Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Урфин Джюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Давая так много, Марк в ответ забирал немало. Я четко осознавал, что полностью принадлежу этому человеку. И так же осознавал, что ему это не нужно. Марк не признавал моих покушений на его свободу, давая неограниченную свободу и мне. И я бесился, жутко ревнуя и пытаясь его уязвить, перебирал девушек, пока не устал от бессмысленной односторонней войны…

***

Поминая Слона и Моську, я сижу в пустой аудитории, пытаясь разобраться, во что все-таки влип, как это назвать одним словом и какое место занимаю в жизни Марка. Выводы вырисовываются печальные. Место я занимаю не то что скромное… так, седьмая лебедь у пруда, и то в кордебалете. Сказать, что это царапает не только сердце, но и гордость… не сказать ничего. Тяжело вздохнув, я опускаю голову на скрещенные на столе руки.

– Привет, – вдруг раздается над ухом девичий голосок, меня обнимают со спины, и рыжие волосы мягким водопадом окружают меня, отгораживая реальность.

Я замираю, восхищаясь этой картиной и наслаждаясь теплом и мягкостью девичьей груди, прижавшейся к спине.

– Привет, – мурлыкаю я, прибалдевший от происходящего.

– Обдумываешь очередной план для того чтобы потрясти общественность и устои? – девушка, разомкнув объятия, мягко опускается рядом, прижимаясь ко мне.

– А я потрясаю? – кошу я глазами на рыжеволосую красавицу.

– Потрясаешь, даже не замечая? – довольно хихикает в ответ девушка.

– Да похоже я вообще не особо вижу, – фыркаю я в ответ. – Вот тебя как-то просмотрел.

– Ничего. Я решила исправить эту оплошность, ты не против?

***

Я был не против. Моя Викуля. Самую малость ироничная, чуть-чуть дерзковатая, а главное – по-настоящему красивая. Викуля была словно холодное зимнее солнышко. Ослепительная, с густым пряным темпераментом, спрятанным под маской равнодушия. Она четко знала, чего хочет, и это мне глубоко импонировало – что нет этих бессмысленных плясок вокруг да около. Мы могли бы быть идеальной парой. Мы и были парой, формально. Оба немного помешанные на моде, фанатеющие от своей внешности. Своеобразный тандем. Мы четко понимали, что являемся друг для друга дополнительным аксессуаром к образу. К тому же нам неплохо было в постели. И это был отличный союз… Почти, исключая те моменты, когда, повинуясь древнейшим инстинктам, она старалась привязать меня к себе не только разумом и желанием, но и бОльшим.

Марк откровенно восхищался нашей парой, признаваясь мне, что с удовольствием бы увидел девушку третьей в нашей постели. И хотя подобное было не новостью, и я уже вкусил на тот момент сладость страсти втроем и в сугубо «голубом» треугольнике, и в треугольнике с женщиной, но это его желание заставило меня ощетиниться. Я вдруг снова почувствовал в нем не просто любимого и любовника, но и соперника.

Одним словом, я запутался еще хлеще. И единственный человек, который еще как-то пытался распутать хитросплетения моих параллельных жизней, была Мила. С Милой мы были знакомы всегда. Я строил замки для ее спичечных принцесс в песочнице, нам покупали один велосипед на двоих, мы вместе эмигрировали с первой парты на последнюю в школе. Мы, трясясь от страха и незрелого возбуждения, вместе впервые читали потрепанную книжицу «про это». Одним словом, ближе, чем Мила, у меня не было никого. И, конечно, кому как не ей я выносил мозг, выплескивая свои тайны, страхи и чувства. Мила переплетала свою чудесную косу цвета зрелой пшеницы, хмурилась и, волнуясь, гудела родным глубоким грудным голосом:

– Вик, ты идиот? Он же тебя съест и не подавится. Хренов любитель сладких мальчиков. Где твой мозг, откачай его из штанов на место и трезво оцени происходящее. Он с тобой просто спит, а ты выдумываешь сам для себя утешения. У тебя же есть Викуля. Красотка. Что ты потерял в его штанах? Чего такого, что у тебя самого нет? Медом тебе там помазали? Очни-иии-ись!

Попадая на период моего раздрая, когда моя война за Марка с Марком оставляла меня в аутсайдерах, она молча за компанию цедила что-нибудь высокоградусное и ждала, пока меня прорвет. Порой она была той самой ниточкой, которая удерживала меня в период особо острой боли на границе депрессии, не давая туда рухнуть. Мне бы поставить памятник ее долготерпению.

7

Оглядывая белый лед и ряды сидений из красного пластика, я слушаю невысокую плотную женщину.

– Вик, меня очень впечатлила ваша работа, которую я увидела на ***ской выставке, и я хотела бы, чтобы вы разработали логотип для предстоящих соревнований.

Я радостно киваю, мне это тоже было бы очень интересно.

– Но заплатить по существующим тарифам мы не можем. Понимаете? Бюджет… – женщина сморщилась, – смешной. Можем ли мы договориться о меньшей сумме?

– Можем, – откровенно говоря, попроси она меня сделать все даром, я бы и тогда согласился. Лично для меня огромная честь поработать для нее. Она была старшим тренером для нашей сборной по фигурному катанию, и немало ее подопечных выводило нашу страну в золотые призеры. Она была для меня почти легендой, и меня откровенно огорчало, что вот такие люди вынуждены считать грошики.

– Если бы не наши спонсоры, мы бы и этого не могли, – она, подняв руку, машет кому-то за мой спиной, и ее лицо озаряет настоящая улыбка.

– Марк! – женщина, перехватив меня под руку, тянет за собой, в полголоса рассказывая. – Это один из людей, который спонсирует такие соревнования, давая нашим ребятам возможность заявить себя на ледяной арене мира.

– Рад вас видеть, Софья Михайловна, – Марк склоняется в джентльменском поцелуе над ручкой женщины.

– Познакомьтесь, Марк, это Виктор, отныне официальный разработчик логотипа для будущих соревнований.

– А мы знакомы, – удивляю я ее. – Неожиданная встреча, Марк, – протягиваю ему руку для приветствия.

– Мир тесен, – бормочет Марк. И, обращаясь к Софье Михайловне, продолжает, – Слава пригласил меня посмотреть его конкурсную программу, если вы не против.

– Нет, конечно, – вспыхивает улыбкой она в ответ, – я сама ему посоветовала, зная, как высоко вы способны оценить мастерство, – и она машет в сторону катка.

По нему скользит тонкая фигура парня. Он приветливо поднимает руку, сверкнув улыбкой. Мое сердце дрожит в предчувствии. Звучит музыка, и парень, стремительной птицей разрезая пространство, скользит по льду. Я наблюдаю с какой-то дозой мазохизма за тем, как Марк с искренним восхищением смотрит на него. И переживаю, понимая, что это восхищение заслужено. Мой внутренний дракон раздраженно обхаживает бока шипастым хвостом. Женщина, оставив нас наслаждаться зрелищем, уходит, извинившись. После того как музыка затихла, оставив парня посреди катка в завершающей позиции, Марк выдыхает. А я с силой сжимаю бортик, стараясь удержать бушующую во мне ревность. Парень, подъехав к бортику, облокачивается на него и, равнодушно скользнув по мне взглядом, обращается к Марку:

– Привет. Что скажете?

– Замечательно. Я искренне получал удовольствие. Скажи, как дела с твоим костюмом?

– Он почти готов, Марк. Мне хотелось бы кататься сегодня в нем для вас. Но к сожалению, не получилось.

– И так все хорошо, Слав.

– Без костюма часть общей картины теряется, это, конечно, красиво, но не так… – парень делает паузу и, поймав заинтересованный взгляд Марка, выдыхает, – сексуально.

Бровь Марка знакомо выгибается в немом вопросе, но взгляд он не отводит. И я, сжимая зубы, стараюсь дышать. Черт! Гребаный фигурист, я тебя нашинкую твоими собственными коньками, если еще раз посмеешь…

– Не хотите обсудить кое-какие детали?– продолжает тот клеить Марка, игнорируя мое присутствие.

– Какие детали? – голос Марка подозрительно проседает, сметая остатки моего самообладания.

– Отправишь ему свои детали голубиной почтой, – мой голос резко рассекает густую атмосферу намечающегося флирта. – Ты мне нужен, Марк, нам стоит кое-что обсудить. – Я, впиваясь в руку, дергаю его от бортика.

Марк с заледеневшим взглядом идет со мной. Широким шагом он направляется к выходу, не оборачиваясь, вынуждая меня ускориться, и я еле успеваю за ним. Так мы минуем выход и застываем на стоянке перед его машиной.

– Ты что себе позволяешь?! – его голос продирает меня песочком.

– А что позволяешь себе ТЫ? – возвращаю я ему в ответ шипение. – Я многое готов вытерпеть, всю эту череду твоих… постельных принадлежностей… Но вот так на моих глазах?!

– Не смей меня контролировать! Мне это надоело! Слышишь? Ты безусловно хорош, я бы сказал, фантастически хорош, но ты исчерпал лимит моего терпения своими попытками контроля и сценами ревности. Все, Вик. Ариведерчи. Было супер.

– Марк!!! – я со злостью пинаю закрывшуюся за ним дверь машины. – Ты не можешь так уехать!

Но в ответ я вижу лишь красноречивый знак с участием среднего пальца.

Аааааа! Меня разрывает и колбасит от злости. Вылетев со стоянки, я с остервенением накидываюсь на забор, вымещая на нем свое бешенство. Сука! Ариведерчи! Было супер! Скотина!

– Боже, какие страсти, – раздается ехидный голосок позади меня.

Я, резко обернувшись, сжимаю кулаки, готовый накинуться на любого. Передо мной стоит тот самый фигурист.

– Поговорим? – он по-деловому перекидывает спортивную сумку с одного плеча на другое.

Любопытство заставляет меня остановиться.

– Значит, это правда? Я думал, это просто слухи, что у Марка очень широкие взгляды на секс.

Я внутренне сжимаюсь, проклиная себя. Молодец, Вик, ты, кажется, подставил Марка.

– С чего это ты взял? – я стараюсь как можно ехиднее хмыкнуть в ответ.

– Судя по твоей реакции...

– А с чего ты взял, что дело в сексе? Может, дело в том, что я хотел получить больше за свою работу? – выгребая зачатки разума из-под обломков сердца, отвечаю я.

– Мда? – парень явно задумывается.

«Спортсмен! – мысленно ликую я. – Кажется, мне удалось выкрутиться. Подбрасывая эту версию в качестве приманки, я сбил его с верной мысли».

– Черт! – губы парня досадливо изгибаются. – А я надеялся… Мне казалось, я ему нравлюсь.

– Как спортсмен, безусловно, – киваю я сочувственно ему головой.

– Жаль. Говорят, он очень щедрый со своими любовницами… – он вопросительно смотрит на меня.

Я поражаюсь той наивной и бесхитростной жадности, что светится во взгляде у парня. Как же такое возможно? Я видел его на льду, видел, как тонко его душа чувствует музыку, преобразуя это в полные изящества, силы и скорости движения. И тут такой неприкрытый примитивизм? Деньги? Это тот максимум, который он хочет получить от Марка? Какая слепая жадность. Марк – вот самое ценное, что можно хотеть; зная его, все остальное тлен.

***

В неделе семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут. Шестьсот четыре тысячи восемьсот секунд. И каждую секунду я прочувствовал. Каждую секунду без Марка. Он игнорировал меня. Не отвечал на звонки, на смс, на длинные письма по электронке. Я извинялся, объяснял, умолял… Все тщетно.

О том, что он уехал в командировку, я узнал еще в первый день. Поэтому дежурство возле его дома было бессмысленным. И я тихонько грыз себя, впадая то в отчаяние, то в состояние озлобленности, то в меланхолию. У меня была ломка. Стопроцентная реальная ломка. Тело выкручивало от желания, кожа горела, а губы запекались температурной корочкой. Мааарк… Кто же ты такой, что же ты такое, что я даже физически завишу от тебя?

Надвинув капюшон толстовки низко на глаза, лихорадочно выкручивая кольца на пальцах, я жду Марка у его машины на парковке. Нам все же нужно поговорить. С удивлением вдруг замечаю, что кольца болтаются и удерживаются только благодаря костяшкам на сгибах. Занятый этим открытием, я пропускаю появление Марка, и только инстинкты, всколыхнувшись и прогнав по позвоночнику толпу мурашек, заставляют меня подобраться и почувствовать его. Я медленно поднимаю глаза, встретившись с его чайными.

– Марк, – прошу-спрашиваю я, – давай поговорим?

– Садись, – Марк, устало вздохнув, приоткрывает дверь машины.

Я, скользнув в теплое нутро автомобиля, настороженно замираю.

Марк вывозит меня на набережную. Свет многочисленный фонарей золотыми дорожками ложится на темную гладь воды, я завороженно любуюсь на эти переливы золотого. Надо что-то говорить, но прошедшая неделя и мои попытки достучаться до Марка словно исчерпали весь мой словарный запас и мои силы. И я как-то обреченно застываю в кресле. А Марк говорит. Спокойно и серьезно, объясняя мне, что нам невозможно быть вместе. И нет в его словах обвинений, просто констатация факта. Я почти верю ему. Почти… пока мой взгляд не падает на его руки. Он до белых костяшек сжимает руль похудевшими пальцами. Я перевожу взгляд на свои руки. И решаю рискнуть. Молча, одним рывком отвожу одну его руку от руля и пересаживаюсь к нему с пассажирского на колени. Руль больно врезается в спину, заставляя сильно прогибаться в пояснице. Обняв его ладонями за лицо, заставляю смотреть в глаза, склонившись совсем близко к губам.

– Не лги мне, Марк, – выдыхаю я и прикасаюсь поцелуем.

Он замирает. А я целую плотно сжатые губы. Чувствуя бешеный ритм его сердца, чувствуя невероятное напряжение его тела, чувствуя, как, сдавая позиции, оно подчиняется тому, что есть между нам. Откликается, заставляя стать губы жадными, мягкими и податливыми, тело – прильнуть к моему и со стоном признавая свое поражение. Я ему нужен. Нужен так же, как и он мне.

Я, извиваясь, каким-то чудом стягиваю с себя одежду, выстанывая имя Марка, сгорая от желания под его нетерпеливыми пальцами, впитывая его сбивчивые, щедро сдобренные матом признания. И боль первого проникновения, столь долгожданного, – она исцеляющая, желанная, закрепляющая и словно связывающая нас еще крепче.

Позже, затихнув на его груди, я рассматриваю, как в розоватых лучах утреннего солнца вырисовываются черты сонного города.

– Что же нам делать, неугомонный?

– Я люблю тебя, Марк. Слишком сильно. Мне плевать на всех. Мне на себя плевать. К черту гордость. К черту все. Я хочу быть рядом. Давай свои чертовы условия. Я согласен на все.

Марк молча перебирает мои растрепанные волосы.

– Беда в том, что я, кажется, подсел на тебя, мой золотой.

8

– Вик, записывай адрес, – Марк торопливо диктует мне координаты. – Заедешь и заберешь для меня документы. Договорились?

– Ладушки, – я уже запрыгиваю на подножку подошедшего автобуса.

Сейчас по-быстрому сгоняю за бумажками, надо еще успеть перекусить, а потом в универ. Выпав из переполненного автобуса, я ощупываю карманы в поисках телефона. Нужно позвонить по данному Марком номеру и предупредить, что я сейчас зайду. Но телефона нет.

– Черт! – мои руки вторично ползают по всем карманам, и я основательно перетряхиваю сумку. Вытащили. Твою мать! Телефон мне необходим как воздух, а тратить деньги на другой сейчас не время, потому что финансы поют свой знаменитый романс «До свиданья, друг мой, до свиданья». В расстроенных чувствах я подхожу к нужному мне дому. Поднявшись на третий этаж, нажимаю на кнопку звонка.

– Егор?! – пиздец, вечер точно перестает быть томным. Телефон, а теперь еще и младший брат Марка, известный мне как гомофоб.

– Заходи, – Егор, посторонившись, впускает меня в квартиру. Я с любопытством осматриваю помещение. Явно холостяцкая квартира. Огромная студия, разбитая на зоны разными уровнями.

– Я говорю, заходи, чего застыл на пороге, – прерывает мою исследовательскую деятельность Егор.

– Мне просто забрать документы. И я пойду.

– Не пойдешь. Заходи.

– Зачем? – я придвигаюсь к двери, кулаки непроизвольно сжимаются. Я понимаю, что Марк за Егора меня раскатает в тонкий блин, но если что, это будет самозащита.

– Чай пить будем. Типа стол переговоров, – Егор, развернувшись, идет к стойке.

Я растерянно топчусь у двери. Потом следую за Егором – документы, нужные Марку, все еще у него, да и любопытно. Егор молча готовит чай: высыпав из пачки со множеством иероглифов в прозрачный чайник какую-то смесь, он заливает ее кипятком. Смесь красиво раскрывается цветами. Я кошусь на чайник, мой внутренний дракон настороженно принюхивается. Надеюсь, травить он меня не будет, он вроде как врач, клятву Гиппократа давал и все такое… Через минуту Егор наливает ароматную жидкость в чашку и придвигает мне. Сам же, обняв такую же чашку длинными пальцами, явно наслаждается тонким цветочным запахом чая.

– Тут такое дело, – прерывает он свою медитацию. – Марк меня попросил познакомиться с тобой. Скажу откровенно, мне не нравится то, что происходит между вами. Но Марк мой брат.

Я по привычке хочу уже огрызнуться, но тут мое внимание привлекает пес. Огромный черный доберман сидит рядом с диваном, изображая статую, и только напряженный взгляд, следящий за каждым моим движением, выдают в нем живое существо. Живое и очень опасное. Огрызаться как-то резко расхотелось. Доберманчик, я думаю, не оценит. Егор, проследив направление моего взгляда, расплывается в улыбке:

– Не бойся, Кинг очень хорошо воспитан.

Услышав свое имя, статуя рыкает, тихонько поддакивая. Чем вызывает у меня просто марш-бросок мурашек от загривка к пояснице.

– Так вот, – продолжает свою мысль Егор, – мы можем считать, что пакт о ненападении заключен?

– Угу, – буркаю я в ответ, – под жестоким психологическим прессингом. Прошу внести в протокол заседания.

Доберман оживает. Подойдя ко мне, он тычется носом в мое бедро. Я цепенею. Но собака решает, видимо, добить меня: кладет свою огромную голову мне на колени и тихонько тявкает. Я мысленно стекаю со стула и просачиваюсь сквозь пол этажом ниже, подальше от этой пасти.

– Кинг, – Егор озадаченно смотрит на пса, – ты что, решил довести нашего гостя до инфаркта? Смотри, он уже сильно полинял в лице, хватит его третировать.

Но собака, сев рядом, трогает мою ногу лапой, явно чего-то желая.

Я, осмелев, засовываю руку в карман и выуживаю оттуда свою любимую фруктовую карамель. Кинг, умильно свесив голову и воззрившись на хозяина, скулит, выпрашивая разрешение взять лакомство.

– Вот паршивец! – Егор фыркает. – Он эту карамель учует везде.

– Можно?! – мне хочется подкупить цербера.

– Можно. Только одну. Это вредно.

Собака моментально слизывает драже с моей ладони, через секунду выплюнув обслюнявленный фантик.

– Ты боишься собак? – Егор доливает мне в чашку еще чая.

– Боюсь, – признаюсь я. – В детстве покусала собака, и после этого…

Через час я вдруг понимаю, что чай выпит, а я с удовольствием слушаю Егора. Тот рассказывает про Кинга так непосредственно и с такой любовью, что я забываю обо всем. И почему мне не нравился Егор? Я с удовольствием отмечаю общие с Марком жесты и привычки, замечая, что Егор значительнее мягче брата и улыбчивее.

Я смущаюсь и начинаю собираться.

– Подожди, – Егор вручает мне папку с документами и пишет мне номер своего телефона. – Кажется, я ошибся, настраиваясь против тебя. Хочу извиниться. Приходи ко мне с Марком, я буду рад.

Я в растерянности. Мне никогда не встречались подобные люди, которые так легко способны признать свою неправоту и так ненавязчиво извиниться. Покидаю эту квартиру с уже сформированным стойким желанием вернуться сюда вновь и ближе узнать брата Марка.

Вечером я, фонтанируя эмоциями, делюсь с Марком:

– Егор классный. Почему ты пугал меня им? Такой доброжелательный и… солнечный.

– Не всегда, – Марк отпивает свой кофе. – Думаю, ты ему правда пришелся по душе. Я рад, – Марк притягивает меня к себе и, зарывшись носом в шевелюру, шепчет, – мне очень важно, чтобы вы были в хороших отношениях.

– Марк, – выворачиваюсь я из его рук, – я сегодня без телефона остался, можно, позвоню с твоего?

– Звони. Я в душ. Ты со мной? – Марк, пошленько подмигнув мне, расстегивает рубашку.

Я нервно облизываю губы и хриплю моментально севшим голосом:

– Только пару звонков, и приду к тебе.

– Жду!

Я, отзвонившись, бросаю телефон на стол и начинаю лихорадочно снимать одежду. Звонок телефона ловит меня на полпути в душ. Схватив трубку, я только потом соображаю, что, возможно, это звонок Марку.

– Извините, – выпаливаю я. – Марк сейчас занят. Может быть, ему что-то передать?

– Да? А вы кто?

– А вы? – не остаюсь я в долгу.

– А я его невеста.

– Невеста? – я озадачено замираю посреди комнаты, отражаясь в огромном зеркале в полный рост. – Конечно, передам. Он перезвонит позже.

Я тупо разглядываю себя в зеркале. Что ты тут делаешь, Вик? Голый, в комнате у мужчины, у которого, оказывается, есть невеста? Я кажусь себе настолько жалким и неуместным тут. Я одеваюсь и ухожу.

Я не злился. Совсем. Я, словно сонная осенняя муха, ползал по запыленному стеклу своей жизни. Все вокруг было серым. Я сам стал серым. Марк попытался поговорить со мной, но я не мог этого вынести, мне хотелось только одного – чтобы он ушел. Мне хотелось быть серым. Я игнорировал все его попытки встряхнуть меня и выдавить хоть каплю эмоций. Мне казалось, что даже на дне моей души больше не осталось красок.

***

– Вик!

Я иду домой на автопилоте, и реагировать на внешние раздражители мне неохота.

– Вик! – меня нагоняет Егор. – Подожди, – он запыхался, а я послушно останавливаюсь, готовясь выслушать его. – Давай поговорим?

– Говори, – согласно киваю я. – Я не спешу.

Егор растерянно оглядывается:

– Здесь?

– Почему нет?

– Вик… Перестань. Я не хочу выворачиваться посреди улицы. Пошли ко мне? Угостишь Кинга конфетами, выпьем чаю. Хорошо?

– Извини, но у меня нет конфет.

– Купим, – губы Егора упрямо сжимаются. И он, крепко ухватив мое плечо, разворачивает меня в другую сторону.

Заваривая чай, Егор бросает на меня быстрые взгляды, а я сползаю с дивана и устраиваюсь рядом с Кингом. Горячий бок собаки согревает меня. Почему-то мне хорошо и уютно. Век бы так сидел. Кинг, дружелюбно лизнув мои руки, утыкается носом куда-то за ухом. Я обнимаю пса за мощную шею, зарываюсь носом в его шерсть. От собаки вкусно пахнет травяным шампунем. Егор любит его, заботится о нем. Эта маленькая и примитивная мысль почему-то больно колет меня, и я выдыхаю вдруг с тяжелым всхлипом. И горячие слезы обжигают мои щеки. Я теснее вжимаюсь в Кинга, стыдясь этого. Но из меня словно хлынуло, и я не могу остановить прорвавшуюся истерику. Егор подходит и притягивает меня к себе. Я, сжавшись злым комком, пытаюсь вырваться из его сильных рук.

– Вик! – Егор встряхивает меня. – Разреши себе. Дай этому выйти. Слышишь?!

Разреши! Да я не могу остановиться. Грудь разрывает от острого жжения, слезы градом катятся из глаз, а мне хочется выть. Злобно и отчаянно. Кинг вылизывает мое лицо, а Егор просто сидит рядом, давая мне возможность успокоиться. Наконец, у меня получается взять себя в руки.

– Извини, – сиплю я ему. – Мне стыдно. Стыдно как никогда.

– Чаю будешь? – Егор поднимается и протягивает мне руку. – Знаешь что? Не будем сегодня ни о чем говорить. Давай просто попьем чай и что-нибудь посмотрим?

И меня отпускает.

Весь вечер мы перебираем незатейливые комедии, перебрасываясь парой редкий фраз. Я чувствую себя на удивление комфортно и защищенно, настолько, что незаметно для себя засыпаю. Проснувшись среди ночи, я обнаруживаю, что укрыт одеялом. Свив из него себе кокон, снова проваливаюсь в сон.

Утром, глядя на Егора, который готовит завтрак, я вдруг ловлю себя на мысли, почему же Марк не такой как он?

– Вернись к Марку, Вик. Прошу, – разорвал утреннюю тишину Егор.

– Нет! – взвиваюсь я со стула.

– Сядь! – голос Егора звякает сталью. – И слушай.

А они с Марком и правда похожи.

– Марк уже был женат. Женился он рано и по большой любви. Это была очень красивая история с серенадами под окнами, и букетами цветов, и прочей атрибутикой. За их романом следили все, кто был рядом, восхищаясь тем, что Марк, не стесняясь своих чувств, так красиво любил. Логичным завершением стала свадьба. Я не оговорился – именно свадьба стала началом конца. Марк очень хотел детей, но время шло, а детей не было, а его жена медленно и верно превращала их жизнь в ад. Она устраивала ему безобразные, часто прилюдные сцены ревности, скандалы и требовала почти поминутно отчитываться. Упрекала тогда еще молодого парня в его несостоятельности. Ее не устраивало их материальное положение, девушка считала, что, будучи сыном небедных родителей, они сразу будут жить широко. Но Марк никогда не рассчитывал на деньги родителей. И он терпел, задерганный, нервный, он все еще продолжал любить эту стерву, пока однажды не наткнулся на медицинскую карту своей жены. Там стояли отметки об абортах, которые сделала она, будучи его женой. Был грязный скандал, где выяснилось, что вынашивать и рожать у нее в планах не было, не хотела портить фигуру и провести молодость среди пеленок. Что тогда было с Марком… Этого не передать. Мы еле вытащили его из череды нервных срывов. После Марк заледенел. Ни разу мы больше не видели сильного проявления чувств или долгого неподдельного интереса к кому бы то ни было. Его интересовали только карьера, и деньги, и недолговременные связи. Все это разбивало надежды родителей на то, что они будут нянчить его детей. Но наш рациональный Марк успокоил их, когда привел в дом дочь своего делового партнера, представил ее как невесту. Девушка подходит идеально, она любит Марка и мечтает стать его супругой, хочет детей. Ее мало интересует карьера и деньги, потому что сама она довольно обеспечена. У нее мягкий характер и хорошее воспитание. В общем, он сделал прекрасный выбор. Этот союз должен увеличить его материальное состояние и исполнить заветное желание быть отцом. Одно но. Марк ее не любит. И я в глубине души глубоко разочарован этим фактом. И тут появился ты. И Марк отмер. Мне это нравится и не нравится одновременно. Я давно не видел его таким…ммм… живым. Но ты парень. Молодой парень. Что может дать такая связь? Сколько она продлится, Вик? Ты сам видишь перспективы? Только откровенно.

– Тогда почему ты просишь меня вернуться, Егор? Зачем?! – я сижу напряженный как струна, кажется, еще чуть-чуть и я лопну от внутреннего напряжения.

– Извини меня за цинизм, Вик. Но я буду откровенен, потому что ты мне симпатичен как человек. Я прошу тебя вернуться, потому что ты делаешь Марка счастливым, как и он тебя. Пусть ваши отношения и кажутся мне чем-то странным с явным оттенком садо-мазо. Помимо прочего, Вик, отношения с Марком принесут тебе не только материальную поддержку, но я знаю, что ты оценишь его сущность.

– Вернуться в качестве кого, Егор?

– Ты все понимаешь, Вик.

– Понимаю. А ты не думал, как я? Что я чувствую?

– Думал. Вот и скажи мне сам. Тебе хорошо без Марка?

– Все, Егор. Не надо. Ты превращаешь мой мозг в фарш и выскребаешь его чайной ложкой.

– Вик…

– Хватит, Егор! Я не гожусь на роль жертвы. Я не могу.

9

Два мозговыносящих месяца, когда день наполнен желанием плюнуть на все и сорваться к Марку, когда ночь наполнена полусном-полубредом, в котором я то отдаюсь Марку, то отвоевываю его у всего Мира. Я превратился в нервное дерганое существо с синяками под глазами. Егор звал меня не иначе, как Енот.

За эти пару месяцев, вопреки логике и здравому смыслу, мы совпали. Именно так – «совпали», не сдружились, не нашли точки пересечения, а гораздо больше. Когда человек воспринимается целиком и полностью. Когда все твои заморочки и проблемы близки и понятны, когда можно просто помолчать, когда можно быть любым, слабым, замученным, испуганным, глупым. Я ловил в Егоре черточки Марка, и это словно приглаживало мои взъерошенные нервы. Егора не возможно было не полюбить. Он, словно бесперебойный источник душевного тепла, щедро одаривает всех, кто находится в зоне его действия, снабжая это дефицитное тепло легким беззлобным юмором. Он больше никогда не возвращался к своей просьбе и никогда не говорил о Марке, не смотря на то что своего старшего брата он обожал и слушал почти беспрекословно. Но мой рациональный мозг по крупицам выжимал и подмечал детали. Доставленный из химчистки смокинг для Егора, реклама цветочных магазинов, веером раскинутая на журнальном столике, бесконечные переговоры с кем-то по телефону, во время которых Егор, извиняясь, уходил от меня подальше, давали мне понять, что подготовка идет бурная и находится на завершающей стадии. Моя душевная боль из острой превратилась в навязчивую, бесперебойную и нудную, она как зубная боль – не заставляла меня больше корчиться, но была фоном ко всему.

***

Традиционно извертевшись на кровати, я начинаю засыпать, когда стрелки часов уже приближаются к четырем утра, как вдруг во дворе раздается гудок машины. Простонав, прячу голову под подушку. Чертов придурок, кто бы это ни был. Казнить таких нужно. Машина продолжает сигналить. Я подскакиваю и, натянув джинсы на голое тело, вылетаю из квартиры. Сейчас я тебе устрою Варфоломеевскую ночь, вернее, утро, трубадур хренов. Но я так и застываю на пороге подъезда, когда узнаю хищные агрессивные линии машины Марка. Сам хозяин беспорядка покачиваясь стоит возле нее, не убирая руку с сигналки. Я подхожу к нему и, убрав руку, злобно буркаю:

– Ебанулся?

– И тебе здравствуй.

Марк пьян. Впервые я вижу его в таком состоянии, когда ему приходится для сохранения равновесия опираться на машину.

– Чего хотел? – я оглядываю двор, выясняя, нашлись ли еще желающие кроме меня объяснить Марку, что он не прав. На балконе курит мой отец.

– Тебя, – неожиданно сильным движением он привлекает меня к себе, впиваясь в губы поцелуем.

«Это пиздец, окончательный» – мелькает слабой вспышкой мысль и потом тонет в лавине желания, которая моментально затопила мое тело.

Марк отрывается от меня:

– Я женюсь завтра… уже сегодня, Звереныш… возвращайся ко мне?

– Охренеть, – я так удивляюсь такой безлимитной наглости, что забываю разозлиться.

– Я знаю. Понимаю, – Марк задумчиво трет нос. – Но как подумаю, что буду жить с женой и совсем без тебя, так хочется застрелиться.

– А ты не женись, – отталкиваю я Марка.

– Женюсь. Она носит моего ребенка. Ты не поймешь. Но это важно. Важнее всего.

– Успел? – утренняя прохлада забралась под одежду. Я зябко обхватываю себя руками, с удивлением отмечая, что привычная мне боль как будто рассосалась.

– Я старался, – Марк выводит узоры на запотевшем стекле машины. – Очень.

– Да, это ты умеешь, стараться. Ты сам за рулем?

– Сам, – покаянно качает головой Марк. – Мальчишник там был, – он неопределенно машет рукой. – Как будто не женюсь, а ночь перед казнью. Последнее желание, – Марк бездумно выводит на стекле мое имя.

Я смотрю на этого мощного, успешного, красивого человека и не понимаю, как можно загнать самого себя в тиски и мучиться. Может, он мазохист? И эта мысль возвращает в тот единственный раз, когда Марк сам дал мне ремень в руки. Мои скулы моментально вспыхивают, а внизу живота сладкой истомой стягивается узелок похоти.

– Ключи давай, – я просто решаю отвезти его домой. Честно. А размытые образы связанного Марка я тщательно изгоняю из своего воспаленного воображения.