Текст книги "Мщение (СИ)"
Автор книги: tower
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Дверь скрипнула и на пороге появился пухлый мужчина, который трусливо посматривал на гостью, взмахнув палочкой. Когда свет коснулся ее лица, он слегка отшатнулся, удивленный.
– Кто там? – прогромыхал женский грудной голос, и мужчина, дернувшись, как от пощечины, тихо проговорил:
– Кажется, это к тебе, дорогая.
Послышалась возня, что-то металлическое громыхнуло и до ее слуха дошли легкие, непринужденные шаги. Через минуту на пороге стояла Кларисса, которая, подняв глаза, с ужасом вытаращилась на незваную гостью. Обойдя мужа, она закрыла дверь у него перед носом и с яростью прошептала, подойдя к Ригель:
– Что ты здесь забыла? И как нас нашла?
– Тетя, – спокойно проговорила Ригель, ощущая дрожь во всем теле, ей было нереально холодно. – Помоги мне, деньги…нам срочно нужны деньги, я все верну, могу дать расписку, но одолжи, пожалу-…
Ее голос дрогнул, еще никого Ригель Забини не умоляла. Она посмотрела на это морщинистое лицо, в котором замечала отголоски матери, а потом прикусила губу до крови, мечтая провалиться сквозь землю. Кларисса Сэлинджер выглядела не на шутку злой.
– Да как ты посмела? – проговорила она, схватив ее за руку и с силой дернув. – Заявилась тут, понимаешь ли, деньги ей нужны. Иди работай в бордели, за такое миленькое личико тебе много заплатят, а к этому дому не смей даже на шаг приближаться, ничтожество, – Кларисса со всей дури оттолкнула ее от себя, будто бы Ригель была чем-то мерзким и грязным, и вытерла свои руки о фартук, морщась. – Как и мать твоя была потаскухой, так вот и ты такой будешь. Прокрутили все деньги, а теперь пришли. Родственники, понимаешь ли, – возмущенно скрестив руки, проговорила Кларисса, а все ее лицо будто бы потемнело от ненависти. – Ошибаешься, вся твоя семья – в могиле, а я для тебя никто. Так что проваливай, пока я не позвала людей.
– Тетя, пожалуйста, – перебила Ригель ее, чувствуя, как внутри просто все колотится. Такого отчаянья она не испытывала давно. – Я правда-правда все верну, только дай деньги… Маркус…его могут убить…
– А мне какое дело? – возмущенно прошептала в ответ, подходя к двери. Обернувшись на секунду, миссис Сэлинджер проговорила безразлично. – Такое же ничтожество, как и Мессия. Смотреть тошно.
Громкий хлопок был для нее спусковым сигналом. Ригель зажмурилась сильно, чувствуя, как внутри все разрывается от крика, и, не выдержав, дала ему волю, вцепившись в перила. Ей было так мучительно больно от бессилия и от понимания, что она никто. Эти чувства разрывали Ригель, вызывая в душе невиданную ранее бурю. Дождь, кажется, усиливался, но она уже не ощущала ни холода, ни унижения, только какая-то ненависть возвышалась над всем, придавая ей невиданную энергию.
Но потом она вспомнила о брате, у которого оставалось так мало времени, и, нащупав под ногами палочку, трансгрессировала домой. Шатаясь, Ригель аккуратно посмотрела во внутрь гостиной, в которой все еще горел свет, и увидела, что Маркус внимательно смотрит в окно, сгорбившись.
Время еще было.
А значит, не было повода сдаваться.
***
Она пришла к дому тети еще раз, но, постучавшись, ей не ответил никто, только штора дрогнула за окном. Забини было все ясно – Кларисса не поможет, и с каждым днем, когда Ригель приходила к этому дому, в ней сильнее разгоралась ненависть. За что она так с ней? Почему она не может единственный раз помочь?
Брат был плох. С каждым днем у него ухудшалось здоровье, а страх будто въелся в кожу, настолько болезненно выглядел Маркус. И чем хуже было ему, тем отчаяннее становилась Ригель. Гордость замолчала, на место ее пришла тупая ноющая боль и осознание, что только через постель она сможет найти деньги. Но к кому же податься?
Вычерчивая губы красным и смотря на свое отражение, Ригель видела, насколько она была неотразима. К ее ногам упадет любой, но выбрать нужно было только самого перспективного. Того, у кого были и власть, и деньги.
Самайн был идеальным вариантом. Несчастный брак, а значит мучительный, ненавистный ему секс с женой – этим можно было воспользоваться. Но выше всего возвышалось то, насколько он был влюблен в нее. Как Кроусон смотрел на Ригель: в этом взгляде было все, начиная от тоски, заканчивая нестерпимой жаждой. Он непременно согласится на эту аферу, но не потребует ли чего большего, воспользовавшись ее отчаянием? Не станет ли играть?
Ригель, нацепив на себя самую соблазнительную улыбку из всех, нервно сглотнула, сжав руки. Какова бы ни была его цена, она заплатит ее. Даже если придется убить себя окончательно, даже если потом она никогда не сможет расплатиться. Для нее брат был выше «я», и она будет бороться, унижаться, ползать в ногах, но сделает все возможное. Таков был ее нрав.
В последний раз заглянув в комнату брата и внимательно посмотрев на него, Ригель обнаружила его спящим. Что-то внутри у нее дрогнуло, какое-то мучительное ощущение надвигающейся катастрофы сдавило ее легкие, но нужно было спрятать отчаяние, боль и свое смятение. Она должна быть сильной и раскованной, чтобы Самайн согласился дать ей денег и не попытался воспользоваться ситуацией.
Вздохнув, Ригель подошла к кровати и поцеловала Маркуса в лоб, из-за чего он нервно дернулся, но не проснулся. Надо было действовать.
Уже через пару минут она стояла у этого вычурного особняка, чье золотое обрамление ослепляло глаза, а рядом был парк с огромными фонтанами, которые стояли в конусном порядке. Все пестрило от изобилия, и чем больше она стояла здесь, униженная и убитая, тем сильнее внутри у нее просыпалась лавина гнева. Мистер Кроусон-старший был чертовой мафией, и деньги, на которые все это было построено – были деньги тех несчастных, что купились на аферу. Как могла она просить у них помощи? Как смела вообще здесь стоять? Только одна надежда заставляла ее выпрямлять спину и идти медленно и грациозно; весь ее вид, все ее жеманство были результатом непрекращаемой битвы тщеславия и любви, единственных эмоций, которые казались ей искренними в потоке нескончаемого лицемерия.
Прикрыв глаза, Ригель улыбнулась ярко, широко, из-за чего у нее заболели щеки, и пошла вперед, смотря на все насмешливым, незаинтересованным взглядом. Что ж, если вся ее жизнь игра, то она никогда не останется простой пешкой, Забини обязательно выбьется в дамки, даже если сейчас ей придется падать все ниже и ниже. Потому что только когда ты находишься на самом дне, единственный путь – вперед, ввысь; ибо только достигнув самого края отчаянья, можно познать всю прелесть безразличия.
Ее встретил дворецкий. Окинув гостью высокомерным взглядом, он пригласил Ригель в гостиную и сказал ждать. Оставшись наедине со своими мыслями и этой аляпистой роскошью, она опять почувствовала нервозность и то, с каким треском летит улыбка с ее губ. Ригель боялась, что времени не хватит; что из-за Клариссы, на которую она потратила столько сил и времени, она потеряла самое важное – минуты, которые могли быть решающими.
Где-то внутри маленькая, злая Ригель колотилась в приступе страха; она скреблась своими ногтями прямо по сердцу и заставляла тяжело дышать. Уверенность таяла с секундами, что он не приходил, поэтому, когда дверь наконец издала характерный звук, Ригель вскочила с дивана, обернувшись и увидев его, Самайна. Он как-то нерешительно смотрел на нее, и к ней пришло странное понимание: ему все было известно.
– Прости, не мог раньше, – и хоть голос его был безэмоционален, она видела, что ему действительно было жаль. – Селена…опять вышла из себя. Ты ей не нравишься, знаешь? – он усмехнулся, отвернувшись, а потом вновь внимательно посмотрел своим глубоким и анализирующим взглядом, ища ответы на свои вопросы. – Зачем ты пришла, Ригель?
Пауза висела в воздухе слишком долго, потому что она не знала, как ответить на этот вопрос. Смотря в эти темные глаза, Ригель видела все, но самое главное – неизбежность, которая роком неслась над ее братом. Спохватившись, она быстро преодолела расстояние и подошла к нему близко, чтобы отчетливее видеть его глаза, и попыталась улыбнуться. Но улыбка трещала по швам.
– Самайн, – тихо, едва слышно, будто в момент она потеряла все свои силы. – Ты можешь помочь мне?
– Хочешь спасти брата? – его кадык дернулся, а глаза стали совсем непроницаемыми.
Ригель кивнула головой, приблизившись к нему еще ближе и положив свои руки на его широкую грудь, ощущая, как напряглось тело.
– Ты же сможешь сделать это? Попросить отца или…одолжить мне денег, я все верну, – продолжала она, пытаясь загипнотизировать его своим взглядом, но в ответ получила только усмешку. Ироничную и горькую.
– Моя цена будет высокой, Ригель, – холодно ответил, сорвав ее руки с груди и переплетя их со своими. – Потому что мне не нужны будут твои деньги, меня интересуешь только ты и никто другой, – сильнее сжав ладони, Самайн холодно усмехнулся, опять посмотрев на нее жаждущим и даже немного яростным взглядом. – Мы избавимся от Селены и будем вместе, а я подарю тебе такую жизнь, от которой ты просто не сможешь отказаться.
Нервно сглотнув, она попыталась было дернуться назад, но он так крепко держал ее, что у нее просто не было возможности. Самайн был очень сильным, а его голодный взгляд, в котором читались годы ожидания, не предвещал ничего хорошего.
Ригель думала. В ней метались странные чувства, но тщеславие было ярче всех. Это было самое выгодное предложение из всех: она не просто спасет брата, но и получит покровительство этого богатого мужчины, который будет лежать у ее ног и благоволить пред ней.
Все складывалось так удачно, но отчего же было так нестерпимо больно внутри? Отчего перед ее глазами на секунду возник образ Альбуса и сердце дрогнуло так по-предательски?
В ней сражались два чувства: тщеславие и любовь, и Ригель была слишком разумной, чтобы выбрать второе, потому что она, любовь, никак не поможет ей, не обеспечит безопасность брату и не улучшит жизнь. Единственный выгодный вариант Ригель – это Самайн Кроусон, и она ни за что не потеряет его.
Улыбнувшись, Ригель приблизилась к его лицу и прошептала прямо в губи:
– Я согласна.
Он целовал грубо, по-жесткому, терзая ее губы, оставляя на них мелкие раны, только ей было плевать. Нужно было как можно скорее возвращаться к брату и сказать, что она обо всем договорилась, что у них обязательно все будет в порядке. Внутри на мгновение образовалось спокойствие: так бывает, когда после стольких дней страха и нервов вдруг появляется спасительный круг.
Их отрезвил скрип двери и какой-то грохот. Самайн, недовольно сверкнув глазами, оторвался от желанных губ и посмотрел на порог, где стояла Селена, у которой на лице застыло выражение ужаса и слепой ярости и чьи руки держали металлический поднос, содержимое которое валялось на полу, и только один бокал катился по паркету, остановившись у ковра, со звоном ударившись о преграду.
– Вы…– прошептала она, схватившись за ручку. Весь ее вид был такой жалкий и побитый, что Ригель усмехнулась, приподняв брови, посматривая на нее из-за его плеча. – Да как…
– Ригель, – громко перебил ее он, отвернувшись от жены. – Думаю, мы договорились.
– Несомненно, – томно протянула Забини, следя, чтобы голос не подвел ее. Свою роль нужно было отыгрывать безупречно.
– Тогда я занесу деньги позже, – глаза в глаза, и весь мир подождет. – Чтобы закрепить наш…договор.
– Эй! – неистово прокричала Селена, но он даже не повернулся. Все его внимание занимала одна только Ригель, и не сказать, что это не льстило.
– До скорой встречи, Самайн, – прошептала она, усмехнувшись, а потом резко пошла по направлению к двери, ощущая яростный взгляд Селены, которая, казалось, еще чуть-чуть и просто завопила бы. – Пока, – непринужденно бросила ей Забини, прибавив шага, не слушая, как та яростно что-то заверещала, призывая ее остановиться. Ригель было плевать, все, что представляло ценность – был ее брат, и нужно было скорее попасть домой и разделить с ним радость.
Волнение переполняло ее душу. Какая-то забытая легкость наполнила тело, и ей было абсолютно плевать, что она собственноручно подписалась на зависимость от Самайна. Право, это было даже прекрасно – он любил ее так преданно и долго, пора уже дать собачке долгожданную косточку. У нее впереди одни только победы, Забини верила в это, улыбаясь счастливо, так искренне, как никогда в жизни.
Трансрессировав домой, Ригель вбежала в комнату брата, но его здесь не было. Нахмурившись, она позвала Маркуса, но ответом ей служила громкая, разрывающая нервы тишина. Забини прошлась по всему дому, заглядывая в каждый уголок, но нигде так и не смогла обнаружить его, и постепенно страх стал наполнять ее, грозясь выйти из берегов.
«Куда он, черт возьми, пошел», – в отчаянье думала Ригель, выйдя наконец на улицу. Парк у их дома был неухоженный, заброшенный, и какое-то гнетущее ощущение ложилось на ее сердце, стоило только посмотреть на эти дикие деревья, и позараставшие дорожки. В детстве это место притягивало своей мрачностью, они играли, резвясь в этих зарослях, прячась от надоедавших гувернанток, которые не очень и пытались искать их.
Какое веселое и беззаботное было у них детство, и насколько одиноким оно казалось теперь. Предоставленные только друг другу, они росли, как дикие звери, не знавшие родительской ласки. Призрак матери возвышался над ними, выходя из говорящего портрета, а живой отец был мертвее всех – он застыл во времени и лишь отчаянно пытался найти хоть какую-то работу. Все это пронеслось перед ее глазами, когда Ригель шла по таким знакомым сердцу тропинкам, меланхолично улыбаясь.
Она шла вперед, лениво посматривая по сторонам, когда увидела его. Маркус лежал на земле, почему-то лицом к траве, и не двигался.
«Какая глупая игра», – насмешливо пронеслось у нее в голове. Право, зачем он вообще разлегся посередине парка на холодной, мокрой траве?
– Маркус, – пролепетала беззаботно, но он молчал. С его губ не сорвалось ни слова.
Что-то внутри вздрогнуло. Ей хватило секунды, чтобы осознать, что это была никакая не игра, а что-то серьезное, и примерно столько же, дабы добраться до него и перевернуть к себе лицом. Ригель закричала, задрожав всем телом и резко отпрыгнула, продолжая с ужасом таращиться на брата.
Его лицо было синим, неественно, болезненно синим, и он смотрел такими пугающими большими глазами, что ее все начало колотить.
– Маркус! Маркус! – закричала она сильнее, опять подбежав к нему и начав трясти его за плечи. Он не говорил ничего и не подавал никакого признака жизни, и чем дольше она дергала его бездыханное тело, тем сильнее внутри у нее все разрывалось на части. – Ну же, очнись!
Слезы градом катились из глаз, закрывая ей обзор. Ригель с отчаяньем стирала их и продолжала звать брата, а потом с криком упала на его грудь, надрываясь от рыданий.
Маркус был мертв, она это знала, ощущала, видела, но не хотела принимать. Ей не верилось, как же так, только не сейчас, когда у нее вышло найти выход…как мог он покинуть ее?
Внутри был пожар. Он, обугливая ее легкие, грозился полностью уничтожить Ригель, а потом из него пламенем вырвалась такой мощи ненависть, что от нее распирало грудь. Это чувство застилало все: боль, потерю, отчаяние – она дышала этой эмоцией, срасталась с ней вместе.
У нее перед глазами предстало все: унижение, тетя, которая отказала ей в помощи, Самайн, который так жаждал ей обладать и который обещал дать новую жизнь.
И этот дождь, который будто бы оставлял синяки на ее теле – Ригель помнила это все и с каждым мгновением заставляла себя вспоминать упорнее.
И в душе ее родилась ярость, стирающая грани, а вместе с ней Ригель начинала видеть перед своими глазами Клариссу Сэлинджер. Если бы она помогла ей тогда, этого бы не было; если бы просто одолжила эти чертовы деньги, которые, по сути, украла у матери, то ей бы удалось спасти Маркуса. Он не лежал бы сейчас на мокрой траве с этими страшными глазами и синим лицом.
Ригель плакала, обнимая брата, цепляясь за его рубашку, зарываясь в нее носом. Все непролитые слезы, что в ней были, омывали ее щеки, а потом просто перестали. Механизм надорвался, обвалился с гулом в бесконечность, оставив пустоту. Ей было смешно: хохоча, она сильнее сжимала ткань в своих руках, морщась от боли.
После всего пережитого у нее в голове осталось только одно слово, оно заполняло ее сердце, отравляя кровь, и было это мщенье.
М-щ-е-н-и-е.
Она мечтала заставить Клариссу захлебнуться в боли, что сама испытывала. Лежа на груди мертвого брата, Ригель смеялась, представляя, как уничтожит ее, как втопчет в грязь. А потом Забини встанет, расправит плечи и заставит всех заткнуться. Они будут смотреть на нее с обожанием или ненавистью, испытывать противоречивые чувства, но никогда больше никто не посмеет задеть ее гордость.
Нет.
Ригель уничтожит каждого – безжалостно и беспощадно. Она отомстить за брата и воскреснет, как птица Феникс, откинув все свои чувства. Для нее больше ничего не существует, кроме мщения и выгоды, и Ригель будет жить только этими ценностями.
Захлебываясь от смеха, Ригель сжала кулаки, прикрыв глаза, со свистом вдохнув ртом воздух.
Да. После падения дорога будет одна, и ведет она только вверх, куда она непременно заберется и откуда ее больше не сбросит никто.
========== 11. Последняя игра ==========
Осторожнее, когда заключаешь сделку с дьяволом.
Он всегда приходит забрать своё.
***
Было шумно: музыка сливалась с разговорами людей, из-за чего Альбус чувствовал себя так, будто он переставал слышать и понимать, что происходит вокруг. Он смотрел на этих людей с лицемерными улыбками и сам не отличался от них, внимательно выискивая глазами, с кем ему стоило поговорить, а кто не достоин даже его минуты. Поттер уверенно делал карьеру в Министерской среде, выдвигая правильные, истинно отцовские лозунги, на которые покупались многие, а потом налаживал отношения со своими оппонентами, полностью погружаясь в эту лживую среду.
Альбус был счастлив. По крайней мере, он впервые не ощущал непонимания внутри себя и вообще перестал находиться только в своих мыслях – пред ним вдруг открылся мир больших возможностей, где выигрывают только отпетые мрази со стальными нервами, и он был таким. Ничто не могло побороть его жажду власти и стремления добиться высот.
– Милый, – Альбус дернулся, но тут же нацепил на свое лицо милейшую улыбку и загадочный, полный опасности и тайн взгляд. Женщины были так падки на его ауру, что он не мог этим не пользоваться. – Твоя сестра такая красавица!
Целиссия Гарвард улыбалась искренне, повиснув на его руке, а Альбус безразлично слушал ее восхищенные реплики, не желая даже вникать в нелогичный поток своей невесты. Все, что ему нужно было от нее – влияние ее отца и приданое, а сама Цили пролетала мимо всех его интересов, ему было глубоко все равно на нее. С какой-то стороны, Альбусу даже было жаль это наивное, капризное создание: она была так влюблена в него, смотрела такими горящими глазами и полностью подчинялась его воле. Дура. Таких он ненавидел больше всего, но ради мисс Гарвард делал исключение и прятал это чувство подальше.
– Да, – ответил он, ища взглядом Лили. Она была в длинном свадебном платье и улыбалась так счастливо, будто даже не верила, что можно быть настолько довольной собственной жизнью. Мысленно, Альбус ей аплодировал: Лили добилась всего, чего желала, переплюнув вековые устои Малфоев, и сегодня официально примерила эту фамилию.
А рядом с ней стоял отец, и у него, как и всегда, было меланхоличное лицо, которое сегодня окрасилось еще и печалью. Он так любил свою дочь, что расставание с ней казалось ему казнью, но надо было отдать должное, Гарри Поттер был на самой волне всенародной любви – три месяца назад он засадил мистер Кроусона-старшего, обвинив его в участии в мафии, предъявив доказательства, а также смог выбить имена и других лидеров. Правда, как считал Альбус, это были скорее пешки и как таковую мафию ему не удалось истребить, ведь она глубоко пустила свои корни, но спокойствие волшебников и их благодарность к семье Поттеров только играла на руку Альбусу. Он ни на минуту не жалел о том, что помог Ригель – это было выгодное действие для всех.
В груди что-то кольнуло, но Альбус лишь отмахнулся. Ригель была чем-то запретным, о ней можно было позволить себе мечтать только во время сна или убогого секса с Цили, представляя заместо нее Забини, думать, будто он ласкал ее тело и ловил стоны с ее губ. Эти карие глаза выжгли все его сердце, оставив после себя только пустоту и какой-то металлический привкус во рту. Они не виделись, у Ригель было все замечательно – ее пышная свадьба с Самайном была главной сенсацией начала лета, а заголовки долго еще пестрили подробными разборами ее платья.
Усмехнувшись, он опустил глаза, пропуская мимо ушей слова своей невесты, и почувствовал, насколько ему было хорошо: так бывает, когда какую-то тайную горечь пытаешься прикрыть несуществующим счастьем.
Все вокруг смеялись, звенели бокалы, и Альбус заметил, насколько довольно усмехался Драко Малфой: он уже видел, как много выгоды принес этот союз, и, видимо, обдумывал, на что именно ему стоит потратить весь потенциал сближения с Поттерами. Черт возьми, в этом зале были довольны все, но больше всех, он видел, Скорпиус и Лили, которые стояли немного в сторонке, обнимаясь и что-то говоря только друг другу. Для них ничто и никто не существовал, в их маленьком мирке никому не было места, и Альбус не мог не понимать этого их счастья, действительно радуясь за самых близких людей.
Где-то на окраине души он опять почувствовал потаенную скорбь, но, улыбнувшись, откинул ее прочь, не видя никакого смысла в грусти и меланхолии – жизнь слишком коротка, а у него столько планов, поэтому самобичеванию здесь просто нет места.
– Пойдем, может, поздравим их? – услышал он после того, как она настойчиво задергала его за рукав. Раздраженно сверкнув глазами, Альбус спокойно произнес:
– Конечно, почему бы нет?
Продвигаясь сквозь толпу, Альбус на мгновение услышал знакомый голос, но, оглянувшись, так и не смог найти его источник. Подумав, что, возможно, ему просто послышалось, он подошел к другу и пожал ему руку, похлопывая второй по плечу. Скорпиус усмехнулся, отвечая на рукопожатие, а затем лишь сильнее обнял Лили, приблизив к своему лицу. Они были так красивы и молоды, что у него на мгновение сперло дыхание.
– Мерлин всемогущий, вы просто потрясающе смотритесь! – затарахтела Цили, хлопая в ладоши. Лили улыбнулась ей снисходительно, пролепетав слова благодарности, а потом удрученно поджала губы, понимая, что словесный поток не прекратиться.
Среди этого грохота и слов, Альбус не мог добраться до самой сути, поэтому просто стоял и смотрел на своего лучшего друга, испытывая умиротворение. Все, что делало счастливой Лили, заставляло и его улыбаться, поэтому он широко смотрел на них, передавая глазами намного больше смысла, чем Цили словами.
Вдруг, мягко высвободившись из объятий Лили, Скорпиус, что-то прошептав на ушко удивленной жене, подошел к другу и отвел его в сторону, к бокалам с виски, предлагая выпить. Выцеживая жидкость и морщась, Альбус молчаливо смотрел на танцующие пары, ожидая слов Скорпиуса, но тот отчего-то тоже молчал.
– Ты выглядел таким унылым, что, знаешь, заслужил хорошенькую порцию пинков, – протянув наконец он, приподняв насмешливо брови. – Но так как я сегодня по-особенному добр, то просто предложу тебе выпивку.
– Да уж, спасибо за такую щедрость, – рассмеялся Альбус, покручивая бокал в руке. Все тело наполняла знакомая легкость, а голова размягчалась, мысли сбегали прочь.
– Удачная партия, но слишком уж пустое нутро. Кроме денег ничего в мисс Гарвард нет.
– А мне другого не надо.
– Уверен? – Скорпиус насмешливо приподнял брови, посматривая на друга искоса. – Надоест быстро.
– Уже, – спокойно ответил Альбус, облокотившись о стол. – Но меня это не волнует, после свадьбы я не буду с ней видеться часто. Максимум, что нас будет связывать, ребенок, но это непрочная связь, как ты знаешь.
Усмехнувшись, Скорпиус покачал головой в знак согласия. Он все еще иронично приподнимал свои темные брови, посматривая на Лили, и от его взгляда мог расплавится даже металл, так много в нем было нежности и в то же время необузданной любви.
– Мы пригласили чету Кроусонов, – резко и неожиданно, и если бы не его природная выдержка, то Альбус бы вздрогнул. – Ригель сверкает, как и всегда.
– Она здесь? – слишком быстро и эмоционально спросил он, из-за чего Скорпиус внимательно посмотрел на друга, и в этом взгляде вдруг появилось понимание. Мысленно чертыхнувшись, Поттер ругал себя за столь яркую реакцию и за то, что забыл, насколько наблюдателен и умен его друг.
– Да, возможно, – медленно протянув гласные, – ты даже успеешь переброситься с ней парой фраз.
Не думая о том, как жалко и глупо выглядело это для Скорпиуса, он резко поставил бокал на стол, устремившись в толпу. Только один раз…хотя бы одним глазком, но увидеть ее, рассмотреть это знакомое тело, этот надменный взгляд и красные губы. Вспомнить на мгновение нежность ее рук и нацепить на себя маску безразличия, но увидеть. Впитать аромат прямо в себя. Такое желание, единственно искреннее, горело внутри ярким пламенем, выжигая остатки своего «я».
Но ее не было. Остановившись, Альбус ударил со всей силой себя по лбу, ругая и бушуя внутри из-за его излишней эмоциональности. Что он делает, идиот? Зачем так рванул поспешно? Он же презирал все эти чувства и сентиментальность, так отчего сейчас готов был продать остатки собственной души за один только взгляд?
Зачем чувства брали над ним верх, когда разум работал так ясно?
Все то, что не поддавалось его власти, нужно было истреблять, уничтожать, но почему любовь была такой мощной? Откуда у нее такое влияние над его несуществующим сердцем?
Он стоял, готовый упасть, вспоминая тот последний вечер, когда дал зарок никогда не вспоминать и не искать встреч, но сейчас…готов был броситься на край пропасти и предать самого себя, но увидеть…увидеть…услышать.
– Здравствуй, Поттер.
Внутри все замерло. Этот голос, томный, пронзающий каждую клетку тела, он узнал бы из тысячи. Это была она, Ригель. Развернувшись, Альбус почти задел ее, потому что она стояла так близко, но и при этом так далеко, что у него сжималось сердце.
Ригель смотрела этими карими-глазами, в которых он видел треугольное солнце, и взгляд у нее был высокомерный, злой, и где-то на дне зрачков болталась какая-то печаль. В ней все было идеально: вычерченные губы, бардовое платье до пола и дорогие серьги со сверкающими от электрического солнца бриллиантами. В ней всей не изменилось ничего, но только губы больше не изгибались в улыбке. Они хранили дань какому-то внутреннему трауру, и он видел, по ее дрогнувшему левому глазу, по полуоткрытым губам, что Ригель вспоминала ту ночь и его.
Она не забыла, не смогла вычеркнуть из памяти и отказаться от чувств, но и подойти еще ближе тоже не пыталась. Ее жизнь принадлежала другому, безмерно влюбленному в нее идиоту, который уничтожит эту роскошную жизнь в миг, если Ригель пуститься в бездну.
Альбус это понимал. Он читал это по тоске в глазах.
Сил улыбаться и накидывать безразличие не было, потому что, когда сердце так дергалось в грудной клетке, трудно управлять собственным лицом.
Ему было тяжело, но уголок губ его дернулся, через секунду расплывшись в улыбке. Она повторила этот жест и только глаза, печальные и злые, были искренними на этом лице.
Сердце сжалось.
Игра окончена: она была восхитительной и захватывающей. Пора снимать доспехи и наслаждаться победой, но отчего-то не получалось. В выигрыше больше не было счастья, одна только выгода, и они намеренно предпочли такой исход.
Прикрыв глаза, Альбус усмехнулся иронично, но безразличие не хотелось клеиться на лицо.
– Давно не виделись, Ригель.
Игра окончена. И ты в ней проиграл самой главное, Альбус Северус Поттер.
Комментарий к 11. Последняя игра
Lost the game – two feet.
Запятая. Последнее, что будет здесь опубликовано, бонус, третий, последний, но написанный раньше всех. Однако после того, как я окончательно дописала работу, то поняла, что он как раз-таки конечный, ставящий точку.
Буду рада всем, кто оставит свое мнение, поделиться чем-то и даст толчок для того, чтобы работать дальше.
Спасибо всем, кто читал и комментировал. Для меня это было очень мотивирующе. Спасибо!
========== bones 3 ==========
Ты ведёшь себя так неестественно,
и это обернётся трагедией
лишь для тебя.
***
Трудно находится на вершине выдуманной иерархии и заставлять других думать, будто она реальна. Ежедневно цеплять на себя маску безоговорочной стервы и лидера, который свернет любую гору на своем пути – Ригель не раз думала, а стоит ли все эти представления таких усилий? Не проще ли бросить всю эту блажь и стать проще, менее строгой к себе? Но каждый раз она только старательнее вырисовывала помадой губы и прятала мешки под глазами.
Все знают, что мисс Забини – это чистые, идеально выглаженные рубашки, высокие каблуки и наигранный смех. Все видят то, что она так упорно выстраивала внутри себя, и никому, Ригель уверена, никогда не станет интересно, что скрывается внутри нее на самом деле. Никому нет дела до тебя настоящей, в особенности, если ты обычная пустышка без харизмы.
И она хорошо выучила этот урок, идя по жизни с высоко поднятой головой. В конце концов Ригель – ученица Слизерина, и ей простительны любые отрицательные черты. Право, это добавляет шарма.
Возможно, Ригель даже не могла иначе: она очень рано осталась без материнского взгляда, а отец, вечно занятой своими проблемами, мало проявлял участия в ее судьбе. С самого рождения Забини осознавала, что все, что она сможет добиться, исключительно в ее руках, и она никому не даст встать на ее пути.
Ей не нравилась тихая, безмятежная жизнь, в которой приходилось бы постоянно экономить и чувствовать презрительные взгляды. Нет, это она та, кто должен с высока бросать взгляды на окружающих; та, кто будет купаться в роскоши и внимании и ловить восхищенные взгляды.
И Ригель собственноручно затащила себя в рамки, постоянно улучшала и умело пользовалась своей красотой. Она прекрасно помнила про свою бабушку, у которой было семеро мужей и которая считалась самой красивой женщиной Магической Британии, и по праву пользовалась собственными генами. Забини знала, каким шармом обладала, а стоило только прибавить к природной красоте идеальный вкус и немного загадочности – все были у нее ног: кто-то от зависти, а кто-то от любви.
Свою совесть она выбросила на помойку сразу же и умело начала расставлять ловушки окружающим: воспользоваться знаниями одного, окрутить ради популярность другого, а третьего заставить возгорать от любви, игнорируя его глупые потуги…это было легко. Танцевать на чужих костях было даже забавно: Ригель время от времени поправляла волосы и улыбалась собственному отражению – она была великолепна и не хотела этого скрывать.
