Текст книги "Хочу стать чудовищем (СИ)"

Автор книги: Все будет уруру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Получилось! Залез на подоконник, но не удержался и рухнул в сад.

Отец поймал за рубаху, и ворот больно впился в горло.

– Совсем никуда не годится. И это мой сын? Бесполезный, как твоя мать.

Я ощутил животный ужас и ненависть одновременно. Нельзя плакать. Мальчики так не поступают, а кто поступает, становится девочкой. Нужно быть таким, как отец. Отец бы… Разъярился, наверное.

– Я не девчонка, – возмутился я и пнул отца по ноге. – Отпусти, я споткнулся!

Я почувствовал, что отец доволен. А еще как меня швырнули в кусты. Ветки хрустнули и оцарапали. Выбрался всклоченный и злой, но на всякий случай плюнул в недружелюбный куст.

– Ненавижу!

– Так убери. Я пойду по делам, ты слишком долго возился.

Отец пошёл прочь, а я стал старательно топтать куст жасмина. Уже даже почти не притворяясь вымещал злость на отца, себя и свой страх. Но на всякий случай кричал погромче – привлекал внимание старика. Ценное для него ведь уничтожу, если не поторопится. Расстроится. А ещё в благодарность за спасение куста он обязан унести в постельку.

– Так тебе! Оцарапал!

– Эй, чудище, что творишь? – возмутился старик и подбежал, отгоняя.

– Ненавижу его, он меня оцарапал! – я топнул ногой.

– Это не твой куст. Не ломай его.

Я криво ухмыльнулся. «Идиот ты, старик. Если бы я мог не ломать, не стал бы. А если бы правда хотел сломать, не стал бы орать, и так голова болит».

– Отнеси меня обратно, – тихо попросил я.

– Ты мне куст испортил. На это силы нашёл, значит, и дойти обратно сможешь, – отрезал старик, расправляя ветви.

Но у меня не было сил, и я лёг на траву. Она была не такая мягкая, как постель, но старик слишком глуп и упрям, чтобы понять, зачем его на самом деле позвали. Бесполезный.

– Я ведь тебя позвал, – с досадой упрекнул его я. – Какой ты неблагодарный.

Лицо старика исказилось.

– Чудовище! Ни совести, ни уважения!

Я не стал спорить, только вздохнул и прикрыл глаза.

– Не ори. Голова болит.

Я чувствовал, что старик хочет ещё многое рассказать мне о моём поведении. Но его, похоже, ждала работа, и потому он сдержался и ушел в дом. А я остался лежать на траве. На неприятно мокрой, политой Ниром траве.

Комментарий к Часть 16. Неблагодарный

Иллюстрация от Марины Ветер

https://vk.com/photo602951280_457244223

========== Часть 17. Лучше сам ==========

Мне снилось, как я вылизываю свою чёрную шёрстку, и она становится чистой и приятной. Тело гибкое, можно дотянуться куда угодно. Даже до давно опустевших мешков между ног. Я потянулся и с наслаждением лизнул. Приятно. Надо намыть ещё.

Вдруг кто-то потянул за хвост. Больно! Противно! Шерсть встала дыбом, я мяукнул и проснулся.

Кон убежал из комнаты, поджав помятый хвост, и я беспомощно посмотрел в непроглядно чёрные глаза отца. Навалились эмоции, горячие, как отблески пламени в его зрачках, не оставляя шанса зыбкому стёклышку.

– Эйрин, – позвал он. – Ты должен тренироваться, чтобы стать сильным.

«Я хочу спать, устал от упражнений», – хотелось ответить мне. – «А ещё мне было плохо, когда ты бросил меня под кустом, уходи». Но я не смел. Вдруг мальчики так не говорят? Я был уверен, что отец ждал не этих слов. Он взял руку и с силой потянул энергию из Источника на себя. Истерзанная ладонь вспыхнула, и я заорал, но отец всё равно взял вторую.

«Больно, совсем не как Арха делает!».

– Я сам! – взмолился я.

Отец отпустил и я, тяжело дыша, потянулся к овечке.

– Это что ещё за девчачья ерунда? – отец отобрал игрушку.

Овечка Юру вспыхнула алым пламенем и обратилась в пепел. Её мягкий мех помогал мне прятать слёзы, и её так любила Си! Как он посмел? Но осознать потерю я не успел. Раскалённый сосуд выпал в натруженную руку отца, и он кинул его мне.

– Давай без ерунды.

«Я же обожгусь!». В панике выпустил багровые всполохи и подхватил сосуд ими. Больно! Но если упадёт в ладони, будет хуже. Надо выпускать энергию, пока не остынет. Захотелось швырнуть сосудом прямо в отца, но сдержался.

Поток ослабел, и я почувствовал жар. Со лба скатился пот и капнул на металл. Испарился мгновенно, как и надежда остаться целым – сил уже не было.

«Нет!».

В панике влил энергии столько, что в плече, кажется, что-то будто надорвалось.

– Совсем другое дело.

Плечо ныло, но я лил и лил энергию, опасаясь уронить горячий металл в руки.

– Тренируйся чаще, Эйр. Наполни эти сосуды до завтра, я проверю. Не справишься – буду помогать.

Он выложил объёмный мешок на ковер. Внутри что-то звякнуло. «Невозможно!» – отозвалось внутри. Плечо заныло сильнее, и сосуд рухнул в ладони. Я заорал не своим голосом и сунул руки в таз с морозным корнем.

Отец приложил горячую ладонь к спине и пропустил свою энергию. Защипало, но боль стихла.

– Надо стараться, Эйр. Плохо.

Он вновь взял за руки и потянул из них чудовищный поток багрового пламени. Разорвёт! Слёзы брызнули из глаз. Плакать было нельзя, я знал! Знал, но не мог. Не мог!

========== Часть 18. А где Юси? ==========

Я сидел, хмуро наполняя энергией сосуды один за другим. Руки ныли, и под лопаткой тоже, и немного в груди, но страх сделать то же самое, но с раскалённым металлом, был сильнее. Как я ненавидел отца! Вот вырасту и тоже заставлю его тренироваться с раскаленным сосудом. И буду говорить ему, что мальчики не плачут, иначе чик-чик и всё!

Хотелось побыть одному, но как назло, в комнату пришла Си и стала искать свою любимую овечку. Она перерыла наши кровати с Ниром, заглянула за шторы и под стол. Я следил исподлобья.

– Эйр, а где Юси? – заинтересовалась она.

– Кто знает, – уклончиво ответил я.

– Я хотела поиграть с ней… – расстроилась Си.

Опустил взгляд. Овечки не стало из-за меня, я почувствовал себя виноватым. И очень злым на отца. Когда-нибудь! Си выглянула в окошко и позвала:

– Нир, Юси видел?

– На ковре лежала, – донесся голос брата.

Я сосредоточенно разглядывал сосуд для энергии. Мне тоже хотелось увидеть свою овечку, обнять её, зарыть ноющие руки в мягкую шёрстку. Но Юси больше не было. Зато ждал мешок сосудов для энергии. И всё из-за отца!

– На ковре нет! – расстроилась Си и выбежала из комнаты. – Папуля! Папуля, где Юси?

Я сжал сосуд сильнее и случайно погнул.

Вскоре начался хаос. Все искали Юси, а я наполнял сосуд за сосудом и украдкой утирал слёзы рукавом. Болело всё. Сильно. И овечку жалко было. Хотелось сжечь отца, как он сжёг Юси, но я не умел.

– Эйр, откуда у тебя столько сосудов? – удивился старик, в очередной раз проверявший шкафы.

– Отец принес.

– Понятно, – равнодушно отозвался старик и вытащил с полок Нира всё, что там было.

– Нет там, – вздохнул я. – Отец сжёг овечку.

– А почему не сказал раньше?

– Решил, пусть лучше Си думает, что потерялась.

Старик потёр лоб и принялся складывать вещи обратно.

– Точно. Поищу ей новую овечку. Надо будет узнать у Ми, как в город пойду.

– Возьми меня, я тоже поищу, – попросил я.

Старик с сомнением посмотрел на меня.

– Дойдешь?

– Да, – кивнул со всей решимостью. – Я верну Юси.

Старик обнял меня.

– Молодчина, Эйр.

– Спасибо, что помогаешь, – смутился я.

Не знаю, почему мне было приятно, что душный старик меня похвалил. Но захотелось вдруг стать очень-очень сильным, чтобы добыть для Си целый табун овечек.

========== Часть 19. У меня ещё есть! ==========

Путь до Нового Эрва оказался утомительно неблизким. Я путался с непривычки в длинном плаще, и шарф кололся. Но и Нир, и Си были одеты так же, не жаловались. А ещё старик очень не хотел оставлять Ни дома одну, и всё оглядывался на меня в надежде, что вернусь присмотреть. Но мне он обещал найти овечку для Си, Ниру – какие-то снежные растения, а Си, которая должна была в этот раз присматривать за Ни, внезапно очень соскучилась по Юру.

Старик оказался не готов спорить с нами, но сейчас заметно переживал. Косился мутными глазами, хмурился. Даже несмотря на то что наложил чары сна на Ни на всякий случай.

Новый Эрв встретил нас ледяным ветром. Продувало насквозь, несмотря на плащ, и я спрятал нос в колючий шарф. Старик с опаской покосился на меня, но я упрямо пошёл вперед.

– Холодно, – пожаловалась Си. – Хочу к Юру!

И мы пошли к Юру. Я с удивлением рассматривал странные деревья с колючками, пустые улицы, множество домов, курящийся над ними дымок… Вот он какой, город. Правда, замёрз очень быстро, несмотря на плащ и шарф. Но, к моему облегчению, дом Юру оказался недалеко.

Когда мы зашли в лавку, выходить уже не захотел. Так тепло! Решимость добыть овечку начала таять, как иней на шарфе. Нельзя! Нужно вернуть её ради Си! Я осмотрелся в робкой надежде найти здесь Юси, но увидел только множество тёплой одежды, покупателей и хлопочущих рядом с ними тётушку Ми и Юру.

Тётушка Ми оказалась очень похожа на Юру – проворная, худенькая, бойкая, с переливающимся голосом. Смотришь и не замечаешь, как летит время. Живая, приятная. У неё волосы вились, как у меня, и были красивые длинные уши. Острые, тонкие и с массивными серьгами с алыми кристаллами. Кристаллы напомнили о пламени, в котором сгорела овечка, и я нахмурился. Точно, надо найти новую Юси.

– Проходите-проходите, – махнула Ми.

– Привет!

Юру подлетела к нам, обняла всех по очереди и потащила Си внутрь.

– Привет, – запоздало ответила Си. – По… Поте… Юси.

Она замялась и потупилась. И я вдруг понял, что Юру говорит на том же языке, что и старик, и Си попыталась ответить на нем же, хотя обычно обычно общалась на том, что мы с Архой.

– Я потерял овечку. Извини, – объяснил я, и Си с благодарностью кивнула, качнув золотистыми локонами.

– А, я тоже постоянно их теряю. У меня ещё есть! – махнула рукой Юру, подлетела к прилавку, покопалась немного под ним и протянула Си кролика. – Вот, держи.

Си обняла его.

– Имя… – едва слышно произнесла Си на древнеэлькринском и покраснела – забыла, как сказать так, чтобы Юру поняла.

– Ась? – удивилась Юру.

– Как зовут кролика? – спросил я.

– М-м… Пока никак. Сегодня Нар принесла, я ещё не придумала. Назовешь сама?

Си кивнула и смущенно улыбнулась.

– Юру! Подержать надо, – позвала тётушка Ми.

– Помогу, – предложил я, не желая разлучать сестёр.

– Вот тут, – указала Ми. – Держи крепче.

Я сжал, и тонкая ткань треснула. Глаза Ми округлились. Она полыхнула гневом, отчаянием, горечью, ужасом, казалось, готова взорваться, но держалась. Это было бы красиво, если бы не было так страшно. Кажется, порвал очень важный кусок ткани.

– Иди-ка в подсобку, вредитель, – выдохнула она, и я понял, что лучше скрыться с глаз тётушки, пока она держит себя в руках.

Я оглянулся и понял, что старик с Ниром уже ушли. Действительно – замену овечке нашли, зачем оставаться? А меня спросить? Может, я хотел такую же, чтобы Юси «нашлась»? Но колокольчик на двери звякнул. Вошёл новый покупатель, обдав ледяным ветром, и сдул лишнюю досаду с меня. Я посмотрел на Си, прижавшую к себе кролика и уже забывшую, кажется, о Юси, на Юру, ловко подшивавшую что-то вместе с тётушкой Ми, и решил, что в тепле всё-таки лучше.

Да и в лавке столько всего! Я присмотрелся к вышивке на рубахе рядом, но почувствовал взгляд в спину, обернулся и увидел мимолётно показанный тётушкой кулак. Да, лучше в подсобку. Порву ещё что-нибудь.

========== Часть 20. Воплощение любви сраное ==========

Я сел в подсобке. Там тоже было много одежды, всякие свёртки, ткань, нитки, ножницы и ленты – всё для дела. Мне вдруг тоже захотелось помогать с настоящей работой, как Юру. Но к отцу не хотелось, а у старика не было лавки. Но у старика были бумажки, может, с ними получится? Буду как взрослый…

Представил, как подписываю бумаги оттиском стариковского перстня Главы, и сразу гордость взяла. Хоть я ему до груди ещё только дорос, но ведь в элькринах уже сейчас получше него разбираюсь. Почему бы и не забрать перстень, когда подрасту? Всё равно старика работа лишь тяготит, пусть травки свои растит. И вообще от роста разве что зависит? Вон Нир выше, и все равно бестолковый. Но сейчас ещё, наверное, становиться Главой рано. Для начала стоит начать ходить нормально и посмотреть, что там за бумаги такие, а потом уже узнать, как получить перстень.

От размышлений меня отвлекли тихие шаги по скрипучей лестнице. Я посмотрел и увидел дядюшку Гая. Узнал его сразу – это мог быть только он. Гай был огромным, даже выше старика, наверное. Мощный, рыжий и сутулый, как великан из книжек. Без капли интеллекта на массивном заросшем щетиной лице – живое подтверждение моей теории, что рост не главное. Он вёл себя странно – шёл, пошатываясь, будто голова кружилась. И эмоции у него нехорошие, спутанные и мутные. А уж перебродившими ягодами разило аж до меня. Я затих. Не сразу сфокусировав взгляд, Гай увидел меня в подсобке.

– Ты! – завопил он и указал подрагивающим пальцем на меня. – П-шли со мно-ай!

Тётушка сделала вид, что не заметила – видимо, боялась, что Гай распугает покупателей. Я вспомнил её кулак и сглотнул. Хотелось сбежать, но привести странного Гая в лавку, наверное, даже хуже, чем порвать что-то. Его взгляд не сулил ничего хорошего, а уж запах… Я не хотел идти. Но спорить с дядюшкой в таком состоянии было себе дороже. Взвесив всё, я всё-таки решил рискнуть и поднялся в дом следом. На кухне непереносимо пахло перебродившими ягодами, даже хуже, чем от Гая. Горела золотым лампа на столе. В центре, в луже красного морса, стоял портрет Нелари, прислонённый к бутылке. Перед ним лежал странный нож с алым лезвием.

Я вздохнул, но всё-таки сел. Нельзя бояться. Надо наблюдать. Это же не отец, в конце-то концов!

Дядюшка сел и налил морс в кружки. От вони замутило.

– За свободу! – выдал он и ударил по кружке, что стояла ближе ко мне.

Она пошатнулась, и испорченный морс выплеснулся на стол.

– Бери, ты что, не мужчина? За мать!

– Морс забродил, – возразил я, с сомнением поглядывая на содержимое кружки.

– За мать можно!

Я был в этом не уверен, но кружку взял. Родственников не выбирают. Но некоторых всё-таки лучше не знать. Например, дядю или отца. Гай ударил по кружке снова и выпил. Я сделал вид, что глотнул.

– Пей до дна!

«Он что, серьёзно?!». Желудок скрутило от одной мысли, что эту бурду придётся выпить. Дядя не чует, что ли, что морс испорчен?

– Я тебе расскажу правду о матери! Покажу!

Сердце забилось быстрее. Правду узнать хотелось. Старик ничего не говорил о Неле, кроме добра. А Арха и Кон твердили, что она забыла его и Си, потому и не приходит. Спрашивать у отца о матери я не решался – он всегда называл её бесполезной и непутевой.

Всего-то выпить морс. Вот только запах… Я сморщился, но опустошил кружку. Получилось на удивление легко. Оказалось даже вкусно – сладко и чуть горько. По телу разошлось тепло. «Вроде бы нормально, только запах странный».

– Во, как мужчина! – дядюшка ободряюще хлопнул по плечу.

Он взял Неирн и посмотрел мне в глаза.

– Этим ножом принесли в жертву твою мать.

Сердце забилось.

– Отец? – спросил я пересохшими губами.

– Да! Смотри.

Руки дяди вспыхнули рыжим, и он прижался к моему лбу своим, обдав тошнотворным ароматом настойки.

В голову полились воспоминания, от которых замутило сильнее. Связанную Нелари – очень похожую на Ни – резали, начиняли кристаллами, из ран лилась кровь, много… Я сжал рубаху дядюшки, но не отстранился. Нелари кричала, умоляла, отец что-то отвечал ей, но было слышно плохо. Зато хорошо видно, как лезвие скользило по трепещущему телу и вскрывало каналы, полные золотой энергии. Отец вонзил Неирн ей в грудь, вскрыв Источник. Вокруг золотого ядра полыхал алый ореол. «У неё ядро от Источника отца?». Сквозь Неирн в Источник Нелари полилось что-то тягучее и однородное, не имевшее цвета.

Нелари забилась. Отец крикнул что-то про любовь, но было не разобрать.

Я сжал кулаки и заплакал.

– Смотри. Может, не станешь таким чудовищем, как отец!

И я смотрел. Смотрел, как переполняется Источник Нелари, как растягивается, как она трепещет, как рвутся и скручиваются ее энергетические каналы, как она вся обращается в единый сосуд, полный сущности создателей погибшего мира.

Вспомнились ощущения, когда долго не делаешь упражнения, и когда полыхают от энергии руки, и я поежился. Больно. Больно и плохо. Очень.

Наконец отец извлёк Неирн из раны и отложил на стол. Он отвязал Нелари и перевернул, уложив на край стола. Руки и ноги висели. С них текла кровь. Она плакала. Я видел. Видел и ничего не мог сделать. Отец спустил штаны и толкнулся в неё сзади.

Дядюшка Гай больно сжал плечи. Стало очень страшно.

К счастью, отец уже взял Нелари на руки и сел в кресло рядом с ножом.

– Назовем Эйрин, – сказал отец.

Она не спорила, только плакала и прижималась к груди отца, содрогаясь всем своим искалеченным телом. Кровь уже не текла, и разрезы стянулись – регенерация от ядра Источника отца помогала. Отец протёр Неирн и убрал в ножны.

Дядюшка оторвался от моего лба и затряс меня.

– Эй, чудовище, в полтора толчка деланное! «Воплощение любви» сраное!

Меня вырвало прямо на дядюшку.

– Фу-у!

Дядюшка оттолкнул, и меня вывернуло на стол. И снова. И ещё. Я плакал, меня рвало, а дядюшка ругался страшно и поливал настойкой сверху.

– Чтоб не воняло от тебя!

Я прикрыл голову руками.

– Дядя… – жалобно позвал я. – Мне тоже маму…

– Не смей называть её мамой, гадёныш! И я тебе не дядя! – Гай двинул по затылку, и я впечатался носом в грязный стол. – Я тебя прибью, выродок!

Нос хрустнул. Под ним стало горячо.

– Ты совсем с ума сошёл?! – прошипела тётя. – То-то и думаю, тихо так стало, заглушек тут налепил! Ну-ка проспись!

Она вытолкала дядюшку с кухни.

– Вставай, Эйр. Пошли отмываться.

Я приподнял голову и тётушка, ахнув, зашарила в ящике.

– Вот, – она прислонила кусок льда к носу. – О Арна, он совсем уже!

От тётушки веяло отчаянием, болью и усталостью. Я сидел тихо на всякий случай. Тётушка, конечно, бить вряд ли будет, но лучше не шуметь – мало ли что взбредёт в голову дяде. Точнее, Гаю. Да, Гаю и Ми. Я не могу… Перед глазами расплылось, и я вдохнул поглубже – мужчины не плачут.

– Вроде перестала, – она осторожно проверила распухший нос. – Перелома нет, слава Арне. Пойдём умоемся, держи пока лёд.

Спустя совсем немного я был уже умыт, одет в чистое, а о произошедшем напоминал только припухший нос. Ми помазала его ароматной заживляющей мазью и вздохнула.

– Прости, Эйр. Совсем с ума сошёл после праздника. Как начал пить, так не просыхает, не знаю уже, что делать. С папашей поговорю, наверное.

«Папашей… Деда признаёт меня. Но могу ли я называть его дедой? Я ведь от чудовища. Нелари не хотела, Нелари плакала…». Стало вдруг очень больно и пусто. Я так хотел обнять маму, но вряд ли она хотела видеть меня.

«Захотела бы – пришла», – говорила Арха.

Но мама не приходила.

Ми убирала со стола, и я стал помогать. Может, она и не мама, но меня спасла. Меньше дяди, но легко его прогнала. Я даже доставал ей до плеча, неужели не мог сам справиться? Наверняка я сильнее Ми. Хотя вряд ли справился бы с дядей, он выглядел страшным. Просто на меня злился, а на Ми нет, потому она и смогла прогнать. Меня часто не любят просто так. И Гай, и старик, и даже мама не хотела, чтобы я был. Горько. И во рту, и на сердце.

Я собрал кружки, вылил настойку, стал намывать графин. Мне, как и Ми, хотелось стереть произошедшее отовсюду, откуда это было возможно. Вот только как я мог стереть самого себя? Ми тоже была где-то в своих мыслях – чувствовал её усталость и тоску, и эти чувства смешивались с моими и умножались. Она закинула портрет и нож на высокий шкаф, прополоскала тряпку и упёрла руки в боки.

– Так, пойдём-ка в лавку. Не трогай только ничего.

«А то я добавлю», – мрачно пошутил про себя я, хотя и понимал, что Ми вряд ли имела в виду это. Но мало ли что она имела в виду? Гай тоже вряд ли хотел прибить, а потом что-то взбрело в голову.

Я сидел рядом с прилавком и посмотрел на мирно вышивающую сестру. «Неудивительно, что мама не приходит ко мне. Вряд ли она хочет вспоминать, как меня создавали. Имею ли я право жить?».

Настроение было ужасным. Нос ныл. Отёк спал не до конца, и дышать приходилось через рот. «Стоит ли дышать? Все ненавидят меня, кроме Нира, Си и Архи. И Ни, но она неразумная. И отца, но он лучше бы не приходил. И Кона, но и он приносит одни проблемы. И Юру с Ми». Я задумался. Получилось, что есть довольно много тех, кому я дорог. Но есть ли в этом смысл, если моя мама не хочет видеть меня?

========== Часть 21. Мама меня не любит ==========

Ми уже закрыла лавку, и теперь мы сидели втроем в комнате Юру. Комната была и впрямь полна родни Юси – овечки, кролики, котята, куклы, кого только не было. А стол был завален тетрадками, книжками, записками, украшениями… Я попытался представить, что бы сказала Арха, увидев такой бардак, но не смог. Если уж она за складочки на платье ругалась и выбившиеся прядки, то эту комнату ей лучше никогда не видеть.

Юру беспрестанно тараторила, рассказывала то одно, то другое, подскакивала, махала руками, потом жаловалась на ноющие ноги, просила меня растереть их, потом снова подскакивала… Маленький волчок с косичками. Я любил смотреть за Юру – она была живой, настоящей, и сейчас её движение помогало как никогда, отвлекало. Она не похожа на Си ни капли, но в ней свое природное очарование. Ничуть не хуже, чем у воспитанной на сказках Архи родной сестры. Наверное, девочки красивые сами по себе, без всяких сказок. Юру хотелось обнять, потискать, как её милые игрушки, вдохнуть запах сладостей от её кос. Но я помнил, как рьяно она охраняла свои волосы, и не решался. Да и прекрасных дев неприлично трогать, учила Арха. Хоть Юру и не такая, и сестра, но всё-таки неловко. Вот если сама попросит что-то растереть, тогда можно.

Я посмотрел на Си. Она уже мирно посапывала, укутавшись в плед – ещё бы, привыкла к ранним подъёмам. Храпел и дядюшка Гай, так, что было слышно сквозь дверь и стены. Хотелось домой, спрятаться под одеяло и не вылезать. Но старик никак не шёл. За окном плотно посыпал снег, и я залюбовался. Красиво. Правда, дальше фонаря на воротах не было видно ничего. В груди уже неприятно давило – пора делать упражнения. Но сосудов с собой не было.

– Эй, ты слушаешь?

– Прости, отвлёкся.

– Ты сегодня весь вечер задумчивый. Что случилось?

Юру села рядом и обняла. Как объяснить ей, что у неё есть мама и папа, которые её любят, а у меня только безумец, который приходит изредка и делает больно? Ну ещё есть, конечно, старик, который вечно терпит, и Арха, которая морали читает, учит скучным прописям и неприятным упражнениям. Как объяснить, что сегодня ты узнал, что не нужен маме, что не имеешь права так её называть? А ещё тебя обещали прибить, и ты остался цел только потому, что Ми заподозрила неладное и прибежала? Я не знал и только помотал головой.

– С родителями поругался? – спросила она. – Ничего, бывает. Я тоже иногда ссорюсь. Сказала – не хочу на праздник в храм, хочу гулять, а отец как на врага народа посмотрел, и мама сказала, чтобы не выдумывала. Так обидно было, Эйр – все гуляли на улице, а мы молились в храме, представляешь! Одни!

– На празднике переселения? – спросил я.

– Да-да!

– М, – я обнял подушку.

Видения из ножа всплыли в голове. Мне бы тоже стоило помолиться в праздник разрушения старого мира и переселения в новый. Счастье и трагедия. Да, помолиться. Попросить прощения у Нелари. Может, она бы смягчилась и пришла? Стала бы моей мамой. Или лучше не напоминать о себе?

Взгляд затуманился.

– Эй, ты что, плачешь, что ли? – Юру всплеснула руками.

От неё веяло самой жизнью. Мимолетные эмоции менялись быстро, и я даже не успевал проникнуться ими. Мне бы так. Но я не мог отпустить то, что изменить было нельзя.

– Просто в глаз попало что-то. И спать хочу уже, – вздохнул я и потёр глаза.

– Так ложись, – предложила Юру.

– Не, дождусь уже. Старик скоро придёт, Нир ведь тоже уже хочет спать.

– О, а они в общину Эрва ходили? Расскажи!

– Сначала по работе, потом за какими-то снежными ягодами вроде бы. Нир поэтому и пошёл.

– Снеженика?

– Ой, не помню.

– Это безумно дорого! Проще сразу кристаллы начать есть.

Пожал плечами. У фонаря показалась тень, в дверь постучали. Я позвал:

– Си, пойдём. Старик пришёл.

– Папуля? – сонным эхом отозвалась Си. – Хочу спать, неси меня.

Я поднял сестру, но колени подогнулись от слабости.

– Не могу пока, Си. Иди сама.

– Пусть папуля понесёт, – попросила она.

И я через силу встал и понес.

Лестница далась нелегко, и я, поставив сестру у выхода, был очень рад и горд.

– Шапку надень, Си. Там снег пошёл.

– Люблю снег, – сказала Си и зевнула, прижимая к себе кролика.

Я открыл, пропустил в дом припорошённых снегом старика с Ниром. Ветер был ледяным, и старик поспешно прикрыл дверь. Нир клевал носом. Старик был таким же, как и всегда, только кашлял.

– Ну как, взяли ягоды?

– Всё обошли, никто не продает. Ни единой ягодки, – вздохнул старик и пригляделся к моему носу.

Я поспешно накинул капюшон.

– Счастливого пути! – Юру помахала вслед и закрыла дверь.

***

Дома стало совсем плохо. Я сжал в руках сразу два сосуда и, стиснув зубы от боли, перелил в них багровое пламя. Вдруг из носа капнуло. Я, зажав нос, побежал в ванную. Из щели лился свет. Закашлялся кто-то. «Там старик! Ладно, плевать».

Я вломился в ванную и осознал свою ошибку сразу же – не разобрал сквозь дверь эмоции и наткнулся на старика с Ни, намыливающих в купальне друг друга.

– Эйрин! Ты же видел све… – возмутился старик. – Ох, кровь?

Всплеск – и старик выбрался, ничуть не смущаясь. Я невольно посмотрел ему между ног. Вспомнилось видение из ножа. Желудок скрутило и выпростало тут же.

– Эйр, – пролопотала Ни и прижала к себе.

Старик обмыл мне лицо и приложил к носу прохладный компресс. Но мне было дурно. И от вида Ни, похожей на Нелари, пусть не окровавленной, но тоже обнаженной, душило своим чувством вины вперемешку с тревогой старших.

– Что случилось?

– Упал.

Старик явно не поверил, но компресс сменил. Ни утёрла себя и старика полотенцем и тоже села рядом, стала гладить по голове.

– От тебя что-то настойкой пахнет, – принюхался он.

– Испорченный морс выпил, – пояснил я. – Носом ударился и весь стол заблевал. Но убрал и извинился.

– Позорище, – старик вздохнул.

– Ну вот такой я. Поэтому меня Нелари и не любит, – я утёр непрошеные слезы.

– Почему ты решил, что не любит?

– Не приходит, – всхлипнул я.

– Она всегда приходила к вам с Ниром, когда вы были маленькие. Она очень любит тебя, Эйр, и обязательно пришла бы, если бы могла. И к Си бы пришла. Она болеет и засыпает иногда надолго. Но она обязательно когда-нибудь проснется и придёт.

– Правда?

– Угу, – подтвердила Ни и похлопала по пузу. – И мне горячий животик сделает.

«Чудовище, в полтора толчка сделанное!» – вспомнилось некстати и снова вывернуло.

– Как хорошо тебя с настоечки, – вздохнул старик. – Сейчас заварю гуляй-травы.

========== Часть 22. Ты врёшь ==========

Утро началось как и всегда – упражнения, умывание, завтрак и прописи. Ничего не изменилось, Арха верна себе. Но я был подавлен – не выспался и никак не мог отойти от вчерашнего.

– У тебя большой прогресс, Эйр, уже реже мажешь, – похвалила Арха и положила новый лист. – Попробуй ещё раз, нужно закрепить.

Нир рядом уже не сутулился и медленно-медленно дописывал свою страничку. Си вышивала без особого вдохновения, кажется, мечтая совершенно о другом.

– Ари, почитай сказку, – попросила она.

Арха открыла книгу и начала: «Жила-была прекрасная дева. Она была редкой мастерицей – вышивала гладко, нить не путалась, и даже тончайшие ткани поддавались её ловкой руке…»

Я закатил глаза. Сюжет сказок всегда был одинаков – будь умницей-красавицей, тебе встретится чудовище, и нужно обязательно помочь герою с ним справиться – вдохновить красотой, улыбкой, подбодрить письмом и вышить платок. Словом, помочь всей той бесполезной чепухой, которой Арха учила сестру. И всех неумёх чудовище сожрёт, а самую способную деву обязательно ждёт герой, шкура чудища и свадьба. Но почему для матери не нашёлся такой герой? Почему такое чудовище, как отец, сделало ей новое чудовище в полтора тычка? И почему есть разница, в сколько тычков? Чем больше, тем хуже? Или наоборот? Я не знал, но из уст дядюшки полтора прозвучало как что-то ужасное. Запомнилось.

Это так глупо, но Си любила сказки. Девочка же. Я хотел бы сказать, что никакой расшитый платок герою не поможет, красивое платье и улыбка тоже, герою нужны тренировки, чтобы одолеть чудовище. Или дядюшка Гай, готовый вовремя припечатать носом в стол. Разумеется, не отца, он же взрослое чудовище. Только маленькое. Толку от таких героев? Но если героев не существует, зачем нужны эти сказки?

Глянул на Си и засомневался. На неё ведь и вправду было приятно посмотреть, когда она подражала выдуманным прекрасным девам. Прямая спина, платье без единой складочки и пятнышка, локоны в аккуратной причёске, изящные движения вышивающих рук. Она была похожа на взрослую, и только наивное: «Ари, почитай сказку!» выдавало, что она ещё совсем ребенок. Наверное, эти сказки придумывают, чтобы девушки не искали чудовищ, сидели дома и не скучали. А ещё были красивыми и нравились мужчинам.

Нир дописал листок, без напоминаний сделал упражнения для спины и вышел в сад. Отмучился. Я проводил его взглядом. Кажется, Нир злоупотреблял зарядкой и едой, и оттого рос по-взрослому мощным. Захотелось тоже стать высоким, и чтобы мышцы было видно. Но я ещё только начал относительно уверенно ходить, и от упражнений, как у Нира, уставал быстро.

Рост не главное, но как же хотелось вырасти! Вряд ли получится, конечно. Нир, похоже, в старика ростом пошёл, а старик выше отца. Ну и ладно. Хоть отец ниже ростом, Нелари у него, а не у старика. Потому что он сильнее. Мне тоже надо стать таким, чтобы взять своё.

Листок вышел чистым, без клякс и помарок, и я принялся за очередной мешок с энергетическими сосудами. Нужно успеть сделать всё до вечера, иначе отец снова потянет с ужасной силой.

Я поёжился. Нет, этого нельзя допустить! Надо постараться самому, в этот раз точно успею!

– «И жили они долго и счастливо», – закончила Арха.

– Ари, ещё! – попросила Си.

– Ты уже вышила платок. Попробуй подбодрить Эйра, он так старается с упражнениями.

Си подлетела и промокнула пот со лба с наивной улыбкой.

– Устал, Эйр?

– Пить, – попросил я.

Си поднялась, расправила складочки на юбке и побежала из комнаты.

– Прекрасные девы не бегают! – напомнила Арха, и шаги Си в коридоре стали медленнее.

Я закатил глаза.

– А герои не закатывают глаза, – Арха скрестила руки на груди.

– А я не герой, – ответил я. – Я хочу стать чудовищем, как отец. Чудовища сильные и никого не боятся.

– Эйрин! Ну-ка извинись, – в голосе Архи послышался металл.

– Почему Нелари не приходит? Прекрасные девы дома у героев не чахнут. Они заботятся о своих детях, не бросают их. Если она не приходит, значит, её удерживает чудовище.