Текст книги "Наважденье нашей встречи"
Автор книги: Юрий Андреев
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Весна в тот год выдалась ранняя, затяжная и потому немного расхлябанная. Своей разухабистостью она чем-то напоминала дворовую девку, выскочившую поутру из людской в небрежно накинутом прямо на исподнюю ночную рубаху пуховом платке и высоких калошах на босу ногу. День ото дня деваха становилась все обширнее, налившиеся за зиму стати рвались наружу. Понимая это, она демонстративно повернулась боком к искоса бросавшим жадные взгляды молодых конюхам, мол, не вашего куста ягодка, но возвращаться назад в людскую не спешила. Вдруг барин-генерал заметит и возьмет в дом горничной.
А сам барин в утреннем облачении спускался, как обычно в этот час, по роскошной лестнице, сквозь строй стоявших в два ряда ливрейных лакеев. Выйдя в парк, и благосклонно глянув на девку, он неспешно осенил себя широким крестом перед древним храмом Никиты-Мученика и, искоса, с гордостью поглядывая на особняк, недавно возведенный по эскизам самого Казакова, последовал в сиреневый сад.
Полтора года в одиночке Петропавловского равелина при ненавистном императоре Павле, в который его, Екатерининского вельможу и генерал-аншефа, бросили по ложному доносу завистников, укрепили в мысли возвести усадьбу именно на этом холме выше дома Пашкова.
Здесь у обрыва Вшивой горки открывался величественный вид на древнюю столицу. Несмотря на достаточно преклонные лета, граф ощущал себя полным сил и теперь, когда молодой государь явно благоволил ему, карьера вновь шла в гору. И все настойчивее, вертелись в голове мысли: Москва со святынями древнего Кремля у его ног, и по картам известной цыганки выходило: быть ему московским генерал-губернатором и носить шляпу с плюмажем.
Карты не солгали, вскоре граф отбыл на новое место службы в Петербург, уступив особняк семейству младшего брата Екатерининского канцлера. Но небесные светила уже выстроились в роковой хоровод и, повинуясь их воле, французский император Наполеон Бонапарт со своей великой армией двинулся к границам заснеженной Московии. Фортуна благоприятствовала ему. Спустя несколько лет он захватил древнюю столицу, а конный маршал Мюрат разбил в особняке свой штаб, принеся запахи бивуачных костров, фуража и конского навоза. Французское присутствие окончилось грабежом и страшным пожаром, в котором дотла сгорел бельведер…
С тех пор минуло почти два века. Графский особняк пережил множество самых разных метаморфоз. Но сейчас в начале весны 1988-го он по-стариковски вспомнил именно те времена. Где-то в углу заброшенного сада поднимался свежий дымок от только что запаленного костра из оставшихся после зимы прелых листьев. В сыром туманном воздухе тянуло запахом гари, который возникает, если начинаешь разжигать печку. Тогда перед большой войной вместе с гарью была разлита тревога. Такая же тревога ощущалась и сейчас.
I
Пассажирский из Воркуты ожидался прибытием около 12-ти ночи. В северных краях, окончание контракта ‒ дело святое. С полудня Вовчика начали провожать в редакции, ближе к вечеру узким кругом переместились на квартиру, и к моменту прибытия на платформу провожающая компания набралась прилично. А когда занесли вещи в купе, решили выпить еще "на дорожку" и так разошлись, что при отправлении пришлось спешно срывать "стоп-кран".
Хорошо, успели вовремя. Дернувшись, как от удара, вагон резко сбросил ход и затормозил у самого края платформы, иначе провожавшим пришлось бы прыгать в сугроб. Удостоверившись, что все благополучно вышли, Вовчик помахал им вслед, в открытое в проходе окно, добрел из последних сил до своего купе, щелкнул дверной задвижкой и, кое-как раздевшись, моментально уснул.
В двухместном купе Вовчик ехал один. Очнувшись, он еще долго лежал с закрытыми глазами, слушая глухой перестук колес, и переживал ночные проводы:
"Интересно, как ребята добрались до дому, ведь выпили все довольно-таки здорово… Впрочем, какая теперь разница, ведь я их больше никогда не увижу", ‒ от осознания этого очевидного факта стало так отчаянно грустно и одиноко, что Вовчик моментально поднялся и взглянул на часы.
Они показывали около 12-ти дня, так расслабляться он себе давно не позволял. Облачившись в спортивный костюм, приобретенный специально для путешествий, с полотенцем через плечо и умывальными принадлежностями в руках Вовчик решительно отправился приводить себя в порядок.
‒ Кушать будете? ‒ остановила его вопросом пробегавшая проводница. ‒ Официантка из ресторана горячий обед по вагонам разносит.
Мысль о ресторанной еде после недавних возлияний вызывала отвращение. Вовчик отрицательно покачал головой:
‒ Лучше чаю покрепче принесите, стаканчика два-три…
После горячего чаю с домашними пирожками все стало возвращаться на круги своя. Значительно посвежевший Вовчик вышел в тамбур, распечатал припасенную для этого случая пачку болгарских сигарет и в первый раз за день с удовольствием затянулся.
Стоял конец марта, пора отпусков еще не началась, и пассажиров было мало. Вовчик неспешно дымил импортным табаком, дивясь, как прямо на глазах оттаивает земля. От полустанка к полустанку сплошное белое покрывало за окнами серело и разрывалось проталинами на лоскуты, теряя свой первозданный вид. Сопровождая взглядом эти первые сигналы весны, он чувствовал, как в душе, словно в унисон с природой, оживают прежние надежды. Однако монотонное мелькание дорожных столбов постепенно сделало свое дело, глаза стали слипаться, он вернулся в купе, прилег на койку и задремал.
Разбудил его настойчивый стук в дверь, за которым был, слышим голос проводницы. Вовчик испуганно открыл глаза: поезд стоял.
‒ Войдите, ‒ крикнул он, щелкая дверной задвижкой.
‒ Я вам попутчика привела, чтоб не так скучно было, ‒ с порога сообщила с улыбкой проводница, ‒ не возражаете?
‒ Ну, что вы, ‒ обрадовано, ответил Вовчик, ‒ вместе веселей. Скажите, какая это станция?
‒ Котлас, вечер уже, ‒ хмыкнув, проводница посторонилась и впустила в купе паренька с небольшой дорожной сумкой наперевес. ‒ Располагайся…
Вовчик искоса взглянул на попутчика и убрал свои вещи с койки напротив, освобождая место. Паренек благодарно кивнул, скинул куртку с шапкой, и, устало привалившись в самом уголке за столиком, блаженно вытянул ноги.
‒ Подремлю пока немного, устал очень, ‒ виновато произнес он, закрывая глаза.
Дождавшись, пока поезд тронется, Вовчик вышел, чтоб дать парнишке спокойно отдохнуть. Тем более что спертая атмосфера купе подействовала на него далеко не лучшим образом, и теперь голова все больше и больше напоминала закипающий котел. Остановившись в проходе, он опустил верхнюю фрамугу вагонного окна и стал с наслаждением глотать свежий морозный воздух. Но за окном еще было слишком холодно, и после непродолжительного облегчения у него стало ломить в висках.
"Сейчас бы поправиться не помешало, только где лекарство взять?" ‒ мелькнула спасительная мыслишка.
Вовчик вдруг вспомнил про оставленную ребятами на этот случай початую бутылку и, кляня свою беспамятность, осторожно открыл дверь купе. На счастье попутчик уже проснулся и по-прежнему сидел в уголке койки, напряженно уставившись в темное окно.
‒ Ты откуда будешь? ‒ дружелюбно поинтересовался Вовчик.
‒ Мы с мамашей в Ярославле живем, ‒ с готовностью повернулся тот, уловив скрытый смысл вопроса. ‒ А в Котлас ездил батю хоронить. Он однажды на заработки сюда подался и остался насовсем.
‒ А я из Мурома, бати уже давно нет, мать одна осталась, ‒ улыбнулся Вовчик, доставая початую бутылку. ‒ Давай, если не возражаешь, родителей наших помянем.
‒ С удовольствием, ‒ ответил парнишка, ‒ только закуски нет. Может, я к проводнице сбегаю, у нее чего-нибудь раздобуду.
‒ Это совершенно ни к чему, ‒ успокоил Вовчик, доставая пакет с домашней снедью и разливая водку. ‒ Меня ребята на дорогу снабдили, выпьем и закусим, чем Бог послал.
Парнишка залихватски опрокинул стакан, жадно закусил пирожком и куриной ножкой и потеплевшими глазами благодарно посмотрел на Вовчика:
‒ Отпустило, наконец, а то батьку в гробу увидел, и затрясло, как в лихорадке… Я еще посплю, пожалуй, ‒ словно спрашивая разрешения, добавил он, ‒ в Ярославль только утром приедем.
Вовчик, понимающе, кивнул. Выпитая водка приятно разлилась по всему организму, разом успокоив головную боль. Его стало клонить ко сну и выслушивать, на ночь, глядя, откровения выпившего попутчика явно не хотелось.
"И я подремлю немного, ‒ решил он, опуская, чтоб не болела голова, фрамугу окна, ‒ до утра действительно еще далеко"…
Свежий, еще морозный предутренний воздух приятно холодил лицо. Вовчик открыл глаза и долго смотрел, как прямо на глазах светлеет за приоткрытым окном небо.
"Скоро уже Вологда, пора собираться на выход", ‒ подумал он, рывком, садясь на койке, и вдруг вспомнил, что сегодня он едет до Москвы.
Но давняя привычка давала о себе знать. Немного поворочавшись для порядка, он убедился, что сон, как рукой сняло. Вернув фрамугу на прежнее место, Вовчик вышел в тамбур и закурил. И сразу перед глазами поплыла Вологда с ее резными палисадниками и чудным русским "оканьем"…
Однажды во время осенних каникул он встретил в местной гостинице черноокую красавицу-коридорную. Они провели чудную неделю вдвоем, по прошествии которой Вовчик, скрепя сердце, сел в обратный поезд и вернулся к себе. На зимние каникулы он отважился на новую поездку. Черноокая красавица уже поджидала его и радостно распахнула объятья. С тех пор эти встречи на каникулы у обоих вошли в привычку. Она ни о чем не расспрашивала и ничего не рассказывала о себе. Лишь однажды мимоходом обмолвилась, что разлюбезный муженек отбывает срок на зоне совсем рядом, и ждать осталось недолго…
"Может, выйти, повидаться на прощанье? ‒ нельзя, муж, наверняка, уже вернулся. Жаль, что разошлись наши пути-дорожки, …в конце концов, чтоб создать что-то стоящее, художник должен чувствовать себя свободным, ‒ машинально успокоил себя Вовчик, вглядываясь в проплывающие за окном Вологодские узорные домишки в надежде, что в одном из палисадников вдруг мелькнет знакомое лицо. Но все его потуги оказались тщетны, и мысли, сами собой, постепенно переключились на деловой лад. ‒ В Москву прибудем, что-то около 4-х вечера. Сразу с вокзала ребятам из редакции позвоню, и закатимся в кабак отметить встречу, все-таки три года, как не видались. Заодно попрошу, чтоб комнату поприличнее, в центре нашли, эдак на годик. Приду там немного в себя, и писать сяду. Сначала, то, что записал, разберу, а уж потом за саму книжку возьмусь"…
Предвкушение скорых встреч так раззадорило его, что возвращаться купе и болтать с попутчиком о всяких пустяках расхотелось. Вовчик слонялся по тамбуру от окна к окну, представляя, как после 3-х летней разлуки вновь увидится со старыми приятелями и за бутылочкой сухого будет рассказывать о северном житье-бытье, и курил, не переставая, пока не потерял счет времени. От постоянного курения во рту появился стойкий, неприятный привкус. Вовчик выбросил очередную сигарету и вдруг услышал, как колесные пары застучали на стрелках, и состав стал замедлять ход.
‒ Долго еще будем стоять? ‒ нетерпеливо поинтересовался он у пробегавшей через тамбур проводницы.
‒ С полчаса, пока электровоз меняют. До Москвы далеко еще, можете выйти размять ноги.
Понуро вздохнув, Вовчик двинулся в купе за пиджаком и, рывком, отодвинув дверь, замер от изумления. Койка соседа, подсевшего поздним вечером в Котласе, опустела. Полный внезапно возникших дурных предчувствий Вовчик схватил висевшую у изголовья зимнюю куртку и лихорадочно пошарил под подстежкой. Бумажник со всеми документами и деньгами отсутствовал на привычном месте!
"Станция маленькая, он еще здесь", ‒ мелькнула лихорадочная мысль, ‒ надо догнать, пока не поздно, только, вот, в какую сторону побежал? ‒ словно в ответ на это благое намерение, поезд натужно заскрипел тормозами и остановился, как вкопанный.
Со всех ног Вовчик выскочил из вагона и стал шарить взглядом по перрону. Народу в утренний час было немного, сплошь бабки, вынесшие к поезду всякую домашнюю снедь, и никого, похожего на попутчика, на глаза не попадалось.
"Дальше искать бессмысленно, его уже давным-давно след простыл, у поездных ворюг все рассчитано по минутам, ‒ уныло подумал Вовчик. ‒ Нужно попросить, чтоб проводница милицию вызвала. Черт с ними, деньгами, документы пропали, теперь придется восстанавливать, а это такая канитель… Интересно, каким образом этот парнишка узнал, что я при деньгах? ‒ наверняка, она сама и навела, я, когда садился, по пьяни разоткровенничался, что в отпуск еду. Проводница с воришкой в доле, но, ведь, не докажешь, подобных случаев на дороге ‒ пруд пруди"…
Неожиданно электровоз в голове состава, собирая пассажиров в дорогу, призывно загудел. Заметив призывно размахивающую флажком знакомую проводницу, Вовчик едва успел вскочить на подножку. Еще миг, и платформа, качнувшись, вместе с неказистым зданием вокзала и прохожими неспешно поплыла перед глазами. Нетвердыми шагами он вскарабкался по крутой железной лесенке в тамбур, выудил из кармана дрожащими пальцами сигарету и жадно затянулся. Состояния было таким, словно нежданно-негаданно получил по голове вонючим, пыльным мешком…
‒ Вот вы где, а я вас обыскалась! ‒ возбужденный голос проводницы моментально вернул его к действительности. ‒ Возьмите, он у меня на столике лежал!
Вовчик резко обернулся и увидел в ее ладони свой бумажник. Не веря, что такое, возможно, он поспешно раскрыл его: паспорт и прочие бумажки оставались на прежнем месте, а вот внутреннее отделение со сберкнижкой с крупной суммой на предъявителя опустело…
"Надо отметить: это поездное жулье не лишено внутреннего благородства. Или у них уговор, с кем надо, чтоб с выпиской новых документов хлопот не создавать… Нужно попросить, чтоб сберкнижку заблокировали, может, успею еще", ‒ лихорадочно подумал он, поднимая глаза на проводницу.
‒ Хорошо, хоть, документы оставили, а деньги ‒ дело наживное! ‒ философски заметила та, давая понять, что дальнейшие розыски бессмысленны.
‒ Спасибо, что вернули меня к жизни. Пожалуйста, чаю принесите и какого-нибудь печенья, с утра ничего не ел, ‒ угрюмо заметил Вовчик и, засунув бумажник в задний карман брюк, направился к себе.
В купе царила тишина, нарушаемая лишь глухим перестуком на стыках колесных пар, наматывавших километр за километром без толики сочувствия к происшедшей драме. Тщательно закрыв за собой дверь, он порыскал по карманам, выложил оставшиеся на текущие расходы деньги и пересчитал купюры: набралось что-то около 2-х сотен.
"В Москве с такими деньгами долго не протянешь, ‒ с тоской подумал он… и сразу же взял себя руки, за три года пребывания на Севере всякого нагляделся. ‒ Ладно, поглядим еще, где наша не пропадала! ‒ с неожиданной злостью решил Вовчик, ‒ а пока подведем итоги: возвращаться бессмысленно, на его место уже взяли местную молоденькую выпускницу журфака. В Москве без денег приткнуться негде, да и не ждет никто. К матери в Муром без денег появляться стыдно. Остается одно: осесть на время недалеко от столицы".
В сложившейся ситуации мысль выглядела вполне здравой, и он снова отправился к проводнице:
‒ Скажите, какая перед Москвой последняя остановка?
‒ В Александрове 1 минута, ‒ удивленно ответила та.
‒ Я выйду на ней…
‒ Может, все-таки милицию вызвать? ‒ они в Ярославле придут, ‒ жалостливо предложила та.
‒ Ни к чему, ‒ махнул рукой Вовчик. ‒ Как говорится: Бог дал, он же и назад забрал, ‒ и пошел в купе собирать вещи.
II
С городком ему повезло. Он был старинный, облюбованный еще самим Иваном Васильевичем Грозным для своей запасной резиденции. Вовчик решил поступить по примеру царя и отсидеться, пока все не образуется, подыскав здесь недорогое жилье и кормившее на первых порах занятие. С первым проблем не возникло, а вот с занятием оказалось куда сложнее: после северных заработков местные зарплаты больше напоминали слезы.
Обойдя за пару дней все возможные источники, Вовчик совсем, было, затосковал и уже подумывал возвращаться обратно, и тут, словно по наитию, встретил Зинаиду. Они познакомились в торговых рядах, где Зинка торговала лежалой "антоновкой", луком, чесноком, и прочей всячиной, благополучно перезимовавшей в подвале. Стосковавшийся после долгого воздержания по женскому телу Вовчик сразу же запал на эту полногрудую, еще крепкую деваху. Зинаида не стала строить из себя недотрогу и, узнав, что он ищет постоянное жилье, предложила пока перекантоваться в пустующей после смерти матери комнатке. Сделано это было не без задней мысли. В тот же вечер после ужина с бутылкой, настоянной на калгане "самогонки", она позвала Вовчика в свою опочивальню и, едва он успел присесть на кровать, набросилась на него, как вконец изголодавшаяся тигрица.
Терзали друг друга они довольно долго и, казалось, за ночь сосуд страсти испит до дна. Но проснувшись наутро в одной постели, они снова потянулись друг к другу. После соития, во время которого Зинаида теперь лишь глухо постанывала, она внезапно расчувствовалась до слез и предложила жить вместе. Привыкший к подобным приключениям на Севере Вовчик возражать не стал, лишь осторожно поинтересовался, почему выбрали именно его. Зинаида коротко пояснила:
‒ Как мать померла, тоскливо одной. От наших местных хлевом за версту, как раньше несло, так и несет. А у тебя вид интеллигентный, выражаешься культурно, не материшься…
‒ Ну, ты же обо мне, толком, ничего не знаешь, ‒ удивился Вовчик.
‒ А мне это и ни к чему. Захочешь, сам расскажешь…
Сказано это было больше для "понту", и Вовчик, размякнув, тут же в подробностях поведал ей, как ехал с Севера, и его обокрали в поезде.
‒ А на Севере ты… на зоне сидел? ‒ испуганно спросила Зинаида. ‒ Нет-нет, я против ничего не имею, ‒ поспешно добавила она, ‒ мало ли, что в жизни бывает.
‒ Я ‒ писатель, материал для книги собирал, ‒ успокоил ее Вовчик. Соскользнув с кровати, он достал из дорожной сумки журнал и протянул Зинаиде, ‒ вот, посмотри…
Та скользнула по обложке равнодушным взглядом:
‒ Как-нибудь потом покажешь, а сейчас давай завтракать…
После такого скоропалительного сближения они еще с неделю не столько присматривались, сколько "принюхивались" друг к другу. На исходе третьих суток ничегонеделания, придя в себя после ночных сражений и пропарившись с березовым веничком в почерневшей от времени домашней баньке, Вовчик вознамерился совершить задуманный ранее вояж в столицу. Зачем? ‒ теперь он толком и сам не знал, но на всякий случай позвал с собой Зинаиду. Та подозрительно посмотрела на него и испуганно замахала руками:
‒ Скоро огород копать, а у меня рассада не готова, поезжай один!
Приехав на вокзал, Вовчик первым делом спустился в метро, в котором не был уже три года, немного поплутав с непривычки, добрался до Лубянки и с ближайшего телефона-автомата набрал номер, который когда-то выучил наизусть.
‒ Вам кого? ‒ поинтересовался в трубке глухой мужской голос.
‒ Попросите, пожалуйста, Валентина Николаевича, ‒ робко ответил Вовчик.
‒ Он здесь не работает, уволился.
‒ Давно? ‒ поинтересовался Вовчик.
‒ Вы по какому вопросу?
Вовчик испуганно положил трубку. Человек, чьими стараниями он оказался на Севере, больше не существовал, по крайней мере, для него. Не зная, радоваться этому факту или огорчаться, он поднялся на поверхность. Здесь на площади все было, как прежде: в окнах хмурого серо-желтого здания тайного указа, несмотря на солнечный весенний день, привычно горели огоньки, железный Феликс с пьедестала равнодушно поглядывал куда-то вдаль.
"Неужели он, наконец, свободен от данных когда-то обязательств? ‒ верилось в это с трудом. ‒ Ладно, время покажет!"
Горестно вздохнув, Вовчик спустился к Театральной площади, скользнул взглядом по памятнику Островскому и внезапно вспомнил, что давно не бывал в театре.
"Сходим вместе Зинкой, сделаю ей подарок", ‒ решил он и направился в кассу…
‒ В театре сроду не была, чего я там не видела? ‒ огорошила та, когда Вовчик, вернувшись, протянул с улыбкой два билета.
‒ Ты что, совсем не любишь искусство? ‒ удивился он… и осекся, натолкнувшись на насмешливый взгляд сожительницы.
‒ Кому оно нужно, твое искусство? ‒ подивилась она. ‒ Разврат и паскудство сплошные. Вот ты, писатель, о своей книжке рассказываешь, а сам втихаря на мои титьки пялишься и думаешь про себя, как бы ко мне под юбку поскорей залезть.
Крыть было нечем. Зинаида нутром чувствовала его слабости, и умело воспользовалась этим, переведя разговор на другую тему. Позже, предприняв еще пару попыток приобщить сожительницу к высокому, обескураженный Вовчик окончательно убедился, что духовные сферы ее вообще не интересуют. Однако долго горевать об утраченных иллюзиях ему не пришлось. В чисто житейском плане Зинаида оказалась бабенкой деловой, и уже к майским праздникам с ее легкой руки он пристроился в местную "шаражку" по строительству коттеджей, которые собирались возводить на высоком береге реки. По строительной части Вовчик был не мастак. Но понимая, что другого такого шанса может не подвернуться, согласился сразу же, тем более, что один заезжий Зинкин знакомый обещал взять его к себе в напарники и подучить ремеслу.
Очень скоро беззаботные деньки закончились, так как вкалывать приходилось много, от зари до зари. Напарник, родом откуда-то с Украины, оказался толковым в плане обучения, незлобным, и особо не заносился. Они проработали весь остаток весны, лето и даже пару месяцев осени прихватить пришлось. Все это время контора платила ровно столько, чтоб хватало на незамысловатый харч и курево. С этим вполне можно было примириться, если б не одно раздражающее обстоятельство. Пользуясь правом хозяйки и играя на слабостях Вовчика, сожительница незаметно подчиняла его себе, заставляя в свободное время делать мелкий ремонт по дому. А самого Вовчика все больше тянуло в столицу. В редкие выходные он отрывался и в одиночку часами бездумно бродил по городу, представляя, как по окончании строительной эпопеи непременно снимет комнату в центре, а к Зинаиде будет наезжать на выходные. От звонков старым корешам он воздерживался, решив дождаться окончательного прояснения своего материального положения.
Заказчик остался доволен, тянуть с деньгами не стал и рассчитался с ними под самые ноябрьские праздники вполне по-божески. Вовчик с напарником и еще одним приятелем из бригады решили отпраздновать это торжественное событие обязательно в московском ресторане в чисто мужской компании, но в последний момент с ними почти насильно увязалась Зинаида. Ее присутствие на мероприятии было совершенно ни к чему, но, представив Зинку одну-одинешеньку, наедине со своими мыслями в пустом доме, Вовчик, скрепя сердце, согласился.
К площади трех вокзалов электричка прибыла около 2-х дня. Напарники, родом из советских республик, прежде бывали в Москве лишь однодневными наездами и города не знали вообще.
‒ Берем "мотор" и катим на Тверскую в самый шикарный кабак, ‒ сгоряча предложил один из приятелей.
‒ Цены теперь так кусаются, что ваших зарплат хватит лишь на пару часов, ‒ охладила его пыл Зинаида. ‒ Но прошвырнуться по центру я бы не отказалась. Лет десять на Красной площади не была, подзабыла даже, какая она теперь. Давайте прогуляемся пару часиков, в ГУМе по мороженному съедим, и потом назад сюда вернемся. Я еще с прежних времен тут неподалеку одну неплохую шашлычную помню.
На том и порешили.
Невзирая на очередные "временные трудности" и набиравшую обороты антиалкогольную компанию, столица жила ожиданием праздников с долгими выходными. В своем праздничном убранстве Красная площадь выглядела, как в добрые старые времена. Лишь портреты новых вождей напоминали, что вместо брежневского "застоя" здесь прочно царит "перестройка".
Отсутствие навыка прогулок по центру сразу же дало о себе знать. Зинаида забыла напрочь, как трудно ходить по брусчатке на каблуках, и чертыхалась, не переставая. Поэтому, кое-как доковыляв до ГУМа, они решили не идти дальше к Василию Блаженному, а ограничиться мороженным и, поглазев на очередь перед мавзолеем, с чувством исполненного долга вернулись отобедать.
Память Зинаиду не подвела, шашлычная в одном из переулков возле "трех вокзалов", выглядела внешне вполне солидной. Учитывая текущую ситуацию, водку прихватили с собой, а для отводу глаз заказали еще бутылку. Принимавшая заказ разбитная официантка, понимающе хмыкнув, перелила ее в объемистый графинчик и занялась закусками.
Добровольный пост сразу же дал о себе знать. Отвыкнув за полгода от нормальной пищи, вся компания, включая Зинаиду, с жадностью накинулась на ресторанные харчи. Вовчик ел и пил наравне с другими, но непривычно быстро захмелел и, откинувшись на мягкую спинку кожаного диванчика, с блаженной истоме прикрыл глаза… Когда он очнулся, гулянка была в полном разгаре. На Вовчика никто не обращал внимания, и он, чтоб не нарушать компанию, незаметно отошел к небольшому бару, поблескивавшего бутылками в глубине зала, и устроился на высоком табурете.
"Странно, что в жизни все так случилось, больно, что так нелепо сломилось"…
Голос звучал совсем рядом. Вовчик навострил уши, пытаясь сквозь гул в зале расслышать мелодию канувшего в лету романса, и на мгновенье ему это удалось.
"Давай простимся, пока не поздно, не будем больше друг друга упрекать.
Давай простимся, пока возможно, пока измену твою я сумел так красиво солгать",
‒ бархатный вкрадчивый баритон напоминал едва уловимым старорежимным говором о чем-то приятном и далеком.
"Где я это уже слышал?" ‒ мысль лихорадочно заскользила по закоулкам памяти, но ничего подходящего отыскать не удавалась.
Вовчик облокотился на стойку бара и, напряженно вспоминая, обхватил руками голову. Вернул к реалиям развязный женский голос за спиной.
‒ Что пригорюнился, малыш? Аль приголубить некому?
Он с досадой обернулся. Ярко размалеванная девица лет тридцати в модных в обтяжку голубых джинсах и красной вязанной кофточке с глубоким вырезом, из которого буквально вываливался убедительных размеров бюст, украшенный внушительным золотым крестиком на цепочке, насмешливо глядела на него, плотно устроившись на соседнем табурете.
‒ Какой я тебе малыш? ‒ нехотя, буркнул он.
‒ Ну, извини, на "папика" ты пока не тянешь, слишком тощий, ‒ усмехнулась соседка, призывно сверкнув густо подведенными глазками. ‒ Угости девушку папироской, а то, так пить хочется, аж переночевать негде.
"Навязалась на мою голову, теперь не отстанет", ‒ тоскливо подумал он, кивком подзывая бармена.
‒ Что будешь пить? ‒ поинтересовался он у девицы.
‒ Давай водочки тяпнем на брудершафт, ‒ игриво предложила она, ‒ за настоящую любовь, и поцелуем закусим.
‒ По-моему, ты слишком торопишься, ‒ осторожно заметил Вовчик, исподволь разглядывая собеседницу.
‒ Что, не в твоем вкусе? Принцессу не целованную продолжаешь искать? ‒ заметив его рыскающий взгляд, усмехнулась та. ‒ Ну, тогда, давай просто за знакомство.
‒ Меня друзья ждут, ‒ кивая в глубину зала, заметил он извиняющимся тоном.
Девица, прищурившись, вгляделась в клубы дыма над столиками.
‒ По-моему, они про тебя и думать забыли, ‒ едко заметила она.
Он проследил за ее взглядом и обомлел: его приятель-напарник сидел в обнимку с Зинаидой. Не обращая внимания на окружающих, они целовались взасос.
"Опять на грубость нарываешься! Все, Зин, обидеть норовишь", ‒ зло, про себя, ухмыльнулся Вовчик, сразу вспомнив, как неадекватна сожительница, лишь стоит ей немного перебрать. Правда, это было что-то новенькое, раньше, перебрав, она пыталась выплясывать на столе в одном нижнем белье, демонстрируя завидные выпуклости фигуры.
Возвращаться за столик и делать вид, что ничего не произошло, расхотелось. Он опрокинул одним махом принесенную барменом стопку и еще раз осторожно глянул на соседку:
"А может?"
Та сразу повеселела, подняла стопку, собираясь последовать его примеру, и вдруг оцепенело уставилась на входную дверь.
‒ Проспался-таки, ‒ с ненавистью выдавила она, ‒ сейчас опять пойдет куролесить. ‒ Нехотя поставив на стойку нетронутую рюмку, девица соскользнула с высокого табурета и деревянной походкой направилась в сторону туалета. ‒ Исчезни, пока он тебя не убил, ‒ воровато шепнула она, проходя мимо.
Вовчик повернул голову к входу и сразу заметил внушительных размеров мужчину с всклокоченной иссиня-черной львиной гривой и налитыми кровью глазными белками, рыскающими по зале в поисках своей пассии. Смуглый цвет лица и расстегнутая почти до пупа черная атласная рубаха, из-под которой виднелась поросшая густой шерстью могучая грудь с толстой "голдой", выдавали в нем представителя южных кровей.
"С таким лучше не связываться. Правда, прежде чем окончательно исчезнуть, надо расплатиться за свой обед, ‒ но возвращаться к столику тоже казалось невозможным, там он был "третьим лишним". Разберутся без меня, ‒ с горечью подумал Вовчик, ‒ Господи, в какой же грязи я оказался, ‒ опрокинув махом стопку девицы (не пропадать же добру), он расплатился только с барменом и незаметно бочком выскользнул на улицу. ‒ Как-нибудь перекантуюсь до утра на вокзале, не впервой. Зинка пусть помучается, когда искать начнет. А утром появлюсь и врежу ей как следует", ‒ и обреченно шагнул в сгущающийся сумрак улицы.
Однако, сделав пару нетвердых шагов, Вовчик осознал, что здорово перебрал: последняя стопка оказалась явно лишней. К тому же бармен видимо налил "паленой" водки, и теперь не просто мутило, с миром вокруг творилось нечто невообразимое. Уличные фонари, до этого стоявшие по обочинам переулка стройными рядами, теперь, словно подгулявшие забулдыги, то и дело норовили завалиться набок, а "девятиэтажка" на углу, раздуваясь вширь, как "барыня на вате", усиленно подмигивала многочисленными глазницами окон.
И тут, нежданно, откуда-то сверху, с насупившегося неба, свалилась на переулок первая поземка. Та самая, которая обрушивается на город в первые числа ноября и кружит хороводом снежинок по уже голым осенним улицам. Вовчик облегченно сделал вздох полной грудью, потом еще, в голове после секундного помешательства стало проясняться, и, взяв себя в руки, зашагал к перекрестку. Впереди, все в вечерних огнях и падающих снежинках, словно на картинах импрессионистов, гудело Садовое кольцо. Он шагал и шагал, особо не задумываясь о дороге и не боясь заблудиться. На то и кольцо, оно само выведет к цели, главное, никуда не сворачивать. Внизу под мостом блеснула в свете фонарей полоска реки.
"Кажется, это Яуза", ‒ механически отметил про себя Вовчик, не прекращая ход. Слова забытого танго, как наваждение, гнали вперед.
Дорога впереди пряталась в туннель. Взяв вправо на тротуар и поднявшись по ступенькам, он скоро оказался на углу залитой огнями площади. Впереди, совсем рядом, белела станция метро с колоннами. Вовчик повертел головой, увидел горящую вывеску над зданием театра на Таганке и подивился, сколько уже отмахал.