Текст книги "Ошибки (ЛП)"
Автор книги: WebbedUpKatanas
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Уэйд подходит к нему и забирает галстук, чтобы повязать его на шею Питера – с удивительной ловкостью.
– А ты хорош в этом. Привычка завязывать чужие галстуки? – спрашивает Питер, хитро ухмыляясь.
– Ревнуешь? – парирует Уэйд и целует его, а затем первым выходит из квартиры.
Питер глупо улыбается и с нежностью качает головой, закрывая дверь. Ты можешь одеть Уэйда в костюм, но ты не можешь помешать ему, если он захочет пройтись колесом по коридору.
Может быть, пойти с ним поужинать – это тоже ошибка, но Уэйд так счастлив, что Питеру плевать, даже если и так.
***
Только неделю спустя Питер понимает, в какой он заднице. Он лежит в постели, на перекрученных простынях, и спрашивает себя, что за дерьмо он творит.
Это неправильно.
Питер не должен трахаться с изувеченным болтливым наёмником, не умеющим затыкаться. Он не должен так хотеть попробовать его на вкус, сжать его член в руке, или обхватить губами, или почувствовать там, внутри.
Питер не должен предвкушать это до боли в теле, не должен дотрагиваться до себя, думая об Уэйде, представляя, как он смеётся, стонет и умоляет, как он кончает.
Питер уж точно не должен думать о том, что будет ждать Уэйда на новой миссии и как много времени он на неё потратит. Питер не должен беспокоиться о нём.
Но он беспокоится.
И это – ещё одна ошибка в давно позабытый перечень. Его самая страшная ошибка – забота об Уэйде и желание, чтобы между ними было что-то кроме секса.
Питер Паркер влюбляется в Уэйда Уилсона. Этого не должно было случиться.
Но он солгал бы, если бы сказал, что не рад этому.
Большинство Мстителей в курсе. Они не могли не заметить его отсутствие, которому он не мог подобрать оправдания, они не могли не заметить, что он постоянно торопится, чтобы увидеть Уэйда. И они глупо улыбались ему; это действительно напрягало.
Сложно отыскать что-то более пугающее, чем оказаться загнанным в угол группой женщин со сверхспособностями; любопытных женщин, жаждущих узнать, кто эта счастливица. С другой стороны, нет ничего смешнее, чем смотреть, как вытягиваются их лица, когда они понимают, что ответ «Дэдпул» – не шутка. О, Кэрол приходит в ярость.
Что ж, до остальных это доходит тоже. Тони вот сказал Питеру, что он сумасшедший (Люк Кейдж не преминул поддакнуть), а Кэп прочитал Питу одну из своих знаменитых нотаций, ненавязчиво напомнив, что Дэдпул неуравновешен и очень опасен, так что он надеется, что Питер будет осторожен. Ладно, это было почти мило – особенно когда Стив спросил, счастливы ли они вместе. У Питера духу не хватило сказать, что технически они даже не встречаются.
Они просто… они просто есть друг у друга. Они могли бы встречаться с самого начала – но оба слишком тупые для этого, да?
– Кхм… не знаю, заметил ли ты, но мы… мы вроде как встречаемся, – говорит Питер однажды ночью, устроившись с Дэдпулом на диване.
Уэйд издаёт странный тревожный звук, и на секунду Питеру становится страшно, что сейчас Дэдпул взбесится и врежет ему. Уэйд может трахаться с мужчиной хоть каждый день, но это не помешает ему постоянно отстаивать свою гетеросексуальность.
Сперва этот звук – всего лишь короткий писк, но он нарастает и нарастает, пока не превращается в свист, которому позавидовал бы даже чайник. Уэйд нелепо машет руками, словно пытается взлететь, и задевает пристроившегося у него под боком Питера.
– Я, чёрт возьми, говорил вам, парни! – вопит он, прекращая по-девчачьи визжать.
– Что? – переспрашивает Питер, с гримасой боли прижимая ладони к ушам и ёрзая – без тёплой тяжести Уэйда рядом становится неуютно.
– Я не тебе, – легкомысленно отмахивается Дэдпул, бегая вокруг кофейного столика.
– Мне тоже не верится! – продолжает он с очередным девчачьим взвизгом. Питер терпеливо ждёт: он давно усвоил, что это лучшая тактика, если Уэйд начинает разговаривать сам с собой.
– Значит ли это, что мы возьмёмся за руки, и ты сводишь меня в ресторан, вручишь мне подарок и будешь целовать меня на киносеансе?
Питер долго молчит – пока не понимает, что это уже говорят ему.
– Мы делаем это и так, – терпеливо отвечает Питер. Уэйд пристально смотрит на него.
– Ну и когда в последний раз ты что-то мне дарил? – обвиняюще спрашивает он.
– Я подарил тебе те идиотские фигурки Человека-Паука и Дэдпула. Те самые, которые ты постоянно ставишь в непристойные позы и оставляешь на комоде.
– Ах да, вылетело из головы, – говорит Уэйд, но улыбка, осветившая его лицо, почти сразу же меркнет. – Но ты никогда не даришь мне цветы, нижнее бельё или шоколадки в форме члена, которые мне так нравятся!
– Ты любишь цветы?
Уэйд моргает.
– О’кей, нет. Но я люблю нижнее бельё и шоколадные члены. Тебе что, сложно время от времени заглядывать в Victoria’s Secret? – упорствует он.
Питер целует его и тянет на себя.
– Хорошо, если ты продолжишь ныть, я куплю тебе что-нибудь красивое. Только выбери сам, какое бельё ты хочешь: кружевное, оборчатое, развратное…
Уэйд снова визжит и взволнованно обнимает его.
– Я тоже тебе что-нибудь подарю! – радостно говорит он. – Что насчёт огромного блестящего вибратора?
***
Он хлопает дверью так сильно, что висящая на стене картина в деревянной рамке падает на пол и эффектно разламывается. Если бы Питер был в лучшем настроении, он дал бы этому способу убийства десять баллов из десяти.
Но он не в лучшем настроении.
Питер матерится и делает шаг, чтобы в следующую секунду споткнуться о выпавший из шкафа веник. Чёрт возьми, сегодня весь мир сговорился против него!
Трудно не чувствовать себя отвратительно, если ты провёл весь день, выслушивая, как все, кого ты знаешь, поливают твоего парня дерьмом. Одну или две шутки Питер ещё может стерпеть, потому что он-то знает, что Уэйд – та ещё заноза в заднице. Он, чёрт побери, прекрасно это знает, он с Уэйдом больше года.
Но когда шутки продолжают сыпаться со всех сторон, сложно оставаться равнодушным. Сегодня он выслушивал их от героев, от злодеев, даже от своих не-то-чтобы-супер-друзей, и всё, на что хватило его выдержки, – не использовать их в качестве живых боксёрских груш.
По крайней мере, он ясно дал всем понять, что ему не нравятся такие шутки, когда выломал дверь. Питер весьма впечатляющ в гневе.
Гораздо хуже этих шуточек то, что он понимает: будь с Уэйдом кто-то другой, кто угодно, и Питер присоединился бы к общему веселью. Возможно, именно он придумывал бы шутки. И, на минуточку, Питер уже придумал парочку – намного лучше, чем прозвучавшие сегодня.
И ещё хуже то, что они шутили зло и жестоко, и в этом не было бы ни грамма дружеской насмешки. Есть разница между подшучиванием над Дэдпулом со стороны Питера – Питер, в конце концов, любит его – и тем, что он услышал сегодня.
Он виновато вздыхает. Может быть, он лицемер, и ему стоило бы извиниться за то, как он вёл себя с Уэйдом раньше…
Но это так сложно – сказать «прости меня». Питер мог бы подойти и сказать это, признать свою вину (свою огромную вину) и забить на это, но Уэйд… Уэйд рассмеётся ему в лицо, пряча под этим смехом боль и обиду. И будет избегать этой темы, пока Питер не перестанет пытаться поговорить с ним об этом.
Впрочем, возможно, нужно всего лишь показать Уэйду, как много он значит для Питера. Питер собирает в мусорный пакет битое стекло и шагает к выходу – стоит прикупить продуктов.
***
Когда Уэйд приходит домой, у самого порога сложен настоящий букет из оружия. Это не просто подарок, это знак; пушки и лезвия перевязаны красным бантом и вставлены, как цветы, в огромную стеклянную вазу на перетащенном сюда кофейном столике.
Уэйд осторожно дотрагивается до букета, любуясь метательными ножами, и лишь после замечает записку.
«Ты сказал, что не любишь цветы, так что мне пришлось импровизировать. Следуй за «лепестками роз», чтобы отыскать меня. С любовью, Питер»
Уэйд оглядывается, растерянно моргает, а потом хохочет.
Пол усыпан пакетиками из тако белл, и импровизированная тропа ведёт к его спальне, где, по всей видимости, ждёт Питер.
– Чувствую себя героем мелодрамы, – шепчет Уэйд, швыряя оружие на диван. Никакого оружия в спальне без разрешения Питера – они уже обсуждали это, нет смысла рисковать столь многообещающим началом.
– Ты девчонка, Уэйд! – кричат из спальни.
– Только потому, что твои ноги кажутся жирными в платье! – отвечает Уэйд, накрывая пальцами дверную ручку.
Пироманьяк в нём восторженно пританцовывает от огромного количества свечей, расставленных по полу. Питеру явно пришлось сражаться с боязнью огня – и, может быть, это что-то из серии «взгляни своим страхам в лицо», но Уэйд отмахивается от этой мысли. Питер надел свои узкие джинсы, те самые, которые обтягивают его задницу, как вторая кожа, и футболку Дэдпула – в неясных отблесках от пламени свеч выглядит это просто потрясающе.
– Вообще-то мне нравятся цветы. Но что-то я не заметил тут нижнего белья с изображением шоколадного члена… если только оно не на тебе.
Питер предпочитает проигнорировать сквозящую в его голосе нотку надежды и поднимается с кровати; поцелуй, который он дарит Уэйду, достоин Дневника Памяти. Ладно, быть может, не его, но, по меньшей мере, он намного круче Сумерек. Даже лучше Двадцати Семи Свадеб. Не то чтобы он вёл каталог поцелуев – это было бы странно.
– Ты ел хот-дог? – спрашивает Уэйд, как обычно, разрушая всю романтичную атмосферу.
– Заткнись, – говорит Питер, целуя его снова. – К тому же ты обожаешь хот-доги.
– А я и не говорил, что не, – отвечает Уэйд с ухмылкой.
Напряжение между ними не отдаёт неловкостью, но оно всё же есть – Питер никак не может решить, как воплотить в жизнь задуманное им.
– Я хочу кое-что сделать для тебя, – наконец говорит он тоном Дон Жуана, и эфемерные вздохи всех женщин, лишённых удовольствия опробовать его навыки в постели, разносятся по спальне.
Вот почему Питер почти обижен, когда Уэйд подозрительно смотрит на него и щурится.
– Для начала сними одежду и ляг на кровать, – говорит Питер, и подозрение во взгляде Уэйда сменяется взволнованным предвкушением.
– И сегодня даже не мой день рождения! – восторженно щебечет Уэйд, стягивая спандекс с пугающей скоростью (как ему удаётся не запутаться в нём? Ноги Питера попадают в ловушку штанин как минимум в восьмидесяти процентах случаев, и обычно в итоге он неуклюже падает на задницу).
Уэйд опускается на кровать с грациозностью лебедя, а затем перекатывается с бока на бок и чуть ли не подпрыгивает, пытаясь устроиться у изголовья. Питер снисходительно улыбается, неторопливо стягивая собственную одежду, и Уэйд не отказывает себе в удовольствии прокомментировать вслух тот факт, что белья на Питере нет.
– Уэйд, – говорит Питер, и бормотание ненадолго затихает. – То, что я хочу сделать… если… – неловкая пауза, – если тебе не понравится, просто скажи мне, ладно?
Уэйд фыркает, и Питер расценивает это как согласие. Он седлает ноги Уэйда и берёт его за руку, сжимая её в своей собственной.
Он начинает с малого – выцеловывает каждый из пальцев, мягко прижимаясь губами к грубой коже, там, где шрамы скрывают отпечатки. Он задаётся вопросом, как бы они выглядели, когда тянет указательный палец Уэйда себе в рот и вылизывает. Были бы они похожи на полосы, или на завитушки, или на петли? Жаль, что он никогда не узнает.
Вскоре он переходит к другой руке, целует и вылизывает каждый палец и изредка посматривает на Уэйда, чтобы оценить его реакцию. Лицо у Уэйда совершенно пустое, но глаза его пылают, когда Питер скользит губами по его запястью, целуя и пробуя кожу языком. Добравшись до локтя, он вылизывает и обсасывает ямку, пока не возвращается ко второй руке.
Уэйд рвано дышит, его грудь поднимается и опускается в такт торопливым вдохам-выдохам, и в позе его начинает сквозить напряжение, когда Питер приподнимается, чтобы прикусить кожу на его плече. Он упирается лбом в шею Уэйда, жадно вдыхая запах его тела, и наступившая тишина вынуждает его вскинуть голову.
Глаза у Уэйда тёмные, почти чёрные, и обжигающие. Питер обласкивает губами уголок его рта, пока тревожная морщинка меж бровей Уэйда не разглаживается.
– Всё в порядке? – спрашивает Питер, прослеживая губами контур чужой челюсти и добираясь языком до мочки уха.
– Горячий молодой парень покрывает меня поцелуями, а потом спрашивает, в порядке ли я. Ты и правда туповат, Питти, – Уэйд почти рычит. Питер прихватывает зубами кожу на его шее.
– Иногда, – соглашается он, зализывая ранку, оставленную им же, пусть она и исчезает через секунду.
Уэйд издаёт звук, похожий на судорожный вдох, когда Питер вылизывает бьющуюся на его шее жилку. Он соскакивает поцелуями с шеи на грудь, целует ниже, задевая губами соски…
Это грязно – это так грязно и так горячо, когда он сжимает зубы на одном из сосков и жадно ловит стон, который Уэйд пытается – и не может – подавить. Питер знает, о, Питер хорошо знает, как чувствительны соски Уэйда, а ему хочется растянуть удовольствие.
Он скользит языком по твёрдому мускулистому животу и, поднимая голову, сталкивается глазами с Уэйдом; уголок его губ опущен, и улыбка выходит кривой.
Питер улыбается в ответ и ныряет языком во впадинку пупка, рассчитывая ещё на один стон; и ему воздаётся сполна – руки Уэйда зарываются в его волосы, когда он спускается к паху, намеренно обходя вниманием твёрдый член, и прикусывает кожу на левом бедре. А потом кусает и правое – прямо перед тем, как соскользнуть ртом ниже.
Именно в этот момент у Уэйда срывает тормоза, и он нетерпеливо бормочет:
– Питер, я хочу познакомить тебя со своим членом. Пожалуйста, пожми ему руку, поцелуй его, сделай хоть что-нибудь! Как ты можешь просто игнорировать его, он прямо перед тобой!
– Терпение, Уэйд, сперва я хочу поцеловать тебя. Везде, – говорит Питер, кусая нежную кожу внутренней стороны бедра. Уэйд гулко сглатывает.
– Везде? – робко переспрашивает он.
Питер кивает и целует его под коленом, не дожидаясь его согласия.
Питер целует, целует, целует – целует каждый дюйм его ног, пока на головке члена Уэйда не показывается маленькая блестящая капелька; но он удивительно молчалив – и только комкает простыню в пальцах.
– Перевернись, – приказывает Питер, напоследок прижимаясь губами к его левой стопе.
– Питер…
– Пожалуйста? – Питер умоляюще смотрит на него, неосознанно выпятив нижнюю губу. Если бы он только знал, что такие выражения лица заставляют Уэйда таять, как мороженое, он непременно воспользовался бы таким преимуществом (и, пожалуй, начал бы этим злоупотреблять).
Уэйд стонет и дуется, в очередной раз доказывая, что он – просто ребёнок в теле смертоносного убийцы, но послушно поворачивается, и Питер поздравляет себя с победой.
Уэйд оглядывается на него через плечо и хмурится.
– Почему это ты пританцовываешь? Решил устроить странное диско-порно семидесятых?
– Ты полагаешь, что есть не странное диско-порно? – отшучивается Питер. Ментальные танцы победы лучше всего держать в уме.
– О. Ты не жил, если не видел, как цыпочка с огромной шевелюрой скачет на парне с ещё более огромной шевелюрой под Saturday Night Fever, – радостно говорит Уэйд.
– Да, давай, расскажи мне всё о диско-порно, умираю от нетерпения, – сухо отвечает Питер, вылизывая его позвоночник и улыбаясь, когда Уэйд выгибается.
– Нет-нет, я уже заткнулся. Пожалуйста, не останавливайся, – и он молчит, по меньшей мере, три минуты, пока Питер вылизывает его спину и бёдра, и Питер впечатлён, потому что уж он-то точно не удержался бы от стона, если бы Уэйд вот так лизнул его копчик.
– Хорошо. Новый план. Болтовня – это хорошо. Просто делай своё дело, а я поболтаю, о’кей?
Питер пытается не усмехаться – он слишком занят тем, что широко и мокро вылизывает языком ложбинку между ягодицами Уэйда.
– О, ну наконец-то что-то происходит. Ох, Питер, это так приятно – совсем как пушка, превращающаяся в огнемёт. О-о! Да, сильнее, давай, Пит, пожалуйста, сильнее… – он захлёбывается словами, и Питер продолжает дразнить его, вылизывая ложбинку; он почти стесняется того, как отчаянно Уэйд хочет его язык.
Наконец, он оставляет следы засосов на обеих ягодицах, а после мокро лижет дырку; Питеру приходится больно куснуть Уэйда за задницу, когда тот начинает отчаянно извиваться под ним. Медленное, ленивое обольщение превращается во взрыв, в животе Питера тяжелеет, и он награждает Уэйда влажным прикосновением.
Уэйд почти мурлычет от удовольствия, и это потрясающе эротично – сердце Питера бешено колотится в рёбрах от того, как Уэйд под ним сходит с ума. Язык Питера кружит вокруг дырки, и Уэйд лихорадочно потирается о матрас, глуша стоны подушкой.
Пожар разгорается в его животе, когда Уэйд вжимается бёдрами в простынь и почти измученно шепчет:
– Пожалуйста, ну же, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, ты нужен мне…
– Перевернись, – говорит Питер и едва не падает, так поспешно Уэйд выполняет приказ. Наконец он вжимается ртом в член Уэйда, целуя влажную головку, длину и – напоследок, влажно и долго – поджавшиеся яйца.
Затем он поднимается выше, прижимается к губам Уэйда и целует его, пока Уэйд не кусает его за губу и не рычит:
– Убить меня пытаешься?
– Что? – Питеру уже отчаянно хочется поцеловать его снова.
– Убить меня. Сексом. Я имею в виду, в теории этот способ неплох, но лопнувшие яйца – так себе зрелище, Пит. Мне нужно…
Теперь Питер целует его мягче – и тянется к смазке, а потом вводит в себя сразу три пальца. Скользящие движения внутри сводят его с ума, и ему приходится добавить четвёртый.
– Я не пытаюсь убить тебя, – Питер задыхается, его сотрясает дрожь, когда он задевает простату. – Я пытаюсь показать тебе, насколько я… насколько я забочусь о тебе, – бормочет он, наклоняясь и вжимаясь губами Уэйду в ключицу. Уэйд толкается в его руку, когда Питер обхватывает его член смазанными пальцами.
– Оу.
Тишина между ними немного неловкая, но она исчезает, стоит Питеру направить член Уэйда в себя. Проникновение мучительно и неторопливо, Питер не позволяет Уэйду загнать ему на всю длину сразу, и оба шипят от острой волны удовольствия.
– Пит, я знаю, ты пытаешься быть милым, но если ты не расслабишься, я… о-о… чёрт, да! А теперь скачи и не оглядывайся назад.
– Спасибо, Арагорн, – смеётся Питер и опускается, полностью насаживаясь на член Уэйда.
– Что это ты творишь, Арвен? Ты хорошенький, но… Господи! Чёрт, Питер, Питер, Питер, да!
Ногти Уэйда впиваются в его бёдра, пока Питер насаживается, насаживается, насаживается на твёрдый член, запрокинув голову от удовольствия. Невозможно полностью сконцентрироваться на Уэйде – слишком велико возбуждение, его бёдра дрожат, и Уэйд толкается навстречу, проникая глубже и глубже с каждым движением.
– Уэйд… – выдыхает Питер. Ноги не слушаются его, но руки покорны желанию обласкать грудь Уэйда мазками пальцев. Одна его ладонь прижимается к чужой щеке, они смотрят друг на друга, и Уэйд вбивается в его тело глубже, глубже, ещё глубже.
– Продолжай! – рычит он, и Питер продолжает, и Питер сжимается вокруг пульсирующего ствола, и Питер чувствует каждый дюйм – каждый дюйм горячей плоти внутри него.
– Я… о-о… я чувствую то же самое, чтоб ты знал, – говорит Уэйд с поразительной искренностью. – Забота, эмоции и… всё остальное.
Его слова сопровождаются рваными толчками и движением пальцев, обхвативших член Питера, и тот беззвучно кричит, кончая, и падает на грудь Уэйда, не чувствуя тела.
Руки Уэйда скользят по его спине, царапая кожу, пока Питер покрывает поцелуями его шею; и, конечно, именно этот момент выбирает Уэйд, чтобы поговорить. Кажется, его пугает странная нежность между ними.
– Ты же не думаешь… – в тишине спальни голос Уэйда кажется слишком громким.
– Это… это же не ошибка? – спрашивает он тихо, едва дыша, как тонущий человек.
Питер не отвечает – только поднимает голову и целует его, и его пальцы ложатся Уэйду на виски.
– Я слишком часто терял любимых, Пит, – снова пытается Уэйд и получает ещё один поцелуй – медленный и глубокий, длящийся так долго, что, когда он заканчивается, оба едва ли могут вспомнить, почему они остановились, если это так хорошо.
Уэйд ошеломлён; его глаза прикрыты, и он кажется сонным и довольным. Питер наклоняется вперёд и прижимается своим лбом к его.
– Я тоже, – говорит он, и Уэйд понимает всё без слов.
Они засыпают, сжимая друг друга в объятиях, переплетясь конечностями, и впервые за долгое время всё, что они потеряли, не гложет их – ведь они нашли друг друга.
***
На следующий день Уэйд взрывает тостер, и Питер выгоняет его из спальни. Ночью, встав, чтобы выпить воды, он обнаруживает Уэйда скрючившимся на диване с включённым телевизором.
– Ты идёшь спать или нет? – ворчит Питер, с весельем наблюдая за тем, как Уэйд поднимается на ноги и торопливо возвращается в спальню.
Питер вздыхает. Питер изучает Уэйда заново. Уэйд стискивает его в объятиях, как кракен, готовящийся затопить корабль; Уэйд громок и груб и с трудом успокаивается даже ночью; Уэйд обожает преследование, и это, на самом-то деле, полное дерьмо. Уэйд – всё то, чего Питеру следовало бы избегать в партнёре.
Но потом Уэйд пойдёт и докажет, что он правда пытается стать хорошим парнем, или скажет что-то настолько милое, удивительно милое, что у Питера сердце дрогнет – неважно, как сильно он злится. Недостатки Уэйда могут быть ужасны, но чем больше Питер присматривается, тем отчётливее он понимает, что Уэйда Уилсона могут ранить – но никогда не сломают.
Это не сказочные отношения из любовных романов, но такое и не имеет смысла, когда один надевает костюм Человека-Паука и бродит по улицам города, предотвращая преступления, а второй готов убивать, если ему за это заплатят. Выбросьте из головы чушь про цветочки, радугу и вечное солнце – в их прошлом слишком много грусти и боли, чтобы верить в подобное. Но они всегда могут опереться друг на друга, и, несмотря на все свои недостатки, Уэйд заботится о Питере – и этого достаточно.
Так что, может, их отношения и не идеальны, но Питер знает наверняка: у них он обязательно будет, этот пресловутый хэппи энд. С ошибками и всем прочим.
