Текст книги "Ураганы (СИ)"

Автор книги: Волосинка на губе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

«В мире имеется много вещей, о сути которых мы понятия не имеем…»

Первые лучи солнца падают на кровать, раздражая глаза через тонкие веки. Неохотно просыпаюсь, моргаю, рассеивая мутную пленку сна. Первое, что я вижу это – широкую спину, которая медленно вздымается, говоря о том, что ОН еще спит. Никогда не перестану любоваться его чернильными нитями, обволакивающие спину словно корсет. Закусываю губу и осторожно, еле касаясь, веду пальцем, очерчивая черную полоску на смуглой спине.

Пора возвращаться к себе в квартиру.

Осторожно перекатываюсь на край кровати, опускаю ноги на прохладный пол. От этого только хуже. Хочется плюнуть на все планы и забраться обратно под теплое одеяло. Глубоко вздыхаю, набирая в легкие воздух, в надежде, что это придаст мне сил.

– Готов любоваться твоей голой спиной всю жизнь.

«Как же это взаимно»

Не оборачиваясь, поднимаю с пола белье и торопясь надеваю, понимая, что его пробуждение может закончиться моим опозданием.

– Не хотела тебя будить, – ищу на полу джинсы, которые вчера в спешке слетели с меня, как и вся остальная одежда, скомканная горячими, страстными руками.

– Мина, – он делает долгую паузу. – Мина! Посмотри на меня!

Оборачиваюсь и встречаюсь с карими глазами. Он садится на край кровати, протирая глаза.

– Когда ты расскажешь отцу про нас? Мне надоело, что ты каждое утро сбегаешь, – спрашивает он, не отрывая свои руки от сонных глаз.

Корчу недовольное лицо, пока он не видит.

«Этого вопроса я и боялась»

– Фор, ты же знаешь, что он всегда занят, когда его вижу, или он в компании кого-то. Я считаю, что это личный разговор, и когда подвернется момент, обязательно все ему расскажу, – подхожу к нему и целую в щеку, выдергивая из-под него свою футболку.

– Да, да. Я это слышал много раз, – говорит он, направляясь на кухню.

Но мои слова были правдой. Отец часто занят. Весь груз ответственности и организации всего в Бесстрашии лежит на его плечах. Он главный Лидер нашей фракции. Помимо него есть еще четыре лидера, про них знают все, за исключением того, что их никто не видел. По закону они остаются инкогнито. Никто в Бесстрашии и других фракциях не знают как зовут и как выглядят четыре лидера. Это помогает им быть тенью, в облике мастера тату или бармена, или командира разведки. Быть незаметными ушами и глазами.

Так случилось, я знаю всех лидеров, так как являюсь одной из них. Но официально курирую неофитов с Фором.

Все началось с Дружелюбия, там я родилась. Меня растила одна мама, отец умер, я его не знала.

Тот день я помню, как вчера. Тот день, когда ее не стало.

«Было раннее утро, мама взяла меня с собой, собирать яблоки. Мы пели и разучивали стихи, она поднимала меня на дерево, чтобы я забиралась выше и трясла ветви, роняя с них красные яблоки на землю. Мама бегала из стороны в сторону, укрываясь от падающих снарядов. Ее светлые волосы развевались на ветру. Было так здорово и мы так искренне смеялись, до того момента, когда она вдруг остановилась, смотря перед собой. Я ничего не видела из-за густой листвы на яблоне. Она подбежала ко мне, в ее глазах было беспокойство. Она нервно улыбнулась, успокаивая.

– Жасмина, сиди там очень, очень тихо! Прошу тебя! – ее руки начали дрожать.

– Мамочка?

– Ш-ш. Девочка моя. Тише! Я скоро вернусь.

– Мама? – но она сорвалась с места, в сторону стены, я не видела ее, но слышала, как она кричит, зовет на помощь.

Затем я услышала шум. Кто-то бежал с той стороны, куда встревоженно смотрела мама. Мои маленькие ладошки вспотели, но шершавая ветка не давала рукам соскользнуть. Мое сердце упало вниз, туда где лежали красные плоды, скинутые мной ранее, тогда я увидела троих мужчин пробежавшие мимо дерева, на котором я сидела. Все, что я успела увидеть это голые ступни у одного и рваные серые тряпки. Я знала об изгоях. Это были главные школьные страшилки среди малышни и детей постарше.

Услышала истошный крик мамы, который прекратился через несколько секунд. Я зажала рот руками, боясь произнести хотя бы звук, боялась даже дышать. После, услышала мужской хохот и короткие разговоры, чувствовала, что произошло что-то страшное. Но сердце, которое ломало мою грудную клетку изнутри мешало мне сделать даже движение в сторону. Мышцы одеревенели. Я застыла и слушала чей-то мужской стон и хохот, в той стороне, куда бежала мама. Все эти десять минут длились вечностью. Я умирала от страха за маму и за свою жизнь. Глаза болели от слез.

Послышались выстрелы, я вдавилась в дерево со всей силы смотря вниз. Кто-то бежал в мою сторону. Он уже был близко. Мой истеричный стон прервал выстрел.

Изгой упал прямо под дерево. Он перевернулся на спину, отползая назад. Как только он поднял голову, наши с ним глаза встретились. Его рот скривился от боли, гнилые, пористые зубы красились в красный цвет крови, которая при каждом коротком кашле брызгала на его лицо.

Очередные шаги раздались рядом. Но я не могла отвести взгляд от умирающего изгоя.

Под деревом появился мужчина в черном. Он поднял пистолет, зажатый в руке и сделал последний выстрел в лицо изгоя, искаженное гримасой страха и боли.

Эта картина привела меня в шок, я начала плакать навзрыд. Мужчина в черном поднял голову вверх. Убирал пистолет и вытянул руки ко мне.

– Тише, тише, малышка, все кончилось. Все хорошо. Я Бесстрашный, не бойся. Давай, я помогу тебе слезть.

Но все его слова я пропускала мимо ушей. Меня трясло от страха и отвращения, когда я смотрела на расколотую голову изгоя.

– Мама? Там мама! – кричу ему.

Он обернулся назад. По его выражению лица я поняла, что произошло что-то страшное.

Из меня будто выкачали весь воздух. Стало наплевать на высоту. Я схватилась за нижнюю ветку и спрыгнула вниз, приземлившись через кувырок. Мама была тренером по гимнастике. И со спортивными снарядами была знакома. Тонкие ветви яблони мне послужили брусьями, я ловко очутилась на земле.

Сорвалась с места в сторону стены, куда убегала моя мама. Я заметила, как стоят еще трое в черном, склонив головы вниз.

Уже издалека виднелись три силуэта на траве. Два серых и ярко-оранжевый.

«Мама»

Все что я увидела дальше: задранное мамино платье, голые ноги и огромный камень, который лежал на ее голове.

Звон в ушах был на столько сильным, от чего я не сразу поняла, что это был мой крик. Сильные руки схватили меня, отворачивая от ужасной картины. Кто-то прижимал меня к себе. По темной коже, я узнала того Бесстрашного, который застрелил изгоя под деревом.

– Тише. Все будет хорошо. Успокойся, маленькая. Меня зовут Макс…»

Фор выдернул из воспоминаний, поставив передо мной кружку с горячим напитком.

– Ее вспоминаешь? – он осторожно поинтересовался. – Прости. Ты всегда грустная, задумчивая, когда вспоминаешь ее.

«А ты всегда проницателен»

– Да, задумалась, – улыбаюсь ему в ответ, разгоняя плохие мысли.

– Знаешь, как говорила моя мама? – Фор делает глоток из кружки. – Жизнь – это череда выборов. Тщательно продумай свой следущий ход, – делает паузу. – Это я про разговор с отцом. Я тебя не тороплю.

– Спасибо, – подхожу к нему и нежно целую в его полные, мягкие губы.

Я правда благодарна ему, он не стал торопить. Меня грызет совесть, Фор не знает, что я одна из Лидеров. И он не должен знать. Не хочу, чтобы он переживал. Я знаю, что афракционеры готовят покушения, охотятся за головами Лидеров. Особенно за Бесстрашными.

С Фором мы познакомились, когда я сама была неофитом. Он был моим тренером и наставником. После – это переросло во взгляды в столовой, дальше в индивидуальные тренировки, потом в свидания на крыше до рассвета, и в конце концов все закончилось в его постели.

Мы обсуждали с ним все на свете, делились тайнами, мечтами. Когда он признался мне в любви, я окончательно сдалась его чарам, но так и не дав ему ответ. Любовь – слово для меня очень серьезное. Я не знаю его определения. Мне хорошо с Фором, но я не могу ему все рассказать, не могу сказать, что один из Лидеров это я. Не могу подвести отца. Я дала клятву. Меня могут лишить этого звания. Когда я решу, что с этим делать, тогда слово «любовь», для меня станет доступным.

Какое определение я знаю точно?

Ненависть.

Я ненавижу изгоев. Всем сердцем. Ненавижу их существование. Каждый раз, когда Фор патрулирует районы афракционеров, я сижу на нервах. Когда их команда задерживается, я вся извожу себя. Уж слишком большой отпечаток оставили три изгоя, которые растерзали мою мать. Я знаю, на что способен человек оставшийся без всего.

Изгои убивают безразборно. Мужчин, стариков, женщин и детей. Много, кто выбывает из фракций за стену в первые дни кончают самоубийством. Жизнь изгоя отвратительна.

Еще я презираю фракцию Отречение, которые кормят, поят и одевают этих ублюдков. Маркус Итон – Лидер Отречения, управляет всем Чикаго, призывает быть отзывчивыми к изгоям и дивергентам.

Ко вторым я никаких претензий не имею. К дивергентам у нас относятся настороженно. Ведь они не вписываются в одну фракцию. В их крови течет принадлежность ко всем фракциям.

Дивергент перешедший в чужую фракцию зачастую не соблюдает законы и правила.

В Дружелюбии запрещены любые виды конфликтов, кроме словесных, в тихом тоне. Дивергент может подраться.

В Искренности запрещено утаивать что-то. Там чтят честность. Дивергент может солгать.

В Эрудиции не признают лень, там принято трудится во благо науки каждый день. Дивергент может не сделать этого.

В Отречении дивергент может не помочь изгою, может не отдать свой хлеб. Это возбраняется.

В Бесстрашии дивергент может застыть с пистолетом в руке, смотря в глаза тому, кого нужно убить. Он засомневается из-за своих качеств дружелюбия или отречения. В бою это может плохо кончиться.

Поэтому к дивергентам относятся скептически. Они подрывают все уставы фракций. Лидер Эрудиции Джанин Метьюс пыталась на собрании поднять вопрос об исключении из фракций дивергентов. Но Маркус Итон отклонил это предложение, обосновав это бесчеловечным.

«Двуличный Итон. Выгоняющий из своей фракции в логово изгоев людей которые не поделились хлебом или последним одеялом с этими животными, но закрывающий глаза на косяки Дивергентов.»

****

В кабинете папы пусто. Я пришла раньше него. Пока гадаю о том, какой разговор нас ждет, по привычке, пока никто не видит сажусь на кресло отца и кручусь в разные стороны, размазывая очертания кабинета в глазах. Взгляд падает на фотографию, которая стоит на столе папы. На ней стою я и Макс. Через год после смерти мамы. На фото девочка с длинными спутанными волосами, с большими серыми глазами и улыбкой до ушей, стоит обняв ногу чернокожему мужчине. Оба счастливы.

Макс говорил мне, что в тот день, когда я так ловко спрыгнула с дерева и быстро побежала прочь, засел в его голове навсегда.

Он возвращался снова и снова в Дружелюбие, чтобы просто посмотреть, как я живу. Он держался из далека, но я всегда его замечала. Однажды, преодолев смущение, я подкралась к нему сзади, пока он искал меня глазами. Похлопав его по руке, он резко развернулся, было видно, что он удивлен. Вот так, каждый раз, когда он приходил мы с ним играли. Макс узнал у Джоанны, что я осталась сиротой. Мой отец, как оказалось умер от инфаркта, вскоре после моего рождения. Других родственников у меня не было. Макс оформил документы и в шесть лет я стала дочерью главного Лидера Бесстрашия.

Когда мне исполнилось двадцать один, на одной из вылазок в район изгоев, я спасла весь отряд, заметив странное поведение живущих в этом поселении изгоев. Мы должны были подорваться в одном из домов, но я увидела дрожащие руки и бегающие глаза афракционера, который сказал, что в доме, котором нужно проверить слышался подозрительные звуки. Я не поверила ему и с силой впихнула на порог дома, позади меня шел командир нашего отряда, он хотел войти в дом в след за изгоем, но я закрыла его собой, когда раздался взрыв. Мы допросили каждого, кто был там. Это оказалось покушением. Изгою, который подорвался, заплатили паленым спиртом, чтобы он завел нас в дом. Вот так за бутылку эти ублюдки готовы на все.

Вернувшись, отец назначил меня новым Лидером. Его поддержали остальные. Я подавала большие надежды. Благодаря своей внимательности.

– Жасмина, ты уже здесь, отлично. Тогда сразу к делу, – сказал заходящий в кабинет Макс. – Тебе нравится твоя работа?

– Ты же знаешь, что я хочу за стену, – встаю, уступая место хозяину. – Я хочу делать больше, чем нянчить сопливых неофитов.

– Что ж. Сегодня ты назначаешься новым командиром разведки отряда J, – моя улыбка начала расти после слова «командиром разведки».

– Серьезно?! – как только я хотела кинуться к нему на шею, в кабинет зашел Тери. Еще один Лидер Бесстрашия. – Спасибо, Макс, – оставшись на половине пути, уже сдержанней сказала я.

Не стоит злоупотреблять своим положением дочери.

– Тебя проинструктирует Тери, – сказал папа и стал перебирать документы на столе.

– Поздравляю Мина! – улыбнулся Тери обнажая верхний ряд зубов, в котором не хватало переднего. – Два дня назад в пьяной драке был убит Ник, бывший командир, теперь уже твоего отряда. Наша задача, патрулировать зоны изгоев за стеной. В пределах нескольких километрах. Все что дальше – не наше дело.

– Поняла.

– Ваша миссия проверить вход в метро, который был завален много лет назад. Поступил сигнал, о скоплении живущих там изгоев. Проверь открыт ли вход, если нет, то подорвите его, он ведет напрямую в город. Не хватало еще, чтобы эти крысы бегали сюда, – хлопает меня по плечу. – Выдвигаетесь через час.

– Поняла.

Лидеры еще несколько минут что-то обсуждают, и когда Тери уходит, я подхожу к Максу, хочу поговорить с ним о Форе, но в последний момент передумываю.

Может я сама еще не готова рассказывать Максу?

– Я так рад за тебя, в свои двадцать три, ты уже многого добилась.

– Очень надеюсь, что из-за своих заслуг, а не по причине, родственных связей с одним из главных Лидеров нашей фракции, – сажусь на стол, складывая руки на груди.

– Я горжусь тобой.

Это самые лучшие слова, которые хочет услышать дочь от своего отца. Я его не подведу. Я обязана ему всем. И в первую очередь жизнью.

****

На выходе у машин уже собралась моя команда. На всех одинаковая форма. Ни у кого нет опознавательной лычки или значка о статусе в группе. Это на случай, если снайпер будет сидеть в засаде и стрелять по командиру отряда, лишая команду “головы”.

В отряде десять человек. Кто-то старше, кто-то младше. Замечаю троих девушек, больше напоминающих лысых парней. Самый высокий из команды просвистел.

– Надо же. Эта хоть с волосами на башке, за них можно держаться, когда трахаешь сзади, у этих волос нет, – указывает он на девушек. Все заржали.

Языкастым оказался мужчина лет тридцати, с зеленым ёршиком на голове и тянувшимся шрамом на левой щеке.

Я встаю напротив этой компании и ухмыляюсь. Мне не привыкать занижение своих возможностей и унижения в обществе.

– Всем доброе утро. Я ваш новый командир, Жасмина Вайт, – вижу, как самый языкастый выругался в пол тона. – Наша сегодняшняя задача проверить вход в метро, убедиться, что в него нет доступа, если он есть, то подорвать. Ясно?

– Да, – хором ответила команда.

– Как тебя зовут? – спрашиваю языкастого.

– Джон, – вытянувшись по струнке ответил мужчина.

– За рулем будешь, – говорю, направляясь к машине.

Пока мы садились по местам, я слышу, как они перешёптываются между собой, узнав мою фамилию, сверля меня косыми взглядами. Мы уместились в небольшой грузовик. Как только мы выехали, я заметила Фора, который стоял у входа, провожая нашу машину взглядом.

«Прости, все вопросы вечером»

Он всегда был против моих вылазок за стену. Считал, что это опасно и когда-то может кончится плачевно. Мы часто ругались с ним по этому поводу. По итогу, все заканчивалось сексом, и каждый оставался при своем мнении. Но я устала сидеть в Яме. Я хочу чего-то большего, чем просто присутствовать на собрании Лидеров Бесстрашия и тренировать неофитов.

Пока мы едем, кто-то из ребят травит шутки, машина переполнена хриплым мужским смехом и звонким женским. Даже мне удалось рассказать пару забавных историй, облегчив настрой всех. Пока мы едем, мои мысли носятся вокруг города, который выцвел, потеряв краски после войны. Чем дальше мы отъезжаем, тем больше попадаются разрушенные дома, стадионы, заржавевшие машины. Все замело сухой землей, которая трескается под колесами автомобиля. От солнца все вокруг приобретает желтый цвет. Другой жизни я не знаю, лишь представляю, разглядывая огромные здания с выбитыми окнами, как там сто лет назад жили люди, представляю, очередь из машин, которая называлась пробкой.

Я этой жизни никогда не увижу, как и все, кто живет в Чикаго.

Война уничтожила все. Есть ли жизнь дальше Чикаго? Что там за сухим рваным горизонтом? Неужели вся земля умерла? Я в это никогда не верила. В школе об этом не говорили. А взрослые лишь травили байки.

Мы подъезжаем к назначенному месту. Я командую приготовиться. Группа знает, что при появлении изгоев, команды буду отдавать не я. Это будет делать Джон, который выполнял эту работу, при прошлом командире. Он будет всегда рядом со мной. Передавая ему команды знаками, он будет озвучивать их. Так положено для защиты командира, пока обстановка не будет проверена.

Мы выходим из машин, нам на встречу идут несколько женщин с детьми на руках. Все грязные, кто-то босой, разорванные тряпки едва ли скрывают плечи и ноги.

«Как можно вообще рожать в таких условиях»

Помню, как Тери рассказывал, что некоторые изгои специально рожают детей, для дальнейшего употребления.

Вспоминаю его слова, смотрю на детей у них в руках, кривлю рот в отвращении.

Вход в метро находится рядом с домом разрушенным до основания. Встав полукругом, занимаю позицию с самого края, двигаемся вперед. Оружие наготове.

У входа разбит лагерь. Четверо мужчин жарят что-то похожее на крыс, еще двое сидят чуть дальше.

Пахнет горелой резиной и паленой кожей. Едкий запах режет глаза.

Я смотрю на них очень внимательно, анализируя обстановку. Замечая любую деталь, любой подозрительный предмет.

– Наблюдать за этими тварями, – указывает Джон группе. Пока мы подходим к входу в метро.

Четверо из нашей команды взяли на прицел изгоев.

Я замечаю, что мужчины уж слишком широки в плечах, для жизни на улице. Меня нервирует то, что они сидят. Я не вижу их ног. Не могу понять в обуви они или нет. Все скрыто тряпками, которые явно не по размеру и под подолом которых может скрываться что угодно. Джон и один из сидящих на земле мужчин следят за моим взглядом, лицо изгоя едва ли видно из под капюшона. Я перевожу взгляд на Джона и обратно на изгоя.

– Встать, – понял мою команду Джон, и озвучил ее.

Четверо изгоев смотрят на Джона, не шевелясь. Джон стреляет в воздух. Замечаю, что женщины даже не вскрикнули от выстрела. Только плотнее прижали детей к груди, не сводя с нас глаз.

– Встать, я сказал! – наводит на них пистолет.

Пока они мешкаются, я замечаю, что вход в метро разрыт.

– Командир, здесь есть проход, – отчитываюсь самой себе. Но для всех я говорю Джону.

Поворачиваюсь и замечаю, что четверо уже поднялись. Опускаю взгляд вниз, на ногах у всех стертые до дыр кроссовки. Вижу, что один из них уж очень большой под балахоном, в котором он одет.

Он смотрит на меня, не сводя глаз. Щурится. Слишком он уверен в себе. Не боится.

Это настораживает.

Джон оборачивается, чтобы посмотреть на вход в метро. Мажет взглядом по мне, замечает мой кулак, с двумя пальцами, немного торчащими из него.

– Вы остаетесь здесь, – командует он всем, кто держит на мушке изгоев. – Все остальные за мной. Шелохнутся – стреляйте.

Как только я опять переношу взгляд на подозрительного изгоя, вижу его глаза вцепившиеся в мой кулак.

«Нет. Не может быть, чтобы он что-то знал»

Секретные знаки даже большинство бесстрашных не знают, не считая всех участников, работающих за стеной в отрядах разведки.

– На колени. – командует Джон, смотря на меня, как я держу взгляд на этом подозрительном изгое.

Он медленно встает на колени. Я вижу улыбку на его перепачканном лице.

Женщины, которые были с детьми садятся на землю следом за ним. Без приказа. Просто повторяя его действия. Дети на их руках хнычут.

Хочется застрелить его. И не отвлекаться на этого изгоя. Но беру себя в руки, вспоминая про маленьких детей. Невольно переношу себя на то дерево и мертвого изгоя, который часто посещал меня во снах. Не нужно им такое видеть.

– Мина, Люк, вы первые, я за вами, – говорит Джон, указывая на вход в метро.

Включаю фонарь на груди, который освещает метра три вперед и вхожу в разрытый проход. Пахнет сыростью. Теплый воздух бьет в лицо. Вижу перед собой лестницу, которая ведет вниз.

«Его улыбка…»

Вот черт! Как я сразу не обратила внимание на ровный, белый ряд зубов, контрастирующий на фоне грязного лица.

Это засада…

Оборачиваюсь, чтобы отдать приказ, вижу, как Люк заносит ногу, раздается взрыв.

Звон в голове глушит все звуки, саднит уши. Я ощущаю грудью, как меня придавило что-то. Пытаюсь поднять голову, но сильная боль пронзает шею. Слышу выстрелы. Пытаюсь дотянутся до рации на бедре. Но балка, которая давит на меня, мешает это сделать.

– Джон? – молчание. – Люк? – молчание. – Чёрт. Твою мать!

Вытянув голову влево смотрю на вход. Вижу тела двоих.

Блять!

Пытаюсь протиснуться под тяжелой балкой. Не выходит. Чем сильнее я двигаюсь, тем сильнее она намертво приклеивает меня к полу. Вижу свет впереди, кто-то переступает тело Джона.

Пытаюсь дотянуться до пистолета, который выпал из рук. Но он встает мне на ладонь, прижимая еще сильнее к мелким острым камушкам на земле.

Он нагибается ко мне отбрасывая пистолет в сторону.

– Значит, Мина? Командир отряда. Тебя-то я и искал, – скалится он своей белоснежной улыбкой, занося кулак ударяет меня.

Темнота.

========== 2 ==========

Сдавленный стон и тихие вздохи. Я сижу в луже крови, передо мной стоят трое изгоев.

Нет!

Опускаю взгляд, замечаю лежащую женщину, накрытую подолом оранжевого платья.

Мама…

Отвратительный смех сопровождает грязных ублюдков, которые подходят ко мне. Запах отходов и мочи шилом врезаются в нос. Пытаюсь бежать, но я будто в воде. Все мои движения плавные, слабые. Смех сзади приближается. Я начинаю кричать.

Ледяная вода вырывает меня из липкого сна, который оставляет после себя отвратительное послевкусие.

– Наконец-то, я думал ты сдохла уже.

Поднимаю глаза. Передо мной стоит незнакомый мужчина, в одежде не принадлежащей ни к одной фракции. Но и не к изгоям.

Заметив мой заинтересованный взгляд он скалится в улыбке, которую я узнаю.

Это он…

Тот изгой…

– Но.. – не успеваю договорить, как он наотмашь бьет меня по лицу.

Я пытаюсь защититься, но мои руки в путах, я привязана к стулу. Пытаюсь восстановить свое сбивчивое дыхание. Оглядываюсь вокруг. Я в темной комнате. Пахнет сыростью. Только фонарь на полу освещает помещение.

– Вопросы буду задавать я, – голос с хрипотцой режет слух.

Я плюю ему в ноги.

– Пошел ты на… – меня заглушает сильный удар в живот, молниеносный выбивающий весь воздух из легких, заставляя меня согнуться.

Его обувь…

Пока хватаю ртом воздух, замечаю, что он обут уже в ботинки. Они новые, слегка запыленные, вспоминаю: он был в дырявых кроссовках…

– Что ты знаешь о Лидерах Бесстрашия? – вопрос заставляет мое сердце усиленно стучать.

– Можешь меня сразу убить, я ничего не знаю. – шиплю через саднящую боль в животе.

– О нет, я так делать не люблю, – мужчина нагибается ко мне совсем близко, я чувствую, что он пахнет сигаретами и мылом. – Я выбью из тебя все соки, командир.

Как он мог догадаться?

– У тебя возникает вопрос откуда я знаю? – угадывает мои мысли. – О-о, не терзай себя мыслями. Я знаю все ваши секретные связки «ключей».

Что?

– Ты не бывший Бесстрашны… – меня опять прерывает удар, теперь уже в челюсть.

Мои зубы клацают друг об друга, прикусывая до крови язык. Металлический привкус тут же врывается в мой рот. Скула пульсирующе ноет. Мое бешенство на грани страха, адреналин в крови прибавляет смелости. Я скапливаю кровь во рту и плюю ему на ботинки, которые мне не дают покоя.

Его смех сокрушает стены, гулко застревая в ушах.

– Давай, – он садится передо мной на корточки. – посмотрим, как будет держаться другая? Из твоей команды, командир? Я пожалею твой, пока еще целый рот, чтобы ты могла мне все рассказать. – его ровная улыбка растягивается в оскале.

Он встает, обходит меня и хватается за спинку стула. Резко отворачивает меня от стены.

Вижу решетку. Догадываюсь, что я сижу в камере. Боковым зрением, замечаю, как он открывает железную дверь и щелкает выключателем.

Яркий свет заставляет зажмурить глаза. Я слышу женский стон, от чего распахиваю веки. Глаза слезятся от яркого раздражителя, но я смотрю перед собой. Я была права, я в камере, напротив, через решетку от меня еще одна камера. Там сидит девушка в черном, с завязанным ртом. По её ежику на голове, понимаю, что это одна из моей команды. Мое дыхание учащается. Хочу крикнуть ей, но не могу вспомнить ее имя.

– Они что-то сделали тебе? – вырывается у меня.

Руки изгоя снова касаются спинки моего стула, втесняя пальцы между моими лопатками и железом. Он двигает стул еще ближе к решётке, я почти коленями касаюсь ее. Брыкаюсь и он тут же выдергивает свои мерзкие пальцы.

– Не хочу чтобы ты что-то пропустила, – выходит из моей камеры и, преодолев два шага входит к другой бесстрашной.

Она стонет, пытается что-то сказать, ерзает на стуле. Ублюдок скалится, смотрит сквозь железные решетки прямо на меня и со всей дури бьет ее в бок.

Я знаю, что это. Он провоцирует меня. Показывает на наглядном примере, что меня ждет, если не расскажу ему все.

Сжимаю кулаки ногтями впиваясь в ладонь.

– А что ТЫ знаешь о Лидерах вашей фракции? – он говорит тихо с издевкой рядом с ее ухом.

Девушка мычит от боли. Он снова бьет ее.

– Не трогай ее! – срываюсь на крик.

Девушка напротив склонилась к коленям. Ее спина быстро вздымается то вверх, то вниз. Хриплый, рваный воздух выходит из ее носа, почти сопя.

– Прости, забыл тебе рот развязать. – тянет издевательски изгой.

Он снимает с ее головы повязку, рукой надавливает на жевательные зубы, она раскрывает рот, он вынимает тряпку, бросая на пол, попутно вытирая руку о форму бесстрашной. Тряпка пропитана кровью.

– Надеюсь ты помнишь мой вопрос, – он кружит вокруг нее как зверь. – Не хочу тратить буквы на такое ничтожество, как ты.

Сильнее сжимаю кулаки. Кто здесь ничтожество, так это ты.

Мразь!

– О-она, – девушка шатая головой указывает на меня.

В этот миг, мое сердце пропускает удар. Неужели она знает, что я Лидер? Где я так облажалась? Меня начинает трясти.

– Она дочь одного из них. – лысая сверлит меня взглядом.

Изгой меняется в лице.

– Продолжай. Вряд ли наша дочка захочет похвастаться о своей родословной.

Он встает рядом с ней, девушку пробирает дрожь, но она продолжает.

– Она дочь Макса. Она приемная. – ее губы трясутся, кровь струится из уголка рта. – Работала с неофитами, вчера ее назначили нашим командиром. Больше я ничего не знаю!

Вчера? Мы здесь уже сутки? Где Бесстрашные?

– Ты уверена? – изгой встает напротив нее смотря сверху вниз.

– Да. Честно. Это все, что я знаю. – она поднимает на него глаза.

Ублюдок бьет ее вновь. Сменяя удар другим. К рукам добавляя ноги, рычит, шипит и бьет.

– Хватит! Оставь ее! – завопила я, не узнавая свой осипший голос.

Изгой тут же распрямился, он дышит спокойно, без отдышки. Сжимая и разжимая кровавые кулаки. Не теряю время и кричу ему:

– Она сказала правду! Оставь ее. Она ничего не знает! – хрипя последним, что осталось от моего голоса.

Он разворачивается и направляется ко мне в камеру, пока я неотрывно смотрю на то что он сделал….

Девушка так и сидела на том же месте, склонив голову в бок. Ее дыхание было размеренное, она потеряла сознание. Ее лысый череп окрасился бордовыми кляксами. Черная куртка блестела, отражая свет в крови, пропитанной ткани. Изгой бил ей по почкам, от чего у нее под стулом скопилась желтая лужа.

Он приближается ко мне. Я выдыхаю через рот, затаив дыхание. Жду той же участи. Я ничего ему не скажу. Молюсь всем богам, чтобы он бил по голове, отправляя меня в темноту. Не хочу видеть даже его лицо. Смотрю перед собой в пол.

– Давай все сначала? Мина? Ведь так? – он садится на корточки, напротив. – Меня зовут Эрик. Я не буду тебе рассказывать зачем ты здесь – это вряд ли тебе понадобится. Но мне нужна информация от тебя. – он кладет руку на мое колено, я ощущаю ее жар. – Ты ведь не хочешь чтобы я убил твоего подчиненного? У меня здесь много голодных парней, готовых растерзать эту лысую сучку, прямо у тебя на глазах.

Смахиваю ногой его руку. Пытаюсь набрать слюну в сухом горле, но он тут же затыкает мне рот ладонью, она сухая и шершавая, дышу сквозь его пальцы. Пахнет кровью, меня начинает мутить. Он приближается к моему уху.

– Лучше нам сотрудничать, Мина. Не обещаю, что сохраню жизнь твоему отцу, когда он придет за тобой, но я могу сделать так, что когда он переступит порог этой камеры, ты все еще будешь жива.

Как только он говорит про отца, я кусаю его за пальцы, изгой вырывает руку и смеется мне прямо в лицо.

– Ты же считаешь нас грязными, вонючими и никчемными, Мина? – он сгибает и разгибает пальцы. – Посмотрим, через сколько изгоев побывавших в тебе, ты сломаешься. – он отправляет меня в нокаут.

****

Я слышу чей-то стон, бегу по полю к женщине, лежавшей на траве. Стон становится все громче. Перед тем, как добежать до нее, я раскрываю глаза.

События произошедшие за последнее время, доходят до меня с опозданием. Я вспоминаю все, как только вижу решетку камеры перед собой, и девушку напротив стонущую от боли. Я пытаюсь поднять руку, но режущая боль от наручников заставляет поморщится, вспомнив, что я скована.

Она мотает головой из стороны в сторону.

– Воды. Дайте мне воды. – это все, на что хватает у нее сил.

Сглатываю сухой ком в горле, после напоминания о воде. Она замечает, что я очнулась.

– Мина! Расскажи им все, что знаешь! Они отпустят нас! Он так сказал!

Как только она замолкает появляется объект ее слов. На нем песочного цвета солдатского кроя штаны, те же ботинки и футболка цвета хаки, немного промокшая от капель дождя. Значит за стенкой улица. Его длинные руки обтянуты мощными мускулами. Я не замечаю на нем татуировок. Они могут скрыты под одеждой. Его волосы зачесаны назад, виски по бокам коротко острижены. Он выглядит не как изгой. Это бросает меня в ступор.

Сзади него идет девушка ростом ничуть не уступающая изгою. На ней такая же форма. В ее руках черный термос.

– Уже проснулись, – она заходит к лысой, а изгой ко мне. – Пить хочешь?

Трясет перед лысой термосом. Поднося его к ней.