Текст книги "Спасалочки (СИ)"
Автор книги: Wind-n-Rain
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Глава 10
А в начале пути мало кто в нас верил, не правда ли?
Квентин Тарантино
Терпеть не могу восьмое марта. Так называемый праздник, по жизни вгоняющий меня в ступор – я просто не знаю, как на него реагировать! День, который считается моим только за факт обладания мною некими половыми признаками… Очень неудобный день. С одной стороны – отец, партнёры и коллеги, заваливающие цветами и открытками с поздравлениями, с другой – ютуб и соцсети, заваливающие призывами идти на баррикады, вооружившись основательно – что там цветы с открытками против сковород и скалок в правом деле пробивания стеклянного потолка? В своё время я честно пыталась понять, за что конкретно борются современные феминистки. За равную оплату труда? За возможность водить поезда метро? За свободу сексуальной жизни? Так и не поняла… У меня-то всё есть.
Кроме одного – планов на этот день. Каждый год я вынуждена врать всем, ссылаясь на несуществующую занятость – для отца я иду на свидание, для приятелей – ужинаю с отцом… А по факту остаюсь дома с бутылкой вина. Скучно. Я бы с удовольствием проигнорировала государственный выходной, но, боюсь, меня не поймут. Как я их не понимаю. Дурацкий день восьмого марта близился, планов на него по традиции не было никаких, и мерзкое чувство, что я на этом празднике жизни лишняя, накатывало очередной ежегодной волной.
Я ждала звонка, сообщения – любой весточки. Уже привыкла ждать спасения. Так же, как привыкла к тщетности своих ожиданий. Весточки не было уже год и два с лишним месяца.
Выручил отец. За пару дней до государственного выходного я получила направление в командировку вместе с билетом "Эмирейтс" бизнес-класса и бронью пятизвёздочного отеля. С отцом мы летели вместе – пусть он уже год как отошёл от дел и ныне почивал на лаврах, наблюдая за тем, как его компания развивалась и процветала под единоличным управлением его дочери, но сидеть на месте было выше его старческих амбиций. Он постоянно вмешивался в мои дела, то устраивая деловые встречи, о необходимости присутствия на которых я узнавала в последнюю минуту от его личной помощницы (её он утащил за собой из офиса домой, но я не верила, что они спали – кто поверит, что в семьдесят три мужики хоть на что-то способны?), то делая массовую рассылку потенциальным партнёрам от моего имени, то организуя мне загранпоездки в самый неподходящий момент. Путешествие в Эмираты было его затеей, и в кои-то веки я была ей рада. Женский день был спасён. Конечно, я предпочла бы остановиться в Эмирейтс Палас, погреться на пляже, ведь март – идеальный месяц для отдыха в ОАЭ: уже не так прохладно, как в феврале, и при этом до традиционной летней жары ещё далековато. Но отец забронировал нам Андаз – высотный отель в деловом центре города, по форме такой же громадный, как и Палас, но совершенно иной по наполнению.
– Выставка строительного оборудования? – Ах, да, всё же мы летели в командировку, а не в отпуск. Билеты на посещение закрытых экспозиций прилагались к турпакету.
– Не только оборудования. Строительные технологии, архитектурные новшества… – Даже по телефону я чётко различала в отцовском голосе извиняющиеся нотки.
– Ага… Нужные люди.
– Не без этого. Особенно мужчины. Состоятельные перспективные мужчины. Каролина, тебе уже…
– Тридцать три. Возраст Христа, я помню. Если заикнёшься про часики – полетишь один.
Моя угроза возымела действие.
Уж не знаю, кто накапал ему на мозги, но если моё громкое и выгодное замужество издавна являлось его идеей-фикс, то с недавних пор отец был просто одержим мыслью свести меня с каким-нибудь заграничным магнатом. Особо плотоядно он заглядывался на нефтяные монархии Ближнего Востока, точнее – на тамошних самцов. Ни многожёнство, ни религиозные прибабахи – ничто его не смущало. Папаша сходил с ума, а я, дабы не просидеть ещё одно восьмое марта в стенах своей студии, что стала тесна, как деревянный макинтош, и лишь глупые сантименты не позволяли мне съехать в квартирку поприличнее, решила ему подыграть.
Да кого я обманываю – подыграть я решила прежде всего себе. Компания Стельмаха вела свои дела в смежных с нами областях, а их давние и крепкие связи с бизнесом в странах Залива были всем известны. По моим предположениям, Олег непременно должен был посетить ту выставку. С тестем, с женой – какая разница. Я просто хотела его увидеть – впервые за шестнадцать, мать его, месяцев – и не собиралась упускать свой шанс.
Всё вышло, как я и ожидала – со Стельмахами мы встретились уже в день открытия. Не общались, нарочито игнорируя друг друга – вступать в публичные перепалки на Востоке не принято, для выяснения отношений есть обходные пути. Эдуард Валентинович всюду таскался в компании какого-то араба из местных – по золотой отделке бишта я распознала в нём местечкового шейха. Олег неизменно следовал за ними хвостиком. Жена тоже прилетела – я узнала это из Инстаграма, на выставке она не появлялась – скучно ей, наверное. Слонениям по душным коридорам выставочного центра она предпочла отдых на золотистых песках частного пляжа Эмирейтс Паласа, грея свои ленивые телеса под ласковым солнышком. Что мне могло бы быть на руку, если бы не куча других "но". Кроме тестя, не отпускавшего Олега от себя ни на шаг, между нами стоял и мой отец – игнорируя выставочные экспонаты, пробегая через павильоны на космических скоростях, он всё выискивал случая сосватать меня второй женой кому-нибудь из тамошних хозяев.
– Знакомьтесь, моя дочь Каролина. Президент и совладелец "Киров и партнёры". Сейчас у неё малая доля акций, но она уже взяла на себя все управленческие функции, а после моей смерти вся компания перейдёт к ней… Кстати, она не замужем.
От стыда за своего старика и частично за себя я не знала, куда деваться. Даже герленовская пудра не скрывала красноты моих щёк – косметика на них плавилась, как пластилин на полуденном солнце. В павильонах Национального выставочного центра Абу-Даби было не жарко – как и принято в тех широтах, вездесущие кондиционеры работали на всю в любое время года, но от стыда я горела изнутри. Стыд сочился из меня крупными капельками пота, и ближе к вечеру первого дня я чувствовала, как хлюпало везде – в подмышках, в промежности и даже за ушами. Я устала стыдиться. И даже обрадовалась, что не удалось пересечься с Олегом с глазу на глаз – не хватало ещё, чтобы он меня в таком виде… Хотя, в каких только видах он меня уже не встречал. Но мечтала я тогда лишь об одном – поскорее добраться до своего джуниор сюита (папаша поскупился взять мне двухкомнатный, зато не поскупился на прямой вид на залив), скинуть тесные лодочки, из которых мои распухшие от жара и постоянной ходьбы на каблуках ноги расползались, как тесто из кастрюли, избавиться от одежды и залечь в холодный джакузи…
Моим планам не суждено было сбыться – едва рабочий день заклонился к закату, отец чуть ли не силой потащил меня прочь, пояснив уже в машине:
– У тебя полчаса на то, чтобы привести себя в порядок. И оденься по… Как ты умеешь.
– Как шлюха?
– Как знаешь. Но я слыхал, племяннику шейха Халифы нравятся шлюхи.
В это сложно поверить, но отец всё-таки выторговал нам ужин в компании монаршей особы. И пофиг, что в Эмиратах этих шейхов – как козлов нерезаных, и у каждого из них счёт отпрыскам идёт на десятки – что уж говорить о каких-то там племянниках… Мой отец был на крючке. А я – в западне.
Для ужина я специально не стала сильно краситься – по-быстрому сняв дневной макияж простой мицелляркой, лишь подравняла тон, подвела брови, ресницы и немного губы – матовой телесной помадой. Европейский стиль. Стиль, который арабам не по душе. Вместо золота надела бижу от Пандоры, а в качестве наряда выбрала короткое платье максимально скучного кроя – бледно-зелёное, хлопковое, на бретельках, с юбкой, расклешённой от талии. Никаких цепей и драгоценных камней. Никаких шелков и жемчугов. По моим подсчётам, араб должен был бежать в ужасе, едва меня завидев. Контрольным штрихом в моём обмундировании стали закрытые туфли на устойчивом каблуке и неприлично громадная молодёжная сумка от Десигуаль. Под конец сборов я даже засомневалась, что меня в таком виде пустят в ресторан…
Едва мы подъехали к отелю, я пожалела, что так беспечно отнеслась к собственному внешнему виду – ведь ужинать предстояло в Эмирейтс Палас… В вип-кабинке ресторана Ле Вендом нас уже ждали. Вечер был испорчен.
Араб рассыпался в тёплых приветствиях, ярко блеснул фальшивыми зубами, широким кругозором (сказались годы учёбы в Великобритании) и белоснежной кандурой индивидуального пошива, но вскоре, получив некий телефонный звонок, поспешил извиниться и покинул нас, наказав официанту выписать весь наш счёт на его имя. Я почти ликовала, а отец от досады места себе не находил – мы доедали молча, при этом он не уставал бросать в мою сторону злые взгляды, а я не уставала косить свои совсем в другую… Ведь на противоположной стороне зала, в такой же вип-кабинке ужинала чета Долматовых-Стельмахов. Я косилась на Олега, он косился на меня, а его жена и мой отец упорно делали вид, что не замечали этой игры в гляделки… Тем вечером мне пришлось довольствоваться взглядами – не так мало, если учесть, как долго мы не виделись, но хотелось большего… А ночью на свой мобильник я получила очередное сообщение с неопределённого номера: "Хочу ещё раз тебя увидеть". Для меня это прозвучало как "Хочу увидеть тебя в последний раз". Я бы ничего не ответила, даже если б могла.
Следующий день выставки прошёл ничуть не лучше предыдущего – и хотя, наученная собственным горьким опытом, в этот раз я предпочла облачиться в туфли на плоском ходу и лёгенький брючный костюм, уютнее не становилось. Отец всё так же продолжал позорить себя и нас, я всё так же шаталась неприкаянная от павильона к павильону, стараясь ненароком не пересечься с Олегом… Когда очень стараешься, в итоге всё выходит наоборот.
– Хотел бы провести этот вечер с тобой, но, к сожалению, вынужден ехать с женой в Дубай. – Схватив за руку посреди коридора, он затащил меня в служебное помещение – умыкнул у всех на виду.
– Не оправдывайся… – Я нехотя увильнула от его губ.
– И не думал. – Увильнуть снова уже не получилось. – Знаю – оправдания мне нет. Мы встретимся… в другой раз. С праздником!
Я и сло́ва вставить не успела – он вылетел из каморки, оставив меня одну, зажимающую во вспотевшей ладони крохотную картонную коробочку. В ней оказалось кольцо… Как странно. Старомодное золотое колечко девятьсот восемьдесят пятой пробы с рубином идеально моего размера. В суматохе дней на чужбине я уже и позабыла, что этот день считается праздником – о его существовании арабы и не слышали…
Он ошибся – мы встретились тем же вечером. В Дубайской опере, куда отец потащил меня для сопровождения очередного… Впрочем, я даже не стала вникать, кем был тот увалень с жирной задницей и торчащими из-под подола голыми отёкшими лодыжками. Мы продолжили игру в гляделки с Олегом, занявшим со своей лесби ложу напротив – на этот раз мы не стеснялись уже ничего, пялились друг на друга открыто, что не могло ускользнуть от чужого внимания… Араб ушёл ни с чем. Я тоже. Отец был в ярости. Я тоже.
Вечер третьего дня мы провели на стеклянной яхте, курсирующей вокруг острова Саадият. На открытой верхней палубе был накрыт буфет, внизу играли музыканты. Отец предпринял последнюю попытку сосватать свою непутёвую дочь… На этот раз женихом оказался какой-то перец чуть ли не моложе меня – непомерно говорливый, с безупречным английским и шуточками про русских женщин, о которых он "слышал много хорошего". Самый противный из всей троицы "женихов". К счастью, он оказался очень несдержан в выпивке – как известно, арабам, чтоб напиться в дупель, хватает и пары стаканов пива – и проболтался, что отец его банкрот, а сам он живёт в долг, отрабатывая своё существование на побегушках у богатого, но жестокого дядюшки. Тем самым он заставил моего папочку тут же потерять к себе интерес, а меня – даже проникнуться неким сочувствием… Вечер закончился мирно. Стоит ли говорить, что весь ужин мы ели и пили бок о бок с Олегом и его вездесущей жёнушкой? Стоит ли говорить, что когда яхта причалила к пристани, он отправился спать с женой, а я отправилась спать одна? На завтра намечался последний день выставки. Бесполезная командировка подходила к концу, а отпуска мне никто и не обещал – я готовилась лететь в Москву ни с чем. И ночь в уютном хайятовском джуниоре я провела, теребя подарок Олега на пальце в раздумьях, как мне распорядиться своим последним днём в Эмиратах.
И не придумала ничего лучшего, как провести вторую половину дня после закрытия выставки в парке Феррари. На аттракционах. Одна. Отец не обрадовался – ведь из всех мест, доступных нам в этой стране, я выбрала то, куда он, старый сердечник, ни за какие коврижки бы не сунулся. Обманом и хитростью я выторговала себе благословенный вечер свободы.
Естественно, на американские горки я не полезла. Экстрима мне хватало и в реальной жизни, зачем пичкать себя суррогатом? (На самом деле, я просто побоялась). Побродив по громадной территории, заглянув во все крытые и открытые павильоны и нехило устав, даже несмотря на удобные кроссовки, я засела в симпатичном немноголюдном кафе-мороженом, где ничто не мешало мне насладиться тихой нейтральной музычкой, двойной порцией фисташкового пломбира и большим бокалом нежнейшего молочного коктейля с шоколадной крошкой. Хвала небесам, я не страдаю непереносимостью лактозы! День клонился к вечеру, шёл седьмой час, и над парком сгущались сумерки – короткие, нет, скорее стремительные аравийские сумерки, что за считанные минуты перерастают в ночь чёрную, как сама мгла. Буквально только что меня слепило косое предзакатное солнце, и вот я уже окончательно ослепла, обнаружив над собой безупречное тёмное небо, почти никогда не омрачаемое и облачком – лишь россыпью крупных звёзд в компании тонкого, искусно вырезанного полумесяца, обратившегося обоими зубчиками к тому, кто выше неба. До закрытия парка ещё было далеко – Эмираты живут по ночам куда активнее, чем Москва, а на один месяц в году и вовсе переходят на ночной образ жизни – и возвращаться в вылизанный хайятовскими стандартами Андаз не хотелось, не хотелось встречаться с отцом и паковать чемодан. Хотелось глотнуть ещё немного свободы, пусть даже без американских горок. Побродив по сумеречным просторам переливающегося всеми оттенками неона парка, я набрела на зеркальный лабиринт.
Признаюсь, раньше мне бывать в таких не доводилось. Зато я могу сходу припомнить как минимум пяток ужастиков, в которых злобные маньяки загоняли своих жертв именно в такие ловушки. То ли страсть к неизведанному, то ли подспудное желание поставить жизнь на кон заставило меня переступить порог аттракциона. Контролёрша-филиппинка пробила мой пасс и, пожелав приятного времяпрепровождения, вернулась к ковырянию в телефоне. В шатре, выделенном под старомодное развлечение, я оказалась единственной посетительницей.
Я бродила там, в зеркалах, не находя выхода – плутала в плену иллюзий, раз от разу рисующих мне мираж в виде выхода, что при приближении оборачивался лишь моим отражением. Поначалу это пугало, потом стало забавлять. Вскоре наскучило. Я завертела головой в поисках указателей – ну должны же где-то быть стрелочки, указывающие направление к выходу? Я таких не нашла. Уже изрядно занервничав, принялась беспорядочно метаться по открывающимся передо мной путям – все они оказывались тупиками. Наконец, отчаявшись, я решилась подать голос. Пусть филиппинка со входа и посмеялась бы потом надо мной – ключевое слово "потом", ведь сперва она должна была меня вытащить. Но на мой глас явилась вовсе не филиппинка… Завернув за очередной поворот, вместо своего лица в зеркале, привычного и потерянного, я увидела чужое…
Из переломанных гранями зеркал на меня смотрел Олег. Он был так призрачен, что я списала всё на игры фантазии – протянула руку, дабы прикоснуться к иллюзии, и коснулась стекла. Лицо Олега оставалось отпечатанным на нём, как видение из параллельных миров. Отвернувшись, я рванула прочь, бегущая в лабиринте напуганная дурочка. И чуть было не расквасила нос об очередную стену из непрозрачного стекла. На ней тоже был Олег. В полный рост он, как голограмма, стоял передо мной и выглядел удивлённым. Я зажмурилась. И услышала: "Каролина, это ты?".
Этот голос я помнила. Если зеркала и способны порождать оптические иллюзии, то звуковые, кроме эха, вряд ли. Открыв глаза, я начала погоню. Я следовала за его голосом, он – за моим, и мы всё никак не могли встретиться. То удаляясь, то вновь сближаясь, мы продолжали обитать в параллельных мирах, зная о существовании друг друга только благодаря иллюзорным проекциям на стекле и отзвукам наших голосов. В "Призраке Оперы", любимой книжке моего детства, сам призрак начинал свою карьеру зловещего иллюзиониста именно с построения зеркальных лабиринтов для персидской принцессы (знаю-знаю, в мюзикле такого не было, потому я и не люблю мюзиклы – за обрывчатость повествования). Было несложно представить себя той самой принцессой, особенно здесь, в прибрежных песках Персидского залива, но кем же тогда был злой гений, воздвигший все эти стеклянные стены и заманивший меня в их плен? Меня, нас… Потерявшись в мыслях, я не заметила, как нашла себя в объятиях – тёплых, знакомых и настоящих. Намотав по лабиринту не одну милю, мы наконец встретились. Я хотела бы что-то сказать, но забыла все слова – тут же мой рот оказался запечатан терпким жадным поцелуем.
– Я думал, что не увижу тебя больше… – Он шептал мне прямо в губы, крадя последний воздух.
– Ты… ты следил за мной?
– Нет. Хотел бы, но не мог. За мной самим следят.
– Следят? Кто?
Ответ пришёл незамедлительно – звуком битого стекла и скрежетом осколков по каменному полу.
– Ах ты…
Мы обернулись на голос и увидели зеркальную стену, посередине осыпавшуюся звенящими кусочками. Из зазора на нас смотрело перекошенное истинной яростью, помноженной на оптическую иллюзию, лицо Марии. Её губы, накрашенные ярко и неаккуратно, словно были искусаны в кровь. Втемяшившись в рукотворный зазор, она водила глазками по сторонам, оценивая достижимость своих жертв. Безумие на её лице выбивало почву из-под ног – вспомнилась знаменитая сцена из "Сияния".
– Маша, не глупи… Положи это.
Только сейчас я заметила в её руке здоровенный осколок зеркала – она сжимала его со всей дури, отчего её ладонь окропилась алым. Внезапно объятия вокруг меня разомкнулись. Потом был скрип, свист рассечённого воздуха от пронёсшегося в миллиметре от моего лица стеклянного острия, падение на пол и жуткие крики.
– Ты с ума сошла? Ты чуть её не порезала! Маша!
Пока по кусочкам соскребала себя с пола, я осознавала случившееся. Передо мной тягучей чередой проносились кадры замедленной съёмки: я видела, как она с ноги добила разделявшую нас стеклянную преграду и перелезла на нашу сторону, как замахнулась огромным осколком, как Олег оттолкнул меня в сторону, а сам бросился ей наперерез, схлопотав стеклом по рукаву, как он в конце концов обезвредил даму. Как заключил её в надёжную хватку, не позволяя приблизиться ко мне, всё ещё беспомощно валявшейся на полу в груде битого стекла. Одного я не понимала – где носило эту чёртову филиппинку?
– Ах, ты предатель! Ты говорил, что не отдаёшь мне кольцо своей матери, потому что это единственное, что у тебя от неё осталось… И что я вижу – оно на ней! На ней, на этой суке… Ты отдал ей моё кольцо!
– Маша, успокойся, прошу! Всё не так, как ты думаешь…
– Это твоя хвалёная преданность? Это твоя благодарность? Ты целуешь эту шлюху, когда пришёл со мной!
– Сама ты шлюха! – Наконец поднявшись, я пошла в атаку. Молчать дальше было выше моих сил.
– Что ты сказала? Неудачница! Падкая на чужие объедки!
– Ох, лучше б ты молчала…
– Тебе конец. Вам обоим конец!
– Девочки, прекратите! Давайте всё обсудим, как цивилизованные люди. Маша, ну что ты, в самом деле. Мы оба знаем, зачем тебе этот брак. Мы даже не спим вместе – не понимаю, к чему эти сцены ревности. Я же не мешаю тебе встречаться с… другими, так почему сам не могу…
Я не верила своим ушам. Даже похлопала по ним ладонями, дабы убедиться, что мне всё это не снилось.
– Что ты сказал? – Маша, похоже, тоже не поверила своим. – То есть, я должна спокойно смотреть, как ты будешь тратить деньги <i>моей</i> семьи на свою шлюху?
– Значит, вот кто я для тебя? Кандидатка в вечные любовницы?
Наши с ней реплики прозвучали одновременно, и теперь пришла пора Олегу хлопать себя по ушам.
– Согласен. Сморозил глупость. Тогда остаётся развод. Нормальный цивилизованный развод…
– Развод и раздел имущества? Где мой телефон? Я сейчас же звоню отцу! Такого предательства он не простит. Он не выпустит тебя отсюда живым – вас обоих не выпустит. В Эмиратах у него большие связи, сам знаешь – вас просто закопают в песках…
Продолжая захлёбываться словами, мокрой от крови рукой она достала из кармана мобильник. Телефон сперва не хотел разблокироваться, затем норовил выпрыгнуть из её ладоней. А мы наблюдали за ней, как загипнотизированные, пока рядом не возникла филиппинка – окинув взглядом царящий вокруг беспорядок, она в меру возможности округлила глаза и вцепилась в рацию на поясе. "Секьюрити аларм, в аттракцион зеркального лабиринта требуется охрана и полиция"… Всё летело в тартарары.
– Бежим! – скомандовал Олег, и мы побежали.
Из парка нам удалось скрыться незамеченными – пока внимание службы охраны и праздной публики было приковано к самому шатру, мы оббежали его кругом и скрылись через один из боковых выходов. Неслись, куда ноги несли, без оглядки на прохожих. Остановились, только когда путь нам преградила вода. Вода и сотни корабликов в ней – больших и маленьких. Западная пристань острова Яс – стоянка элитных яхт и туристических лодок.
– Марианна… Яхта тестя. Она должна быть где-то здесь… – Олег забегал вдоль пристани, выискивая суетливым взглядом одному ему веданную цель в блеске прибрежных огней. – Вот она! – Он ткнул пальцем в даль, ступил на деревянный помост и рванул вперёд, на ходу выуживая из барсетки ключи. Я рванула следом.
– Он тебя убьёт. За "Марианну". И за Марию. За предательство. – Едва мы отчалили от берега, я вновь обрела способность говорить. – А мой отец убьёт меня. За всё. Просто за то, что я такая, какая есть.
– Не думай сейчас о них, – ответил он, выруливая с тесного причала в открытые воды. Едва мы оказались в просторном водном коридоре, он схватился за рацию и настроил её на шестнадцатый канал. – Скоро за нами пустят погоню. Мы должны быть в курсе их переговоров.
Скоро наступило мгновенно. Почти сразу же рация разразилась дежурным треском, сквозь который послышались призывы береговой охраны на арабском и английском. По нашим следам пустили лёгкий двенадцатифутовый катер.
– Олег, они нас догонят! – Я разрывалась между мостиком и кормой. Катер с жёлтой мигалкой стремительно приближался.
– Запусти в них ракетницей. Ракетницы за холодильником.
Я рванула к холодильнику, который, вопреки всем правилам выхода в море, оказался пустым, и действительно нашла за ним пару ракетниц – дымовую оранжевую и сигнальную красную.
– Олег, а мы точно им не навредим… – Усомнилась я, вертя в руках оранжевую.
– Точно. Только дезориентируем на время. Давай лучше я.
Он покинул мостик и взялся за ракетницу, а я в это время заняла место за рулём – когда-то отец учил меня управлять лодками, я даже сдавала аттестацию по любительскому судоходству при Британской морской академии, но дело это мне никогда не нравилось. Частично, потому что море – не моя стихия. Отчасти, потому что сама не умею плавать. Вцепившись в штурвал, я выкрутила руль до упора влево – мы уже достаточно отдалились от берега, и рисковое маневрирование было здесь оправданно. Набрав скорость, я принялась петлять от отдалявшегося катера. Тут же раздался хлопок, на время оглушивший меня. Тьма вокруг вспыхнула рыжим и заволоклась дымом. Когда дым рассеялся, катер остался маленькой точкой дрейфовать у горизонта. Вскоре он окончательно скрылся из виду.
– Нам удалось! Мы оторвались! – возликовала я и обернулась в поисках Олега… Олега нигде не было. Мысли завертелись в голове с дикой скоростью – вспомнились все лекции и тренировки по теме "Человек за бортом". – Человек за бортом! – гаркнула я аж три раза, хотя по правилам этот возглас предназначался капитану, то есть мне самой, швырнула в воду оранжевый круг, чтобы обозначить место обнаружения потери, развернула судно на сто восемьдесят градусов и заглушила мотор.
Олег нашёлся почти сразу – в тусклом свете аварийных огней, он вынырнул из тьмы и погрёб к судну. Стоило немалых усилий затащить его на борт – пришлось воспользоваться швартовым канатом. Оказавшись по одну сторону борта, мы осели на палубу, отдышались и снова заговорили.
– Если бы упала я – ты бы даже не успел меня спасти, ведь я не умею плавать… – Почему-то, это стало первым, что пришло мне на ум.
– Но сейчас была твоя очередь спасать. И ты справилась. Даже если причиной моего падения стали твои сногсшибательные навыки управления. – Он несмело улыбнулся и прижал меня к себе – мокрый, холодный и солёный. Мы оба были мокрыми, холодными и солёными.
– Извини, я не знаю, что нам делать. – Я сказала, как есть. – У нас ни еды, ни воды. На берегу нас ждут. Нам некуда плыть. Мы погибнем здесь. Солнце рано встаёт… Мы сгорим или умрём от обезвоживания, если будем дрейфовать. А если будем плыть – сожжём последнее топливо. Мобильники тут не ловят, а наши документы… – Я похлопала по сумке, что чудом осталась при мне – совершенно бесполезная, ныне она валялась у меня в ногах. Потом похлопала по олеговой барсетке, из которой сквозь боковые швы сочилась вода. – Ты весь вымок, а я оставила паспорт в номере.
– Значит, умрём. Но не сдадимся. Мы не можем сдаться. После всего, что с нами было. После всех этих лет… Свою историю мы написали нашими жизнями. Мы не можем проиграть. Мы уйдём непобеждёнными…
Я ничего не ответила. Его слова казались мне идеалистическим романтическим бредом – снотворным для смертников. Мы сидели так, прижавшись спинами к борту, а боками – друг к другу, ветер высушивал нашу одежду и путал волосы. Ветер навевал сон. Мы не заметили, как уснули в объятьях друг друга.
Нас разбудил гудок – мощный и противный, он дребезжал над морем, забиваясь в уши, в мозг, в самые нервы.
– Это конец, – прошептала я.
– Да, они нас нашли, – отозвался Олег, продирая опухшие глаза.
Не сговариваясь, мы развернулись и, уцепившись пальцами за край борта, тихонько привстали – ровно настолько, чтобы разглядеть преследователей.
Впереди тяжело дрейфовала большая и мощная, полноценная тридцатишестифутовая двухпалубная яхта. На носу стоял человек. Он махал руками и что-то кричал, но ветер скрадывал его слова прежде, чем они успевали достичь наших ушей.
– Рация! – Олег первым сообразил и ринулся к мостику.
– Эй вы, живы? – раздалось оттуда сквозь нещадное шипение, едва он вдарил по кнопке, и витой провод задрожал между его ладонью и приборной панелью.
– К-кто это… – промямлила я, доковыляв до мостика.
– Это я, твой папаша, глупышка ты неблагодарная. – Следуйте за мной. Курс на Фуджейру, оттуда – в Оман. Там у меня знакомый султан… Я уже обо всём договорился – в Мусандаме нас будет ждать помощь.
Олег спешно повернул ключ в зажигании, зарычал мотор, лодка дёрнулась и двинулась вслед за судном, на котором приплыл отец. Олег старался не отставать, внимательно следя за маршрутом, в то время как я, всё ещё не веря в реальность происходящего, озябшими ладонями сжимала рацию.
– Но… как ты узнал, что мы здесь?
– Глонассовский маячок в твоей сумке. Когда ты выторговала вечер в Феррари парке, я подумал, что будет нелишним проявить немного отцовской заботы – всё же здесь Восток, а ты у нас девушка видная, одинокая… Магнит для неприятностей! Вот ведь – как печёнкой чуял!
– Отец! Ты не имеешь права… – Я запнулась. – Но зачем тебе всё это? Зачем полез нас спасать? У тебя будут проблемы – Стельмах этого не простит. Никому из нас не простит.
– Ты втянула меня в эту войнушку, доча. Ещё когда притащила мне на обзор те документы… До сих пор я отсиживался в тылу, но вот, похоже, пришла пора держать отпор на линии фронта. Но, ты знаешь… Я ведь не прочь ввязаться в бой! Я стар, у меня нет будущего, а порох в пороховницах ещё есть… Когда, если не сейчас?
– Спасибо. – Пока я немо шлёпала губами, Олег опередил меня с ответом.
– Говори спасибо ей, ведь это именно из-за неё ты сейчас в такой жопе, да? О тебе я наслышан – ты парень способный, иначе бы Стельмах тебя не пригрел. Но, как я вижу, мальчик вырос и захотел отправиться в свободное плавание? Кто бы знал, что моя дочурка однажды разрушит жизнь хорошему парню… Ну ничего, теперь ты с нами. Вместе как-нибудь прорвёмся. И дадим им всем прикурить!
Мимо проплывали блестящие отели Аджмана – кричащий роскошью Сарай, сдержанный в своём величестве Фэйрмонт, переливающийся, словно хрустальный, Оберой. Мы плыли в неизвестность, доверившись лишь моему отцу и судьбе. Но, если так подумать, довериться им не было такой уж плохой идеей. Ведь, как показала практика, ни отец, ни судьба, меня ещё ни разу не подводили. Я улыбнулась своим мыслям, а Олег улыбнулся мне. И я вдруг почувствовала – это конец. Конец игре – мы выиграли. Мы шагнули в будущее – интересное, опасное и непредсказуемое – но главное, одно на двоих.
