Текст книги "Рубиновая омела (СИ)"

Автор книги: Волосинка на губе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Мерлин, как он видит снитч, через такой-то снегопад?

Гермиона задрала голову и проследила за зелёной тенью слизеринца. Но вдруг комментатор закричал, и теперь все устремили взгляды вверх.

Потому что Драко падал.

Время для неё замерло, внутри что-то росло. Росло понимание о неизбежном. Он мог умереть, упав с такой высоты.

Гермионе достаточно секунды, чтобы подняться на ноги, выхватить палочку и направить её на него.

– Арресто моментум!

Вспышка около земли, а затем глухой удар от падения в снег. Гермиону затошнило, отовсюду раздавались крики. Все боялись того, что она не успела.

***

Гермиона дождалась времени отбоя и незаметно выскользнула из общежития, чтобы пойти туда, где ей не место. Осторожно ступая и оглядываясь по сторонам, девушка надеялась, что останется никем не замеченной. Заглянув в больничное крыло, она убедилась, что там было пусто. В зале темно, лишь белые койки светились во мраке ночи. Он лежал на последней, у стены. Грейнджер засеменила через зал, а когда подошла кровати, замерла.

Драко спал. Она скользнула взглядом по голым плечам, выглядывающим из-под одеяла. Бледная кожа почти сливалась с белым постельным бельём.

– Зачем?

Гермиона вздрогнула, от стыда к щекам хлынула кровь. Малфой открыл глаза и посмотрел на неё. Ей не нужно гадать. Он зол.

– Что зачем?

– Зачем спасла меня? Для нас обоих было бы лучшим решением, если бы я упал и свернул себе шею.

– Зачем ты спас меня в ванной старост? Мы квиты, – она развернулась, чтобы уйти, но услышала, как позади зашуршало одеяло.

– Стоять, Грейнджер!

Его слова будто каменной стеной встали перед Гермионой. Драко мигом догнал её и остановился позади, так близко, что она чувствовала его дыхание на своём затылке. Он глубоко вдохнул, словно принюхивающийся в поисках добычи зверь; по её телу тут же побежали мурашки.

– Какого чёрта ты пахнешь бергамотом?

Она медленно развернулась к нему и взгляд сразу же наткнулся на голую грудь. Это второй раз, когда она видела его полураздетым. Освежившиеся воспоминания дополнились новой информацией. Он явно стал крупнее, раздался в плечах, а мышцы груди и живота проступили ещё чётче. Гермиона смущенно подняла взгляд, чтобы встретиться с драконом.

– Твоя амортенция тоже пахнет мной?

– Ты знаешь, что на это повлияло, – его лицо исказилось. – Я ненавижу даже мысль о том, что мне придётся чувствовать тебя где бы я ни был, потому что грёбаная омела решила свести нас!

Драко невозможен во всём. Всё, что он извергал из своего рта в сторону Гермионы, всегда оказывалось желчью. И ей обидно за себя, она хотела отыграться.

– Знаешь, я этому рада, – увидев его реакцию, ей захотелось больше, сильнее, больнее. – Даже сама мысль о том, что тебе придётся всю жизнь думать о той, кто тебе ненавистен – чистое наслаждение. Где бы ты ни был, с кем бы ты ни был, перед глазами всегда буду я. Грязнокровка. Шикарная ирония судьбы. Теперь живи с этим…

Она развернулась, чтобы уйти, и услышала позади себя рычание. Гермиона охнула, но понять ничего не успела, так быстро Малфой обхватил её за талию и притянул к себе.

Дыхание прерывистое. Он загнанно дышал прямо ей в затылок, крепко прижав к своей груди. Гермиона спиной, через тонкую рубашку, чувствовала жар его кожи. Казалось, будто огонь, полыхающий в нём, вот-вот вырвется наружу.

«Боже, дай мне сил!»

– Я даю тебе секунду, чтобы отпустить меня, – она попыталась оттолкнуть его руку. Бесполезно. Ей бы дотянуться до палочки, бросить в него оглушающее и уйти. Но она стояла замершей жертвой, не в силах пошевелиться.

– Ты мне должна, Грейнджер, – зашептал он, вжавшись в неё бедрами, чтобы Гермиона сразу поняла, о чём шла речь.

Из страхов в арсенале Гермионы имелся и такой: она боялась оказаться в закрытой наглухо комнате наедине с ним, потому что не убежать и не скрыться. Сейчас же у неё было много возможностей, чтобы уйти, убежать отсюда. Но Гермиона не пользовалась ими и по праву могла бы получить звание в духе «мазохистка с пониженным инстинктом самосохранения».

К черту всё.

Она развернулась в крепких объятиях и встретила лицом к лицу своё неминуемое поражение.

– Мне больно, – тихо сказал Драко и протянул руку к её шее. Провёл пальцами по подбородку, спускаясь вниз, чтобы сжать, отомстить и притянуть ближе. – Просто помоги мне…

«Пожалуйста» так и осталось неозвученным. Гермиона мягко обхватила его лицо ладонями и притянула к себе. Вот так, прямо здесь, идеально совпадая.

Всё происходило невероятно быстро. Гермиона чувствовала, что падает, тормозит спиной о мягкую обивку матраса. Глухо застонала от секундной боли, процедила сквозь зубы проклятия, но замолчала, прерванная сухими губами Малфоя. Грубые пальцы сжимали её бёдра, словно хотели, чтобы кожа собралась мелкими морщинками, как смятая простыня.

Она разорвала поцелуй, вскрикнув от боли. Драко отстранился, посмотрел на неё с непониманием, а после опустил взгляд на её ноги и обомлел.

– Что это? – он коснулся синяков, кровавых гематом на гладкой коже. – Что ты с собой сделала, Грейнджер?

Он зол? Расстроен?

– Мне тоже больно, Малфой, каждый грёбаный день! Это всё ты, это про тебя…

Есть неудобные люди.

Вот и они были парой крайне неудобных друг для друга людей. С болью, которая разделилась на двоих.

Драко по-садистски оскалился. Оперевшись на одну руку, другой задрал юбку ещё выше, чтобы приблизиться к этим синим кляксам. Прикусив истерзанную кожу, он сразу же покрыл место укуса россыпью осторожных поцелуев – и ещё, и ещё, по-новой.

– Боже, Малфой… – тихо простонала Гермиона. Откинувшись на подушку, она шире развела ноги, чтобы дать ему больше пространства. Им не стоило терпеть. Только не сейчас, после всех ожиданий.

Он оторвался от её бёдер, посмотрел в глаза, словно что-то в них искал, и вдруг произнёс:

– Это всё из-за омелы! – оправдал он свою страсть.

– Да, – согласилась Гермиона. – Будь она проклята…

Грейнджер казалось, что хуже всего то, что она не могла обвинить Драко в происходящем, были виноваты оба.

– Раздевайся…

Что-то в этом приказном тоне заводило её. С Эриком всё было не так. Он был нежен. Но от Драко не стоило ждать ласки, и, наверное, для неё так лучше. Гермиона смотрела ему в глаза, перебирая пуговицы одну за другой, а сердце молило о пощаде, просило остановиться. Она стянула с себя рубашку, швырнув её на пол и зная, что Драко не отводил взгляда. Её живот, руки, грудь. Она вся изуродована собственной болью. На ней не было бюстгальтера, потому что сковывать эти раны было бы слишком.

Малфой бросился на неё как голодный зверь. Прижав её своим телом сверху, кусал за губы, скользил руками только по самым тёмным синякам, чтобы больнее. Чтобы жестче. Идеальный каратель. Гермиона обхватила бёдра Драко ногами и выгнулась. Ногтями царапала его тело, всё, до чего могла дотянуться. Это было похоже на убийственный танец – терзать друг друга, пока один из них не сдастся.

Малфой втиснул руку между их телами, чтобы спустить пижамные штаны и после оттянуть её трусики. Он не заботился о том, чтобы раздеть её полностью, потому что не мог больше ждать.

Ей нравилось наблюдать из-под полуопущенных ресниц, как именно он терял контроль: мгновенно, всё ближе и ближе к бездне. Его кожа словно горела, внутри – раскалённые угли, всепоглощающее пламя, настоящая лава. Нахер! Нахер всё. Гермионе хотелось дальше, ниже, выше и глубже, в беспорядке эмоций она желала, чтобы огонь поглотил её. Это желание концентрировалось в одной пульсирующей точке внизу, завязывалось в тугой узел и требовало освобождения.

Тишину, после сбившегося дыхания, нарушил первый сдавленный стон. Драко в ней. Он не церемонился, желая получить своё. Толкаясь в неё со всё ускоряющимся темпом, Драко кусал кожу на шее Гермионы, обжигал своим дыханием, сжимал задницу, теснее прижимая к себе.

– Трогай себя, грязнокровка!

Слова – будто брызнувший яд. Она точно сошла с ума.

Потому что подчинилась. Знала, что он не будет стараться ради неё. Ей нужно сделать всё самой.

Рука скользнула вниз, туда, где сейчас, казалось, сосредоточились все её нервы, чувства и желания. Гермиона застонала, вторя бешеному темпу Малфоя. Её сознание, будто подхваченное ветром, беспорядочно металось, и лицо Драко, и весь мир теряли чёткость. Напряжение внизу живота становилось невыносимым, нутро словно сжалось в один вибрирующий комок, и Гермиона чувствовала, что вот-вот сорвётся с обрыва.

– Я ненавижу тебя, Грейнджер, – сдавленно процедил Малфой, закатив глаза.

– Я… я тоже …

Она не знала окончания своей фразы. Ненавидела его – или себя – за то, что её сковала сладкая судорога оргазма, волнами расходившаяся по телу, за то, что мышцы плотно сжимались вокруг его члена. За то, что чувствовала, как Малфой кончал прямо в неё, не заботясь ни о чём.

***

Гермиона спала без снов. Ей даже не пришлось, в который раз, просить мадам Помфри о зелье «сна без сновидений», как она делала неоднократно. После секса Гермиона оделась и ушла, не проронив ни слова. Она направилась прямиком в душ, смывая с себя следы преступления. Тёрла мочалкой до крови и хотела бы стереть с себя всю кожу до самых костей, чтобы уничтожить всё, чего касались чужие руки и губы. И его запах, и самого Малфоя.

В первую очередь она позаботилась о том, чтобы наложить на себя противозачаточное заклятие, которое помогло остановить всё то, что могло бы в ней начаться.

Отвратительно.

И что самое ужасное, ей стало лучше. Гермионе не хотелось терзать свою кожу наказаниями, не хотелось делать больно, потому что какая-то часть её была удовлетворена. Проклятие омелы замедлилось, получив свою дозу садистской близости.

Неделя прошла сносно. Всё вернулось на круги своя. Малфой игнорировал её, точно так же, как и она его. Была лишь одна попытка посмотреть в его сторону на ужине, но кончилось это тем, что Гермиона успела вовремя отвернуться, прямо перед тем, как он захотел посмотреть на неё. Что это? Телепатия или обреченность чувствовать друг друга?

В пятницу, на последнем уроке зельеварения, Гермиона пришла в класс первой. Сегодня был смежный урок с другими факультетами и лекционные парты были длинными, рассчитанными для большой аудитории. Заняв место, девушка принялась за последнюю пройденную главу учебника, чтобы повторить прошедший урок. Скоро ученики начали заполнять класс. Умение отстраняться от шума помогало Гермионе всегда, но не сегодня. Слева от неё громко уронили сумку прямо на пол.

Она обернулась, и сердце заколотилось с удвоенной силой.

Малфой молча сел рядом, достал учебник и пергамент. Он даже не смотрел в её сторону. Рядом с ним устроился Забини и завёл рассказ про грядущие рождественские каникулы.

Грейнджер решила пересесть, уже поднялась с места, но её запястье обожгло удушье холодной ладони.

– Сядь.

Гермиона замерла. Хотела что-то ответить, вырвать руку из заточения, но не успела. В класс бесшумно вошёл Снегг, и все затихли.

– У вас какое-то объявление, мисс Грейнджер? – спросил профессор, лениво вскинув бровь в ожидании ответа.

– Нет, сэр, – она села на место. Ей пришлось.

В кабинете зельеварения всегда было прохладно, но Гермиону душил жар, не хватало воздуха. Она нервно подёргивала ногой, глядя на маленький циферблат своих часов. Время ползло нахально медленно, вселенная явно издевалась над ней. Грейнджер даже пошевелиться боялась, потому что расстояние между ней и Драко было ничтожно малым. Одно движение – и она почувствует его плечо.

Кончик пера скрёб пергамент, она старалась записывать лекцию и ни чем не выдавать своих истинных чувств. Но кое-что заставило её вздрогнуть. Брови поползли вверх, потому что матьего Малфой накрыл её бедро рукой и с силой сжал его. Знал, что под длинной юбкой спрятаны синяки. Знал, куда бить.

Ублюдок.

Гермиона повернулась к нему, но её сразу же пронзила новая боль. Чужие пальцы будто вгрызлись в ткань юбки. Одновременно с этим Малфой, не глядя на неё, слегка приподнял подбородок. Его безмолвное «смотри вперёд».

И она подчинилась.

Когда закончился урок, Снегг испарился так же бесшумно, как и появился. Гермиона резко поднялась, скинув с себя вспотевшую ладонь парня.

– Грейнджер!

О, нет. Она не повернётся.

Сумка собрана, и Гермиона быстро направилась к выходу. Драко, появившийся прямо перед носом, её остановил. Это было такой дерзостью, что девушка заоглядывалась по сторонам, подумав, насколько всем эта картина могла показаться нереальной. Но она поняла, что они в классе одни. Насколько нужно было запутаться в своих мыслях, чтобы не заметить этого – Гермиона решительно не понимала.

– Ванная старост, – сказал он ровным голосом. – Прямо сейчас!

– Пошёл на хер, Малфой!

Так вот каково это, плеваться ядом?

– Ванная старост! – повторил он. Гермиона заметила, как мелко дрожала его челюсть. Ему вновь больно. Без неё. Омела требовала новой дозы.

– Это в последний раз, Малфой!

Какая нелепая ложь. После этого они встретились в воскресенье после завтрака, во вторник, пропустив урок травологии – это превращалось в такую рутину, что когда Гермиона сталкивалась с ним взглядом в Большом зале, то понимала, что вскоре они будут полураздетыми и запыхавшимися.

Гермиона не испытывала удовольствия, так она себя успокаивала. Просто секс, который помогал им не сойти с ума и пережить внутреннюю боль. Заряжал дозой, чтобы хватило до утра. Чтобы не гнило нутро из-за долгого отсутствия друг друга.

Прямо перед каникулами она поняла, что будет тяжело. Она умела справляться с мыслями о нём, но Драко, в свою очередь, был готов на всё, лишь бы не думать о грязнокровке.

Дома уютно.

Рождество наполняло её спокойствием и детским восторгом, которое Гермиона сумела сохранить. Она любит этот праздник. Утром прилетели совы с подарками от друзей и поздравительной открыткой из Хогвартса. Даже Эрик, с которым они остались в дружеских отношениях, поздравил её, прислав подарочное издание «Истории магии». Большую часть каникул Гермиона с родителями провела у родственников, и ей почти удалось забыть о калечащем её состоянии.

Через неделю, под конец каникул, Гермиону разбудила мама.

– Милая, к тебе пришли, – сказала она, зайдя в комнату дочери.

Она посмотрела на мать и увидела в её глазах волнение. И что-то разбилось внутри Гермионы. Это было не к добру. Девушка поднялась, закуталась в детский халат, который свободно на ней сидел, и, на ватных ногах, спустилась вниз. Он стоял в коридоре, встретив её сверлящим взглядом.

Демон пришёл за добычей прямо к ней домой. Он настолько отчаялся?

Гермиона не сказала ему ни слова, поднялась обратно в спальню, попутно сообщив маме, что ей нужно ненадолго уйти со своим однокурсником. Отказалась от завтрака, лишь бы увести Драко подальше от её укромного жилища, чтобы он не уничтожил и его.

Как только они свернули за угол дома, Драко схватил её за предплечье, и они аппарировали.

– Куда ты меня перенёс? – спросила Гермиона, оглядываясь вокруг.

– Ко мне в квартиру.

Огромный лофт в серых тонах, к её удивлению, не казался холодным. Большая гостиная с большим же чёрным диваном, стоящим напротив металлического камина. Кухня из тёмного камня с удачно подобранным деревянным столом. У него явно был вкус.

Деревянные панели в пол отделяли спальню. Гермиона никогда не встречала настолько большую кровать. Изумрудное меховое покрывало напоминало цвета их факультета.

– Мне нужно сходить кое-куда, я быстро.

Не успела она ответить, как он аппарировал и оставил девушку одну.

– Какого чёрта, Малфой? – запоздало крикнула она в пустоту.

Ей не трудно догадаться, зачем она здесь. Что будет дальше. С обреченным вздохом она села на кровать и, уперев локти в колени, зарылась руками в волосы. У неё разболелась голова, и, чтобы унять боль, Гермиона слегка помассировала её. Старалась дышать через нос, чтобы привести в порядок беспорядочное сердцебиение, но получалось плохо.

Что она делает? Со своей жизнью?

Гермиона распрямилась и, желая отвлечься от угнетающих мыслей, оглядела логово зверя. Прикроватная тумба стала для неё мишенью. Подёргала ручку – но та не поддалась.

– Алохомора.

«Перестань!»

Внутри, на полке, лежала тетрадь в кожаной обложке и с выжженной буквой «М».

«Закрой!»

Рука потянулась к ней. Она ожидала какого-то защитного заклятия, думала, что её ударит током, но ничего не произошло.

«Не делай этого!»

Надвигающееся предчувствие чего-то страшного разливалось по венам.

«Положи обратно!»

Она открыла тетрадь прямо на середине, и взгляд сразу споткнулся о такие знакомые, омерзительные слова.

«… ненавижу её. Грязнокровка смогла подчинить меня. Ненавижу! Хочу, чтобы она исчезла…»

Сердце барабанило в грудную клетку в желании катапультироваться, но она листала дальше.

«… я чувствую, как она воняет. Этим ебучим приторным бергамотом! Ненавижу. Хочу накинуть на её шею удавку и медленно затягивать, наслаждаться тем, как она корчится от боли…»

«… совершенно холодная в постели. Трахаю бревно. За что мне это?! Почему именно она?..»

Читать стало невозможно, потому что задрожали руки. Её передёргивало от каждого слова. Всё тело будто онемело от спазмов боли. Как она могла так опуститься, чтобы позволять ему делать это? И будто бы остального было мало, её добило последнее.

Колдография, сделанная на астрономической башне.

Гермиона видела её впервые, она не висела в гостиной Слизерина, как обещала Пэнси. На ней Гермиона почти не шевелилась. Сведённые брови на искаженном от ужаса лице, а в глазах – дикий стыд. «Хогвартская шлюха», гласила подпись под фото.

Гермиона услышала хлопок аппарации и приближающиеся шаги.

– Какого хуя ты роешься в моих вещах, гряз…

– Называй меня правильно, Малфой! – криком перебила она его. Первая слеза скатилась вниз. Она даже не заметила, когда её глаза успели наполниться слезами. – Х-хогвартская шлюха! Так будет правильней!

Она вырвала лист из дневника, первый, какой попался. Малфой стоял в нескольких метрах как зачарованный.

– «Отвратительная мразь, которая мешает мне жить»! – зачитала она с листа, тут же скомкала его и бросила Драко в лицо. – «Я хочу, чтобы она исчезла, корчилась от боли»! – снова хруст вырванного листа, и вновь прямиком в Малфоя. – Ты поэтому меня сюда привёл? Наслаждаешься своей безнаказанностью? Моим унижением? Что я как шлюха иду у тебя на поводу, чтобы тебе стало легче? Такой ты хочешь меня видеть? Как здесь?

Гермиона бросила в него фотографию. Девушка на ней – она – как заезженная пластинка корчилась от ужаса и боли.

– Боже, какая я дура! – взвыла она. – Поздравляю, Малфой! Ты добился своего! Мне больнее, чем тебе!

– Грейнджер…

Он хотел что-то сказать, но не успел. Она аппарировала, и дневник, который секундой ранее был у неё в руках, шлёпнулся на пол страницами вверх. Драко затрясло. Он поднял дневник, и взгляд зацепился за слова, когда-то выведенные его рукой:

«Умри. Умри. Умри»

Вот только эти строчки он писал про себя.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к

Спасибо вам огромное за ваши отзывы. Они мне необходимы, как Грейнджер для Драко)))) Надеюсь вы дойдете со мной до конца, и я буду болтаться с вами, как волосинка на губе.

он

Каждая попытка вдохнуть словно укорачивала его жизнь. Грейнджер ушла, оставив после себя бездонное ни-че-го. Ему бы радоваться этой пустоте, зарыться в неё с головой, но ему хотелось выть как волк. Сердце колошматило о грудную клетку так, что он, казалось, слышал треск костей.

Всё-таки в ней, за слоями грязи, всегда скрывалось что-то крайне необыкновенное. И Гермиона раскрыла все карты своей человечности перед ним. А он, с садисткой удовлетворенностью, смотрел на это из первого ряда.

Когда всё это началось?

После того, как в его кожу иглами вонзились крошки рубинов?

Или раньше, когда он увидел её впервые?

Да, это определенно случилось раньше.

Много лет назад, в Косом переулке, когда его слух наткнулся на щебет её смеха. Драко никогда не слышал, чтобы кто-нибудь смеялся так – заразительно, невольно заставляя улыбнуться в ответ, даже не зная причины её радости.

Он стоял позади, когда старик Олливандер вложил в её ладонь древко новенькой волшебной палочки. Именно тогда она смеялась. Наверное, от счастья – так он думал. Но стоило второй раз увидеть её, и всё внутри рухнуло. Только начавшаяся надежда на что-то сгорела, когда Драко увидел, кем являлась девочка. Маглорождённой. Он никогда так её не называл.

Грязнокровка.

Именно это Грейнджер и услышала, когда он прошёл мимо неё, сильно задев плечом. Будто бы дав сдачу, за то, что она так нахально заставила его восхититься этим чёртовом смехом!

Он не списывал это на обиду. Он лишь констатировал факт о её недостойности – так его учили с детства.

«Есть мы, и есть они, Драко», – говорил отец, особенно жирно подчёркивая разницу.

И Малфою бы хотелось – нет, он ждал – что после распределения эта девка будет вести себя словно серая утлая мышь. Но, к его большому разочарованию, эта нахалка гордо смотрела ему в глаза и шипела что-то про «здесь моё место».

Игра началась. Он вёл её к мышеловке и хотел, чтобы ей прищемило хвост, хотел услышать из некогда смеющегося рта рваные крики отчаяния, боли и страдания.

Ему же удалось это сделать? Минутами ранее, когда он видел, как последняя нить, держащая её на плаву, порвалась, и она полетела в бездну. Так чем он так недоволен сейчас? Почему не чувствует удовлетворения, а лишь одну только злость на себя?

«Я всё испортил»

Он испортил всё уже давно. Невозможно склеить настолько разбитую вазу. Да и хотелось ли?

– Блядь! Блядь! Блядь!

Ему нужно срочно напиться, потому что скоро начнётся ад. И он вряд ли выдержит его снова. Драко лучше запустит в себя Аваду, чем ещё раз позволит сердцу сжиматься от острой нехватки запаха бергамота её волос, от жизненно важных для него карих глаз, от её лица и тела.

Летом было невыносимо. Мир рухнул, когда ему сказали, что это не лечится. Ни одна магия, ни одно заклинание не действовало против любви. Но он её ненавидел!

Как можно любить ту, от которой дыбом вставали волосы, когда она находилась с ним в одном помещении? Как можно быть с той, которая недостойна тебя? Как можно закрыть глаза на её кровь? Отец говорил ему:

«Мы что-нибудь придумаем»

Ложь.

Родители прекрасно знали, что омела права. Судьба – вот она, перед носом, если звенят рубины. Они сами испытали это на себе. Но, чёрт возьми, им было в тысячу раз легче! Между ними не было никакой пропасти и различий. А как мог Драко переступить через свои предрассудки, которые впитал с молоком матери?

Как?

Всё это просто убивало.

Его организм боролся с этим вирусом, пытался отторгать, но выходило плохо. Драко горел изнутри, его тело сжигало себя заживо. Антидот лишь один, и это Грейнджер. Рядом, близко, настолько, что можно склеиться с ней. До внутренностей. До самой души.

Он проебался, и прекрасно это понимал.

Драко подошёл к прикроватной тумбе, которую так нахально вскрыла Грейнджер. Из которой взяла его личный дневник и прочитала все те крики души, которые он выплёскивал на страницы. Какая же она идиотка! Не понимала, что ему так легче! Он бил своими отвратительными словами листы тетради, лишь бы не срываться на ней.

– Дура! Полная дура!

Он потянулся к тумбочке, чтобы взять ещё одну тетрадь, которая лежала под дневником. Его пальцы дрожали, а горло превратилось в высушенную подкожную трубу. Драко нащупал во рту немного влаги, протолкнул её внутрь языком; встать и выпить воды не хватало сил. Он лёг, спиной ощутив мягкость кровати, и раскрыл тетрадь, чтобы снова погрузиться в свои самые тёмные секреты, о которых не смел говорить в слух.

«Если ты читаешь это, то я, по какой-то нелепой причине мёртв. Потому что ни за что на свете я не оставил бы эти строчки, если бы собрался умереть намеренно. Я сжёг бы листы, чтобы унести всё это с собой.

В какой момент прошлых жизней мы с тобой так нагрешили, что сейчас должны быть вместе? Тебе тоже смешно? Надеюсь, что да. Потому что эта нелепица убивает меня, Грейнджер.

Расплата за грехи приходит всегда. Жизнь как бумеранг – возвращает и хорошее, и плохое. Но, кажется, я настолько проебался, что в меня летит только дерьмо. Надеюсь, твои дела обстоят лучше, потому что ты не сделала ничего плохого.

Блядь, как же сложно это писать…

Признаваться в этом.

Я чувствую горько-кислый привкус своих несбывшихся надежд. Надежд, где не было тебя. Я давным-давно продумал свою жизнь на многие годы вперёд. И, чёрт, тот вечер, на балу, разрушил все мои планы.

Конечно, я винил во всём тебя. Я просто подумать не мог, что ТЫ, именно ТЫ должна быть со мной. Поверь, тебя в моём списке не было, да и не могло быть. Но, блядь, к чёрту список! Мне до жути больно осознавать, что ТЕБЯ не будет в моём будущем.

Я пытался.

И лучше тебе не совершать такой ошибки. Это невыносимо. Словно адский огонь возгорается во мне, когда я пытаюсь убедить себя, что ты, Грейнджер, не та, кто должна быть рядом.

Я не умею по-другому.

Просто блядски не умею жить рядом с тобой, не срываясь на оскорбления. Не могу.

Но когда ты рядом, мне спокойно. Ничего внутри не горит. Будто так и должно быть. Мерлин, за что мне это всё?

Я всегда считал тебя недостойной. Ты была бракованной. Грязнокровкой. Думал, что ты не должна бояться сломаться, потому что уже была в трещинах. Тебя нужно было просто добить. Я хотел разломать тебя. Так, чтобы ты треснула по швам. И тогда, на астрономической башне, когда ты пришла к Седрику, я услышал наконец треск твоего нутра.

И знаешь что?

Мне не понравилось!

Твоё отчаяние отвратительно, Грейнджер. Твой смех намного приятнее.

Блядь.

Я понял, что обречён, когда увидел тебя в воде. Твоё маленькое голое тело, которое безжизненно болталось в воде. Мерлин, как я испугался! Как я кричал на тебя, Грейнджер! Конечно, ты этого не помнишь. Первой мыслью было то, что ты решилась раньше меня закончить мучения. Блядство! Как я злился на тебя. Терзал твою грудь, чтобы ты не посмела умереть. Чтобы твои лёгкие вновь задышали. И когда ты вырвалась из лап смерти, ты обняла меня. Так крепко, что я опешил. Во мне появилось чувство, которое я никогда не испытывал. Жалость.

Не та жалость, с которой смотрят на прокажённого. А та, что заставляет оберегать. Я и это чувство старался подавить.

Тогда-то я впервые и почувствовал этот ни с чем не сравнимый цитрусовый привкус бергамота. Ты всегда его добавляешь в масло?

Блядь-блядь-блядь! Грейнджер, даже сейчас я ощущаю его привкус у себя на языке. Что ты со мной делаешь?

Я думал, что страдаю один, пока не увидел всё то, что ты с собой делала. Мерлин, ты просто извращенка! Зачем? Да, первое, что я подумал, так это о том, что ты казнишь себя и согласна с тем, что из нас никудышная пара. Мне немного польстило это. Но вспомнив свою заглушённую жалость, я взревел от одной только мысли, что ты делаешь это с собой.

Ёбанная дура!

В моем арсенале нет слова «прости».

Но оно сидит во мне как кость в горле. И я всё жду, когда смогу его выхаркать…»

***

В гостиной Слизерина творился полнейший хаос: семикурсники готовились к сдаче экзаменов. Весь этот гул мешал ему мыслить, и он, протоптанной дорогой, отправился туда, где многое произошло. Астрономическая башня стала уголком уединения для Драко. Он смотрел на заснеженный лес, выдыхал тягучий пар, который уплывал от него завитками. Звёзды над головой утратили блеск, а действия – целесообразность. А имели, когда-нибудь, в принципе? Первый день после каникул завершился привычным, восхитительным ничем.

Он видел её всего раз, за ужином, за столом Пуффендуя. Её зеленый галстук был бельмом на глазу среди жёлтых. Он сразу понял, что она настроена на то, чтобы ограничить своё пребывание рядом с ним к минимуму.

Драко всегда был организованным. Даже в этой ситуации он старался мыслить логически, хотя бы до того момента, когда его не начнет ломать. Ещё были силы думать – пока что.

Первое, что ему нужно, так это наладить контакт.

«Наладить…»

После такого и становятся взрослыми? Когда начинают думать дипломатически? Мерлин, да это же невозможно в их ситуации – именно так полагал он. Наломавший дров дровосек и сбежавшее от него полено.

Он сжался, когда в голове всплыли выписанные в дневнике слова, которые Гермиона зачитывала ему вслух. Как он должен ЭТО исправлять?

Почти неделю они играли в «кошки-мышки». Он каждый раз старался поймать её после урока, но Гермиона, очевидно, обрела невероятную способность испаряться у него из-под носа, и именно так ей удавалось избегать встреч. Малфой заводился. Злился – на себя. Ведь этого всего можно было бы избежать.

«Мудак», – камнем висело в его голове.

Ещё неделю он старался подсаживаться к ней, начинал писать записки, но тут же уничтожал их, потому что это было низко. Нужно всё решать глядя в глаза друг другу. Видеть реакцию на слова. Ему это пиздецки необходимо.

К вечеру Малфой завалился в гостиную с серьёзным намерением вытащить Грейнджер из спальни, пусть даже силой. Его уже начинало ломать от её отсутствия в его жизни. Она была так близко и одновременно далеко. Он обошёл всё общежитие, даже постучался в её комнату. Но встретил лишь напуганную соседку, которая сказала, что Грейнджер приходила поздно ночью, а потому пришлось уйти ни с чем.

Малфой обессиленно повалился на диван в общей гостиной, зарывшись руками в волосы. Он почти на грани того, чтобы начать рвать их. Но его отчаяние перебила Пэнси.

– Драко, я…

– Пэнси, давай не сейчас, у меня пиздецки болит голова, – он не смотрел на неё.

– Я знаю, где она.

И это словно гром среди ясного неба. Он никогда так быстро не поднимался на ноги. Никогда из-за женщины, и особенно – из-за Грейнджер.

Пэнси сдержалась. Она изо всех сил пыталась не сорваться на крик, чтобы высказать ему всё, о чём думала. Паркинсон знала его положение.

– Где?

– Выручай-комната…

Малфой задержал взгляд на девушке. Хотел что-то сказать, но только легко коснулся её плеча в безмолвном «спасибо», а после, не медля ни секунды, сорвался с места.

Насколько сильно они все поменялись? Он говорил с ней всего раз. Рассказывал об этой ситуации. Наверное, потому что невозможно быть ещё большим мудаком. Паркинсон слушала его, сдерживая и слёзы, и рвущуюся наружу обиду. Он был уверен, что на Грейнджер. В тот раз она сказала ему: «я слишком тебя уважаю», и этого было достаточно, чтобы понять, что Пэнси отступает. Он не искал подвоха. Просто она никогда бы не стала с этим шутить, какой бы сукой она не казалась.

Школьные коридоры темны после отбоя. Драко думал, что он будет скучать по ним. Тоска ещё сильнее взращивала в нём боль. Будто ей мало, что он и так мучился.

Он знал о выручай-комнате одно – она появляется только тогда, когда человек испытывает огромную необходимость в помощи. Блядь, да, он нуждался в ней!