Текст книги "Добровольно и навсегда (СИ)"
Автор книги: ZANUDA999
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Раз за разом она задавалась вопросом, что могло пойти не так. Где она ошиблась? Была ли она плохой женой? Нет. Она не устраивала ему сцен, не пилила за сорванные выходные и отпуска… Дженни хотела стать для своего агента не только любовницей, но и тем человеком, который всегда поддержит его. Это было нелегко, но она убеждала себя, что так будет правильно. Она и не собиралась быть идеальной! Дженни была не настолько глупа, чтобы думать, будто идеал достижим. Она всего-навсего хотела быть хорошей женой. Может, в этом и заключалась её ошибка?
Стоило так подумать, как её охватывал гнев. Её чёртов муж трахает другую, а после приходит домой и как ни в чём не бывало целует свою жену! Как у него только наглости хватает!..
Короткий отдых в Майами не принёс ни радости, ни удовольствия. Габриэль видела, что подруга мрачнеет день ото дня, и отчаянно стремилась вызвать её на откровенный разговор. Будь расклад иным, Дженни охотно согласилась бы поплакаться за бокалом вина о своих печальных домыслах. Однако она отлично представляла, каким будет ответ Габриэль. Бывшая любовница, по-прежнему сгоравшая от желания обладать ею, не станет утруждать себя рассуждениями, права Дженни или нет. Зато она почти наверняка захочет отомстить федеральному агенту и точно не успокоится, пока не посчитает, что с него достаточно. У неё хватило бы на подобное и денег, и связей. Вот только Дженни не желала никакой мести. Собрав воедино все странности поведения мужа, непонятный подарок и его внезапно прорезавшуюся ревность, она вдруг поняла, что смертельно устала жить. Она так хотела верить, а её вновь подставили и подставили очень жестоко. Даже поцелуй Иуды не шёл ни в какое сравнение.
Щётка для волос медленно скользила вниз в тщетных усилиях выпрямить буйные завитки красного золота. Стоило деревянным зубчикам дойти до конца, как пряди вновь сворачивались, скручивались, расплёскивались. И всё-таки – расчесать, вычесать из головы все дурные помыслы. Сделать жизнь гладкой и шёлковой. Податливой и покорной. Взять её под контроль, которого больше нет.
– Джек рассказал, что Габриэль хотела подарить ему планшет для рисования, но ты не разрешила.
Она чувствовала его взгляд – усталый, жадный, голодный, нуждающийся, – да не всё ли теперь равно какой?
– Он стоил половину твоей зарплаты. Никто не смеет унижать моего мужа… – Хотелось кричать – громко, до хрипоты и севшего голоса. – Она хоть красивая, Аарон?
– Прости, что?
Напрягся. Замер от неожиданности. Оглушён и растерян. Должно быть, именно так ведут себя люди, когда он припирает их к стенке доказательствами вины.
– Пожалуйста, избавь меня от лжи и оправданий. – Она положила щётку на столик, усилием воли подавив желание использовать её как орудие преступления. Взглянула на себя в зеркало. Слишком худая, слишком рыжая, слишком веснушчатая, слишком бледная… Вся какая-то слишком.
– Дженни…
– За что?
Она развязала широкую феньку, на белом фоне которой чёрным бисером было выплетено имя. Выбросила её в ведро для бумаг. Украшение глухо стукнулось о дно.
– Дженни…
Он встал с постели, подошёл и опустил ладони на её плечи. Свет лампы издевательски ярко бликнул на двух кольцах. Он так и не снял то, которое она подарила – “Добровольно и навсегда”.
– Не смей!
Ярость полыхнула лесным пожаром. Она вскочила и влепила ему звонкую пощёчину, неожиданно сильную и в тоже время беспомощную.
– За что?..
И он не нашёлся с ответом.
========== ВИНА ==========
Первые дни она обречённо молчала. С непринуждённой живостью болтала с детьми. Весело трещала по телефону с Габриэль, которая допытывалась, всё ли в порядке.
– Всё хорошо, Габи…
И только с ним она молчала, будто смирилась с неизбежным. Приняла безжалостное доказательство, что её вновь предали. Что жизнь напомнила, кто она и кем никогда не будет. Что её подманили красочными фантазиями, точно наивного ребёнка, а после грубо выдернули из сказки и швырнули обратно в грязь. Когда-то Хотч спас её душу от Мастерса, и он же нанёс ей удар, от которого её некому было спасти. Одинокая потерянная девочка, позволившая себе верить…
Она не плакала, не кричала на него, не ругалась, покорно принимая его заботу, словно птица в клетке, и точно знала – вырваться не удастся. По-прежнему гордая, но опустошённая и раздавленная пленом.
На третий, кажется, день он сломался.
– Я пойму, если ты подашь на развод.
Это было правдой, которой Хотч не хотел. На самом деле, он готов был душу дьяволу продать. И продал бы, только кому она нужна? Он накосячил по-крупному и готов был ответить, но что значила его решимость для хрупкой рыжей ведьмы с ледяной пустыней в глазах? Лукавые бесы, авантюрные эльфы, нежные русалки… Умерли все!
– И что ты скажешь Джеку? “Прости, мой мальчик, она ушла, потому что я не удержал член в штанах”? – Никакой жаркой злобы. Слова росли обжигающими острыми торосами ненависти.
– Дженни… Зачем ты так? – с грустью в голосе мягко упрекнул Хотч. – Не хочешь развод? Хорошо. Это хорошо. Давай сходим к семейному психологу, – предложил он, мысленно ликуя – его счастье останется с ним. Однажды всё уляжется и, может быть, он сумеет выпросить прощение и даже получит его. Время. У него есть для этого время, и, чтоб ему сдохнуть, он его использует.
Она не отвечала. Сидела ссутулившись, сжимая ладони коленками, точь-в-точь проказливая девочка, на которую прикрикнули и она обиделась, надулась и ждёт, когда же перед ней извинятся.
– Дженни, поверь, я хочу всё исправить…
Колыхнулась игривая волна огня, явив на свет тонкий нос, нежную округлость скул, коралловый изгиб рта и стылую пустоту глаз.
–Исправить? – безразлично спросила она. – Что ты хочешь исправить? И как? Украдёшь ТАРДИС, отправишься в прошлое и убедишь самого себя, что собираешься поступить неправильно?
Теперь замолчал он.
– Когда Джеку исполнится восемнадцать, я заберу Джой, и ты нас больше не увидишь.
– Спасибо, что даёшь мне время.
– Оно не для тебя, а для мальчика, который ни в чём не виноват. Время, что я собиралась отдать тебе, ты просрал. Другого у меня нет.
“Как сладко ты лжёшь, детка”, – глядя на неё, злющую и равнодушную, думал Хотч. Промаявшись бессонницей несколько дней, он наконец позволил дурной дрёме навалиться всей массой, подмять его, обездвижить чёрной тоскливой немочью на пару часов. Когда же он вынырнул из липкого забытья, сразу почуял на груди привычную тяжесть её головы. Замёрзла, милая, забыв обо всём, не контролируя себя, ночью пристроилась, обвила холодными руками и прижалась крепко-крепко. Он осторожно (не спугнуть бы) взглянул на часы. Оставалось четыре минуты до неизбежного, чёрт его дери, будильника. Вечность горячего тепла и робкого солнца в спутанных нитях красного золота.
“Не трогай. Разбудишь. Не шевелись. А, хрен с тобой! Осторожно. Не гони…”
Ладонь его очень медленно легла поверх простыни на холм её бёдер. Шумно вздохнула. Он замер. Почти не дышал. Что, если не спит? Да нет же, спит, конечно. Крепко спит. Она всегда мертвенно-крепко спит по утрам. Воодушевлённая вседозволенностью, ладонь тихонько скользнула вниз по склону, к талии, и вновь взмыла, и всё измотанное несчастное естество его откликнулось на желанное, но недоступное…
Будильник взорвался дурными истеричными криками, словно задался целью предупредить о наглом посягательстве монстра на спящую красавицу. Он закрыл глаза и застыл, терпеливо ожидая, что будет, как отреагирует.
– Пусти меня, урод, – зашипела, как умирающий костёр, и отпрянула, точно от чумного. – Сволота фэбээровская.
– И тебе доброго утра, Дженни…
А она злилась на себя, свою слабость, свою неспособность доказать этому сукину сыну, что на нём свет клином не сошёлся. Чёртово тело предавало её, и от этого Дженни злилась ещё сильнее, поскольку видела в его глазах надежду. Такую отчаянную, несокрушимую, жалкую, с какой смотрят фанатики. Не отступится, будет ждать, гнуть свою линию до последнего и однажды добьётся невозможного, и тогда она простит ему всё. Так и будет. Она сама внушила ему эту упрямую несгибаемость и стойкость. Собственноручно вырастила и выпестовала, когда тянула его из болота, в которое он провалился, потеряв Хэйли. Вряд ли он захочет вновь пройти той же дорогой – развод, потерянность и обречённое смирение. Нет, теперь он станет ломиться сквозь терновник, изрежет руки, истечёт кровью, но прорвётся, и всё, конечно, не будет как раньше. Всё будет по-другому и, твою ж мать, как раньше. И это злило до дрожи в руках: его проклятая надежда и её понимание, что ненависть не будет длиться вечно. Только не между ними. А всему виной их абсурдная созависимость, когда с первой их встречи оба только и делали, что пытались вылечить друг друга и, дьявол их возьми, оба преуспели! Даже сейчас, когда она не могла ни на что решиться и отстранённо наблюдала, как он в одиночку тащил буксовавшую, засевшую в ямине откровенно больную, ненормальную их любовь. Стокгольмский, мать его, синдром! Каждый из них был и палачом, и жертвой для другого – добровольно и, похоже, навсегда.
Так она думала, почти не слушая, о чём говорит мисс Брэйд.
– Миссис Хотчнер?
– Да, простите, я отвлеклась, – вымученно улыбнулась она.
– Я о том же. Джек хороший мальчик, прилежный ученик, но с некоторых пор витает в облаках.
– Правда? – Дженни растерялась. – И насколько всё плохо?
– Вопрос в том, что происходит. У вас всё хорошо, миссис Хотчнер?
“А ведь когда-то я была мисс Белл. Странно, я совершенно забыла об этом”, – и она сызнова расстроилась, понимая, как глубоко он вошёл в неё. Так глубоко, что придётся выдирать с мясом, сатанея от боли, рядом с которой поблекнут все её нынешние переживания.
– Всё в порядке, мисс Брэйд. Обещаю, что поговорю с Джеком. До свидания.
Дженни вышла из кабинета и подошла к хмурому светловолосому мальчишке, который сидел на лавке, скрестив руки на груди – вылитый отец. Того и гляди, вытащит из кармана жетон и арестует.
– Станешь ругаться?
– А нужно? – Она не заметила, как начала улыбаться нахохлившемуся воробушку в джинсах с вышитым на колене щитом Капитана Америка. – Поехали за Джой.
– Значит, папе расскажешь, – устраиваясь на пассажирском сидении и пристёгиваясь, настаивал Джек.
– Давай заключим сделку, юный Хотчнер. Ты скажешь, что происходит, а я не сдам тебя отцу. – Дженни подмигнула приёмному сыну.
Тот с минуту раздумывал, а после спросил:
– Ты больше не любишь его? – и торопливо добавил: – Вы не разговариваете. И ты его больше не целуешь. Родители Микки тоже перестали разговаривать, а потом развелись.
– Смотрю, мои уроки пошли впрок. Мы поссорились, – честно призналась она.
– Из-за чего? Из-за меня? – Джек тревожно поёрзал.
– Нет.
– Тогда из-за чего? – Ещё одна отцовская чёрточка – настойчивость, вплоть до упрямства.
– Взрослые тоже обижают друг друга, Джек. Иногда мирятся, иногда нет.
– Разве ты не хочешь помириться с папой? – Наивное детское простодушие.
– Я не знаю. – Она помолчала. – Не знаю, мальчик мой…
Она, правда, не знала. С одной стороны, ей хотелось забрать свою девочку и сбежать. Куда угодно, даже в другую страну, хотя Дженни понимала: Хотч – не Мастерс. Федеральный агент достанет их в любой точке, как внезапно выяснилось, очень маленького мира. Костьми ляжет, но найдёт! Это тогда, пять лет назад, он покладисто дал ей время и оставил в покое, однако теперь всё изменилось. Он изменился… Но только ли в этом дело?
Сегодня утром она открыла глаза и обнаружила, что лежит на нём. В кои-то веки проснулась раньше. А может, и нет. Может он, тварь правительственная, выстал чуть свет, облапал её и вновь уснул, скотина, как ни в чём ни бывало. Будто и не было ничего. Однако истина, против которой не попрёшь, состояла в том, что это она во сне забралась на него и распласталась грёбаной морской звездой. Точно рехнувшаяся собственница, заявляла: моё, вашу мать! И, что самое паскудное, ей было хорошо уютно и тепло в его сильных, провалиться ему в ад, заботливых лапах.
Она понимала, что запуталась, и разум её подсказывал предательское – отношения их обречены. Как бы она ни бесилась, как ни злилась, уворачиваясь от всех его попыток привести в порядок, вернуть их раскуроченный рай, он раз за разом доказывал фатальность случайной их встречи в Портсмуте и уж точно не случайной в Майами. Их сладкая мучительная идиотская связь продолжится. Даже если оба захотят, она не прервётся. Уж слишком они повязаны…
“Переломаны, – эхом откликались его мысли. – Нас ломали до тех пор, покуда мы не срослись. Так какого же чёрта нас снова принялись ломать?”
Их дом точно остекленел, закольцевался в петле времени – хмурился Джек, молчала Дженни, и только малышка с радостным визгом неизменно бросалась ему на шею, вереща на всю улицу: “Папа!”
Тяжелее всего было по утрам. Особенно после того, как сегодня, в очередной раз оттолкнув его, Дженни злобно бросила: “Если уж совсем невмочь, трахай, пока сплю. Мне не привыкать. Потерплю как-нибудь”.
Не нужно “как-нибудь”, счастье моё. Не унижай нас. Он подождёт, переможется, снесёт… Только не вини себя, детка. Ему был знаком этот её ничего не выражающий яростный взгляд. Она доискивалась до причин, почему он так поступил с ней, и винила себя – недотянула, недосмотрела, упустила. Это неправильно. На сей раз вина только его. Если бы она согласилась выслушать, он, наверное, сумел бы донести до неё истинную суть приключившегося с ней несчастья. Не нужно “как-нибудь”, счастье моё, не вини себя…
– Ну, прости! Разумеется, я во всём виновата! Доволен? – Она всплеснула руками, и бубенчики на браслете виновато звякнули. – В чём проблема? Развернись и поедем обратно.
– Я слишком устал. И да, это твоя вина. Чего ты на неё взъелась? – Хотч зевнул в кулак и принялся высматривать место, чтобы съехать с дороги.
– У кого из нас случился приступ паранойи? – напомнила она.
– Не начинай.
– Она была странной…
Спор этот, то затухая, то разгораясь с новой силой, длился уже дольше часа. Аккурат как чета Хотчнеров покинула негостеприимный мотель без названия. Места, куда их занесло, оказались внезапно глухими и дикими, и слухи о пропавших без вести туристах теперь звучали довольно зловеще. В какой-то момент Хотч даже пожалел о спешно принятом решении двинуть по шоссе, о котором предупреждал Артур. Однако всё было тихо. Дженни вовсю развлекалась, пересказывая мужу сюжеты трэшных фильмов ужасов о затерянных глубоко в лесах колониях мутантов, поедающих заблудившихся путников. Он отмахивался от жутких подробностей, поражаясь, что жена вообще смотрит подобный бред. Как будто в реальной жизни мало кошмара и насилия. В качестве шутливой мести он рассказывал ей случаи из своего обширного опыта аналитика ФБР. Дженни в ответ смеялась, пила джин и припоминала очередную фантастически кровавую картину.
Собственно, за такими вот разговорами они и наткнулись на ничем не примечательный и довольно странный мотель. Весьма странный. Хотя бы потому, что у дороги не было ни малейшего намёка на притаившийся в лесу древний, но отлично сохранившийся одноэтажный дом. Они бы проехали мимо, даже не подозревая о его существовании, кабы не Дженни, со смехом спросившая смартфон, где они вообще находятся.
– Добро пожаловать в мотель Бейтса. Бу!
Издав сатанинский смешок, она провела кончиками пальцев по шее мужа. Словно паучок пробежал. Хотчнер вздрогнул.
– Что-то тихо здесь. – Он шагнул из машины на утрамбованную грунтовку парковки и краем глаза отметил шевельнувшуюся, точно от сквозняка, портьеру в одном из номеров. – И на карте этого мотеля нет. Я проверял.
– Правило номер один: не разделяться. В туалет одна не пойду.
– Отстань ты со своими глупыми ужастиками!
– Можно подумать, вас в ФБР не учат, что по одиночке бродить нельзя, – возразила она. – И ты устал. Это на одну ночь.
– Ладно. – Хотч сдался и поманил жену к дверям с табличкой “Офис”.
После второго звонка откуда-то из недр номера владельцев выплыла снулая и сухая женщина неопределённого возраста. Блеклые патлы стянуты в тугой узел. Удивительно, как она умудрялась моргать, на долю секунды пряча от посетителей большие, удивительной красоты проницательные глаза.
– Добрый вечер. – Хотч старался быть любезным. – Нам нужен номер на ночь.
– Две кровати или одна? – Во взгляде женщины мелькнуло подозрительное презрение.
– Вообще-то мы женаты, – встряла Дженни. – Но вас это не касается.
Женщина нехотя повернула голову, и подозрение в её глазах сменилось непонятной брезгливостью.
– Что общего у света с тьмою? – процедила она сквозь зубы и открыла журнал регистрации.
– У вас так тихо. Мы едва не проехали мимо. – Хотч оставил запись, профессионально отмечая, что последние постояльцы останавливались в мотеле четыре дня назад – мистер и миссис Хоуэй, Мэн. – Я заметил кафе. Кухня ещё открыта?
– Сын уехал в город за продуктами. Мы любим тишину и порядок. – Женщина продолжала сверлить взглядом Дженни – украшения, растрёпанное пламя её волос, короткие шорты, слегка косые от алкоголя глаза. – Могу сделать сэндвичи. Вам нельзя сейчас садиться за руль.
– Это ещё почему? – Дженни намеренно опустила ладонь на плечо мужа. Её начала раздражать эта женщина, глядевшая на неё, точно на ведьму, и, казалось, горевшая желанием немедленно разложить костёр прямо во дворе задрипанного мотеля.
– Ваш супруг устал, а вы пьяны.
– Вам есть до этого дело? – вскипела Дженни. – У нас медовый месяц, и мы будет поступать так, как сочтём нужным.
– Брак призывает людей к благочестию. Пьянство и блуд жены тянут в грех, подобно вавилонской блуднице, совращающей царей земных…
– Довольно! Я здесь не останусь!
Неловко развернувшись на каблуках, Дженни выскочила за дверь и решительным шагом направилась к машине.
– Постой! – Хотч догнал жену и ухватил её за локоть. – Всего одна ночь. Мне нужно поспать.
– Я всё сказала! Собираешься остаться? Валяй! Я лучше в лесу под деревом прикорну, чем стану выслушивать замечания. Никто не смеет мне указывать, как жить. Даже ты! Хочешь ночевать в этом курорте Хобб Спрингс? Флаг в руки! Не забудь помолиться перед сном.
Вырвалась, забрала из машины куртку и зашагала по дороге. Он вздохнул и потёр переносицу. Глаза слипались. Силуэт жены неумолимо таял в сумерках. Ещё немного, и огненная призрачная тень растворится в лёгком тумане, скрадывающем грунтовку. Миг, и она действительно исчезла. Стало так пронзительно тихо, что он слышал стук собственного сердца, но не различал мягкого шелеста её шагов. Тишина звенела и вздыхала злорадным шёпотом леса. Ушла. Ушла…
– Дженни! – крикнул он в пустоту, чувствуя, как в груди разливается липкий тошнотворный страх. – Стой на месте. Я сейчас! Господи…
Бросился за ней и вскоре нагнал. Оказалось, она накинула капюшон. Слава богу! Чёртовы нервы.
– Идём обратно. Мы уезжаем. Нет. – Он накрыл ладонью её рот. – Ни слова. Поспим в машине…
Отыскав во тьме заброшенную широкую тропу, он посмотрел по сторонам, развернул джип поперёк дороги и велел жене быть бдительной. Юркая – точь-в-точь уж, – она переползла на заднее сидение и внимательно следила за деревьями, управляя его манёврами похлеще навигатора.
– Зачем так далеко?
– Не хочу попасть на глаза патрулю. – Он выключил мотор. Вокруг мгновенно сгустилась мгла.
– Думаешь, та мымра стукнула копам? – Раздались шуршание и тихий победный вопль: – Я отыскала плед!
– Не исключаю такой поворот. В чём-то она права – мы устали и пьяны. – Хотч вышел из машины, с удовольствием прогнулся, замёрз и забрался обратно. – Мне бы не хотелось по возвращении получить выговор.
– Говорю, она ненормальная…
После короткой возни он, как сумел, вытянулся, а Дженни (до чего же она гибкая) накрыла его пледом и оседлала бёдра.
– Я компенсирую тебе неудобства, – пообещала она, и даже в темноте Хотч разглядел лукавую улыбку рыжей ведьмы, жаркие огоньки в глазах и отчего-то вспомнил курьера. Не поддайся он в тот вечер сиюминутной прихоти, желанию, тоске по её колдовской страсти… Ему не хотелось думать, что произошло бы, потому что слишком свежи были в памяти снимки мёртвых женщин, украшенных ожерельями.
Именно этого он боялся больше всего – потерять её. Когда в пьяной злости она почти исчезла на дороге, в его мыслях адским коктейлем смешались слухи о пропавших на шоссе, её дурацкие истории о вымышленных каннибалах и звериный блеск в глазах курьера, который пришёл убить невесту. И его обуял инстинктивный животный страх волка за свою волчицу. Потому и бросился за ней, наплевав на осторожность.
Помнит ли она, как он догнал её той ночью, собираясь выругать жену за беспечность и непостоянство, но гнев его иссяк, стоило ему разглядеть, как дрожат её озябшие в сыром тумане руки? Хотелось верить, она не забыла, как он поставил систему отопления в машине на максимум и почти моментально вспотел, но ждал, пока она согреется. Что это, чёрт возьми, как не любовь? Так какого, спрашивается, дьявола он об этом забыл?!..
========== ДЕПРЕССИЯ ==========
Слёзы лились в три ручья. Хорошенькая пятилетняя девчушка плакала навзрыд, размазывая мокрые дорожки на щеках кулачками и хлюпая носом. По смоляным кудрям порхала птицей женская рука – тёплая, родная, мамина… А хотелось, чтобы было их две, чтобы маленькая рука мамы сбивалась с ритма, сталкиваясь с большой сильной ладонью отца.
– Ну всё. Будет тебе, Джой. Сколько раз мы с Аароном говорили: не заводи разговоров с незнакомцами.
– Она… Я… – Слёзы катились и катились из глаз. – Это же неправда? Мам? Неправда!
– Конечно, неправда. – Пальцы взъерошили кудрявую макушку и развязали пышный лиловый бант. – Папа тебя обожает и никогда не бросит. Давай, детка, успокаивайся…
Злость её взвилась, взорвалась взбесившимся вулканом. Вся боль её, обида, усталость и ярость, что застряли шаром колючей проволоки где-то за грудиной и, казалось, намертво, внезапно съёжились, сгладились и вылетели пробкой шампанского. И стала вдруг кристально ясна неожиданная наблюдательность Джека, с чего-то надумавшего присмотреться к отношениям родителей.
– Джек, я вхожу, – предупредила она.
Скользнула в его комнату, подивилась порядку, присела на кровать и похлопала ладонью, призывая сына присоединиться. Он отодвинул альбом и покорно устроился рядом, видимо, ожидая взбучки за просевшую учёбу.
– Скажи правду, Джек. Что сподвигло тебя стать внимательнее? Или, может быть, кто?
Приёмный сын нахмурился, но вдруг ни с того ни с сего улыбнулся той, которая несколько лет назад свалилась на них с отцом, и папа перестал грустить. Он старался скрыть печаль, но Джек – его сын – видел тоску, что сквозила в тёмных папиных глазах даже в те редкие моменты, когда отец улыбался. А потом появилась она – рыжая, с ловкими пальцами, что одинаково ловко управлялись с иглами, и бисером, и лазаньей, и папой… Его новая мама, которую язык не поворачивался называть мачехой. Мачехи злые, а эта женщина была Дженни, и он очень хотел, чтобы она оставалась ею для него. И для папы.
– Я тут вспомнил, как мы ездили в лес, – сказал Джек. – А ты помнишь?
Она кивнула.
– Как было здорово! – В его глазах засияли счастливые воспоминания о старом доме, комиксах, недолгом путешествии и приветливом старике, который учил его рыбачить. – Эх, мы так и не встретили медведя! Вы с папой показывали мне звёзды. А ты всё твердила, чтобы я не убегал далеко… Я подумал, как классно было бы снова туда поехать! Я бы присматривал за Джой, а ты за папой…
– Заманчивая идея, но прошу, не уходи от ответа. – Она вновь пожалела, что так и не собралась рассказать Джеку о смерти Джона. Около года назад сердце старика не выдержало очередной дозы алкоголя и просто остановилось. – Ты сам додумался поиграть в дедукцию или тебе кто-то подсказал, мой юный Шерлок?
– Это была женщина. Очень красивая. Знаю, я не должен говорить с незнакомцами, но я и не говорил. Честно-пречестно, Дженни! Она подошла и спросила: “Ты ведь Джек Хотчнер?” – а потом добавила: “Думаешь, она любит твоего отца? Как бы не так!” И ушла. Я и слова сказать не успел. Дженни! – взмолился мальчик. – Ты совсем-совсем не хочешь помириться с папой?
– Откровенность за откровенность. – Она помолчала, собираясь с мыслями. – Я хочу дать ему шанс, но мне нужно немного времени, Джек. Твой отец должен уладить одно незавершённое дело, а там поглядим…
Каждый вечер, возвращаясь домой и закрывая дверь, он надеялся, что вот сегодня настал именно тот день, когда всё изменится. Хотч не ждал кардинальных перемен и абсолютного прощения в одночасье. Всё же не настолько он был наивен, чтобы верить, будто их с женой конфликт исчезнет по мановению волшебной палочки, однако втайне желал хоть каких-нибудь перемен. В лучшую, разумеется, сторону. Да бога ради, он всё сделает! Ей нужно только попросить. И сегодня она попросила…
– Разберись со своей шлюхой! – Она полыхала от ярости, и в тон ей сверкали растрёпанные её пряди. Должно быть, такими являлись павшим воинам Валькирии – неистовыми, грозными и неумолимыми.
– Что случилось?
– Твоя девка добралась до наших детей, вот что случилось! Джой в истерике, Джек уверен, что мы разводимся, и всё это заслуга твоей потаскушки, агент! Мне плевать, кого ты трахаешь на стороне, но они и твои дети тоже!
Казалось ещё чуть-чуть, и она накинется на него – прекрасная и устрашающая. Никогда прежде он не видел её такой. Лукавая ведьма выродилась в жуткую в гневе колдунью, которая готова смести всё на своём пути. Как же ты страшна и восхитительна, моя любовь…
– Я давно порвал с ней. – Он выставил перед собой ладони. – И никогда ничего ей не обещал. Зачем она полезла к детям?
– Не обещал? Да кому ты нужен?!
Кроме тебя, очевидно, никому. Кроме тебя, детка, я – немолодой небогатый угрюмый зануда – не нужен я больше никому в этом мире. Раскройся, выплесни злость. Тебе станет легче, обещаю. Нам всем полегчает.
– Разберись с ней! – прорычала, точно дикая кошка. – И ещё, если женщина хочет увести мужчину из семьи, пугать его детей – последнее, что придёт ей в голову, идиот! – И сникла, закрылась, отвернулась. – Я не желаю, чтобы она приближалась к нашим детям. А ты… Ты волен поступать как вздумается. – Ослепительная волна эмоций пала на берег, откатилась и исчезла…
Запуталась, потерялась, девочка моя. Он и сам запутался, не представляя, как быть. Слишком мало он знал, а Гарсия лишь укрепила осознание масштабов тех глупостей, что он наворотил, поддавшись минутному порыву и бездумно потакая желанию.
– Аарон, есть минутка?
Он не сразу понял, кто его окликнул, но кивнул.
– Да, конечно.
Росси закрыл дверь. Сел напротив, и отчего-то Хотч обрадовался, что между ними заваленный папками стол. Хоть какая-то преграда. Уж что-что, а барьеры он возводить умел будь здоров – от костюмов, которые Дженни в шутку и в зависимости от настроения (господи, благослови её чувство юмора) называла то доспехами, то похоронным саваном, до этого чёртова стола и непроницаемого взгляда. Всегда готов и настороже. Разве только с нею он не прятался. Всё равно ведь поймёт, учует, как поняла и учуяла, и мучилась, и терзала…
– Хотел посоветоваться, но, как погляжу, работа подождёт. – Росси сцепил пальцы в замок. Нервничает. – Что происходит, Аарон?
– С чего ты взял?
– Ты совершенно не умеешь лгать, когда речь идёт о ней.
Ну почему он не стал бухгалтером или нотариусом? Сидел бы в гордом одиночестве в своём офисе, где до него никому нет дела.
– Не думай, будто я один такой проныра. Все заметили, уверяю. Будет хуже, если вмешается Гарсия. – Росси мягко намекнул, чем обернутся недомолвки, узнай о них эмоциональная и болтливая аналитик.
– Я совершил ошибку, Дэвид. – Хотч встал и закрыл жалюзи. Хлипкая, но всё-таки приватность.
– И в чём она заключается?
– В том, что я женат, но забыл об этом.
– О как! Дженни подаёт на развод? – Никакого осуждения. Мужчинам всегда проще понять друг друга.
– Нет, и я ей благодарен. Однако всё гораздо серьёзнее. – Хотч мерил кабинет шагами – шесть к окну и шесть обратно. – Та женщина преследует моих детей. Точнее, есть смутное ощущение, будто она преследует меня.
– На чём оно основано? – насторожился Росси.
– Она не звонит мне, не ищет встреч, не угрожает… Я для неё словно бы перестал существовать. Зато она находит время сообщить Джеку о намерении Дженни оставить меня и пугает Джой словами, будто я её больше не люблю. Я хотел поговорить с ней и потребовать оставить моих детей в покое, но её номер не обслуживается. Больше тебе скажу, я попросил Гарсию проверить и телефон, и её саму. Так вот, женщины со схожими параметрами, внешностью и именем не существует! А сим-карту она, похоже, купила через третьи руки.
– Это плохо. Садись и рассказывай.
– Я мог бы найти для себя тысячу оправданий, Дэвид, но истина в том, что я облажался. Подставил мою девочку!
– На твоём месте мог оказаться любой, – невозмутимо заметил Росси.
– Но это случилось со мной. И только мне нести ответственность, – излишне резко и горячо парировал Хотч. Сел, и точно плотину прорвало. – Я случайно с ней познакомился. Лора Новак. Меня должно было насторожить её внимание. Молодая красивая женщина. Мне следовало бы помнить, что так бывает лишь в кино. Я много раз прокручивал в голове сцену нашего знакомства и теперь не перестаю удивляться, как я не понял, насколько театральной она была. Лора блестяще отыграла и объявила короткий антракт: ни звонков, ни смс. Она ничем не напоминала о себе.
– Почему ты решил, что именно она преследует детей?
– Я говорил с Джеком. Он в точности описал Лору. Убедившись, что номер заблокирован, я обратился к Гарсии и получил жирный ноль. Она, конечно, пообещала, что не сдастся, но на поиски может уйти много времени. Но если эта женщина не отступится, как я смогу оставить семью, Дэвид, не зная, чего ещё от неё ждать? И почему я только и делаю, что подставляю мою Дженни?
– Вряд ли это намеренно. Ты ведь знаешь, она и без тебя прекрасно справляется с поиском приключений. – Дэвид дружески улыбнулся. Наверное, хотел приободрить.
– Но это не значит, будто у меня есть право рисковать ею…
В сумраке он наугад протянул руки, и ладони его опустились на её бёдра.
– Не думаю, что это хорошая затея. Серьёзно, Дженни, прекрати ёрзать, иначе завтра не разогнусь.
Её нежный смех в темноте.
– Говоришь, словно тебе не пятьдесят, а сто пятьдесят. – И многозначительный шёпот в губы: – Но мы-то знаем – это не так.
– Я идиот. Не стоило сворачивать на это шоссе. Я должен защищать тебя…
– Тише. Всё хорошо, Аарон. Не нужно доказывать то, что и без тебя всем известно. Ты, кажется, спать хотел? Спи, специальный агент.
Удивительно, как по-разному может она произносить эти два слова. Вот сейчас они прозвучали насмешливо и категорично, дескать, не хочешь трахаться – отстань и дрыхни.
