Текст книги "Раб лампы (СИ)"

Автор книги: TsissiBlack

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== 1 ==========

КФ2-099 (орфография и пунктуация – автора заявки)

Стив/Баки, Стив/Брок/Баки

АУ, Баки – джин.

Баки – раб лампы, обязанный исполнять все желания своих хозяев.

Джины могут почти все, в зависимости от уровня силы, но только почти всё, они не могут: заставить человека полюбить, убить своего хозяина и исполнять свои собственные желания.

Свои желания может исполнять только свободный джин, но о таких не слышали уже много тысяч лет.

К тому же знание “Как освободить джина” давно утрачены. Простое желание хозяина “Хочу чтобы ты был свободен” не работает.

Последним хозяином Баки вот уже семьдесят лет был Пирс. Джины не могут обеспечить своим хозяевам вечную жизнь, если они этого пожелают, только продлить, пока тело выдержит. Пирс это знает и бесится, а так же знает, что джины могут даровать бессмертие (молодость+бессмертие), но как не знает, и это бесит его еще больше. Он даже ставит над Баки эксперименты, но они не приносят результатов.

К тому же он придумал довольно хитрый и далеко не новый план, как пользоваться силами Баки больше трех раз. После третьего раза лампа передается другому хозяину, под угрозой жизни семьи тот загадывает три дурацких желания (например: чай, мороженое и спички), и лампа возвращается к Пирсу, и все идет по кругу.

Возможно, однажды лампа досталась Броку, но тот загадал желания поумнее, спас страйк и обезопасил тех кто ему дорог. Но на последнем спалился: Хочу чтобы ты и я оказались возле Роллинза. Желание сработало только частично. Брока вытащило, а Баки нет. Джин не может далеко уйти от лампы.

Пирс после этого его наказал, а потом поставил лампу в холодильник.

И вот в один прекрасный день лампа попала в руки Стива Роджерса, Капитана Америки.

Хмурый, очень хмурый и немногословный Баки, не надеющийся на то, что новый хозяин будет лучше предыдущего, ведь поначалу и Пирс не был жесток.

“– Слушаю приказаний”

Боязнь взять яблоко со стола и все в этом духе. Вот такого вымученного, зашуганого Пирсом Баки я хочу. Пирс делал с Баки жуткие вещи, но, пожалуйста, если будете описывать, то в прошлом.

И мягкий, и комфорт от Стива, и, возможно, Брока, если тройничок.

Важно: Стив и Баки не друзья детства и ни разу не встречались до этого. Магия не обыденность, Доктор Стэндж может существовать, но Стив о нем либо не знает, либо не сразу узнает. Стив в шоке от того, что стал хозяином джина.

А+++++++++++++++++++

ХЭ

Получит ли Баки свободу, или лампа будет кочевать из рук Стива к Броку, решать только вам. Но свободные джины могут исполнять свои желания)))

Кинк: hurt/comfort, ангст, нежный Стив, матюкливый Брок и Баки который обороты речи понимает слишком буквально.

_________________________________________________________________________

У модификанта, преградившего Стиву путь к блоку управления последним хэлликэриером, были странные наручи из желтоватого металла, инкрустированного, как показалось, драгоценными камнями. Щит от них, впрочем, срикошетил, как от вибраниума – легко и страшно.

– Погибнут люди, – попытался Стив еще раз, но модификант, бесстрастно взглянув на него, вдруг бросился вперед, очень быстро, ловко орудуя короткими кинжалами странной формы. Он был силен. Стив бы поспарринговал с ним, наслаждаясь каждым движением в квадрате безопасного ринга, но здесь у него было дело, от которого зависело слишком многое. Но глаза этого солдата, ничем не уступающего ему, его взгляд, обреченность, с которой он наносил удар за ударом, что-то неправильно задевали внутри, заставляя сдерживаться. И поднять рухнувшую балку, до последнего игнорируя подступающую темноту.

– Кто ты? – спросил Стив, когда упал, зажимая ладонью глубокую колотую рану в боку. – Скажи мне, я помогу. Я отчего-то, – во рту было солоно от крови, а перед глазами мелькали темные мушки – предвестники потери сознания, – хочу тебе помочь. Кто… ты. Имя?

– Ты. Мое. Задание, – хрипло и исступленно повторял солдат, и брови его горестно заламывались, как от боли. Будто он больше всего на свете хотел быть не здесь.

– Так заверши его, – с трудом выговорил Стив. Свое он выполнил. Мир в очередной раз рушился, грозя погрести его под обломками, и в этот раз от разочарования ему совсем не хотелось бороться. Кусок корпуса под ним отломился, он еще успел увидеть, как дернулся его противник, хватаясь за горло, и подумать: “Ну вот и все”.

Когда из темноты его все-таки выдернула непривычно твердая, будто неживая рука, Стив наконец окончательно потерял связь с реальностью.

– Мне нужно найти кое-что, – было первым, что услышал Стив, открыв глаза. Бок не болел, одежда была сухой, а желудок голодно заурчал, уловив запах крепчайшего кофе и жареного мяса. Та же жесткая рука дернула его, усаживая, и вокруг стало светло. Оглядевшись, Стив обнаружил себя возлежащим на шелковых подушках посреди…

– Это что? Шатер?

Солдат не ответил. Молча протянул ему крошечную чашку и подвинул блюдо с неизвестными сладостями.

– Мне нужно найти кое-что. Я спас тебя, – рублеными фразами, будто с трудом подбирая слова, повторил он.

Стив потрогал прорезь в своем костюме, ровно там, где у него должно было быть ножевое в печень, нащупал гладкую кожу без рубца и отпил кофе.

– Что? – спросил он, отправляя в рот кусок орехового пирожного, сочащегося медом. – Вкусно.

– Небольшую старинную лампу. Она была у человека по имени Пирс. Человек мертв. Лампу нужно найти, пока она не попала… в плохие руки.

Стив, нахмурившись, еще раз обвел глазами восточное великолепие, окружавшее его, скользнул взглядом по закованным в золото предплечьям своего странного спасителя и повторил:

– Лампу. Как в сказке.

Солдат поджал удивительно красиво очерченные яркие губы и взглянул вдруг пронзительно, почти с болью, будто силясь что-то сказать, но промолчал.

– Найдем. Обещаю. У тебя есть имя?

– Я откликнусь на любое.

– Я буду звать тебя Баки, – почему-то решил Стив. – Можно?

Баки повел плечом и поднялся – плавно, аккуратно переступая босыми ногами. Голые гладкие ступни удивительно гармонировали с шелком толстого ковра, на котором сидел Стив, и дико диссонировали с тяжелым тактическим костюмом.

– Вот, – коротко сказал он и поставил перед Стивом низкий столик, на котором уместился поднос с еще шкварчавшим мясом, горка странных лепешек, блестевших от масла, и серебряный кувшин с узким горлышком и изогнутым носиком. – Ешь, и тебе надо вернуться.

Рот сам наполнился слюной, и Стив решил, что с расспросами можно подождать – даже если это его подсознание так удачно шутит, а на самом деле он давно захлебнулся грязной водой, то торопиться ему тем более некуда.

Лепешки были вкусными, а мясо таким сочным и мягким, что Стив едва не вылизал тонкий поднос, на котором это все лежало.

– Очень вкусно, спасибо, – поблагодарил он, принимая богато украшенный камнями кубок с вином. – Баки, как ты сделал это? – Стив снова провел по прорези в костюме. – Такое ранение даже у меня не заживет без хирургического вмешательства.

– Моей рукой нанесено, – медленно произнес тот и тоже коснулся прохладными шершавыми пальцами абсолютно целого бока. – Я и… отозвал, – он взглянул на Стива чуть грустно, измученно, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Это сложно, Стивен-ибн-Роджер.

– Просто Стив.

Он допил вино и поднялся, аккуратно разгибаясь в незнакомом ограниченном пространстве шатра. Ничего не болело, даже перенапряженные мышцы, которые он едва не надорвал, поднимая тяжелую балку. Босые ступни приятно зарылись в длинный гладкий ворс ковра, и он на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь этим мирным ощущением в преддверии очередного раунда с разрушенным его стараниями миром.

– Пойдем, – наконец скомандовал он, и Баки подал ему ботинки, на которых не было ни единой царапинки.

Они вышли на выжженный, усеянный обломками берег Потомака, и Стив, оглянувшись, не увидел шатра. Баки же был рядом – за левым плечом. Обутый в тяжелые сапоги, неизвестно как и когда появившиеся на нем.

Голова не шла кругом от странности происходящего – Стив знал за собой эту особенность: когда определенный предел удивления оказывался достигнут, он на долгое время терял способность испытывать внутреннюю “щекотку”, диссонанс и потребность говорить “этого не может быть”. Идеальная адаптация организма к переменчивому окружающему миру.

Его искали. Черные вертушки ЩИТа кружили над Потомаком, как мухи над патокой, а потому и заметили их довольно быстро: не задавая лишних вопросов, спустили веревочную лестницу, осмотрели и доставили в госпиталь, игнорируя все возражения.

– Капитан? – Мария контролировала все и всегда, а потому она была первой, кто вошел в смотровую после дежурного врача – бесконечно усталого мужчины средних лет. Ее взгляд сразу остановился на Баки, моментально оценивая его опасность. – Это…

– Это Баки, – спокойно ответил Стив. – Он спас меня.

Мария дернула бровью – наверняка у нее были какие-то записи с хэлликэриеров, на которых они с Баки увлеченно месили друг друга, но она по-умному оставила комментарии при себе.

– Баки, – повторила она, будто запоминая. – Хорошо. С вами все в порядке. Ваш… друг от осмотра отказался.

– С ним тоже все хорошо. Он суперсолдат, как я. С ним… Мария, с ним делали что-то страшное, и я хочу, чтобы мы приложили все усилия для того, чтобы помочь ему.

Мария перевела взгляд на Баки, что-то прикидывая в уме, и медленно произнесла:

– Решать это, безусловно, не мне, но вы в который раз спасли мир, Стив. Думаю, вы можете требовать печень любого на золотом блюде, не то что… реабилитацию человека, незаконно удерживаемого ГИДРой против воли. Я верно понимаю ситуацию? – она взглянула на Баки, но тот застыл, будто не слыша ее. Так застывает солдат почетного караула у ворот, ведущих во дворец монарха.

– Верно, – ответил за него Стив. – Если у вас нет к нам вопросов, то…

– Да, – Мария быстро приложила две карты-пропуска к какому-то портативному считывателю и протянула их Стиву. – Временные пропуска. Зная вас, уверена, вы сунетесь прямиком туда, где жарче всего.

– Да, я хотел бы помочь спасателям.

Мария на мгновение поджала губы, но кивнула, не став указывать ему на то, что даже суперсолдатам необходим отдых.

Стоило ей выйти, как Баки сжал запястье Стива с выражением безнадежного отчаяния на лице.

– Поздно, – тихо сказал он. – У лампы уже есть хозяин, и он требует меня к себе.

– Куда? – Стива странно испугала мысль потерять его, не успев помочь.

– Недалеко. Мне нужно… Вызов слабый, но я чувствую его.

– Возьми меня с собой. Я поговорю с тем, кто… кем бы он ни был.

– Поздно, – повторил Баки. – Он достал лампу, она у него, он знает, что это, он прикоснулся к ней, повязал кровью, и теперь я его. Трижды. Ты ничего….

– Даже если я ее отберу? Лампу?

– Он все равно сможет мне приказать. Трижды.

– Как в сказке, – без вопросительной интонации произнес Стив, не заметив, что сжимает запястье Баки, закованное в наручи. – Возьми меня с собой. Или это запрещено?

Баки склонил голову, прислушиваясь к себе, и от этого его волосы, смолянисто-черные, тяжелые, показались Стиву дымчато-серыми, будто тот уже начал растворяться в воздухе.

– Нет, – наконец ответил Баки. – Не убивай его. Это причинит мне боль, – сказал он прежде, чем Стива закружило, как в водовороте, протягивая сквозь пространство, как сквозь игольное ушко, и единственное, что он четко ощущал в этой мешанине из звуков завывающего ветра, нехватки воздуха и боязни не собраться обратно в правильном порядке, был твердый металл наруча Баки и острые грани большого камня, впивавшегося в ладонь.

Когда мир перестал сжиматься вокруг, как нутро змеи, заглотившей кролика, Стив обнаружил себя в палате. На узкой койке, принадлежавшей явно не клинике ЩИТа, лежал забинтованный по самые глаза человек. Его едва видные из-под бинтов кончики пальцев, с трудом шевелясь, гладили какой-то небольшой тускло блестевший предмет, который в складках сбившейся простыни было не рассмотреть.

– Я… вился, – одними губами выговорил он, с трудом разлепляя воспаленные веки. Глаза у него были темными, как тутовые ягоды, и странно знакомыми.

– Я жду приказаний, – мертво-механическим голосом ответил Баки, и тут человек, ставший его хозяином, с трудом переведя взгляд, увидел Стива.

– Странные… глюки. Одно желание… исполнилось. Напоследок… взглянуть.

– Желание? – немного оживился Баки.

– Не, – ответил человек и странно всхрипнул, будто хотел рассмеяться, и не смог. – Не… пройдет. Хитрожопый ты… ну и я… не пальцем… деланный. Хочу быть абсолютно, феерически здоровым, оставаясь при этом человеком, живым, сохранившим все функции, черты характера, части тела, внешность до этих травм, сознание, психику, моторику, память, потенцию, возраст и мелкие заебы. Личность, короче. Усек? Выебнешься, сотрешь мне память, сделаешь уродом или младенцем – следующее мое желание тебе очень, очень не понравится. Валяй.

Он хлопнул кончиком пальца по гладкому металлу того, что Стив определил как ту самую лампу, будто ставя точку в перечне требований, и руки Баки засветились, по коже поплыли золотые искры, и Стив на мгновение увидел его другим: мощным, почти обнаженным, одетым лишь в легкие газовые шаровары и тяжелое золото, с волосами до талии и тонким платком, скрывающим нижнюю часть лица.

– Слушаю и повинуюсь, – нараспев произнес Баки, и золотые искры потоками хлынули от него к человеку, оплели его коконом, впитались в бинты, просочились под них, и тот захрипел, задергался, как в судорогах, приборы истошно взвыли и умолкли, отсчитывая уже ровный сердечный ритм.

Человек сел, потрогал бинты, стягивавшие лицо, и посмотрел на Стива.

– Жаль, оставшиеся желания мне нужны для другого, иначе захотел бы исчезнуть отсюда, так, чтобы ты не нашел. Но, видно, не судьба.

Он вынул из ножен застывшего неподвижно Баки нож и срезал бинты.

Стив знал, кого увидит, сразу, как услышал голос. У него все же была идеальная память.

– Рамлоу.

– Кэп. Ничего личного, помнишь? Принцесса, следуй за мной, надо выбираться отсюда, – он подкинул на ладони небольшую золотую лампу – точь-в-точь, как в той книге, которую Стиву в детстве читала мать, только меньше – эта легко помещалась на мужской ладони.

– Он никуда не пойдет, – решительно произнес Стив. – Ты – преступник, Рамлоу.

– Скорешились уже, – Рамлоу с прищуром оглядел поочередно Баки, его самого и оскалился неприятно, по-волчьи. – Потрачу две минуты своего охуенно бесценного времени, чтобы прояснить. Вот это, – он показал Стиву лампу, – моя ядерная кнопка. Принцесса Ясмин не запыхается довершить начатое хэлликериерами, она, знаешь, почти всесильная. Но мне похрен на дело ГИДРы, Роджерс. Я хочу выбраться отсюда живым и свалить в закат. А потом захотеть от принцессы чего-то приятного. Хоть бы и гаремных удовольствий, – он с интересом оглядел Баки, бесстрастно глядящего поверх его плеча. – Умеешь трахаться, принцесса?

– Как прикажет мой господин, – так же равнодушно отозвался Баки, и Стив почти ослеп от накатившей ярости, сжал кулаки и чуть наклонился вперед, готовый придушить чертова предателя голыми руками.

– Рамлоу! – рявкнул он.

– Да пошутил я, – отмахнулся тот, соскальзывая с постели и разминая ноги. – Что за хуйня?! – заорал он и завертелся волчком, до того напоминая собаку, увидевшую свой хвост, что Стив невольно ухмыльнулся – ярости как не бывало. – Хвост?! Сука, ты приделал мне хвост?! Да я урою тебя, шутник хренов!

– Приказа не добавлять ничего не было, господин, – так же бесстрастно отозвался Баки, но Стив ощущал его злорадство так же четко, как свое собственное. – Ты абсолютно, феерически здоров, остался человеком, жив, сохранил все функции, черты характера, части тела, внешность до травм, сознание, психику, моторику, память, потенцию, возраст и мелкие заебы. Личность, короче. Не урод, не младенец, память сохранена в полном объеме. Господин желает удалить хвост?

Рамлоу дернул длинным хвостом с частым костяным гребнем, едва не снеся больничную койку, и сплюнул на пол.

– Хуй там. Желать я не буду. Но если ты еще раз… – он обхватил запястье Баки гибким концом хвоста, но Стив преградил ему путь, дернул за эту чертову пятую конечность и, прижав Рамлоу спиной к своей груди, сдавил его горло в захвате.

– Это если ты еще раз позволишь себе угрожать…

– Джинн мой, Роджерс. Умру я, и ему будет очень-очень больно. Лампу ты тоже не отберешь. Отпускай, надо уметь проигрывать.

Стив выпустил его и, порывшись в шкафу, швырнул в Рамлоу найденными там разномастными шмотками:

– Я иду с вами.

В общей суматохе им удалось выбраться без особых проблем. Рамлоу, ловко вскрыв первую попавшуюся машину, повез их куда-то за город. Стив не знал, куда они едут, и что будет дальше. Его щит остался где-то на дне, среди символических обломков очередного этапа его жизни, и что будет дальше, он понятия не имел.

Они подъехали к заброшенному дому, стоявшему на отшибе небольшого городка, под утро. Стив упорно боролся со сном, но он был на ногах уже третьи сутки, а потому все-таки очнулся от того, что машина сначала замедлила ход, а потом и вовсе остановилась. Он лежал головой на коленях у Баки. По ощущениям, в отключке он пробыл не меньше часа, но силы восстановились почти полностью, и по грустным, каким-то больным глазам джинна Стив понял, кто был тому причиной.

– Спасибо, – одними губами произнес Стив, пожимая грубую твердую ладонь и замирая от горькой, странной гордости во взгляде Баки. От того, как тот едва заметно дернул уголками пухлых ярких губ и тут же снова стал бесстрастным, стоило Рамлоу повернуться к ним и ухмыльнуться:

– Приехали, голубки. Тащите свои задницы в дом.

Баки легко выскользнул из машины и замер, даже не пытаясь помочь Рамлоу, возившемуся с тяжелыми старинными засовами на мощных воротах, больше напоминавших замковые – казалось, они могут выдержать любую осаду. Стив тоже не спешил предлагать свою помощь – Рамлоу справится, Баки ведь вернул ему весь запас сил, а, помнится, тот был немаленьким. Рамлоу не зря был старшим группы. Более отчаянного, сильного, изворотливого и выносливого бойца было еще поискать.

И тот оказался предателем. Не раз прикрыв Стиву спину, в конце концов Рамлоу выстрелил в нее сам.

Попытался.

Внутри было пыльно, пахло затхлостью и даже немного плесенью. Рамлоу первым прошел в небольшое помещение, идущее первым по узкому коридору, больше напоминавшему зазор между двумя ярусами осадных стен, и, пощелкав вполне исправной аппаратурой, замкнул периметр.

– Крепость, – как мог нейтрально заметил Стив.

– С ГИДРой жить – нору поглубже рыть, – отбил Рамлоу. – Простите, клининговая компания сюда не приедет, так что пожрем консервов, три часа на сон и за уборку. Я собираюсь тут окопаться по меньшей мере на пару недель, пока мы не выясним условия. Да, ваше высочество? – подойдя вплотную, он потрепал бесстрастного Баки за подбородок, как любимого ребенка, и не успел Стив возмутиться, как он уже удалился на кухню, насвистывая что-то веселое, но отдаленно напоминающее похоронный марш. Его хвост при этом отбивал по стенам четкий ритм.

– Я не позволю ему обидеть тебя, – тихо пообещал Стив. – Обещаю.

– Он человек. Человек не сможет причинить мне сколько-нибудь заметный вред, не потратив при этом желание. Этот хозяин слишком любит себя, чтобы тратить… ресурсы на что-то, кроме собственного блага. Его желания будут скучными. И безопасными.

– Он говорил о… – Стив знал, что смутился, не зная, как упомянуть те самые “гаремные утехи” и не обидеть при этом Баки.

Джинн почти лукаво дернул бровью и едва заметно улыбнулся.

– Он знает, что я могу убить его таким способом. Он не решится. К тому же хозяин… любит все земное. Осязаемое. Деньги. Здоровье. Безопасность. Силу. Скорость. Секс он может получить от кого угодно, а деньги и здоровье только от меня. Он не глуп… не глупее остальных людей.

– Кто не придет на кухню прямо сейчас, тот не жрет, – крикнул откуда-то Рамлоу. – Принцесса, ты светом луны в четырнадцатую ночь питаешься или жрешь, как все?

Баки, оглянувшись на Стива, скользнул по коридору и бесстрастно спросил:

– Господин желает знать наверняка?

– Обойдусь. Пирс был прав. Ты на редкость изворотливая тварь.

– Не выражаться, – не выдержал Стив. – Неужели обязательно унижать того, кто полностью от тебя зависит?

– Ты мне скажи, – Рамлоу бросил кривой нож, которым довольно ловко распотрошил жестяную банку с тушенкой, и подошел вплотную, будто надеясь, что Стив отступит. Стив, конечно, отступать не собирался. – Как это – быть круче всех и при этом тупым, слепым и…

Стив не понимал, о чем он. С подчиненными он всегда был предельно вежлив, ни разу не допустил ни единой вольности, не говоря уже о грубой лексике или неуставных проявлениях неприязни. Рамлоу так вообще, скорее, ему нравился, с ним было легко и приятно работать.

– Не припоминаю, чтобы хоть раз позволил себе выйти за рамки, – начал Стив, но Рамлоу, фыркнув, нагло его перебил, и тонкий твердый хвост вдруг оплел сначала его щиколотку, потом скользнул к колену, прошелся по бедру неприлично близко от паха и наконец сжал ягодицу, видимо, свернувшись кольцом. Стив ухватил гибкий отросток и, намотав его конец на кулак, с силой дернул, надеясь причинить боль, но Рамлоу только распахнул темные губы, и его почти невидимые на фоне темной радужки зрачки стали просто огромными.

Он подался вперед, жадно глядя в глаза, а Стив смотрел на его губы, сжимал в руке теплый голый хвост и чувствовал, как до него медленно, но верно доходит. Как собираются кусочки картинки, один к одному. Все эти намеки, манера задеть бедром, словом, все эти подначки и кривые улыбки.

– Ничего личного, да? – наконец, спросил Стив, выпуская обжегший руки хвост, и Рамлоу, будто придя в себя, снова оскалился.

– Абсолютно. До недавнего времени было, да? Но ты так крепко подсел на прекрасные глаза принцессы Ясмин, Аладдин, что я, как злой Джафар, ощущаю неодолимое желание сделать так, чтобы ты страдал.

Он отошел к столу, вывалил содержимое банки в глубокую миску и сунул ее в микроволновку. Хвост его при этом метался, лупя по мебели, как тяжелый хлыст из сыромятной кожи.

– Правила, – произнес Рамлоу, закидывая сразу три пачки спагетти в закипевшую воду. – Джинну разрешается есть что угодно, надевать что угодно, прятаться в лампу, обустраивать жилище, разговаривать без разрешения, петь, плясать и морально разлагаться. Запрещено: вредить себе и мне, привлекать внимание посторонних… Роджерс не в счет. Молчать об обнаруженных угрозах моей и нашей общей безопасности. Менять реальность и мое тело без особых на то указаний. Жаловаться на жизнь… Потом еще озвучу, когда придумаю, – он помешал спагетти в огромной кастрюле и дернул хвостом. – Обязанности по кухне разделим.

– Как долго мы тут останемся? – спросил Стив, и Рамлоу оглянулся и смерил его насмешливым взглядом.

– Тебя вообще никто сюда не звал. Наоборот, я позволил тебе остаться. Улавливаешь?

– Как долго мы здесь останемся? – повторил Стив. – Что ты вообще собираешься делать?

– Помоги, – Стив молча взял огромный дуршлаг и дождался, пока Рамлоу сольет воду. – У меня план простой. Сформулировать желание так, чтобы остаться с деньгами и на свободе. Потом прихватить принцессу и свалить из страны. Ну, или как вариант: я заставлю Принцессу ходить голой и буду наслаждаться видом, пока меня не хватятся. Потом на тех, кто хватится, натравлю ее и все равно свалю в закат, только принцесса будет грустной. Она не любит убивать, особенно таких красавчиков как ты.

Стив взглянул на Баки, обреченно смотревшего в окно, будто сказанное его не касалось, и хрустнул кулаками, уперев их в стол.

– Вот как мы поступим, – после недолгих раздумий произнес Стив. – Ты загадываешь второе желание. Что-нибудь не очень сложное: мороженое с шоколадной стружкой или золотую зажигалку. Я восстанавливаю твой статус вполне официально. Тебя оправдывают, ты загадываешь третье желание, такое же простое, не включающее в себя мировое господство, смерти и прочую дрянь, и отдаешь лампу мне. После этого я тебя знать не желаю.

– А как же феерический секс? – дернул бровью Рамлоу. – Как же обнаженный красивый мужик, варящий мне кофе по утрам? И с чего ты вообще взял, Роджерс, что я не залуплюсь, и третье желание будет таким, как ты хочешь?

– Потому что иначе я тебя убью, – просто ответил Стив. – Неважно, как и когда, насколько мне известно, неуязвимым и бессмертным тебя не сделает даже джинн. Просто знай, – он подошел к Рамлоу вплотную и сгреб его за грудки, – я это сделаю.

– Тогда вторым желанием мне лучше приказать убить тебя, не находишь? А уж третьим – требовать оправдания и свободного доступа к счетам.

– Рискуешь не учесть всего, и выйдет как с этим, – Стив обхватил ладонью основание хвоста Рамлоу и со смесью удовлетворения и злорадства увидел, как его зрачок снова расплывается, закрывая радужку.

– Поправочка: без голых мужиков и телесных радостей я оставаться не желаю. Новое правило: по дому голым будешь ходить ты. И варить мне кофе. Отравишь – ему будет очень-очень больно, – Рамлоу схватил его за ягодицу горячей ладонью и вжал в себя, жадно, по-животному притираясь бедрами. – Как насчет твоей ягодки, Кэп? Вместо его? Он у нас несверленная жемчужина. Я могу его заставить, мне даже желание не нужно будет загадывать. Просто впишу в правила – ходить голым, ублажать господина. Баш на баш? Ляжешь на амбразуру вместо очередного униженного и угнетенного?

– Главное, чтобы амбразура выдержала, – Стив сдавил ладонью его подбородок, физически ощущая закипающую в нем ярость, – и мне ты точно не можешь ничего запретить. Амбразура.

Он впился в губы Рамлоу так яростно, намеренно причиняя боль, что не сразу заметил, что тот стонет, извиваясь в его хватке, все сильнее подаваясь навстречу.

– Договорились, – прохрипел он, слизывая кровь с прокушенной губы. – А ты горячий, Кэп.

– И голодный.

Рамлоу отошел на шаг, даже не пытаясь скрыть возбуждение, и оскалился:

– Где мой кофе? И почему ты до сих пор одет?

Стив молча расстегнул куртку, глядя при этом только на Баки. Тот смотрел в ответ с таким страданием, с такой мольбой, что Стив, не выдержав, подошел к нему и приложил его ладонь к своей щеке.

– Ничего не бойся, – сказал он.

Баки погладил его по щеке и плавно, будто встряхнувшись, перетек в другую форму: ту, что Стив видел в больнице. Стал выше и мощнее без панциря тактического костюма, весь будто покрытый золотой пудрой. Дым его волос колебался вокруг лица, то сворачиваясь в почти материальные пряди, то снова растворяясь. Стив, поддавшись искушению, погладил его губы через тонкий черный платок, скрывающий нижнюю часть лица, и с восторгом почувствовал, как те приоткрылись, оставляя на ткани небольшое влажное пятно.

– Я все еще жду кофе, – напомнил вдруг Рамлоу, о котором Стив почти успел забыть. Его взгляд жег голую спину, и Стив, не оборачиваясь, скинул ботинки и стянул штаны, оставаясь в одном белье. – Уже лучше.

Тонкая ткань заструилась вокруг бедер Стива, тесные слипы исчезли, а на их месте появились тонкие шелковые штаны. Полупрозрачные, легкие – в них нагота была будто облагорожена, окружена загадкой.

Рамлоу присвистнул, даже с места поднялся, чтобы лучше рассмотреть.

– Пусть будет, – милостиво разрешил он. – Почувствуй себя султаном. В пупок бы тебе еще бубенчик, Кэп.

– Не зарывайся, Рамлоу.

– Зови меня “господин”, не ошибешься.

Стив, развернувшись, стиснул его горло рукой, но Рамлоу лишь оскалился, так явно нарываясь, что поддаваться ему показалось Стиву глупым.

– Кофе с ушибом гортани пить проблематично, не так ли?

Рамлоу облапил его задницу, так явно наслаждаясь ощущениями, что даже глаза прикрыл, плевать, похоже, желая на то, что Стив мог ему легко вырвать кадык.

– Жемчужина гарема, – прохрипел он, – Луноликая Лейла.

Стиснув напоследок Стива в довольно крепком объятии, Рамлоу отбросил его руку, растер горло и заявил:

– Пойду в подвал отопление включу. А то как бы мои жемчужины не померзли голышом.

Он хотел дотронуться до Баки, но Стив перехватил его руку и вывернул в захвате, снова заставив засмеяться – неприятно и хрипло.

– Мы договаривались, – напомнил Стив.

– Ладно, Цербер Луноликий, чтобы я пришел, кофе уже был на столе.

Стив выпустил его, и Рамлоу, с оттягом хлопнув его по заднице, вышел.

– Зачем ты? – почти беззвучно спросил Баки.

– Потому что могу за себя постоять, – Стив взял его лицо в ладони, совсем не так, как до этого Рамлоу, и тяжелая серьга в ухе Баки скользнула по коже холодной змеей. – Я тебя освобожу. Разберусь с Рамлоу, и это будет моим первым и последним желанием. Обещаю.

Глаза Баки наполнились жалостью и надеждой, едва заметной, горькой, тысячи раз не оправдавшейся.

– Это невозможно. Я не могу освободить сам себя.

– Мы найдем того, кто может. Обещаю, что не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь.

Склонив голову на бок, Баки прижал руку Стива к своему плечу и на мгновение прикрыл глаза.

– Не уверен, что стою этого.

– Ты стоишь всего.

– Я ведь даже не настоящий. Смесь первородного огня и магии. У меня нет души.

Стив прижал его к себе, ощущая странное, ни с чем не сравнимое желание присвоить его. Вернее, чтобы Баки захотел принадлежать ему добровольно.

– Ты настоящий. Ты чувствуешь.

Чуть вытянутые к вискам глаза Баки потемнели, и в них Стиву почудились отблески того самого огня, яркие всполохи стихии, из которой, по преданиям, когда-то родился мир.

Стив гладил кончиками пальцев яркие губы сквозь ткань и не мог отвести взгляд, чувствуя, что ради Баки сможет все и еще немного больше.

– Ромео и Джульетта, – ехидно произнес вернувшийся Рамлоу. – Запретная любовь в серале. Но кофе вкусный, Роджерс. Давай отпускай моего джинна, и садитесь жрать. Нам еще поспать надо успеть.

Баки согласно прикрыл глаза, и Стив с сожалением выпустил его, разжав ладони. Баки тут же распался дымом и исчез где-то в кармане у Рамлоу.

– Пошел к себе, – ответил на незаданный вопрос тот. – Очень благородно с его стороны. А ты дурак, Роджерс. Джинны – хитрые изворотливые твари, злопамятные и бесчувственные. Этот играет с тобой, как портовая блядь с наивным юнгой. Он будет вертеть тобой, как хочет, поимеет и выпьет, как виски. Освободишь его, поведясь на жалостливые глазки и скорбно опущенные плечики, и останешься в дураках. Джинны не люди. Они не умеют любить. Он выбрал тебя, поймал на волоокий взгляд, и вот ты уже голый варишь кофе и готов лечь под меня вместо него. Сечешь?

– Это будет моей ошибкой, и тебя ее последствия не касаются, – отрубил Стив. – У нас сделка. – Макароны на вкус были вполне ничего, а потому он добавил с меньшей агрессией: – Не всегда стоит судить других по себе, Рамлоу.