Текст книги "Анюта (СИ)"

Автор книги: Жанна Д

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Нужно платье для взрослой жизни ==========

Я получила свои девяносто семь баллов по ЕНТ. Впереди выпускной вечер и зачисление в институт.

Вот так заканчивается детство… В один миг и после одного экзамена.

Не знаю, кто больше радовался окончанию мной школы – я или мои родители. Мама просто ревела на плече у папы, а папа обнимал нас обеих и глаза у него блестели от слёз.

Конечно, я спросила – почему, конечно, не поняла, с чего это им плакать, когда радость такая – я окончила школу. Я взрослая. ВЗРОСЛАЯ! Я так давно мечтала об этом, чтобы все, буквально все поняли, что я ВЗРОСЛАЯ. А они ревут!

– Ну, родители, ну что вы, как маленькие, что случилось-то?! Радоваться надо. Радоваться!

– Ой, Анюта, – проговорил с улыбкой и слезами в глазах папа, – время так быстро пролетело. Тебе восемнадцать, ты почти студентка… А мы с Машей уже совсем отработанный пар.

– Папа, не сверби. Сами только недавно Юльку родили. Четыре года девице, так что вы ближайшие двенадцать лет должны быть молодые. Глебку в люди выпустите, потом Юленьку. А тогда за внуков возьмётесь. Или путешествовать будете. На западе все пенсионеры путешествуют.

– Машута, она нас в пенсионеры, во вырастили…

Папа с мамой смеялись и я вместе с ними. Да, самые лучшие они у меня, вот не поверите, самые лучшие родители.

А ещё два дядьки, тоже лучшие, ни у кого таких нет. Один – Лёня. Он просто Лёня, потому что молодой и потому что друг. А второй – дядя Глеб. А вот это отдельная история. Он самый-самый близкий друг, он родной дядя и так с моих глупых шести лет. Да, он самый родной и самый лучший. И этих «самый» я могу перечислять сколько угодно. Потому что… Да что вам говорить, всё равно не поймёте.

Да, кстати, он обещал мне купить выпускное платье и босоножки… Сказал, что взрослую жизнь нужно начинать в самом красивом платье. И пойдёт со мной выбирать. Вот прямо завтра и пойдёт. Как же я рада!!!

***

– Анна Александровна, и долго ты собираешься ещё таскать нас по магазинам? Мы ходим больше трёх часов. Более бездарного времяпрепровождения я не видел, – это заявил мой любимый дядя Глеб, когда я развела руками в очередном бутике, показывая, что мне ничего не понравилось.

Лёня, который, естественно, был с нами, прыснул со смеху. А я просто закатила глаза от возмущения.

– Дядя Глеб, ты сам обещал купить мне платье!

– Но это уже седьмой бутик, в котором ты примеряешь всё! Причём, просто всё! Абсолютно всё, что висит на вешалках.

– Всё не то! Ладно, поехали домой, – я почти уже плакала. Ну, а как иначе, сам обещал, предложил сам купить мне выпускное платье. А оно же единственное такое, самое красивое, самое-самое. А я выбрать не могу, а он устал…

– Продолжай выбирать, ладно уж. Ань, ну я устал. Пожалей старого дядьку.

– Ну ты же сам видишь, что всё не то. Не могу я брать первое попавшееся, когда у меня такой день будет. Это же жизнь начинается! – «Ну, что за дядя Глеб!» – это я не произнесла, просто подумала.

– Тебе где-то платье понравилось. Может быть, его возьмем? – он спрашивал с надеждой.

– К нему не было босоножек, а туфли жмут. И я на таких каблуках ходить не могу.

– Почему мать может, а ты нет?

Всё-таки он переходит всякие границы. Я – не мать. И да, она столько лет всё на каблуках, а я в кроссовках и джинсах. И ещё папа с его рекомендациями. Вот расскажу Глебу, может, пожалеет.

– Ты знаешь, что папа удумал? Он меня гоняет вдоль одной полосы, пятки на одной линии, носки чуть врозь. И лёгкую походку требует. Садист! – «Всё, сейчас пожалеет и поймёт», – думала я.

– Это папа садист? Он бы с тобой вот так по магазинам походил, что бы сказал? А?

– Папа ходит только за продуктами. Ну ты же знаешь, а ещё квартиры ездит смотреть, – нет это не вечер, а ужас какой-то. Ну что он не понимает, что ли? Мне в новую жизнь, а он потерпеть магазины не хочет.

– Какие квартиры? – Глеб насторожился.

Я прямо видела, как меняется его настроение.

– Он хочет поменять квартиру на большую. Вот, смотрит, а маме всё не нравится.

– Зачем вам менять квартиру?

– Нам тесно. Глебка с нами в одной комнате, Юлька подрастает. Папа считает, что у мальчика должна быть своя комната, а у девочек своя.

Глеб расстроился. Я знаю, я вижу, я всё вижу, потому что слишком хорошо его знаю и люблю. Надо исправлять ситуацию.

– Анют, может быть, завтра продолжим поиск платья? Я хочу с папой поговорить.

– Я что-то не то сказала? Дядя Глеб, ты что?

Он действительно изменился в лице. Сник, совсем сник.

– Глеб, давай дома поговорим. Саша прав, – Лёня легонько коснулся его локтя.

– Почему он мне не сказал?

– Потому что ты бы тут же начал решать проблему сам. Он глава семьи. А его затёрли. Кстати, я догадываюсь, почему Маше всё не нравится.

– Я тоже догадываюсь. Ты знал, ты видел? Да? Лёня, я не смогу без неё, без детей. Леня, проблему надо решать.

– Может быть, сначала решим проблему с моим платьем?! Дядя Глеб, ну пожалуйста, пожалуйста. Папа дежурит сегодня. Я выберу, я куплю. Я…

– Хорошо, сегодня купим платье.

Прошел ещё час. Я выбрала, только сразу два. Два платья и две пары босоножек. Одно лёгкое с огромными хризантемами в красно-коричневых тонах, а второе очень простое и в то же время нарядное, сине-голубое. Теперь выбор стал в разы сложнее, надо определиться, которое купить, хотя нравятся оба. Да и хочется оба.

– Глеб, давай одно подаришь ты, а другое я. И всё будет нормально. В одном она пойдёт на выпускной, а в другом на зачисление в институт. Мы же будем провожать нашу Анюту везде?

Лёня, как всегда, всё рассудил правильно.

– Конечно, будем. Надо ещё Юленьке что-то купить.

– Очередную куклу?

– Нет, тоже платье.

– Так, может, тут и купим?

К разговору внимательно прислушивалась продавщица.

– Папаша, а сколько лет вашей младшей?

– Четыре года. Ей бы что-нибудь яркое, да, Лёня?

– Да, у неё глазки голубые.

Продавщица внимательно посмотрела на них, странно так, но, видимо, ничего не поняла, и пошла выбирать платья на девочку четырёх лет.

Принесла, разложила, Глеб и Лёня одновременно ткнули пальцем в одно и то же платье и расхохотались.

Покупки оплатили и упаковали.

Можно было ехать домой, но Лёня вспомнил, что он не готовил, а значит, есть у них совершенно нечего.

Зашли в кафе. Заказали яблочный пирог. Кофе.

– И давно папа смотрит квартиры? – снова поднял больную тему Глеб. Пришлось отвечать.

– Да уже пару месяцев. Он говорит, что мне нужно место для занятий, Глебке для рисования, а Юле скоро в школу.

– А мама?

– Мама молчит, она просила найти что-то в этом районе, но ничего нет, а сосед не хочет продавать. Папа с ним говорил. Ой, уже не раз говорил!

– Чувствую, моя очередь.

– Надо все пять подъездов прошерстить, ну должны же найтись продавцы. Не могут не найтись, – высказался Леня.

Дома уныние Глеба усилилось.

Конечно, сначала были вопли восторга маленькой Юлечки, примерка платья, которое она не захотела снимать, и даже возжелала спать в нём. Выговор мамы за очень дорогие траты, и за то, что слова «нет» её дети не знают – благодаря щедрым дядькам. Мои «спасибо» за всё.

Он улыбался, да, на его лице была улыбка, только душа была не на месте. Я знаю, я чувствую его, потому что люблю.

========== Новая жизнь, новое отношение ==========

Папа позвал пройтись.

Плохой признак. Видимо, я провинилась, только не пойму – в чём.

Он никогда не шумит дома. Он вообще никогда не шумит и не ругает. Всё сложнее. Он зовет пройтись. И там, в сквере или в парке, тихим и спокойным голосом все поступки раскладывает по полочкам. Причём, объясняя, откуда, зачем, почему и куда это приведёт.

Я не люблю такие моменты. Чувствуешь себя распятой. То есть, вот вроде всё в порядке, и это просто разговор, он же не ругает, он объясняет, какое ты…

Я всегда долго прихожу в себя и долго возвращаюсь к привычному комфортному состоянию. Глебка, видимо, тоже. Он никогда не рассказывает и не жалуется, но приходит после прогулок с папой тихий и задумчивый. Всё, что обсуждается и говорится, остаётся там за дверью.

Дома как будто ничего и не было. Всё как всегда.

Только осадок долго не проходит. Ну, все мы творим, и всяко творим. Конечно, надо нас воспитывать. Но иногда лучше бы наорал или ударил. Чтобы не было послевкусия разбора твоих полётов. Мне кажется, так бы отболело и прошло. Хотя меня никогда не били. Просто никогда. И я даже представить себе не могу, как можно бить ребёнка.

Итак, мне предстоит прогулка с папой.

Оделась, подкрасилась и пошла.

Идём, смотрю я на папу, по-другому смотрю, как бы со стороны. И вроде как на равного. Я же тоже уже взрослая…

Интересный у меня папа внешне, и я немного на него похожа. Это радует.

Пришли в сквер, сели на лавочку.

– Пап, я же ничего не натворила? Что? Или я сама не поняла?

– Нет, Анюта, ничего ты не натворила. Поговорить просто хочу. Я хочу с тобой поговорить о тебе. О твоей жизни. О выборе специальности. Ты уверена, что хочешь в мед? Медицина – сложная штука. И ещё, ты точно хочешь поступать здесь или, может быть, мечтаешь уехать и жить самостоятельно? Дочь, я приму любое твоё решение, и мать примет.

Я внимательно смотрела на папу. Он знает, что я взрослая. Это не разбор полётов. Это принятие решений.

Мне стало немного страшно. Подумалось – как я уеду? Как смогу жить без них? Как смогу зарабатывать себе на жизнь? Я же не посмею требовать полного роскошного обеспечения взрослой девицы.

А если остаться, продолжать жить с родителями под их опекой, то самостоятельность будет отложена до замужества.

Ведь всё равно надо отчитываться – куда пошла, с кем, во сколько вернёшься.

Не знаю! Я уезжать не хочу. Да, я теряю свободу, но остаюсь с близкими и родными людьми, а как я без них? Даже слова сказать некому. Не поймёт никто и не пожалеет. А так хочется понимания и родных рядом. Нет, я без них себя не представляю.

Я задумчиво сидела и болтала ногами. А папа терпеливо ждал.

– Пап, я хочу в медицину и хочу на лечебный факультет. Дело не в семейной традиции. Я не собираюсь двигать науку, как мама, я хочу быть практиком, как ты. Хочу работать с людьми.

– Это сложно. Люди непредсказуемы.

– Я понимаю. Но ты же можешь. И я смогу.

– Могу, но иногда хочется всё бросить от усталости. Каждый человек имеет свой характер и свою хворь. Пациент несёт врачу негативные стороны характера и боль. А иногда очень хочется света. Анюта, ты выбираешь жизнь. Её качество, её светлые и тёмные стороны. Ты выбираешь количество усталости. Это не на сегодня-завтра, это до конца. Профессия – это образ жизни. Потому что основное время ты проведёшь на работе. Думай. Ещё есть немного времени.

– Я выбрала, я не ошиблась, и я не подведу!

– Хорошо. Работать ты собираешься?

– Прямо с первого курса? – я недоумевала.

– Я работал.

– А мама – нет.

– Нет, мама не работала во время учёбы, но она знаешь как училась!

– Так же, как сейчас работает. Знаю. Пап, давай не на первом курсе. И ещё, я не хочу уезжать. Вся эта романтика одинокой жизни и поиска себя не для меня. Я хочу с вами, это плохо?

– Нет, не плохо. Ты не думай, прокормить мы тебя прокормим. Дело не в материальной стороне. Просто профессия познаётся на практике. Ну, не с первого курса, значит, не с первого. Заниматься будешь на совесть, я проверю.

– Я знаю, что проверишь. У меня к тебе тоже вопрос есть.

– Спрашивай.

– Ты со своей мамой общаешься?

– Нет. Деньги посылаю на её день рождения и на Новый год. Это её выбор. Анечка, такова жизнь.

– Ясно. Значит, каждый человек делает свой выбор. Причём всегда, в любой ситуации?

– Всегда и в любой ситуации.

И тут меня накрыло. Я вдруг подумала, что зря отказалась уезжать. Мой отъезд в другой город мог бы решить проблему маленькой квартиры. Тогда не надо было бы её менять на большую. Мы же с Глебкой нормально жили в одной комнате, вот и он с Юленькой тоже нормально.

И не надо будет расстраивать дядьку.

Сейчас у папы все и выясню.

– Папочка, а если бы я уехала, ты не стал бы квартиру менять?

– Ты рассказала Глебу? – папа воспринял мой вопрос с улыбкой, как будто ждал такого поворота событий.

– Да, случайно, ещё до выпускного.

– И он молчит. Странно, видимо, что-то задумал. Твой отъезд на моё решение не повлияет. Ты не хочешь ехать, сама сказала так только что. Решила таким образом повлиять на ситуацию? Аня, твои жертвы не нужны, я поговорю с Глебом. И ещё, дочь, не думай, что я люблю его меньше тебя. Просто я в состоянии принимать решения самостоятельно и исполнять их.

– Папа! Он расстроен.

– Знаю. Мы поговорим. Анюта, он мне брат, но у меня своя семья, а у него своя. Пойми меня правильно.

– Вот если бы в нашем доме…

– Это был бы самый оптимальный вариант. Я только за – если бы нашлась квартира в нашем доме или сосед бы продал. Но нет вариантов в нашем доме. Или они требуют такую доплату, что мне с матерью не по карману. Денег у Глеба я не возьму. Он всё делает с добрыми намерениями. Но вы – моя семья, не его.

– Ты хочешь сказать, что он заботится слишком?

– Да. Он подавляет. Анюта, то, что ценно для директора института, далеко не всегда так же ценно в человеческих отношениях. В семейных отношениях.

– Поговорите, найдите компромисс. Молчание только усугубляет ситуацию. Ведь тебе же не всё равно?

– Нет, дочь. Мне не всё равно. Глеб мне дорог. Мы поговорим, обещаю.

Мы вернулись с прогулки, папа ушёл на кухню готовить ужин, а я попыталась сосредоточиться и обдумать всё у себя в комнате, просто сидя за моим столом.

Сейчас!

Мне это не удалось, нисколечко не удалось.

Юля прыгала с двухъярусной кровати, которую они делили с Глебкой. То есть брат спал наверху, а сестра внизу.

Она прыгала со всех перекладин по очереди, и с самого верха тоже.

Я просила её прекратить. «Нет» на неё не действовало, это был просто сумасшедший дом.

Затем вернулся Глебка с урока рисования. И тоже пробовал увещевать младшую. Он злился, что она испортила его постель, что она вообще скачет по его кровати. Он забыл, что делал то же самое в её возрасте. А, может быть, я тоже была такой же непоседой. Да не может быть, точно была.

Всё-таки так странно ощущать себя взрослой. И смотрю на всё иначе, и выводы делаю другие. И это ещё занятия в институте не начались.

А как начнутся, так я, наверно, совсем взрослой стану.

========== Вечер в кругу семьи ==========

Мы сели ужинать. Сегодня у нас окрошка была на кефире да пирожки мамины с капустой, с картошкой и с повидлом.

Вкусно. Люблю мамину стряпню. Пора перенимать опыт и учиться готовить.

Все были за столом: и папа не дежурил, и мы, дети, втроём, и мама, которая только разлила по чашкам окрошку, поставила перед каждым и тоже присела.

Тут звонок в дверь.

Я пошла открывать. Дядя Глеб пришёл. Вижу, что волнуется, но я же не смею спросить – почему. Жду, что скажет.

– Нюта, отец дома?

– Ужинаем, проходи.

Он вошёл в кухню и остановился в дверях.

– Добрый вечер, приятного аппетита.

– Садись, – приказным тоном сказал мой отец. – Ужинать с нами будешь!

Глеб сел, а мама захлопотала, наливая ему окрошку и ставя ещё один прибор.

– Саша, ты прости меня. Но я… – он начал взволнованно, видимо, готовился к этому разговору.

Папа его перебил:

– Опять взял на себя руководство моей семьёй?!

Дядя Глеб смутился и опустил глаза, а папа улыбался.

– Саша, я не могу вас отпустить. Пойми, не могу. Эта идея с переездом…

– Ты нашёл квартиру в этом доме? Каким образом? Запугал соседей, да?

– Саша! – и тут дядька поднял глаза на отца и тоже расплылся в улыбке. – Я ходил по соседям. Я говорил, предлагал варианты и нашёл. Саша, мне не стыдно. Хотя я твоё недовольство предвидел и понимаю.

– Что нашёл?

– Две квартиры. Их можно объединить, и можно сделать лестницу, и тогда мы будем все вместе.

Они смотрели прямо друг другу в глаза. Казалось, что слова, произнесённые ими, были одним диалогом, а вот взгляды – другим. Сначала оба улыбались, потом стали серьёзными, как никогда, затем папа снова разулыбался.

– Лестницы не будет. Ты же не хочешь в сумасшедший дом? Как я понял, речь идёт о квартирах над тобой, так? Это дорогие квартиры, трёшка дорогая. Я не возьму у тебя деньги, а наших не хватит. Я оформлю ипотеку в банке, и не возражай.

– Зачем переплачивать? Да и не хватит, только на ремонт. Квартиры убитые, в них так просто не въедешь. Саша, я могу помочь с ремонтом! Я не пытаюсь тебя подавить или ещё что-то, что приходит тебе на ум. Я не отпущу вас! Никого! И тебя в первую очередь.

– Будешь клеить обои? Сам?

– Буду.

– Тогда там точно жить не придётся. Я тебя понял, ты меня тоже. Сейчас отужинаем и пойдём квартиры смотреть. Лестницы не будет, это в твоих же интересах.

– Саша, это было бы классно, дети и вы могли бы…

– Во-первых, по технике безопасности детям лучше не бегать по крутым лестницам между этажами. Во-вторых, у нас разные семьи, хоть мы и родственники. Предпочитаю лишний раз позвонить в дверь. Так удобней и тебе, и мне. В-третьих, ты работаешь дома тоже, мы и так будем шуметь и прыгать у тебя на голове. У каждой семьи должно быть своё пространство. Глеб, пойми…

Дядя Глеб перебил папу:

– Я понял, Саша. Я буду клеить обои. Я буду очень стараться.

– Всё должно быть по-твоему! Ну что ты за человек?!

– Я не могу вас отпустить, прости. Понимаешь, не могу! Саша, нет у меня никого, кроме вас и Лёни.

– Да куда я денусь! И за что тебя прощать? Горбатого могила исправит. И чем позже, тем лучше. Нашёлся руководитель на мою голову! И не отвертишься! А мы без тебя куда? Судьба у нас – быть подле друг друга. Не психуй, и я не стану. Пошли смотреть твои убитые квартиры и о стоимости толковать с хозяевами.

Самое интересное, что во время их диалога молчали все, даже маленькая Юленька и та не подала голоса не разу. А мама, казалось, вообще, затаила дыхание.

Я же молилась, не знаю – кому. Воспитали меня атеисткой. Но я молилась. Я так боялась их ссоры, так боялась! Мне казалось, что я просто не переживу их ссору. Потому что папа – это папа, и он мне всех дороже, а дядя Глеб – это дядя Глеб. И он всё правильно сказал: он не может без нас, а мы без него.

После ужина мама мыла посуду и плакала, а папа с дядей ушли смотреть квартиры.

– Мама, ты чего? Всё обошлось ведь.

– Да, слава Богу, обошлось. Волновалась, Нюта?

– Очень. Мужчины, они такие… Я даже представить себе не могу. Какие они всё-таки, мужчины! Хорошо, что наши умные и договориться могут.

– Вот смотри и учись. Мужчина должен быть надёжным. Помни, когда встречаться начнёшь.

– Мамуль, а как же любовь? Такая, чтобы крышу сносило.

– А что любовь? Я сначала поверила твоему папе, а потом полюбила. У меня чувство защищённости зашкаливало и тепло было так, что никаких сквозняков. Вот это любовь. А не гадание на ромашке.

Мы ещё долго говорили с мамой, пока папа с дядькой не вернулись. Оба были довольные и счастливые.

– Маша, этот невозможный человек распланировал кому какая комната, понимаешь?! Я ещё не смотрел квартиры, не давал на них согласия, а у него весь план перепланировки уже готов. Обои он клеить будет, и стены сносить тоже! Посмотри на этого Геракла, который по жизни, кроме конспектов лекций в портфеле, не носил ничего. Маша, как ты с ним работаешь?! Он просто невыносим.

Мама тоже смеялась вместе с ними.

– Главное, что вы не поссорились…

– С ним? Да ни в жизнь. Мы берём те квартиры, Маша. Хочешь посмотреть?

– Нет, я ж поняла, о каких квартирах речь.

***

Глеб с папой курили вдвоём на кухне, планируя перепланировку уже вместе. И ещё о чём-то говорили, я не слышала. Мы с мамой и Глебкой слушали концерт, устроенный Юлей, а она пела в пульт от телевизора – «О боже, какой мужчина». Мы задыхались от смеха, она же повторяла песню снова и снова.

Вскоре к нам присоединились ещё два слушателя, папа и дядя Глеб. Только папе смешным Юлино выступление не показалось.

– Глеб, ну что за песни пошли, а? В четыре года от кого-то сына хотеть. Удавиться можно. Вы бы песню крокодила Гены разучили, что ли, или песню мамонтёнка.

– Кто такой мамонтёнок? – спросила младшая.

– А кто такой мужчина, о котором ты поёшь? – парировал папа.

У меня и у мамы из глаз лились слёзы и мы обе держались за животы.

– Красивый просто, – ответила Юленька и тут же затребовала мамонтёнка.

После десятого просмотра мультфильма по компьютеру Юлю и Глебку отправили спать. Дядя Глеб тоже отправился к себе, правда, нехотя, Лёни сегодня дома не было, он остался с родителями на даче, взял несколько дней отгулов на работе и поехал им помогать.

Мама с папой тоже прошли в свою комнату, а я ещё не ложилась. Мне теперь и почитать попозже можно, у меня нет режима, я взрослая.

– Саша, я так рада, что вы не поссорились, – услышала я голос мамы.

– С Глебом-то? Маш, я сначала злился, а потом понял: какой бы он собственник и тиран не был, он наш, он родной. Смысл ссориться где? И потом, он же хочет как лучше.

========== Первый день занятий ==========

Утром мама сообщила, что халат белый гладится ровно три минуты.

– Полторы, – парировал отец.

А дальше он разложил гладильную доску и взял в руки утюг. Получилось две минуты, мы с мамой засекли время.

– Потерял сноровку, – с улыбкой сообщил папа, – а раньше мог.

Я сложила халат в пакет, тетради в сумку и собралась на занятия.

– Я тебя отвезу, – услышала я голос папы.

И тут раздался звонок в дверь. На пороге возник дядя Глеб.

– Нюта, я отвезу тебя. Всем привет!

– Я еду на автобусе. Спасибо, но так будет лучше. Я обычная студентка, которую не привозят в институт на крутых машинах.

– А меня в детский сад везёт дядя Глеб, – раздался голос Юли, ещё бегающей по дому в пижаме.

– И маму на работу тоже, – ответил папа. – А мне достались сын и Лёня. Глеб, Лёня готов?

– Давно на улице. Я более пунктуального и аккуратного человека не видел.

Что было дальше я не знаю, хотя вполне понятно, что было. Сборы, беготня, а потом резко наступившая тишина в пустых квартирах.

Переехали мы неделю как. Ещё многие вещи не распаковывались. Ещё не было мебели в наших комнатах. И вообще много чего не было.

Ремонт сделали частично. То есть отремонтировали ванные и туалеты, их оказалось по два, квартиры-то две. Но это удобно, нас много. И так каждый раз утром была очередь и в туалет и в ванную. Но это в прошлом.

Теперь у каждого из детей оказалась своя комната, а из кухни маленькой однокомнатной квартиры сделали кабинет для мамы, куда входить нам запретили. Там стоял её компьютер и лежали её папки и бумаги.

А так всё остальное просто – потолки закатали эмульсией, наклеили обои.

Вот, пожалуй, и весь ремонт. «Чисто, да и ладно», – сказала мама. «Хламом обрастем, даже не заметим», – добавил папа.

Все были довольны. А главное – начинались занятия.

***

Я вошла в аудиторию и села вперёд. На самый первый ряд. Я же учиться сюда пришла, а не знакомства заводить. Первая лекция. Первый день и лекция по нормальной анатомии человека.

Итак, впереди кости и связки.

Я достала из сумки большую толстую тетрадь.

– Думаешь, так много писать придётся? – раздался мужской голос рядом.

Обернулась на тощего, высокого и угловатого парня. Смешной, хотя во взгляде совсем ещё мальчишеских глаз светится ум и пляшут черти.

– Думаю, придётся. Я Анна.

– Иван. А я с блокнотом. Ещё не распаковал чемоданы. Я только вчера приехал и в общагу заселился. Ты в какой группе, серьёзная девушка Анна?

– В шестой.

– Я в пятой, значит, в параллельной. Половина занятий будет вместе.

– Хорошо.

Я старалась писать всё, но не получалось. Я элементарно не успевала.

– Ты диктофон включи и брось это неблагодарное занятие, – услышала я шёпот Ивана.

Поняла, как он прав. Включила. И тут же решила, что на выделенные мне родителями деньги на месяц нужно купить хороший диктофон, вот этим и займусь сразу после занятий.

С группой познакомилась на следующей паре.

Четыре девочки и три мальчика. Вот такой расклад. А в параллельной, пятой, Ваня был единственным представителем мужского пола, остальные девчонки.

День был классный, знакомства, впечатления, две лекции и практических занятий тоже два – по химии и по биологии. Анатомия шла завтра первой парой.

Преподаватель по биологии, читая фамилии остановился на моей.

– Говорова! Анна Говорова. Профессору Говоровой кем приходитесь?

– Дочь.

– Вот и замечательно, передавайте привет Марии Викторовне.

Всю пару я ловила на себе осуждающие и ехидные взгляды. Да и дружить со мной никто особо не захотел. Я осталась одна.

Немного было обидно, но ничего, завтра попрошу дядю Глеба меня подвезти до института, пусть совсем обзавидуются.

Домой шла не торопясь, разглядывала носки моих туфель. Так мрачно на душе почему-то. И зачем он это сказал? Какая разница, чья я дочь?

Это ведь не имеет никакого значения, чья я дочь. Я просто студентка, и мне точно так же надо всё учить с нуля, как и всем остальным. Не та у меня мама, чтобы за меня просить приходить. Но теперь я изгой, не успела в коллектив войти, как он меня и вытолкнул.

Настроения не было. Ругала того дурацкого препода на чём свет стоит.

– Анна! Аня! Стой! – услышала за своей спиной голос.

Обернулась, смотрю – Иван.

– Что, Ваня?

– Ну чего расстроилась? Что профессорская дочка? Так родителей не выбирают. Конечно, возможностей у тебя больше, чем у других.

– Каких возможностей?

– Объясню. Я живу в общаге, и мне заниматься надо в библиотеке. Тебе можно дома, у тебя и книги, и доп. литература есть.

– Ага и папа обещал гонять, и проверять всё выученное.

– Папа кто?

– Врач, зав. отделением. Терапевт.

– Вот видишь, и погонять есть кому, и спросить. То есть готовиться тебе легче.

– Завидуешь?

– Не знаю.

– Могу поделиться, папа будет рад погонять тебя по пройденным темам вместе со мной, так что обращайся.

– Спасибо, буду рад. Если ты, конечно, не ехидничаешь, а говоришь, как есть.

– Как есть.

Он ещё раз поблагодарил меня, пожелал не киснуть и пошёл в общагу, а я дождалась своего автобуса и вернулась домой.

Моё настроение заметили все.

– Анечка, дочь, к сожалению, знания на генетическом уровне не передаются. А то бы действительно было чему позавидовать. А вот планку тебе поставили. Не подведи мать.

– Пап, ты серьёзно?

– Абсолютно. Всё гладко не бывает. Я в своё время был рубаха-парень, душа компании, брал вовсе не знаниями. Липовый авторитет не помог, чуть из института не вылетел. Тогда за голову и взялся. А твоя мама всегда трудягой была. Талантом и трудягой.

– А Глеб?

– Глеб – уникален. Он самородок. Но без труда весь его талант и ломаного гроша не стоил бы. Так что трудись, дочь. Вот и весь мой тебе родительский наказ.

– Папа, я там с парнем познакомилась. Если можно, я его иногда к нам приглашать буду. Хорошо?

– Хорошо.

– А ты его тоже погоняешь по предметам?

– Да без вопросов. Пусть приходит. Заодно посмотрю, что за гусь.

========== Я ничего не понимаю ==========

Время летело быстро и неумолимо. У меня не хватало времени даже на сон. Я не помню, чтобы в школе столько учила, а тут я засыпала с учебником Привеса в руках и атласами Синельникова, разложенными возле кровати. В Привесе было около пятисот страниц текста, если не больше, из которых около четырехсот надо было выучить чуть ли не наизусть. Текст отточен был так, что в изучаемых разделах лишнего не было. Готовясь к зачёту, я, бывало, уже в двадцатый раз перечитывала знакомые страницы, с удивлением находя для себя что-то новенькое. Спрашивали на каждом занятии всех и не по одному разу. Я не помню, когда я ела и что. Хорошо, что подругами в институте я не обзавелась. Я была лучшей, чтобы все видели, что дело не в маме профессоре, а дело во мне и моих способностях.

Но верили мне мало, одногруппники слышали мои ответы, но всё равно считали оценки не соответствующими моему уровню. Блатной меня считали.

Единственным, с кем я общалась, был Ваня. Мы вместе просиживали в анатомке и вместе учили латынь. Мы проверяли друг друга, мы поддерживали друг друга. Мы пытались выжить в этой гонке с самими собой.

Получалось ли? Получалось. Мозг принимал информацию и откладывал её в свои тайники и кладовочки.

В конце концов, оба моих родителя прошли через это и Ванины родители тоже. Они работали в областной больнице, правда, очень далеко от нашего города.

Я пыталась приглашать Ваню к нам домой, но он не шёл. Каждый раз отказывался, а потом я звать перестала.

Так прошли первые полгода. Я сдала первую сессию и все каникулы просто проспала, вставая с постели лишь к ужину.

Новый год встречали вместе, своей семьей: я, мама с папой, брат с сестрой и Глеб с Лёней. Лёня мне дал коробочку витаминов, велел пить каждый день, во избежание окончательной потери сил.

Милый этот Лёня, только я с ним уже так не дружу как раньше, стесняюсь его, что ли. Вот даже не пойму – почему. Мне он нравится, а душу открыть ему не могу. Дяде Глебу могу, а Лёне нет. Хотя люблю его.

Что-то сломалось тогда, за годы его отсутствия, или обида моя так засела в душу, что не вытравить. Не пойму я. Просто нет тех чувств, что были у шестилетней девочки, с которой Лёня сосиски жарил цветочками.

Выросла я, пожалуй, всего лишь выросла. Дядя Глеб всегда был взрослым, сколько себя помню. Взрослым, умным другом. Я никогда не стояла на одной ступени с ним, а с Лёней стояла. Он тоже был взрослым и умным, но был подружкой, такой, с которой и в куклы поиграть можно было. Вот такая разница. Я даже заменить его на Рому хотела. Но Рома оказался ошибкой. Он и следа в моей душе не оставил, был и ушёл, как не был.

А Лёню я стесняюсь немного. И не говорите, что глупости, нет, не говорите. Не пойму – что, но не глупости.

Столько лет они уже вместе с Глебом, а всё душа моя замирает, как вижу его. Вот такие вот непонятки.

Каникулы провела дома, пыталась учить потихоньку наперёд. Готовила еду. Прямо кайф от готовки ловила. А мама с папой радовались, нахваливали, да Глеб с Лёней тоже. Они часто у нас ужинали, и не потому что лентяи, а просто потому, что общаться больше некогда, за ужином только.

***

Второй семестр затянул в свой водоворот с головой. Анатомия усложнилась, латынь я сдала, теперь появилась гистология. Муторная наука, картинки в микроскопе, конечно, красивые и перерисовываю я их отменно, потому что если сама рисовать не умею, то срисовываю классно. Но понимать и отличать я их совсем не могу. Препараты запоминаю больше по цвету и окраске, посмотрев на предметное стекло на свет.

Ваня говорит, что отличает клетки и даже ядра. А я не могу. Вот такая катавасия, а ещё завтра лекция по биохимии. Первая. Я уже думала не ходить, представила, как лектор меня поднимет и привет маме передаст, вот тогда от позорища не отмыться.

Ване озвучила. А он посмеялся.

– Ты, может, всю биохимию пропустить решила? Не трусь, я с тобой. Только после занятий у меня дела. Сегодня мы вместе не учим.

Я только плечами пожала, дела так дела. Мне-то что.