Текст книги "Змейка для Наста (СИ)"

Автор книги: Янтарная Вишня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Осень – щедрая, золотая – швыряла желтые листья под ноги гостям Ясконы. Промышленно-провинциальный Саганай, город, главным достоинством которого был новенький аэропорт, принимал участников четырехсторонних переговоров. Дипломаты и министры Великой Россоши и Ясконы прибыли на встречу, чтобы обсудить требование Кенгара о возвращении Зоны Отчуждения. Драконов представлял сам король-линдворм, миновавший аэропорт и высадившийся на крышу отеля со спины супруга. Кенгар отправил на встречу дипломатов, промышленников, высокопоставленных жрецов Ин-Нара и верхушку радикальной группировки «Алый Пепел» – последние были назначены на роль мальчиков для битья.

Бесник Иль-Зейтун, самый молодой представитель «Алого Пепла», ничего хорошего от встречи не ждал. Более того, считал требование о возвращении исконных земель неразумным. Считать-то считал, но помалкивал. Внуку Кармина Иль-Зейтуна, возложившего жизнь на алтарь скверны в кенгарских горах, произносить подобные речи было не к лицу. Некоторые считали – и думать негоже, но пусть что хотят, то и думают.

Бесник еще кое-как понимал промышленников: те надеялись, что в горах, истоптанных огневушками, образовались трубки алых алмазов. Это сулило хороший куш, даже при затратах на магическую охрану разработок. Но что руководило жрецами и главой «Алого Пепла» Фаридом Иль-Бахаром? Самый беглый анализ магического фона показывал: у Кенгара не хватит сил и денег на то, чтобы обеспечить безопасность соседских земель и удержать порождения скверны в границах, очерченных драконами и Вихрем. Провинция Таркшин, примыкающая к Зоне Отчуждения, медленно вымирала. Столицу перенесли из Таркшина в Фарбаган через год после Вихря. Крупнейший южный железнодорожный узел был практически разрушен дикими големами. Поначалу власти говорили, что перенос столицы – дело временное. Выделили средства, восстановили часть разрушенного железнодорожного полотна, проложили новые ветки. Пошли составы, грузы начали доставляться в Россошь и Яскону, возобновились пассажирские перевозки. На том дело и закончилось. Города существовали как придатки к вокзалам и грузовым станциям. Люди боялись возвращаться на земли, отмеченные печатью проклятья. Провинция поделилась на Север и Юг. В северном Таркшине до сих пор сохранялось военное положение – по большей части формальное, без соблюдения комендантского часа и обязательных патрулей. В южном, лелеющем новую столицу Фарбаган, царило относительное процветание: порты, туризм и земледелие приносили доход. То тут, то там – в прессе и речах столичных чиновников – мелькало предложение переименовать провинцию. Горячие головы остужало только то, что в главном храме Фарбагана еще ни разу не случалось схождение огня. Ин-Нар не признавал перемены, и это – разумеется, временно – спасало имя Таркшин от забвения.

Бесника и в глаза, и за глаза называли хозяином Северного Таркшина. Это было полуправдой. Он никогда не занимал постов в администрации, не носил мантию жреца. Формально считался предпринимателем, владел маленькой компанией по перевозке и сопровождению ценных грузов. Реальной власти у Бесника было гораздо больше, чем по бумагам. Он командовал самым крупным полевым отрядом «Алого Пепла» и возглавлял штаб, координируя действия остальных. Бойцы «Пепла» стояли надежным заслоном между тварями, выбиравшимися из Зоны Отчуждения и мирным населением Северного Таркшина. Правительственные войска охраняли только железную дорогу, остальное хоть огнем гори, хоть големами растаптывайся.

Все прекрасно знали, что не с защиты поселян Бесник начинал. В семнадцать лет, сбежав от семьи, из Самина, он первым делом бросился жечь ограждающие посадки камнеломки и ввязываться в драки с драконами. Проигрывал. Побеждал, за что был публично выпорот на площади и на месяц посажен в яму. Трижды попадал в тюрьму, бежал, скрывался в лесах. Ввязался в безнадежный бой возле Болотистых Пещер – самих пещер и одноименного поселка – и не позволил диким големам растоптать людей и жилища. Не позволил, приняв помощь драконов, заморозивших ожившую глину и его собственного огненного голема, кинувшегося на поселян. Залечивая ожоги от огня – сила впервые обратилась против него самого – Бесник задумался, оценивая реальное положение дел. Оголтелая ненависть к драконам поутихла. Исчезло желание отыскать и оживить алтарь скверны. Пришло понимание: кто-то должен разбираться с последствиями промаха дедов. К сотрудничеству с драконами он пришел не сразу. Перестал задираться, гадить – это да. Злился, узнавая, что поселковые старосты просят защиты у крылатых, а не у вайзов. Не запрещал, но пытался делом доказывать: мы поможем, говорите с нами. Ему поверили после явления воли Ин-Нара. Это случилось в għeluq ta ‘nar – день рождения огня. После lejl tal-mewt tan-nar – ночи смерти огня – Бесник поднялся по ступеням полуразрушенного храма в Таркшине и воздел руки к небу, приветствуя зимний ветер и ежегодное рождение Ин-Нара. Такого канонического схождения огня не видывали после поражения в войне, уже и не надеялись увидеть, только давние случаи пересказывали. В то утро ступени Огненного Храма стремительно поросли грибами-трутовиками – юными, ярко-алыми, тускнеющими и усыхающими на глазах. Бесник сорвал и скомкал белоснежную рубашку, повернулся к ошеломленным прихожанам спиной, являя миру вскрывшиеся и кровоточащие шрамы от плети палача. Капли крови упали на сухой трут, воспламеняя мгновенно загорающиеся грибы. Ветер раздул пламя, превратившее Бесника в живой факел. Огонь был чист и милостив: он не причинял вреда тому, кто его вызвал, ластился к людям, охотно перетекал в другие ладони, позволяя умываться пламенем и уносить его для домашнего очага. Схождение в Таркшине, запечатленное на фото-и видеопленку, имело широкий общественный резонанс. Бесника попытались сделать жрецом, после отказа хотели арестовать, а потом светские и церковные власти дружно махнули рукой, делая вид, что ничего особенного не произошло. А люди поверили. Огонь, которым Бесник оделял всех желающих, действительно оберегал дома и поселения от распоясавшейся скверны. Как в былые времена, когда Ин-Нар стоял на страже у каждого очага.

Шли годы. Бесник мужал, скупал старые манускрипты, совершенствуя недозволенную законом магию крови. До хрипоты ссорился с драконами, требуя отмены на запрет обучения. Приезжал в Зону Отчуждения, чтобы ликвидировать очаги скверны, не поддающиеся яду и льду – все равно же на кенгарские земли переползет, проще искоренить источник. Звал на помощь драконов, когда големы сбивались в стаи и нападали на поселки и города. Камнеломку больше не изводил, а подворовывал, рассаживая изгороди вокруг поселков. Драконов это почему-то смешило, и они повадились дарить Беснику на день рождения грузовики с рассадой. Он злился, но подарки принимал – воплощенная воля линдворма служила на благо кенгарцам. В последние годы он ввязался в войну с наркоторговцами, выжигая делянки болотного мака и останавливая караваны из Кенгара в Россошь. Многим, ох, многим это не понравилось. Бесника даже взорвать попытались вместе с машиной, но не рассчитали таймер и только дверь в штабе «Алого Пепла» попортили.

К приглашению на переговоры Бесник отнесся с подозрением. Одно дело в горах с драконами встречаться, воевать с общим врагом, неуправляемыми порождениями скверны, а другое – поехать и опозориться, требуя возвращения земель. Драконам достаточно задать простой вопрос: «Как вы собираетесь бороться с дикими големами?» И – готово дело: будешь краснеть, бледнеть, блеять и заикаться. Главу «Алого Пепла» Фарида Иль-Бахар ничего не смущало. Он тянул Бесника на саммит, заверяя, что ему не придется выступать с трибуны. «Твое присутствие необходимо. Ты – символ огня Таркшина. Часовой, мимо которого не проскользнет ни один выползень. Ты – воплощение нашей силы. И… задумайся о будущем. Тебе уже тридцать пять. Ты же не собираешься до старости бегать по лесам? Не хочешь примерять мантию жреца – иди в политику. Борись за отмену запрета обучения не в частных разговорах, а на государственном уровне».

Бесник сопротивлялся, напоминал, что числится в розыске у ясконцев и россов. Потом сдался. Фарид клялся, что участники переговоров неприкосновенны. Не только это подкупило, конечно. Совет «задумайся о будущем» ударил по больному месту. Мантия жреца не прельщала – Ин-Нар всегда был рядом, закипая огнем в крови, согревая душу в минуты отчаяния. Втискивать себя в жесткие рамки, лицемерить, выжимая деньги из паствы? Увольте. Так же, с ходу, Бесник отметал предложения выдвинуть свою кандидатуру на выборы и войти в Законодательное Собрание Таркшина или городской совет. Во-первых, боялся, что за него мало кто проголосует. Во-вторых, не желал терять свободу и просиживать на скучных заседаниях, когда где-то в лесах может требоваться его помощь. Не хотел ни то, ни это, а обида накапливалась. Когда-то у семьи Иль-Зейтун были земли, фамильный особняк и доходные дома. Все это конфисковали в пользу провинции после Вихря и гибели Кармина. Бабушка Бесника собрала под крыло выживших членов рода и уехала в Самин, мать никогда в Таркшине не бывала, только его ветром ярости на историческую родину принесло. Так и не укоренился, жил перекати-полем. К тридцати пяти захотелось если не вернуть фамильный особняк, так хотя бы на визитках писать что-нибудь солидное. А то – «владелец транспортной компании». Тьфу!

Именно этот смутно-честолюбивый порыв привел Бесника в огромный холл конференц-зала, заполненный сотнями людей. В глазах рябило от черного и белого: пиджаки, рубашки, галстуки. Почему-то на переговоры было принято одеваться в черные костюмы, как будто сразу кого-то хоронили – то ли особо недовольных, то ли несбывшиеся надежды. Транспарант «Ноябрь-Саммит 2016» радовал взгляд ярким алым пятном, напоминая об огне. Бесник машинально сложил руки в знак благодарения Ин-Нару, прошел в конференц-зал вслед за Фаридом и занял свое кресло. Драконы уже сидели за круглым столом. Бесник прикрыл глаза и принялся искоса рассматривать короля-линдворма. Перешагнув рубеж тридцатилетия, он нехотя признал превосходство врага, умело использовавшего кенгарские промахи. И не только кенгарские. Любая оплошность Россоши или Ясконы неизменно обращалась королем в свою пользу. И даже прегрешения подданных он ухитрялся выворачивать в выгоду, устраняя последствия чужими руками. Вот чему надо поучиться.

Линдгарт просматривал бумаги в кожаной папке. Прочитал один из листов, нахмурился, протянул мужу. Тот бегло ознакомился с содержимым, пожал плечами. Оба посмотрели на делегацию россов, разместившуюся в левом ярусе. Бесник заподозрил, кто заинтересовал венценосную чету. Вся провинция от северной до южной границы слухами кипела. Кое-что было откровенным бредом, но Бесник умел отделять зерна от плевел, и располагал относительно достоверной информацией. Россы, природой лишенные магии, неустанно пытались создать бойцов, способных с равным успехом противостоять и волшбе, и оборотням. Чей-то безумный план – поставить на службу людям потомков драконов-отступников – приносил плоды несколько лет, а потом с треском провалился. Волкозуб, с которым Бесник пару раз сталкивался возле границ зоны отчуждения, отравился собственным ядом и рехнулся. Линдгарт отдал приказ о его казни, однако драконы почему-то не спешили исполнять приговор. Псих в черном шлеме кружил вокруг Зоны, вырезал, сжигал, расстреливал и травил поселки и хутора – то у россов, то в Ясконе, то в Кенгаре. Бесник провел это лето в лесах, выслеживая неуловимого гада, но всегда попадал или на пепелище, или к корчащимся в судорогах жертвам отравления, которых не могли спасти врачи. Россы и ясконцы тоже тратили силы бесплодно, пока в начале осени на охоту не вышел отряд «Ледник», переведенный из неведомых далей на военную базу в Желваче. Эти, хотя бы, были людьми – Бесник рассмотрел их в бинокль с наблюдательной вышки. «Ледник» состоял из пяти спецназовцев, добровольно принявших драконий выдох. Казалось бы – в чем проблема? На Норд-Карстен едут толпы людей, желающих избавиться от душевной боли за большие деньги. Молва быстро расставила точки над «ё»: принявшие выдох были абсолютно здоровы, не испытывали сводящей с ума боли потери, не переживали невыносимого горя. Кто провел процедуру «превентивного излечения», молва не доносила, но этот кто-то явно не рассчитал силу выдоха. Слово «отморозок» обрело пять живых иллюстраций. Люди, лишенные страха и жалости, почти не чувствовавшие боли, преданно служили своему отечеству.

Пятерка отмороженных бойцов отправилась уничтожать результат предыдущего эксперимента. Казнили они Волкозуба или спугнули – никто точно не знал. Беснику нашептали, что казнили, а голову отправили посылкой королю-линдворму. И, якобы, тот, получив двусмысленный подарок, не разгневался, а обрадовался, и пожелал лично вознаградить охотников за отступником.

Бесник откинулся в кресле, перевел взгляд на делегацию россов. «Ледник», облаченный в костюмы и галстуки, выделялся на фоне дипломатов, как грядка баобабов на поле ржи. Одинаково безучастные лица, пустые глаза живых мертвецов, синхронные движения. Бесник обдумал и отмел возможность ловушки. «Ледник» без оружия, а магия всегда при вайзах и драконах. Глупо пригонять в зал спецотряд, чтобы перебить своих же людей, кучку дипломатов Ясконы и не умеющих колдовать журналистов Кенгара. Короткий приступ беспокойства породил неконтролируемый магический выплеск. Обошлось без огня – Бесник давно перерос подростковые вспышки. В сторону делегации россов отправился шквал горячего ветра. Один из бойцов повернул голову, посмотрел на Бесника, безошибочно вычислив источник опасности. Взгляд не изменился – все та же безучастность живого мертвеца. Боец не ответил на улыбку. Бесник, продолжая улыбаться, изобразил раскаяние, развел руки. «Так, мол, получилось, оно само, извините!» Боец не повелся, глаза из синего льда не потеплели.

«Красивый, – подумал Бесник. – Ему бы в телевизоре торчать, россы бы всем новостям подряд верили. А он под ружье и выдох. Жаль. Зря».

На огромном экране закружился трехмерный проект кенгарской заградительной полосы вокруг зоны отчуждения. Бесник знал все слабые места плана и предчувствовал, что россы и драконы порвут его на мелкие клочки максимум за два часа. Даже присутствовать как-то неловко. И красивый боец отвернулся. Не полюбуешься. Гадкая ситуация. Невезуха со всех сторон.

Фарид отправился к круглому столу, участвовать в прениях. Бесник вернулся к главной теме дня – драконам. Ему еще ни разу не удавалось повидать короля-линдворма вживую, да еще и на законных основаниях. По телевизору видел, в телевизоре Линдгарта часто показывали: смотри, сколько влезет. Король-линдворм регулярно посещал земли людей, каждую годовщину Первой Магической стоял плечом к плечу с их лидерами – то в Светлограде, столице Россоши, то в Зейбудже, столице Ясконы, то в Нитте, городе, в котором его отец подписывал мирные соглашения. Обычно короля сопровождали супруг и старший сын, наследник престола Фарберт. Сегодня рядом с отцами сидел третий сын, Ортлейх – в последний десяток лет он курировал Зону Отчуждения, и досконально знал все капризы дикой скверны. С ним Бесник виделся не один раз, и подозревал, что посылать грузовики с камнеломкой в качестве подарка придумал именно его высочество. Неловко признавать, но Ортлейх был нормальным мужиком, надежней многих вайзов. А уж как големов морозил – закачаешься.

В кресле за спиной зашуршали. Кто-то дернул Бесника за воротник, прошептал в ухо: «Россы добились вашего ареста. После прений вас задержат сотрудники ясконской полиции, обвинят в сотворении заклинания в публичном месте и потребуют, чтобы вы выпили блокирующее магию зелье. После этого вас отвезут в аэропорт и депортируют в Великую Россошь».

«Да углей вам всем под задницу! – полыхнул бессильной яростью Бесник. – Ведь чуяло сердце, что не надо ехать. Нет, взыграло, полез в ловушку».

Словно в возмещение ущерба – или уловив всплеск магии – к нему опять повернулся красивый боец. Светлые, очень коротко остриженные волосы серебрились, как будто их покрыл иней или коснулась ранняя седина – остро захотелось тронуть и проверить, что именно. Воплощение бесстрастности притягивало как магнит, и Бесник, отложив в сторону мысли о немедленном побеге – сначала надо остыть и дождаться суеты перерыва – начал перебираться поближе к росскому сектору. Да и бежать с крайних кресел удобнее, чем из середины ряда. Спецназовцев на него не натравят, россы не настолько охамели, чтобы нападать на кенгарца посреди конференц-зала на чужой земле. Бесник двигался к цели, наступая на ноги товарищам по группировке и скучающим дипломатам. В исходе переговоров никто не сомневался: и Россошь, и Яскона проголосуют против возвращения Зоны Кенгару. Не понадобится даже драконье вето. Добравшись до свободного кресла, Бесник нашел в кармане пиджака визитку, отобрал у соседа ручку, написал на свободном уголке: «Как тебя зовут?» и перебросил записку отмороженному спецназовцу. Нехитрое действие почему-то привлекло всеобщее внимание. На Бесника с интересом уставились король-линдворм и принц-консорт Эрханг. Только они и смотрели с интересом, все остальные – россы, ясконцы и Фарид – с глубочайшим негодованием. Боец записку поймал – на лету, как птица муху – уставился на буквы, будто не понимал, что написано. А, может, и не понимал – мало ли как заморозка аукнулась. Бесник напряженно следил за судьбой визитки. Боец слабо шевельнул губами, словно хотел и не мог произнести слово вслух. Разжал пальцы, уронил бумажный прямоугольник и устремил взгляд на спинку кресла перед собой.

Линдгарт и Эрханг переглянулись. Фарид побагровел – того и гляди, удар хватит – и вернулся к прениям с Ортлейхом. Бесник затих, и провел следующие полчаса в созерцании, деля внимание между ухом и скулой спецназовца и драконами. Королевская чета удалилась в разгар речи Фарида, Ортлейх бесстрастно напоминал о диких големах и требовал развернутого плана мер по борьбе с этими созданиями. Фарид юлил, отмалчивался, менял темы и дотянул-таки до официального перерыва, оставив у Бесника отчетливый привкус омерзения.

Когда люди встали и пошли к выходам, он напомнил себе, что предупреждение незнакомца может быть ложью. Спровоцировать, добиться применения заклинания, а потом, уже на законных основаниях, закатать в тюрьму. Нет, Бесник будет осмотрителен и не позволит подловить себя на пустышке. Но и пропускать подобное предостережение мимо ушей – глупо. Надо попробовать покинуть помещение через запасной выход.

Сказано – сделано. Пятеро отморозков помогли выполнить план: они слаженно поднялись с мест, и ушли из зала четким шагом, не оборачиваясь и не глядя на окружающих. Дипломаты и коммерсанты трусливо заметались, не желая попадать спецназу под ноги, и создали выгодную суматоху. Бесник сбежал, прикрывшись группой ясконских журналистов, вышел в холл, но не двинулся к раздвижным дверям, а свернул в первый попавшийся коридор. Он поправил галстук и пошел вперед с чрезвычайно озабоченным выражением лица. Если предупреждение об аресте пустышка – или если полиция не оповестила охрану о готовящемся действе – то на вопрос: «Что вы здесь делаете?» можно ответить вопросом: «Простите, а где у вас здесь туалет?» А дальше – как пойдет.

Он удачно разминулся с двумя охранниками, дежурящими в коридоре, забрел в тупик, вылез в маленькое окошко, пересек аккуратно подстриженную лужайку и вошел в другой корпус здания. Где-то рядом клубилась драконья магия. Темная, ядовитая, мощная, способная небрежным касанием нанести смертельный удар. Бесник заколебался. Лезть на рожон не хотелось. За то, что попытался подобраться к драконам, арестуют без запросов и наветов. Вернуться на лужайку или рискнуть, прокрасться по коридорам и поискать очередное окошко?

Сомнения разрешились просто. Дверь, которая впустила Бесника, снова открылась. Ортлейх поздоровался, сообщил:

– Тебя полиция ищет. Ты об этом знаешь?

– Предупреждали, – вздохнул Бесник и пошел вслед за драконом – просто потому, что еще мог куда-то идти.

– Что натворил? – отрывисто спросил Ортлейх.

От него веяло нешуточным раздражением, и это было странно – Бесник привык к ледяному спокойствию принца. Неужели его Фарид так довел?

Они быстрым шагом дошли до очередной двери. Ортлейх вошел, плюхнулся в огромное кресло и положил ноги на столик со словами: «Выпить хочу». Бесник с разгона дотопал почти до кресла и окаменел. На огромном кожаном диване вольготно расположилась королевская чета.

– Налей да выпей, – сказал принц-консорт Эрханг. – А этого ты зачем сюда притащил?

– Он сам пришел, – не удостаивая Бесника взглядом, ответил Ортлейх. – Его полиция разыскивает.

Королевская чета немного оживилась.

– То есть, он у нас прячется? – уточнил Эрханг. – Хм… это какой-то новый уровень переговоров.

Ортлейх отреагировал на подколку новым всплеском недовольства. Налил себе на два пальца чего-то крепкого из графина, залпом выпил и спросил у Бесника:

– Зачем ты на этот саммит приперся? Да еще с такими требованиями. Ты, вроде бы, умный мужик, еще пару недель назад понимал, что такой кусок вам не проглотить – поперхнетесь. И вдруг появляешься там, где тебя мечтают арестовать две армейские разведки сопредельных государств, и чушь какую-то подсовываешь вместо проекта заградительной полосы.

– Это не я, – отвечать под взглядом короля-линдворма было трудно. – Проект не мой. Фарид уверял, что участники саммита неприкосновенны. Я прилетел, чтобы добиваться отмены запрета на обучение магии крови. Неважно, что написано у Фарида в бумагах. Если бы мне дали слово, я бы нашел, что сказать.

– Скажи, – неожиданно предложил Эрханг. – Я хочу тебя послушать. Сынок, налей. А то какая-то дичь несусветная происходит. Вайз от полиции прячется. Ты пьешь, а мы смотрим.

– Надо же, стакан мимо просвистел, – вздохнул Линдгарт. – Как дальше жить? А ты что застыл? – взгляд смерил Бесника с макушки до пят. – Давай, расскажи, что в цивилизованном мире возникла нехватка выползней, топляков и упырей. Убеди меня, что это нужно срочно исправить.

Бесник разозлился до кипения огня в крови. Проговорил, стараясь контролировать голос:

– Как будто магия крови ограничивается топляками! У любой волшбы есть клинок и рукоять. Скажете, у вас не бывает промахов или намеренного применения во зло? Те пятеро, в зале, они сейчас чем-то отличаются от выползней? Или это был специальный эксперимент во благо науки?

Королевская чета не удостоила Бесника ответом.

– Вы победили и диктуете правила, – злость затапливала – вот-вот сорвутся языки пламени с кончиков пальцев. – В вашей победе изрядная доля везения, камнеломка взломала стены в jum tal-mewt tan-nar, день смерти огня. Штурм Самина пришелся на Тnax-il lejl tan-nar, двенадцать огненных ночей, когда Ин-Нар умирает и возрождается. Именно поэтому вы не увидели огненных големов – у жрецов не хватило сил раздуть пепел и сотворить огонь ярости из своей крови. Я не знаю, чем бы закончилась эта война, если бы мы продержались до għeluq ta ‘nar, дня рождения огня. Возможно, ежегодный парад Победы праздновался в Самине. Или – скорее всего – никто бы не праздновал, потому что изначальная магия уничтожила континент. На нашей земле слишком много дремлющих вулканов. Коллективный призыв тревожит недра и запускает необратимый процесс – лаву потом невозможно запихнуть в жерла. Именно это надо вбивать в головы дуракам, которые грезят магией крови. Кровь нельзя использовать во зло… – он заметил гримасу Эрханга и переформулировал: – Можно, но не долго. И за высокую плату. Кровь – основа жизни. Проявления этой магии разнообразны и власть над огнем уходит на второй план. Те из нас, кто несут в крови частичку пламени, могут оживить труп, сотворить подчиненных созданий из тины и глины. Это широко известно, это манит неокрепшие умы… мало кто понимает, что вместе с кровью отдает день своей жизни каждому выползню из болот. Серьезный голем берет неделю, огненный может забрать и год. Это не магия нападения, это магия защиты в крайней ситуации, когда ты лишаешься малой части жизни, чтобы спасти оставшиеся годы. Вот что нужно заучивать в первую очередь, и я сейчас жалею, что в юности мне никто этого не говорил. Надо развеивать миф, что Ин-Нар пойдет впереди нашего войска. Неправда. Он не любит, когда его заставляют нападать. Он защитит своих детей, но людские разборки ему неинтересны. Мало кто задумывается о том, что на призыв атаки охотно откликается его сын, Nar tan-nirien, Лесной Пожар. Ему только дай волю – не останется ни деревца, ни кола, ни двора. Nar tan-nirien с одинаковой жадностью пожирает живое и неживое. Я вызывал огненного голема возле Болотистых Пещер, когда пытался в одиночку отстоять поселок. Nar tan-nirien едва не сожрал меня и беззащитных людей – я буду вечно носить на щеке след его поцелуя. И благодарить драконов, заморозивших дикий огонь.

Бесник коснулся шрама на скуле, продолжил с меньшим азартом:

– Меня никто не учил всерьез. Тут, там, по вершкам, по обрывкам. Я вовремя потушил пожар ненависти, который сжирал душу, отказался от мысли поднять армию мертвецов из проклятого пепла Таркшина. А сколько недоучек искренне верит, что выполняет волю Ин-Нара? Заливает болота кровью, умирает в объятиях вызванной нежити и дарит ей долгую жизнь – свою жизнь, потраченную зря. Их надо учить, объяснять прописные истины, заставлять отрабатывать практику истреблением дикого зла. Нужно только начать. Через пару десятков лет молодежь перестанет ставить знак равенства между магией крови и возмездием. Они привыкнут использовать ее во благо, и мы сотрем Зону Отчуждения с лица земли. Я согласен с частичными ограничениями – можно и нужно запретить часть высших зелий, меняющих разум. Но надо помнить, что это – игры избранных. Первое заклинание магии крови, которое творит любой чистокровный ребенок – это змейка домашнего очага. Мы закрепляем связь крови, огня и жилища. Эта змейка остается с нами на всю жизнь, перебирается из очага в очаг, делая любое временное обиталище домом. Она не способна никому навредить.

– Мне говорили, что они умеют высовываться из чужих очагов и шпионить для хозяина, – Эрханг выглядел безмятежным, речь явно не нашла отклика в его душе. – Могут пересказывать чужие разговоры. Это так, мастер огня? Ответь перед моим мужем, он сразу распознает ложь.

– Неправда! – Бесник уже не возмущался, накатила волна усталости. – Она может рассказать о самом счастливом огне того, кто добровольно возьмет ее в руки. Только это и ничего другого.

Щелкнула зажигалка. Эрханг протянул Беснику дрожащий язычок пламени, пляшущий на металле и пластике, предлагая подойти. Бесник обогнул стол, едва не задев коленом короля-линдворма. Вытянул змейку из огня, позволяя завертеться на ладони. Касси осматривалась по сторонам, вздрагивая от прикосновений драконьей магии. Испугалась, свернулась в клубок и затихла – не пожелала признать комнату домом, но и не бросила хозяина.

– Дай, – Линдгарт подставил ладонь.

Змейка заискрилась, жалобно затрещала и неохотно перетекла к дракону.

– Она вас боится, – объяснил Бесник.

– Что она тебе шепчет? Про счастливый огонь?

Король смотрел с интересом. Касси проползла по его ладони, принюхалась к вене на запястье. Бесник уловил размытый образ, честно ответил:

– Камин, в котором горит разломанный стул.

– А ну-ка! – Линдгарт ловко перебросил змейку мужу.

Тот поймал Касси за голову, потряс, потом смилостивился и позволил обвиться вокруг руки.

– То же самое. Стул.

– Это радует, – король улыбался, явно не собираясь обвинять Бесника во лжи.

Несчастная и перепуганная змейка полетела к Ортлейху, который не стал ее мучить, а уложил на ладонь и погладил.

– Костер, – не дожидаясь вопроса, ответил Бесник. – Костер, в который кидали сырые каштаны, а они раскалились и начали взрываться.

– Вот они, современные веяния! – с деланным недовольством проговорил Эрханг. – Мы в храм ходили, ягоды на блюдо кидали… а они – каштаны в огонь. Тьфу! Срамота!

– Ты-то уж помалкивай, – Линдгарт развеселился, действительно развеселился, даже часть неприступности растерял. – Ягоды он кидал… Вагонами!

Ортлейх улыбался, поглаживая Касси. Сказал:

– Слушайте, а меня немножко отпустило. Вспомнил – и убивать расхотелось. Доживу до вечера.

– Доживешь, куда ты денешься, – беззлобно проворчал Эрханг.

Касси заволновалась, попросилась к Беснику. Он забрал ее у Ортлейха и сунул в карман. В дверь постучали – без напора, деликатно – и это разрушило мимолетную атмосферу веселья и доверия.

– Я тебя услышал, – каменея, проговорил король-линдворм. – Свободен.

Ортлейх поднялся из кресла:

– Пойдем.

Они вышли в коридор, заполненный людьми: ясконские полицейские, пяток особистов-россов в серых костюмах, спецназовцы в черных масках и с автоматами, бледный полукровка с флаконом зелья опустошения в трясущихся руках.

– Арестовывать собрались? – спросил Ортлейх.

– Его, – ясконский генерал ткнул пальцем в Бесника, чтобы отвести от себя подозрения в причинении вреда драконам. – Его, ваше высочество. Он давно в розыске.

– А потом что? – Ортлейх шел к выходу, держа Бесника за локоть и заставляя людей следовать за ними.

– Депортируем.

– Я как раз в Зону лечу, заодно и депортирую. Передайте начальству, что приказание выполнено.

Ортлейх толкнул Бесника на газон, заставляя покатиться кубарем и растянуться на траве. Морозный вихрь пробрал до печенок, хлопнули крылья. После этого Бесник попал в тиски – лапы с когтями ухватили так крепко, что ребра затрещали. Ледяной дракон поднялся в воздух и понес его прочь от россов, ясконцев и провального саммита. Возможно, к свободе. Главное, чтобы не уронил.

К моменту пересечения государственной границы между Ясконой и Кенгаром Бесник замерз так, что даже зубами стучать не мог. Ортлейх летел быстро, встречный ветер леденил, попытка согреться магией пропала впустую – жалкие клочки тепла улетучивались, не задерживаясь под костюмом. Взгляд на землю с высоты драконьего полета не улучшал настроение. Да, самолеты тоже опасны. Да, они падают. Но в них есть пол, кресло, иллюминаторы, создающие иллюзию безопасности, а тут только ветер и когти Ортлейха. А ну как разожмет? Падать придется долго, все грехи вспомнить успеешь.

Предгорья поражали разнообразием оттенков осенней листвы: желток, лимон, апельсин, бронза, лайм, киноварь. По левую руку извилистой зеленой строчкой тянулась изгородь из камнеломки. На картах Зона Отчуждения всегда помечалась алым и напоминала след от огромной мухобойки, прихлопнувшей зло в кенгарских горах. С воздуха лес выглядел одинаково безмятежным: если бы не сторожевые вышки и камнеломка – право и лево не отличишь. Ортлейх, летевший напрямую – Бесник надеялся, что к Таркшину – пронесся по самой границе Зоны, не делая разницы между драконьей и ясконской территорией. Чуть позже равнодушно нарушил кенгарскую границу – на самом деле ее было стыдно границей называть, сетчатый забор, и тот местами поваленный – и приземлился неподалеку от железнодорожной станции. Бесника он сбросил на поросшее сорняками поле и долго ухмылялся, слушая стоны и глядя на попытки размять руки и ноги.