355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрген Байконур » Архив 2. Четвертый элемент. Зерна » Текст книги (страница 3)
Архив 2. Четвертый элемент. Зерна
  • Текст добавлен: 18 апреля 2020, 03:30

Текст книги "Архив 2. Четвертый элемент. Зерна"


Автор книги: Юрген Байконур



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

6
Четвёртый элемент

Думаю, читателю не надо прилагать много усилий, дабы представить себе городскую свалку. Зрелище, понятно, нелицеприятное, запахи – не гастрономические. Среди мусора бродят сытые и гордые вороны. Их более шустрые, настроенные на активный поиск собраться парят над хранилищем отбросов человеческих в надежде найти что-нибудь эксклюзивное. Кружится пыль, шевелятся бумажные отходы. Среди мусора лежит помятая газета. Ветерок приподнимает её, отрывает от земли и несёт ввысь. Там, где только что лежала газета – труп. Он виден с головы по грудь, остальное небрежно присыпано всяким барахлом.

Улетающую газету, а затем то, что было спрятано под ней, видит уставший с утра бомж, мужчина неопределённого возраста, специфической харизматической наружности с толстой кривой палкой в руке. На свалке он чувствует себя уверенно, однако труп его не воодушевляет. Он тяжело дышит, что-то бормочет и осторожно подходит к покойнику. Сквозь прерывистое дыхание пробивается: «Надо же, угораздило… А может, подфартило… Так никогда и не знаешь: с вечера – тост, а утром – погост…» Он подходит к покойнику, осторожно зацепляет палкой одежду и слегка оттягивает синюю спортивную куртку…

Таким был пролог истории, разыгравшейся в «лагере для беженцев». Речь идёт не о политических и тем более не о военных изгоях. Обитатели крайне замысловатого в архитектурном смысле бивуака были беженцами судьбы – так определяла свой статус их наиболее просвещённая часть.

Три строения, состоящие из брезента, кусков яркой ткани, обрывков одеял, картонных ящиков, оконного стёкла и прочего замысловатого материала. Большой очаг с кострищем, опорами и котлом приличных размеров, группа малых строений и приспособлений непонятного предназначения. Несколько внешне похожих обитателей обоего пола, хаотично снующих туда-сюда и потому не поддающихся счету.

Местный участковый инспектор и Демьян поначалу время от времени слега зажимали носы, подчёркивая своё отрицательное отношение к здешней атмосфере, но довольно быстро привыкли, смирились и почувствовали себя уверенней. Участковый держал в руке полиэтиленовый пакет, где ясно просматривался какой-то блестящий предмет. Взгляд его, как и Демьяна, был строг. И смотрели они с укоризной и строгостью на героя пролога по имени Леха. Леха не имел армейской подготовки, но стоял по стойке «смирно». Ему было страшно, стыдно и вообще он был не согласен с началом и развитием событий сегодняшнего дня.

– Ты что – даже день не можешь вспомнить? – продолжил разбор полётов участковый.

– Не могу, начальник. Старался – не могу.

– Сколько времени прошло – день, два, три, неделя? Ты что – совсем? – попытался разнообразить опрос полицейский.

– Не знаю. Может, дня два-три… Дел-то много, всего не упомнишь. У меня все дни – как вчерашний…

– Может, тебе помочь? – строго спросил участковый.

– Не, начальник, здесь даже помощь не поможет. Это – прострация мозга… – задумчиво, подчёркивая свою озабоченность обсуждаемым вопросом, ответил Леха, не видя радужных перспектив в продолжении разговора.

На то и лагерь беженцев судьбы, чтобы она, судьба, хотя бы изредка являлась в позитивном образе. На этот раз образом стала решительно подошедшая женщина. Она энергично вытирала руки тряпкой, напоминающей полотенце, возможно, тем самым подчёркивая свои лидерские преференции в этом лагере. Доброжелательно, уверенно она внесла струю надежды в разговор:

– Просрация у него, товарищ командир. Жмурика он нашёл седьмого числа, утром. А восьмого у меня день рождения, пока помню. Деньжат срубил, падла, слухалку эту… – она показала «полотенцем» на пакет, где лежал стетоскоп, подумала и сформулировала: – Неразумно изъял. И всё спрятал. А орлы наши, – помощница гордо обвела взглядом территорию и обитателей лагеря, – нашли, чухало ему начистили, деньги – в коммуну, а слухалку ему оставили – пусть мозги лечит…

Леха виновато развёл руками и благодарно указал своим собеседникам на свою коллегу: мол, видите, теперь всё ясно… Но ясно было не всё. Вмешался Демьян:

– Сигареты у него были?

Леха задумался: где ж здесь подвох.

– Сигареты? Что – не понятно? – продублировал участковый.

– А-а-а, так ещё и сигареты… – присоединилась женщина и дорисовала для полноты восприятия информации картину: – Товарищ командир, он у нас новенький. Не коммунар ещё – кандидат. Не знает, что мы с властью дружим и за покой наш власти нашей очень даже благодарны.

Участковый скривился. Леха понял, что молчать нельзя.

– Так и было. А слухалку оставили, – сказал он сокрушённо.

– Сигареты? – грозно спросил Демьян.

– Была пачка, мятая, початая…

– Где они?

– Понятно, где…

И опять судьба. Решительная предводительница на несколько секунд зашла в строение, представляющее, надо полагать, жилую часть, и вышла, победно демонстрируя зажатые в ладонь две сигареты.

– Они? – строго спросила Леху, раскрыв ладонь.

Леха внимательно осмотрел сигареты и утвердительно кивнул.

– Сюда, – сказал участковый и вытащил из кармана ещё один пакет.

Курево перекочевало в полиэтиленовую ёмкость.

Леха признавал право сильного на не всегда справедливое распределение материальных благ. Но это был форменный грабёж. Демьян прочитал на его лице эти скорбные, отдающие потаённым якобинством мысли и протянул предводительнице пятьдесят рублей в виде компенсации.

– Всё правильно – солдат ребёнка не обидит, – такова была её реакция.

Демьян про себя отметил: и всё же хорошо быть богатым и справедливым. Затем спросил активную даму:

– Два дня прошло – почему не сразу?

– Он же, падла, не сказал, где взял. Только вчера после обеда и проболтался…

– Ну, а вчера… Почему не сообщили? – вмешался участковый.

– Информация должна отлежаться, – твёрдо заявила предводительница.

Аргумент был весомым, Демьян и участковый оставили его без возражений.

– Скоро приедут, – Демьян посмотрел на часы.

– Надо показать! – обратился к скучающему Лехе участковый.

– Что показать? – заволновался Леха.

– То показать! – уточнил полицейский.

– Боязно. Времени сколько прошло… Жара. И птицы эти адские…

– Какие птицы? – уточнил Демьян.

– Адские. Есть райские. И есть, стало быть, адские. Так вот у нас – адские! – внёс ясность Леха.

7
Четвёртый элемент

Когда Иван при встрече подробно рассказывал мне о своих первых впечатлениях от знакомства с материалами, я, не будучи провидцем, предугадал результат изучения им дела по ограблению господина Z. Уж так всё складывалось – прямо—таки по законам книжного детективного жанра, что третий сейф просто не мог не быть аналогичным первым двум. И я оказался прав, чем заслужил возвышенную похвалу из уст доброго приятеля. Он также уточнил для полной ясности: господин Z – это одинокая женщина, что ни сути преступления, ни хода расследования не меняло. А в целом – ничего нового: квартира и сейф вскрыты неизвестным злоумышленником без взлома. На входной двери имеются отпечатки пальцев, их происхождение и принадлежность предстояло установить. В картине полной безысходности присутствовал светлый момент: имелась запись камеры наблюдения, где были зафиксированы посетители подъезда.

Я помнил рассуждения Ивана по поводу склонности нашего славянского брата к имитации и уже был готов к очередному потоку сознания. Именно так и произошло.

«В этом доме – вообще цирк!» – так начал Иван. Домик приличный, жители всякие – и из новых, и из старых. В каждом подъезде дежурная комнатка. В ней дислоцируется дворник. Утром он мусор убирает, днём выполняет функции секьюрити. Функции эти ему, понятно, до лампочки, но иногда «к кому?» интересуется, если на месте, не на территории – и на том спасибо.

О подъездах. Летом днём они не закрыты. А вот ночью в тёплое время и, понятно, круглые сутки зимой, попасть в них можно, набрав известный всем обитателям подъезда код. Если «всем» то – и родственникам, друзьям, знакомым и так далее. Вот вам ещё пример имитации, подчеркнул Иван. Я попытался возразить слегка: мол, всё же имеет место сдерживающий фактор… «Для кого сдерживающий?» – хмыкнул Иван и продолжил свой рассказ.

Те жители, которые «новые», прикупили быстро машинки. Только вот беда – ставить их некуда. Скинулись, оборудовали себе площадочку посреди двора. Старые поскулили – отстали. Вроде, вопрос с машинами решился. Но вот какая-то сволочь, скорее всего, малолетняя из якобинцев, повадилась пакостить: то краской обольёт, то гвоздём поцарапает добро, трудом праведным нажитое. Хотели частные собственники, в большинстве своём не очкастые, наладить дежурство. Но, кто же из них самый неравный среди почти равных, так и не выяснили, график дежурств не удался, проект не сработал, в общем.

Тогда и решили оборудовать доморощенную стоянку скрытым наблюдением.

Ну, одна камера – как-то несолидно. Поставили две. Мало! Раз такая компания развернулась, нужен масштаб. Планов было громадье. Однако когда до денег дошло, фантазия поостыла. Судили-рядили-торговались, жребий тянули… Решили: две камеры на стоянку, и по одной на каждый подъезд.

Технический вопрос утрясли. Но опять заковыка. А кто эти камеры будет контролировать? Поставили в дежурные комнаты по бэушному компьютеру, где гипотетические представители секьюрити, они же не всегда трезвые дворники, они же консьержи, могли время от времени наблюдать входящих и выходящих граждан. «Могли» не значит наблюдали. На эти же компьютеры завели камеры со стоянки, куда время от времени, особенно ночью, должен был бросать свой строгий взгляд универсальный сотрудник таким странным образом сформированной службы безопасности.

Понятно, что никто наблюдением не занимался, но записи сохранялись, что даже позволило выявить бытового нарушителя, выбросившего пакет с мусором возле подъезда… И главное – сам факт наличия камер и многочисленных разговоров о них позволил охранить машины от хулиганских выходок.

Я заметил про себя, что Иван даже устал от этого монолога, но был настойчив в своём желании контролировать ход расследования. Иван заключил: подъезд – проходной двор, но никому не нужные записи оказались в нашем конкретном случае полезными. Что удивительно – качество неплохое, из чего можно сделать смелый вывод о том, что технический прогресс наше отсталое сознание существенное опережает. Я спорить не стал. Иван подчеркнул: вся эта бредовая безопасность, обеспечиваемая на таком уровне, является хорошим примером социальной имитации, – и перешёл к другим эпизодам.

Господина Х долго пришлось уговаривать посетить морг – нервишки шалили. Согласился, осмотрел, опознал – на свалке был найден убитый мажордом. Факт подтвердили другие привлечённые. Причина смерти – разрыв шейных позвонков и колотая рана в сердце. Если придерживаться формализма, то речь в данном случае должна идти от двух причинах смерти, ибо и первая, и вторая травмы одинаково смертельны, уточнил Иван и при этом добавил, как бы между прочим: «Зачем же так хвастливо демонстрировать мокрушное умение? Добрый – лицо дворника сохранил… А вот жара…» Беседовали мы у него дома, кроме нас никого не было, и получилось так, что вопрос и реплика должны быть адресованы мне. Ответа я не нашёл и посчитал высказывание риторическим.

Демьян, рассказал Иван, собрал информацию по покойнику и ничего примечательного и явно связанного с расследуемым делом не нашёл. Иван Фёдорович Косолапов был человеком мирным, тихим выпивохой – только после работы и в меру. В мелких и тем более крупных кражах или других злоупотреблениях – а трудился он в домах не бедных – никогда замечен не был, исполнителен, аккуратен. Такая характеристика позволяла ему кочевать от одного хозяина к другому и обеспечивать себе таким образом вполне сносное существование.

Демьян довольно быстро отработал промежуточную версию: мог ли Косолапов торговать информацией? На роль дерзкого исполнителя он явно не подходил, но, имея серьёзного подельника, теоретически мог вести двойную игру. Однако заслуживал внимания следующий факт. Близкое окружение Косолапова – такие же не совсем состоявшиеся относительно общепринятого жизненного формата господа – отметило: за пару недель до гибели у Ивана появились деньжата, и немало. Можно было предположить: он мог способствовать проникновению злоумышленника в дом и последующему ограблению.

Стетоскоп, лежавший в кармане убитого, Иван назвал вопиющим бредом и пояснил этот ёмкий тезис. Даже поверхностное знакомство с биографией убитого со всей ясностью говорило: он не обладал ни познаниями, ни технической или воровской квалификацией, достаточными для открытия сейфа такой сложности. Заключение Ивана – «дешёвый фетишизм, граничащий с маниакальностью, полностью исключающий уважение к сыщику».

Чёрно-белое, плавающее, слегка смазанное изображение – не лучший формат для идентификации. Но иного довольно простенькая подъездная камера дать и не могла. Нечёткая картинка «весила» немного, и просмотр диска с «лёгким» наполнением занял немало времени. Пришлось привлечь дежурную-дворника, несколько обитателей подъезда.

В день совершения ограбления, кроме жителей, в подъезд входили три незнакомца. Одного удалось быстро установить – сантехник по вызову, два пока зависли.

Экспертиза показала несоответствие пепла, обнаруженного возле сейфа господина Х, сигаретам, вытащенным из кармана покойника бомжем Лехой. Демьян доложил об этом факте без особого энтузиазма, так как в его глазах горизонт закрытия дела неожиданно быстро и приятно приблизился, и вдруг – такой облом. Ивана это обстоятельство тоже смутило – схемка рушилась. Комментировать неудачу он не стал, только припомнил слова уважаемого им Эрнеста Хемингуэя: «Легко пишется – плохо читается…»

Такими были информационные итоги нашей довольно продолжительной встречи. Он также отвлекался на рассуждения об экономике «падающего листа», сути налога на добавленную стоимость и особенностях метания дротиков и ножей. То есть, наша встреча было насыщенной, разнообразной и полезной для укрепления нервной системы.

Отмечу, что Иван поделился со мной не только некоторыми деталями расследования. Иногда он замолкал и пристально смотрел в окно, словно там могла нарисоваться своевременная и важная подсказка. Раз я даже проследил за его взглядом – лёгкая облачность на серо-голубом фоне ничего мне не продиктовала. Это – мне. А вот Иван после очередной такой паузы сказал, обращаясь более к облакам, чем ко мне: «Я представляю, как преступник открывает сейф с сигаретой в зубах, затем идёт с этой же сигаретой по квартире, выходит на улицу…» Я был удивлён таким переходом, Иван это заметил и весомо пояснил: «Куда делся окурок?» Я про себя развил эту мысль и тоже не смог представить злодея, орудующего сложными воровскими инструментами, прислушивающегося к каждому шороху на улице и нервно жующего сигаретный фильтр.

Я понял, к чему клонит Иван, и надеялся на детальное изложение сомнения. Однако он завершил свой спич философским предположением. «Сдаётся мне, друг мой, – он уже обращался ко мне, – выплывет у нас ещё один трупик…»

8
Зёрна

Арсентьев Сергей Викторович.

Год рождения 1895.

Сотрудник управления

режимных расследований.

Служит в отделе с 1923 года.

Архив Смагина.

УРР. Дело 22.12.25. «Зёрна»

Главврач Седых, несмотря на многочисленные разговоры о неизбежной профессиональной деформации, старался, как и в первые годы своей работы, с понимаем относиться к психическим. Среди них попадались люди с серьёзными отклонениями, лёгкими расстройствами, временными закидонами и просто симулянты. Все они по-своему были интересны как в смысле лечения, так и в смысле изучения и выработки лечебных и оценочных методик на будущее.

Казалось бы, богатый материал должны были дать мировая и гражданская войны. И действительно дали, но не сразу – потоки больных не хлынули с фронтов. Но вот прошло несколько лет, и страшные трагедии недавнего прошлого дали о себе знать – процент больных вырос. Пациенты – люди сравнительно молодые, со сложным, в основном боевым, прошлым, преимущественно мужчины. И что особо примечательно – много тихих, лечению практически не поддающихся. Сознание не смогло заглушить впечатления и воспоминания, фантазия не смогла нарисовать сказку или большую значимую задачу, способные вытеснить негатив из памяти. Кровавое, жестокое, бескомпромиссное прошлое отоспалось в уголках сознания и во весь голос заявило о себе.

Это была первая волна. Вторая – наркоманы.

Свирский, восемнадцатилетний представитель второй волны, особого интереса не вызвал. Появление медведя в подвальном помещении, это только цветочки, ягодки ещё впереди, пояснил ему доктор. Однако пациент стоял на своём – с марафетом знаком, но большее уважение испытывал к самогону – хорошие проверенные точки имеются. Был выпивши, да, но не настолько, что б такой кошмар привиделся. Парень не врал, не выкручивался, вёл себя нетипично в сравнении с другими юными уркаганами – похоже действительно был напуган. И под кровать, в тёмные углы и окна посматривал с неподдельной опаской.

Молодой организм, сносное питание и успокоительное сделали своё дело. Больной отъелся, выспался, порозовел и, судя по всему, уже намеревался податься в бега – обычный конец в такого рода историях. Но не успел.

Посетившие больницу товарищи из органов вели себя сдержанно, но твёрдо. Такое поведение сразу избавляет от иллюзий – Гопа повиновался беспрекословно, хотя в душе горько пожалел, что затянул реализацию плана побега – расслабился, да и солидные дозы лекарств притормозили обычно быструю реакцию на изменчивые условия жизни.

Гопа боялся милиции, к чекистам же относился сложно – и страшно, и интересно, и вопрос мучает: что же им от меня нужно? Был положительный момент – Арсентьев доставил Гопу в управление в автомобиле. На этом позитив закончился, и пошла обычная канитель, быстро перешедшая в необычную. Когда пришлось рассказывать историю с медведем во всех подробностях в третий раз, Гопа не на шутку занервничал: неясность пугает больше всего. Он понимал: повода для его длительного задержания нет, но организация серьёзная, и здесь могут сделать всё, что угодно, и без всякого повода. Поэтому старался проявлять терпение.

Особую усидчивость он проявил, когда ему показали для сравнения большую толстую книгу с крупными ботаническими иллюстрациями. Он долго всматривался в чёткие детальные рисунки и, как ему показалось, безошибочно указал на дерево, ставшее фоном к появившемуся из-за шкафа медведю. Затем наступила и его, медведя, очередь. Здесь было проще, и из всех предложенных опасных животных он однозначно выбрал одного.

Смагин сидел в сторонке, молчал. Арсентьев парня не торопил, деловито делал пометки, вопросами не давил. Был, правда, момент, когда Гопа решил малость понтонуться. Арсентьев посмотрел ему в глаза, и парень понял, что глубина этих глаз, принадлежащих недавнему красному командиру, не сулит ему ничего хорошего. Гопа сделал правильные выводы, и далее беседа протекала в мирной деловой атмосфере.

Пару раз Арсентьев выходил из кабинета, при этом забирал с собой атласы и книги, что Гопе было совершенно не понятно – это ж не протокол допроса или многостраничное уголовное дело. Через несколько минут Арсентьев возвращался, укладывал литературу на стол. Смагин тоже несколько раз покидал кабинет. За окном, кстати, без решётки, падал редкий снег, ветер его замысловато закручивал и лепил узорами к стеклу. И Гопа начал понимать, что на улице сейчас не жарко, но лучше, чем здесь, и в подвале родном, хоть и страшно, но уже не так: ну, привиделось – жизнь-то то свободная на этом не заканчивается?.. Гопу одного не оставляли, но угощали папиросами, поили чаем, и он пугался ещё больше.

Арсентьев набросал схему событий и был приятно удивлён: подворотня и подвал располагались почти рядом. Он соединил две точки прямой линией, разделил её пополам, поставил в эту точку циркуль, увеличил радиус произвольно – в полтора раза и обозначил круг. «Надо посмотреть, послушать, понюхать, – подумал он. – Кто сказал, что эпизодов два? Мы имеем дело с информацией, поступившей к нам случайно или с чужой подачи. Мы ничего не знаем о других свидетельствах и наблюдениях – забытых, скрытых по различным причинам, не оценённых как необычные».

А в соседнем кабинете шла аналогичная работа с инженером. Смагин не удивился, увидев его указательный палец на том же рисунке дерева, который только что указал Свирский. По ходу дела было сделано ещё одно небольшое, не значимое, но интересное открытие. Пелехов Иван Андреевич, именовавший себя инженером, по большому счету таковым не являлся. Он закончит три курса физико-технического училища, что само по себе было, конечно, не мало, но права называться инженером не давало. Но полученная, бесспорно мощная, учебная база давала возможность освоить практически любую техническую специализацию.

Пелехов выбрал полиграфическое оборудование, без труда его досконально изучил и подрабатывал в нескольких типографиях, где его с нетерпением ждали, радостно встречали и как незаменимого работника баловали, как могли. Новая экономическая политика желала прогрессировать, а двигатель прогресса – реклама нуждалась в разнообразии и высоком качестве типографского исполнения. И вот это разнообразие и качество могло обеспечить только хорошо отлаженное типографское оборудование, особенно если дело касалось цветной печати.

С задачами своими Иван Андреевич успешно справлялся, и в тех перлах, что украшали рекламные страницы и щиты того времени была и его заслуга. «Резинотрест: защитник в дождь и слякоть – без галош Европе сидеть и плакать», «С нами оставляются от старого мира только папиросы ИРА» – это только отдельные образцы рекламного творчества тех лет, и они бы, возможно, не смогли появиться без участия в этом сложном процессе самоучки-полиграфиста.

Два эпизода, как и предполагалось, оказались частями одного целого. Но пока это целое представляло собой большое белое пятно на большой белой карте.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю