Текст книги "айный язык птиц"

Автор книги: Голованов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

_IV

«Министр внутренних дел» показывается на подержанной, но достаточно приличной «тойоте-королле» на пыльных улицах поселка, в глубине которого, в конце улицы, виден офис нефтяной Компании. В этот час аул замер в пыльном жаре самана: из самана сложены стены одноэтажных беленых, а то и просто ровно обмазанных перемешанной с навозом глиной домов, заборы… По краю улицы бегут короткие синие тени. Ветерок крутит солому и пыль на дороге. В этот час здесь ничего не шевелится, даже белье не сушится, сушатся разложенные на земле плюхи коровьего помета; высохшие сложены в остроконечные кучи, несколько мух на более свежих; только в плотной, надежной тени сарая две женщины разжигают во дворе печь лепешками кизяка. Рядом крутятся круглоголовые малыши… Подняв клубы пыли, так что женщины у печки, не успев закрыть лица платками, начинают чихать и отплевываться, он подруливает к зданию конторы, выключает кондиционер, глушит машину, вытаскивает ключи из замка и выходит.

Синяя тень на желтом песке.

Жара.

Не спеша «министр» подходит к воротам и нажимает кнопку возле маленькой двери. Через пару-тройку секунд дверь бесшумно отворяется.

Охранник поднимается со своего места, почтительно склоняясь:

– Добро пожаловать, Олег Рахимович…

– И тебе добро, дружочек…

Обед, стол, вино. Шеф берет рюмку, приветственно поднимает и вытягивает одним глотком. «Министр» тоже пьет. Губы, кадык. Как будто что-то перекатывает во рту языком. Старается расчувствовать вкус. Выпив, причмокивает. Ставит бокал на стол.

– Что ж, верно: вино недурное… – Держит паузу. Шеф тоже молчит. – Но… вы же не просто так пригласили меня сюда?

– Мне интересно, – вдруг, подхватив бутылку и начиная разглядывать этикетку с родословной вина, говорит шеф, как бы и не слыша собеседника. – Каким образом они подыскивают слова, чтобы передать вкус… Не так уж богат русский язык тем, что касается вкусовых ощущений. Нам невольно приходится говорить метафорами (читает с этикетки): «Теплый, глубокий вкус насыщенной красной палитры…» Поэзия! Но по сути – бессмысленный набор слов…

Он поднимает глаза на «министра» и весело вскрикивает:

– Не обращайте на меня внимания, дорогой Олег! Мы так стосковались по общению в этом гараже, что стоит появиться кому угодно, как у меня начинается приступ словоизвержения…

«Министр» смотрит на него с неявным удивлением.

– И пока, извиняюсь, не проблюешься – решительно ничего нельзя поделать. В этом, собственно, весь ужас и комизм ситуации, – обезоруживающе улыбается шеф. – В Москве я знавал одного писателя этих рецензий. Это был самый аморальный человек, которого я встречал в жизни. Но как-то удивительно умел передавать запахи… Но теперь он уже не пишет, и, значит, мечта его сбылась…

– В каком смысле «мечта»? – раздается чуть нетерпеливый, жестковатый голос «министра».

– Ну, все мы, – или большинство – продолжаем заниматься своим делом, пока у нас нет возможности послать все к черту и поселиться в своей мечте. На мечту нужны деньги, а что до моего знакомого, то, я думаю, он их скопил и поэтому больше не пишет…

«Министр» хочет что-то сказать, но шеф успевает предупредить его:

– Вот у вас есть мечта?

– М-м…

– Постойте! Не говорите! Я угадаю сам: домик из каталога «Honka» в экологически чистом районе дельты, подальше от населенных пунктов, рыбалка, лодка с японским мотором и внедорожник «тойота»… Что, я угадал?

– В общем – да… – выдавливает из себя «министр». И вдруг широко, ясно так смеется. – А у вас, – не переставая улыбаться и потирая колени ладонями, словно от смущения, что его так легко раскусили, в свою очередь спрашивает «министр», – у вас есть мечта?

– Ну разумеется… Мечта! Какой высокоразвитый человек без мечты! – смеется шеф. – Еще бокал?

– Валяйте. Но мечта?

– О-о, до приезда сюда я твердо знал, чего хочу: быть подальше ОТСЮДА. Так вот, мечтой был остров. В Средиземном море. Небольшой. Не слишком заселенный. Растительность сухих субтропиков. Аромат итальянской сосны. Пинии – представляете? Ну и море – восхитительно голубое, прекрасное море. И домик на берегу. Никого рядом. Может быть – поселок за мысом. Причал, рыбный базарчик по утрам… Но эта мечта здесь умерла. Я не мечтаю больше об одиночестве…

– И предпочитаете?…

– Людное лондонское предместье. Знаете: пабы, люди всех цветов кожи, дети в скверах, музыканты, женщины, торговцы, темные делишки, хороший гашиш… Или другой вариант: Южная Англия. Маленькое поместье где-нибудь в Девоншире… Там прекрасный климат, знаете? Почти субтропики. Вы даже не представляете. Пальмы растут. Из-за Гольфстрима… Так вот: поместье, лошади, овцы, рыжая жена-англичанка, четверо детей…

Лита вздрагивает. Она очень задета этими словами, но может позволить себе лишь шуточный гнев. Она взлохмачивает волосы на голове шефа и укоризненно восклицает:

– Так вот о чем ты мечтаешь!

– Да, детка, – хлопает он ее по спине, – предыдущую мечту я изжил, глядя вон туда! – Широкий жест в сторону дверей, распахнутых на бассейн, пустыню и верблюдов вдали.

Опрокидывает содержимое бокала одним глотком и обращается со следующей фразой уже к «министру»:

– Здесь удивительное место, правда. В каких-нибудь ста метрах – полторы тысячи людей, сознание которых почти не затронуто цивилизацией. Я люблю их. Они строят дома из самана, вяжут маты из тростника, отапливаются высушенным кизяком и практически не имеют понятия о деньгах. Им незачем никуда убегать. Если бы я был любознательнее, я бы давно спросил у них – о чем они мечтают? О детях, о внуках, наверное? Счастливцы!

«Министр внутренних дел» начинает ерзать от нетерпения на своем диване.

Шеф замечает это и едва не хохочет:

– Олег, я знаю, это невыносимо, но сейчас – прямо к делу. Знаете, со времен моей мятежной юности, всяких там «маршей несогласных», я понял… – И тут он как будто взнуздывает свою речь. Она становится тверже, конкретнее. – В этой стране пролетариат более не существует как сколько-нибудь значимая проблема. К сожалению, нефтепромысел не может совсем обойтись без этого фермента. Поэтому завтра… Что делать? – Спокойно: – Промысел должен продолжаться. Иначе деньги перестанут совершать свой оборот и наши мечты – никогда не сбудутся… Вот, – протягивает он «министру» распечатку почтового сообщения, полученного из Москвы. – Взгляните.

«Министр» берет бумагу и внимательно прочитывает ее. Поднимает глаза на шефа.

Шеф наливает себе и «министру» еще вина, бутылка пустеет.

– Завтра, после окончания смены, этот фермент должен дать легкое вспенивание обстановки. Неизбежно. В конце концов, нам практически предлагают локаут. По опыту моей юношеской политической жизни скажу, что, прежде чем первый камень будет брошен в эту дверь, – и он указывает в сторону, откуда появился «министр», – всякая мысль о противлении должна быть рассеяна. Жертвы исключены. Но нужно что-то броское. Шлемы. Пластиковые щиты. Бронежилеты. Дубинки. Оружие. Один залп поверх голов. Обязательно. После этого я скажу речь. – И – переведя дух: – Все.

«Министр» делает движение на своем диване.

– Резиновые пули или боевые?

– Никаких пуль вообще. Вы должны подавить их психически, как если бы они у вас были. Но если не уверены – прихватите газ.

– Ясно. – Чуть подождав: – Кто платит?

– Не беспокойтесь. Главное, назовите правильную цену, когда все посчитаете. Все это, конечно, отвратительно, но такова плата за то, чтобы наши мечты осуществились…

Он поднимает бокал, чокается с «министром»:

– За наши мечты!

Выпив, мужчины встают, пожимают друг другу руки, шеф провожает «министра» до дверей.

Возвращается обратно с иронической улыбкой на лице.

Внезапно раздается тихий от бешенства голос Литы:

– А ты – дрянь! Жена-англичанка! Ферма в Девоншире! Какого черта тогда ты трахаешься со мной?! Не с кем больше?! Скучно без этого?

Она стоит на подиуме, глядя на него сверху вниз, уперев руки в бока. Глаза ее горят обидой.

– Стоп-стоп-стоп, – говорит он, начиная подниматься по лестнице. – Вот в этих сценах я играть не подписывался. Ненавижу плохой театр.

– А я не понимаю твоей игры!

– Не понимаешь?! Все ты прекрасно понимаешь! Мы с тобой друг друга любим. Так или не так?

Он уже стоит рядом с нею, легонько поглаживая ее плечо.

– Я люблю тебя… И мы играем только в это. А не в скандал в благородном семействе и уж тем более не в выяснение отношений! Увольте!

Не хо-чу!

– Ты ведешь себя как жестокий ребенок – какого черта?! Ты сам ввел такие правила?!

– Мы до сих пор играли честно… И никто никого не подводил…

А завтра нам предстоит такое, что накануне из-за какой-то ерунды…

– Ты при людях размазываешь меня об стену, как говно! – От обиды у нее дрожат в глазах слезы.

– Зачем ты принимаешь всерьез слова? Тем более мои? Ты знаешь хоть одну мечту, которая сбылась бы как есть? Не вывернулась бы наизнанку и не обманула тебя, ты – знаешь? Тем более в наше время?!

– Не знаю…

– Вот убьют меня, и поймешь, кто был твоей мечтой, – с мужской жестокостью произносит он.

– Было бы подлостью с твоей стороны – таким образом бросить меня в этой дыре! – с женской жестокостью восклицает она.

_V

Вечер в городе. Федька с Валей в ресторане. Ресторан не шикарный (какой шик в провинции?), но все же не без помпы. Зеркала, люстры, колонны, лепнина на потолке давят на психику так, что Федьке, привыкшему к затрапезной обстановке, неудобно. Он тут же подвигает к себе пепельницу и начинает курить.

– Ты чего занервничал? – спрашивает его Валя. – Сам же хотел… Не нравится – пойдем отсюда. Но ты лучше успокойся. Я Ингу попрошу – она нам дешево накроет.

Федька оглядывается вокруг. Публика спокойно сидит, с достоинством. Выпивают, едят со знанием дела.

Внезапно он замечает свое отражение в зеркале:

– И как только ты тут работаешь… Среди таких рож…

Валя усмехается:

– Да, бывают портреты…

– Знаешь, я когда в таких местах оказываюсь, чувствую, что меня обувают, как последнее чмо. Вот за все эти финтифлюшки. Люстры, скатерти, зеркала… Ты сидишь, делаешь вид, что кайфуешь, а сам последний рубль жопой пережевываешь… Лучше б в кремле на скамейке посидели…

– Брось, мы же сами решили… Я попрошу Ингу…

Появляется Инга, все чин чином, делает вид, что принимает заказ. Только чуть-чуть подмигивает подруге. «Привет-привет».

– Давай нам графинчик водки, салатик какой-нибудь и, если можешь… мы тут вино сами принесли.

– Конечно, я открою, – тихо говорит Инга.

Через минуту возвращается, сервирует стол, ставит графин, перехватывает у Вали вино, открывает, наливает Вале в бокал вина, Федьке в рюмку – водки.

– Спасибо, сестричка, – оживает Федька. – К нам не присоединишься?

– Не могу… – Инга уходит.

– Тогда за что?

– Знаешь, Феденька, давай за тебя… Я так счастлива, что ты рядом. Что мы вместе. И все будет хорошо, поверь. Все будет хорошо…

Они сдвигают бокалы, чокаются, выпивают.

Федька вдруг перехватывает ее руку, чуть улыбается, трется колючей щекой.

– Ты самый красивый, самый… горячий, самый неугомонный… – влюбленно шепчет Валя.

– Уж ты скажешь, – отнекивается Федька, но видно, что он растроган.

– За тебя, – говорит Валя, прикрывая глаза, и Федька вдруг сдается – прогибает его влюбленность этой женщины, которая как чует, что у него на душе, и первым делом поднимает тост за него – и сам пьет, как будто впервые соглашаясь, совпадая с нею.

Через некоторое время – явление шефа с Литой. Шеф здесь – не свой, но окружающее его не подавляет. Скорее наоборот – забавляет.

Тоже, как Федька, оглядывается. Заметив зеркало, показывает себе (или окружающим) язык.

– Ну-с… Чем нас порадует «Волга»? Браконьерской икрой? О! Танцпол! Мы будем танцевать?

Щелкает пальцами:

– Меню, пожалуйста!

Инга приносит меню.

– Меню. Приглашаю вас в новое измерение нашей обыденности: закуски холодные, горячие, супы, основные блюда, карта вин… – И, обращаясь к Инге: – Для начала, если можно, бутылку виски… единственного здесь – «Ред лейбл». И минералки. «Перье» и… Вина действительно французские? Тогда «Божоле». Виски «Ред лэйбл»… Сыр… Оливки…

– Что? Вторые блюда? Да вы оставьте нам, мы поглядим. А пока что – это вот сервируйте нам побыстрее…

Инга отходит.

Шеф листает меню:

– Мясо с грибами по-французски… А почему они решили, что с грибами – это по-французски? Шашлык из осетрины… Типично браконьерская вещь. Не советую. Вот: салат из спаржи. Это подойдет! Полезно для потенции. Только откуда здесь спаржа? – Оглядывает интерьер. – «Volga, Volga, Mutter Volga…» Не Лондон, конечно. Но и не наш аул. Здесь хотя бы деньги можно за что-то платить… Заманчиво! И потом, этот старательно наведенный шик. Дизайнерская интрига. Кулинария… Как много новых смыслов. А это! Это! Какие формы! Какая экспрессия!

Звучит музыка, Инга приносит заказ, когда на танцпол выходят первые танцующие. Несколько девушек без кавалеров. Вспышки света. Ломаная графика движений.

– Черт возьми, какие руки, ноги, подмышки! Я сейчас кончу, черт меня побери!

Лита (уставшая от его постоянной провоцирующей болтовни):

– Замолчи, или я уйду. И вылизывай эти подмышки хоть до утра…

– Что ты, солнце? Ведь это просто впечатления, необходимый стресс после нашего обоюдного заточения… Ты думаешь – я тебя не люблю? Люблю. Но, чтобы оставаться самим собой, мне нужен взрыв! Лучше всего было бы разнести этот ресторан к чертовой матери!

Инга приносит выпивку и оливки.

Он видит, что вино открыто, и, спешно свинтив головку бутылке виски, наливает себе.

– Слушай, если ты будешь стаканами… Ты напьешься.

– Но мы же договорились – напиться, как пролетарии?

– Нет, это ужасно…

– Нельзя прожить настоящую жизнь, ничем не рискуя… – Он отпивает полстакана и невесело улыбается: – Давай выпьем вместе. За наш экипаж. За этот полет в космосе… За эти зимы… Холод. Тьму. Черный песок. Звездную пыль…

Неожиданно истерический поток его красноречия иссякает. Он внимательно смотрит своей подруге в лицо какими-то неизвестными нам, глубокими, печальными глазами.

– Лита, господи… Без тебя я давно бы сошел с ума… Хуже! Просто сгнил бы. Я думал, что смогу сыграть в их игру по своим правилам, а в результате – просто очень дешево себя продал… – Он вновь внимательно заглядывает ей в глаза: – И плохо не то, что дешево, а то, что – продал… И от меня почти ничего… совсем ничего… уже не осталось…

– Виктор…

– Если когда-нибудь нас снимут с орбиты, я попробую вернуться… Стать человеком… Ты представить себе не можешь, как я буду любить тебя…

Они выпивают.

Она нежно целует его. Он еще наливает себе виски и опять выпивает.

– А теперь отпусти меня. Я опьянел от этих земных ощущений…

Я хочу еще… Ты же позволишь мне наделать немного глупостей?

Он снова наливает виски и со стаканом в руке оказывается в гуще танцующих.

Его сильно прет от женщин. Он не говорит ни слова, но мысленно надо вместе с ним пройтись по этим сладостным изгибам.

Потом его выбрасывает из танца к столу, где сидят Федька и Валя. Недолго думая, он говорит:

– Молодой человек, разрешите мне пригласить потанцевать вашу девушку…

– Это зачем? – зло спрашивает Федька и напрягается.

– Интересный вопрос… Ради смены ощущений… Если хотите – пригласите мою – во-он, видите за столиком прекрасную Аэлиту?

– Да пшел ты! – вдруг не по-хорошему начинает заводиться Федька.

– Федь! – удерживает его Валя.

– Ощущений ему захотелось… Да я тебе сейчас такие ощущения на роже оставлю…

– Федь…

Откуда-то появляется то ли дежурный по смене, то ли директор ресторана.

Толчея: «Все нормально?» – «Вы пьяны, молодой человек?» (Федьке).

Шеф:

– Ну что вы! Здесь никто не пьян! Прошу всех разойтись! Здесь все прекрасно… – Федьке: – Ты груб…

– Это ты грубости не видел…

– Вы влюблены, вы счастливы…

Те молчат.

– Счастливы?

– Послушайте, – уговаривает его Валя. – Зачем вы спрашиваете? Дайте мы уйдем…

– И даже не выслушаете меня?

– А хули тебя слушать? – опять бросается в его сторону Федька.

– Я хочу напиться. Потому что я – самый несчастный человек в мире…

– О! – говорит Валя. – Еще один! Таких мы много видели… Инга! – зовет она. – Помоги-ка…

Но Инга занята.

– На! – Федька наливает «несчастному» водки в пустой стакан. Тот выпивает.

– И что же у нас за несчастье такое? – растягивая время, говорит Валя.

– Я должен завтра совершить подлость.

– Какую подлость?

– Не хочу ничего говорить… Но это правда подлость, не шучу…

Внезапно разворачивает Валю к себе и целует на глазах у Федьки.

От неожиданности все трое встают.

Аэлита из-за столика спокойно наблюдает за всем происходящим.

Со всей силы, выбросившись вперед, Федька бьет по скуле шефа.

– Н-на-тебе-гадина!

Шеф отлетает, падает на соседний столик, все как в кино, какие-то люди ахают, звенит стекло, а шеф, вдруг стянув скатерть со стола, который он опрокинул, поднимает ее над головой и восторженно кричит:

– Финал! Финал! Плачу за все!

Федька с Валей какими-то улицами бегут прочь от ресторана.

Опять шеф: плачу за все! В зале появляется милиция…

Лита сажает его, пьяного, на сиденье рядом с собой, садится за руль, и через секунду красный «порше» исчезает в глубине улицы…

Шеф потирает ноющую скулу и бормочет: «Какой финал! Какой контакт! Превосходный вечер!»

Ночь. Офис нефтяной компании. Темно. Только луна над степью. И внутренний дворик освещен. Бассейн изнутри светится голубым. Вокруг него в тень, под кусты, уходит зеленая травка. В шезлонге полулежит шеф, махровое полотенце наброшено на бедра, пьет мартини. Бутылка на столике. В голубой воде – смуглое женское тело в тонких черных купальных трусиках – Аэлита. На бордюре бассейна – еще один бокал с трубочкой и долькой лимона. Она делает несколько сильных гребков, нежась в светящейся воде, переворачивается – так что становится видна ее грудь, – потом меняет курс, одним движением ног проталкивает себя к бортику, придерживается, пригубляет вино. Смотрит на шефа. Он здорово выпил, голова запрокинута вверх.

Она отталкивается от бортика, хватается рукой за хромированный поручень, гибко, как кошка, поднимается по лесенке, подходит к шефу. Пытается взять у него полотенце – он не отпускает, смотрит на нее. Она улыбается, садится на корточки, начинает ласкать его. Очень откровенно. Потом перекидывает через него ногу, садится верхом и целует его в губы. Кусает. Опят целует. Проводит языком. Он оживает, ладонью за шею пригибает к себе.

Трусики падают в траву.

Из-за бархана, из тьмы, на них смотрят казахские мальчишки. Как на инопланетян.

_VI

Город. Шумная, полная автомобилей и трамваев площадь. На углу одной из улиц – банк и банкомат прямо в стене. Подруливает вахтовый автобус. Открывает двери, оттуда выходят люди в фирменных желто-черных спецовках. Идут к банкомату, выстраиваются в очередь.

Банкомат: экран, клавиатура. Пальцы, набирающие код.

Что-то не то. Первый возится-возится, два раза набирает код, потом опять набирает, выводит баланс. Тупо смотрит на чек.

– Ты там чего застрял, дядя Андрей? Миллион получил? Давай пропускай!

– Да я вот не пойму… – говорит первый и отходит.

Второй – могучий такой, основательный мужик. Набирает код, заслоняя клавиатуру спиной.

– От жены, что ли, пин-код прячешь, Петрович? – опять шутит какой-то остряк. – Давай не задерживай!

Петрович отходит, но в руках у него тоже чек, а не деньги.

Третий – Федька. Раз-раз – все делает резко.

– Какого черта?! – вскрикивает он. – Что значит: баланс ноль-ноль-ноль? А за март, апрель?! Петрович, хули ты молчишь, у тебя эта штуковина что показала?

– Нулевой баланс, – мрачно и неохотно отвечает Петрович.

– А ты, дядя Андрей? Что у тебя?

– Нет начислений…

– И вы молчите! Как штырь проглотили! Как это нет начислений?

Вы что, ребята? Второй месяц денег не плотят! Вы чё…

Подходят из разных концов очереди. Ну-ка ты попробуй, ты попробуй.

– Вот гады! (Общий шум). Два месяца ни у кого ни хрена! А спросить? Спросить с кого? Мать вашу! Придумали аппарат вместо бухгалтера! Сук-ки рваные! Даже спросить нельзя! Как жить?! Деньги – откуда брать?

– Да раздолбать эту штуковину…

– Что мы – быдло, что ли?!

– Ломик, ломик есть у кого-нибудь?

– Вы что, вы что!

– А что – «что»? Нашим детям есть-пить надо?

– Да хули там, вскрывай его, ребята!

– Нба ломик-то…

– Быстрей давай, а то сгребут всех!

Милиционер из банка появляется в дверях, но, видя разгоряченную толпу, торопится незаметно исчезнуть.

Бьют, разбивают экран, потом по-рабочему деловито простукивают стену, куда вмурован аппарат, находят слабое место и под одобрительные крики товарищей выламывают аппарат из стены, валят на землю и вскрывают «со спины» дверцу.

Сирена милицейского патруля.

– Давай быстрее, что там?!

– Пусто!

– Даже не заправили, сволочи! Или случилось что? Петрович! В прошлый раз ты говорил – задержка выплаты… Или мы им уже по хрену? Ты знаешь?!

– Я знаю, что всех повяжут сейчас. Разбегаться надо. В разные стороны. Чтоб никого…

– Не-е, в автобус, в автобус давай, в контору надо, что за фигня такая, выяснять надо… – галдят мужики, явно подогретые происшедшим и еще полные чувства солидарности и правоты. – С начальства спросим!

Человек двадцать лезут в автобус, столько же разбегаются.

С воем к разломанному банкомату через пробку на трамвайных путях пробивается патрульная машина.

Федька, в руках которого, как назло, оказывается ломик, смотрит, как она останавливается. Как уже дверцы приоткрываются…

Вдруг (а у него все – вдруг) какое-то решение просверкивает у него в мозгу, он изо всей силы размахивается и кидает ломик прямо в лобовое стекло патрульной машины.

– Н-на!!!

Ломик, медленно кувыркаясь, как бумеранг, летит в сторону ментов, те, высунувшись было, втягивают головы обратно в автомобиль, но ломик, пущенный слишком высоко, все так же кувыркаясь, пролетает над – и вдребезги расшибает ветровое стекло едущего следом грузовика. Ослепленный водитель со всей дури таранит милицейскую машину. Свалка на площади.

Федька прыгает в открытую дверцу вахтового автобуса и кричит: гони!

Пост ГИБДД под Астраханью. Унылое, облезлое здание, перекресток. Мент, мотоцикл. По дороге на большой скорости движется автобус. Когда он становится ясно различим, мент выходит из своего здания, прячется в тень, по рации говорит:

– Вижу вахтовый автобус АО 26-34, идет на Телендеевку, задержать?

Рация хрипит, но ответ услышать можно: «Пропускай, пусть доедут».