Текст книги "Фраппе с мятой (СИ)"

Автор книги: Волосинка на губе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Мисс Гермиона Грейнджер? – ее откликнулся писклявый голос домовика. Комиссия обернулась и удивленно уставилась на трех домовиков, которые были в серых костюмах. Маленькие брючки, маленькие пиджаки и даже бабочки на шее!

«Малфой подарил им свободу!» – крутилось в ее голове.

– Здравствуйте. Вы свободные эльфы? – спросила она, глядя на трех почти одинаковых человечков.

– Да, мисс. Мы свободные эльфы. Это Трикси, я Дикси, а это наш третий брат Гик.

Она улыбнулась. Эльфы, даже если свободные, могли служить людям по своей воле. Она не ожидала, что у Малфоя будут служить домовики по собственной воле. Ей это грело душу.

– Как вам работается у мистера Малфоя? – сзади зашуршали пергаменты и перья, конспектируя все.

– Очень нравится! Мистер Малфой очень великодушный хозяин. Он платит нам деньги, он выкупил нас у прошлого хозяина мистера Доэрти и освободил нас сразу, – ответил ей Трикси. Его большие уши дергались от волнения.

– Как с вами обращаются? Вы можете пожаловаться на плохое обращение, – продолжила девушка.

– Что вы! Хозяин никогда даже голоса не поднял на нас! Мистер Малфой очень хороший человек.

Гермиона была довольна. Она даже думала, что лично выскажет свое восхищение хозяину дома.

Вдруг третий эльф по имени Гик исчез и через несколько секунд появился вновь.

– Прошу вас спускаться вниз. Хозяин только что сказал Гику, что скоро будет.

Комиссия стала спускаться вниз. Два эльфа начали показывать Терри и Лизе место, где эльфы трудятся. Они повели их на кухню. Гермиона осталась в большой гостиной. Комната была в тех же светлых тонах. Только теперь пол был оттенка слоновой кости. Огромный диван стоял посередине комнаты, на столике перед ним были белые цветы, но девушка не стала рассматривать ту часть комнаты. Ее привлек рояль.

– Хозяин любит играть вечерами… – сказал сзади стоящий эльф.

Она медленно подошла к роялю и провела пальцами по белым клавишам, представляя, как он касается их. Сбросив с себя эти мысли, которые вообще не должны были появится в ее голове, она подняла взгляд на ноты.

«Интересно, что он играет» – подумала она.

– Моцарт… – почти тихо сказала она.

– Вы знаете, – опять сказал домовик, и она повернулась к нему с улыбкой. – Что Вольфганг Амадей Моцарт был волшебником, он жил среди маглов и дарил им свою музыку….

Но Гермиона больше не слышала то, что говорил маленький эльф. Ее сердце остановилось, когда она услышала такое знакомое имя…

Она медленно повернула голову назад к нотам, трясущийся рукой перевернула страницу на главную, чтобы вновь убедиться, что она не ослышалась…

«Амадей Моцарт» – у нее сперло дыхание.

Плечи опустились. Она где-то в далеке слышала шаги, кто-то спускался со второго этажа. Гермиона подняла глаза и встретилась с его потемневшими серыми глазами.

« – Я-я не знаю твоего имени….

– А… Амадей…

Прежде чем повесить трубку, я могла поклясться, что услышала звук клавиш пианино.»

– Нет! Нет! Нет! – качая головой она пятилась назад к дивану, и смотря на Драко мокрыми от слез глазами. Он шел на нее вытянув руки.

– Гермиона? …

Вдруг она уперлась бедрами в кожаную обивку дивана и резко отвернулась, чтобы не смотреть в глаза, чтобы ее подозрения не подтвердились. Но в очередной раз она впала в шок, когда на столике перед диваном стояли цветы. Белые пионы, точно такие же, которые получала от Амадея…

Она подняла голову и увидела открытые высокие двери, которые выходили на террасу. Уже почувствовав на своем плече теплую, знакомую руку, она резко с силой отдернула ее и достала палочку нацеливая ее на Малфоя. Пятясь спиной к открытым дверям, смотря в глаза, Драко она прокричала повторив его слова слово в слово:

– «Я завтракал на веранде и смотрел, как бутоны раскрываются, и думал о тебе.»

Резко обернувшись, она увидела невероятной красоты картину. В нос ударил запах цветов, солнце заливало бутоны, которые стремились к небу, легко покачиваясь на летнем ветру.

Неожиданно она почувствовала, как две руки обнимают ее сзади. Крепко. Боясь потерять. Его трясло. Их обоих.

– Прости меня, я хотел сказать… я не знал, что так все обойдется.

Не пошевелившись ни на сантиметр. Не повернувшись к нему, потому что ей не хотелось показывать всю боль, что была у нее сейчас в глазах, Гермиона прошептала:

– Я так не хотела, чтобы это было правдой. Все мысли, которые возникали в моей голове, что ты просто решил поиздеваться надо мной, я старалась отсекать. Я наивно полагала, что ты правда изменился. Но ты остался прежним, Малфой, – она повернулась к нему лицом. Он сделал шаг назад. Его желваки играли на челюсти. – Или мне называть тебя Амадеем?

Он попытался взять ее руку, но девушка подняла палочку.

– Больше никогда, слышишь? Никогда не подходи ко мне…

Когда предательские слезы вновь начали катиться по ее щекам, она аппарировала, оставляя его одного на террасе с пионами.

========== 7 ==========

Комментарий к 7

Простите за задержку.

Легкие словно целлофановый пакет, который может лопнуть от легкого нажатия. Гермиона еле дышит. У основания ее горла застряли каменные крошки отчаяния и страха за себя. Она разбита. Выпотрошена. Девушка держит голову в плотном обхвате рук. Ей нужно за что-то держаться, иначе она упадет. Умрет от разбитого сердца.

Она ничего не видит из-за слез и не слышит из-за звона в ушах. Он лгал. Какая она наивная идиотка, что влюбилась в мужчину, которого ни разу не видела.

«Дура. Дура. Дура.» – читала она себе, как мантру.

Что ей делать? Как ей быть? Немного успокоившись, она вспоминает, что все телефонные разговоры были лишь фарсом, который Малфой так отлично выстроил и ее опять накрывает тяжелое отчаяние. Слез нет. Сухие глаза болят от света лампы в ее маленькой гостиной. Она направляет палочку и гасит свет, помещая комнату в полумрак. Цветы источают аромат на весь дом, напоминая о нем вновь и вновь. Даже диван ей противен. Вся квартира заочно облапанна им, он был везде и нигде. Этот старый диван уже не мил, она сейчас будто увидела его под микроскопом: кожа потрескалась, подлокотники стерлись, и левая часть дивана сильно прогнулась, оповещая всех, где находится любимое место хозяйки этой квартиры.

Гермиона ходила из комнаты в комнату в потемках. Рыжий кот наблюдал за ней со стороны, он чувствовал боль хозяйки, но помочь ей не мог. Она отталкивала его, когда тот терся о ноги.

Что ей нужно было знать на данный момент?

Малфой подбрасывал ей записки в кафе, прикидываясь другим человеком. Зачем? Забавлялся? Да, он забавлялся, твердила она себе. Грейнджер на секунду представила, как она разворачивает клочок бумаги и ее лицо озаряет улыбка, а он стоит на улице и наблюдает за ней, злорадствует, смеется над ней, над наивной идиоткой.

Зачем он присылал цветы и назвался чужим именем? С чего ради он играл на два фронта? Ужиная с ним, она чувствовала его искренность… А искренностью ли была? Ведь Малфой говорил ей, что нет никакого подвоха в его поведении, нет никакой корысти НИ В ЧЕМ…

Она уже ничего не понимала. К вечеру воскресенья девушка выходила на кухню только покормить кота, затем сразу возвращалась в кровать, падая лицом вниз на подушку. Гермиона была вымотана. Совы приносили почту и складывали ее у окна, так и не дождавшись, что девушка им откроет. Письмо за письмом. Ей было неинтересно от кого они. Она знала, что некоторые из писем от НЕГО. Даже имя девушка не хотела произносить, настолько ОН был отвратителен.

Когда Грейнджер аппарировала из дома Малфоя, – вырубила телефон и наложила защитные чары на квартиру. Никто не может трансгрессировать к ней, пока она не снимет заклинания. Поэтому совы пачками прилетали в ее дом.

Уже засыпая Гермиона думала, как ей поступить завтра. Одно она знала точно, он не увидит ее слез. Не услышит и слова из ее уст. Все кончено. Гриффиндорка завалит себя работой, пропуская обед, лишь бы не появляться в столовой Министерства, и не будет посещать кофейню. Теперь кафе для нее больше плохое воспоминание, чем приятное послевкусие мяты во рту от фраппе, который она так любит. Грейнджер не подпустит к себе Малфоя, чего бы ей это не стоило.

***

Утро понедельника началось для Гермионы очень рано. Она так и не сомкнула глаз. Из зеркала на нее смотрела вымученная слезами девушка. Опухшие, красные глаза выдавали боль, которую гриффиндорка выплескивала ночью, рыдая в подушку. Наложив на себя косметические чары, немного улучшив свой облик, Гермиона затянула волосы в тугой хвост. Надев на себя черную легкую водолазку и такого же цвета облегающие брюки, она решила обойтись без каблуков, выбрав на ноги лакированные Оксфорды, трансгрессировала в свой кабинет. Черный облик, черная искомканная душа.

Услышав хлопок, секретарша Лиза со стуком зашла в кабинет.

– Гермиона, доброе утро, – отчего-то ее голос прозвучал с сожалением. Грейнджер предполагала, что ее крики в доме у Малфоя слышал не только он, но ей было все равно. – Сегодня заходил Драко Малфой, он настаивал, чтобы увидеть тебя.

Уголки губ у Гермионы поползли вверх, в отвращении.

– Меня нет для Драко Малфоя. Я зачарую дверь против его визита. Лиза, сегодня с Терри можете остаться здесь. Я сама займусь домами.

Ей это было нужно. Без свидетелей. И Лиза это поняла, вежливо кивнув ей. Весь день Гермиона сверхурочно отрабатывала план посещений домов, ни разу не вернувшись в офис. Девушке удалось немного отвлечься от пятничных событий. Она всецело отдавала себя работе.

Так пролетел вторник, среда и четверг, пока перед уходом домой в ее кабинет вошел Гарри.

– Мерлин! Гермиона! Ты плохо выглядишь, – он подошел к ней в плотную и взял за плечи осматривая ее с ног до головы. Он был в шоке, подруга скинула несколько килограмм. – Что с тобой? Ты больна?

Она грустно улыбнулась, облокотившись на стол. Гарри знал свою подругу как свои пять пальцев. Он узнал этот грустный и отчаянный взгляд. Дело было не в болезни. А в мужчине. Гермиона однажды смотрела так на Рона.

– Это твой парень по переписке тебя обидел? Амадей? – пытаясь заглянуть девушке в глаза он уперся в отстраненный взгляд.

– Амадея больше нет… – вздохнула она и натянуто улыбнулась. А через секунду уткнулась головой в плечо друга и разрыдалась. Гарри гладил ее плечи, успокаивал словами и не совсем представлял, что случилось у подруги с тем парнем за время его отсутствия.

Гермиона давно решила не говорить про Драко Гарри. Не рассказывать то, кем был на самом деле Амадей. Она просто сказала фразу, которую заучила перед зеркалом:

– Он просто сказал, что у нас ничего не выйдет. Мы с ним так и не встретились. Все кончено…

Гарри уговаривал ее пойти к ним с Джинни на ужин, но девушка отказалась, сказав, что всю неделю вкалывала как лошадь и очень устала. А завтра у нее еще больше работы, к которой ей нужно выспаться. Почти у камина Гарри обернулся и спросил:

– Малфой ходит злым, я его таким даже в школе не видел. Вы с ним до сих пор общаетесь? – подруга покачала головой. – Хорошо, если будет приставать с оскорблениями, сразу говори мне! Я прямо чувствую, что он что-то натворил…

Он скрылся в зеленом дыме, так и не услышав то, что Гермиона прошептала:

– Он натворил очень многое…

***

Предрассветное солнце похоже на кусок растаявшего сливочного масла. Полутьма в спальне Драко Малфоя прячет за собой огромный беспорядок несвойственный хозяину дома.

– Мистер Малфой? – писклявый голос домовика режет слух после ночи алкогольного марафона. – Вы сказали Дикси разбудить вас, хозяин!

– Я тебе не хозяин! – слишком грубо рявкнул Драко подняв еще пьяную голову с подушки. – Ты свободный эльф, чёрт тебя дери! – чуть мягче продолжил он.

Целую неделю слизеринец пытался исправить свои ошибки, но, как оказалось, тщетно. Гермиона отгородилась от него всеми способами. Он понимал, что сам виноват в этой ситуации.

Идея с запиской у него родилась спонтанно. Малфой думал, что просто попробует, но это вылилось в телефонные разговоры, которые помогли ему узнать настоящую Грейнджер, которую он уже начинал признавать еще на последнем курсе, но было слишком мало времени для решительных действий в Хогвартсе. Она оказалась бесподобной: юморная, искренняя, умная (в чем он не сомневался) и, как оказалось, она очень интересная. Ради нее Драко принес в дом магловский телефон, впустил в дом магловских работников, которые провели связь. И каждый раз снимая телефонную трубку, набирая заветные цифры, слыша на другом конце провода нежный голос, он обещал себе, что это в последний раз и завтра ей расскажет правду. Но на следующий день, видя ее в окне кофейни, он терялся, разворачивался и уходил прочь. Она знала его как Амадея, к которому питала чувства, а правда была в том, что он был ее заклятым врагом.

Для Драко переосмысление жизни началось сразу после получения позорной метки. Он не хотел ее. Не желал. Его раздирало чувство долга перед семьей и чувства собственного достоинства. Блондин проигрывал светлой стороне своего Я и уступал темной. Бремя, которое свалилось на него было слишком тяжелым для молодого юноши. Дети не должны отвечать за ошибки родителей, но не в его случае. Предавая самого себя, он спасал семью. Мать, отца. Не было ни дня, чтобы Драко не думал о тех временах, вернувшись бы в прошлое он пожертвовал собой, лишь бы не делать и не видеть все те ужасы, которые оставлял после себя Волдеморт.

Когда война миновала, Малфой вернулся в школу, хоть и не хотел этого. Стыд заполнил его до краёв. Он знал, что всё, что кричали ему в спину, было заслужено. Он терпел и этим искуплял свои грехи. Не для них. Для себя.

Однажды, оставшись на зельеварении в классе после урока, в кабинет зашла Грейнджер за оставленной книгой. Драко напрягся, готовя себя слушать очередные упреки и издевки, но когда Гермиона забрала сумку и проходила мимо него, она вдруг нагнулась и подняла перо, что упало у Драко со стола. Гермиона отдала его прямо в руки слизеринца, задевая теплыми пальцами его кисть. Последнее, что он увидел перед ее уходом, – улыбку полную грусти и сожаления. Грейнджер жалела его. И только после этого его настигла ярость. Он не понимал, почему ее глаза сопереживали ему. Зачем она сочувствует ему. Он не любил вопросы, на которые не знал ответы.

Когда Драко патрулировал коридоры школы с Гермионой, он чувствовал на себе взгляд девушки. Она изучала его. Когда Грейнджер обращалась к нему, в голосе не было ненависти, только не у нее. Все ученики в школе, даже слизеринцы, обходили Драко стороной из-за его дурной славы. Из-за метки на руке, из-за попытки убийства Дамблдора. Он был проклят, сломлен. Все взгляды смотрели на него с ненавистью, все кроме одного. Теплых карих глаз.

После школы был суд. Помимо Поттера в защиту семьи Малфоев вступила Грейнджер. Отец говорил Драко, что победители никогда не щадят побежденных. И Малфой младший ждал подвоха. Но его не было. Семью оправдали, наложили штрафы, понизили в должности Люциуса, но никаких действий от золотого трио. Ни вымогательства денег за участие в суде, ни даже косых взглядов. И тут слизериниц в очередной раз убедился, что Гермиона не испытывает к нему отвращения, злости, ненависти. За все, что он сделал, она мягко смотрит ему в глаза, пусть даже не говоря ни слова. Сначала он избегал ее в Министерстве и это дико бесило его. Блондин хотел хоть одним глазом увидеть ее. Услышать голос и звонкий смех. Тогда ему на помощь пришла старая подруга, которую он хочет навестить сейчас, чтобы попросить помощи в очередной раз.

Быстро поднявшись с душной постели, приняв освежающий душ и выпив настойку, которую оставил ему эльф для опохмеления, Драко аппарировал в то место, которое ему стало почти вторым домом. Увидев ту, которая ему была сейчас так необходима, он сказал:

– Привет. Мне снова нужна твоя помощь…

========== 8 ==========

Гермиона спала урывками. Липкие, ненужные сны выматывали ее и без того истощенные тело и разум. Поэтому, проснувшись посреди ночи в пятницу, девушка лежала на кровати и смотрела в потолок, в очередной раз анализируя Малфоя.

Что Грейнджер действительно не любила, так это ложь. Драко солгал ей. В первый раз, когда он назвался Амадеем, и во второй раз, когда, будучи Малфоем, обещал ей, что в его поменявшемся в лучшую сторону поведении нет подвоха.

Ложь. Ложь. Ложь!

Ей было вдвойне обиднее оттого, что она действительно влюбилась в Амадея и втройне противней, что Малфой ей тоже начал нравиться. Двойное дно. И нет в этом ни капли правды. Теперь она ставила под сомнения все его слова. Все его действия.

Гермиона судорожно начала вспоминать его поведение в Хогвартсе после войны. Он был уже не тем старым Драко, который кидался направо и налево словами в ее адрес. Малфой вообще не разговаривал. Она не видела его в компании старых друзей, кроме Забини, но было видно, что Драко избегал и его. Слизеринец стал серой мышью, будто не было его аристократического величия, власти, денег. Он с каждым днем гас на глазах. На общем патрулировании он молчал, а передавать информацию старался письмами. На уроках его не спрашивали. Он не выходил из своей спальни в башне старост. К концу года его лицо приобрело болезненный цвет. Осанка сгорбилась, надменный взгляд исчез, и вскоре он вовсе ходил по школе смотря в пол, лишь бы ни с кем не встречаться глазами.

Тогда Грейнджер посчитала его поведение понятным. Она полагала, что он переживал (как и все) послевоенные изменения. Его семью лишили многого. Денег, власти, отца чуть не уволили из Министерства, но в итоге просто понизили, а Нарцисса, по слухам, долго лечилась в Мунго. Гриффиндорка полагала, что это повлияло на его перемены в себе.

Как бы Гермиона хотела не думать о Драко Малфое, она вспоминала о нем до конца обеда, пока не заглянула в рабочий план и не увидела знакомую фамилию.

Забини.

Проверка домовых эльфов в доме Блейза Забини. Еще никогда она так не хотела выполнять свою работу, но, собравшись с силами и приготовившись к худшему, зашла в камин в ее кабинете, черпнула летучего пороха и произнесла адрес. Гермиона была готова увидеть Блейза, а то и хуже – самого Малфоя, но когда зеленый дым рассеялся, на девушку смотрела белокурая невеста хозяина дома.

– Добрый день, Гермиона. Рада тебя видеть. Выглядишь плохо…

– И я рада тебя видеть, Полумна.

Девушки обнялись и блондинка указала на два больших кресла напротив камина. Она объяснила, что нужно немного подождать домовиков, так как они заканчивают поручение хозяина дома.

– Ты не можешь им приказывать? – сразу же поинтересовалась Гермиона.

– Пока нет. Когда я стану Забини, я стану их хозяйкой тоже, – подруга улыбнулась. – Ненадолго конечно.

Увидев вопросительный взгляд Гермионы, девушка поспешила объясниться.

– После того, как я стану хозяйкой дома, я освобожу их. Ты же знаешь, что я тоже считаю – домовики должны быть свободными, как Добби, – Полумна вдруг опустила взгляд, словно что-то вспоминая.

– Я уверена, что ты будешь прекрасной хозяйкой этого дома и лучшей мамой на свете! Ты будешь самой счастливой! – гриффиндорка положила свою руку поверх руки будущей Забини.

– А как насчет тебя, Гермиона? Как насчет твоего счастья? – Грейнджер вытянулась в кресле, как струна. Она сразу поняла о чем пойдет сейчас речь.

– Полумна, если ты сейчас о Др… Малфое, то я не хочу портить ни себе, ни тебе настроение.

– Я полагаю, тебе многое неизвестно? И я уверена, что этот пробел информации съест тебя. Ты была бы не Гермионой Грейнджер, если бы не узнала все ответы на интересующие тебя вопросы.

Они сидели около минуты молча. И все это время в голове Гермионы крутились мысли, а слова подруги только ускорили их ход.

«Что такого, если я задам ей несколько вопросов?» – подумала девушка. В конце концов, терять ей было уже нечего. Малфой разбил все в пух и прах.

– Он сказал, что ты спасла его…

Лавгуд отвернулась и уставилась в окно, которое выходило в сад. Солнце пробивалось через густые ветви деревьев, бросая лучи на кусочек паркета.

– Однажды я искала свои ботинки. Их кто-то опять спрятал. Было начало зимы и мне стало вдруг так жарко, – гриффиндорка немного улыбнулась, понимая, что Полумна была бы не Полумной, если бы зимой босиком ей не стало бы жарко. – Я посчитала, что ботинки в туалете у плаксы Миртл. И нашла их у самой двери. Я заметила, что сквозь дверную щель льется вода. Когда я открыла дверь, то вся вода вылилась в коридор. Она была почти до колена. Все раковины, что стояли у стены, были разбиты и из них потоками вырывалась холодная вода. Я бы побежала к Филчу, но вдруг заметила, что посреди комнаты вода окрашивается в алый цвет. Это была кровь. Присмотревшись, я увидела человека – и уже подумала, что он утонул, когда кинулась к нему. Подняв его голову из воды, я не сразу узнала Драко. На его лице не было живого места. Я узнала по его волосам. Мои знания колдомедика пригодились даже после войны. Я пришла вовремя. Еще чуть-чуть и он бы захлебнулся.

Во время рассказа глаза Грейнджер становились все шире и шире.

– Он не сказал, что с ним случилось. Но было очевидно, что его избили, наложили обездвиживающее заклинание и оставили на полу туалета. Видимо, чтобы он захлебнулся водой, которая натекла из разбитых раковин. Я не могу представить, какой страх он испытывал, когда понимал, что его никто не ищет. Что он никому не нужен. Что в то крыло никто не ходит. Он лежал и понимал, что с каждым поднимающимся сантиметром воды он всё ближе и ближе к смерти.

Полумна сглотнула. Всякий раз вспоминая тот день она думала: что было бы, если бы она опоздала?

– После того дня я стала везде за ним ходить. Он очень сопротивлялся этому. Я не отходила от него ни на шаг. Он ненавидел меня. Орал, ругался, клялся послать в меня проклятьем, но мне было все равно. Ему нужен был тот, кто пусть даже своим присутствием сгладил бы все углы в его уме, – она улыбнулась и Гермиона заметила, что щеки подруги стали мокрыми от слез. – Я спасла его два раза. И спасла бы еще раз. Всем нужен второй шанс, Гермиона…

Грейнджер судорожно оглядывала небольшую уютную гостиную в горчичных тонах. Здесь было тепло и чувствовалась любовь. В каждой вещи. В каждой фотографии на полках.

– Зачем он обманул меня? – она осмелилась задать вопрос, который терзал ее.

– А как бы ты поступила? Если бы он подошел к тебе в Министерстве? До того, как ты узнала, что он изменился и пригласил бы на ужин?

Наверное, она рассмеялась бы ему в лицо, посчитав это шуткой. Полумна права. Она бы отреагировала совсем не так. Но если бы это случилось сейчас, после того, как она узнала всю правду?

– Я сказала ему о «Saint Espresso». Я думала, что Драко появится там в одно время с тобой. Будто это случайная встреча. А он решил подложить записку… Да, по-детски. Но он боялся отказа. Он все-таки Малфой.

Грейнджер вдруг невольно улыбнулась.

– Гермиона, я знаю. Он поступил неправильно, обманув тебя. Но прошу, дай ему шанс. Обдумай все, и возьми вот это…

Полумна поднялась с места, из широкого кармана джинсового комбинезона достала письмо и протянула его Гермионе. Грейнджер несколько секунд смотрела на пожелтевший свернутый пергамент. Он был без конверта. Без печати. Будто написанный наспех.

– Он приходил к нам недавно. И написал его, узнав, что ты сегодня придешь. Я не читала. И Блейз тоже.

Сердце гриффиндорки билось как у трусливой мышки, а не как у отважного льва в тот момент, когда ее трясущиеся пальцы потянулись к свёрнутому вдвое листу. Вот сейчас в ее руках будет еще одна частичка Драко Малфоя. Того, кто будоражил ее мысли все последнее время.

– Тебя с Блейзом свел Драко? – еще один вопрос, на который Гермиона хотела знать ответ.

– Ты права, оказалось, Блейз давно испытывал ко мне чувства. И когда заметил, что я увязалась за Малфоем – взбесился. Они долгое время не общались, но потом Драко догадался о чувствах Блейза и помог нам сойтись.

Еще один ответ был у Гермионы. Вот почему она редко видела Забини с Драко.

– Почему я не замечала, что ты часто проводишь время с Драко?

– А ты часто смотрела на него?

Верно. Гермиона думала о нем только тогда, когда он находился рядом с ней. Патруль, уроки, но она никогда не обращала на него внимания вне этих ситуаций.

– Полумна, я окажусь права, если предположу, что эльфов мы не дождемся?

– Ты самая умная ведьма столетия, Гермиона. И ты как всегда права. Я освободила эльфов еще три дня назад. Они обещали вернуться после того, как навестят своих родных и будут служить нам, как свободные домовики. Если бы я отправила запрос об изменении статуса эльфов, то этого чудесного разговора между нами не было, верно?

– Верно….

***

И вот она вновь на своем месте. На прохудившемся кожаном диване. В ее маленькой гостиной. В ногах спит рыжий кот, а в ее руках очередные ответы. Строчки на сухом пергаменте дрожали из-за непослушных трясущихся рук.

«Прости меня.

Гермиона.

Я знаю, ты думаешь: моему поступку нет оправдания. Все, что я говорил тебе – правда. Я не искал корысти. Я не хотел играть твоими чувствами. Но так получилось…

Так получилось, Грейнджер, что твои поступки толкнули меня на это. И я виню тебя. Виню за то, что смотрела так, как не смотрел никто. Твои чертовы карие глаза говорили о многом и, черт возьми, молчали о намного большем. Я ненавидел тебя тогда. В школе. Я терялся. Терялся в догадках и теориях. Терялся в вопросах, которые не решался задать тебе. И не задал бы. Но не сейчас.

Я видел в твоих глазах жалость. Жалость, которую я ненавидел даже больше, чем тебя. И я видел в тебе интерес ко мне. Я знал, что в твоей голове строилось множество теорий о причине моего поведения в школе. Почему я стал таким?

По телефону я тебе ответил честно. Я потерял. Потерял все. Семью, друзей, статус и самое главное – себя. Мерлин! Грейнджер, я потерял свою жизнь!

Можно ли начать все с чистого листа, когда мои руки в крови? Когда моя фамилия ассоциируется с болью, смертью и предательством? Когда рука изуродована меткой, которая будет напоминать мне всю оставшуюся жизнь о том, что я сделал? Можно ли надеяться на будущее?

Я не надеялся.

Я умирал. Умирал в душе. Гнил. Падал в бездну. И однажды я решился покончить с этим. Как последний трус. Ведь я не видел будущего. Для моей жизни не было чистого листа. Но, по иронии судьбы, мое желание умереть исполнили другие люди.

Наверное, ты уже знаешь, как помогла мне Полумна. Она спасла меня. И я ей бесконечно благодарен.

А потом появилась ты, Грейнджер. Со своими взглядами и громкими мыслями. Ты вдохнула в меня надежду, и ты терзала меня. Терзаешь до сих пор. Я бы отдал все, чтобы вернуться в прошлое и поменять свою жизнь. Но я не могу. Ни один маховик времени не поможет мне обелить свое имя.

Жалею ли я о своем поступке с записками и притворством другим человеком? Нет. Черт возьми, нет!

Я никогда не был так счастлив, Грейнджер. Слышать твой голос. Твой смех. И черпать из тебя ту жизнь, которую я потерял. Ты делилась со мной всем, пусть даже не зная этого. Ты помогла мне почувствовать то, что я не ожидал. Я влюбился в тебя, Грейнджер.

Мерлин! Я влюбился…

В тебя.

Ты невероятно веселая, чистая, искренняя, умная и, Мерлин, какая ты красивая!

Невероятная.

Я бесконечно жалею, что не узнал тебя такую до войны. Я жалею о взглядах, которые мне прививали с детства. Нет разницы – чистая кровь или грязная. Она одинаково красная. Она пахнет ржавчиной. У всех.

Я хочу попросить у тебя прощения. За все. За прошлого себя, за свою семью, за шрам на твоей руке, за слова, произнесенные мной. За ложь. Но за что я извиняться не буду, так это за мои чувства к тебе, Грейнджер.

Я влюблен в тебя, Гермиона. По уши.

Мне трудно поступить так, как надо.

Я не буду больше напоминать о себе, пока ты сама не захочешь этого. Но прошу, дай мне шанс – и я буду самым счастливым человеком на земле.

Д.М.»

========== 9 ==========

Как так быстро приблизился день бала – Гермиона не поняла. Всю неделю она провела за работой, проверяя оставшиеся дома. За всю жизнь она не думала так много, как за эти семь дней. Всё, что касалось учебы, работы, друзей – девушка анализировала быстро. Но когда дело касалось самой себя – для Гермионы это становилось сложной задачей.

Письмо, которое сейчас лежало перед ней на кровати, было прочитано десятки раз. Слова, что были написаны на желтой бумаге, въедались в мозг с новой силой, с каждым новым разом, когда взгляд мазал по ним. Утром, во время работы, перед сном и во время еды она держала письмо в своих руках. Все предложения были изучены наизусть. Были прочитаны его голосом.

«… дай мне шанс…»

В тот день, когда она вернулась домой после посещения дома Забини и разговора с Полумной, Гермиона была зла. Зла на него за глупые и пустые строчки, что он написал для нее. Она не верила ни слову. Ее взгляд раз за разом цеплялся за «Так получилось, Грейнджер, что твои поступки толкнули меня на это. И я виню тебя. Виню за то, что так смотрела, как не смотрел никто.»

– Да как он смеет! – скомкав письмо и отшвырнув его подальше, она поднялась с дивана и направилась на кухню заварить чай.

Гермиона была в бешенстве. Как он посмел винить ее в том, что она смотрела на него?

– Как «ТАК» я смотрела на него? – спросила она Живоглота, который зашел за ней на кухню.

– Еще и винит меня! Малфой совсем обалдел! – скрестив руки на груди, возмущалась она. – И что с того, что я смотрела на него? Нельзя что ли? Мне было всего лишь ин… интересно…

И тут Грейнджер поняла. Да. Ей действительно было интересно. Ведь она обдумывала это сотни раз. Его перемена, его настроение, его пустота в глазах. Интересно было то, как он не смотрел ни на кого, ни с кем не общался. Ей было жаль его. В глубине души она скучала по старому Драко Малфою, который не показывал свои чувства, гордо ходил по коридорам школы, по его колким репликам и даже немножко по тому, как он надменно смотрел на всех словно на последнее дерьмо. Гермионе было стыдно признать, что без такого Драко Хогвартс был уже не тот. На войне потеряли многих, и она не хотела, чтобы те, кого она знала очень хорошо, потеряли самих себя…

– Мерлин! – она прикрыла рот понимая, что произошло. – Он потерял…

Девушка поняла, что чаем не отделаешься и налила себе бокал вина, подняла письмо и продолжила читать.

«Грейнджер, я потерял свою жизнь! Я потерял все…»

Он же дал ей этот ответ еще тогда, по телефону, когда она разговаривала с Амадеем. Он сказал, что потерял. И Гермиона это заметила, еще в школе, приняв «потерю» за депрессию. Поэтому он ей стал больше интересен. Ей было жаль. Не самого Драко, а ту его жизнь, что утекла как песок сквозь пальцы. Тогда Гермиона еще не знала, что ее зрительная «охота» была взаимной. Малфой тоже смотрел на нее. Она сама побудила его наблюдать за собой. Теперь его обвинения для нее стали понятны. Невольно показав свой интерес, она спровоцировала его и, в конце концов, сама стала объектом для наблюдения.