Текст книги "Последний Бастион"

Автор книги: Werewolf

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

САС…

Как это ни странно, о САС – Специальной авиадесантной службе – министр Мутаса говорил совершенно без ненависти и озлобления, несмотря на то, что в свое время сражался в рядах террористов бок о бок с президентом Мугабе. Время притупило остроту взаимной ненависти, кроме того белых сейчас в стране было очень мало, и на первый план вышла проблема матабелов. Да, в двухтысячном году и позже по приказу министра были изгнаны со своих земель немало белых фермеров – но это была чисто деловая операция, никакой ненависти к белым. Всю землю поделили между собой и своими те кланы, которые были сейчас у власти в Хараре.

– У де Ветов были землевладения. Район Истнор, серверный Матабелелэнд. Сейчас там комунна этих проклятых матабелов живет. Вообще, район опасный. Ваши люди уверены, что хотят провести сафари именно там? Там на самом деле опасно.

– Мы сможем о себе позаботиться, господин министр. Если только полиция не будет вмешиваться. Но она ведь не будет вмешиваться, господин министр?

– Не будет… – медленно кивнул министр – в этой стране слишком много матабелов, господин Иверсон. Слишком много… И государство Зимбабве будет признательно тем, кто поможет нам решить эту проблему…

– А как может выразиться эта признательность?

– Ну, скажем… Если с кем-нибудь из матабелов в этом районе вдруг что-то случится… мы не слишком огорчимся. Если вам нужна будет техника… мы сможем сдать ее в аренду.

– Я был уверен, что мы договоримся, господин министр – с лукавой восточной улыбкой заявил аль-Мумит.

Зимбабве, Булавайо

Рынок 07 июля 2009 года Брат неторопливо беседовал о чем-то с африканцем на одном из африканских диалектов, в котором я не понимал ни единого слова, я же торчал около входа в переулок, лениво рассматривая толпу. В свою очередь, многие негры, проходя мимо, останавливались и принимались рассматривать меня, без стеснения показывая на меня пальцем и лопоча что-то на своем языке. Нравы здесь, судя по всему, были простые.

Копов я заметил сразу. Солнцезащитных очков на них не было, но одинаковая одежда и манера их поведения – они ничего нигде не покупали, зато шли весьма целеустремленно – один с одной стороны торговых рядов, другой – с другой стороны и внимательно рассматривали торговцев. Не понравилась мне и реакция торговцев на появление странных незнакомцев – на лицах отчетливо читался страх.

– Ник! Эй Ник!

Брат прервал разговор со своим знакомым, подошел ко мне, выглянул из-за угла – и тут же отпрянул, дернул меня за рукав.

– Бежим!

– Что произошло?

Ник ничего не отвечая, потащил меня вглубь переулка. Крикнул что-то африканцу, тот подпрыгнул и бросился к стене, в самую глубь переулка. Нервно оглянулся, стукнул по ней несколько раз по ней кулаков – и на моих глазах в стене открылась почти невидимая дверь.

– Бежим, быстро! – Ник бежал со всех ног, огибая штабели мешков, я едва поспевал за ним – здесь копы!

– Копы? А мы то тут причем?

Ник ничего не отвечая нырнул в темноту дверного проема, я побежал за ним, совершенно не представляя, от кого мы бежим и почему. Дверь за нами захлопнулась.

Нас со всех сторон окутала тьма и запах какой-то гнили. Освещения и окон не было, только какой-то коридор…

– Иди за мной! – бросил Ник – только осторожно!

Не подсвечивая даже фонарями, мы шли по каким-то темным коридорам, сворачивали то влево то вправо. Один раз спустились по какой-то темной лестнице и прошли по коридору видимо под землей. Потом выбрались на поверхность. Еще поворот – и я увидел открытую дверь и солнечный свет за ней. Черт, никогда не был так рад вновь увидеть солнечный свет…

Африканец стоял около двери, провожая нас. Ник сперва осторожно выглянул, осмотрелся и только потом, пожав руку африканцу, вышел. На выходе африканец протянул руку и мне. Я пожал ее – африканец внимательно смотрел мне в глаза, словно запоминая. Он что-то сказал на своем языке – я не понял, но вежливо наклонил голову. Тогда он засмеялся и указал на улицу, где меня уже ждал нервно оглядывающийся Ник.

– Что это было? – просил я Ника, когда мы шли какими-то заплеванными, грязными переулками, возвращаясь в отель – Копы. Они здесь совсем обнаглели.

– Послушай, ник – жестко начал я – ты конечно вправе делать все, что тебе заблагорассудится, но тебе не кажется, что я имею право знать, что за дерьмо здесь вообще происходит? Почему ты так испугался копов? Почему мы их должны бояться, ведь мы иностранные туристы. Это что – твои хвосты по алмазным делам или?

– Или – ответил Ник, огляделся, уселся на какой-то ящик, указал мне на соседний – вот и именно что – или. Давай-ка, присядь и послушай меня. Время у нас еще есть, хоть и немного.

Я огляделся по сторонами, не нашел ничего чистого, на что можно было бы сесть и просто сел на корточки рядом с Ником.

– Человек, с которым я встречался… Его зовут Дэвид Нкомо. Он дальний родственник Джошуа Нкомо, умершего десять лет назад. Здесь много чего происходит, Эд, о чем ты должен знать. Дэвид – один из руководителей импи – боевых отрядов матабелов.

– И какие же у тебя дела с террористами? – скептически поинтересовался я – Импи – не террористы. Они просто пытаются выжить и защитить свой народ от шонов и их руководителя Роберта Мугабе, который терзает эту страну вот уже тридцать лет. Ты слышал об операции "Летний дождь"?

– Ты знаешь, это сказочка про выживание и защиту своего народа очень мне напоминает отговорки арабских террористов – мол, они просто хотят защитить свой народ от Большого Сатаны (весьма распространенное название США на арабском Востоке – прим автора). И им многие верят, особенно арабская улица – хотя это бред самый настоящий. Корень девяноста процентов терактов – в деньгах и финансовых интересах. Я этого – нахлебался досыта. Впрочем, если ты веришь в эти бредни – дело твое.

– Я могу продолжать? – с ноткой обиды в голосе спросил брат – Да ради бога…

– Так вот, операция "Летний дождь". После того, как Ян Смит, белый премьер-министр этой страны согласился уйти в отставку, были назначены выборы. Демократические.

Демократические в кавычках, потому что Африка и демократия – вещи принципиально несовместимые. Любой демократически избранный президент здесь не успокоится, пока не получит статус пожизненного президента и "отца нации". Вам, американцам, этого не понять, вы живете в другом мире – мире грез и фантазий о честном и справедливом выборе, который может сделать любой человек.

– Да куда уж нам… – хмыкнул я – Так вот – выборы прошли честно и демократично – верней наблюдатели заявили, что они прошли честно и демократично. Они видели то, что хотели видеть – потому что произошло главное. Им удалось отстранить от власти парию от политики – Яна Смита, человека сделавшего для этой страны столь много, что это сложно охарактеризовать словами. Смит был опасен для них, он отказался подчиниться требованиям британского Форин-Офиса, уйти в отставку и передать власть черным в ноябре шестьдесят пятого. Вместо этого он самовольно провозгласил независимость и объявил о том, что страна делает ставку на свои силы. Этого ему простить не могли. И когда в восьмидесятом боевики Роберта Мугабе врывались в дома с автоматами и заявляли, что если ты не проголосуешь правильно – то мы отрежем голову тебе, твоей жене и детям – международные наблюдатели закрывали на это глаза.

Роберт Мугабе пришел к власти. Вполне демократично – голосованием, если не считать насилие в ходе выборов. Но сразу после выборов он решил, что должен навсегда решить вопрос с матабелами. И решить его по методу мафии – нет человека, нет проблемы. Он создал пятую бригаду армии Зимбабве, пригласил северокорейских инструкторов – и через год отдал приказ поголовно уничтожить матабелов. Всех до единого. В ходе той операции "Летний дождь" погибло от двадцати до пятидесяти тысяч человек, по разным оценкам – причем я склоняюсь к верхней границе. Уцелели только те, кто сумел убежать. Так как думаешь – матабелам нужны боевые отряды?

– Ну, допустим. И причем здесь ты – ты что, стал радетелем за права угнетенного чернокожего населения? Что-то по тебе не заметно.

– Нет, конечно… Нет. Радетелем за права чернокожего населения я не стал. Но Дэвид мой друг, более того – он раньше служил в отряде "Скауты Селуса". И прекрасно помнит те времена. У матабелов есть разные мнения насчет того, что делать – Дэвид и его сторонники считают, что нужно вернуть времена Смита.

– О как! Черные выступают за то, чтобы была власть белых!

– Примерно так. Хотя ты мало знаешь о Родезии. Власти только белых там не было, черные имели право служить в армии, голосовать на выборах, если у них было имущество на определенную сумму или образование. Армия была смешанной – многие части были интегрированными, в них служили как белые, так и черные. В "скаутах" черных вообще было большинство. И кстати, образовательный и имущественный ценз на выборах относился в равно степени, как к черным, так и к белым. Так что Эд – да, даже черные хотят возврата к прежним временам. Не все конечно, но самые разумные понимают, что если к власти приходит представитель одного племени, то для других живущих в стране племен это может означать все что угодно, вплоть до геноцида. Расизм и трайбализм здесь – не клеймо, это образ жизни. Чужое племя – всегда подлежащие уничтожению враги. Государство, построенное черными – обречено на возмездие за возмездием. Поэтому единственный способ вырваться из кровавой карусели – если к власти приходят белые, относящиеся одинаково ко всем. Только тогда перестанет литься кровь. И в этом мы с Дэвидом – имеем совершенно одинаковые взгляды.

Крыша у меня ехала капитально… Стоило честно признаться самому себе, что и раньше не понимал, что здесь происходит. А теперь и вовсе перестал понимать.

Черные – за апартеид… Нет, это надо же…

– А ты, надо понимать, тоже выступаешь за власть белых?

– Вот именно. И рано или поздно мы этого добьемся.

Интересные дела… Эх и вляпался же я. Думал в уголовщину. А оказалось – в политику.

– А причем тут копы?

– А черт их знает… Настучал видимо кто-то – Ник поднялся со своего грязного ящика и принялся отряхиваться – в любом случае – местные копы нам не друзья и оказаться в местном участке я не желаю, оттуда можно и не выйти. Давай-ка двинем в отель, вещи собрать – лучше, если мы сегодня свалим из города…

Зимбабве

База ВСС Зимбабве "Мтоко" 08 июля 2009 года – Это они?

– Да, господин министр…

Аль-Мумит сидел в бронированной Тойоте ЛэндКрузер, принадлежащей министру национальной безопасности Мутасе и, как и он внимательно наблюдал за небом над взлетно-посадочной полосой. Министр сидел на заднем сидении машины, аль-Мумит на переднем. Кроме них, в машине был водитель телохранитель – здоровенный негр в камуфляже, рядом с рулем был укреплен автомат АКМС. Для того, чтобы отключить телохранителя ударом ребром ладони по горлу и добраться до автомата аль-Мумиту потребовалась бы секунда, максимум полторы. Здесь не знали, что такое терроризм, исламский экстремизм и ассассины – фанатичные убийцы, к числу которых принадлежал и аль-Мумит. Здесь всегда вели расовые войны и войны племенные – но никогда религиозные. Что же – с холодной яростью подумал аль-Мумит – настанет время, когда здесь все изменится. И в его силах это время приблизить…

Старый "Антонов-12", на котором опознавательные знаки советской авиации были закрашены крикливой эмблемой одной из чартерных авиакомпаний, готовых возить что угодно, куда угодно и не задавать лишних вопросов, появился с севера, плавно зашел на полосу. Четыре турбовинтовых мотора с грозным ревом тащили старый самолет в воздухе, несмотря на то, что машина вылетала все сроки, она продолжала работать и приносить прибыль. Самолет грузно плюхнулся на полосу, пробежал по бетонке и начал заруливать к ангарам, где и стояла Тойота.

– Господин министр… – с почтением в голосе произнес аль-Мумит – давайте встретим моих друзей…

– Да, да. Давайте их встретим. – в голове министра мысли об очередном конверте затмили все остальное, он даже сам открыл тяжелую бронированную дверь, не дожидаясь, пока это сделает охранник. Вместе с аль-Мумитом они пошли к останавливающему двигатели "Антонову", охранник шел следом, грозно таращась по сторонам и сжимая в руках автомат.

Со скрипом пошла вниз аппарель, открывая темное чрево самолета. У самого края стоял человек, одетый в камуфляж, но без оружия. Он и аль-Мумит одновременно вскинули руки в условном приветствии, означающем, что все идет нормально и ни один из них не находится под контролем антитеррористических сил. Если бы было по-другому – приветствие бы чуть отличалось, и группа террористов пошла бы на захват базы…

– Это ваши друзья? – министр забыл очки в машине и теперь близоруко щурился, пытаясь разглядеть людей в темном чреве транспортника.

– Да, господин министр…

Командир прибывшей группы сбежал по легшей на бетонку аппарели, обнял аль-Мумита.

– Я рад тебя видеть, Али…

– Да хранит тебя Аллах, брат…

Охранник, прикрывающий министра уже просек ситуацию, даже его куриных мозгов на это хватило – и теперь он в ужасе тискал свой автомат, понимая что боевиков несколько десятков и ничего он сделать не сможет. Министр же близоруко всматривался в аль-Мумита и Али.

– Господин… Иверсон.

– А, конечно… – аль-Мумит достал из кармана второй конверт и вручил его министру, тот с радостью ощупал его и убрал в карман брюк – кстати… Вы нам покажете машины для охоты, об аренде которых мы вчера договорились?

– Да, давайте их посмотрим. Вон тот ангар… Сезе, проводи… Давай…

Охранник, нервно посматривая по сторонам направился к ангару, Али, аль-Мумит, министр и еще несколько человек из севшего борта направились следом. Аль-Мумит поддерживал министра под руку, но только для того, чтобы быть как можно ближе к нему.

В ангаре было все, как и договаривались. Два Ленд-Ровера семидесятой серии, старые и подержанные, но все еще рабочие – простые и неприхотливые как молоток, идеально подходящие для поездок по африканской глубинке. Два джипа Тойота старой, еще сороковой модели – никакого сходства с новым ЛэндКруизером-200 министра, зато простые, дешевые и надежные. И два легких полноприводных грузовика Унимог защитного цвета семидесятых годов выпуска, раньше явно послуживших в армии. Над кабиной водителя был натянут тент, но его можно было снять, и получался этакий грузовик-кабриолет, с которого можно было стрелять даже с водительской кабины.

– Это как раз то, что нужно, господин Мутаса – и третий конверт поменял своего владельца – позвольте я провожу вас до машины…

Али показал глазами на министра, аль-Мумит едва заметно отрицательно кивнул головой. И впрямь – какой смысл убирать такого вот придурка…

Зимбабве, северный Матабелелэнд

Бывшее имение "Кингхилл" 07 июля 2009 года Из отеля мы смылись ночью – вечером Ник отогнал в переулок наш ЛэндРовер, а ночью я и Марина смылись по пожарной лестнице из отеля, сели в машину и тронулись на выезд из города.

Меня снова поразила Марина – она не задала ни слова, восприняла слова, что нужно ночью смываться из отеля по пожарной лестнице как нечто вполне нормальное, житейское. И передвигалась она так, что ее не слышал даже я – бесшумно как кошка.

Ну, ладно я. Морская пехота США плюс антитеррористический спецназ дают немало полезных навыков выживания. А у нее откуда эти навыки? Вопросов я задавать не стал – не время.

Уже когда мы выехали из города и стояли на обочине, разбирая и заряжая оружие, ночь неожиданно разрезал луч фары – искателя. Магазин был у меня уже пристегнут к автомату – поэтому я рванул на себя затвор, падая на землю, и перекатом выходя из освещенного круга. Словно кошка скользнула во тьму Марина, не забыв прихватить с собой винтовку – Эд, Эд… Стойте!

Неизвестная машина, ослепившая нас, остановилась метрах в десяти, от нее что-то крикнули. Брат ответил на том же языке и положил автомат на капот.

– Это Дэвид. Спокойно, он поедет с нами.

Из тьмы на свет, держа в руках старый автомат Калашникова с деревянным прикладом, вышел африканец, тот самый с которым Ник разговаривал на рынке. Посмотрел на меня он, что-то сказал.

– Что он сказал?

– Он говорит, что ты двигаешься и действуешь как воин. Это похвала с его стороны – ответил Ник – Передай ему – пусть идет в задницу… – проворчал я, поднимаясь с земли и отряхивая одежду.

– Может, покажешь дорогу? – спокойно сказал африканец на прекрасном английском…

О, как!

– Вы знаете английский?

– И неплохо – кивнул африканец – здесь когда то давно было прекрасное образование и все кто хотел учиться – учились. Это было давно, при нкози Смите, тогда даже заставляли отдавать детей в школы и учить английский язык. Сейчас у нас в Матабелелэнде учиться негде, даже если хочешь учиться.

– Вы на меня зла не держите, я не имел в виду ничего такого… – произнес я – Вы американец – вопросом на вопрос ответил Дэвид – Да…

– Заметно…

Что-то бросив Нику на своем языке, Дэвид повернулся и пошел к своей машине, скрытой тьмой. Я с понурым видом подошел к ЛэндРоверу, Ника же эта ситуация откровенно забавляла, он с трудом удерживался от того, чтобы рассмеяться.

– И что я должен сделать, чтобы исправить ошибку?

– Ну… я думаю, пары ниток бус, зеркальца и пудреницы будет достаточно…

– Да пошел ты со своим стебом! – в сердцах сказал я, залезая в машину.

Невидимая машина заворчала мотором, двинулась во тьме – и только тогда из мрака появилась Марина, проскользнула на заднее сидение, сжимая в руках винтовку. Вот это номера – она же нас страховала!

– Не доверяешь? – усмехнулся Ник, заводя мотор – Я удивляюсь, почему нигерам доверяешь ты…

– Это свои…

– До поры до времени.

ЛэндРовер тронулся в путь, ориентируясь по свету впереди. До рассвета было еще два часа…

Поспать мне так и не удалось. Тряска в машине, идущей по неровной местности была такой, что, несмотря на усиленную подвеску, иногда пробивало до ограничителей.

Ник вел машину, что-то насвистывая, я же с тревогой вглядывался во тьму, обступавшую машину. То здесь то там вспыхивали парные точки – чьи то глаза, принадлежавшие явно кошачьим. Иногда темноту разрывал низкий, громовой рык…

– Это кто?

– Львы… – беззаботно ответил брат – раньше их численность регулировали, здесь ведь пасся скот. А теперь скота нет, да и на сафари сюда ездить небезопасно – вот они и расплодись. Голодные, бедняги.

От последних слов Ника мне стало как-то не по себе.

– А нами они не могут закусить?

– Почему не могут – могут, конечно. Но не тогда когда мы в движущейся машине.

Вот если машина сломается – тогда дело плохо.

Я начал мысленно перебирать всю нашу подготовку машины, вспоминая, не схалтурил ли где…

– А чем они питаются сейчас?

– Антилопы, буйволы если получится. Козы местные. Могут и ниггером закусить.

Буйвол вообще зверь опасный – перескочи на другую тему Ник – если бы у меня был выбор. Идти на льва или на буйвола я бы выбрал льва. Буйвол может весить семьсот – восемьсот килограммов, и если лев перед нападением всегда рычит, то буйвол нападает бесшумно, и всегда старается зайти сзади. Умная зверюга!

– А Дэвид зачем едет с нами?

– Он авторитет среди местных матабелов, в том числе тех, кто живет сейчас в комунне в доме нашего деда. Он поможет…

– Он знает?

– Ты что, сдурел? Нет, конечно. Мы с ним другие дела ведем. Заодно он проверит свою сеть в этом районе. Официально – он будет нашим проводником, без него я бы в Матабелелэнд не сунулся. Здесь иногда даже отдельные бронетранспортеры с солдатами бесследно пропадают…

– А сколько здесь этих самых импи?

– Несколько тысяч. С легким стрелковым оружием, минометами, РПГ, установками для пуска ракет.

– И вы впрямь думаете, что с такими силами одолеете армию Роберта Мугабе?

– Пока живем, надеемся…

Дом выплывал медленно, подсвечиваемый робкими лучиками только всходящего, показавшегося самым краешком из-за горизонта солнца. Еще не высвечены были светом беспощадного дня проломы в стенах и текущая крыша, сломанные заборы и разрушенное парадное крыльцо – сложенный больше ста лет назад из каменных валунов дом казался нетронутым островом цивилизованности в безбрежном море дикости…

– Слушай, может, проверим, кто там есть, в этом доме?

– В этом доме живет комунна матабелов. Дэвид гарантирует, что никого кроме них там нет. Если хочешь – возьми винтовку, проверь.

И тот дело. Повернулся назад, потянулся за винтовкой – на заднем сидении спала Марина. Спала крепко и толчки подвески ее не будили. Стараясь не шуметь, я снял со стойки между передними и задними сидениями, Винчестер, навел оптический прицел на дом. Трясло изрядно, да и тень еще висела над землей, скрывая дом – но кое-что я все-таки увидел…

И проломленную стену, около которой толпились козы. И объеденные столетние деревья – все те же козы постарались. И выбитые окна – в доме не было ни одного целого окна. И крышу с огромными провалами и проломами. Огромный дом, несмотря на то, что в нем жили люди, выглядел больным, заброшенным и покинутым…

Когда мы подрулили к дому, некоторые его обитатели уже вышли из дома и с любопытством смотрели на нежданных гостей. Никакого, даже малейшего намека на ненависть или агрессивность, я не заметил, скорее в их глазах проскальзывало любопытство. На Дэвида же и двух его спутников, которые тоже, по видимому были импи, люди смотрели с восхищением. Он был плоть от плоти, воином и защитником этого народа – в тот момент я это понял и осознал. Мы же в глазах матабелов были чужаками – хоть и на своей, политой кровью предков земле.

– Ну… как тебе нравится на земле наших предков? – Ник был бы не Ником, если бы и здесь не нашел что-нибудь смешное, повод для стеба…

– Нравится… – мрачно сказал я – лучше вот что. Ты где машину собираешься ставить?

– Да здесь где-нибудь…

– Или растащат или хуже того – взорвут. Что-то мне вообще здесь не нравится…

Предлагаю вот что – отгони машину от дома и замаскируй ее. Хотя бы в какое-нибудь пустое помещение загони и оставь. Место найдешь, ты же лучше меня в местных особенностях разбираешься. И возвращайся – часть припасов оставим там, часть возьмем с собой.

– А что – идея хорошая…

– А я пока пройдусь…

Повесив автомат на плечо, я проводил взглядом отъезжающий ЛэндРовер. Здесь я не был уже больше тридцати лет, и никак не думал, что посетить эту страну мне придется с автоматом в руках. Хотя был американским гражданином, рожденным в Америке, эту страну я помнил и любил, ибо детство мое прошло здесь, в этом краю.

Здесь и тогда было опасно – когда я родился, уже шла война, негритянские банды нападали на фермеров, угоняли скот, убивали людей, обстреливали дома из минометов и РПГ. Я помнил и прожектора по углам дома, и колючую проволоку, которой были обтянуты заборы и загоны для скота, и стальные ставни на окнах, и автоматы в руках фермеров, с которыми они обращались также спокойно и обыденно, как с тракторными рычагами. Но я помнил и многое другое – вкус молока, только что надоенного, на завтрак… Шашлык на природе – когда здоровенный кусок отборного филея жарят на решетке, а потом разрезают на ломти и из-под ножа струями брызжет сок… Тот львенок, отбившийся от прайда – отец едва успел унести меня на руках к Лэндроверу, как на горизонте появилась разыскивающая своего львенка львица… Терпкое южноафриканское вино – отец категорически запретил мне пробовать его хоть глоток, и я стащил бокал, за что получил ремнем…

Огромное стадо скота – впереди шел громадный, пошатывающийся от своего веса бык-производитель весом больше тонны, он шел, с презрением поглядывая на весь окружающий мир, и его рога по остроте не уступали рыцарским копьям. Теленок – я назвал его Микки, и он стал талисманом фермы, а к полутора годам вырос в огромного племенного быка – производителя. Но на крик "Микки!" он отзывался всегда, и шумно сотрясая копытами землю, бежал ко мне, чтобы отведать соленый кусок хлеба. Мать боялась, что такое огромное животное затопчет меня – но Микки всегда подходил ко мне очень осторожно. Работники фермы – дед всегда посылал их детей, кто того хотел, учиться в школу за счет хозяина.

И этого мира больше не было. Он исчез, унесенный смертью. Пули и гранаты террористов, эмбарго и международное давление смели этот мир, разрушили его, растоптали. Белые фермеры бежали, в большинстве своем в ЮАР, уводя с собой скот, продавая за бесценок нажитое поколениями своих предков. Остановились заводы и фабрики, начали закрываться шахты, исчез скот с пастбищ. Пламя междоусобной войны, раз опалив эту землю, уже не уходило с нее – изгнав белых, черные начали с упоением вырезать друг друга. Та страна, что была в свое время раем, стала логовищем огня…

Глядя по сторонам, я узнавал – и не узнавал. Тот же самый дом, в который я приехал в коляске, когда мне не было и года – тот самый, построенный из каменных валунов моими предками больше ста лет назад, семейное гнездо де Ветов, в котором находился стол и кров для каждого – он по-прежнему горделиво возвышался над миром, словно утверждая незыблемость времени. Его стены наверное устояли бы и перед артиллерийским обстрелом – но все стекла были выбиты, ведущая к особняку лестница наполовину разрушена, перил больше не было. Второй этаж дома был сделан из дерева – и его время не пощадило – тот тут то там виднелись проломы, как будто стены пробивал обезумевший носорог, окна были завешаны какими-то грязными тряпками. На одном из обломков перил террасы гордо сидел петух…

Скота больше не было – получившие независимость гордые матабелы-скотоводы больше не разводили крупный скот, племенных быков – они разводили коз. При дедушке слово "козопас" считалось страшным оскорблением – сейчас же козы виднелись повсюду. С меканьем они ходили по двору, жевали обрывки травы, гадили где попало.

Козьим и куриным дерьмом был завален весь, некогда ежедневно выметавшийся до блеска двор.

Не было и техники – когда-то здесь было три трактора и четыре грузовика, не считая джипов – сейчас не было ни одного. Один из тракторов, гусеничный "Фергюсон" с открытой кабиной, стоял у самых ангаров, наполовину разобранный, остальных я не видел, но был уверен, что их нет. Смысла держать технику, чтобы разводить коз не было никакого…

– Вспоминаешь старые деньки? – Ник незаметно подошел сзади, хлопнул по плечу, отчего я нервно дернулся. Теряю квалификацию в этой поездке – во время службы ко мне со спины никто бы не подкрался. Или старею?

– За сколько продали эту ферму? – глухим голосом спросил я – Семьсот тысяч долларов США. Хорошо хоть скот удалось вывезти – а вот технику пришлось оставить – Мугабе запретил из этой страны вывозить чтобы то ни было.

Господи… При Яне Смите эта ферма по справедливой оценке стоила примерно пятнадцать миллионов долларов – только земля и постройки, не считая техники и скота. Семьсот тысяч долларов…

– Семьсот тысяч долларов… – тупо повторил я, глядя на царящую вокруг разруху, на ходящих вокруг негров…

– Вот именно, братишка. Семьсот тысяч долларов. Все что собиралось поколениями, оказывается, стоило всего семьсот тысяч долларов. А сейчас за эту землю не дадут и ста тысяч – потому что у негров нет ни денег, ни желания ее обрабатывать, а белых фермеров после изгнания двухтысячного года в эту страну не затащишь и на аркане. Вот тебе результат правления черных в течение всего одного поколения – Не черных! – раздался сзади голос Дэвида – не черных! А террористов и подонков!

– А ты ведь воевал вместе с этими террористами и подонками. Так как же вы не удержали страну? – упрекнул я Дэвида – Да, воевал. Я воевал сначала за свое племя с твоим отцом и дедом, потом я воевал против террористов в составе "Скаутов Селуса" (практика, надо сказать, распространенная в Родезии. Много террористов перевербовывали и они воевали против других террористов, даже в составе спецназа – прим автора). Я бы никогда не стал воевать за белых – но отец Ника и брат твоего отца мне кое-что объяснил.

Он объяснил, что если у власти белые – ни одному из племен не бывает обидно. А если кто-то из черных – другие племена никогда это не примут. Я понял это – жаль, что в свое время этого не поняли многие другие.

– Они расплатились за свои заблуждения, брат – вставил слово Ник – расплатились морем крови. Мугабе пытался уничтожить их народ, поголовно вырезать всех тех, кто сражался с ним в одном строю.

– Бессмысленный разговор… – подвел я итог. Чувствовал я себя совсем хреново – зрелище разрушенного дома, где я провел немало времени в детстве, произвело на меня угнетающее впечатление.

– Может разберемся со всем и поедем?

– Нет… – Ник покачал головой – местный нкози предложил нам разделить с ним стол. Отказаться – значит нанести смертельное оскорбление. А проблем с матабелами я не хочу. Задержимся на ночь, а утром, если найдем что хотели, двинемся в путь…

Стол даже не хочу вспоминать. Мясо какого-то животного (как мне потом объяснили – козла) – жесткое как подошва ботинка, вонючее. Я вообще люблю мясо с костра, но это… Съел через силу. Тем более, что за столом, отдавая дань уважения хозяевам, говорили на синдебеле, а я на этом языке не понимал ни слова. "Насытившись", я вышел из-за стола первым, поклонился, прижав руку к левой стороне груди. Не знаю, так ли принято благодарить – но матабелы и местный нкози восприняли это благосклонно. Выйдя из дома, я первым делом отстегнул с пояса небольшую серебряную фляжку, глотнул коньяка чтобы перебить тот ужасный вкус, воцарившийся у меня во рту. Господи, как вообще этим можно питаться?! И это страна, говядина из которой раньше ценилась как самая лучшая в мире…

– Ну, как тебе обед? – на воздух вышел и Ник – Спасибо… Еще один такой обед, и я заделаюсь вегетарианцем. Они что, не могли развести нормальный скот, они же его разводили испокон века?

– С козами проще – за ними ухаживать не надо. Да и перегнать в другое место их проще, если сюда идет армия…

– Ладно… Давай займемся делом. Фотография у тебя?

Ник достал из нагрудного кармана пробитую гвоздем фотографию, мы уставились на нее – Ты помнишь, что это за строение? – показал я на место, пробитое гвоздем – Смутно… Давно все таки было… Кажется это с другой стороны дома, там хранили инвентарь и запчасти для сельхозтехники. А на втором этаже складывали ненужные вещи из дома.

– Тогда пошли – глянем…

Обходя дом, я заметил Марину – та забралась на развесистое дерево, подобно огромной кошке и сейчас смотрела куда-то вдаль…

– Что это с ней? – недоуменно спросил я у Ника – А, не обращай внимания… Видимо воспоминания нахлынули… Не стоило ее с собой брать.

– Почему?

– Марина больна этой страной… Той, что была раньше. Как и мы все…

Обойдя дом, того самого строения мы, естественно не обнаружили. Походили в округе, проверили привязку к местности по фотографии – привязались правильно.