сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Потому Брок тяжело поднялся, пережидая ставшее привычным головокружение – отказ в закреплении связи, когда партнер уже был найден, здоровья не прибавлял – он натянул поверх пижамы толстый халат и пошаркал к камину. За ночь дрова прогорели, и в комнате стало прохладно. Из-за сырости растопить заново получилось не сразу, но потом дрова весело затрещали, отгоняя ночных призраков, и Брок, принимаясь варить кофе, уже мог найти в себе силы придумать занятие на день: разобрать удочки, они, похоже, не пригодятся до весны; починить капкан на мелкого зверя; разгрести скопившееся барахло в сарае, раз уж для дальнего обхода погода выдалась неподходящей.
Завтра вообще обещали бурю, по рации передали штормовое, и Брок, вынужденный сидеть в четырех стенах, старался найти себе занятие, потому что стоило ослабить бдительность – и голодная, черная тоска набрасывалась на него, наваливалась неподъемной тяжестью, оставляя лишь одно желание: лечь и сдохнуть.
Подыхать он не собирался, но сейчас многое отдал бы за то, чтобы вернуть покой, который успел обрести в этой глуши. Покой, которым он наслаждался весь последний год до той чертовой встречи. До того, как протянул руки тем двоим, обнажая метки, и не получил в ответ ничего, кроме настороженности и сочувствия.
Позавтракав, он взглянул на барометр. Давление падало так стремительно, что становилось понятно: буря надвигается гораздо быстрее, чем прогнозировали. Не став дожидаться, пока сорвавшийся ветер усилится, Брок быстро оделся, натянул поверх привычного камуфляжа дождевик, и вышел из дома.
На улице было холодно. Не так, как зимой, когда сухой, приятный мороз, скорее, добавлял бодрости, а той самой неприятной, промозглой, сырой стылостью, от которой ныли кости и портился характер. Обойдя вокруг дома, он позакрывал ставни и запер их на тяжелые засовы. Подпер дверь погреба, закрепил бочку для сбора дождевой воды ремнем, взобравшись по приставной лестнице, остановил флюгер, чтобы тот своим едва слышным скрипом не действовал на нервы, запер сарай, которому, похоже, выпало остаться неразобранным и, продрогнув до костей, вернулся в почти уютное тепло дома.
Заварив чай, он смотрел в единственное незакрытое окно кухни на то, как взбесившийся ветер рвет с деревьев последнюю листву и думал о том, что в такую погоду хорошо устроиться в постели с кем-то неравнодушным, разжечь камин, заготовить еды, глинтвейна и просто почувствовать себя живым. Он бы попытался – ей-богу, попытался бы – если бы до ближайшего места, где можно было разжиться приличным партнером на ночь, не нужно было сначала идти пятнадцать километров пешком, до затерянного у заброшенной лесной дороги гаража, а потом трястись еще две сотни километров до небольшого городка, где один хрен все всех знали, а, значит, и шансы на анонимность были нулевыми.
Что ж, похоже его время для анонимных потрахушек на одну ночь истекло. Да и кто даст гарантию, что и так ослабленный срывом установки связи и депрессией организм не дал бы первый, но от этого не менее позорный сбой, отказавшись сношать плохой заменитель недостижимого идеала.
Мечты о том, как они устроились бы втроем на его широкой кровати, как касались бы друг друга, зная, что никуда не нужно спешить, как было бы жарко в вечно прохладной спальне, он оборвал, еще не успев как следует выпасть из реальности. Тем более она, эта реальность, не радовала: оглушительно завыл ветер, пригибая к земле куст дикого плюща, который Брок зачем-то посадил у колодца, и внезапно, страшно хлынул ливень.
Вода бежала по стеклу сплошным водопадом, в сгустившейся тьме не было видно дальше нескольких метров, и Брок порадовался вдруг, что не ушел куда-нибудь затемно, поверив, что буря начнется не раньше завтрашнего утра. Отхлебнув горячий травяной настой, призванный поддержать иммунитет (хотя какой, к чертям, иммунитет у того, кому так грубо обрубили связь?), он опустил жалюзи и включил свет, надеясь, что генератор не заглохнет. Что не придется тащиться таким ненастьем в пристройку и заводить этого допотопного монстра, что буря не продлится больше недели, и горючее, которое ему доставляли вертушкой раз в месяц, не успеет закончиться.
Он уже разобрал и почистил весь свой арсенал, рассортировал и зачехлил удочки, выбросил несколько совсем негодных блесен, а остальные запаковал до лучших времен, разморозил мясо и потушил его в казане, гадая, на кой хрен готовить на целый полк, если у него нет даже собаки, которой можно скормить остатки, вымыл посуду и открыл бутылку вина, надеясь немного скрасить гадостное чувство, поселившееся в душе, хорошим глинтвейном, как услышал странный шорох у двери, а потом и быстрый, уверенный стук.
Подхватив ружье, Брок попытался сквозь стекло рассмотреть, кто там пожаловал в его «резиденцию», находящуюся у черта на рогах, но ничего так и не увидел в наполненной дождем и ветром темноте.
Отперев тяжелый засов, он открыл еще несколько замков и толкнул тяжелую дверь. Погода стояла такая, что Брок тут же стал мокрым с головы до ног. Вглядевшись в темноту, он отступил на шаг, и в то же мгновение в дом ввалились два упакованных по самые глаза тела. Брок едва успел подхватить одного гостя, едва державшегося на ногах, а второй, покачиваясь, привалился к стене.
– У него жар, – хрипло произнес Баки, стягивая капюшон.
– И тебе доброе утро, – буркнул Брок, пристраивая тяжеленного Стива на скамейку у двери.
– Я бы в жизни к тебе не сунулся, прости за откровенность, – Баки расстегнул плащ-палатку и принялся стягивать обувь. – Но Стив сегодня вообще плох. Приперся сдавать работу с температурой, начальство свалило, а он остался меня дождаться. Ну, и дождался. Пока я закончил на своем участке – ветер поднялся. Вертушку отпустили, а дорогу размыло, ни один трактор не пройдет. До базы, пофиг его или моей, – десять километров. К тебе ближе.
Брок хотел ответить что-то резкое, но Стив в этот момент застонал, пытаясь открыть глаза. Брок стянул с него капюшон и потрогал лоб. От прикосновения кожи к коже по всему телу будто прошла короткая судорога, кровь побежала быстрее, а Стив, мотнув головой, вдруг схватил Брока за руку.
– Я не могу так больше, Бак, – произнес он едва слышно. – Не могу. Мне нужно…
Баки, тяжело пошатываясь, опустился на пол у его ног и очень нежно, совсем не так, как разговаривал с Броком, спросил:
– Что, мелкий? Только скажи, ты же знаешь, я…
Стив не ответил. Его отяжелевшая от лихорадки голова запрокинулась, а глаза закатились.
– Помоги, – рявкнул Брок, принимаясь его раздевать. – Стяни штаны, принесли с собой потоп, так пусть хоть только в прихожей будет.
Приподняв тяжелое тело, он помог Баки раздеть Стива до белья и скомандовал, стараясь не смотреть на его налитую страшной чернотой, воспаленную метку:
– В койку.
Рука, по которой шли слова, вспухла и выглядела, как после укуса змеи. Это означало, что Стив мучился от невозможности закрепить связь, и, возможно, его плохое самочувствие тоже связано именно с этим.
– Сам тоже раздевайся, я вам выдам тряпки.
В спальне они вдвоем сгрузили Стива на кровать и Брок, порывшись в шкафу, достал меховое одеяло, которое обычно использовал только зимой. Укутав гостя, он достал три комплекта сухой одежды и, кинув один Баки, принялся раздеваться сам.
– А ты ничего, – хрипло заметил тот, натягивая чуть коротковатые ему штаны. – Как для пятидесятилетнего.
– А у тебя многовато зубов, как для такого болтливого.
– Импланты, – признался тот, ныряя в свитер. – Со Стивом что случилось?
– Ты с ним случился, – Брок осторожно вытащил руку Стива из-под одеяла и обвел кончиками пальцев метку. – Свою покажи.
– Зачем? – Баки подошел ближе и выругался под нос, увидев предплечье Стива. – У меня такого нет. Это из-за тебя.
– Это из-за того, что ты – хамло, – отрубил Брок. – И считаешь себя вправе решать за всех разом.
– Я ничего не решал.
– Ты не принял связь и другу своему наверняка дал понять, что не одобряешь.
– Я прямо сказал, что не стану делить его ни с кем, – нахмурился Баки. – Это из-за этого?
– Ты вообще хоть что-то читал о парах? Не современную муть, а что-то, изданное хоть лет тридцать назад?
– Во времена твоей юности? – оскалился Баки, но осекся под взглядом Брока.
– Вижу, что нет, – заметил он. – Иначе ты бы знал, что партнер это не просто человек, с которым ебаться слаще всего. Это человек, с которым у тебя возникнет прочная связь. И чем старше ты, тем легче она устанавливается и тем страшнее последствия разрыва.
– Мы ничего не устанавливали! – возмутился Баки.
– Но мы встретились, – возразил Брок. – Там, где шансов почти не было. И твой друг… Стив узнал о моем существовании. Судя по метке, он хочет этой связи, но привязанность к тебе сильнее. Не хочет тебя потерять.
– Он умрет? – севшим голосом спросил Баки. – Ему нездоровилось последнее время, но думал, это из-за усталости. Да и стресс. Начальство у него… не лучше моего. За контакты с конкурентами ебут так, что… а у нас контракт. Закончился уже, правда. Сегодня.
– Умереть не умрет, – Брок сжал ладонь Стива в своей и спросил: – Сколько ему лет?
– Двадцать восемь.
– Когда вы были вместе по молодости, сколько было?
– Ему семнадцать, а мне восемнадцать. Он был болезненный… Стоп. Когда мы начали, ну…
– Трахаться.
– Нет! – возмутился Баки так искренне, что Брок не удержался и хмыкнул. – Ты Стива не знаешь, он… правильный. Он хотел с… с тобой, выходит. Мне почти ничего не перепадало тогда. Тебе обязательно его лапать? – агрессивно спросил он, глядя, как Брок ласково гладит ладонь Стива.
– Знаешь другой способ сбить лихорадку, вызванную отказом от партнерства? Я-то знаю, но тебе он понравится еще меньше. Так что изменилось, когда вы стали обжиматься и дрочить друг другу?
– Стив резко прибавил в росте, в весе и болеть почти перестал. Его мама еще шутила, что я как пестицид, вроде, вред один, а на рост и внешний вид влияю положительно.
– У Стива зависимость от связи. Не такая уж редкость. Могу поспорить, что когда вы разбежались, он снова сдал. Но разрыв в семнадцать и почти в тридцать – суть разные вещи.
– У тебя с ним нет связи! – упрямо рявкнул Баки, наклоняя голову, будто собирался бодаться.
– Это у тебя с ним связь через меня, опосредованная. Хочешь или нет, – Брок усмехнулся, но решил не грубить, – ты мой. И он мой. Вы оба принадлежите мне. От макушки до пяток. И то, что вы втрескались друг в друга – лишь благоприятное стечение обстоятельств. Могло быть иначе. Тройка – один из самых редких видов связи, но самый прочный и устойчивый.
– Я не хочу, – огрызнулся Баки.
– Вранье, – Брок поймал его за запястье, и, не обращая внимания на попытки вырваться, задрал рукав. – Как есть наглая брехня, БАКИ. Можешь хоть квадрат Малевича поверх метки намалевать, я все равно вижу, что она не в порядке.
– Пошел ты…
– Нахуй? – Брок изогнул бровь и, усмехаясь, отпустил его. – Схожу. Не раз и с удовольствием, поверь. И тебя свожу.
– Блядь, да что ты за человек? – вспылил Баки, выкручивая руку из его хватки.
– Я психую очень редко, и лучше бы тебе не видеть последствий, – спокойно ответил Брок. – Залезай под одеяло к Стиву, я сварю глинтвейн и вернусь, ему нужен рядом кто-то из нас. Постоянно.
Баки хотел уже открыть рот, чтобы поспорить, но Стив вдруг сел, широко раскрыл невидящие, лихорадочно блестящие глаза и ухватил Брока за руку. Потом перехватил выше, у локтя и прижал его предплечье к своему – метка к метке.
Брок узнал ритуальный жест и тоже обхватил его руку ладонью.
– Нет, – прошептал Баки. – Он же без сознания. Стив!
– Принимаю все, что ты можешь мне дать, – простуженным голосом произнес он, и Брок почувствовал, как к горячей коже будто приложили компресс.
– Отдам все, что имею, – отозвался Брок.
Стив тут же лег обратно и задышал тише, будто уснул.
– Какого хуя это было? – шепотом заорал Баки, запуская обе руки в мокрые волосы. – Он и ты…
– Стив свой выбор сделал. Твоя очередь, – он повторно протянул руку предплечьем вверх, демонстрируя метку. Внутри скребся страх быть отвергнутым снова, но теперь один из его якорей крепко держал его в этом мире, за сохранность психики можно было не бояться.
– Черта с два я позволю полностью отобрать Стива у меня, – выплюнул Баки, принимая руку. – Что я должен сказать?
– Что хочешь. Но советую хорошо подумать перед тем, как раскрывать рот.
– Вы оба мои, – выдохнул Баки и округлил глаза – явно собирался сказать другое.
– И ты весь наш, – приложил его Брок. – Залезай под одеяло, – бросил он на ходу. – Устраивайся. Ты теперь у себя дома.
Выйдя на кухню, он уставился на свои руки – кончики пальцев мелко подрагивали, едва заметно, но ощутимо. Облегчение затопило с головой. Брок, прислонившись затылком к ближайшей стене, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Чего ему стоила выдержка, знал он один, и еще несколько человек из его боевой группы, знавшие истинные масштабы его вспыльчивости. Но с едва обретенными партнерами так было нельзя. Они – самое ценное, что у него было. И это помогло ему сдержаться с Баки. Тот оказался засранцем, конечно, но он теперь засранец Брока, и пришлось проявить максимум терпения.
Брок прислушался к себе. Все, кому посчастливилось установить связь, говорили, что чувствуют партнеров. Но то ли он никак не мог прийти в себя от случившегося, то ли было еще рано для таких проявлений, но единственным, что он ощущал, было облегчение. Из виска будто выдернули раскаленное сверло, на которое он перестал обращать внимание еще три недели назад, предательская слабость исчезла, перед глазами не темнело.
Что ж, похоже, он все-таки дождался. Партнеры ему достались еще те, похоже, особенно Баки с его ревностью и упрямством, но они у него были. Они были его, и он сам впервые за свою долгую жизнь был чьим-то.
Решив отложить на время размышления, к которым он пристрастился за последний год одиночества в глуши, Брок принялся варить глинтвейн. Чуть поразмыслив, он достал из кладовки небольшой столик, который как раз сегодня хотел выбросить, но отчего-то передумал, и принялся разогревать тушеное мясо и нарезать салат. Что ни говори, а парни явно проголодались, пока тащились к нему три с половиной километра в такую непогоду.
Когда он, нагруженный едой, вернулся в спальню, Баки с совершенно диким выражением лица пытался успокоить Стива, который, явно не отдавая себе отчет в том, что творит, упорно скидывал с себя одеяло.
– Он, – начал Баки, снова прикрывая извивающегося на простынях Стива, – он будто с ума сошел.
Стив застонал, снова скинул с себя все, что ему мешало, перевернулся на живот, плавно прогнулся в пояснице, будто подставляясь, и характерно двинул бедрами.
– О, боже, – простонал Баки, – я… я не могу на это смотреть.
– Будто в первый раз видишь, – насухо сглотнув, выдавил из себя Брок. Он пытался отвести взгляд от полуобнаженного Стива и не мог.
– Мы не… – Баки, похоже, был растерян и смущен настолько, что позабыл на время о своем упрямстве, – мы не спали толком. Ну… друг с другом.
У Брока будто молния перед глазами вспыхнула, ослепив. Возбуждение стало почти невыносимым, тяжелым, острым. Хотелось отключить мозг и поддаться инстинктам, задвинуть подальше все принципы и просто брать, жадно, бездумно брать свое.
– Там, на участке, я видел, как вы не спали, – кое-как вернув способность мыслить, сказал Брок, пристраивая раскладной столик на тумбочку у кровати.
– Мы, – Баки с силой провел по спине Стива ладонью, и тот выгнулся под ней, как кот, – мы встретились в начале сезона, весной. Участки оказались рядом. И встречались только там. Лес – не самое подходящее место для того, чтобы… ну, в первый раз. Стив заслуживает лучшего. Я-то, – Баки усмехнулся и склонился, чтобы поцеловать его в плечо, – успел попробовать всего, а Стив – идеалист. Мы хотели после сезона… и тут ты, – не зло добавил он.
– И тут я, – повторил за ним Брок, едва соображая, что говорит. В мозгу будто выжгли: у Стива никого не было. Они оба здесь, в его постели. Они его. Они принадлежат ему. Он может… может все.
– Бак, – простонал Стив, – Баки…
– Я здесь, – Баки тут же склонился к нему, обнимая.
– Прости меня.
– Ч-ш-ш, не говори ерунды.
– Я не смог. Я пытался справиться, и не смог. Я подвел тебя. Я тебя пре… дал…
– Не надо ни с чем справляться, все хорошо, – прошептал Баки. – Я здесь. Мы оба здесь.
Он требовательно взглянул на Брока, и тот двинулся к ним, будто во сне.
– Сделай что-то, – приказал Баки, – ему плохо. Сделай… – он пересилил себя, но договорил: – все, что нужно. Пусть ему полегчает.
Брок стянул через голову свитер, перелез через ноги Стива и устроился по другую сторону от него. Положив ладонь на горячий влажный загривок, он четко произнес ему в ухо:
– Стив, все хорошо, слышишь, парень? Ты дома. Ты мой. Все будет так, как ты хочешь, но для начала приди в себя, начни соображать, что делаешь. И надо поесть.
