Текст книги "Поцелуй для незерфей (ЛП)"

Автор книги: zaubernuss

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

В напряженной тишине Гермиона почти реально услышала тихий щелчок, когда еще одна деталь встала на свое место. Казалось бы, совсем маленькая и незначительная – но содержащая ответ на вопрос, который почему-то никто никогда не поднимал.

– Дети и в маггловском, и в волшебном мире, – Гермиона рассуждала вслух, глядя Снейпу в спину, – обычно имеют двоих крестных… Почему же у Гарри один?

Северус молчал.

– Вы крестный Гарри?

Он бросил взгляд через плечо – наполовину сердитый, наполовину смиренный – и вздохнул.

– Неофициально. Чтобы не узнал Темный Лорд.

– Мерлин правый… – выдохнула Гермиона, растеряв все мысли. А Гарри и сам понятия не имеет… Какое мучительное переплетение верности, любви и долга! – Дамблдор, я так понимаю, знал?

– Конечно. Я сказал ему, когда перешел на его сторону. Пожалуй, это и убедило его окончательно.

– И отец Гарри, Джеймс, согласился? Он же ненавидел вас.

– Ненавидел. Но Лили настояла на своем. Она хотела дать ребенку самую надежную защиту, какую могла. А кто сможет защитить лучше, чем человек из лагеря врага? Поттер согласился, потому что знал: я никогда не нарушу обещание. У меня ведь был перед ним Долг жизни.

– Да, за спасение на пятом курсе, Ремус нам рассказывал… – И тут лицо Гермионы осветилось новой догадкой. – Так вот почему у Гарри не было и нет Долга жизни перед вами! Он же не возникает между членами семьи, включая крестных! Потому что помогать и не ждать ничего взамен – их обязанность! А я-то удивлялась!

Он фыркнул:

– Разумеется, удивлялись! Хоть что-нибудь способно ускользнуть от вашего внимания, мисс Грейнджер?

Все учителя отмечали ее живой ум и проницательность. Северус же считал, что она просто зубрилка. Но теперь стало невозможным отрицать очевидное: девчонка схватывает на лету, по крайней мере там, где требуется логика. Однако во всем, что касается умения разбираться в людях, она потрясающе наивна.

Гермиона пожала плечами:

– Вы только что показали, как много всего прошло мимо моего внимания. Спасибо.

Даже самому себе Северус не мог бы объяснить, почему, собственно, его потянуло на откровения. Только ли из-за настойчивости Грейнджер, взявшей его измором? Некоторое время оба хранили молчание, погрузившись одна в мысли, а другой – в воспоминания.

– Не могу даже вообразить, как трудно вам было, – наконец проговорила Гермиона. – То, через что вы прошли, более слабого волшебника сломило бы. Вы сильнейший человек из всех, что я встречала. Даже не знаю, восхищаться мне или завидовать вашей воле, вашему терпению… Вашей готовности следовать выбору, несмотря ни на что. Жертвы, которые вы принесли, выше любого искупления, больше, чем просто выполнение долга. Если бы не вы и Гарри, сейчас весь мир был бы другим.

Снейп снова лишился дара речи. Он поймал себя на желании посмотреться в зеркало – убедиться, что Грейнджер разговаривает с ним, а не с кем-то еще. Если только она не напилась «Услады глаз». Розовое зелье предназначено было навевать полубредовые сладкие грезы и заставлять все видеть в оптимистическом свете. И это вовсе не так безобидно, как кажется. Например, лезть к акромантулу, сюсюкая: «Ой, какой милый паучок!» – затея не из лучших. Нет, вряд ли она пила эту дрянь. Под действием «Услады глаз» невозможно плакать или злиться, а Грейнджер успела продемонстрировать и то и другое.

Но как иначе могло выйти, что она видит его сквозь розовые очки? Восемнадцатилетняя девчонка, школьница! Это было… Дико. Непривычно. Безумно. По какой-то неведомой причине она нарисовала себе героический образ Северуса Снейпа, крайне далекий от оригинала. Оригинал никогда не стремился соответствовать подобным ожиданиям. И все это вернуло Снейпа к сомнениям.

Страстные речи о нем, о роли, которую он играл, и о том, как в соответствии с этой ролью к нему относились… Типичные речи Гермионы Грейнджер – девушки, которая единолично начала акцию по защите прав домовых эльфов, еще будучи четверокурсницей. Она всегда была на стороне несправедливо обиженных. И Северус ничуть не желал быть причисленным к данной категории, составив компанию домовым эльфам, гоблинам и, Мерлин прости, Невиллу Лонгботтому.

– Как трогательно, мисс Грейнджер, – сказал он, снова надевая бесстрастную маску и пряча смятение за сарказмом. – Кое-какие факты в вашем анализе упущены, но в целом – похвально. Однако все сказанное по-прежнему не объясняет стремления к тому акту физической близости, который вы сделали своим залогом. Обычно поцелуями не выражают ни уважение, ни восхищение, ни сочувствие.

Гермиона улыбнулась. Как же это по-снейповски! Деловито, жестко, без малейшего оттенка эмоций. За такую манеру выражаться его, наверное, и считают холодным и бесчувственным. Но ведь это не более чем внешняя видимость. Похожая на его одежду, такую же строгую и формальную, как речь: наглухо застегнутые рукава, туго повязанный шейный платок, сплошная чернота.

Однако она давно научилась не судить по обложке, особенно все то, на чем крупными буквами написано «загадка». И давно поняла, что в загадке по имени Северус Снейп многое – лишь игра напоказ. Ей было крайне любопытно, какой же человек может скрываться за холодным мрачным фасадом.

– Зато ими выражают симпатию… – ответила Гермиона и снова залилась краской.

Комментарий к 3. Вопрос жизни и смерти

Прим. автора: Это дополненная версия главы. Разговор Северуса и Гермионы у меня в голове продолжался… Гермиона задала те вопросы, которые не дают покоя мне, и Северус дал весьма неожиданные ответы. Раскрытые им тайны проливают свет на некоторые события прошлого и объясняют будущие изменения в отношениях Снейпа и Гарри. Все это удачно вписалось в историю, и я решила добавить сюда те откровения, на которые не расщедрилась миссис Роулинг.

В прошлой версии главы предполагалось, что Дамблдор не знал о том, что убийство прежнего хозяина Бузинной палочки необязательно для завладения ею. Один из читателей подсказал, что это неканон: Дамблдор ведь не убивал Гриндевальда, но все-таки стал хозяином палочки. Так что он должен был знать, что достаточно победить и разоружить противника. Я переписала главу, потому что стремлюсь максимально приблизиться к канонным событиям.

А вот Долг жизни – это уже фанон. Долг жизни – нечто большее, чем просто моральное обязательство, его можно чувствовать физически, он в чем-то похож на магическую клятву. Насколько я понимаю, у Роулинг такого не было.

========== 4. Вопрос о симпатии ==========

– Зато ими выражают симпатию… – ответила Гермиона и снова залилась краской.

Снейп насмешливо фыркнул:

– Ваши речи об уважении, благодарности и восхищении были довольно убедительны. Но не ждите, что я поверю, будто вы находите меня симпатичным. Я вдвое старше вас, девушка. И, вопреки ходящим обо мне слухам, все-таки отражаюсь в зеркалах.

Что ни говори, а насчет своей наружности Северус не питал иллюзий. Симпатичным он не был ни по каким меркам. Огромный крючковатый нос, тонкие жирные волосы… Снейп имел представление о личной гигиене (опять же вопреки школьным слухам), ежедневный душ был для него не только необходимостью, но и приятной расслабляющей процедурой. Но что толку от душа, если часами напролет стоишь над котлами, извергающими едкие испарения! Зубам он также уделял должное внимание. Но даже зубная паста собственного изготовления не сильно помогала при его любви к кофе и привычке не отказывать себе в бокале красного вина одиноким вечером. Рецепт, конечно, стоило доработать, но до последнего времени Снейпу было как-то не до забот о внешности. К тому же он все равно не имел привычки улыбаться во весь рот.

Зато фигурой Северус, можно сказать, гордился. К своим почти сорока он не обзавелся брюшком. Нельзя было назвать его мускулистым или хотя бы атлетично сложенным, но и от тощего долговязого подростка из прошлого ничего не осталось. Зато кожа с тех пор сделалась еще более бледной и нездорово желтоватой из-за стрессов и нехватки свежего воздуха, и морщины на ней выглядели глубже, чем можно было бы оправдать возрастом.

Но, как он знал, симпатия, особенно женщины к мужчине, не всегда основывается на смазливой внешности. Будь так, уроды вроде него давным-давно повымирали бы. Женщин привлекают и другие качества, такие как ум, чувство юмора и волевой характер.

Что же… Чувство юмора у него если и имелось, то весьма специфическое. Язвительные и саркастические замечания сами просились на язык при каждой встрече с людской глупостью. Когда Северус позволял им сорваться, они попадали в яблочко, больно и зачастую унизительно жаля жертву. Язык Снейпа, как и палочка, был безупречно отточенным оружием и порой мог нанести не меньший урон. Маленькая и, пожалуй, садистская часть его существа наслаждалась возможностью наказать виновника, не подняв руки и не повысив голоса. Северус всегда мог положиться на свой талант. Даже с голыми руками он не был безоружен, как в юности. Но данное сомнительное достоинство, конечно, не делало его приятным в общении человеком и не компенсировало внешних уродств.

– Полагаю, еще менее вероятно, чтобы вы симпатизировали моему легкому нраву или дружелюбию, мисс Грейнджер, – озвучил он вывод исполненным иронии голосом.

Гермиона рассмеялась:

– Дружелюбию?! Определенно нет! Саркастичный, жесткий, иногда даже жестокий… Но ведь не без причины.

Ну, вот и все. Ей осталось выложить на стол последнюю карту. В конце концов, затем она и пришла. Сказать правду. Ту правду, которую он вправе знать. Даже если после этого острый язык нарежет ее мелкими кусочками и оставит истекать кровью прямо на полу.

Гермиона глубоко вдохнула, и давно заготовленная речь потекла размеренным потоком:

– Вы умны, не лезете за словом в карман, а ваше своеобразное чувство юмора мне даже нравится – по крайней мере, до тех пор, пока не обращено против меня. Я уж не говорю о вашем голосе, похожем на мягкий бархат, даже когда он произносит издевки и оскорбления. Также я восхищаюсь вашей манерой держаться. Походка, которой вы идете по коридору в развевающейся мантии… Движения рук, когда готовите ингредиенты для зелий… Четкие, грациозные, завораживающие… Такие же, как движения палочки в вашей руке. Наверное, я впервые обратила внимание на вашу силу и мастерство, увидев вас на дуэли. Ваш властный характер одновременно притягивает и отпугивает. Все это делает вас весьма интересным. Может быть, не в классическом понимании. Ваша привлекательность другая. Величественная, темная и опасная…

Гермиона видела, как брови профессора вздымаются все выше и выше, выражая одновременно удивление и брезгливость. И не видела причин для второго.

Она ведь не знала, сколько раз за годы его работы в школе «пожирательский» образ сводил с ума утопающих в гормонах юных ведьм, которые начитались готических романов и придумали себе влюбленность в учителя зелий, самого молодого профессора в истории Хогвартса. Когда он вступил в должность, то был всего на три года старше семикурсников. Волнуясь, что его не будут воспринимать всерьез, он с помощью старящего зелья прибавил своей внешности лет восемь. В то время, до постоянных стрессов, его облик был куда как приятнее, а несколько дополнительных лет добавляли обаяния, а не отнимали, как теперь.

Разумеется, он отвергал все поползновения учениц, от легких заигрываний до откровенно непристойных предложений. И никогда не обольщался мыслью, что за поведением девушек нет скрытого мотива. Но примерной студентке, сидящей сейчас перед ним и заливающейся румянцем, нет нужды зарабатывать оценки таким путем…

– Вот как вы меня видите, мисс Грейнджер, – скривился Северус. – Пожиратель смерти, загадочный шпион и большой знаток Темных искусств?

Ему, безусловно, было известно свое воздействие на женщин определенного типа. Они жадно тянулись к его «темной стороне», с каким-то извращенным удовольствием предвкушая, что он будет вести себя в постели так же грубо, как за ее пределами. Им вовсе не нужны были ласка, нежность, понимание и тому подобное. И если искательницы острых ощущений не были по совпадению ученицами Северуса, он не отказывал им в том, чего они жаждали (тем более что ничего другого попросту не мог предложить). Пока не осознал с презрением к себе, что играет с ними очередную роль. Мысль о том, что умом Грейнджер могут владеть подобные фантазии, была отвратительна.

– Хотите поиграть в приручение чудовища? С мужчиной, который вдоволь наигрался в такие изощренные забавы, о каких вы и не слышали? – спросил Снейп бархатисто-угрожающим голосом, щедро вложив и чувственности, и властности. – Вас так привлекает Тьма во мне? Щекочет нервы ощущение опасности?

– Нет! – поспешно выкрикнула Гермиона, но быстро отвела глаза и добавила чуть тише: – Если только немножко. – Она смущенно закусила губу. – То, что вы называете Тьмой, тоже часть вашей притягательности, не стану отрицать… Но…

Она отчаянно подыскивала слова, чтобы объяснить, что испытывает при взгляде на него. Те выражения, которые использовал он сам, определенно не годились. Северус явно недооценивал себя, вопреки отточенным манерам, выдающемуся уму и прямо-таки излучаемой мощи. Все эти бесспорные достоинства не могли укрыть от Гермионы неуверенность Северуса, которая будила в ней кроме всего прочего сочувствие.

– Вам хорошо удается под колючками скрывать ото всех простые человеческие эмоции. Несмотря на симпатию, я порой побаиваюсь вас и не могу найти грань между маской Пожирателя и тем человеком, что носит ее. Кроме того, в силу должности вы способны здорово усложнить мне жизнь. А поскольку мне, как вы верно заметили, важно ваше мнение, можете действительно ранить меня. Но при всем этом я доверила бы вам свою жизнь.

Не успев остановить импульсивный жест, Гермиона потянулась вперед и накрыла лежащую на столе руку Северуса своей ладонью. Он моментально напрягся, и она ждала, что вот-вот он отдернет руку. Но нет, этого не произошло. Лишь взгляд Снейпа стал настороженным и недоверчивым.

– Вы хороший человек, профессор. Я уверена в этом, – сказала Гермиона с проникновенной искренностью. – Вы неоднократно доказали это. Я никогда бы не заинтересовалась вами, будь вы кем-то вроде Люциуса Малфоя. Вот уж у кого действительно темная душа.

– Как и у меня. Не обольщайтесь.

– Нет, – она решительно покачала головой. – Тьма, которой вы сами окружили себя, не идет изнутри. Вы не злой человек.

– Пробуете свои силы в психологии? Уверены, что знаете, что у меня внутри? – Он все-таки выдернул ладонь и сложил руки на груди, его броня снова предстала перед Гермионой во всей прочности. – Так просветите же меня! Изложите вашу теорию внешней и внутренней тьмы!

Язвительный выпад на мгновение лишил Гермиону дара речи. Она поняла, что зашла слишком далеко и невольно задела его за живое.

– Не думаю, что мне стоит делиться мыслями на этот счет, – неуверенно ответила Гермиона. – Вы правы, все это нелепо.

– Ну уж нет, мисс Грейнджер, будьте любезны! Должен же я знать, от кого вы жаждете получить поцелуй.

– Что ж… Я думаю, что ваша мрачность происходит из печали, горя, вины и одиночества. Вы любили маму Гарри и дважды потеряли ее: сначала – когда утратили ее дружбу, а потом – когда она погибла, едва вы помирились. Очевидно, что вы вините себя, и столь же очевидно, что не вы один в ответе за случившееся.

– Поверьте, мисс Грейнджер, я полностью осознаю свои ошибки. Я назвал ее грязнокровкой. Я примкнул к людям, которые действительно считали таких, как она, не более чем грязью под ногами. Я, хоть и не зная того, помог Темному Лорду убить ее, передав ему пророчество. И я не сумел предотвратить ее смерть.

Гермиона снова покачала головой:

– Вы оскорбили ее сгоряча и от обиды, такое со всеми бывает, – она говорила мягко, но непреклонно. – И извинились за это. Она предпочла не прощать вас, и это – уже ее ответственность. Да, вы примкнули к рядам Пожирателей смерти, это была большая ошибка, но и ее вы исправили, когда стали бороться против бывших единомышленников. Передавая пророчество, вы не знали, о ком оно. Поттеров выдал Петтигрю! А вы так легко берете на себя полную ответственность за то, в чем виновны лишь отчасти! При вашей предельной строгости к ученикам, профессор, я полагаю, что вы не менее строги к себе самому.

Северус старался не выдать, насколько он впечатлен. Характеристика попала в точку. Девушка видела своего учителя насквозь.

– Вы, похоже, долго и тщательно анализировали мои поступки и их мотивы… – прокомментировал он, делая глоток чая и продолжая обдумывать загадку Гермионы Грейнджер. Выходит, она давно за ним наблюдает. С каких именно пор? И главное – зачем?

– Да. Наверное, это нормально – постоянно думать о человеке, которым увлечен…

Северус чуть не подавился чаем.

– Увлечен?! Мисс Грейнджер, когда я успел сменить в ваших грезах Златопуста Локонса?

Она густо покраснела.

– Не напоминайте, пожалуйста! И даже не сравнивайте себя с ним!

– Вы сами приравняли нас друг к другу своим заявлением о некоем увлечении, – подчеркнул он, нисколько не польстившись признанием. Детская влюбленность – это всего лишь наивные фантазии о малознакомом человеке, было бы чем гордиться.

– Ну, может быть, это было не совсем увлечение, – уступила Гермиона. – Стыдно вспомнить, что когда-то мне нравился Локонс. Этот жулик!

– Немногие согласятся с тем, что симпатия ко мне более уместна. – Северус не лукавил. Он прекрасно знал, что о нем думают, и не питал ложных надежд.

Гермиона была другого мнения. После войны Снейп сильно изменился. Хотя он и оставался по-прежнему строгим и требовательным учителем и легко удерживал дисциплину в классе резкими замечаниями и повальным снятием баллов, но теперь очки слетали с факультетов поровну, всем студентам одинаково доставалось от ядовитого языка Снейпа. Сама Гермиона находила его ремарки довольно остроумными. В целом, его поведение выглядело скорее привычкой, чем проявлением искренней злости к ученикам.

С падением Волдеморта Северус избавился от тяжелого бремени. Наконец-то он был свободным человеком, не связанным обетами. Им не руководили ни Темная Метка, ни искупление вины, затянувшееся на десятилетия. Со Снейпа сняли все обвинения, а орден Мерлина окончательно склонил общественное мнение на его сторону. Теперь он мог жить как пожелает. Длительное лечение, казалось, исцелило не только от последствий укуса Нагайны. Профессор выглядел лучше прежнего: по всей видимости, долгий больничный был его первым стоящим отдыхом за многие годы.

– Мне кажется, вы недооцениваете себя, профессор. Вы очень даже привлекательный мужчина! Сейчас вы выглядите здоровее, чем когда-либо. Не знаю, какими чудесными зельями вас поили в Мунго, но вы стали как будто даже моложе, чем до войны.

Новая стрижка только усилила впечатление. Ходили слухи, что у Снейпа выпали волосы от лечения. Было ли это правдой, или он просто решил подстричься – как бы то ни было, теперь его волосы стали короткими и больше не лоснились от жира. Новый Снейп был, на взгляд Гермионы, весьма похож на маггловского актера, который сыграл мистера Дарси в экранизации Джейн Остин. Да и на самого мистера Дарси. Нелюдимость, благородная бледность… Бледность эта очень гармонировала с его черными как смоль глазами и волосами, а нос, самая выдающаяся в буквальном смысле черта, окончательно придавал облику яркую индивидуальность.

– Да, целители сняли эффект старящего зелья, которое я когда-то давно принял. Они решили, что более молодое тело легче выздоровеет.

По правде говоря, целители вообще были изумлены тем, как долго Северус жил под действием этого средства.

– Вы принимали старящее зелье? – озадаченно спросила Гермиона. Она всегда полагала, что профессор выглядит старше своих лет из-за постоянного напряжения и несчастья. Но теперь получила более разумное объяснение. – Зачем?

– Я стал учителем в двадцать один год, мисс Грейнджер. Мог ли я ожидать серьезного отношения к себе от учеников и коллег, если сам выглядел как школьник?

– А потом так и не приняли антидот?

Северус пожал плечами. Повода сбросить лишние годы не случилось. Зрелый облик добавлял ему солидности, к тому же он не хотел измениться сразу на восемь лет – все подумали бы, что он принял омолаживающее снадобье. А потом и сам забыл о том, что его внешность изменена. Увидев себя в зеркале в Мунго, Северус был приятно удивлен, хотя красавцем он так и не стал: нос крючком и пергаментно-желтая кожа остались при нем.

– Я осведомлен о своей наружности, мисс Грейнджер. Мои черты лица и в юности были приблизительно такими же, так что никакие эксперименты с возрастом не сделают меня привлекательнее, чем есть.

– Ну и что? Можно не соответствовать общепринятым стандартам красоты и иметь много скрытых достоинств. – И тут тон ее голоса невольно стал обиженным и враждебным. – Ненавижу, когда диктуют, как одеваться, причесываться, что любить и не любить. А если ты не следуешь правилам, то от тебя отворачиваются и относятся как к изгою. Судят по обложке, не потрудившись узнать, что внутри. Что плохого в том, чтобы предпочесть интересную книгу или содержательную беседу обжиманиям в коридорах?

Северус изогнул бровь:

– Признаться, вы несколько смутили меня, мисс Грейнджер. Мы все еще говорим обо мне?

Мимолетная улыбка коснулась губ Гермионы, когда она представила себе неприступного профессора обжимающимся с кем-то в коридоре. Не то чтобы ей было трудно вообразить Снейпа, охваченного порывом страсти… Но она сильно сомневалась, что здесь подойдет слово «обжиматься», и тем более – что местом действия станет школьный коридор. Не в случае с человеком, который улыбку на людях считает чем-то неприличным.

– Не только. Думаю, мы с вами коллеги по несчастью. Люди составляют мнение по поверхностным впечатлениям и раскладывают нас по воображаемым коробочкам. На вашей коробочке, например, написано «ублюдок», на моей – «заучка». Как будто я слишком логична, слишком начитанна и слишком строга, чтобы быть какой-то еще.

– Какой, например? – поинтересовался Северус, сомневаясь, не преувеличивает ли Гермиона свои печали. Ему на ум пришло гораздо больше определений, чтобы описать ее.

– Эмоциональной, страстной, желанной.

Гм. В том числе эти, пожалуй.

С любой другой девушкой Северус был бы уверен: она напрашивается на комплимент. Но только не Гермиона Грейнджер. Она никогда не казалась ему тщеславной, зато не могла не знать, что красота – в глазах смотрящего. И, безусловно, была по-своему красива. Она, превратившись в довольно привлекательную молодую женщину, должна была догадываться, что ровесники просто пасуют перед ее умом и взрослостью и берегут свою самооценку, притворяясь, будто Гермиона их вовсе не интересует. Но обида и горечь в ее словах были такими искренними…

– Неужели вы из-за этого поклялись попросить о поцелуе? Вы сомневались, что какой-нибудь мужчина сочтет вас… целовабельной?

Северус сам не верил, что произнес это слово вслух. Но слишком уж хотелось докопаться до истины и проверить гипотезу, что причины безумного обета Грейнджер лежат глубже, чем кажется на первый взгляд.

– Нет, – Гермиона покраснела. – Не то чтобы меня никогда не целовали, профессор. – Господи, он правда подумал, что она напрашивается на поцелуй из жалости?! – Просто… исходя из практических экспериментов, не исключено, что предубеждения обо мне справедливы.

Рассказывать мужчине, с которым хочешь поцеловаться, что сомневаешься, не фригидна ли ты, – возможно, не лучший подход. Если только он не страдает комплексом героя, но ведь Снейп не страдал. И он не был подростком, одержимым жаждой доказать свою мужскую состоятельность. Так что, несмотря на неловкость, Гермиона, ничуть не колеблясь, сказала правду. В конце концов, ради правдивого признания она и была здесь.

Северус изобразил в равной мере облегчение и изумление:

– Почему? Лишь из-за того, что мистер Уизли не сумел воспламенить в вас страсть? – он презрительно фыркнул. – Он всего лишь недоразвитый мальчишка, чей мозг на данной фазе созревания прискорбно отстает от остальных органов. Довольно частая проблема в его возрасте. Чего я не понимаю, так это почему вы вините в его бедах себя.

– Ну, Лаванда, например, не жаловалась…

Северус усмехнулся. Мисс Браун, как же он забыл! Еще одна живая иллюстрация к тому факту, что разум и тело порой развиваются неравномерно и, увы, не всегда достигают одинакового уровня зрелости. На то, что вырастет из Браун, Северус в этом плане не возлагал больших надежд.

– Вы правда считаете, что тут есть о чем говорить, мисс Грейнджер? Давайте просто отметим, что она идеальная пара для Уизли. В отличие от вас.

Гермиона неуверенно улыбнулась:

– Учитывая, что вы никогда не скрывали неприязнь к Рону, это вроде бы не задумывалось как оскорбление в мой адрес?

Взгляд Северуса стал укоризненным.

– Не говорите глупостей! Мистер Уизли – полный болван. Он не увидит ваших достоинств, даже если ткнуть ими ему в лицо.

Рот Гермионы застыл в беззвучном «О». Очевидно, что Северус Снейп только что сделал ей щедрый комплимент. Узнать бы еще, каковы, на его взгляд, эти достоинства…

– Раз уж мы взялись за анализ: ваши… эксперименты с мистером Уизли – единственная пища для полученного вывода, мисс Грейнджер?

Ей стоило немалого труда скрыть удивление. Профессор зельеварения неприкрыто интересуется ее сексуальным опытом. Что же, это обнадеживает…

– Ну, еще кое-что было с Виктором Крамом на четвертом курсе. Но это, наверное, не считается.

– Почему?

– Потому что он мне не очень нравился. Я всего лишь хотела доказать Рону, что я вообще-то девушка и остальные это видят, в отличие от него.

– Понятно, – ответил Северус, лишний раз убеждаясь, что Уизли – идиот, каких свет не видел. Как будто женственность Грейнджер была не очевидна, пока она не вырядилась для бала! – Но вы ведь понимаете, что нельзя основывать теорию на одном-двух случаях.

– Да. И это еще одна причина моего обета.

Ясности не прибавилось.

– Но почему именно я? Ваш, как вы думаете, коллега по несчастью? – спросил Северус. Его-то не без причины считали холодным и бесстрастным. Он поднаторел в том, чтобы прятать ненужные эмоции в дальних углах разума, за стенами окклюменции.

– Я никогда не думала, что вы не способны на страсть! – запротестовала Гермиона. – Просто о вас так говорят студенты. Я думаю, они ошибаются.

– Исходя из каких фактов, мисс Грейнджер?

– Да потому что в вас столько страсти, что только слепой не заметит! – безапелляционно заявила непостижимая девчонка. – Страсти к зельеварению, например. Меня завораживают ваши лекции и то, как вы сами готовите зелья.

– Это не то же самое…

– Именно то! Вы преданы любимому делу, посвящаете ему все стремления и мысли! Вы позволяете ему околдовать ваш разум и обмануть чувства, как красноречиво выразились на нашем первом уроке…

– Что ж, в таком случае вам не о чем беспокоиться. Поскольку ваша любовь к книгам и жажда знаний – из той же серии. Может быть, ваши сочинения укладывались бы в предписанную длину, вливай вы в них поменьше страсти.

Гермиона была не уверена, но ей показалось, что по лицу Снейпа пробежала усмешка. И он правильно заметил, она, наверное, действительно путала энтузиазм со страстью.

– Вы правы, – признала она. – Возможно, это лишь один из оттенков страсти. Но возьмем, например, ваши чувства к Лили…

Снейп резко перебил:

– Мы ведь выяснили, там не было страстной любви.

– Зато была преданность. Бесчувственный человек не смог бы посвятить столько лет и принести столько жертв ради однажды данного обещания.

– Разве вы делали для Поттера не то же самое? Не платили высокую цену за его дружбу? Чем ваша преданность отличается от моей? Мы оба не получили ничего взамен, даже благодарности. Что возвращает нас к вопросу, как это называть: преданность, страсть или дурость.

– Это было правое дело! – пылко воскликнула Гермиона. – И, что бы вы ни думали, Гарри отблагодарил меня. Он дал свою дружбу взамен. В Малфой-мэноре он спас бы меня ценой собственной жизни, если бы потребовалось! Он заслужил мою верность тысячу раз!

– Вы так страстно его защищаете, – на этот раз Снейп, вне всяких сомнений, улыбнулся.

– И правда… – изумленно ответила Гермиона. Она никогда не смотрела на свое отношение к Гарри под таким углом. – Спасибо!

– За что? – Северус изобразил непонимание. – Я всего лишь иду навстречу вашему желанию побеседовать о страстях и развлекаюсь, опровергая ваши аргументы.

Не может же он действительно помогать с проблемами самооценки гриффиндорской девчонке! Даже в столь тихий поздний вечер, даже размякнув от поглаживания собственного эго невообразимым доселе разговором… Нет. Все равно нет. Он никогда не нянчился с учениками и не лез разбираться в подростковых комплексах. С него достаточно собственных.

– Нет, – на губах Грейнджер расцвела теплая улыбка, непостижимым образом растапливающая что-то у Северуса внутри. – Вы делаете то же, что всегда: заботитесь исподтишка и надеетесь, что никто не заметит.

Профессор преуспел в сокрытии своих добрых дел не настолько хорошо, как, наверное, думал сам. Гермиона давно обратила внимание: несмотря на его придирки, отповеди и снятие баллов, в конце года оценки по зельям у всех были строгие, но справедливые. А когда Снейп вычитал у гриффиндорцев под надуманным предлогом слишком много очков, то каким-то образом рубины возвращались на место в тот же день.

И этого тоже не замечал никто, кроме Гермионы! Она же, ведомая подозрительностью, как-то раз на протяжении месяца внимательно следила за факультетскими камнями и отмечала каждое изменение на графиках. И обнаружила, что самые обидные и возмутительные потери Гриффиндора – например, за лишний чих на уроке (в буквальном смысле) или слишком подробный ответ – даже не успевали отразиться в песочных часах. Снейп, должно быть, тайком добавлял баллы, чтобы компенсировать несправедливо отнятое. Конечно, он был предвзят и благоволил к своему факультету, но не больше, чем остальные деканы.

– И вы решили, что из тех же соображений я брошусь целовать вас? – спросил Северус.

В таком проявлении «тайная забота» рисковала стать предельно явной! Если только Грейнджер не будет крепко держать рот на замке – разумеется, не во время поцелуя, а после… Снейп встряхнул головой. Что за мысли лезут в голову?! Сегодня было поднято со дна столько всего, что сквозь помутившуюся воду реальности просьба поцеловать ученицу выглядела уже не столь бредовой, как в тот момент, когда Грейнджер впервые озвучила ее. Во всяком случае, глядя, как девушка нервно покусывает нижнюю губу, Северус находил перспективу едва ли не привлекательной!

– Надеялась, но… – Гермиона вздохнула. – Неважно. Как я говорила, дело не в поцелуе как таковом, а в нашем разговоре. Я должна была рассказать, что чувствую, поблагодарить за все, что вы сделали, и попросить прощения за все ошибки. Надеюсь, после всего этого вы не станете думать обо мне хуже… – Решительность смыло с ее лица волной сомнения.