Текст книги "Хранилище сов (СИ)"

Автор книги: tuuli-veter

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Но была ли это действительно ненависть? Сейчас, сидя в окружении подарков и писем, Гарри смог признаться себе, что Малфой всегда его привлекал. Гарри всегда видел его. Отовсюду. Из любой точки Большого зала ему был виден Малфой. И если раньше Гарри считал, что это из-за необычного цвета волос, которые выделялись на темном фоне светлым пятном, то сейчас понял, что даже если бы Малфой решил стать брюнетом, это бы ничего не изменило. Гарри бы продолжил искать его глазами, где бы он ни был.

Гарри медлил, отгоняя от себя новое письмо, которое уже само прыгало в руки. Он представлял, что может написать ему Драко. А ему так не хотелось терять его настоящего. Но письмо, словно устав ждать, зашелестев, развернулось, и Гарри опасливо заскользил глазами по строчкам, чувствуя горечь, сквозящую в каждой букве.

“Знаешь, Поттер, весь год я хотел сказать тебе, что ты просто полный кретин. Ты такое ничтожество! Я поверить не могу, что я предлагал тебе свою дружбу, а ты предпочел мне рыжего нищеброда и грязнокровку. Отец говорит, что я давно должен забыть о тебе. Что ж, пожалуй, он прав, и я так и сделаю. Вокруг тебя и так слишком много народу. Ты же у нас герой! Победитель самого Того-кого-нельзя-называть, и все от тебя без ума. Но знаешь что, мне плевать! Я думал, ты настоящий, что ты разбираешься в людях, а ты повелся с каким-то отребьем. Что в них хорошего? Неужели ты не понимаешь, что им всем от тебя нужно только одно! Наверное, тебе нужны другие очки, чтобы ты смог наконец-то увидеть, кто есть кто в магическом мире, и с кем нужно дружить.

Чтобы до тебя дошло, как ты ошибся, я отправляю тебе на день рождения этот подарок. Скажи “акцио”, и она будет твоя”.

П.С. Я просто уверен, что ты скоро во всем разберешься и поймешь, с кем тебе нужно дружить. Я подожду, когда ты одумаешься, Гарри Поттер.”

Гарри читал эти злые строки, такие привычные, за которыми стоял уже знакомый Малфой, но теперь они его больше не раздражали, потому что за ними он видел обиженного мальчишку, чью мечту он так грубо разрушил, даже не потрудившись его узнать. Видел воодушевленные глаза мальчишки в магазине мадам Малкин, когда тот заговорил с ним, еще не зная, кто он и что собой представляет в магическом мире, заговорил, несмотря на маггловскую одежду. Видел боль в глазах, смешанную с горькой обидой, когда Драко отдергивал ладонь от неслучившегося рукопожатия. В груди больно кольнуло, и Гарри шумно втянул в себя воздух.

– Акцио, – выдохнул он, ни на что не надеясь, просто, чтобы что-нибудь сделать. Но воздух колыхнулся, и новенькая, но уже вышедшая из моды “Молния”, загарцевала рядом с его правой рукой.

Гарри задохнулся от смеси восторга и стыда.

– Драко, ну зачем ты, – пробормотал он, не сводя глаз с танцевавшей рядом метлы.

Впервые в жизни он смотрел на ситуацию глазами Малфоя, и ему все это ужасно не нравилось. Сейчас ему самому было так же больно, как больно было когда-то Малфою.

– Я просто дурак, – Гарри уткнулся головой в колени, и метла послушно улеглась рядом с ним, как верный сторожевой пес.

– У вас проблемы? – каркнул над ухом неприветливый голос, и Гарри, очнувшись от тягостных мыслей, понял, что уже достаточно долго сидит закрыв руками лицо и полностью погрузившись в нерадостные воспоминания.

Встрепенувшись, он помотал головой, показывая гоблину, что его помощь не требуется, и тот, недовольно ругаясь себе под нос о том, что он не собирается торчать здесь всю ночь из-за посетителей, которые сами не знают, чего хотят, оставил его одного.

Его брань возымела эффект, Гарри, испугавшись, что не успеет прочитать все, лихорадочно зашарил глазами по полкам. Следующее письмо вынырнуло на его призыв из-за корзины с сердцами и неспешно подплыло к нему.

“Что меня в тебе больше всего бесит, Поттер, так это то, что ты, оказывается, еще змееуст. Неужели ты настолько тупой и не понимаешь, что даже это знак того, что ты просто обязан был оказаться с нами на Слизерине? А ты вместо этого учишься на вашем кретинском факультете, носишь тошнотворный бордовый цвет, который совершенно тебе не идет, и водишь компанию со всяким отребьем. А еще, знаешь что, Гарри Поттер, поверь, мне совершенно плевать, что ты не сел на мою метлу и предпочел летать на каком-то старье мне назло. Думаешь, ты такой крутой и особенный? Да я тебе ее просто прислал, чтобы ты понимал, кто есть кто в магическом мире. Хотя, конечно, мальчик-который-выжил будет летать на чем попало, лишь бы только не замарать свои руки о подарок слизеринца, да? Так вот успокойся, больше я тебе ничего дарить не буду. Да у меня полным-полно тех, кому можно дарить подарки, ты мне не нужен.

И вообще, неужели ты, Поттер, такой идиот, что думал, я не узнаю тебя под обороткой? Три раза ха! Да я тебя под чем хочешь узнаю! И мне до сих пор приятно вспомнить, как вы с Уизли драпали из наших подземелий. И не думай, что я все еще хочу дружить с тобой. Да мне давно уже на тебя плевать. А этот пустяк я шлю тебе только лишь потому, что у меня их все равно сто штук раскидано по всему дому, и домовики просто устали их выбрасывать. Не понравится, отдашь своему нищеброду. Он такого в жизни не видел. Пока, идиот. Не кашляй!”

Гарри в руки мягко спланировала коллекция марок. Наверное, очень дорогая коллекция, как и все остальные подарки Малфоя. Тем более, что Гарри знал – марки в магическом мире за ненадобностью были, скорее, предметом роскоши и очень ценились. Гарри поднес их поближе к глазам. Мифические чудовища на разноцветных прямоугольниках двигались, широко разевали рты и принимали агрессивные позы. По тонкости работы, по глянцевой дорогой бумаге, было видно, что эти марки не продаются на каждом углу. Гарри никогда таких прежде не видел и подозревал, что Малфой их искал специально. Для него. В носу защипало, и Гарри поспешно поднял глаза к потолку. Какая ирония судьбы – он сидит в почтовом хранилище и, читая поток малфоевских гадостей, чуть не рыдает от жалости к школьному врагу и злости на самого себя. Наверное, в свое время это письмо его только лишь разозлило бы, но теперь Гарри видел за ним большее. Гораздо больше того, чем Драко хотел ему показать. И сейчас Гарри чувствовал его боль и обиду, как свои собственные.

Марки тихо шевельнулись в его руке, и Гарри не выдержал и шмыгнул носом.

– Драко. Прости меня, – тихо попросил он у двенадцатилетнего мальчишки, которым был когда-то Малфой. – Я ведь не знал, – жалобно пробормотал он гигантскому ящеру на самой красивой марке, чувствуя, что и ему самому сейчас не больше двенадцати лет. Ящер зашипел на него и отвернулся, и Гарри был целиком с ним согласен. Ведь он так обидел своего друга. Так сильно обидел.

Повлажневшими глазами он посмотрел на подлетевший новый свиток, который был уже непривычно тонким, и обреченно протянул к нему руку. Он заранее представлял, что может быть в этом письме.

“Дементоры, Поттер? Серьезно? Вот это номер! Да если бы я знал, что ты как девчонка позорно валишься от них в обморок, я бы с самого начала даже разговаривать с тобой не стал. Слишком много чести. И вот еще что, Поттер, меня достали твои дружки. Рыжий урод, твой дебил дружок-великан и твоя грязнокровка, которая, если думает, что раз она девчонка, то может распускать теперь руки. Так вот, передай им всем, что в следующий раз я уже не сдержусь и дам сдачи. Я знаю, что ты считаешь меня слабаком, потому что Грейнджер мне врезала, а я не ответил. Я видел, как вы торжествующе хохотали. А я тебе скажу, что только такой слабак, как твой Уизли, может ударить девчонку. Но тебе этого не понять. Видимо, магглы не слишком заботились о твоем воспитании, как и уизлевская мамаша. Так вот, знай, Поттер, вы все мне противны! Ты даже не представляешь, как вы достали меня! Я хочу, чтобы вы сдохли. Все вместе! И Блэка с собой прихватили! Подходящая компания подобралась. Ты всех их достоин.

Не знаю, зачем вообще пишу тебе это письмо, наверное, по привычке. И вот еще что, держись от меня подальше в этом году, Поттер! Это письмо последнее, и я просто пишу его, потому что ты должен знать – я тебя ненавижу! Слышишь, ты, шрамоголовый урод? Я ненавижу тебя! И всегда буду тебя ненавидеть. Всю жизнь!”

Письмо выскользнуло из пальцев и медленно спланировало на пол. Рука привычно метнулась к шраму, и Гарри машинально потер лоб рукой. Дьявол! Да что с ним не так?! Гарри в ярости стукнул кулаком по ближайшей балке. От его удара по всей конструкции внезапно пошел низкий гул, и не успел Гарри ничего сообразить, как свертки пришли в движение, и на него внезапно рухнула откуда-то сверху посылка, сразу же заверещавшая дурным девичьим голосом: “Люблю глаза зеленые! Хожу в тебя влюбленная!”. Вслед за ней на голову Гарри посыпались мелкие розовые сердечки и блестки, и он, в бешенстве вскочив с места, ринулся по проходу.

Гарри старался мчаться так быстро, чтобы мысли за ним не успевали. Но они все равно нагоняли его и зудели, зудели в уме: “Тупоголовый кретин! Только этого ты теперь и достоин – этих воплей, сердечек и пошлых стихов. Потому что ты сам оттолкнул его, и его в твоей жизни уже нет и не будет. Потому что ты попросту не заслуживаешь быть с ним рядом”.

Гарри бежал, уже не замечая ни красивых узоров на потолке, ни простора, ни солнечных лучей в витражах. Весь мир сузился до трех жалящих слов. “Я тебя ненавижу”. Гарри никогда не думал, что внутри может быть так по-настоящему больно. Больнее, чем Круциатус, гораздо больней. Ну почему в его жизни все так пусто и глупо? Драко хотел с ним дружить, искренне, по-настоящему. Даже когда узнал Гарри ближе, даже когда они враждовали, все равно хотел. Но в итоге не выдержал их возрастающей ненависти и сломался. Он по-настоящему возненавидел Гарри. А Гарри, не успев найти свою драгоценность, тут же всё потерял.

Стараясь сдержать рвущиеся наружу слезы, Гарри остановился возле гоблина и протянул ему ключ. Все вокруг стало таким серым, что даже яркие камни на зеленом камзоле казались потухшими и неживыми.

– Уже все прочитал? – скрипуче осведомился гоблин, не делая ни малейшей попытки взять ключ у него, и Гарри молча кивнул, глядя в пол.

Он не знал, что теперь делать. Просто не представлял. Драко возненавидел его, и Гарри безоговорочно признавал, что заслужил это. Малфой кричал ему о своей ненависти, а Гарри сквозь эти крики слышался горький стон о разбитых мечтах и надеждах. Он думал, что причинил Малфою боль Сектумсемпрой. На самом деле он сделал ему гораздо больнее, разбив его детские мечты. Чего бы Гарри сейчас только ни отдал, чтобы схватить Малфоя и притиснуть к себе, что есть силы. Обхватить руками за шею, крепко-крепко прижать и прошептать в самое ухо: “Драко, не надо. Все будет так, как ты хочешь. Я больше никогда тебя не обижу”. Но черт побери, всё уже поздно. Поздно!

– Как мне выйти отсюда? – глухо спросил Гарри у гоблина.

Но тот на удивление не спешил с ним распрощаться.

– Вы решили приукрасить себя? – гоблин с вежливым любопытством посмотрел на блестки, запутавшиеся в волосах.

Лицо Гарри так помрачнело и исказилось, что гоблин молча поднял палочку и, наложив очищающее, ликвидировал весь этот кошмар.

– Через заднюю дверь, – неприветливо отозвался он. – Ваша подруга уже ожидает вас снаружи. Нервные вы с ней какие-то, – он неодобрительно помотал головой, не поднимая глаз от бумаг, и сухо добавил, подталкивая ключ в его сторону: – Я не прощаюсь.

Гарри кивнул ему и сунул ключ обратно в карман. Он не понимал, зачем это сделал: хоть гоблин и пытался его удержать, но делать здесь больше было нечего. Заметив вдали неприметную дверцу с резными узорами, Гарри ринулся к ней, оттягивая воротник у рубашки и задыхаясь от чувств. Ему был жизненно необходим глоток свежего воздуха. На контрасте с сердечками, розами, показушными играми в любовь к герою, малфоевские чувства казались такими живыми, такими настоящими, как капля родниковой воды среди застойных болот… Как он мог, кретин, все так испортить?

Задыхаясь от ненависти к себе, Гарри дернул за ручку, дверь тихо открылась, выпуская его, и тут же с мягким щелчком захлопнулась за его спиной, а он оказался в неказистом дворе. Гарри с удивлением огляделся: за его спиной возвышался все тот же знакомый домишко с покосившимися стенами. На крыльце, облокотившись на кривые перила стояла потерянная Гермиона с глазами, покрасневшими от слез.

– Что… – Гарри не знал, что у нее нужно спросить. Он даже забыл, что пришел сюда вместе с подругой. Погрузившись в прошлое и малфоевские письма, он вообще обо всем забыл. Но сейчас он даже рад был отвлечься от своих невеселых дум о Малфое.

– Это письма от Виктора, – Гермиона растерянно держала их в руке. – Я не знала, что он мне писал. Почему?.. Почему они до меня не дошли? – по ее щекам снова потекли крупные слезы. – А я их ждала. Ждала все эти годы. Думала, что разонравилась ему. Даже ему.

Окутанный дымкой воспоминаний, Гарри не знал, что ей ответить, с трудом возвращаясь в реальность.

– Он… Последний раз он писал мне полгода назад. Еще до войны, – прошептала Гермиона, склоняясь над письмом так, что каштановые кудри рассыпались по пергаменту. – Что так и не встретил девушки лучше, чем я. Что боится за меня. И что если только я соглашусь, он прилетит за мной на край света. – Что это, Гарри? – с болью выкрикнула она. – Разве так бывает? Рон никогда в жизни не говорил мне таких слов! Я считала, что я их просто не стою! Что я придумала себе какую-то любовь, а в жизни все циничней и проще. И что это нормально: кинуть мне, набив щеки за ужином, “как думаешь, может, нам уже пора заняться сексом?”

Гарри, не ожидавший от сдержанной подруги таких откровений, почувствовал, как щеки у него покраснели.

– Ты поэтому его бросила? – спросил он, припоминая, что Рон с напускной жалостью, но каким-то искренним облегчением сообщил ему пару недель назад о своем разрыве с подругой.

– Нет… То есть, да, – Гермиона как-то неловко дернула головой, – Я не знаю. Все с ним было никак. Я решила, что просто не умею любить. И что мне лучше не мучить его и остаться одной.

– А теперь? – Гарри настороженно смотрел на ее убитое лицо.

– А теперь я просто не знаю, что мне делать, – выкрикнула она, опуская вниз руку с заветным пергаментом. Краем глаза Гарри невольно выхватил на нем слова “буду любить всегда” и смущенно отвел взгляд.

– Напиши ему, – посоветовал он, чувствуя себя не в своей тарелке. – Прямо сейчас. Наверняка, гоблин сможет одолжить тебе какую-нибудь сову.

– Зачем? – тихо спросила она, и голос ее зазвучал равнодушно и глухо. – Гарри, все позади. Уже поздно…

– И вовсе не поздно! – с жаром воскликнул Гарри, начиная ее убеждать. – Послушай меня, Гермиона, даже если и поздно, то самым худшим будет отказ. Поверь, лучше сделать не то, и потом жалеть, чем жалеть о том, что ты этого не сделала, – он легко подтолкнул ее к выходу. – Иди, – приказал он. – Напиши ему. Чтобы не мучиться этим всю жизнь.

Гарри рванул на себя старую дверцу, снова пропуская Гермиону в Хранилище.

Временно забыв о своих горестях, он смотрел, как подруга робко останавливается возле гоблина и что-то тому объясняет. Как гоблин, кряхтя и бранясь, достает пергаментный свиток, протягивает его Гермионе и подзывает к ним поближе сову.

Гарри захлопнул дверь и, отвернувшись, стиснул перила. Он чувствовал легкую зависть к подруге, чье лицо озарилось вдохновением, когда она подняла глаза вверх, сочиняя письмо. Только сейчас он понял, что и у него мог быть такой человек. Если бы он только мог написать Малфою письмо со словами: “Драко, прости. Давай все исправим?”. Но он сам сделал так, что Малфой его ненавидит с третьего курса, по-настоящему ненавидит, и надежды что-то исправить у него не осталось. Драко в его жизни нет и больше не будет. И даже если ему написать письмо с извинениями, то ему равнодушно ответит Малфой – надменный, высокомерный, брезгливый, нехотя снизошедший до ответа к убогому Гарри.

Малфой, но не Драко.

За спиной хлопнула дверь.

– Я написала, – обернувшись, Гарри увидел, что Гермиона снова вышла наружу и теперь стоит с пунцовыми щеками и пятнами на лице. – Я написала ему, что не получала его писем, что готова попробовать, что… тоже думала о нем все это время. И что сейчас я в Хранилище Сов внезапно все прочитала… И я… Гарри, я такая глупая, что еще на что-то надеюсь, – она всхлипнула, ее плечи задрожали, и Гарри, который почти никогда не видел свою подругу плачущей, поспешно притянул ее к своему плечу:

– Иди ко мне.

Гермиона обхватила его руками за шею и тихонько всхлипывала куда-то в воротник, впервые позволяя себе выплакаться за долгое время после войны. А Гарри просто молча гладил ее по спине, по волнам волос, и тихонько покачивал подругу из стороны в сторону, понимая, что слова сейчас не нужны. Он просто любил ее за то, что Гермиона всегда была его другом, лучшим другом за все это время.

– Это была какая-то английская шутка, из тех, что я не понимаю? – произнес у них над ухом голос с легким акцентом, и Гарри, не выпуская подругу из объятий, резко на него обернулся.

Неподалеку от них стоял Крам, хмурый, сердитый и злой, и смотрел на Гарри с мрачным вызовом:

– Если вы все-таки вместе, зачем нужно было все это мне писать? – он тряхнул рукой с зажатым в пальцах письмом.

Резко развернувшись, Крам зашагал прочь по направлению к калитке в старом заборе.

– Виктор… – растерянно пробормотала Гермиона и громко крикнула: – Виктор!

Но Крам лишь досадливо дернул рукой, но так и не обернулся.

– Что мне делать? – Гермиона взглянула Гарри в лицо. – Гарри… он же сейчас уйдет? – в глазах Гермионы плескался настоящий ужас. – Сделай же что-нибудь.

Бросив быстрый взгляд на подругу, которая не страшилась пыток, войны и монстров, но боялась признаться в собственных чувствах, Гарри ринулся за Крамом вслед.

– Крам! Постой! Эй ты, послушай, – выкрикнул он, и его хриплый вопль наверняка был слышен даже на улице. – Она не со мной, я не с ней, – заорал он еще громче, но Крам, не слушая, дернул калитку, и Гарри, отчаявшись его догнать, неожиданно для самого себя крикнул: – Я вообще гей!

Крам вздрогнул и остановился. Калитка захлопнулась. Воцарилась внезапная тишина. Казалось, даже совы перестали шуршать крыльями и угукать.

– Кто… ты? – Крам, так и не вышедший наружу, медленно обернулся к нему, недоверчиво всматриваясь в его лицо.

– Гей… И мне… нравится парень! – растерянно сообщил Гарри, не понимая, что на него нашло. Он осторожно приблизился к Краму, ужасаясь тому, что он только что произнес, и страшась обернуться на Гермиону.

Крам пристально разглядывал его.

– Значит, это правда, что слизеринцы о тебе говорили?

Гарри растерянно мотнул головой, не то оспаривая, не то подтверждая:

– А… что они говорили? – настороженно спросил он.

– Что тебе нравится парень, – подчеркнуто послушно повторил за ним Крам и усмехнулся. – Ну и то, что ты гей.

– Слизеринцы все врут! – вспыхнул Гарри, но увидев, как сошлись на переносице темные брови, поспешно добавил: – Ну… то есть, я не знаю. Может быть… Нет. Или… кажется, гей…

– Что значит, кажется? – Крам с подозрением смотрел на него. – Как это вообще может казаться? Так у тебя с ней что-то есть или нет? Я не собираюсь ей мешать быть счастливой.

Он хмурился, но в его глазах больше не было злости. Угрюмая растерянность и надежда.

– Да нет же! – Гарри яростно замотал головой. – Между нами ничего никогда не было. И сейчас она вообще одна. И ты ей нравишься… А я…

– А ты?.. – Крам выжидающе вглядывался в его лицо.

– А мне… – Гарри замялся, впервые признаваясь в чувствах даже себе. – А мне, кажется, нравится один парень. Очень нравится, – Гарри растерянно смотрел на него. – Я не специально. Так получилось, – неожиданно выпалил он, и Крам, хлопнув его по плечу, с облегчением рассмеялся.

– Только лишь нравится? – Виктор взглянул на него с любопытством. – Или больше, чем нравится?

Гарри сглотнул комок в горле и помотал головой.

– Б-больше, – запнувшись сказал он и тихо добавил: – Но это уже не имеет к вам отношения.

Не сговариваясь, они оба посмотрели на стоящую на крыльце Гермиону.

– Значит, это правда? То, что она мне писала? – Крам не сводил с нее глаз, и лицо его прояснялось.

Гарри кивнул:

– Я не знаю, что она тебе написала, но поверь, у нас с ней ничего нет и не было никогда. Мы просто друзья. Иди к ней. Она тебя ждет.

Коротко кивнув ему, Крам быстрыми шагами пошел к Гермионе, а Гарри задрал голову вверх, чтобы не смотреть, как он прижимает ее к себе, и как Гермиона сбивчиво ему что-то объясняет. Гарри вздохнул. Хоть у Гермионы теперь будет все хорошо. А ему… Наверное, ему пора аппарировать на Гриммо. И остаток своего дня рождения он будет смотреть, как пляшет пламя в камине, слушать брюзжание Кричера и вопли Вальбурги, потому что о возвращении в Нору не могло быть и речи. Сейчас Гарри даже под страхом смерти не смог бы изобразить на лице радостную улыбку.

Что за бред он наговорил Краму? Как он вообще мог подумать такое? Но в воспоминаниях уже всплыли светлые волосы с челкой, падающей на лоб, высокие скулы и ямочка на подбородке, которая делала Малфоя каким-то живым и не совсем идеальным, несколько веснушек на бледных щеках, сильные руки с синими венами, – Гарри мысленно рассматривал все это с какой-то щемящей нежностью, будто гладил. А глаза? Какого цвета у Малфоя глаза? Серые? Голубые? Или зеленые, как и все слизеринское? Гарри казалось, что сейчас нет ничего важнее, чем вспомнить цвет малфоевских глаз. Может, он забыл его потому, что Драко на него больше не смотрит? Вспомнив безучастный взгляд, брошенный вскользь на него Малфоем во время защиты, Гарри поежился. Не простил его. Даже в суде не простил, хотя Гарри сделал тогда все возможное, чтобы их оправдали.

Пора уходить. Гарри сунул руки в карманы, нащупал ключ и чертыхнулся. Ему не хотелось возвращаться в Хранилище.

– Гарри, мы аппарируем.

Он обернулся и увидел сияющую Гермиону. Ее щеки алели, а глаза светились так ярко, что Гарри невольно залюбовался – такой счастливой подругу он не видел еще никогда.

– Куда? – спросил он из вежливости, хотя и так было все ясно.

– Вначале в Болгарию. Виктор зовет меня в гости. А там… там видно будет. Гарри! – Гермиона неожиданно кинулась ему на шею и крепко прижала к себе. – У тебя тоже все хорошо будет, вот увидишь! – она улыбалась ему, и в глазах ее светилась радостная надежда. – Отдай гоблину мой ключ, мне больше не надо. И… ты объяснишь им всем?.. – Гермиона замялась.

– Конечно, – Гарри протянул руку и взял ее ключ. – Я рад за вас, – искренне сказал он и, повернувшись к Краму, добавил: – Береги ее. Если я только узнаю…

Крам презрительно хмыкнул и взглянул на него исподлобья:

– Не узнаешь, – отрезал он, и, приобняв Гермиону за плечи, поднял руку в прощальном жесте.

Гарри махнул им в ответ, прощаясь с подругой.

– Аппарируем?

Гермиона смущенно кивнула, а Крам, влюбленно посмотрев на нее, неожиданно обернулся к Гарри:

– Малфой? – коротко бросил он.

– Что? – Гарри с изумлением перевел взгляд на него.

– Парень, которого ты любишь – Драко Малфой?

– С чего ты это решил? – Гарри, чувствуя, как его лицо неудержимо краснеет, старался изо всех сил не смотреть в глаза Гермионе.

Но Виктор кивнул, словно найдя подтверждение своим мыслям.

– Я всегда знал, что вы двое будете вместе. Он слишком сильно любил тебя, – Крам снова отсалютовал ему и, обхватив Гермиону за талию, растворился в смерче.

А Гарри ошеломленно продолжал смотреть ему вслед. Любил его… Драко его когда-то любил… От этого слова в прошедшем времени так защемило в груди, что Гарри стало нечем дышать. Словно малфоевская любовь была его воздухом, который заставлял легкие распрямляться. Того мальчишки, который хотел с ним дружить, слал ему игрушки и подарки и… любил, любил его, Гарри, – его больше нет. Есть холодный высокомерный мерзавец без чести, без совести, со стеклянным взглядом невидящих глаз. И это он, Гарри, его таким сделал, растоптав его чувства.

Медленно, не понимая, зачем он делает это, Гарри вернулся в Хранилище.

– Вот, – он протянул гоблину два ключа. – Я ухожу.

– Ваша подруга решила не прощаться? – гоблин скривился, выражая поджатыми губами и сморщенным носом все, что он думает о манерах Гермионы.

– Просто она не получала его писем несколько лет. А теперь он ее нашел, – Гарри почему-то почувствовал необходимость оправдаться перед оскорбленным хранителем.

– Ничего удивительного. Руководство Дурмстранга не приветствует любовные связи своих учеников. И всячески им препятствует, – отозвался гоблин, вновь возвращаясь к привычному сварливому тону. – Их писем у нас скопилась целая гора. А вы? – он бросил проницательный взгляд на поникшего Гарри и с видимой неохотой потянулся за ключами. – Вы все свои письма нашли, мистер Поттер?

– Все, – глухо отозвался Гарри, не вдаваясь в подробности. Он упорно смотрел в пол, а не на гоблина, чувствуя, как его все достало.

– Плохие известия? – гоблин в который раз проявил чудеса прозорливости, и Гарри неопределенно дернул плечом. – Мне послышалось, ваш носатый приятель сказал, что вас любят, – гоблин сортировал письма, отправляя сов по разным отсекам, в свою очередь не глядя на Гарри.

– Откуда вы все это знаете? – Гарри все же пришлось вскинуть на гоблина удивленный взгляд. – Вас же там не было.

Но гоблин лишь криво усмехнулся:

– Это моя территория, мистер Поттер. Здесь я обязан знать всё.

– Он сам не знает, о чем говорит, – Гарри скривился. – Он с ним знаком-то был всего ничего.

– И когда это было? – в голосе гоблина послышался какой-то нажим, словно он настойчиво что-то пытался ему подсказать. Гарри застыл, пытаясь ухватить ускользающую догадку.

– На четвертом курсе. Во время турнира, – машинально ответил он.

– Ах, на четвертом… Я так и думал, – гоблин выразительно дернул бровями и снова уткнулся в бумаги.

На четвертом. Догадка наконец-то вспыхнула и забрезжила где-то в мозгу. Крам… Крам общался с Драко уже на четвертом курсе, а, может быть, даже и позже. А письмо было написано после третьего! Но это значит… Это значит, что Драко тогда все еще не ненавидел его! И у Гарри есть шанс, что еще не все потеряно!

Гоблин, исподволь понаблюдав за сменой выражений на его лице, удовлетворенно кивнул и молча протянул ему ключ обратно, а Гарри так же молча, схватил его и ринулся в свою ячейку в Хранилище что есть мочи.

***

“…А я предупреждал тебя, Поттер, не водиться со всяким отребьем”, – Гарри, захлебываясь от возбуждения, глотал его новые строчки, не обижаясь, не возмущаясь, просто ликуя от того, что это письмо все же есть. – “Ты чувствуешь, как меняется ветер? Скоро все будет совсем по-другому.

Но пока они снова не верят тебе. Правда, смешно? Я-то знаю, что ты не соврал. А для них ты снова Мальчик-который-всех-обманул.

И ты все еще хочешь воевать за этих людишек, Гарри Поттер? Отдать за них свою жизнь? Неужели до тебя не доходит, что на самом деле им всем плевать на тебя! Выбери правильную сторону, пока еще не стало слишком поздно.

Знаешь, Поттер, я просто уверен, что ты сидишь там и киснешь. Пусть ты и выиграл по глупой случайности, и стал чемпионом, но я готов спорить, что вместо того, чтобы отметить победу, ты там рыдаешь по поводу Диггори. Потому что ты только и способен, что ныть. А твои дружки тебя даже развеселить не способны. Поэтому, Поттер, держи пока я добрый. Это порт-ключ, с ним ты сможешь попасть ко мне в мэнор. Сегодня у нас вечеринка, только Слизерин и Дурмстранг. Крам тоже будет. Так и быть, приглашаю тебя. Приходи, хоть оттянешься. Просто нажми на лапу дракона и сразу окажешься у меня.

Я буду ждать тебя все на том же мосту. Если придешь, так и быть расскажу тебе кое-что, что может тебе пригодиться.

П.С. И ни в коем случае не приводи с собой свой зоопарк. Их я видеть точно не собираюсь, чтобы потом неделю не мучиться от тошноты.”

Гарри зажал в ладони порт-ключ, выпавший из свитка, и в задумчивости поднес его к губам. И в этом году Драко снова ждал его на том же мосту. Новый год ожидания, и Гарри опять не пришел. Поттер не хотел об этом думать, но перед глазами сама собой вставала картина, как где-то вдали шумит слизеринская вечеринка, а гордый Малфой стоит в одиночестве и ждет только его. Снова ждет. Год за годом.

– Драко Малфой. Письмо, – коротко приказал Гарри и, стиснув зубы, протянул руку за следующим послушно подлетевшим к нему пергаментным свитком.

Зачем-то все еще сжимая порт-ключ в руке, словно не в силах с ним расстаться, Гарри резко развернул новый пергамент. Это были тяжелые годы, и Гарри не ждал от этих писем ничего хорошего. Но он хотел прочитать их все до единого. Узнать, что тогда испытывал Драко.

“Я тебя ненавижу, Поттер! Я тебя ненавижу! За все, что ты сделал со мной и с моим отцом. Ну и пусть ты снова такой крутой, мальчик-который-выжил, но еще придет наше время! И тогда ты сильно пожалеешь, что выбрал не ту сторону в битве. Твой Блэк сдох как собака. Как собака, да, Поттер? Ты ведь понимаешь, о чем я?

И если я знал и молчал, не думай, что это было из-за тебя. У меня были свои причины. Хотя, когда ты целовал эту дуру Чанг, я еле сдержался, чтобы не рассказать всем о том, что я знаю. Ты не мог найти никого поумнее и покрасивее, Поттер, чем эта раскосая троллиха? Да целовать ее все равно, что подбирать объедки от Диггори. Не противно? Как ты можешь целовать какую-то второсортную дрянь? К тому же бывшую в употреблении. Видимо, у тебя всегда были проблемы со вкусом. Но я добьюсь, чтобы ты ее бросил, заставлю тебя увидеть ее настоящую, чтобы доказать тебе, что в этом мире есть люди получше, чем это страшилище.

Я никогда тебя не прощу, но если ты все же захочешь хоть что-то исправить, у тебя есть порт-ключ. Тот же мост. Тот же день. Приходи. У тебя будет шанс договориться со мной обо всем, чтобы я промолчал о том, что я знаю. Д.М.”

Злые слова о Сириусе больно ударили, наваливаясь удушающими воспоминаниями. Но вместо того, чтобы злиться на Малфоя, Гарри чувствовал его боль и обиду. Сейчас он смотрел на все глазами Малфоя, и сам себя ненавидел. За отца в Азкабане, за поломанную жизнь и за тот поцелуй… Малфой его ревновал. Это ведь… ревность? А что бы Гарри почувствовал, увидев, как Малфой целует кого-то? Например, ту же Паркинсон? Представив, как Драко склоняется к ней, тянется к ее губам своими губами, обнимает ее, Гарри вскочил на ноги, чувствуя, как его топит ненависть к Паркинсон. Огромная львиная лапа впилась в его грудь острыми когтями, добираясь до самого сердца, и Гарри чуть не зарычал от бессильной досады. Малфой был его, только его, и никто не смел к нему прикасаться!

– Письмо. От Малфоя, – сквозь зубы выдохнул Гарри, чтобы заставить себя отвлечься.