужно для усыновления. Пусть Семёныч ему характеристику напишет. Это важно, чтобы хорошая характеристика была.

После массажа головы боль немного отступила.

– Ты не психуй, Ксюш, не надо. Я вернусь к тебе, всегда к тебе возвращаться буду. Одного в толк не возьму, зачем я тебе такой нужен. Я старше тебя на сколько? На десять лет целых. Я больной совершенно. Зачем я тебе?

– Ты, главное, возвращайся. Может, со временем и ты меня полюбишь.

– Дурочка ты, Ксюха.

Он поцеловал её на прощание и отправился на работу.

***

Не успел подойти к кабинету, как увидел плачущую женщину лет пятидесяти и девочку, тоже всю в слезах. На вид девочке лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. С ужасом подумал, что видимо за ночь привезли ещё кого-то. А родственники уже ждут.

Нет, ещё один труп в его сегодняшние планы не входил. Ему надо в ювелирный. И за подарком Олежке. Задерживаться никак нельзя, а вот узнать, нашли ли вчерашнего младенца, надо. На улице холодно, вряд ли ребёнок выжил. Стало безумно жалко кроху, прямо сердце сжалось.

В коридоре появилась регистратор Лидочка. Шаги услышала.

– Владимир Александрович, а вот они к вам. Я ж сказала, что наш доктор никогда не опаздывает, – это она уже им говорила.

Подходит к Володе женщина и протягивает направление: «Несовершеннолетняя Комарова направляется для определения половой неприкосновенности и половой зрелости».

Женщина сквозь слёзы поясняет:

– Ну да, Ирка у меня… ещё та… не уследила, но поймите, доктор, как только она стала жить с Андрюшкой, парнем своим, она изменилась в лучшую сторону, она стала женой, она за ум взялась, а если его посадят, то девочка покатится по наклонной…

– Парню сколько лет?

– Двадцать три. Да путём у них всё. И с детьми они до её восемнадцати подождать собирались.

Вернулся в кабинет расстроенный, заключение написал, отдал Комаровой-старшей.

– Что там у тебя, Вов? – спросил Семёныч.

– Во-первых или во-вторых?

– Давай по порядку.

– Во-первых, я сегодня уйду вовремя, мне надо кольцо Оксане купить, а может, сразу и обручальные взять. Потом подарок Олежке и бабушке. А вот во-вторых – я злюсь. Потому что закон у нас гибкий для одних и тупой для других.

– Ну, с твоим «во-первых» я полностью согласен. Созрел. Молодец, поздравляю. Олежку усыновить хочешь?

– Хочу. У парня отец должен быть. Да и подружились мы с ним. Что? Думаешь, я тороплюсь?

– Нет, не думаю. Смотрю на тебя, на то как изменился рядом с ней – нет, нормально всё, Вова. Правильно. А что второе?

– Девочку смотрел пятнадцати лет, на определение половой неприкосновенности и половой зрелости. Насилия там нет. Она влюбилась и угомонилась. Даже курить бросила. Чувствуешь? Половая жизнь с тринадцати лет. В анамнезе гонорея. Партнёров она не считала. Но всё по взаимному согласию. Вот такой «подарок». А тут вот последние полгода живёт с парнем двадцати трёх лет. Мать счастлива – дочка за ум взялась. Его родители не лезут. И вот узнают об этом в школе. И начинается. И пошло-поехало. И парня сделали педофилом. Я тебя уверяю, что она его соблазнила и растлила, а не он её. А его посадят. Скажи, за что? И кому от этого лучше?

– Вова, у меня дочке пятнадцать. И если бы я узнал, что она живёт с парнем намного старше себя…

– А если с ровесником?

– Всё равно бы морду набил.

– Я старше Оксаны на десять лет. Я не имею права её любить? Или если бы ей было семнадцать, а мне двадцать семь, то я не имел бы права любить, а через год уже бы имел такое право? Вон в Казахстане вообще ввели принудительную химическую кастрацию педофилов. И это парень, который девчонку из говна вытащил, попадает под эту статью. А он не виноват, ни в чём не виноват. Другой виноват, если соблазняет или насилует, а он нет. Только статья одна, бюрократы одни, машина правосудия ржавая и негибкая.

– Вов, ты винтик этой машины…

– Обещал я в суд свидетелем пойти.

– Вот и молодец. Может, ты и прав, но если бы моя дочка… Ладно, замнём. Пошли на вскрытие вчерашних, пока кого-нибудь не избили.

Бомж с пробитой головой оказался, как и предполагал Семёныч, не криминальным. А вот девочка погибла от внутреннего кровотечения. Полный живот крови.

Володя закончил вскрытие абсолютно злой, с дикой головной болью.

В ординаторскую он вошёл со словами:

– Да какого чёрта!

– Перфорация стенки матки при криминальном аборте? Да, Вов?

– Да. Ты вчера знал?

– Догадывался. Знаешь, сколько таких видел?

– Ну и денёк сегодня, жуть прямо. Не пойду за кольцами.

– Брось. «Не везёт мне в смерти – повезёт в любви!» Помнишь песню такую? Давай звони следователю, пусть выясняют и ищут убийцу. Врач делал?

– Нет, не похоже. Хотя кто его знает. Врач бы прободение не пропустил.

– История знает всякие случаи. Я обрадую сейчас тебя, Вова. Ребёнок жив. Младенец, которого ребятки под брезент грузовика засунули. Ща расскажу. Представляешь, приезжает мужик домой с рынка. Отработал весь день, товар распродал. Въезжает в свой гараж, из машины выходит и слышит писк. А в кузове его пикапа новорождённый ребёнок надрывается. Эти чудилы пуповину не отрезали, а перевязали. Короче, заходит он с ребёнком в дом, говорит жене – так и так, нашёл в кузове. Она в крик, типа такого не бывает, типа нагулял он где-то, а плод любви ему отдали за ненадобностью. А потом ребёнка взяла, «скорую» вызвала, к ней наши ребята сегодня поехали. Так она младенчика не отдаёт. С мужем помирилась. Они его себе оставить хотят. Мамаша от него уже отказалась. Так что повезло парню. Может, человеком станет.

– Есть ещё люди.

– Есть. Правда, наши говорят, что мужа она скалкой отходила, но он не в обиде. У них своих трое, этот четвёртый будет. Вот ты уже и улыбаешься, Вова. Жизнь ведь полосатая. Иди, покупай кольца.

– Сейчас отчёт напишу и сам следователю завезу. Неправильно мы к детям своим относимся, Семёныч. Если бы они нам доверяли…

========== Часть 16 ==========

Он купил! Купил абсолютно всё, что планировал. Даже обручальные кольца тоже купил.

Совсем не такие, как были у него с Леной. Повторения он не хотел. Да его и не могло быть.

Они настолько разные. Лена – всегда знающая себе цену, властная, красивая, недоступная, та, за которую нужно бороться, биться до крови. И Оксана – тихая, милая и домашняя.

С Леной всегда был напряг, он должен был ей соответствовать, стремиться дорасти, потому что планка поднималась и поднималась. Она – научный сотрудник, кафедральный работник и он – врач «Скорой помощи». А вот с Оксаной он почти бог. Нет, она не глупа, она проще, нежнее. С ней хочется расслабиться и так спокойно. С ней он отдыхает.

Поймал себя на мысли, что думает только о себе. Да, ему с Оксаной прямо то, что доктор прописал. А ей? Что он может дать ей? Себя-развалину? Хотя она говорит, что любит…

Любит! Её глаза не врут.

Жаль, что не встретил её раньше, когда был здоров и полон сил. Но раньше она была несовершеннолетней. Да и любила другого. А вот тот, другой, её не оценил, пользовался, унижал, бил. Перед глазами снова нарисовалась картинка её избитой, что даже черты лица не разобрать. Может быть, до встречи с тем придурком, которого он вскрывал после аварии, она была другой. Может быть, она просто сломлена?

Как она говорила про то время, – в одно утро она проснулась и поняла, что от её любви не осталось и следа. А потом она его ненавидела.

Как хочется, чтобы такого же не произошло с ним. Как понять, что её любовь навсегда?

Путём проб и ошибок. А иначе просто никак.

Ладно, надо оставить позади все сомнения и жить. Решил жить с ней, значит, так и правильно. Решил усыновить Олежку, тоже правильно. Всё он правильно решил.

И пусть у него нет той страсти, того помрачения рассудка, как было с Леной, но Оксану он любит, по своему, более спокойно, что ли. Может, так и надо: сильный огонь гаснет быстрее, а вот…

А вот и дом, надо подняться на третий этаж, позвонить в квартиру, и его жизнь станет другой.

Первым к нему на руки запрыгнул Олежка. Он сначала обвил его ноги своими ручками, прижался и попросился на руки. Пришлось поставить на пол все пакеты.

– Я ждал тебя, – с удивлением и недетской грустью рассказывал ребёнок, – а приехала бабуфка. Пойдём играть!

– Пойдём, обязательно с тобой поиграем, смотри, кого я тебе принёс.

Володя наклонился и достал из пакета плюшевого медведя.

– А ещё… это тоже тебе, настоящий робот ЛЕГО.

Мальчонка слез с рук и потащил своё богатство в комнату, ведь кроме этого ещё в подарках оказалась радиоуправляемая машина.

– Ну что же ты творишь, Володенька! – Мария Юрьевна улыбалась широкой светлой улыбкой. – Здравствуй, сынок!

Они обнялись.

– Раздевайся и проходи, Оксанка в последний момент поняла, что к голубцам сметанки нет. Вот побежала. Она скоро, шустрая девочка.

– Это вам, – он протянул Марие Юрьевне коробочку.

Она открыла и ойкнула.

– Володя, мне жемчуг?! Зачем?! Ты мне жизнь спас, и сам подарки делаешь?

– На память о дне, когда я руки внучки вашей прошу.

– Сладилось у вас. Рада. Ксюшка хорошей женой тебе будет, не сомневайся. Да и мне теперь умереть не страшно. В надёжные руки внучку отдаю. Да что ж ты стоишь всё у порога, проходи.

– Сейчас домой загляну, переоденусь, и к вам. Голубцы есть со сметаной.

Дома влез под душ. Снова задумался. Всё, он сделал шаг, осталось получить согласие Оксаны. Он его не спросил. Только сейчас понял, что не спросил. Нет, не откажет она. А вдруг? Сердце защемило.

Из душа прошёл в спальню, одеться.

– Вова!

Она стояла в дверях.

– Ты замуж за меня пойдёшь?

– Пойду, только расскажи мне всё.

– Что, Ксюша?

– Про то, что было в больнице, про то, что тогда не досказал.

– Ты считаешь, что надо?

– Надо, Володенька, и не потому, что это что-то изменит. Я с тобой, и теперь всегда с тобой буду. Ты для себя должен сказать, чтобы жить мог, радоваться жизни.

– Хорошо, слушай. Лена пришла попрощаться и дать ключи от квартиры. Сказала, что всё привела в порядок, заходи и живи. Вернее, заезжай, я передвигался в инвалидной коляске. Квартира на третьем этаже, но есть лифт. Напомнила, чтобы сыну звонил. Тогда ей казалось это важным. Отдала документы, ключи и ушла. Для меня мир рухнул, второй раз после аварии, смерти мамы и развода. А ещё я понял, насколько беспомощен. Третий этаж. Ты понимаешь, что если лифт не будет работать, я просто сдохну с голоду, и соседи меня по запаху гниения обнаружат. У меня никого нет, никого! Это так страшно, чувствовать себя беспомощным и одиноким. А мне было всего двадцать восемь лет. Стали появляться мысли о суициде. Выход? Да – выход. В душу там бессмертную, в Бога я не верил. А тут так здорово, вот я умираю и рядом с мамой. Представляешь, я ведь даже не попрощался с ней. Не проводил в последний путь. Всё без меня. И тогда я подумал, что жизнь вообще прекрасно течёт без меня. Я вне жизни. Я есть, и меня нет одновременно. То есть я есть только для себя, для Даньки. А для всех остальных меня уже нет. Понимаешь?! А тут Марина пришла, попросила подписать заявление об увольнении по состоянию здоровья. Объяснила, что ничего личного, что ей недоукомплектовка бригады боком выходит, а так она сможет взять человека на моё место. Я понимал, для неё важна работа, и я подписал, а потом решился. Вот подъехал я в инвалидной коляске к лестнице. Думал, сейчас коляску с тормоза сниму, и она вниз покатится, перевернётся и наступит конец. Я успокаивал себя, что это не суицид, а эвтаназия. Что не один врач никогда не сделает мне то, что я попрошу, а значит, я могу только сам.

– А что потом, Вова?

Оксана размазывала по лицу слёзы, которые лились нескончаемым потоком.

– А потом я услышал голос сзади, и понял, что мою коляску крепко держат. Там был нейрохирург-спинальник, Васнецов. Он уже у нас не работает, уехал куда-то в центр. Защитился. Так вот, он предложил мне операцию. Тяжёлую, серьёзную операцию, на позвоночник. Такую, каких никто ещё не делал, и он не делал людям, практиковался на собаках только. Обещал, в случае удачи, потом заменить коленный сустав. А в случае неудачи помочь мне уйти из жизни, только менее болезненным способом, чем упасть с лестницы. И я согласился. Потому что это был шанс жить. А я как любой самоубийца, хотел жить… Операция прошла успешно, потом вторая, на колене, тоже успешно. Я встал, я получил специальность, я начал работать. Я могу обеспечить себя и не только себя. Но я ощущаю себя периодически у той лестницы, на краю, когда нужно только отпустить тормоз…

Он поднял на неё глаза и прижал к себе.

– Ну что же ты плачешь? Ксюша, ты сама просила рассказать.

– Вов, у меня есть предложение.

– Какое?

– А давай ты мысленно представишь, что ты встал с той коляски и своими ногами спустился вниз с той лестницы. И мы идём дальше вместе: я, ты, Олежка, наши с тобой дети, которые обязательно будут. А твой сын к нам приедет, рано или поздно. Мой двоюродный дедушка обещал купить самый навороченный ноут и отвезти твоему Дане. Ты сможешь его видеть, а он сможет видеть тебя. И пусть между вами океан. Это такая мелочь, когда люди родные. У меня все в одном городе, а мы не видимся и не разговариваем, потому что чужие по своей сути.