Текст книги "Ошибки (ЛП)"
Автор книги: WebbedUpKatanas
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Первой ошибкой Питера было решение надраться на вечеринке Тони, а потом снять рубашку и станцевать на столе. Он даже не помнит, что именно это был за стол, но у него есть причины подозревать стол с едой. Гуакамоле, обнаруженный в его носках на следующее утро, – вполне себе неопровержимое доказательство.
Не то чтобы он мог припомнить эту ночь во всех подробностях, но он уверен, что Джессика снимала его танец. Позже ему придётся поговорить с ней – как пауку с пауком.
Второй его ошибкой было отказаться переночевать в одном из шикарных номеров, снятых Тони специально для тех, кто, как и Питер, влил в себя слишком много текилы.
Ну, если уж быть честным, свалил Питер только потому, что ему очень, очень нужно было глотнуть свежего воздуха – особенно после того, как он случайно увидел Тони стоящим на коленях перед Стивом. Удивительно, что его не вырвало, серьёзно, он всё ещё не может вспоминать это без содрогания. Как будто он увидел, как его родители делают это.
Уйти домой было бы проще, чем после посмотреть им в глаза, если бы они решили вернуться на вечеринку. Кроме того, погода была замечательная, а Питер обожал ночной Нью-Йорк.
Его третьей ошибкой была попытка сразиться с невесть откуда вылезшим Дэдпулом (у него определённо был редкий дар появляться не в том месте и не в то время), особенно учитывая то, что Дэдпул смешил его, комментируя каждое его действие, как будто они участвовали в битве покемонов.
– Паучок пускает паутину. Чертовски эффективно!
В конце концов, смех, неловкое спотыкание и удары превратились в нелепую нескончаемую драку. Распалившийся Уэйд угрожал выдрать Питеру патлы и укусить его, если тот попытается играть грязно, и подвывал на каждый путаный ответ, который Питеру удавалось выдавить из себя. (По крайней мере, он думает, что всё-таки что-то говорил.) Они закружились, полностью погружённые в жар этого эпического сражения, пока Питер не почувствовал, что они находятся в опасной близости от оживлённой улицы.
Когда он вжал Уэйда в стену переулка и обнаружил неожиданную, волнующую тяжесть этого тела, прижатого к его собственному, он был слишком пьян, чтобы остановить себя от прикосновения к чужим губам прямо через маску.
И всё это привело к его четвёртой – и огромнейшей – ошибке. Теперь он мог официально внести жадные поцелуи с наёмником в грязном переулке в список «Топ Двадцать Самых Позорных Моментов В Моей Чёртовой Жизни».
Нет, они не трахнулись, хотя эта идея и показалась ему вдруг чертовски соблазнительной. Он обвинил во всём затуманенный пивом мозг и злобную суку текилу, из-за которой они обжимались так долго и из-за которой же его не оттолкнули рубцы, прощупывающиеся под тонким спандексом.
Тот факт, что ему всё-таки хватило мозгов задрать маску для большего удобства, и он продолжал потираться о пах Дэдпула, как озабоченный подросток, оправдать было чуть сложнее. Но Питер действительно был очень пьян, и у него так давно не было секса!
К счастью, он всё же был слишком трезв для того, чтобы зайти дальше поцелуев. Прежде, чем могло случиться что-то ещё, он отчаянно рванулся прочь, что-то невнятно пробормотал и помчался домой – ему предстояло разобраться с самым странным стояком в его жизни. К счастью, Дэдпул за ним не погнался – Питер не знал, что могло бы произойти, если бы он сделал это.
Утром всё это кажется всего лишь сном. По пути на кухню он спотыкается, потом наливает себе стакан воды. Голова раскалывается, от него несёт, как от пивоварни, его рубашка надета наизнанку, но всё это не имеет значения, когда он вспоминает руки Дэдпула под своей одеждой и его губы, скользящие по его собственным.
Он закидывается двумя таблетками адвила и падает в постель с мученическим стоном. О-о, алкоголь – определённо порождение дьявола… Должно быть, текила была очень крепкой, думает он, балансируя между сном и бодрствованием, а потом всё же засыпает, ещё ощущая жар тела Дэдпула.
***
Питеру удаётся избегать встречи с Уэйдом целый месяц после этой маленькой катастрофы.
Сначала он боялся, что новость об их стычке распространится со скоростью лесного пожара, потому что Дэдпул не умел держать язык за зубами и никогда не затыкался, но Уэйд не проговорился никому. И это было вроде как даже грустно, учитывая, что видео с танцами на столе уже стало достоянием общественности.
Встретить Уэйда снова, по меньшей мере, неловко.
Вероятно, было бы проще, если бы они сражались – с общим врагом или даже друг с другом, – но столкнуться с ним в продуктовом магазине… просто ужасно.
Довольно странно смотреть, как чувак в красно-чёрном спандексе забивает продуктовую тележку орео и доритос. Питер никогда даже не задумывался о том, что Дэдпул, как и все остальные, должен был где-то закупаться едой.
– Эй, Пити! Как жизнь? – взволнованно орёт Уэйд, напугав пожилую леди, которая предпочла убраться отсюда подальше, сердито бормоча что-то про зло в костюме. Немного несправедливо, что из-за таких людей, как Уэйд, Питер получает плохие отзывы. Он проклинает Везение Питера Паркера – это оно виновато в том, что Дэдпул поймал его, прежде чем он смог спрятаться за стопкой упаковок макарон по скидке (хотя он улучил минутку, чтобы схватить несколько коробок).
– Э-э… всё хорошо. А у тебя?
Это отвратительно неловко – совсем как встреча со знакомой из средней школы, чьё имя ты не можешь вспомнить (зато ты всё ещё помнишь, как целовался с ней однажды и как она засунула свой язык тебе в рот).
– Просто чудесно. Подумываю устроить марафон Золотых Девочек, – Уэ йд взволнованно подпрыгивает на месте. Питер понятия не имеет, как кто-то настолько жестокий может так переживать из-за кучки старушек, но, о’кей, он вынужден признать, что Бланш просто уморительна.
– Хочешь присоединиться ко мне? – спрашивает Уэйд с широченной улыбкой. Питер даже не может придумать, чего он хотел бы меньше, чем этого.
– Нет-нет, не стоит.
– Ну давай, мы можем отпадно провести время! Полюбуемся на сексуальных любвеобильных мамаш, пожрём фастфуда, обменяемся потрясными пидорскими шуточками… Главное – не шутить о том, что я тайно хотел бы вдуть клёну, и… я что, говорю всё это вслух? – спрашивает он, обеспокоенно оглядываясь.
Питер, ужаснувшись, делает осторожный шаг назад.
– Я… знаешь что, я всё-таки откажусь.
Это просто удивительно: он никогда не видел, чтобы кто-то так быстро переходил от состояния щенячьего восторга к депрессии, за исключением того раза, когда ему пришлось сказать Логану, что в холодильнике закончилось пиво.
– Оу. Понял. Слишком занят супергеройскими делишками и всё такое? Невелика потеря, я славно проведу время наедине с божественной Беа, – принимается трепаться Уэйд, с лёгкостью переходя к привычной манере поведения. Только вот Питеру никогда не приходило в голову, что это может быть манерой поведения – не естественным раздражающим состоянием.
– Нет, я не на дежурстве, – говорит он, задаваясь вопросом: почему, чёрт побери, его так волнует язык тела Уэйда, язык опустившихся плеч?
– Ясно, – глубокомысленно кивает Уэйд. Голос его звучит разочарованно и грустно. Питер проклинает себя за то, что это вообще его волнует – он мог бы просто уйти, использовав эту отговорку, вместо того, чтобы вести себя как мудак. Он не так уж злопамятен, просто злится на странное желание, вызванное поцелуями; на желание, которое он чувствует и теперь, когда думает о сумасшедшем наёмнике.
Питер закусывает губу. Не делай этого. Давай, Паркер, ты чист, и ты не обязан отшивать его, как сделал бы любой хороший парень.
– Просто… вот, – он копается в кармане в поисках ручки. – Напиши, где ты живёшь.
Он передаёт ухмыляющемуся Уэйду свой список покупок и ручку. Питер знать не знает, о чём он вообще думает, соглашаясь на это, но Уэйд так старался зарекомендовать себя, что, пожалуй, он заслужил шанс.
Уэйд отдаёт ему лист обратно; сбоку нацарапан адрес. Он также дополнил список анальной смазкой и индейкой, но Питеру реально не хочется об этом спрашивать.
– Мне потребуется больше чипсов, – напевает Уэйд, с ликованием швыряя в свою тележку ещё несколько упаковок.
– Хорошо, тогда увидимся позже, – говорит Питер, уже страшась возможных перспектив. Хочется верить, что это не окажется ошибкой номер пять.
***
Ему хватает терпения выждать два часа.
Два изнурительных часа, в течение которых он взвешивал все «за» и «против» идеи попросту не прийти. Он, вероятно, позвонил бы и отменил бы встречу, если бы Дэдпул дал ему номер, но у него не хватает смелости позвонить по 1-800-ДЭД-ПУЛ.
Наконец он приходит к выводу о том, что покончить со всем этим будет лучшим вариантом развития событий, и натягивает пальто и обувь, со вздохом оставляя дверь своей квартиры позади.
Дом Уэйда напоминает свалку, но другого Питер и не ждал, так что, собрав всё своё мужество в кулак, он подходит к двери и вежливо стучит, изо всех сил пытаясь не нервничать.
Двадцать секунд, два зловещих грохочущих звука и поток громких изобретательных проклятий спустя Уэйд открывает дверь, широко улыбаясь.
– Питти! Ты и правда пришёл! Нет, я вижу, но всё равно не могу в это поверить! Заходи, заходи!
Питер заглядывает в квартиру через его плечо, чтобы понять, с кем он разговаривает, но Уэйд больно хватает его за плечи, втягивая его в квартиру, которая, по мнению Питера, станет его персональной камерой пыток на следующие несколько часов.
Что касается камеры пыток, она вроде как даже симпатичная.
Тут куча грязных тарелок, сваленных на край стола, видимо, чтобы освободить место для двух мисок с чипсами и огромного ассортимента шоколадных батончиков, выложенных на кофейном столике. Диван огромный и – что неудивительно – красный, но он выглядит вполне чистым и удобным, и в конечном счёте здесь, должно быть, не грязнее, чем в его собственной квартире.
– М-м, миленько, – говорит Питер, когда его грубо пихают на диван.
– Спасибочки! Где мои манеры! Могу я предложить тебе напиток? Еду? Шлюху? Ещё у меня есть парочка пледов.
– Оу, эм, просто воды, – быстро говорит Питер, пытаясь успокоиться. Он лишь наполовину уверен в том, что про шлюху Дэдпул просто пошутил, и энтузиазм Уэйда слегка ошеломляет, но, по крайней мере, он возвращается с водой, и он даже потрудился налить её в чистый стакан, а это уже что-то.
Дэдпул прыгает на диван и безумно долго ёрзает, пытаясь усесться поудобнее, и в итоге оказывается рядом с Питером, ближе, чем это было бы комфортно, но их руки лишь едва соприкасаются, и этого слишком мало, чтобы потребовать, чтобы Дэдпул свалил.
Смотреть телик с Уэйдом оказывается чертовски весело – он в основном молчит, но иногда выкрикивает что-то в экран, передразнивая персонажей или споря с ними. Когда Питер смеётся в первый раз, Уэйд удивлённо замирает и косится на него краем глаза; его ухмылка становится всё шире и шире с каждым разом, когда ему удаётся развеселить Питера.
В какой-то момент Уэйд потягивается, и Питеру на мгновение кажется, что сейчас его попытаются приобнять за плечи, и от этого сердце бухает в его груди дико и бешено. К счастью, этого не происходит, но то, как изгибается тело Уэйда, выглядит почти непристойно, и Питера окатывает чувством стыда, когда он воображает, что он мог бы сделать, чтобы заставить Уэйда выгнуться так ещё раз.
Примерно в этот момент он начинает мысленно повторять: «не думай о сексе рядом с Уэйдом, не думай о сексе рядом с Уэйдом».
К сожалению, подсознание Питера ухватывается за эту тему с ликованием, и он проводит весь второй эпизод, тщетно пытаясь перестать пялиться на горло Дэдпула, когда тот сглатывает, закатав маску, чтобы отправить в рот очередную порцию доритос.
И всё становится только хуже, когда Дэдпул принимается слизывать сыр со своих перчаток. Как минимум негигиенично – кто знает, где могли побывать его перчатки. Но даже эта мысль не лишает привлекательности язык Уэйда, вылизывающий пальцы, и Питер солгал бы, если бы сказал, что эти перчатки его не заводят. Одной мысли об этих руках, руках в перчатках, скользящих по его животу, достаточно, чтобы Питеру стало душно от накатившего возбуждения.
Он торопливо глотает воду и молится об одном: чтобы Уэйд оставался сосредоточенным на телевидении. Худшее из всех возможных время для того, чтобы перевозбудиться, как будто он и без того не был напряжён из-за перспективы обсуждения их поцелуя в переулке…
Но заканчивается четвёртый эпизод – и, по всей видимости, Дэдпул забывает о том, что Питер сидит рядом с ним. Впрочем, зная разум Уэйда, он не будет удивлён, если Уэйд посчитает, что галлюцинировал его. Вообще-то это довольно жутко, но Питер не станет разубеждать его.
Должно быть, это глупо, но Питер позволяет себе расслабиться и пялится в экран; вскоре шоу и смешные комментарии Уэйда полностью поглощают его.
А потом Уэйд начинает мурлыкать себе под нос «Kiss the Girl» из Ариэль.
Потом он затягивает «It’s in His Kiss», а сразу после – «Rock and Roll all Nite», и эта песня уже не о поцелуях, но её поют Kiss, и Питера охватывает понимание.
Это просто смешно. Он должен разобраться с этим до того, как Уэйд закончит петь и вместо этого начнёт издавать звуки поцелуйчиков.
– Да, кстати об этом… – начинает Питер, привлекая внимание Уэйда.
– О том, что произошло в переулке? – с нетерпением спрашивает Уэйд. И это совсем не то, что он должен был спросить!
– Да, об этом. Я хотел поблагодарить тебя. Ну, знаешь, ты никому не растрепал этого… – говорит Питер, невольно краснея. Уэйд оскаливается.
– Да, так оно и работает, я целуюсь и не болтаю. Если только ты не заплатишь мне – тогда я распишу каждую секунду в подробностях и даже нарисую тебе пару картинок, если захочешь.
Питер никак не может понять, почему Дэдпул так молчалив. Обычно он говорит так быстро, что трудно вставить в этот поток речи хоть слово.
– То есть если бы кто-то заплатил тебе.? – спрашивает Питер – шутливо лишь отчасти.
– Ради тебя, Питти, я бы держал рот на замке, – сладко щебечет Дэдпул.
– Правда?
Уэйд вздыхает.
– Ладно-ладно, я бы не стал, но… это же ты! Человек-Паук. Кто бы мне поверил?
Удивительно – Питер чувствует себя намного лучше после этих слов.
– Отлично. Значит, я могу доверять тебе, – говорит он, стараясь не замечать, как радуется этому Дэдпул.
Он не может пошевелиться, когда губы Уэйда накрывают его собственные. На секунду Питер позволяет себе забыть, где он и с кем, и возвращает поцелуй, потому что ему так хорошо…
Затем разум возвращается к нему, и он с силой отталкивает Уэйда. Он закусывает губу, чтобы удержаться от истеричного смешка; Уэйд падает, едва не сломав подлокотник.
– Что ты делаешь?! – хрипит Питер и вжимается в противоположный подлокотник, оставляя между ними безопасное пространство.
– Я думал, это подходящий момент! – кричит Уэйд, пытаясь (что ему не удаётся) эротично облизнуть губы. Питера прошибает дрожью, и, к его ужасу, это не дрожь отвращения.
– Нет! Нет, чёрт возьми, это не подходящий момент! Боже, Уэйд… – Питер подскакивает на ноги, и Уэйд набрасывается на него, хватая его за руку.
– Не уходи, мы даже не досмотрели сезон!
– Ты слишком громко хмыкал и не давал мне сосредоточиться, – говорит Питер. Попытка вырваться из хватки Уэйда больше похожа на попытку соскоблить жвачку с подошвы – трудно, неудобно и очень липко.
– Питти, просто сядь. Нам даже не нужно раздеваться, если хочешь, мы можем просто целоваться, – Уэйд капризно скулит, дёргая его за руку.
– Боже правый. Нет. Этого быть не может. Да я даже не хотел целовать тебя тогда! Не знаю, что на меня нашло, – шипит Питер, и ему приходится применить супер-силу, чтобы Уэйд не заставил его опуститься на диван.
– Но у тебя стоял, – говорит Уэйд, бросая на него взгляд искоса. Его пальцы, сжимающие запястье Питера, шевелятся – очень похоже на ласку, – и в том, что от этого прикосновения по коже его разбегаются мурашки, – не вина Питера.
– Я был пьян, – Питер краснеет, но, пользуясь случаем, выдёргивает руку из захвата.
– Может, принести тебе пива? – с надеждой в голосе предлагает Уэйд.
– Нет! – несчастно всхлипывает Питер. Может быть, если он очень захочет, он сможет провалиться под землю? Это было бы лучше, чем – вот так…
– Тебе понравилось, – настаивает Уэйд, – просто признай это! Слушай, такому ботанику, как ты, вряд ли часто перепадает что-то вроде. То есть перепало бы, скажи ты цыпочкам, что ты Человек-Паук, но с твоим идиотским моральным кодексом… Я уважаю это, но разве тебе не кажется, что ты совсем одинок?
– Ты пытаешься соблазнить меня с помощью оскорблений? – недоверчиво спрашивает Питер.
– А что, работает?
Питер вздыхает, уныло опускаясь на диван.
– Эй, всё о’кей, у тебя просто чешется, а я – как чесалка для спины. Нет ничего стрёмного в мужской связи, а? Что плохого во взаимной дрочке, пока всё это остаётся между нами? – Уэйд ухмыляется, но на смену его энтузиазму приходит нервная нерешительность.
– Уэйд. Я не собираюсь спать с тобой. Я никогда не пересплю с тобой. Даже если бы мне было одиноко – а это не так, – мне не нравится быть друзьями с привилегиями, о’кей? – Питер и сам слышит, как устало и напряжённо звучит его голос. Это сверхъестественная способность Уэйда – изматывать его, даже пальцем не шевеля.
Рука Уэйда ложится на его бедро.
– Откуда тебе знать? Ты пробовал?
Пальцы Уэйда скользят по его бедру круговыми движениями – достаточно невинно, чтобы Питер мог ему это позволить. В конце концов, ему следует расставить приоритеты.
– Я просто знаю Уэйда, – вздыхает он. Рука поднимается на несколько дюймов выше, Уэйд наклоняется к нему. Он должен что-то сделать с этим…
– Питти, я могу начать умолять, – шепчет Уэйд, и расстояние между их губами сокращается до считанных дюймов.
Время прекращает свой бег. Дыхание Уэйда обжигает его губы; Питер чувствует напряжение между ними, чувствует жар, прокатывающийся по телу, когда рука Уэйда касается кожи в нескольких дюймах от его члена.
Чёрт возьми, один поцелуй – всего лишь один – не повредит…
Он едва успевает задаться вопросом, кто из них сказал это.
Поцелуй мягок и робок, это больше похоже на прощупывание границ; как будто Уэйд думает, что его могут ударить, и на самом деле Питер знает, что должен сделать это: ударить, оттолкнуть, что угодно…, но он не может. Не после стольких недель бесконечного проживания того их поцелуя заново. Не после целого месяца, проведённого в мыслях о том, к чему это могло привести. Может быть, именно запретность делает этот поцелуй таким горячим. Или то, как его трогают – его не трогали так месяцами, и он не может заставить себя уйти.
Язык Уэйда вылизывает его губы, и Питер открывает рот, чтобы возмутиться, но вместо этого скользит языком по чужому. Но когда кончики чужих пальцев скользят по выпуклости в его джинсах, он испуганно разрывает поцелуй.
– Уэйд, н-нет, подожди, Уэйд, мы не должны, мы… о господи, это… где ты этому научился? – он давится изумлением, и Уэйд сжимает его член через джинсы, будто демонстрируя, на что способны его руки.
– Не спрашивай, не говори ни слова, – загадочно отвечает Уэйд, и Питер запрокидывает голову, потираясь о его руку. Его рвёт на части – его мозг кричит: «нет!», пока он толкается бёдрами в ладонь, посылающую искры удовольствия по его телу.
Взгляд Уэйда обжигает голодом даже через наполовину задранную маску, и Питер не может отказать желанию, написанному на его лице.
– Чёр-рт… один раз, только один, хорошо? – выдыхает Питер, ненавидя себя за то, как сильно он этого хочет. Хочет, чтобы руки Уэйда, губы Уэйда, тело Уэйда прикасались и прижимались к нему, чтобы гладили и сосали, превращаясь в накал жара и обещание невероятного удовольствия.
– Раздевайся, – приказывает Уэйд, и Питер едва не падает с дивана в лихорадочной спешке.
– Диван слишком маленький. Спальня, – Питер поднимается и избавляется от рубашки и штанов. Даже когда Уэйд срывает свою собственную одежду, он делает это осторожно, будто ожидает, что Питер сбежит.
– Пойдём, – зовёт его Питер, и это, кажется, отвлекает Уэйда. Он торопливо стряхивает оставшуюся одежду, хотя маска и остаётся на нём, и прижимается обнажённым телом к Питеру – и этого чувственного контакта достаточно, чтобы оба застонали.
– Поцелуй меня, – выдыхает Уэйд. Это почти вопрос – и потому Питер вжимается своим ртом в его, слизывая все переживания и сомнения.
Если его появление здесь считается за ошибку номер пять, это – шестая, но, чёрт возьми, как хорошо…
Они добираются до кровати, и Питер толкает Уэйда вперёд, наблюдая, как он раскидывается на постели, ожидая, когда Питер присоединится к нему.
Ждать долго не нужно – Питер знает, если он промедлит, разум вернётся к нему и потребует, чтобы он ушёл, а он близок, он слишком близок к человеку, прикасающемуся к нему, чтобы захотеть остановиться. Даже если этот человек – Уэйд Уилсон.
Он крадёт у их времени секунду – ровно столько, сколько нужно, чтобы рассмотреть тело Уэйда. Какие пугающие шрамы… вот они, ярко-красные, резко выделяющиеся на бледной коже. Питеру не противно, но эти шрамы – они выглядят так, будто Уэйду больно, и жить с таким неизбежным и очевидным напоминанием о болезненном прошлом…
Он дотрагивается до одного у Уэйда на животе, проводя пальцем вдоль линии, и Уэйд вздрагивает – Питер считает это хорошим знаком. Уилсон неловко елозит по кровати, и Питер переводит взгляд на его член. Обыкновенный – несмотря на шрамы – член, чуть больше, чем его собственный.
Он сжимает чужие яйца, и Уэйд издаёт восхитительный скулящий звук.
– Ого, ни волоска… ты прямо как порно-звезда, – восхищённо шепчет Питер.
– Ясное дело. Бьюсь об заклад, Фредди Крюгер – звезда твоих мокрых снов, – мрачно бормочет Уэйд.
Питер зажимает ему рот ладонью. Трахаться с Уэйдом – всё равно что пытаться перейти минное поле, и теперь он не уверен, что останется невредим.
– Мы собираемся продолжать, или я нашёл твою кнопку отключения? – почти рычит Уэйд; видимо, взгляды и прикосновения заставляют его нервничать.
– Похоже на то, что я отключён? – спрашивает Питер, вжимаясь членом в бедро Уэйда и потираясь о его тело. Это трение восхитительно, кожа Уэйда на ощупь странная, но приятная, и, боже, как он стонет, когда член Питера наконец прижимается к его…
Когда они начинают двигаться, это грубо, это почти по-животному, и у Питера никогда не было чего-то подобного – да, он занимался сексом с несколькими людьми, но Уэйд… о, Уэйд был переполнен яростной хаотичной энергией, и он толкался, толкался, толкался, и царапался, и кусался с жестокостью, которой Питер никогда не испытывал раньше. Это не «заниматься сексом», это не «заниматься любовью», это «трахаться», и Питеру охереть как нравится это.
– Сильнее, да, вот так… – он кричит, когда Уэйд поднимает бёдра, чтобы потереться своим членом о его. Это неловко, будто он – подросток, подражающий всем порно-видео, которые он когда-либо смотрел, но он не может – он не хочет – остановиться. Особенно когда Уэйд рычит:
– Да, Питер, да, кричи для меня… Я знал, что ты будешь великолепен, но, чёрт побери, ты просто потрясающий. Пожалуйста!..
И внутри у Питер – пьянящее чувство власти над ним и голод.
Он мог бы закрыть глаза и представить, что кто-то другой касается его, но шрамированная шершавая кожа вжимающегося в него Уэйда делает это почти невозможным (и Питер не хочет представлять кого-то ещё). Голый Уэйд Уилсон – это, на самом-то деле, совершенно невероятное зрелище, эти его мускулы, напрягающиеся, когда он извивается под Питером, и терпкий запах пота…
Уэйд в постели похож на чёртов ураган, но ведёт Питер – это его рука обхватывает оба члена и скользит вверх-вниз по стволам. Уэйд умоляюще скулит, его дыхание сбивается; его тело под Питером горячее, словно у него жар, и они двигаются, двигаются, двигаются, целуясь так отчаянно, что губы начинают ныть, и на них наверняка останутся следы зубов.
Уэйд кончает со стоном и глухим шёпотом, подозрительно похожим на «спасибо», и Питер срывается сразу после него, и ему почти больно от того, как остро ощущается контакт их тел.
Некоторое время они лежат так, и Уэйд обнимает Питера, упираясь лбом в его плечо и щекоча кожу дыханием. И, конечно, Уэйд начинает болтать раньше, чем Питер успевает восстановить дыхание.
– Это было охренительно! Питти, ты просто фантастический. Кто-нибудь говорил тебе об этом? Ты заслуживаешь что-нибудь типа медали или оценки А, – и он смеётся. Питер смущённо дёргается в его объятиях.
– Хочешь поужинать или что-то ещё? – спрашивает Уэйд, и его объятия становятся крепче.
– Я… думаю, я должен уйти, – виновато говорит Питер. Теперь, когда страсть утихла, стыд и острое чувство вины обрушиваются на него лавиной. Он липкий и вымотанный, и он чувствует себя самым отвратительным человеком на земле, когда Уэйд обнимает его в последний раз перед тем, как он уйдёт.
– Хорошо. Ну… это было потрясающе. Наверное, увидимся позже.
Когда Питер смотрит на него, Уэйд отводит взгляд и пялится в стену с таким остервенением, будто пытается поджечь её силой мысли.
– Да. Ты был великолепен, – честно говорит Питер. Кажется, заверение работает – Уэйд смотрит на него.
– Но этого больше не повторится, – серьёзно говорит ему Питер и покидает тепло кровати, чтобы отыскать свою одежду среди беспорядка на полу.
– О’кей, – говорит Уэйд, пожимая плечами. Питер смотрит на него. Конечно, Уэйд не воспринимает это всерьёз, но Питер непреклонен – да, чёрт, это было хорошо (потрясающе, фантастически, умопомрачительно, кричит голос в его голове), но этого не должно было случиться. Не имеет значения, как ему одиноко, трахаться с Уэйдом Уилсоном – точно не выход.
– Я серьёзно, Уэйд. Мы не можем. Не снова, – повторяет он. Кажется, его одежда в гостиной – и они разговаривают голыми.
– Понял, разовая акция. Что ж, рад, что попал на неё, – говорит Уэйд куда более искренне, чем когда-либо, и сердце Питера сжимается от эмоций, у которых нет названия.
– Хорошо, раз уж всё ясно… – говорит он и шмыгает в другую комнату, чтобы взять свою одежду.
Уэйд всё ещё лежит в постели, когда Питер возвращается.
– Предельно ясно, – говорит Уэйд и прижимается к простыням, будто стремясь сохранить тепло тела Питера.
Питер хмурится и одевается. Теперь он готов уйти.
– Я бы проводил тебя, но мне и здесь неплохо, так что… – Уэйд выжидающе смотрит на него.
– Да, хорошо. Ну… увидимся.
Питер робко обходит тихий дом Уэйда, это – его аллея позора.
Закрывая за собой входную дверь, он на мгновение облокачивается на неё и неуверенно хмурится. Один из соседей Уэйда проходит мимо, настороженно поглядывая на него, но Питеру всё равно.
Ему нужно время, чтобы понять, почему его так беспокоит то, что Уэйд не был огорчён. Кто в здравом уме переспал бы с Дэдпулом – и кто из этих людей остался бы с ним после этого?
Сколько раз Уэйду приходилось оставаться в одиночестве после секса, если сейчас он принимает это так легко? Казалось, он даже ждал, что Питер уйдёт – чтобы убедиться, что он больше не нужен, потому что сделал то, что от него требовалось.
Питер чертыхается, оборачивается и распахивает дверь.
Когда он входит в спальню, Уэйд изумлённо пялится на него. Он не ждал – об этом ясно свидетельствует дуло пистолета, направленное Питеру в грудь.
– Ты вернулся? – спрашивает Уэйд, опуская пистолет.
– Да, – Питеру очень хочется, чтобы Уэйд выпустил пистолет из рук, потому что теперь дуло направлено ему в пах, и это не то чтобы комфортно.
– Что-то забыл?
– Видимо, свои мозги, – вздыхает Питер, шагая к кровати и яростно целуя Уэйда – языком, зубами, всем ртом, небрежно и долго, пока пистолет не падает на пол.
– Трахни меня, сейчас, – рычит он Уэйду в губы, свирепо кусая нижнюю; Уэйд беззастенчиво стонет, его тело беспомощно выгибается навстречу движениям Питера.
– Это что, секс из жалости? Мне не нужна твоя жалость, – он задыхается, когда Питер сжимает его член пальцами.
– Нет, это… я не знаю. Просто немного веселья, – говорит Питер, пожимая плечами.
– Оу. Это круто. Я бы всё равно согласился на секс из жалости, но это приятно знать… – говорит Уэйд, и его дыхание слегка сбивается. Питер знает – конечно, знает, – поэтому не отвечает ничего, только скользит большим пальцем по головке.
Ошибка номер семь, напоминает жалкий голосок в глубине его души. Как хорошо, что стоны Уэйда заглушают его.
***
Ошибку номер восемь он совершает на следующий день.
Сначала он клянётся себе, что он не вернётся обратно. Он запрёт себя где-нибудь прежде, чем опять сделает что-то настолько же тупое, как секс с Дэдпулом. Он говорит себе, что тяга рвануть к Дэдпулу, которую он чувствует, – это всего лишь гормональное безумие, а он, Человек-Паук, может преодолеть буйство гормонов.
Но Уэйд сидит глубоко внутри него, напоминая о себе, истязает разум и тело, лишает возможности мыслить, и Питер покидает свою квартиру – свою клетку, – и Питер стоит у входной двери Уэйда, нерешительный и неуверенный. Они сталкиваются снова – горько-сладкие объятия, и после них приходит удовлетворение, но и сожаление тоже.
Он не говорит Уэйду, что не вернётся. Разве это не очевидно? – не таких отношений он хочет, и из всех людей он точно не выбрал бы для отношений Дэдпула. Дэдпул поймёт. Дэдпул так взволнован жалкими тремя встречами, что готов лопнуть от радости! Питер запрещает себе думать о том, что у Уэйда могут быть планы на будущее.
Он забирает свои штаны, полный чувства вины, и прощается, надеясь, что они прощаются навсегда.
Он умудряется продержаться всего два дня, прежде чем совершает девятую, десятую и одиннадцатую ошибки: на полу, на кухонной стойке и – очень-очень быстро (к огорчению Уэйда) – в душе.
– Обычно это длится дольше, клянусь! – заверяет его Дэдпул, спрятав лицо в руках.
– Не беспокойся, всё в порядке, – говорит Питер и тянется к нему для поцелуя. Он намеренно пренебрегает упоминанием о том, что это более чем нормально. Это поразительно жарко – и так приятно. Он не знает, как говорить о подобном, и почти уверен, что Уэйд сбежит, если он покажет ему, как сильно он этого хочет.
– Мне понравилось то, что ты вытворял своим языком, – добавляет Питер и улыбается, когда Уэйд опускается перед ним на колени.
– Что? Это? – Уэйд обхватывает губами его член и дразнит языком, вбирая глубже и глубже.
– Или это? – он обхватывает головку и вылизывает языком щёлку уретры.
– Оба варианта… хороши… – шумно выдыхает Питер. Тёплая вода ласкает его спину, пока Уэйд отсасывает ему, жадно и глубоко, и Питер ощущает себя так, словно он на небесах – или, быть может, в жаровне греха. – Но я имел в виду, ты вроде как щёлкнул по нему… о-о, дерьмо, да, да!
На этот раз он остаётся и ложится совсем рядом с Уэйдом. Он и представить себе не мог, как сильно он скучал по сну с тёплым телом рядом – пусть даже это тело принадлежит Уэйду. Они просыпаются – переплетение конечностей, – и после глубокого отсоса Уэйд готовит ему завтрак.
