Текст книги "Анюта (СИ)"

Автор книги: Жанна Д

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Только ничего этого не происходит.

***

Встала я пораньше с постели сегодня, приняла душ, собираюсь в институт, подхожу к кухне кофе попить, а тут мама с папой разговаривают:

– Саш, что про Нюту на работе говорят?

– Да хорошо говорят, не беспокойся. Машунь, у нас замечательная девочка. Мне вчера Илья Владимирович заявил: «Какая у вас дочка красивая, Александр Юрьевич, и не балованная, трудяга. Вся в папу, наверное. И серьёзная такая!» Вот так и высказался.

Не вошла я на кухню, и разговора дальше не слушала. Мне петь хотелось от счастья. Просто петь…

========== Неожиданное предложение ==========

Опять зима на дворе, и Новый год не за горами, а у меня всё одно да потому.

Ваня есть и нет в моей жизни.

Друг он, просто друг, который впечатлениями о других девушках делится. А у меня даже ревности нет.

Ничего нет, пустота какая-то. Мне ему и рассказать нечего. Потому что я одна. А старость не за горами. Наступает старость, скоро двадцать мне.

В сердце всё то же – Илья Владимирович там. Глупость такая, он не обращает на меня никакого внимания… Пустое место я для него.

Другие врачи хоть скажут что-нибудь приятное, когда вместе с ними чай пью. А он нет. Никогда со мной по собственной инициативе не заговаривает.

Моё место в ординаторской, не в сестринской, и тем более не в санитарской, а в ординаторской с врачами. Если у них есть настроение и время, они говорят со мной, рассказывают всякое, и по профессии, и по жизни. Иногда моей личной жизнью интересуются, смеются, когда говорю, что у меня её нет. Все так, кроме него. Он молчит, здоровается и всё, или приказы отдает. А я жду, сама не знаю чего жду.

Другая бы на моём месте уже бы давно ждать перестала, а я жду. Всё так же сердце замирает при его появлении. И мечты уносят вдаль.

И вдали там так хорошо и так красиво, только вблизи мрак.

Вот о чём я думала, пока мыла пол в коридоре отделения, одновременно слушая музыку с наушниками в ушах и МР3 в кармане.

А ещё думала о том, как всего два года назад была жизнерадостным ребёнком, готовым ко взрослой жизни, мечтающим о взрослой жизни, и кто я теперь? Человек, практически разочарованный в этой самой жизни. Потому что жизни-то и нет. Есть будни, такие однообразные будни, и всё.

– О чём задумалась?

Вопрос я услышала только после того, как Илья Владимирович тронул меня за плечо. Я аж дёрнулась, так испугалась.

– Да про жизнь свою думаю.

– Вот я и смотрю, что ты трёшь одно и то же место, а сама так далеко, что и не докричишься. Случилось что-то?

– Нет, ничего не случилось.

– А почему выражение лица такое мрачное? Пойдем чай попьём, поговорим.

– С вами?!

– Со мной, а что?

– Да, да, конечно!

Он смотрел на меня недоумённо.

– Убери свою швабру с ведром, чтобы никто не споткнулся и не упал, а я пока чай приготовлю.

Я не знала, что мне думать и чего ожидать. В ординаторскую шла как на эшафот. Сердце стучало так, что мне казалось, всё спящее отделение его стук слышит.

В кабинете меня ждал накрытый стол и даже пирожные-профитроли, мои любимые. Много.

– Ешь давай, – проговорил он, – ешь и слушай. Я всё присматриваюсь к тебе, приглядываюсь и понять никак не могу. Скажи мне, пожалуйста, что ты тут делаешь?

– Подрабатываю.

– Зачем?

– Опыта набираюсь…

– Это когда тряпкой из стороны в сторону машешь? Вот тогда ты опыта набираешься? Какого опыта? Ты бы лучше дома лишний раз полы помыла, всё матери помощь. А тут наши баба Дуся и баба Клава без тебя справятся. Тебе нужны деньги? На что? Ты не куришь, вредных привычек, которые не оплачивают родители, не имеешь.

– Вы хотите, чтобы я ушла с работы? – ком стоял в горле. Я этого Илью Владимировича практически ненавидела в тот момент.

Но если эмоции у меня сильны, то я ем. Просто катастрофически ем. Вот и сейчас я, чуть не плача, поглощала профитроли одну за другой.

– Да, я хочу чтобы ты ушла с работы. Потрать время освободившееся с пользой. Займись чем-нибудь, хобби каким. Понимаешь, никакого опыта ты не приобретаешь, серьёзных денег не зарабатываешь. А учёба страдает, я говорил с преподавателями. Иногда тебя просто жалеют. Девочка работает! Недоедает, блин, девочка! Я и с отцом твоим говорил, хотя он считает, что работа дисциплинирует, но я его убедил, что не та работа и не для того человека. Ты со специальностью определилась? Или как?

Меня просто выводил из себя его покровительственно-поучительный тон. Я понимала, что уволюсь завтра же, что больше сюда ни ногой, что человек, от вида и голоса которого я просто таяла, который так прочно, практически намертво поселился в моём сердце, теперь просто рушит мою жизнь. Я так хорошо пристроилась. Я могла смотреть на него издали, мечтать могла, а он…

Но он задал вопрос, и я должна ответить. Нет, не думала я определяться со специальностью. Знала только, что хочу быть практиком, что наука не для меня, и биохимия не для меня. Как бы я ни любила я маму и дядю Глеба, их работа казалась мне скучной: пробирки, анализаторы и таблицы, статистика и ещё раз статистика. Нет, нет и нет – не моё.

Но сейчас надо было сделать выбор и ответить. Не говорить же, что я тут торчу по личным соображениям.

– Хирургия, мне нравится хирургия. И можете не волноваться, я уволюсь, и меня вы больше не увидите.

После этих слов я запихала в рот следующий профитроль, встала и собралась выйти из ординаторской. Он надо мной ржал, просто открыто нагло ржал и не скрывал этого. Но как было красиво его улыбающееся лицо… потрясающе красиво…

– Сядь, я ещё не закончил. Значит, хирургия. Это кое-что объясняет. Но ты пошла не по тому пути. Я хочу предложить тебе другой вариант. Да, ты увольняешься и полы больше не моешь. Но ты можешь приходить в дни моих дежурств. Буду давать тебе задания, выучишь, ответишь, а дальше позволю присутствовать на операциях. Пока так.

Мой гнев сменился радостью. О таком я и мечтать-то не смела. Я ничего не смогла произнести, кроме: «Спасибо!» И своё спасибо я произнесла раз двадцать, не меньше.

Я накатала заявление на увольнение, допила чай, доела пирожные.

А потом произошло самое невероятное. Мы обменялись телефонами.

Он принёс мне свой график дежурств, но обещал звонить, если что-то изменится.

А потом болтали просто ни о чём. Вернее, всё не так, он рассказывал, как работал в первые годы. Как учился в институте, про преподавателей рассказывал, которые были у него. Некоторые из них вели занятия и у меня.

Но я просто слушала, потому что никак не могла поверить в своё свершившееся счастье, я упивалась звуками его голоса. Я находилась на вершине блаженства.

Неужели он заметил меня, неужели я ему… Нет, не буду загадывать.

Не буду! Буду жить здесь и сейчас, буду довольствоваться тем, что имею. А мне вон какой кусок счастья только что отвалили. Такой, что и подумать я не могла, да и представить не могла в самых далеко идущих мечтах.

Пол я домыла лишь перед рассветом.

А потом пошла на занятия.

Сегодня мне Ванька казался особенно молодым и особенно глупым. Ничего в нём нет, ни лоска, ни внешности, ни жизненной позиции. Мальчишка и всё.

Я ему, конечно, рассказала – и про увольнение, и про предложение Ильи Владимировича. С радостью такой рассказала, с восторгом. Пусть завидует.

А он сник, помрачнел и очень односложно отвечал на все мои вопросы. Так односложно, что мне и разговаривать с ним расхотелось. Он же друг, он должен радоваться за меня. У меня такая возможность погрузиться в профессию.

– Когда ты решила стать хирургом? – вдруг спросил он.

– Давно, а что?

– Ты никогда об этом не говорила.

– Ты считаешь, что я обо всём должна говорить?

– Я думал, что мы друзья.

Нас отвлекли девчонки из группы, потом началась пара. После которой Ваня проводил меня до самого дома. Шли молча, не проронив ни единого слова.

Только когда уже входила в подъезд, я услышала его слова:

– Я буду за тебя бороться, Анюта.

========== Предновогодняя кутерьма ==========

– Аня, ну почему надо дежурить в новогоднюю ночь? Ты уволилась. Графика работы у тебя нет. Новый год – семейный праздник. Где ты должна быть?

– Дома с семьёй. Мама, можно сделать исключение? Я не могу отказать человеку, который сам вызвался меня учить. Понимаешь, мама?

– А ещё тебе этот человек нравится! Так?

– Да причём здесь это? Я учусь, и собираюсь учиться.

– Дочь, я против!

– Что у вас тут происходит? – дядя Глеб вошёл в кухню, где случился весь этот разговор.

– Вон, племянница твоя собралась новогоднюю ночь проводить в приёмном покое хирургии.

– Значит, так для неё правильно. В чём дело, Маша?

– Я думаю, что это не то место и не то общество, на которое семейный праздник меняют.

– Не можешь отпустить взрослую дочь?

– Куда отпустить? Глеб, ты о чём? И какая она взрослая?

– Скоро двадцать, однако. Ты была взрослой в двадцать лет?

– Конечно, но только потому, что больше быть взрослым оказалось некому. Мама болела.

– И я был, потому что остался один. К тому времени уже совсем один и сам себе хозяин, и именно в то время выбирал свой путь, ставил цели и думал, как их осуществлять. Почему ты ограничиваешь дочь?

– Глеб, знаешь, такое впечатление, что она тебе чужая, и что тебе просто всё равно, где она и с кем будет!

– Машуня, не нарывайся! Она мне далеко не чужая, проблема в том, что ей пора учиться самостоятельности, а тебе пора её отпустить.

– Что значит – отпустить?! Ты с ума сошёл!

– Позволить быть взрослой. Доверять. Маша, чтобы научиться ответственности, не обязательно терять родителей, наверно, легче, когда они рядом и можно совет спросить, и свои ошибки разделить с ними. Нет, не так? Или тебя она больше устраивает в образе вечного ребёнка? Её жизнь, её выбор. Я так считаю. И нет ничего страшного, если Новый год она встретит в приёмном покое.

– И когда ты стал таким демократом? Ты, который сам за всех всё пытаешься решить?

– Маша, у каждого человека свои недостатки. У меня этот. Я же не отрицаю. А ты ведёшь себя сейчас, как курица-наседка.

– Я курица?!

– Ты курица-наседка.

– Ты зачем пришёл?

– Да вот теперь даже не знаю, говорить или нет. Мы с тобой вроде как поссорились.

– Говори, я думаю, что твой приход к моему разговору с Анютой не относится?

– Да. Не относится.

– Говори.

– Машунь, к нам с Лёней должны прийти его родители. Я хотел попросить вас всех быть тоже.

– И стол, соответственно, с меня?

– Обещаю посильную помощь.

– А Аня?

– Ну конечно, с нами!

– То есть тут её присутствие как члена семьи необходимо?

– Маша, не передёргивай!

– Да я-то что.

Мне надоело слушать их перепалку, и мирить их уже было явно пора.

– Дядя Глеб, я буду у тебя и помогу вам с мамой накрыть стол, а вот Новый год я буду встречать на дежурстве. Но вам обязательно позвоню. Мамуль, я уже взрослая! Честно скажу, не всегда мне это нравится. Но что делать! Выбор у меня невелик, надо учиться жить. Вот что я вам сообщаю, мои милые родственники. Учтите, что я вас люблю со всеми недостатками.

– И предлагаешь нам делать то же самое, то есть смириться с твоими недостатками?

– Примерно так, мамуль.

– Ладно, убедила. Хирург тот хоть надёжный человек? Ему доверять можно?

– Папа его знает, думаю, что можно.

– Хорошо, поговорю с папой, а потом мы решим, – мама, кажется, сдалась. – Глеб, ну что ты так ехидно улыбаешься?

– Думаю, и вот о чём: скажи, сестрёнка, Саша тебе сразу надёжным показался?

– Саша?! Пока он был лечащим врачом мамы, я просто не думала об этом, я верила ему и всё. А потом, когда плакала в его объятиях – боялась, что если он меня отпустит, то упаду и больше никогда не встану. Он и не отпустил, до сих пор.

– Поняла, что такое надёжный человек? А, Нюта?

– Поняла, учту. Самый надёжный, конечно, мой папа, а потом вы с Лёней. Есть на кого равняться. У вас-то мир?

– У кого?! Анют, у нас с Глебом? Конечно, мир. Ты не видела, как мы на работе спорим. Там пыль столбом и Дима с успокоительным.

Они оба просто рассмеялись, глядя в глаза друг друга.

Вот такая у меня сумасшедшая семейка.

***

Ваня пригласил меня встречать Новый год с ним, в общаге, туда половина нашей группы заявиться собиралась. Но я отказалась, отказалась и всё тут.

Он обиделся, сказал, что собирал всех, только чтобы я тоже. Чтобы Новый год вместе. Ведь говорят: с кем Новый год встретишь, с тем его и проведёшь.

Как объяснить человеку, что не с ним я хочу быть, что он мне просто приятель. Что его ухаживания мне смешны, потому что он не тот. А тот, кто мне нужен, тоже пригласил меня, только на дежурство в приёмном покое.

А ведь говорят: с кем Новый год встретишь… Вот и хочу я с ним. Непонятно, что ли? Хочу с ним!

Минуты считаю до того самого дежурства!

А пока сдаю зачёты, сразу после Нового года сессия: анатомия (гос. экзамен), гистология (гос. экзамен), философия (экзамен), нормальная физиология, биологическая химия, микробиология, иностранный язык (английский), физкультура.

Больше всего боюсь за физкультуру. Неспортивная я совсем. Нет, не просто неспортивная, спорт и я – вещи несовместимые.

Вспомнила, как на уроке физкультуры в школе физрук повесил меня на брусья. Если бы просто повесил. Ну, повисела бы я чуток, и на землю, на родную спустилась бы. Так ведь нет, решил он из меня гимнастку сделать. Велел ноги на вторую перекладину закинуть, потом прогнуться, а потом с нижней перекладины красиво спрыгнуть, отпустив верхнюю.

Раскачалась я. И… Да что тянуть. Ноги я закинула преподавателю в живот. Да так закинула, что он, согнувшись пополам, оказался за шведской стенкой.

Урок я сорвала, а преподаватель велел мне ему на глаза не показываться.

Папа отнёсся к моим подвигам спокойно и организовал мне справку освобождения по поводу вегето-сосудистой дистонии сосудов головного мозга, которая у меня и так наличествовала. Просто по школьным документам не проходила.

Вот такие дела, а тут экзамен, и освобождение мне не предвидится…

Короче, предновогодняя лихорадка вылилась в сдачу зачётов, зубрёжку, получение допуска к экзаменам и семейный вечер у дяди Глеба.

Смешной он. Это я про дядьку любимого.

Человек, умеющий подать себя на самом высшем уровне, имеющий такой вес в науке, но совершенно теряющийся, когда приходят родители Лёни. Он двух слов связать с ними не может. Лёнин отец последний раз даже пошутил по этому поводу: «Глеб, ну хватит уже, я не кусаюсь! Мне поговорить с тобой хочется, а ты…» Дядька покраснел и оттаял. Лёнины родители так заболтались с ним, что и ночевать у них остались. А мы всем семейством в одиннадцать отправились домой.

========== Дежурство ==========

– Пришла?! Здравствуй, проходи, переодевайся. В сумке-то что такое? Ничего себе сумочку ты притащила!

Илья Владимирович действительно удивился моему приходу на дежурство в новогоднюю ночь. Трудно читались эмоции на его лице, но всё-таки он был рад моему появлению. Я видела.

– Пришла, я же обещала. А в сумке салатики для новогоднего стола, мы с мамой стряпали. Сейчас в холодильник сложу и пирог ещё есть, тоже с мамой пекли.

– Так тебя во врачи или замуж готовят? – он ухмылялся.

– Во врачи я готовлюсь сама. Замуж, я думаю, тоже моё личное дело. А готовят еду у меня и мама, и папа замечательно. Нас в семье трое детей, немало, согласитесь. Бабушек там и дедушек, помогающих с воспитанием, никогда не было. Так что всё всегда мама с папой.

– Понятно. Не замечал у Александра Юрьевича кулинарных способностей.

– Думаю, просто не доводилось.

– Думаю, ты права. Гостей звать будем?

– Конечно, мы же с вами тут не одни на дежурстве.

Он рассмеялся.

Дальше стал спрашивать заданную тему, а именно – группы крови и их совместимость. Серьёзный такой. И никаких скидок на праздник! Я отвечала. Я всё-всё вызубрила, так вызубрила, что книжку почти наизусть. То есть, раздел про кровь наизусть.

– Всегда так учишь?

– Практически. Думаете, ко мне хорошо относятся в институте? Только и ждут, когда ошибусь или отвечу не так чётко, или запутаюсь. Не понимаю только, почему и за что такое отношение.

– Профессорская дочка. Разве непонятно?

– Профессорская дочка – это вроде титула, передающегося по наследству? Так мне кажется, что у каждого ребёнка свой путь и свои темпы развития. Все ходить и говорить учатся, независимо от того, есть у родителей титул или нет? Или не права я?

– Права! Не злись. Хотя когда ты злишься, так глаза сверкают, что сейчас спалят. Ну, родители вес имеют, далеко не последние люди, вот тебе и завидуют.

– Завидуют и ненавидят. Ваньку же не ненавидят, хотя у него тоже родители врачи. Но в другом городе и всё нормально. А я изгой, не пойми за что.

– Ты не изгой, ты сама ведёшь себя так. Ты ведь не стараешься с ними подружиться?

– Мне не интересно.

– Вот и причина. Первая, самая главная и самая решающая причина. Так что не вали с больной головы на здоровую.

Я только лишь плечами пожала. Мне действительно не интересны те забегаловки и ночные клубы, куда любят ходить мои одногруппники. Нас дядя Глеб в такие рестораны водил, что те, куда молодёжь заваливается, просто убожеством кажутся. Я как-то сходила с ними, мне не понравилось, там отравиться можно. Я отравилась, два дня пролежала.

Конечно, я ничего не сказала, зачем? Просто от посиделок отказывалась, ссылаясь на неотложные дела.

Но Илье Владимировичу надо было что-то отвечать.

– Да я не валю ни с чьей головы ни на какую. Просто мне не нравится то, что нравится ребятам.

– Кто же и что тебе нравится?

– Нравится читать. Кино там всякое.

– А кто? Я про парней спрашиваю. Парень есть?

– Нет. Так особо нету. Ванька если, так он просто друг.

– Понятно. Ещё друзья есть?

Я хотела сказать про Лёню, но смолчала. Начнутся вопросы. А отвечать на них я не готова, и подставлять близких мне людей – тем более.

Зато я задумалась. Действительно, почему мне никогда не нравились ровесники?

Нет, ответ сам собой не появился. Я, беря пример со Скарлетт О’Хара, решила, что подумаю об этом после.

Дальше мы накрыли праздничный стол, собрались перекусить, пока тихо в приёмном покое.

Сколько всяких приятных слов я услышала в адрес моей мамы и меня, когда врачи и медсёстры уплетали мои салатики! А пирог просто пошёл на ура!

У Ильи Владимировича прямо водопад комплиментов случился. Он утверждал, что так вкусно и не ел никогда. Вот повезёт тому, кто на мне женится.

Как я радовалась. Права я была, что решила дежурить именно сегодня. Просто невероятно права.

А часа через два привезли первый холецистит. Но он достался не нам, а другому хирургу – Павлу Исаковичу. Он в отделении дежурил.

К нам же приехал разлитой перитонит, после того как у мужчины воспалённый аппендикс лопнул.

Сидел наш сорокалетний товарищ больной с болями, пил анальгин с но-шпой, несколько дней сидел и ждал, когда отпустит. Не лечится же на Новый год. А тут ещё к вечеру его отпустило. Вот он совсем и обрадовался. Поел вволю всего вкусненького, проводил старый год водочкой, и только после боя курантов, выпив свой бокал шампанского, понял, что ему кранты. Вызвал «скорую» и приехал к нам вместе с сопровождающими его женой и дочкой. Вот такая вот история.

Обследовали его недолго, сразу взяли в операционную.

Я помылась наравне с хирургами. Мыться и как вести себя в операционной меня ещё во время практики научили. А потом свершилось чудо, Илья Владимирович позволил мне держать крючки.

Впечатлений масса. От дрожащих поначалу рук до тошноты от вида крови и всего остального, что в операционной ране оказалось. А потом я сумела взять себя в руки и всё встало на свои места. И я увлеклась процессом, и тем, как он работает, и вообще я таких смешанных и бурных эмоций никогда в жизни не испытывала.

В тот самый момент я поняла, что действительно хочу быть хирургом. Вот в чём я сама себе призналась.

Да, именно так и стоило провести новогоднюю ночь, именно так.

После операции мы снова вернулись в ординаторскую к салатикам. Но тут произошло то, что испортило, вернее, не так – то, что сломало меня изнутри.

Илья Владимирович мне объяснял, что, зачем и почему было сделано. Затем попросил всё выучить и ответить к следующему разу. Причём не просто выучить учебник хирургии, а выучить все: и нарушение биохимических процессов, и физиологии, и патологии с гистологическими изменениями. Я слушала, открыв рот. Вот где всё оно сходилось, где был стык всех дисциплин, изучаемых на разных кафедрах и кажущихся иногда совсем оторванными от медицины. Вот для чего всё это было нужно. Это были процессы человеческого организма. То есть сама сущность человека. На микро-и макроуровне.

Он говорил ещё о воспалении, его стадиях и признаках, применяя к конкретному случаю, когда двери ординаторской отворились, и вошла ОНА.

Эту женщину я бы приняла за модель на пенсии, так как в моём понимании все модели после тридцати – уже пенсионерки. То есть лоск и повадки они сохраняют, но вот для подиума уже вовсе не подходят. Хотя красивая женщина.

Вот вошла она, окинула меня всю с ног до головы оценивающим взором и говорит:

– Илюшенька, тут, говорят, у вас кормят вкусно, – и садится так прямо рядом с Ильей Владимировичем на диван. И целует его прямо в щёку. А я смотрю на это всё. Просто смотрю.

– Да, у нас тут Анечка праздник устроила.

– Анечка? И кто у нас Анечка? Новая медсестра?

– Нет, Нина. Анна Александровна Говорова – студентка, хирургией интересуется.

– Надеюсь, только лишь хирургией. Погоди, Говорова? Александровна? Это не завтерапией дочка?

– Да, Нина.

– А, ну тогда понятно. Илюша, а ты после дежурства ко мне? Я скучаю…

Моё сердце просто оборвалось.

Я вышла из ординаторской и думала даже домой рвануть. Но не стала. Приду, как обычно после дежурства нормальные люди приходят. Нет, никто из домашних не заметит моего расстройства. никто ничего не узнает. Я же хирургию люблю, а не хирургов. Хирурга, одного Илью Владимировича. Или это не любовь? А что тогда?

Вопрос остался без ответа.

Утром Илья Владимирович хотел проводить меня до дома, но я отказалась. Пусть идёт к своей Нине.

========== Не умеешь – не берись… ==========

– Папа, кто такая Нина Заславская?

– Нина? Красотка такая, вроде как модель бывшая? Модель в отставке по возрасту. Так точнее будет, – папа улыбался одними глазами, хитро так улыбался.

– Ну да.

– Да никто, терапевт она, во второй терапии.

– Не у тебя?

– Нет, Анют, не у меня. Я патологических дур в отделении не держу, даже красивых, – папа многозначительно подмигнул.

Мы рассмеялись с ним вместе.

Всё-таки удивительный у меня папа.

– Что, совсем безнадёжно у неё с головой? – я продолжила издеваться над Ниной, получая при этом особое удовольствие.

– Ну, для какой красивой женщины, это считается недостатком?

– Папа!

– А что – папа?! Она очень нравится мужчинам. И отсутствие мозга ей не мешает.

– Особенно хирургам, да?

– Ты про Илью?

– Ну да.

– Да, он периодически встречается с ней последние три года, она и работает у нас всего года три.

– Три года?! – я была искренне удивлена.

– Может, больше. Тебе-то что?

– Да так, ничего…

– Нюта, Илья как преподаватель меня вполне устраивает. Как хирург тоже. Но на этом всё. Понятно? Вот пусть дальше встречается с Ниной, всё равно на ней не женится.

– Почему?

– Ну, наверно, потому, что есть женщины, с которыми хорошо провести время можно, а есть те, с которыми хорошо жить. Только это разные женщины.

– А если подробней?

– Дочь, имей совесть. Я не знаю, забыл, я слишком долго женат.

Больше мне из папы ничего вытянуть не удалось. Но настроение заметно улучшилось.

Жить стало легче, заниматься спокойнее. А зубрила и усваивала материал я теперь не только для себя и чтобы не подвести родителей, но ещё и для Ильи Владимировича учила. Он меня ни в чём уличить не сможет, я буду лучшая. Вот!

***

С Ванькой после Нового года сплошная туфта. Я же ему честно и радостно про операцию рассказала, и про дежурство тоже.

Я как лучшему другу, чтобы поделиться, чтобы он порадовался за меня, а он надулся как индюк и разговаривает со мной сквозь зубы.

Ничегошеньки я не поняла, ну и высказала, что друзья так себя не ведут, и так не поступают. Я наговорила, он ответил. Поссорились.

Теперь он от меня нос воротит.

После последнего экзамена я его подождать решила. Не нравится мне наша с ним ситуация! Не нравится и всё! За эти полтора года Ванька стал родным и необходимым, и наша размолвка даётся мне тяжело, очень тяжело.

Впереди каникулы, я просто не могу оставить всё как есть. Я должна что-то сделать, я должна с ним помириться, может, я и правда виновата перед ним, только не знаю – в чём и почему.

Еле как дождалась его.

– Вань, ну как сдал?

– Сдал, тройка. Плохо, очень плохо. Мама расстроится.

– Может, пересдать?

– Биохимию? Ты смеёшься? Да я в ней ни в зуб ногой! Хорошо, что тройка.

– На чём погорел?

– На цикле Кребса.

– Так это ж основное, как ты мог не выучить? Просто стихотворение, Ваня:

ЩУКа съела ацетат, получается цитрaт,

Через цисaконитaт будет он изоцитрaт.

Вoдoрoды отдaв НАД, oн теряет СО2,

Этoму безмернo рaд aльфa-кетоглутaрaт.

Окисление грядёт – НАД похитил вoдoрoд,

ТДФ, коэнзим А забирают СО2.

А энергия едва в сукциниле пoявилась,

Сразу АТФ рoдилась и oстался сукцинат.

Вот дoбрался он дo ФАДа – вoдoрoды тому надo,

Фумарат воды напился, и в малат oн превратился.

Тут к малату НАД пришёл, вoдoрoды приобрёл,

ЩУКа снoва oбъявилась и тихoнькo затаилась.

Видишь? Просто, как дважды два.

– И что, что не смог? Я не знаю и не понимаю всю эту галиматью. Не нужна она мне, как и любому нормальному врачу не нужна. Только ты это выучила назубок. Единственная из всей группы. Особенная ты наша! Да, ты же непогрешимая, ты всё знаешь и всё умеешь с пелёнок. Тебе же всё генетически передалось. Ты же удовольствие получаешь от своей неповторимости. Королева, блин. Только короновал тебя кто?

– Ваня! Ваня! Погоди, не шуми. Мы же друзья, Ваня.

– Я тоже думал, что друзья. А ты – показуха одна.

Он рванул от меня, как от чумной, а я осталась.

Зря ждала я его с экзамена. Наверняка он расстроился, а я… Просто не к месту я.

Дома ревела. Хорошо, что никто не видел. Глебка в своей художественной школе был, а Юля в детском саду.

Потом глаза холодной водой отмачивала. А к вечеру пошла в общагу, к Ваньке, мириться. Пришла, а там отмечают окончание сессии.

Первый раз Ваньку пьяным видела, причём хорошо пьяным.

Мне ребята обрадовались, к столу позвали. И Ванька тоже рад был. Усадил меня рядом с собой и водки налил.

Я не пила до этого. У нас в семье вообще не пили. Редко, очень редко и мама никогда. А тут я попала…

– Ну что, Аня, раз пришла, то давай за примирение.

Я сначала хотела отказаться, а потом подумала, что конфликт надо улаживать, и согласилась. Выпила сначала рюмку, потом вторую. Закусывали картошкой с селёдкой. Но еда быстро закончилась. Парней было много, а картошки мало. Я же постеснялась взять себе, вроде как пришла с пустыми руками, неудобно.

Сколько я выпила, я не помню, потому что с какой-то рюмки я просто потеряла счет. Мне наливали – я пила.

А потом я отключилась.

Не знаю, как я попала домой.

Когда я очнулась, то находилась дома. Я лежала в своей кровати в пижаме, голова жутко болела, как будто скованная железным обручем. Желудок протестовал, хотя в нём ничего давно не было…

Глаза выхватывали чьи-то лица, мамы, папы и дяди Глеба. Они говорили между собой, но я не разбирала слов и периодически отключалась.

Только к вечеру следующего дня я пришла в себя, и мне рассказали, что произошло.

Домой меня притащил Ваня, хотя сам еле как стоял на ногах.

Папа откачивал нас обоих. Ваня раньше меня протрезвел и уехал, у него билет на поезд был. Лёня проводил его и усадил в вагон.

Стыдно так… А главное – я не знаю, помирились мы с ним или нет…

========== Дядя Глеб ==========

– Нюта, чем занимаешься?

– Читаю, дядя Глеб.

– Что читаешь?

– Кулинарию.

– Кулинарию читают на кухне с кучей продуктов, претворяя всё, что там написано, в реальность. А теория без практики… ерунда.

– Я под домашним арестом, знаешь?

– О твоих «подвигах» знают все.

– Многозначительное заявление!

– Ещё и огрызаешься? Отец чуть не чокнулся, увидев вас с этим Иваном в том состоянии, в котором вы оба находились, особенно ты.

– Ваня был тут?

– А кто тебя приволок-то?! Да, был. Причём, он ошибся этажом и позвонил ко мне, а у нас с Лёней гостили Заболоцкие полным составом. Так что ты прославилась не на шутку. Мне было стыдно, Анна Александровна…

Я не знала ни что сделать, ни что сказать. Я просто сгорала от стыда.

– Плохо… Дядя Глеб, я больше не буду…

– Когда ты это говорила в шесть лет, я тебе верил. Ты выросла немного, не считаешь?

Я расстроилась и разревелась. Вот так хотела просто помириться с другом, а что натворила-то.

– Я съезжу к ним и извинюсь.

– К Заболоцким?

– Ну да.

– Глупости не говори. Лучше возьми свою кулинарию и дуй на кухню, приготовь ужин к приходу родителей. Всё польза. И приложение способностей туда, куда нужно.

– А ты почему дома?

– Да так, отгул взял. В университете прочёл лекцию и решил отдохнуть. Имею право! Матери твоей позвонил, вот она просила зайти тебя проведать.

– Тогда помогай!

– Хорошо, почистить там что – это я могу.

– Я знаю, что ты можешь. Вечером с Лёней придёте дегустировать моё творение.

Конечно, я приготовила ужин и ждала всех за накрытым столом. Только вопрос мамы к дядьке про самочувствие мне не понравился и насторожил. Не зря он прогуливал работу. Но за столом он ел как обычно, и я на всё это обратила очень мало внимания. Вернее, выпустила из головы, потому что думала лишь о том, как загладить свою вину перед Заболоцкими.

Подставила я дядьку, вот чего меньше всего хотела, то и произошло. Не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Так и у меня: хотела лишь с Ванькой помириться, а вызвала целую череду негативных событий и поступков.

И Ванька не звонит, и на мои звонки не отвечает. Но об этом я таки подумаю после. Вот вернётся он с каникул на занятия, так я всё и выясню.

Ночью у меня созрел план. А утром, когда все отправились на работу, я приступила к его претворению в жизнь.

Я собралась, и купив по дороге пироженки, которые так любит отец Лёни, отправилась к Заболоцким.

Они удивились, конечно. К столу пригласили. Чаем напоили, сказали, что не сердятся вовсе, что все их дети через такой опыт прошли. И говори—не говори, предупреждай—не предупреждай, учи—не учи – а только результат один и тот же. Пока на собственной шкуре не испытаешь, мозги не включаются.

Рассказали, как расстроился дядя Глеб на мою выходку, как переживал весь вечер, и звонил моему отцу, узнать, как там я. А потом мать Лёни задала вопрос о здоровье дяди Глеба.

Вот так и спросила – насколько серьёзно он болен. А я не знала, что ответить. Растерялась я совсем. А они по моему лицу поняли, что для меня болезнь дядьки —

открытие.

Я распрощалась и ушла. Только домой идти не хотелось. Страшно так стало. Я никогда не боялась ни за кого. А тут… И никто, никто мне дома ничего не сказал. Почему? Скрыли от меня всё. Только зачем? Папа с мамой-то точно всю правду знают. Почему молчат?