Текст книги "Вулканы (СИ)"

Автор книги: Вареня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Он быстро вскрыл крышку – зверь все это время ласкался и чуть не сшибал Геру на землю, хотя был крайне деликатным, – и вывалил мясо на землю.

– Кушай, масечка.

Зверь замер. Недоуменно посмотрел на тушенку – видно, не верил своему счастью! – потом перевел взгляд на Геру. Если бы животное могло смотреть скептически – то вот это определение очень бы подошло.

– Ешь-ешь, – подтолкнул Гера.

Зверь как-то очень по-человечески вздохнул и не спеша принялся за угощение. Гера налюбоваться не мог. Он протягивал руку, но тут же вспоминал, что животных трогать во время еды нельзя, и конечность свою отдергивал. А зверь был такой пушистенький! Мех у него был удивительно ухоженный, густой и мягкий. Он переливался на свету и прямо-таки манил к себе прикоснуться. Еле дождавшись, пока зверь закончит трапезу, Гера приступил к почесушкам. Занятие это он всегда находил медитативным, а здесь, на свежем воздухе, в лесу, сам не заметил, как уснул. Вот так улегся, как на диванчик, и вырубился. Проснулся Гера оттого, что шерсть полезла в нос, и чихнул. Зверь под ним чуть дернулся и приподнял голову.

– Ох, малыш, совсем я тебя отлежал, да? – Гера поспешно скатился. – Ну ладно, мне домой пора. Увидимся завтра?

Зверь внимательно оглядел его, потерся мордой и засеменил вглубь леса. А Гера понимал, что прикармливать его чревато. Что деревенские вряд ли станут приплетать таинственные лаборатории. Примут за чудище и пристрелят – всего делов. Но он, малодушный, слабый червяк, продолжал приходить. Рядом со зверем отступали проблемы, страхи, вообще любое напряжение спадало, стоило зарыться пальцами в мех. Почти как с кое-кем другим, с человеком, который должен был обидеться, расстроиться, но продолжал так же тепло улыбаться при каждой встрече. И у Геры от одного взгляда на него сердце кровью обливалось. Он сто раз уже успел пожалеть, что не согласился тогда, потому что ведь мог бы урвать хоть кусочек, потому что болело все равно. Болело так, что страшно было даже подумать об отъезде. Но Питер ждал, и он всегда залечивал все раны. Гера точно знал: поболит и перестанет.

Чем ближе был отъезд, тем больше Гера нервничал – и тем спокойнее, как ни странно, становился Ким. Потому именно ему Гера и решил доверить зверя. Ну а кому еще? Не дедушке, не Никитке – тот бы наверняка при одном виде полуволка, полу-еще-кого-то в обморок грохнулся. Гера думал позвонить Альберту, но тот все-таки странноватым был. С него сталось бы заварить какую-нибудь уфологическую байду и сделать только хуже.

Потому-то Гера и отозвал Кима в сторонку за два дня до отъезда и вывалил на него и историю знакомства со зверем, и свои волнения о его дальнейшей судьбе.

– То есть, – медленно проговорил Ким, совсем не выглядевший удивленным, – ты встретил в лесу какую-то неведомую херню зубастую, никому не сказал и подкармливаешь ее. А теперь хочешь, чтобы я это делал. Гера… – укоризненно покачал он головой.

– Пушок никакая тебе не херня, а прелесть, – возмутился Гера.

– Пушок, – неверяще повторил Ким и как-то нервно оглянулся на остальных парней, хотя Гера специально увел его подальше, чтобы никто посторонний не мог услышать.

– Я думал назвать его Пирожком, но Пушок больше подходит.

За спиной у Кима грохнул ржач альф. Ким горестно выломал брови и вздохнул:

– Ладно. Буду кормить. Мне не трудно, в конце концов.

И тут Гера задумался.

– Надо вас познакомить, а то мало ли…

– Не надо! – встрепенулся Ким. – Тварюжка умная, так что я буду просто оставлять ему еду, если показываться не захочет. Не переживай.

– А когда ты уедешь?

– Ему в любом случае нужно привыкать к самостоятельности. Скоро осень. Придется уйти глубже в лес от охотников. Прогуляемся?

Ким чуть повернул ладонь, удобнее перехватывая руку Геры. Странно, Гера совершенно не помнил, в какой момент вцепился в него. Сжал крепче пальцы и пошел за Кимом, отставая на полшага, чтобы Ким как будто немножечко вел его за собой.

Ким свернул за деревню и пошел в поля. Их любимый маршрут. Белые ночи закончились, фонарей за деревней не имелось, но дорога была настолько знакома, что Гера даже не пытался смотреть под ноги. С Кимом было приятно молчать. С ним одним, пожалуй, тишина не давила, не заставляла выискивать темы, словно оправдываясь за не вяжущийся разговор. Просто хорошо было идти рядом, смотреть по сторонам, сбиваясь на мысли о своем, краем глаза поглядывать на Кима и ловить такие же осторожные взгляды в ответ. Гера наслаждался присутствием Кима рядом. Поговорить тоже можно было. Ким был интересным и умным альфой, так что они много обсуждали, иногда спорили до долгой пятиминутной обиды, а иногда соглашались на полуфразе. Но вот это молчание Гера особенно ценил. Оно было какое-то очень интимное, которое, наверное, бывает с единицами за всю жизнь. Гера так не хотел уезжать.

Они вернулись, когда все уже расходились по домам. Время перевалило за два часа, так что да. Пора было ложиться баиньки. А Гера все никак не мог выпустить Киминой руки, а ведь слухи и так поползли.

– До завтра, – мягко потрепал его по голове Ким, когда половину народа уже развели и оставшаяся половина топталась неподалеку от Гериной калитки.

– До завтра, – промямлил Гера, судорожно пытаясь не подставляться под прикосновения.

Уже когда за спиной хлопнула калитка, Гера услышал обрывок разговора между альфами:

– Ну че, Кимыч, погнали ко мне? У меня папа напек пирожков.

Альфы грохнули хохотом, перебудившим, наверное, половину деревни. Гера пожал плечами и пошел к дому.

«Тонкий юмор альф, непонятный простым смертным», – думал он, забираясь в постель.

Комментарий к Герман. Глава 5

Ну, чего уж там… Чтобы спалось сладко и без вопросов 😉

========== Герман. Глава 6 ==========

Его провожали все. И Ким тоже. Стоял, мягко улыбался и не сводил глаз, хотя это было такое палево. Дедушка многозначительно переводил взгляд с Геры на Кима. И надо было побеспокоиться о своей репутации, пусть Гере было чихать, что там говорят старые сплетники, но дедушку это тоже задело бы… Надо было не останавливать взгляд, который залипал сам, против воли. Нужно было улыбаться, а не скалиться, невпопад отвечая на вопросы.

«Хочу остаться», – билось в голове.

Как будто Кима намагнитил кто. Гера знал, что он не двигался с места – стоял возле облупленной, ржавой остановки, и все же Гера то и дело оказывался с ним рядом. Пытался отойти, поболтать со всеми провожающими, постоять с Никиткой, дедушкой – это выглядело бы логично, правильно, но снова и снова оказывался у Кима под боком. Понимал это даже раньше, чем поднимал взгляд. По мурашкам, по вставшим на загривке волоскам. Гера чувствовал неотступный Кимин взгляд, который все никак не мог расшифровать, как-то назвать. От него и трясло, и было так хорошо – и вместе с тем немного страшно. Нужно было что-то сделать, хоть как-то выплеснуть это из себя, но Гера не знал как. Уже фольксваген подошел, водитель открыл багажник, и Ленька побросал туда Герины сумки. Уже надо было заходить…

– Гера, – мягко позвал Ким.

Гера обернулся. Ким улыбнулся и раскинул руки. Надо было спокойно подойти, легко обнять, вроде как дружески, чтобы не давать еще больше поводов для сплетен, чтобы не усугублять, чтобы самому… Гера влетел Киму в объятия. Стиснул, уткнулся носом в шею, так что трактовать как-то иначе не получилось бы даже у самого наивного идиота. И Ким стиснул в ответ, отрывая от земли, зарылся Гере в волосы.

– Позвони, как сядешь в поезд, а потом – как доедешь. Я буду ждать.

И это вот последнее относилось не только к сообщениям, Гера готов был прозакладываться на что угодно.

Всю дорогу он только и делал, что сдерживался. Старался думать о Питере, о доме, о друзьях, о грядущей учебе. Гера даже список составил, что купить нужно, хотя такими вещами никогда не парился. Просто нужно было не думать, как-то остановить, застопорить поток мыслей, которые все сваливались и сваливались на ненужное, которые раз за разом вывешивали на передний план образ, у которого бы хоть яркость убавить. Чтобы не улыбался так, не смотрел, не протягивал руки.

Стоило появиться связи, телефон чуть не оборвали. Гера предусмотрительно не отвечал на звонки с незнакомых номеров. Да и большую часть знакомых игнорировал. Поболтал с Альбертиком, с парой приятелей еще со школы, а потом нехотя ответил на папин звонок:

– Да.

– Герман, здравствуй. Едешь?

– Угу, – настороженно ответил Гера, ожидая.

– Тяжелая дорога, наверное. Деревня-то все-таки не ближний свет.

– Нормально. Я спокойно дорогу переношу.

Папа невнятно помычал, а потом добавил:

– Тут такая накладка вышла – нас с отцом пригласили за город, так что мы тебя встретить не сможем.

– Да ничего. Отдыхайте.

Конечно, здорово было бы свалить сумки в багажник, плюхнуться на сиденье и смотреть себе в окошко. Но и в метро Гера не видел ничего криминального. Так-то у него и на такси денег хватило бы.

– Но ты не переживай, – голос у папы прямо-таки запереливался, как грива ебучего единорога, и Гера понял, что вот оно, – тебя Влад встретит.

Папа слова не дал вставить. Принялся без пауз рассказывать о том, как бедный Влад «так скучал, так скучал», и о том, как он даже пришел к родителям на семейный ужин – «у него такие успехи в компании». Гера почти сразу перестал слушать. К чему-то подобному он был готов. Только все равно немного подташнивало. Слава богу, вдруг оборвалась связь и неприятный разговор, как следствие, тоже. Гера смотрел в окно и нервно вертел в руках телефон в ожидании нового звонка. Будь менее сдержанным – вот разбил бы, честное слово! Он даже подпрыгнул от внезапной трели – знал же, что где-то здесь появляется связь, но все равно не ждал. Вот только номер был не папин. Но лучше бы звонил папа, потому что раздражение пережить легче, чем бьющееся в горле сердце, трясущиеся руки и гудящую голову. Питер, остужай уже ее, сил нет!

– Да?

– Ты едешь еще? Не устал?

У Кима вообще на редкость приятный голос был. Особенно теперь, когда он не говнился, а включал эти альфьи баритональные штучки. Каждый раз, когда он делал так, чуть снижал тон и примурлыкивал, Гере казалось, что его вот прям в мягчайший из пледов укутывают, заворачивают с головой. Но по телефону слышалось даже острее. Ким смело мог бы подрабатывать в сексе по телефону. Гера лично сливал бы на диалоги с ним все средства.

– Нет.

Вот чтобы пищать и хрипеть одновременно, надо, конечно, постараться…

– Где ты сейчас?

Гера заоглядывался – как будто мог определить ближайшую деревню по густоте елок, а потом смущенно признался:

– Не знаю.

Не блеять, не блеять!

Ким бархатисто рассмеялся.

– Да это неважно, лапушка, не переживай. Я просто спросил.

– Я… – начал Гера и сразу замялся, не зная, что сказать, потому что из горла рвалось то, о чем говорить было неправильно. Может быть, Никитосу, да и то попозже. – Чем занимаешься?

Ким тяжко вздохнул и сдавленно пробормотал что-то, по всей видимости в подушку.

– Я скучаю по тебе, – вдруг отчетливо ответил он. – Не нахожу себе места. Никого не хочу видеть и идти никуда не хочу. Хочу, чтобы ты не уезжал.

– Кима…

– Я ведь не обещал, что буду играть честно, правда? Я вообще жулье и говнарь, когда дело касается жизненно важных вещей. Так что да, лапушка, – он почти шептал в трубку – Гере на ухо, всего его наполняя мурашками, – я скучаю, я жду тебя, когда угодно. Ты моя сладкая детка. И если ты думал, что я вот так просто тебя отпущу, то хрена с два.

Он немного помолчал, видимо, давал Гере возможность вспомнить уже, как дышать. А потом невозмутимо продолжил:

– Не забудь позвонить, как доедешь. Я буду ждать.

Так что папин звонок Гера первый раз в жизни сбросил. Он был лишним в тот момент. И Гере совершенно не хотелось впускать его в себя.

Отзвониться по приезде Гера не успел – машина опоздала, голова разболелась, и Гера провел все время, пытаясь найти приличный кофе. И только закрыв дверь купе, Гера набрал номер.

– Ты в поезде уже? – Голос у Кима был какой-то вялый, сонный.

– Да. А ты как себя чувствуешь?

– Чувствую? – Ким явно тормозил, и Гера заволновался. – Нормально. Просто спал. Всегда спросонья туплю. Не обращай внимания. Ты один в купе?

– А что? – тут же насторожился Гера. Воркующие грудные интонации все еще были живы в памяти и норовили обсыпать мурашками – только тронь.

Ким помолчал пару секунд, а потом сочно, заразительно рассмеялся:

– Вообще, я просто волнуюсь за тебя. Чтобы без всяких подозрительных личностей. Но если у тебя какие-то предложения имеются… – Ким резко, почти без перехода замурлыкал. – Если я могу скрасить твое одиночество…

– Кима!

Ким снова расхохотался.

– Ох, лапушка, ладно, ладно. Хочешь, страшных историй расскажу?

– Да! – оживился Гера. Ужастики он любил всей душой.

Вот только он совершенно не ожидал, что это окажутся реальные истории. Что в доме, мимо которого он так опрометчиво скакал козликом тыщу тыщ раз, творится несусветная дичь. Или что в соседней деревне… За окном слишком быстро смеркалось. Гера жалел, что в купе он один.

– Боишься? – проницательно поинтересовался Ким.

– Что-то да, побаиваюсь, – даже не думая строить из себя героя, признался Гера.

– Тогда сейчас клади трубку, умывайся и сбрасывай мне звонок. А когда я снова позвоню, поворачивайся на бочок, закрывай глазки, и я буду тебе северные сказки рассказывать. Окей?

– Ладно.

Гера так и уснул под мягкое журчание Киминой речи. Пытался вслушиваться, потому что было действительно интересно, и не смог. Подумал, что еще наговорится завтра. Но завтра дозвониться не удалось не то что Киму – вообще никому. Регулярные обрывы, отключения бесили Геру до невозможности. И сейчас вдвойне.

На подъезде к Питеру он собрал вещи и двинул вперед по составу к первому вагону. Натянул капюшон толстовки, первым выпрыгнул на платформу и, не глядя по сторонам, припустил к метро.

Гера шагал по родным улицам и совершенно не чувствовал того щемящего восторга, который ощущал всякий раз по приезде. Солнечный Питер радовал глаз, а внутри все сместилось, как будто намагнитило стрелку на север. Гера даже вещи разбирать не стал. Наскоро ополоснулся и умчался бродить по городу. К вечеру стало немного спокойнее. Все-таки Гера по Питеру скучал. Глядишь, и пройдет, как та простуда.

В сентябре ливануло. Стало холодно, толпы туристов поредели. Гера умирал. Не помогали ни учеба, ни друзья, ни Питер. С каждым днем Гера все больше чувствовал себя чужим. Он шел по набережной, а перед глазами вставала другая река. Вместо улиц и улочек – дороги среди разнотравья. Колодцы дворов душили. Гера не мог дышать.

Родители пихали Влада во все щели. Он стал постоянным гостем. Этакий идеальный женишок. Сын папиного друга. С правильными фразочками, букетиками из цветочных салонов и наглаженными брючками. Гера все смотрел на него и думал, что, не случись в его жизни Кима, он бы, наверное, даже поверил. Ну правдоподобно же играл, браво! Влад правильно улыбался, правильно вел себя. Вот только Гера теперь знал, как смотрит влюбленный альфа. Как можно падать назад, даже не зная, стоит ли он там, и быть уверенным, что поймает. К Владу Гера не рискнул бы даже тылом повернуться.

Спасал только Ким, переехавший на учебу в Северодвинск. Его «ну как ты там, лапушка?» хватало, чтобы забить на зудящего папу, неодобрительно глядящего отца и силящегося держать маску Влада. Гера стискивал телефон, считая пары, потому что «даже не подумаю отрывать тебя от учебы», и открывал контакты, уже выбегая из аудитории. Даже дурацкую погоду можно было обсуждать с живым интересом, если это был Ким.

– Ты странный.

Вот уж не от Альберта Гера ждал это услышать.

– В смысле?

– В смысле ты за всю предыдущую жизнь столько не держал в руке телефон, сколько за этот месяц. Кто он?

– С чего ты вообще взял, что «он»?

– Потому что у тебя сердечки в глазах, дурик. Ладно, от шизика своего и родаков ты скрываешь, а от меня-то на фига?

Гере, на самом деле, нужно было это предложение выговориться. Он уже так долго ждал его хоть от кого-то.

– Ну, то есть, – напряженно процедил Альбертик, когда все узнал, – крутой чувак, без материальных проблем и, что в твоем случае немаловажно, не поехавший, ждет тебя, а ты тут без него загибаешься и все еще не взял билет до Архангельска?

– Аль, а куда я поеду?

– К нему.

– Как все просто у тебя!

– А что сложного?

– Ну а как я все брошу? Плюс… Ты вообще слышал эти истории о таких вот, уехавших?

– Нет, не слышал. И… Ну, ты не доверяешь ему? Думаешь, что приедешь, и что? Он изнасилует тебя? Приведет дружков и пустит по кругу? Убьет?

– Нет-нет!

– Не приезжай, в конце концов, к нему. Езжай к Никитосу. Сними квартиру на недельку. А насчет бросать… Что тебя тут держит? Питер без тебя не провалится, чувак.

– А универ?

– Следующая неделя относительно свободная. Лекции запишу и перешлю. Лабу твою сдам.

– Родители?

Альберт закатил глаза:

– Ну серьезно, Герыч? Ой, скажи, что поживешь пока у меня, типа мне помощь нужна с приютами. Благотворительность ценится в обществе.

Это все буквально обрушилось на Геру. Он понимал, чувствовал, что Альберт прав, но…

– Что изменится оттого, что я съезжу?

Альберт посмотрел на него, как на дурачка, потрепал по макушке и проникновенно заявил:

– Ты начнешь дышать.

Через десять минут на руках у ошеломленного Геры были билеты и забронированная квартирка недалеко от центра.

– Только ему сообщать не вздумай, – остановил движение телефона Альберт. – Реакция на твое неожиданное появление – самая честная. Доверяй, как говорится, но проверяй.

Тут рядом завибрировал уже его телефон. Альберт посмотрел на экран и поморщился:

– Мудила. Чтоб ты сдох!

Но на вызов ответил. В трубке зарычали, явно из последних сил сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. От каждого повышения голоса собеседника у Альберта вспыхивали глаза и дергались в улыбке уголки рта. Садист в нем явно кайфовал. Он дождался, когда на той стороне выговорятся, и раздельно произнес:

– Соси хуй.

И сбросил.

– Кого это ты так? – спросил Гера, глядя, как Альберт быстро собирается.

Телефон у него снова жужжал вибрацией, но Альберт только кидал мрачные взгляды, не спеша отвечать или сбрасывать.

– Уебок один. Нужен ему, видите ли, участок, на котором приют. И типа отдайте мне, – он явно передразнивал какого-то неведомого альфу, кудесника недвижимости, – а взамен получите семь квадратных сантиметров в болотах под Седкыркещем! А вот хуй!

– Алька… – попробовал урезонить его Гера, потому что в состоянии аффекта тот мог наворотить дел.

– Ой, не лечи меня, – отмахнулся Альберт. – Я помчал. Оторву ему яйца. А ты собирай шмотки потеплее и дуй на вокзал!

Собственно, вот так Гера и оказался в понедельник утром в Архангельске, где его ждал только хозяин квартиры, великодушно предложивший заселиться раньше установленного часа. В такой ситуации Гера оказался впервые в жизни. Было страшно, томительно и безумно круто! Гера готов был визжать и пищать от распиравшего восторга. Но самостоятельно он бы много не навоевал, так что пришлось звонить Никитосу.

– Где ты?

– На парах, – вяло ответил тот. – А что?

– Хочу тебя выцепить с них.

– В смысле?

– Я в Архангельске.

Радостный вопль Ника наверняка расслышал даже Альбертик в Питере.

– Сейчас скину адрес.

– Только… никому больше не говори.

Ник захихикал:

– Ладно, конспиратор. Ким с ума сойдет от счастья.

Топая к универу Ника, Гера тщетно пытался хоть немного унять ползущую вширь улыбку. Щеки уже побаливали. Вот только ровным счетом ничего не получалось. Очень хотелось увидеть Кима, хотя и по Нику Гера тоже соскучился.

Ник вылетел из дверей, стиснул Геру и тут же ломанулся, ухватив его на буксир.

– Давай, шевели ногами! О боже, я прям предвкушаю!

– Что предвкушаешь? – пробормотал Гера в снуд. Было солнечно, но ветер дул ледяной.

Но Ник только загыгыкал и отмахнулся.

Ким болел. Он был бледный, с тусклым взглядом и весь какой-то осунувшийся. И Гера хотел его пожалеть, потому что сезон гриппа, а Кима не дома прохлаждается, а грызет всякие там научные граниты, но потом обратил внимание на его одежду. Было не тепло. Был холод, помноженный на ветрище. А на Киме были драные джинсы, тонкая футболка и кожаная куртка нараспашку. Ну не идиот? Слава богу, Гера все-таки приехал, а то так бы и окочурился, недотепа.

Гера совсем не так представлял их встречу. Он думал о чем-то романтичном, взгляде глаза в глаза и летающих сердечках. А по факту он, злой как тысяча чертей, чеканным шагом топал к изумленному Киме и даже не думал скрывать недовольство.

– А куртка-то зачем? – саркастически выдал Гера, подойдя вплотную. – Шел бы прям так, в футболке.

Ким не сводил с него глаз. А Гере дышалось рядом через раз, и в глупом, надуманном раздражении он черпал хоть какую-то опору.

– Вот дурной, – ворчал Гера, застегивая куртку – холодная, так и есть! – О чем ты думаешь вообще?

Он стянул с себя снуд, черный, вполне себе унисексовый, и замотал на Кима – пришлось на цыпочки вставать.

– Как так можно? А если пневмония?

– О тебе, – прошелестел Ким.

– Что?

– Думаю. О тебе.

И сразу отпустило. Гера остыл и наконец-то взглянул Киме глаза в глаза. Почему такой измученный?

– Гера? – неверяще спросил Ким, вглядываясь в него.

Голоса даже на простое «угу» не было, так что Гера просто покивал. Ким тихо застонал и обхватил, прижался, но недостаточно, слишком слабо, чтобы Геру отпустило. Так что Гера сам подался вперед, вцепился, вжался, стиснул крепко-накрепко.

– Я так тебя ждал, – шептал Ким, то обнимая почти на грани боли, то ослабляя напор, – очень ждал. – И добил таким знакомым: – Лапушка…

Гера сжимал в кулаках теплую футболку и не мог понять, почему он не приехал раньше.

Да, это было странно. Вот так наглухо залипнуть на одном человеке, который, если говорить откровенно, большую часть жизни был тем еще куском говна. Но они не могли расстаться. Каждый вечер, когда Ким провожал Геру до дверей его квартиры, они просто не могли закончить разговор или хотя бы разжать руки. Никаких поцелуев, ничего, хоть отдаленно напоминающего произошедшее у магазина. Но у Геры кружилась голова и пресловутые бабочки порхали еще с полчаса после ухода Кима. Странновато для человека, относительно недавно получившего в лоб от грабель отношений. Но Гера просто не мог сравнивать Кима с Владом. Его вообще ни с кем не получалось сравнить. Гера задавался этим вопросом еще в Питере, но ответ пришел только сейчас, когда стало возможно заглянуть в глаза. Влад смотрел взглядом «я охуенный, поэтому ты со мной», а Ким говорил глазами: «Ты мой». Не тем «мой», которым смотрят на долгожданный диван, к примеру, а тем «мой», которым смотрят на самое дорогое, ценное и долгожданное. И Гера отчетливо вспомнил фразу, брошенную Альбертом, когда он лениво отговаривал его от отношений с Владом: «Глаза не врут. Врут люди сами себе, когда хотят увидеть там несуществующее». И теперь Гера понимал. Мог сравнить и, что уж греха таить, сравнивал поначалу, выискивал гнильцу. А ее не было. Хотя Гера был бы не прочь найти и разочароваться в Киме. Потому что отпущенная неделя подходила к концу, а родители никогда не приняли бы альфу из глубинки, не одобрили бы отношения. Ким не поехал бы в Питер, а Гере нужно было домой. Но взгляд Кима, какой-то смирившийся, день ото дня становящийся все печальнее, не терял кристальной ясности, чистоты, позволявшей Гере заглянуть глубоко-глубоко. И Гера все крепче сжимал его руку.

По пути на вокзал трясло. Кима кутал в свою куртку, обнимал за плечи, отчетливо понимая, что не в холоде дело, и молчал. Целовал в висок, потирался о макушку и поглаживал по плечу. Гера пообещал себе не рыдать.

Он плохо помнил, как садился в вагон. Фрагментами отпечатывался только Ким. Как гладил по голове, мягко увещевая побольше спать, по щекам, стирая что-то. Гера хотел ответить, но горло свело. Даже просипеть что-нибудь не удалось, когда проводник попросил провожающих покинуть вагон.

– Я всегда тебя жду, – прошептал Ким, чмокнул в щеку и мягко защелкнул дверь купе.

Гера передвинулся и выглянул в окно. Через несколько секунд Ким стоял напротив.

Он ткнул себя в грудь.

«Я».

В окно.

«Тебя».

И сложил из ладоней сердечко.

Поезд тронулся.

Улыбающаяся маска Кима треснула на долю секунды. Плеснуло в глаза болью, паникой, отчаянием, безнадежно желтым, больным. Гера подхватил сумку и рванул на выход.

Питер больше не был панацеей. Это стало отчетливо ясно за эти месяцы. Родители сватали Влада, потому что «хорошая партия». Гере некуда было возвращаться. Потому что он, дурак, уезжал из дома, который теперь странным образом оказался здесь, возле все знающего и прощающего альфы. Мудро позволившего все понять самому.

Кажется, его пытался остановить проводник. Но Гера швырнул в еще открытую дверь сумку, а потом, твердо зная, что его поймают, выпрыгнул сам. Глупое, опрометчивое решение, потому что Ким мог не понять, не успеть догнать поезд, пусть и хорошо бегал, мог не удержать и Гера или они оба переломали бы себе конечности. Но Ким поймал. Даже не дрогнул, только чуть самортизировал приземление.

Гера хотел сказать, что никуда не поедет.

Хотел сказать, что теперь вообще никуда от Кима не уедет.

Но горло все еще не слушалось, и Гера, больше не в силах сдерживаться, зарыдал.

– Никуда не поедешь, – шептал Ким ему в макушку, покачивая в объятиях. – И сегодня, и вообще. Ге-е-ера.

Все оказалось так просто, и Гера задышал. Как будто из пыльного, душного города вывезли на природу, когда хочется загребать этот вкусный кислород ладонями. Даже изгнание из семейного гнезда сгладилось. Папа бесструктурно вопил на фоне цедящего слова отца. Нужно было забрать вещи в течение следующего дня. Слава богу, помог Альбертик. Правда, при этом он обозвал папу истеричной кукушкой, а отца сутенером, но Гере стало полегче. Наверное, обрыв остатков пуповины, надежд на то, что родители заинтересуются им, произошел во время консультаций. Как-то исподволь разорвалось все деструктивное. Болело, конечно, обидно было до слез, но возвращаться и бросаться Владу на грудь не хотелось.

И благодаря Киму, естественно. Который оберегал, не давал всяким дурацким мыслям угнездиться в голове, изгоняя их оттуда, заменяя собой и совместной жизнью. Ким сваливал на Геру одну задачу за другой, заставляя заниматься переводом, переездом, притиркой друг к другу.

Но секса не было. И замуж Геру никто не звал. И если второе было хоть как-то объяснимо, потому что многие хотели пожить до свадьбы, посмотреть, сойдется ли, то первое не поддавалось никакой логике. Ким целовал до звездочек и полного отупения, обнимал, прижимал к себе во время сна. Он не раз повторил и превзошел то, что сделал у магазина, но свои штаны не расстегивал.

Ким смотрел. Тяжелым, ласкающим взглядом, который Гера чувствовал холкой, россыпью мурашек. И на вопрос «что?» вместо стандартного «ничего» вдруг получил мурлыкающее: «Смотрю на тебя. Ты охуенный, лапушка». Ким широко и как-то хищно улыбнулся, провел языком по клыкам, но продолжил смотреть, хотя отлично видел, как у Геры подгибаются коленки. Эта игра в гляделки, приправленная отличными минетами и риммингом, однажды привела Геру к простой мысли, которую он тут же и вывалил на Кима:

– У тебя проблемы?

Ким не понял. Нахмурился.

– В смысле?

Гера замялся. Но отмотать назад не получалось – отмазка в голову не шла.

– Ну… с потенцией?

Об этом нельзя спрашивать. Альфа должен сам признаться. Наверняка это очень обидно. Но Ким просто расхохотался. Он долго и заразительно ржал, а потом подошел вплотную.

– У меня нет проблем с потенцией, лапушка, – хриплым шепотом поведал он Гере на ухо. – У меня есть проблема с тем, что для тебя у меня слишком большой член. А я очень хочу, чтобы наш первый раз был безболезненным. Так что ждем твоей течки.

Он слегка прикусил Гере мочку уха и предусмотрительно поддержал. На каком они этаже? Сколько квартир Гера рискует затопить?

И он принялся терпеливо ждать. Когда тебя обеспечивают оргазмами – грех жаловаться. Но с каждым днем Ким становился все беспокойнее. Все реже останавливал на Гере взгляд, а иногда и отводил его. Гера хотел поговорить, но в то же время боялся. А что, если совместная жизнь оказалась не такой, как Киму казалось? Что, если Влад был прав, когда, кривя губы, говорил, что Гера – хреновый партнер, который толком ничего альфе дать не может? Что, если Ким тоже это понял? Гера и сам не заметил, как с каждым днем старался все сильнее. Скулы сводило от улыбки, на фоне кухонь мира очень хотелось котлетки с пюрешкой. И компот. Гере все сильнее казалось, что он пластиковая кукла из идеального мира, лишенного чувств.

Перенервничал, наверное. Закружилась голова, пока нес блюдо с пастой на стол. Руки ослабли, и ужин полетел на пол. Фарфор грохнул так, словно взорвалось что-то. Перепуганный Кима вбежал в кухню, а Гера с ужасом понял, что, кроме салата, предложить ему нечего.

– Гера, что случилось? Ты не ударился? Все хорошо?

– Прости, – залепетал Гера и метнулся за метелкой и совком. – Я сейчас все уберу и приготовлю… – Он запнулся, понимая, что абсолютно не может вспомнить, какие продукты лежат в холодильнике и что из них можно приготовить.

– Да насрать на ужин. Пиццу сейчас закажем или роллы. Ты что хочешь? Можем из ресторана заказать что-нибудь. Но это, скорее всего, долго. Хотя у тебя там салат, да? – Ким широко улыбнулся. – Протянем! Давай я все подмету, – он осторожно забрал у Геры совок и метелку, – а ты садись на диван и реши, что будем есть.

«Пиццу? – звучало в голове. – Если есть на ужин всякое дерьмо, то на хрена тут ты, Герман?»

– Я приготовлю, – Гера потянул все назад. – Не надо заказывать. – Голос дрожал. Держаться, держаться. – Приготовлю. Уберу сейчас и все сделаю. Отдохни.

Ким хмыкнул и отпустил совок. Гера сразу сел на корточки и протянул руку за метелкой. Но Ким не отдал. Сел напротив и принялся сметать мусор в подставленный Герой совок. Так и убрали вместе. Гера повернулся к раковине, надеясь, что Ким уйдет в ванную и можно будет хотя бы плеснуть в лицо холодной водой. Но тут сзади прижалось горячее тело, и Ким тоже сунул руки под струю воды:

– Ты не повар, не уборщик, не аниматор, не… м-м-м… согреватель моей постели. Ты моя любовь, Гера. Ты можешь быть не в духе, можешь уставать, злиться на меня тоже можешь. Делай то, что ты хочешь, а я помогу или доделаю остальное. Мне не влом. Мне приятно с тобой. Я не очень хорошо готовлю, но постараюсь научиться. Вряд ли получится так же хорошо, как у тебя, но тем божественнее будет твоя еда. Посмотри на меня.

Гера замотал головой. Комок в горле рос с каждым Киминым словом.

– Посмотри. Что бы ни случилось, я помогу.

Гера разрыдался. Ким быстро выключил воду, подхватил его на руки и устроился в кресле, укладывая Геру на себя поудобнее. Он поглаживал его по спине и осторожно укачивал.